"Баллада о предместье" - читать интересную книгу автора (Спарк Мюриэл)Глава 2Дикси с Хамфри только-только обручились, когда Дугал Дуглас поступил на службу в фирму «Мидоуз, Мид и Грайндли, фабриканты нейлонового текстиля» — небольшое, но растущее предприятие, как охарактеризовал его мистер Друс. В ходе беседы мистер Друс сказал Дугалу: — Мы чувствуем, что настало время специалисту-гуманитарнику внедрить у нас культуру. Индустрия должна идти рука об руку с культурой. Мистер Друс, мужчина массивный, до облысения был блондином. Дугал, бывший исполнитель роли Риццо в студенческой постановке пьесы о Марии, королеве шотландской, изо всех сил постарался принять подобающий вид: он угрюмо и страстно воззрился на мистера Друса, выставил правое плечо, и без того весьма искривленное от природы, и уперся локтем в стол, устрашающе скрючившись. Дугал в полной мере одарил мистера Друса своей улыбкой: он ухмылялся все шире, показывая оба ряда молодых белых зубов, и помахал кистями рук. Мистер Друс глаз от него не мог оторвать, и Дугал это понимал. — Я чувствую, что без меня вам не обойтись, — сказал Дугал. — Что-то подсказало мне это нынче утром, не успел я проснуться. — Так ли это? — сказал мистер Друс. — Так ли это? — Так мне кажется, — сказал Дугал, — но я могу и обмануться. — Видите ли, — сказал мистер Друс, — предупреждаю вас, что мы должны ознакомиться с другими кандидатурами и не можем в данный момент принять окончательное решение. — Вот именно, — сказал Дугал. При второй встрече мистер Друс прохаживался по кабинету, а Дугал сидел раскидисто, как араукария, и только глазами всюду следовал за мистером Друсом. — Законы индустриального мира покажутся вам жестокими, — сказал мистер Друс. Дугал изменился в лице и принял вид профессора. Он положил локоть на спинку стула и доброжелательно посмотрел на мистера Друса. — Мы учреждаем для вас новую должность, — сказал мистер Друс. — Собственно, кадрами у нас уже заведует мистер Уидин. Ему нужен помощник. Чувствуется, что у нас не хватает человека с кругозором. Мы чувствуем, что вас надо отдать под начало Уидину. Но большей частью вам придется работать самостоятельно, на свой страх и риск, — так мы чувствуем. Но, разумеется, вы будете под началом у Уидина. Дугал подался вперед и стал телерепортером. Мистер Друс остановился и посмотрел на него с удивлением. — Скажите, — промурлыкал Дугал, — а вы не могли бы в общих чертах определить круг моих обязанностей? — Целиком и полностью на ваше усмотрение. Мы чувствуем, что у нас найдется дело для специалиста-гуманитарника, который расширит кругозор нашим рабочим. Отличные люди, но чувствуется, что им не хватает кругозора. Расчет движений сделал на фабрике чудеса. Был тут у нас аспирант из Кембриджа, консультант по динамике труда. Выпуск продукции возрос на тридцать процентов. Он детально рассчитал движения, необходимые для выполнения того или иного производственного процесса, и разработал простейшие схемы, предполагающие минимальную затрату времени и энергии. — Минимальную затрату времени и энергии! — подчеркнул Дугал. — Минимальную затрату времени и энергии, — сказал мистер Друс. — Любое движение нашего рабочего теперь экономит время и силы, необходимые для работы на конвейере. Сами увидите — на фабрике всюду висит лозунг: «Силы и время сэкономишь — и конвейер не остановишь». — И конвейер не остановишь! — сказал Дугал. — И конвейер не остановишь, — сказал мистер Друс. — Как я уже сказал, эксперт был из Кембриджа. И чувствовалось, что кембриджскому выпускнику не место в отделе кадров. Мы чувствуем, что лично вам надо теснее связаться с рабочими или, выражаясь по-нашему, с персоналом; вам надо, знаете, быть в курсе. Но, конечно, законы индустриального мира покажутся вам жестокими. Дугал скособочился на стуле и уставился в окно на железнодорожный мост: теперь это был кривобокий деятель с кругозором. — В сердце индустриального мира, — сказал Дугал, — бурлит людская жизнь. И я стану деловито щупать массовый пульс и проникать в индустриальные глубины Пекхэма. Мистер Друс сказал: — Именно. Вы должны перекинуть мост через пропасть и протянуть руку помощи. Прогулы, — сказал он, — вот одна из наших проблем. — Наверное, им надоело работать, — сказал Дугал, на мгновение рассредоточившись. — Я бы не сказал, что надоело, — сказал мистер Друс. — Надоело — это не то слово. «Мидоуз, Мид» славится своим умением обращаться с рабочим персоналом. У нас уже имеется план повышения квалификации, план досуга и план наградных. Правда, у нас еще нет плана пенсионного обеспечения, плана браков или плана похорон, но это придет со временем. Мы представляем собой сравнительно небольшое предприятие, согласен, но мы растем. — Мне предстоит, — мыслил вслух Дугал, — исследовать их внутреннюю жизнь. Исследовать истинный Пекхэм. Надо раскопать духовный родник местности, ее величественную историю, прежде чем я смогу предложить нечто конструктивное. Мистер Друс выказал некоторое волнение. — Но только никаких гуманитарных лекций, — сказал он, собираясь с силами. — Мы это опробовали. Лекции имели мало успеха. Работники, то есть персонал, не любят возвращаться на фабрику после рабочего дня. Слишком много развлечений на стороне. А наша цель — стать единой счастливой семьей. — Индустрия, — возвестил Дугал, — имеет у нас славные традиции. Не так ли? И персонал должен осознать эти традиции. — Славные традиции, — сказал мистер Друс. — Да, это так, мистер Дуглас. Пожелаю вам успеха, и теперь мне хочется, раз уж вы здесь, свести вас с мистером Уидином. — Он нажал на столе кнопку и попросил в микрофон вызвать к нему мистера Уидина. — Мистер Уидин, — сказал он Дугалу, — не специалист по гуманитарной части. Но свое дело он знает вдоль и поперек. Отличные люди у нас в отделе кадров. Вы прекрасно поладите с кадровиками, если не будете наступать им на мозоли. Разумеется, есть еще Отдел благосостояния. Вам волей-неволей надо будет соприкасаться с благосостоянием. Но мы чувствуем, что вам надо самому изыскать свои пути и работать на свой страх и риск. Да, войдите, мистер Уидин, и познакомьтесь с мистером Дугласом, магистром искусств, — он у нас человек новый. Мистер Дуглас окончил Эдинбургский университет и займется изучением персонала. Одно дело — покупать провизию в центре, другое — в Кенсингтоне или Вест-Энде, и уж совсем третье — в пекхэмских переулочках, особенно если вы с виду молоды или неопытны. Завсегдатаи лавчонок Пекхэма кровно заинтересованы в том, что вы купите. Они заботятся, чтоб вас не надули. Иной раз задаются вежливые вопросы, как то: где вы работаете? Что у вас за должность? Как вы устроились? Сколько с вас берут за квартиру? Только ответьте — и вас оповестят, что платят вам прилично или что за квартиру с вас дерут втридорога, как оно иной раз бывает. Дугал зашел субботним утром в бакалейную лавочку и спросил кусок сыра. Рядом с ним перед прилавком стояли молодая женщина с детской коляской и женщина постарше, а за его спиной откуда ни возьмись обнаружился старик. Бакалейщик положил сыр на весы. — Не подсовывайте ему этот кусок, — сказала молодая женщина, — он запотел. — Смотри, сынок, что тебе подсовывают, — сказал старик. Бакалейщик убрал с весов кусок сыра и взял другой. — Вам так много совсем не нужно, — сказала женщина постарше. — Вам ведь только для себя? — Только для себя, — сказал Дугал. — Значит, вам надо спросить две унции. Отвесьте ему две унции, — сказала она. — Из Ирландии приехал, сынок? — Нет, из Шотландии, — сказал Дугал. — А я по говору думал, что он ирландец, — заметил старик. — И я тоже, — сказала молодая женщина. — А так на слух ирландцы вроде шотландцев. Женщина постарше сказала: — Век живи — век учись, сынок. Ты где устроился? — Да пока что снял комнату в Брикстоне. Вот ищу, нет ли чего поближе. Бакалейщик забыл свои огорчения и показал пальцем на Дугала. — Тут подальше, на Парковой улице, живет одна леди, фамилия Фрайерн; к ней вам и надо. У нее славные комнатки, вам подойдут. Сдает только джентльменам. А леди ни за что не сдаст, это уж нет. — Кто такая? — спросила молодая женщина. — Что-то я ее не знаю. — Не знаете мисс Фрайерн? — сказал старик. Женщина постарше сказала: — Она тут всю жизнь прожила. Этот дом ей от отца остался. Раньше они перевозкой мебели промышляли. — Дайте мне адрес, — сказал Дугал, — и я буду вам весьма обязан. — Берет она, по-моему, недешево, — сказала женщина постарше. — Как у тебя с работой, сынок? Дугал облокотился на прилавок так, что его кривое плечо искривилось еще больше. Он повернул к ней свою тощую физиономию. — Я поступил на службу в «Мидоуз, Мид и Грайндли». — Слыхали про таких, — сказала молодая женщина. — Приличная фирма. У Уэгорнов девчонка там работает. — Мисс Фрайерн берет за комнату шиллингов тридцать — тридцать пять, не меньше, — сообщила бакалейщику женщина постарше. — Включая плату за отопление и свет, — сказал бакалейщик. — Нет, уж извините, — сказала женщина постарше. — У нее счетчики висят по всем комнатам, я это точно знаю. Скажете тоже — включая плату! Не те сейчас времена, чтобы включать. Бакалейщик зажмурился, отвернулся от нее и открыл глаза, обратившись к Дугалу. — В общем, если у мисс Фрайерн есть свободная комната, то вам просто здорово повезло, — сказал он. — Сошлитесь ей на меня. — Кем работаешь-то? — спросил у Дугала старик. — В конторе, — сказал Дугал. — В конторе невелики заработки, — сказал старик. — Смотря у кого, — сказал бакалейщик. — Есть надежды на будущее? — спросила у Дугала женщина постарше. — Конечно, есть, — сказал Дугал. — Пусть идет к мисс Фрайерн, — сказал старик. — Ты не с военной службы? — спросила женщина постарше. — Нет, забраковали меня. — Куда ж ему с его увечьем, — сказал старик, показывая на плечо Дугала. Дугал кивнул и потрепал себя по плечу. — Это вам повезло, — сказала молодая женщина и расхохоталась. — Нельзя ли позвать мисс Фергюсон? — сказал Дугал. Голос на другом конце провода сказал: — Подождите. Сейчас посмотрю. Дугал стоял с трубкой возле уха и обозревал темные панели холла мисс Фрайерн. Наконец она подошла. — Джинни, — сказал Дугал. — Ах, это ты. — Нашел комнату в Пекхэме. Могу подъехать повидаться с тобой, если хочешь. Как?.. — Слушай, у меня тут молоко на плите. Я тебе перезвоню. — Джинни, ты как себя чувствуешь? Мария Чизмен хочет, чтобы я написал ее автобиографию. — Оно сбежит. Я тебе перезвоню. — Ты же не знаешь номера. Но она повесила трубку. Дугал оставил четырехпенсовик на телефонном столике и поднялся на самый верхний этаж дома мисс Фрайерн, в свою новую комнату. Здесь он уселся на пол среди пожитков, наполовину вываленных из саквояжа. Комнату украшала великолепная медная кровать. Такие кровати снова входили в моду. Но мисс Фрайерн этого не знала. Именно и только за этот предмет обстановки она принесла извинения; она пояснила, что кровать тут стоит временно и что скоро ее заменит односпальный диван. Дугал понял, что об этом ее благом намерении слыхивал не один новичок. Он заверил ее, что медная кровать с шишечками и балдахином ему как раз по душе. Только вот нельзя ли снять занавесочку? Мисс Фрайерн сказала, что нет, без занавесочки будет плохо, а скоро она поставит вместо кровати односпальный диван. Да нет же, сказал Дугал, кровать мне нравится. Мисс Фрайерн про себя порадовалась, что ей попался такой обходительный постоялец. — Она мне в самом деле нравится, — сказал Дугал, — даже больше, чем все остальное. Ему понравилось, что из двух окон виден небесный простор, а внизу — продолговатая лужайка у дома мисс Фрайерн и такие же лужайки у соседей; поодаль теснились садики при домах на другой улице, но эти уже заброшенные, заросшие, с кучами хлама и сарайчиками для мотоциклов; не то что у мисс Фрайерн и ее соседей — опрятненькие, с бордюрами, а иные и со шпалерными беседками. Он увидел дверцу высотой фута в четыре там, где стена сходилась с чердачным потолком. Он открыл ее и обнаружил глубокий стенной шкаф длиной во весь отсек. Пригнувшись, Дугал забрался в шкаф и выяснил, что он может там гулять почти в полный рост. Он обрадовался, хотя пещера была ему ни к чему, и начал раскладывать рубашки по ящикам темного комода. Он погладил скос потолка на уровне своей головы. Побелка осыпалась под его пальцами. Он спустился позвонить Джинни. У нее было занято. Линолеум в его комнате был сделан под паркет и глянцевито лоснился. На обширном пространстве пола островками располагались три вышитых коврика — два маленьких и один побольше. Дугал набросал понемногу одежды на каждый островок и протащил их по сияющему полу к гардеробу. Он отомкнул свою пишущую машинку и прибрал все вещи так, как это делала для него Джинни в его студенческие годы в Эдинбурге. Однажды, на последнем году тамошней жизни, они любовались на корабли в Литских доках, и она сказала: «Я, пожалуй, перегнусь через перила. Опять у меня с желудком не в порядке». Ее болезнь только начиналась, но он и тогда не выказал никакого сочувствия. «Джинни, все подумают, что ты пьяная. Выпрямись». Проболев немного, она прекратила называть его «кривуленком», озлобилась и стала называть «свиньей бесчувственной» и «гаденышем». «Тебя я люблю, а болезней терпеть не могу», — говорил он. Но в то время он иногда еще кое-как навещал ее в больнице. Он защитил диплом и прослыл в пивных легкомысленным, ибо не был националистом. Джинни на год перенесли защиту, и он провел этот год во Франции, а потом в Лондоне, где жил в Эрлс-Корте и вконец растратился, поджидая Джинни. Почти месяц он изо дня в день бывал в Челси, обхаживая бывшую актрису и певицу Марию Чизмен, которая в свое время выступала на пару с теткой Джинни. Наконец он поехал встречать Джинни на Кингс-Кросс и различил еще издали ее румяное скуластое лицо и прямые каштановые волосы. Они спокойно могли бы пожениться месяцев через шесть. — Мне снова придется лечь в больницу, — сказала Джинни. — На этот раз на операцию. Мне дали письмо к одному хирургу в Миддлсекской клинике. Ты меня будешь там навещать? — спросила она. — Нет, честно говоря, не буду, — сказал Дугал. — Ты же знаешь, меня к больным силком не затащить. Я. буду тебе писать каждый день. Она сняла комнату в Кенсингтоне, через две недели легла на операцию, выписалась в субботу и перед этим написала Дугалу, что ему незачем приходить к больнице ее встречать, и она рада, что он нашел работу в Пекхэме и занялся жизнеописанием Марии Чизмен, и надеется, что он многого добьется в жизни. — Джинни, я нашел комнату в Пекхэме. Могу подъехать повидаться с тобой, если хочешь. — У меня молоко на плите. Я тебе перезвоню. Дугал примерил новую рубашку и наклонил зеркало на туалетном столике, чтобы лучше себя рассмотреть. По-видимому, Пекхэм уже выявил в нем такое, что Эрлс-Корту и не снилось. Он вышел из комнаты и спустился по лестнице. Мисс Фрайерн вышла из своей гостиной. — Все ли у вас есть, что нужно, мистер Дуглас? — Мы с вами, — сказал Дугал, — заживем душа в душу. — У вас хорошо пойдут дела в «Мидоуз, Мид», мистер Дуглас. У меня бывали жильцы из «Мидоуз, Мид». — Зовите меня просто Дугал, — сказал Дугал. — Дуглас, — сказала она. У нее выходило «Доуглас». — Нет. — Ах, Дугал Дуглас. Зовут, значит, Дугал. — Правильно, мисс Фрайерн. Каким автобусом ехать от вас в Кенсингтон? — Это моя единственная тайная слабость, — сказал он Джинни. — Ничего не поделаешь, — сказал он. — До смерти ненавижу болезни. — Будь великодушнее, — сказал он, — будь сильнее. Будь настоящей женщиной, Джинни. — Пойми меня, — сказал он, — попытайся понять мой роковой недостаток. Он есть у всех. — Сейчас мне нужно прилечь, — сказала она. — Я позвоню тебе, когда буду себя получше чувствовать. — Позвони мне завтра. — Хорошо, завтра. — В какое время? — Я не знаю. Как-нибудь. — Послушать тебя — так можно подумать, будто ты со мной не жила, — сказал он. — Позвони мне завтра в одиннадцать утра. Ты к этому времени проснешься? — Хорошо, в одиннадцать. Он облокотился на спинку стула. Она не шелохнулась. Он томно улыбнулся. Она закрыла глаза. — Ты не спросила моего номера, — сказал он. — Хорошо, оставь свой номер. Он написал номер на клочке бумаги и возвратился на южный берег реки, в Пекхэм. Здесь, перед входом в распивочную «Утренняя звезда», дорогу ему пересекла облаченная в лохмотья Нелли Маэни. Она вопила: «Хвала господу предвечному и всемогущему, мудро распределившему дары свои, славному во праведниках и взыскующему справедливых». Когда Дугал заказал выпивку, к нему подошел Хамфри Плейс. Дугал вспомнил, что Хамфри Плейс, техник по холодильникам из «Морозильщика», — его сосед с нижнего этажа и что этим утром мисс Фрайерн представила их друг другу. Потом она сказала Дугалу: «Парень опрятный и на хорошем счету». |
|
|