"Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона." - читать интересную книгу автора (Грейвз Роберт)

ГЛАВА 10 Я соглашаюсь выйти замуж

Мое предчувствие, о котором я писала в последней главе, что раз уж тень господина Мильтона пересекла мою тропинку, то он вскоре появится передо мной сам, сбылось, да еще удивительным образом. Как-то утром в начале мая я после завтрака поднималась к себе в комнату, мой отец быстро пошел вслед за мной, взял меня за руку и пригласил к себе в кабинет. Он закрыл за собой дверь и заговорил со мной веселым тоном:

— Милое дитя, у меня есть для тебя хорошие новости!

— Сэр, ваши слова сами по себе хорошая новость для меня, потому что уже давно мне никто ничего не говорит.

— Ты права, — вздохнул отец. — Сейчас Его Величество отбыл в Йорк, чтобы сразиться с парламентом, он со всей страны собирает своих лордов и главных советников, и говорят, что королева отбыла за границу закупить оружие. Теперь положение для нашей бедной страны должно измениться. Вскоре родные братья станут колоть друг друга пиками и размахивать обнаженными саблями, словно сражаются с германцами. Сейчас партии-противники равны друг другу и настроены весьма решительно, думаю, что война затянется и будет очень жестокой. В Оксфорде обещали победу королю за три недели, но я могу сказать «Нет!». Юг и восток — самые сильные и богатые части королевства, объединились против Его Величества, ему там не подчиняется даже дворянство. Шотландцы, хотя и говорят, что довольны условиями, предоставленными им Его Величеством, но всегда были собаками и предателями и думают только о собственных интересах. Так что тому, кто выиграет битву, достанется разоренная страна. Так религиозные войны в Европе сделали пустынями процветающие прежде провинции и разрушили целые королевства.

— Сэр, — сказала я, — после столь печального предисловия к хорошим новостям, мне бы хотелось выслушать и сами новости.

Отцу стало неудобно. Он начал что-то смущенно объяснять, постоянно возвращаясь к сложностям настоящего времени.

— Моя дорогая, твоя мать и я стараемся высоко держать голову, но тебе известно, как сложно достойно содержать такое большое семейство. Сейчас приходится платить огромные налоги, в отношении крупных поместий все меняется, а у нас мало наличности. Разреши мне все тебе растолковать, потому что ты уже достаточно взрослая и можешь меня понять и посочувствовать отцу. Дело в том, что я не знаю, к кому мне обратиться насчет денег. Главный дом и все постройки, которые мы арендуем у Броумса, уже давно заложены господину Джорджу Ферсману, ты его знаешь, и он нам дал за это тысячу фунтов, которые я должен был вернуть еще два года назад, но у меня и в то время не было таких денег. Господин Ферсман становится все настойчивее. Конечно, чего еще можно ожидать от подобного человека. Будучи в сложном положении, я обратился к сэру Роберту Пайю Старшему, которому я должен триста фунтов. Он мне помог, и я выплатил господину Ферсману полностью всю сумму, а значит, я теперь должен сэру Пайю тысячу триста фунтов и еще сто фунтов процентов. Теперь наше именье заложено ему, а не господину Ферсману. Конечно, я предпочитаю быть должен десять фунтов рыцарю и джентльмену, чем десять — простолюдину и грубияну.

— Наверное, и я тоже, но не нужно забывать, что долг все равно придется возвращать, — заметила я.

Отец продолжал:

— Несколько лет назад я занял четыреста фунтов у господина Эдуарда Эшворта из Витли, и в качестве гарантии предложил ему наши фригольдерные земли,[32] но я не смог выплатить проценты и перед Рождеством, чтобы он не забрал у нас эти земли и дома, на что он имел полное право, я продал бедные земли в Уэльсе, которые достались мне по наследству, и получил за них сто фунтов, а еще триста фунтов занял у кузена сэра Эдуарда Пауэлла. Ему мне пришлось предоставить субаренду земли в Витли на двадцать один год. Итак, я выплатил господину Эшворту его деньги в январе, недвижимость осталась у меня, но я так и не смог выплатить ему проценты.

— Сэр, это, конечно, для меня новости, но я не могу сказать, что они очень приятные, — заметила я.

— Дитя мое, терпеливо выслушай меня, — сказал отец. — Если нам повезет, то мы с матушкой сможем удержаться на плаву. Твои братья — хорошие ребята, и они тратят меньше, чем другие сыновья наших знакомых, которые бьются из последних сил, чтобы послать их в университет. Но я все еще никак не доберусь до конца, и пока ты меня будешь слушать, вот тебе конфетка. Тридцать лет назад здесь жил старый помощник смотрителя леса в Шотовер. Он был папистом и очень гордым человеком, как он сам утверждал, и не желал никому кланяться. Он посмел сказать священнику в церкви, что было лучше, когда священники не имели права жениться, и что дети священников в глазах Бога являются ублюдками. Он вообще что говорил, то и делал. Три месяца он не появлялся в церкви, и его приговорили к штрафу в шестьдесят фунтов за его проступок, но он не сдавался, через несколько месяцев его снова оштрафовали на ту же сумму. И это было тяжелое наказание для йомена, зарабатывавшего двадцать фунтов в год. У этого человека по имени Дик Мелтон был сын, которого он послал учиться в Крайст-скул, и тот исповедовал новую религию, и по этой причине разошелся со своим отцом. Дик Мелтон лишил сына наследства, Джон отправился в Лондон, и, как мне стало известно, стал клерком у ювелира, а затем брокером и нотариусом, разбогател и стал хорошо жить. Он способен в музыке, сочинил мадригал, который был исполнен перед королевой Елизаветой в том же году, когда его упрямый отец был вынужден заплатить второй штраф.

— Сэр, — спросила я, — имеет ли отношения ко мне или к вам этот мадригал или штраф?

— Никакого, — ответил отец, — ты послушай меня. Нотариус-музыкант, Джон Мелтон, — спокойный, замкнутый человек, но не забывший свою бурную молодость. Его отец заявлял, что он — благородного происхождения и в качестве доказательства использовал старый прием, сказав, что их семейству не повезло в войне Йорков и Ланкастеров. Сын обратился с просьбой, чтобы ему утвердили герб, он его получил: серебряный двухголовый орел на красном фоне, и теперь это герб Миттонов, семейства хорошо известного в Шропшире. Всем известно, что, по крайней мере, в шести поколениях Мелтоны никогда не были Миттонами, но они иногда пишутся Милтонами. Компания нотариусов Лондона имеет двуглавого орла в качестве главной фигуры на гербе, и Джон Мелтон повесил этот герб над своей конторой на Бред-стрит. Решил, что имеет на это полное право. Я должен тебе признаться, что не нахожу тут геральдической подделки, потому что герольмейстер подтвердил герб Миттона сыну старого Дика Мелтона, а его внук, о котором я собираюсь с тобой поговорить, является джентльменом, хотя бы в одном поколении и у него хорошая родословная. Мелтоны живут в Стентоне и Бекли, люди приличные, хотя и не очень образованные. У них хорошая репутация, но тощие кошельки.

Я задала отцу вопрос, и он был вынужден кое в чем признаться, что ранее собирался скрыть от меня.

— Сэр, вы чем-то обязаны Мелтону, Милтону или Миттону, или их семейству? Почему вы мне их так сильно нахваливаете? Может, вы кому-нибудь из них должны деньги?

Отец глубоко вздохнул и сказал:

— Дорогое дитя, ты меня вынуждаешь к признанию. Ты права. Когда старый Дик Мелтон умер, он передал некоторые дома в Витли своему внуку в обход сына, чтобы показать, что он его все еще не простил. Внука зовут Джон, и его послали в университет в Кембридже, раньше он жил в Гортоне в Букингемшире. Он продал мне эти дома вместе с прилегающей к ним землей, и все это составило поместье, которое я затем заложил господину Эшворту, как я тебе уже рассказывал, а он отдал мне его в аренду. Этот внук запросил за землю и дома триста двенадцать фунтов, и я ему объяснил, что не могу выплатить эту сумму сразу. Девочка моя, я вижу, что ты уже съела конфету, поэтому не стану тебя утомлять излишними деталями. Все дело в том, что я так и не выплатил эти деньги, и теперь я ему должен пятьсот фунтов, — большая сумма, которая подходит под статью о продаже. И поэтому он сказал, что он первый, кто имеет право на мои земли и прочую собственность, и может в любое время стать владельцем моих домов и земель, пока я не рассчитаюсь с ним. Сейчас он молчит, но все может перемениться в единый миг.

— Это была очень непродуманная сделка, — вздохнув, заявила я. — Тем более, что остальные земли уже заложены другим людям.

Отец повесил голову и забормотал:

— Самое неприятное это то, что я не сообщил сэру Роберту Пайю об этой сделке, когда отправлялся к нему за помощью, побоялся, что, узнав все, он не пожелал бы мне помочь.

— Надеюсь, сэр, — сурово заявила я, — что вы мне, наконец, сообщите приятные новости, и они выпрыгнут на свет, как Надежда из ящика Пандоры в той старой легенде, когда все неприятности вылетели из ящика и сильно покусали ее.

Я пожалела тут же отца, потому что видела: еще чуть-чуть, и он разрыдается. Я взяла отца за руку и погладила ее:

— Папочка, не томите меня, скажите все самое страшное! Мне кажется, что вы решили выдать меня замуж за господина Джона Мелтона Младшего, так в Московии отец бросает из саней ребенка на съедение волкам, чтобы попытаться спасти остальное семейство. Может, вы еще скажете, что матушка не препятствует моему браку, если удастся завлечь в него господина Мелтона.

— Он очень приятный джентльмен, — заметил бедный отец. Он говорил быстро и тихим голосом, будто был школьником и пытался быстрее ответить заученный урок. — У него не очень большие доходы, но он славился в университете успехами в учебе. Теперь он известен в Лондоне, как писатель. Я сам читал его драму в стихах, которую он написал для милорда графа Бриджвотера. Эту драму разыгрывали в замке Ладлоу, и вся знать Шропшира отмечала, что это было чудесное представление. Что касается его прозы, это четыре-пять памфлетов по вопросам прелатства, то должен признаться, что я не разделяю его идей, но все написано весьма остро и отзывается в душах англичан. Твой дядюшка Джонс очень высоко ценит его. Между прочим, никогда не обращайся к нему, как к господину Мелтону, потому что ему это не нравится.

— Скажите, сэр, — прервала я отца, — должна ли я попытаться завлечь господина Мильтона, о котором, как оказалось, я кое-что слышала от его соседа по комнате в Кембридже, преподобного Роберта Пори, или он сам пожалует ко мне?

— Послушай, моя непокорная дочь, — улыбнулся отец, — не думай, что я тебя не люблю или пытаюсь с тобой хитрить. Джон Мильтон любит тебя и пришел к нам, чтобы просить твоей руки, как библейский Яков просил руки Рахили.

— Как он может меня любить, если ему даже неизвестно мое имя? — возразила я.

— Все очень просто, — ответил мне отец, — дядюшка Джонс пару недель назад отправился в Лондон, чтобы поделиться с господином Мильтоном своими впечатлениями о той книжке, которая тебе известна. Он прибыл в дом на Элдерсгейт-стрит, ему очень понравился господин Мильтон, и дядюшка рассказал ему, как в доме брата его жены, эсквайра Пауэлла, состоялся спор между его племянницей Мэри и племянником Ричардом. Ричард резко выступал против книги, а племянница ее защищала. Господин Мильтон, который поначалу весьма небрежно обошелся с дядюшкой Джонсом, вдруг спросил его: «Вы упомянули Мэри Пауэлл из Форест-Хилл? Молодую девушку с великолепными волосами?»

Дядюшка Джонс подтвердил, что это была ты, и поняв, что господин Мильтон хочет побольше узнать, начал тебя расхваливать. От Зары он узнал, что ты читала на английском языке поэму Мильтона и хвалила ее Джеймсу, а ему она не понравилась. Что это за поэма?

— Это пьеса в стихах, поставленная в Ладлоу, и мне не понравилось, как ее критиковал Джеймс. У него сложилось о ней весьма поверхностное мнение.

— И мне эта вещь нравится, — заметил отец, — но давай перейдем к делу. Когда господин Мильтон услышал, что тебе понравилась его поэзия, он пару раз кивнул и заметил: «Чудесно! Просто чудесно!»

Он сказал дядюшке Джонсу, что ему было бы интересно выслушать и спросил, не помолвлена ли ты. Дядюшка сказал, что, кажется, нет, что твоя мать и я очень переживаем из-за распущенных о тебе порочащих твое достоинство пустых слухов. Он сказал, что ему кажется, их распустил богатый молодой джентльмен, которого ты оттолкнула, когда он начал к тебе приставать. Дядюшка добавил, что может поклясться собственной головой, что ты невинна, и господин Мильтон громко захохотал: «Епископ Холл и его беспутный сыночек выдвинули против меня такие же фальшивые обвинения и даже их напечатали. Но что касается меня, то это стрельба из рогаток по крепкой башне, потому что всем известно, что я веду безупречный образ жизни. Кроме того, я — мужчина и могу защищать свою честь со шпагой в руках, коли возникнет подобная необходимость или с помощью пера, но девушке нечем очистить свое имя от грязи, я ей сочувствую».

— Значит, господин Мильтон запомнил меня, когда мы вместе с леди Гардинер встретились с ним в Вудстоке, а потом мне удалось побеседовать с королевой в Энстоуне, где были построены такие сказочные фонтаны?

— Именно так, и он об этом вчера сказал, когда, как было условлено, мы встретились в доме дядюшки Джонса в Сэндфорде. Он рассказал, что слышал твое имя, когда ты так смело представилась королеве, а потом с французского перешла на родной язык, и что ты тогда сообщила, что наш род ведет происхождение от старых принцев Уэльса.

— Я совсем об этом забыла! — заметила я.

— А он не забыл, и еще он до сих пор помнит, как почтительно, но без излишней робости ты вела себя с Их Королевскими Величествами. Он мне сказал, что это его сильно порадовало, и он решил, когда ты подрастешь, преложить тебе свою руку и сердце. Когда вы возвращались из Энстоуна, он последовал за вами следом и увидел наш дом, а затем поинтересовался у владельца харчевни, чей это дом.

— Какое странное стечение обстоятельств, — сказала я. — Даже не знаю, что сказать. Должна признаться, что мне, конечно, льстит, что такой уважаемый джентльмен желает взять меня в жены, и я не могу сказать о нем ничего плохого. Но, сэр, не считает ли вы, что я еще слишком молода, чтобы выходить замуж? Разве хорошо для женщины рожать детей, когда ее организм еще не окреп?

— Мэри, тебе исполнилось шестнадцать лет! В этом возрасте моя мать уже родила и похоронила двоих детей!

— Бедняжка! — воскликнула я. — Но она умерла во время родов, когда ей еще не было двадцати лет. Могу сказать только одно, ей не очень повезло!

— Твой дед ее обожал.

— Видимо, так. И доказывал это тем, что без конца делал ей детей! Но может, господин Мильтон станет относиться ко мне более бережно, если я его попрошу не завершать брачные отношения в течение некоторого времени?

— Но ты согласна на этот брак? — спросил отец, и его голос стал таким радостным.

— Сэр, по-другому и не могло быть. Я понимаю, насколько сложны ваши финансовые дела. Вы находитесь в безнадежном положении. И если я смогу спасти наше семейство от краха, то мой долг пожертвовать собой. Что касается лжи, возведенной на меня викарием, вы не изменили своего хорошего отношения ко мне и ни разу не упрекнули меня за то, что я вас поставила в неудобное положение своим непродуманным поведением, а продолжали меня любить, хотя злые люди сделали мое имя нарицательным. Хорошо, я покоряюсь вашему желанию с легкой душой. Я не обещаю любить господина Мильтона, потому что никому нельзя приказать любить кого-то. Но если он станет ко мне хорошо относиться, я тоже стану его уважать. Мне кажется, я прочитала достаточно его произведений и могу судить о том, какой же он человек, еще мне кажется, что мы вполне сможем ужиться. Мы — оба гордые люди и превыше всего любим свободу. Постарайтесь заключить с ним самые выгодные условия брака, как это было в случае с библейской Рахилью, но ничего мне не говорите. Меня не интересуют деньги, и я полностью вам доверяю. Я ставлю только одно условие, чтобы Транко отправилась вместе со мной, и мне кажется, что вы не можете мне в этом отказать.

Отец сердечно поблагодарил меня, добавив, что ему очень повезло с детьми. Он сказал, что Транко всегда будет рядом со мной. Потом я поинтересовалась, когда же я встречусь с женихом?

— Если хочешь, это можно сделать уже сегодня.

— Сэр, меня это устраивает, потому что днем мать собиралась пустить мне пинту крови и дать сильное слабительное, чтобы повысить настроение, как она сказала. Может, теперь она не станет этого делать?

— Я с тобой абсолютно согласен. Посмотри, дядюшка Джонс прислал тебе еще один памфлет, сказал, что он написан очень хорошо. Это новое произведение господина Мильтона.

Я покинула кабинет отца, у меня закружилась голова и пришлось присесть на сундук, стоявший у стены, и пока я там сидела, размышляла о том, что со мной случилось и почему я дала отцу положительный ответ. Мне казалось, что я была заколдована, отдала на откуп тело и душу и ничего не получу взамен. Я отбросила в сторону книгу, поднялась с сундука и отправилась обратно в кабинет. Я должна сказать отцу, что мне нужно подумать и что мой ответ был глупым и непродуманным. Мне следует ему объяснить, что я люблю дорогого мне человека и никогда не полюблю другого. Мне следует объяснить, что я защищала произведения господина Мильтона не из симпатии к нему, а чтобы поспорить с братьями, и что я к будущему мужу испытываю больше антипатии, чем симпатии, и что новым способом никогда не следует платить старые долги, а выходит так, что отец отдает меня за долги незнакомому человеку, как это делают турки или еще кто.

Но потом я поняла, что мне не хватит духа лишить отца последней надежды, которая держала его на плаву, как хлипкая дощечка удерживает матроса на поверхности и не позволяет ему нахлебаться соленой воды. Мне опять вспомнилась Долл Лик и то, что Мун подарил ей прядь волос. Я пожала плечами и снова уселась на сундуке, церковные колокола начали отсчитывать время еще одного дня.

Потом ко мне подошла Транко, сказала, что матушка ищет меня повсюду.

— Транко, я сейчас отправлюсь к матушке, но скоро меня уже здесь не будет, и она не сможет мною командовать.

Транко подняла руки к небу и воскликнула:

— Мисс Мари, вы меня пугаете! Вы заболели? Вы сказали, что «вскоре вас здесь не будет». Негоже так говорить молодой девушке, ведь сейчас весна!

— Да, весна и цветы. Цветы и весна! — воскликнула я. Господь уберег меня от обманчивых примул и фиалок, баранчиков и кукушкина цвета. Хоть бы эти колокола замолчали навеки, а то звонят так глупо: «Мы вдвоем! Нас двое!»

— Скажите своей Транко, что вас мучает? — умоляла она меня.

— Ничего, матушка-заморашка. Просто скоро меня отдадут замуж за господина Джона Мильтона из Кембриджского университета, поэта и эсквайра. Но пока это еще тайна, так что не разболтай никому мой секрет.

— Я не знаю этого джентльмена, — вскричала Транко, — и вы мне даже не намекали, что обменялись словом с этим господином Мильтоном.

— Ни с кем я ничем не обменивалась, но я должна выйти за него замуж.

Транко поняла, какое у меня было жуткое настроение и что меня больше ни о чем не следует спрашивать, и начала громко плакать и причитать, что я ее скоро покину. Я ей объяснила, что она отправится после свадьбы со мной, что я об этом договорилась с отцом. Транко вытерла слезы и пожелала мне большого счастья. Она начала щелкать пальцами от радости. Она всегда так делала, а меня это жутко раздражало, я ей пригрозила, если она раз щелкнет, то я не возьму ее с собой. Я опять встала с сундука и пошла искать матушку. Она увела меня в свою комнату и начала очень серьезно рассуждать о том, как ей тяжко и стыдно, потому что меня пытались оклеветать наши враги. Она меня спросила, готова ли я подчиниться и попытаться исправить свою ошибку?

Я засмеялась и сказала, что ей не следует еще больше расстраиваться от того, что только что наш отец, хотя он и выразил все другими словами, предложил мне выйти замуж за господина Джона Мильтона.

Матушка была поражена — отец поговорил со мной до нее, и она ужасно разгневалась. Я ее успокоила, сказав, что отец разговаривал со мной очень понятно и четко объяснил, почему я должна согласиться на этот брак.

— Дочь моя, я никогда не ожидала, что отец обладает достаточным красноречием и сможет тебя так быстро уговорить. Как ему удалось это? Дети, конечно, должны полностью подчиняться родителям, но признаюсь, если бы я была на твоем месте, то никому не удалось бы меня так быстро уговорить. Может, он тебя обманул, сказав, что господин Мильтон обладает огромным состоянием и благородным происхождением, прекрасно разбирается в политике и эклезиастике? Да? Может, он обещал тебе богатую жизнь?

— Нет, сударыня, — ответила я. — Он подробно рассказал мне о происхождении господина Мильтона и обещал мне скромную жизнь в доме на Элдерсгейт-стрит в Лондоне, добавил, что ему не очень нравятся произведения господина Мильтона. Но он сказал, что я должна помочь нашему семейству. Отец был настолько грустным, что я чуть не разрыдалась и обещала поступить, как положено послушной дочери. Я прошу только одного, чтобы со мной осталась Транко, потому что мне будет без нее очень одиноко, и если у нас что-то не заладиться, она сможет мне помочь.

Матушка похлопала меня по плечу.

— Ты умная девушка, понимаешь, что этот брак выгоден для всех нас. Мне совсем не известен этот человек, но ваш сумасшедший дядюшка Джеймс отзывается о нем очень хорошо. Он может зачать с тобой здоровых детей, и мне кажется, он станет тебя любить, надеюсь, он сможет лучше распоряжаться деньгами, чем твой бедный отец. Не стану от тебя скрывать, что считаю этот брак мезальянсом, но ты сама испортила пирог тем, что не закрыла дверь духовки, и поэтому тебе теперь придется довольствоваться хлебом, к тому же не из лучших сортов пшеницы.

— Как насчет Транко, сударыня?

— Господи, да забирай ты это добро с собой, — ответила матушка.

Пока моим младшим братьям и сестрам не стали ничего говорить о будущей свадьбе. Днем мы с матушкой отправились в Сэндфорд на повозке, отец и братец Джеймс сопровождали нас верхом. Тетушка Джонс встретила нас в маленьком домике с бедной обстановкой, в очаге даже не горел огонь. Она сказала, что дядюшка и господин Мильтон еще не вернулись из каменоломен в Хедингтоне. Они туда отправились, чтобы посмотреть на огромные кости, которые там обнаружили. В ожидании их приезда я читала новую книгу господина Мильтона, которую я уже начала утром. Мне попались рассуждения и похвалы мужской чистоте, там было написано: «Если распутство женщины — скандально и бесчестно, то в отношении мужчины это еще более бесчестно и неприятно». Из этого я вывела для себя странное заключение, что он будучи мужчиной тридцати трех лет еще не знал женщин! В другом отрывке я нашла ответ на выпад епископа Холла и его сына о том, что Мильтон старается с помощью собственного пера завоевать богатую вдову. Он ответил, что тот, кто это написал, ничего не понимает в жизни — «более того, добавлю, потому что я из тех гордых и скромных людей, кто предпочтет в жены невинную девушку, даже с небольшим доходом, но хорошо воспитанную самой богатой вдове, пусть это и грозит мне расстаться с многими „мечтами о богатстве“, как пишут обо мне эти господа». В книге содержалось еще много пассажей о его скромности. Но главным образом он ругал своих противников, превозносил парламент и возмущался выхолощенным каноном службы в церкви. Он заклеймил всех священников, как неграмотных и дурных личностей, и я обратила внимание на следующую фразу: «Он и не подозревает, где находится мое пристанище утром, а оно, как это и должно быть, у меня дома, я не сплю, а встаю и принимаюсь за дело — зимой часто звук колокола будит, призывая к труду и молитве, а летом можно подняться вместе с ранними пташками или чуть позже…»

«Что ж, — подумала я, — я ненавижу рано вставать. Интересно, будет ли он добрым мужем и станет для меня по утрам зимой греть молоко и добавлять туда сахар и корицу, чтобы мне легче было подниматься с постели».

«…чтобы читать умных писателей или чтобы их мне читали до тех пор, пока я не устану…»

Я прочитала это место вслух и спросила отца.

— Сэр, что это значит? Что за странные привычки у моего будущего мужа? Он что думает, что я стану подниматься с пастухами и читать ему до бесконечности?

Меня перебила матушка:

— Нет, дитя мое. Разве твой отец тебя не предупредил, что твой будущий супруг занимается учительством? У него есть двое племянников, и кажется, еще двое мальчишек, которых он учит. Верно, они ему читают, это входит в их занятия.

— Сударыня, вы меня успокоили. До завтрака я не переношу даже хороших авторов, не говоря уже о плохих.

Я продолжила громко зачитывать отрывки из книги:

«…затем проделать полезные упражнения, чтобы сохранить крепкое и здоровое тело, чтобы служить делу религии и свободы нашей страны, нужно быть твердым духом и крепким телом.»

— Господин Мильтон так пишет, что мне начинает казаться, что он проходит военную подготовку, — сказала я.

— Меня бы это не удивило, — заметил отец. — Городской артиллерийский полигон расположен недалеко от его дома, там офицеры каждый день проводят занятия по владению пикой и обучают военным маневрам.

— Проклятые разбойники, — закричала матушка. — Они предпочитают стрелять в офицеров Его Величества, вместо того чтобы унять язычников Ирландии.

Тетушка Джонс собралась было ответить, как мы услышали топот копыт на улице. Отец выглянул из окна и сказал мне:

— Дорогая, сейчас ты увидишь своего будущего мужа. Я хочу тебе дать совет — меньше говори и больше слушай.