"Арт-Джаз" - читать интересную книгу автора (Шаффер Антон)

Глава 18

Арт ошеломленно смотрел на лежащую перед ним тетрадь. Так это дневник человека, который в момент удара находился рядом с самим Красновым! Теперь ему стало понятно, почему ему дали прочесть эти записи – впереди было еще достаточное количество страниц, прочитав которые он должен понять, что за человек глава «ядерщиков». Вот, оказывается, как все. Значит, к роли шпиона его готовили чуть ли не с первых часов в лагере. Видимо, как только стало ясно, что «эвакуатор» накрылся, в голове Командующего (или Солдата? А, может, Кати?) созрел этот план.

Арт в очередной раз ощутил себя игрушкой в умелых руках кукловодов, которые тонко и изящно манипулируют им, подкидывая все новую и новую наживку, которою он охотно заглатывает.

Ему захотелось пройтись. Сидеть в тесной комнате наедине со своими мыслями было невыносимо. Отложив тетрадь, он встал из-за стола и вышел на улицу.

На поверхности жизнь продолжала бить ключом. Все куда-то шли, откуда-то возвращались, о чем-то разговаривали, смеялись. Они ко всему привыкли. Они жили в своей повседневности, где свинец небе с ядерными осадками – просто еще одна данность. Арту стало совсем тяжело – в глубине души он прекрасно понимал, что у людей просто нет другого выхода. Что им еще оставалось делать? Проклинать судьбу? Кончать с собой? Они выбрали жизнь. И уже за это одно стоит относиться к ним с уважением. И не просто жизнь, но жизнь в борьбе.

– Вышел воздухом подышать? – услышал Арт у себя за спиной. Он обернулся перед ним стоял толстячок Игорь. Вид у него был, как обычно, недовольный, но в глазах не было никакой злобы. Вот таким она был человеком – вечно на что-то сердящимся, но лишь для порядка, а не из-за того, что что-то его действительно раздражало.

– Да, что-то захотелось пройтись… – неопределенно ответил Арт, ожидая новой подачи от собеседника. И он ее получил.

– А там, – Игорь кивнул на «идеальный домик», – сейчас такие страсти кипят. Решают, как тебя лучше внедрить.

– А чего меня опять не позвали?– Арт почти крикнул эту фразу. Внутри у него все закипало. – Я тут что? Мальчик, которому сказали, он сделал?

– Ну-ну, не кипятись,– принялся успокаивать его Игорь. – Я тебе это, можно сказать, по секрету сказал, а ты на весь лагерь раскричался. Зачем тебе там сидеть? Обстановку ты все равно не знаешь – потом тебя подробно проинструктируют. Все правильно. И поверь, мальчиком тебя никто не считает. После того как ты дал окончательное согласие, Владимир стал к тебе относится с еще большим уважением. Так что расслабься, наслаждайся этой жизнью, насколько оно вообще возможно…

Игорь горько усмехнулся, а потом заглянул Арту в глаза и спросил:

– Слушай, Артем, а как там у вас? Расскажи…

– У нас? – Арт призадумался. – Даже не знаю, что тебе и рассказать…

– Да все расскажи, – загорелся Игорь. – Ты понимаешь, Артем, мне сейчас тридцать пять, то есть во время удара было десять. Ты много помнишь из этого возраста? Вот и я не очень. Сплошные обрывки. Конечно, остались в голове воспоминания о синем небе, ярком солнце, обычных днях, о родителях. Но все стерто, все смазано. Никаких ясных образов. Я много раз просил Владимира разрешить мне побывать там, у вас. Но ни разу он не сказал «да». То ли не доверяют, то ли еще что-то. Не могу понять. Но я здесь, Артем, задыхаюсь. И вся наша борьба… Нет, конечно она важна, кончено это смысл всей нашей жизни, но, понимаешь, Артем, даже если мы победим, небо-то от этого голубым не станет…

Арт слушал Игоря и сердце его наполнялось жалостью к этому несчастному, по сути, человеку. Он все понимал, так как и сам не мог представить, что больше никогда не увидит привычный, такой простой, в сущности, мир, который он так мало ценил. Нет, конечно, он ценил его намного больше, чем многие другие – хотя бы потому, что был художником, а потому фиксировал моменты жизни по зову души. Но души ли? Что, все эти заказы для иностранцев были работой для души? Были, но крайне редко. Вот, высотку на бульваре он рисовал для души, а не только ради денег. И чем это закончилось?

– Я, Игорь, все понимаю, – выдавил из себя Арт, подыскивая правильные слова. – Но я честно не знаю, как рассказать тебе о голубом небе. О солнце. Не знаю. Мог бы написать на холсте, но разве краски и холст передадут хоть что-то? Да, к тому же, картины у вас и так есть. Знаешь, если все получится, и «эвакуатор» будет наш, я постараюсь уговорить Командующего, чтобы он отпустил туда, хотя бы на пару дней. Я тебе обещаю.

– Да не отпустит, – в чувствах махнул рукой Игорь. – Не верит он мне. Боится, что сбегу.

– Сбежишь? -Арт заинтересовался. Теперь вопросы к Игорю были уже у него самого: – А что, были случаи?

– Были, – вздохнул Игорь. – Несколько человек осталось у вас. Мы пытались их отследить, найти, но так ничего и не вышло. Кроме одного случая. Один из наших после пары лет скитаний стал там у вас популярным писателем. Описал все, что тут у нас произошло, его издали – наши книгу во всех магазинах видели, а по Москве рекламу на каждом столбе. Прославился. Мы думали выкрасть его и придать здесь суду, а потом…

– Что потом?

– Потом я, видимо, и совершил ошибку, из-за которой сам никогда не попаду к вам. Я заступился за него. Кипишь был большой. Вопрос даже на голосование ставили. В итоге, большинство решило не трогать.

– И из-за этого…

– Да, я стал ненадежным. А знаешь, что такое стать ненадежным? Это значит навсегда забыть о том, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на ваш мир. Нас таких здесь немного, но я не один. Меня после этого случая даже хотели из руководящего состава Сопротивления выставить, но люди поддержали. Вот Владимир меня и терпит.

Все новые и новые стороны жизни лагеря Сопротивления открывались Арту. Внешне доброжелательная атмосфера дружбы и согласия, оказывается, имела не самую приятную изнанку. Среди бойцов существовало некое разделение на своих и не совсем своих – ненадежных. Более того, даже в руководстве Сопротивления не все было так благодушно и безоблачно.

– Не боишься, что расскажу о твоих жалобах Владимиру или Солдату? – Вопрос Арт задал из чистого любопытства. Конечно, он бы не стал рассказывать об этом разговоре ни одной живой душе. Но для себя он сделал определенные выводы.

– Не боюсь. Боюсь другого – чтобы тебя не использовали и не выкинули за ненадобностью на свалку. Нет, они благородные люди, у них есть совесть, но превыше совести у них интересы дела. Ты как сам думаешь, после того, как ты, допустим, приволочешь им «эвакуатор», они тебя отпустят с миром? Разрешать туда-сюда мотаться?

Такого поворота разговора Арт не ожидал. До этого момента он как-то и не ставил под сомнение своего возвращения, в случае, если он решит, что ему это надо. А так как надо, то и разговоров никаких быть не могло.

– Игорь, но ведь Катя спокойно возвращалась!

– Катя была повязана здесь по рукам и ногам, дрогой Артем. Ее держал Арсений. Он-то всегда возвращался, а его оставить она не могла. Так что ее и одну туда к вам спокойно отправляли. А что тебя держит здесь? Сам догадаешься? Или все же подсказать?

Арт догадался – особо большого ума для этого было не надо.

– Вот именно, – подтвердил его догадку Игорь. – Вместе вас никто туда не пошлет. Никогда. Это эффект цепи – каждый последующий оказывается связанным с предыдущим. Я не знаю, намеренно ли это было сделано или получилось случайно, но схема работает. И вот что я тебе скажу…

Но договорить Игорь не успел. К ним подошли два человека, рядовых бойца, которым срочно требовалась помощь Игоря в проработке какого-то маршрута.

– Потом договорим, – бросил Игорь и ушел с сопротивленцами.

Арт снова остался наедине со своими мыслями. А поразмыслить было над чем. Неспроста Игорь начала весь этот разговор. Но насколько можно ему верить? А, может, это все проверка? Проверяют его – не поддастся ли он уговорам всяким, не откажется ли. Или же у Игоря есть свои планы?…

Арт побрел обратно в Катькин домик. Ему очень захотелось продолжить чтение. Может дневник Краева прояснит хоть что-то… Хотя, веры в это у Крылова было мало.

«Дневник Ивана Краева

28 марта 1984 года

Прошла ровно неделя с последней записи. Все идет так, как я и предполагал. Продукты на исходе. Дышать тоже становится все сложнее – уже было несколько обмороков. Продолжать сидеть в бомбоубежище – значит обрекать себя на медленную смерть. Надо что-то предпринимать.

Вчера полночи решали этот вопрос с Игнатом. Он за то, чтобы открыть те две двери, о которых я писал в прошлый раз. Что за ними? У нас одни лишь догадки. Там может быть еще одно помещение. Или просто тупик. Или, не дай бог, выход на улицу. Тогда точно конец.

С утра разговаривали с людьми. Некоторые против того, чтобы открывать двери. Кто-то все еще надеется, что вот-вот придет помощь, и нас вытащат отсюда. Все разговоры о том, что никакой помощи не придет, так как наверху не осталось ничего живого, воздействия не имеют. Это уже помешательство.

Будем открывать.

Сейчас Степан ищет подходящий инструмент – по подвалу раскидано много чего, но, видимо, придется использовать лом и топор – щиток с противопожарным инвентарем прибит к стене.

Честно говоря, не могу сказать, что испытываю страх. Смерть и так слишком близко. Она уже здесь, в этом бомбоубежище. И там, за дверью, через которую мы сюда попали. Возможно, она притаилась и за одной из двух дверей, которые мы собираемся открыть. Какая разница?

Игнат тоже абсолютно спокоен. Сидит, перебирает свои рисунки, рассматривает – словно хочет на всякий случай посмотреть на них, если все же нам суждено умереть.

Степан тоже держится молодцом. Выполняет все указания, но слишком возбужден. Похоже, он все еще воспринимает все происходящее как некую игру, не особенно осознавая, чем эта история может закончиться. Может, оно и к лучшему – не самая плохая смерть. Я тоже был бы не против умереть играючи. Есть только одна проблема – я уверен, что открыв эти двери, мы не умрем.

Все. Пора. Степан принес инструмент и теперь стоит у меня над душой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Остальные (сорок два человека, из которых четвертая часть – мужчины!) скучковались у дальней стены, в ужасе глядя на нас. У некоторых из них в руках свечи. Женщины начинают читать какие-то молитвы – этого еще не хватало.

Игнат убирает рисунки в сумку. Значит, и мне пора заканчивать запись. Следующая заметка – уже по ту сторону одной из дверей.

Мне не страшно.

Мне совершенно не страшно».