"Пир" - читать интересную книгу автора (Спарк Мюриэл)

8

Возможно, не было во всем Лондоне ничего симпатичней, чем прелестная любовь Харли Рида и Крис Донован. Оба считали, что брак для них только все бы испортил, и, конечно, не ошибались. Харли был и отдаленно не так богат, как Крис. Будь он мужем, он бы комплексовал, ощущая себя младшим партнером, а так вопрос — больше, меньше — вообще отпадал. Крис, со своей стороны, чувствовала себя моложе при таком положении дел, замужем она уже побывала и привыкла всегда иметь рядом мужчину, с которым можно поговорить, разделить компанию, но теперь она была вдова, богатая притом, и ей нравилась роль холостячки, благо под боком был Харли. С ним она никогда не скучала. Он здорово от нее зависел, она материально его поддерживала в карьере; он, между прочим, был не великий художник, как-то он чересчур был мыслитель, чтобы стать полнокровным, истинным живописцем, хоть и не то чтоб он был великий мыслитель, — скорее, интересный человек, не лишенный таланта. Связь его с Крис длилась семнадцать лет, и все у них шло как по маслу ко времени задуманного званого ужина, продолжавшего ряд званых ужинов, какие они задумывали и давали.

— А помнишь, — сказал Харли, — тот ужин, какой был у нас... пятнадцать, что ли, лет назад, да?.. Когда та девица, откушав, встала и, воздев руку к небу, призвала на нас благословение Божие? Потрясающее представление.

— И был же чилийский посол, — сказала Крис. — Ты-то не видел его лица, а я видела.

— Видел я его лицо, видел. Но как же ее звали?.. — задумался Харли.

— Беатрис... Беатрис... Уэйдемакер. Нет, Рейдемакер. Да, дочка того Рейдемакера, помнишь?

— Угу. И дело ж было в семидесятых, в середине семидесятых, в моду вдруг опять вошло боговдохновение. Встала и говорит: «А теперь, я считаю, пора помолиться Господу, дабы он всех нас по очереди благословил». И давай всех нас выкликать поименно, помнишь?

— Нет, только некоторых. Очевидно, имен не знала. Но руки возлагала на всех поголовно.

— В сущности, — заключил Харли, — в ее образе действий не было ничего преступного.

— Ты так считаешь? Но если я правильно помню, тогда тебе это понравилось не больше, чем мне.

— Тогда — конечно, тогда — конечно, — Харли не спорил. — Но теперь, оглядываясь назад, говоря абстрактно, — был элемент отваги в этой девице. Интересно, куда она подевалась...

— А я не могу восхищаться религией, которая вгоняет в краску и расстраивает людей. Кто спорит с тем, что она говорила, вот только время и место были не очень удачно выбраны.

— Совершенно согласен. — Харли улыбнулся, потом прибавил: — Боже, какой это был кошмар.

— Ну правда же? Конечно, есть эта притча в Библии, насчет того, что кого-то там посылали на распутья, чтобы созвать гостей. Там у хозяина не заладилось что-то, никто к нему не хотел идти[13]. Интересно, а если бы нам так?

— Выйти на улицу и приставать к каждому встречному: приходите на ужин. Арестовать могут.

— Может, будет еще группа студентов, — вслух размышляла Крис. — Такие, не дотягивающие до среднего класса. Поинтересней и понеожиданней, чем высший класс.

— Ты, наверно, права, — сказал Харли, он в прошлом знавал студентов. — Может, они не отличаются тонкостью застольных манер, зато скорей вызывают симпатию и с ними куда веселей.

— Да, и вот у меня, — раздумывала Крис, покуда утекал лениво воскресный день и дождь хлестал по стеклам, — низшие классы всегда вызывают больше симпатии: когда я перебираю прошлое, то кухарок, зеленщиков и портних вспоминаю с большим теплом, чем моих светских знакомых. Билл был богат, конечно, и муж прекрасный. Я тосковала по Биллу, когда он умер. Но то же любовь была, это разница. Я говорю про симпатию.

— Ну да, — сказал Харли. — Вот, например, этот ужин: я с теплом отношусь ко всем, кто приглашен. То есть, почти ко всем. Я едва знаком с Хелен Сьюзи, а с Маргарет Дамьен вообще почти незнаком, и все равно эта Маргарет из головы у меня не идет со своими угрожающими зубами и своей этой философией для бедных родственников — Les Autres.

— А ты бы ее нарисовал, — предложила Крис.

— Я за последние годы ни одного портрета не написал. Разучился, наверно, — сказал Харли, но без особой уверенности, так что Крис показалось, что он, может быть, и не прочь переспать с Маргарет. Крис и не подумала обижаться. У самой у нее была интрижка с одним французским дирижером, она с ним почти каждый раз встречалась, наезжая в Париж; у нее там квартира, он оставался. Но настоящая жизнь у нее здесь, с Харли, а у него — с ней.

— Хильда уверена, — сказала она, — что Уильям не случайно заметил Маргарет, она сама все это подстроила.

— У Хильды преувеличенное представление об обаянии сына, я должен сказать, — проворчал Харли.

— Ну почему, на брачном рынке он должен котироваться. Она все, почти все оставляет Уильяму. Он старший сын. Все ему пойдет, получит после Хильдиной смерти. Она сочла, что так будет лучше. Сама мне говорила. Так что, не скажи. Наживка для девушки.

— Долгонько ж придется им ждать. Хильда цветет. Она будет жить вечно.

— Дай-то бог. Но она на самом деле волнуется из-за этой своей невестки. Как-то подозрительно, что они встретились во фруктовом отделе «Маркса и Спенсера» совершенно случайно. Может, и правда, она его околпачила. Может, заранее нацелилась на него.

— Послушай, — сказал Харли, — ну заговорила она с ним. Он не обязан был отвечать, не обязан знакомиться. Между прочим, ты хоть себе представляешь, что весьма редкие из нынешних юных пар сперва дожидались, когда их друг другу представят?

— Да знаю я все это, знаю. Но Хильда же моя старая подруга, Харли. Она говорит, как-то все было странновато в Файфе во время свадьбы. Хоть вроде бы и не придерешься.

— Ну, это Шотландия. Там все семьи странные, очень странные.

— Хильда говорит, — Крис вела свое, — что они в общем-то уж не такие и странные. Даже как-то чересчур все у них тютелька в тютельку.

— Она считает, что они охотятся за ее деньгами, за ее сына деньгами. Позволь тебе заметить, — объявил Харли, — вы, богатые дамы, вечно все меряете на деньги. Вас послушать, так можно подумать, вам не хватает средств. Вечно вы рассуждаете, кто на ком женился и каков капитал.

Крис спорить не стала, хоть обвинение было не очень-то справедливое. Она могла обсуждать очень много разных других интересных вещей, что обычно и делала. И только сказала:

— Но это же так увлекательно, Харли, нет, ты только подумай, хоть отдаленно себе представь, — а вдруг против молодого человека и его матери плетутся козни. Сам ведь говоришь, эта Маргарет странная.

— Странная, да. Очень странная даже.

Было время выпивки. Сопряжение понятий в беседе стало несколько сложным. Он сетовал, что весь день даже близко не подходил к мастерской.

— Воскресенье же, — утешала она, будто это хоть что-нибудь объясняло.

Он туманно оглядел каминную полку.

— Обожаю Армию спасения, — заметил он без видимой связи с предшествующим.

— Крем «Нивея», — сообщила Крис, потягивая водку с тоником, — это у меня как мадлены у Пруста[14]. Только потому им и мажусь. Исключительно дорог как память.

— А знаешь, — вспомнил Харли, — у этих шампанских виноделов, в семье Ферранди, одного из кузенов жена угробила, жахнув по голове бутылкой шампанского своей же собственной марки. Эти французы дико тяжелые бутылки делают. Для шампанского, в частности.

— Хелен Сьюзи и Брайан точно будут, — сказала Крис. — Интересно, сколько продлится их брак?

Люк в это воскресенье наведался к Крис по поводу своей работы официантом на предстоящем ужине. К ее удивлению, он явился с цветком, единственным долгоствольным большущим желтым георгином.

— Как это мило с вашей стороны, Люк, — сказала она, — просто восхитительно.

Она с ним беседовала в уютной гостиной — на самом деле такой буфетной при кухне.

— Вы ведь, кажется, аспирант искусств? — сказала она.

— Нет, истории, мэм. Прохожу аспирантуру в Лондонском университете.

— Я так восхищаюсь вами, американцами, что, пока учитесь, не брезгуете грубой работой.

— Привычка, мэм, — стараемся, пробиваемся собственными силами. Не надеясь только на гранты. И часто я даже удовольствие получаю. И потом, в конце концов, это ж окупится — богатейший опыт, видишь столько разных семей, столько разных домов.

— Вас порекомендовал Эрнст Анцингер, друг мистера Рида. С вашей стороны очень любезно, что согласились нас выручить. Я думаю, вы отличный официант, будет чем похвастаться, когда вы возглавите кафедру истории в престижном университете. Эрнст называет вас Люком. Как прикажете вас называть?

— Просто Люк, — сказал Люк.

Крис пленила его улыбка, смуглая красота, раскованность. Она подумала: «Гораздо приятней было б видеть его в числе гостей за столом, чем нанимать официантом».

Он ей поведал, как это водится у молодежи с ее беспорядочно широкими планами, что намерен поехать в Китай, как только дела позволят, в Южную Америку, в Северную Африку, в Россию, — возможно, учиться или преподавать. Турция, Ближний Восток. И не то что одно за другим, а все сразу — «этим летом».

Вошел повар с Маврикия, Корби, маленький, юркий, с виду лет тридцати, как и было ему, на ходу надевая колпак, завязывая тесемки фартука. Завязал и подал ладонь Люку.

— Хоспис в данный момент отсутствует. Но он в курсе, что вы придете помогать.

— Хорошо, — сказал Люк.

— Вы, наверно, знаете этих Сьюзи, — сказал Корби с некоторой величавостью. — Лорда и леди Сьюзи?

— Ну, слышал, — сказал Люк.

— Я вас оставлю, вы разговаривайте, — сказала Крис. — Значит, до восемнадцатого.

— Чего налить? — спросил Корби. — Пива? Чашечку кофе?

— Спасибо. Ничего не надо. Хоспис — это дворецкий?

— Ну, дворецкий. Дворецкий, в общем-то не очень он дворецкий, когда под ним нет штата прислуги и рядом нет экономки. Это как генерал без армии. Из нас и взвода не наскребешь. Но у Хосписа образование дворецкого. Лично я обучался в Берне и в Лионе.

— Я хотел бы повидать Хосписа, — сказал Люк. — До этого ужина.

— Э, чтоб на стол подавать, это не обязательно. Столовую я сам покажу. Значит, слыхал про Сьюзи? Они тут будут на ужине.

— Надо знать интересных людей, — сказал Люк. И прибавил: — Мне пора. Может, я еще завтра как-нибудь заскочу, послезавтра, повидать Хосписа. Какое время удобней?

— Пять часов, — сказал Корби. — Пять часов для всех и всегда самое удобное время. Проведя, вот как я, чуть не три года в Лионе, такое уж будешь знать.

— Ладно, — сказал Люк, — запомню. Кажется, Анцингеры тоже будут на этом ужине, знаете их?

— По имени, — сказал Корби. — По имени. Хоспис их видел, конечно. Еще тут в списке — Дамьены. Мультимиллионеры. То ли муж с женой, то ли мать и сын, точно не скажу.

— Ну пока, Корби, — сказал Люк.

— Пока, Люк.

Простились они ненадолго, ибо Люк вошел черным ходом в пять часов на другой день. Он застал Хосписа и под тем предлогом, что хочет ознакомиться с точным расположением подсобного стола и буфета в столовой — прямо-таки репетиция, — смог получить куда более детальную информацию о гостях, чем получил от Корби.

— Люди по фамилии Сьюзи, — сказал Хоспис. — Лорд и леди. Потом люди по фамилии...

— Вроде их уделали, этих Сьюзи, — сказал Люк.

— Можно сказать, — сказал Хоспис. — Это те люди, к которым они залезли. Они были наверху, спали все время, не то чтоб из Лондона отбыли, хоть и планировали, но они все подчистили, кроме одного пункта. — Люка, кажется, ничуть не смущала столь разная соотнесенность местоимения «они». Он, очевидно, знал, кого имеет в виду Хоспис. — Они, — продолжал Хоспис, гордо высясь в синей гостиной Крис Донован, — оставили на стене картину раннего Фрэнсиса Бэкона, а взяли какое-то зеркало. Идиоты. У них был один багажник, они, говорят, хотели, чтоб влезло. Они, когда увидели, что ограблены, не нарадовались, что картина цела.

Повар Корби сунулся в дверь столовой.

— Шеф? — сказал Хоспис.

— Нет, я ничего, — сказал Корби.

— Я тут разъясняю нашему юноше, — сказал Хоспис, — рельеф местности в связи с предстоящим ужином.

— Небось не банкет, — сказал Корби.

— Банкет не банкет, — сказал Хоспис, — а для меня это повод. Я выкладываюсь по всякому поводу.

— Думаю, я разберусь, — сказал Люк.

— Ему надо знать, кто есть кто за столом, — объяснил Хоспис повару.

— Зачем это? — удивился Корби. — Каждому по тарелке, тарелки небось одинаковые. Если только кто на особой диете.

— Я разберусь, — сказал Люк, явно нервничая.

— Раз вы считаете, что вы разберетесь, зачем вам понадобилось возвращаться для встречи со мной? — проговорил Хоспис очень холодно, очень надменно. — Мистер Корби, будьте так любезны.

— Чего? — сказал Корби.

— Позвольте мне как следует объяснить нашему юноше его обязанности в соответствии с особенностями приглашенных персон.

— Это еще зачем, — сказал Корби. Однако же ретировался. Миссис Донован и мистер Рид ценили Хосписа, они уважали его надменность. Такие манеры в дворецком дорогого стоят, они на вес золота, такие манеры.

— Ну вот, — продолжал Хоспис, когда убедился, что повар не услышит, — еще одна пара будет в это время на ужине и, стало быть, вне дома — по фамилии Анцингер.

— Я знаю Анцингеров. Элла дает мне работу. Это она меня сюда и послала.

— Их местоположение?

— Подходящее. Но ничего особенного. Не стоит рисковать со знакомыми.

— Мистер Роланд Сайкс. Холостой. Денежки водятся. Вещички могут представлять интерес. Еще молодожены, по фамилии Дамьен. Да, вы провентилируйте у вашего начальства насчет этих Дамьенов. Мамаша — мультимиллионер. Точно не знаю, но, кажется, тоже будет иметь место на ужине. Если она представляет интерес, а как ей не представлять интерес, дайте знать. А я вам список адресов предоставлю.

Люк выступал всего-навсего в роли осведомителя. Сначала он в самом деле просто помогал на банкетах, по найму — от обслуживающих фирм или частных лиц. И он в самом деле был аспирантом современной истории. Но пару месяцев назад, на загородной шикарной свадьбе, к нему подошел другой официант.

— Хорошо бы, — говорит, — иметь списочек этих гостей и их адресочки. Все сегодня долго не будут дома. Такой списочек на уйму денег потянет.

Люк было растерялся, но живо сообразил что к чему. Загрузил поднос шампанским и апельсиновым соком, готовясь циркулировать с ним по залу. Посмотрел на своего напарника, окинул взглядом сотни гостей.

— Денежная публика, — сказал Люк.

— Ну! — сказал напарник из-за покрытого белой скатертью столика. Там он специальным обслуживанием занимался. «Виски с содовой, сэр? Это мы мигом. Какой марки?»

В ту субботу, после загородной нескончаемой свадьбы Люк на машине вернулся в Лондон вместе со своим новым дружком, тот велел называть его Гарнет. Пошли в клуб поесть и расслабиться. Там и узнал Люк про точные цены, какие положены за список с хорошими именами — пусть там даже одно имя будет, — тех, кто присутствует на банкете и, значит, сейчас не дома. Люку с Гарнетом и еще кой-кому из самых верных людей в компании, хвастал Гарнет, плата гарантирована, даже пусть и не пригодятся те имена. «Сплошь да рядом, — откровенничал Гарнет, — дело пахнет керосином. Слуги, сторожа, собаки. Сигнализации хитрые. Эти сигналы — они прямо в полицию идут, в доме не слышно, чтоб полицейские успели замести дураков. Нас не касается. Или, например, в последнюю минуту кто-то взял и не пошел на банкет. Не наша забота. К нам не относится. Даешь список — имеешь деньги. И все под честное слово, учти, все устно, чтоб улик никаких. С такой свадьбы, например, я скажу, списочек грандиозные деньги стоит. Ну, кто-то уже подсуетился, ясное дело. Но даже, я скажу, пусть будет и дубликат, список есть список, и хозяева раскошеливаются. Любят поощрять. Щедрые, я скажу.

Как и предсказывал Гарнет, они были щедры с Люком. Он слишком был далеко от поля действий, чтоб чувствовать угрызения совести. Элла и Эрнст, так сказать, головой ручались за Люка. Запирать ничего не считали нужным, когда в доме Люк. И были правы. Они понятия не имели, как Люк процветает.

— Люк, у меня есть друг, художник Харли Рид, а его спутница жизни — очаровательная Крис Донован. Они устраивают званый ужин. Мы там будем. Не пожертвуешь ли своим вечером, чтоб помочь за столом?

— Возможно, — сказал Люк. — Надеюсь, я буду свободен.

Элла сделала вывод, что он, конечно, не откажется от этой работы. Он никогда не отказывался.

Вот только эти часы, эти страшно дорогие часы их заставили призадуматься, хоть думали они оба неправильно, тотчас дружно придя к заключению, что Люк получил эти многотысячные часы в оплату сексуальных услуг.

Хелен Сьюзи писала своей подруге, дочке Брайана Сьюзи: