"Литературный манифесты от символизма до наших дней. Имажинизм" - читать интересную книгу автора (Джимбинов Станислав Бемович)И. ГРУЗИНОВ ИМАЖИНИЗМА ОСНОВНОЕ* * *Основа литературной школы, как и всякого направления в искусстве, принцип формальный: определенный творческий метод. Принцип тематического объединения — сельская поэзия, урбанизм, пролетарская поэзия — случайный второстепенный элемент литературной школы, так как прежде всего поэт есть мастер. Для поэта, как и для всякого мастера, прагматически существует только форма. Дело воспринимающего находить содержание в произведении искусства… Методом имажинизма в поэзии является композиция образов, фоном для которой служит творческая интуиция, творческий инстинкт мастера. Важно не одно только количество нагроможденных в беспорядке образов, как это часто бывает у наших многочисленных последователей и подражателей. В произведениях наших вместо механической смеси образов — их химическое соединение, некий организованный сплав. Для иллюстрации один пример из химии. Формула сернистой кислоты H2SO4. Прибавьте один атом кислорода, получится H2SО4 — формула серной кислоты. Как видите, только от одного лишнего атома кислорода получилась серная кислота, тело, обладающее иными качествами, чем сернистая кислота. Итак: количество при известных условиях переходит в качество. Нечто подобное наблюдается и в области поэзии. Стихи Л. Пушкина, стихи символистов или футуристов построены как ряд силлогизмов, как рассуждение или повествование с определенной фабулой. Случайное присутствие нескольких образов в стихотворении не изменяет основы его. Основа, представляющая из себя логическую цепь или развитие определенной фабулы, совершенно иная, чем в имажинистической поэзии. Итак: имажинизм — явление новое по существу. Поэзия имажинистов по своей форме близка к некоторым новейшим частушкам русским и татарским. Сходство заключается в том, что ряд впечатлений внешнего мира и ряд внутренних переживаний фиксируется слагателем частушки без всякой логической связи. Эти разрозненные лепестки и клочья листьев объединяет определенное лирическое волнение поэта, вовлекая их в сферу свою. Иллюстрирую татарскими частушками: Или: Как видите, здесь тот же алогизм, как и в поэзии имажинистов. Кроме того, поэзия имажинистов насыщена до предела образами, в частушках такой насыщенности не наблюдается. Основное в поэзии — композиция образов. Весь прочий материал поэзии — эвфонию, ритм — мы считаем второстепенным, подчиненным композиции образов. Естественно, мы отвергаем существующий метр и ритм… Ритм должен выявлять соответствие и взаимоотношение образов. Определенная, в течение многих столетий сложившаяся строфика не только не обязательна, но убийственна для поэта. Для каждого произведения следует найти особое, свойственное духу данного произведения строфическое настроение. Произведение, созданное в тех строфических формах, какие поэт изобрел для данного словесного организма, живой цветок Произведение в форме сонета или рондо — цветок гербаризированный. Едва заметное музыкальное касание одного слова о другое дает воспринимающему больше, чем фанфары старых точных рифм. Особым покровительством имажинистов пользовались до сих пор рифмы составные и обратные, рифмы и ассонансы на разноударные слова. Значительное внимание уделяется также амебам, которыми изобилуют наши стихи. (Очевидно, автор имеет в виду амебейную композицию стихотворных произведений, основанную на параллелизме, повторении тех или иных его значимых частей (строк, полустиший и др.), образов. — Ред.) Из существенных свойств современной поэзии с неизбежностью вытекает смерть глагола: поэзия образна, глагол безличен, поэтому глаголу нечего делать. Иногда в конструкции фразы глагол отсутствует, и вы чувствуете только аромат отсутствующего глагола. Или ощущаете привкус глагола, которого не существует в языке, который следует еще изобрести. Есть уже несколько произведений, написанных без единого глагола. Глагол у имажинистов в роли жалкого приживальщика: если он присутствует, его почти не замечают. Отсутствует — о нем мало беспокоятся. И только иногда, в хорошем расположении духа, считают нужным снизойти до него… В имажинизме природа лирики совершенно изменилась. Лирика утратила старую форму: песенный лад и музыкальность. Лирическое волнение, как текучая лава по выходе из вулкана — души поэта, застывает: рождается образ. Появился новый вид поэзии — некий синтез лирического и эпического. Чистая лирика, как понимали ее раньте, умерла. Эпос давно умер. Кризис драмы окончился ее смертью. Жива только лирика. Есть только новая форма лирики. Эпос и драма, если они хотят жить; должны найти новые формы. Мы предвидим в общих чертах те формы, какие примет новый эпос и драма. Эпос следует вбросить в прозу. Причем в прозе главное — это развитие фабулы сложной и многообразной. В прозе характер события или героя выявляется в процессе головокружительной кинематографической смены фактов… В драме слово должно играть второстепенную, чисто служебную роль. Следует дискредитировать торжество литературы в театре, слово подчинить свободному жесту актера… Отдаленный источник формы подлинного драматического искусства: русская народная драма и commedia dell'arte. Вещи, чуждые друг другу, вещи, находящиеся в различных планах бытия, поэт соединяет, одновременно приписывая им одно действие, одно движение. Рождается многоликая химера. Отвлеченное понятие облекает в плоть и кровь: выявляется образ нового существа, которое предстает, как видение, как галлюцинация осязания. Преследует вас, как «безумья пес». Поэт и жизнедатель, и убийца: он сам выбирает или тот, или другой путь. Мечтой художника химеры взнесены на высоту. И в тишине и в холоде безлюдья они окаменели. Мы, имажинисты, сбросили с высоты каменных химер, и вот они в дневном свете корчатся на городской площади, удивляя и шокируя зевающую толпу… Beщи мира мы принимаем только как материал для творчества. Вещи мира поэт пронизывает творческой волей своей, преображает их или создает новые миры, которые текут по указанным им орбитам. Поистине имажинизм есть совлечение покровов со слова и тайны. И то, что обычно мыслится как призрачное, мистическое, потустороннее — в имажинистической поэзии освещено светом единого мира, напоено «животной неизреченностью»… Все чувства наши обострены до крайних пределов и смешаны. Одно чувство переходит в другое: возникают какие-то новые возможности восприятия, иная сфера переживаний. Так, у С. Есенина ощущение солнечного света переходит в осязание: У А. Кусикова изощренное восприятие уходящего дня: А Мариенгоф на слух воспринимает городскую темь: У В. Шершеневича восприятие ландшафта на вкус: У И. Грузинова — касание света и звука как двух родственных стихий, проникновение одной стихии в другую: Имажинизм — поэзия космическая. Ощущение космического нудит и повелительно требует установить отношение к самой отдаленнейшей из звезд, установить отношение к самому отдаленнейшему болиду, блуждающему в небесных полях… Осознаю себя как звено, соединяющее прошедшее с будущим, как зерно, прорастающее из земной почвы настоящего в небо будущего. Мною эстетически изжит Город хамов и мещан. Я не могу эстетически оправдать тот Город, перед которым преклоняются Верхарн, Уитмен или Маринетти. Я, современный поэт, одержим соблазном ока, тем соблазном ока, о котором говорил Учитель и, на исходе второго тысячелетия, Уолтер Патер. Для моего изощренного зрения невыносима дикая смесь красок и линий современного Города. Этот лупанарий красок и линий следует подчинить воле художника и поэта. Канаты из бурой копоти и дыма, канаты, за которые подвешены к облакам фабрики и заводы, следует рассеять колоссальными веерами цвета небесного шелка. Но не о тишине афинской говорю я, не о тишине древней Эллады говорю я. Античное, христианское, западное узко мне. Мы, имажинисты, зачинатели новой эпохи в искусстве и жизни, мы вестники духовной революции, вестники небывалого цветения душевно-духовных сил человека, человека как цельной творческой личности. Мы такие же вольные и великолепные, истонченные и разбойные, как деятели эпохи Возрождения — Луиджи Пульчи, Пьетро Аретино, Бенвенуто Челлини. Мы исходная точка наступающего Ренессанса. |
||
|