"Мифы советской страны" - читать интересную книгу автора (Шубин Александр Владленович)

Очерк шестой Зачем Сталин устроил голод?

Отстранив от власти талантливого экономиста Бухарина, Сталин резко повысил плановые показатели роста промышленности и одновременно развернул наступление на наиболее хозяйственные слои деревни. Эта политика подорвала сельское хозяйство и вызвала голод, в результате которого погибло более 10 миллионов человек. Поскольку Сталин известен как величайший злодей в истории, уничтожение этих миллионов было специально им запланировано, чтобы наказать крестьян и особенно украинцев за сопротивление коммунистическому режиму.

Правда, курс Сталина привел к возникновению передовой промышленности за четыре года. Таким образом, за эти деяния одни считают Сталина величайшим преступником, а другие – величайшим героем.

Каковы в действительности были мотивы политики Сталина во время Первой пятилетки? Можно ли было добиться быстрой индустриальной модернизации иначе? Каковы были результаты Первой пятилетки? Почему были такие большие жертвы голода. И сколько людей все-таки погибло от голодной смерти в это время?

Разгромив правых, Сталин сделал ставку, от которой уже не мог отступить. Его напряженный план индустриализации должен был сработать, иначе – политический крах, а, учитывая нравы того времени – и гибель.

XVI партконференция 23-29 апреля 1929 г. приняла «оптимальный» план пятилетки. Все накопления НЭПа предполагалось разом «ухнуть» в Пятилетку. Так что если что-то «не сойдется», экономическая катастрофа неминуема.

Если за время НЭПа капиталовложения составили 26,5 млрд. руб., то теперь планировалось 64,6 млрд., при этом вложения в промышленность повышались значительно быстрее — с 4,4 млрд. до 16,4 млрд. руб. 78% вложений в промышленность направлялись на производство средств производства, а не потребительской продукции. Это означало изъятие огромных средств из хозяйства, которые могли дать отдачу через несколько лет. Промышленная продукция должна была вырасти за пятилетку на 180%, а производство средств производства — на 230%. 16-18% крестьянства должно было быть коллективизировано, а большинство крестьян, кому новая форма жизни не подходит, будет жить как раньше, и даже лучше. Производительность труда должна была вырасти на 110%, зарплата — на 71%, а доходы крестьян — на 67%. Процветание виделось прямо за горизонтом — надо только поднапрячься. В результате, как обещала резолюция конференции, «по чугуну СССР с шестого места передвинется на третье место (после Германии и Соединенных Штатов), по каменному углю — с пятого места на четвертое (после Соединенных Штатов, Англии и Германии)»[313]. Качество продукции при этом в расчет не принималось, партийную элиту завораживали цифры валовых показателей. Сельское хозяйство должно было расти на основе подъема индивидуального крестьянского хозяйства и «создания общественного земледелия, стоящего на уровне современной техники»[314], то есть, говоря иными словами: количество колхозов не может превышать количество тракторов. Зачем объединять крестьян, если не для совместной эксплуатации техники. Сталин знал, что есть принципиально другие мотивы, но пока молчал. План представлял собой компромисс позиций Сталина и Бухарина. Но реальность 1929 г. заставит отказаться от компромиссов.

Снабжение городов должно было стать строго нормированным. Ни грамма продовольствия мимо задачи индустриального рывка.

В августе 1929 г. в СССР была введена карточная система. Вопреки всем данным ранее крестьянам гарантиям в июне 1929 г. принудительная продажа “излишков” была узаконена. Количество этих “излишков”, изъятых государством, оценивается в 3,5 млн. т. в 1929 г.

Еще в июле нарком внешней и внутренней торговли А. Микоян писал Г. Орджоникидзе по поводу хороших видов на урожай: «И страну выведем из затруднений, и наших правых друзей оставим в дураках». Но взять выращенный хлеб оказалось непросто. И в сентябре тот же Микоян писал Молотову: «Все говорят об августовских хороших заготовках, умалчивая о начале сентября, когда всюду, где я был, произошло падение заготовок»[315]. Как и следовало ожидать – крестьянин не отдавал хлеб.

Сталин решил, что больше ждать нельзя. 7 ноября он выступил со статьей «Год великого перелома», в которой утверждал, что «оптимальный вариант пятилетки… превратился на деле в минимальный вариант пятилетки», что удалось достичь коренного перелома «в развитии земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию… в недрах самого крестьянства…, несмотря на отчаянное противодействие всех и всяких темных сил, от кулаков и попов до филистеров и правых оппортунистов»[316].

Эти оптимистические строки не раскрывали смысла происходящего. В секретных письмах и директивах Сталин предлагал снимать с должности и предавать суду председателей колхозов, продающих хлеб на сторону. В этом и заключалась необходимость коллективизации для осуществления напряженных планов индустриализации — создать послушную систему управления каждым крестьянином, получить возможность брать весь хлеб, оставляя крестьянину лишь минимум.

Пленум ЦК 10-17 ноября сделал новый шаг в ускорении индустриального скачка и коллективизации, темп которой превзошел «самые оптимистические проектировки»[317]. Из этого следовало, что и остальные цифры пятилетки можно пересматривать во все более оптимистическом духе. Теперь уже признавалось, что можно создавать колхоз безо всякой техники. Для обслуживания нескольких колхозов создавались машинно-тракторные станции (МТС). Благодаря этому колхозники превращались в батраков государства, технически полностью зависимых от государственной структуры. И не только технически.

«Первая пятилетка» – это план. Но то, что хозяйство в 1929-1932 гг. развивалось по плану – это миф. Руководство страны поощряло нарушение плана в сторону увеличения, что в итоге порождало хаос.

На это обратил внимание Р. Конквест: "Целью было "перевыполнение", и премию получал директор, который даст 120% нормы. Но, если он добивался такого перевыполнения, то где он брал сырье? Оно, очевидно, могло быть добыто только за счет других отраслей промышленности. Такой метод, строго говоря, вряд ли может быть назван плановой экономикой".[318].

Одни отрасли вырывались вперед, за ними не успевали другие. Директора бесчисленных строек конкурировали в борьбе за ресурсы. Они разбазаривались, торопливое строительство при постоянной нехватке квалифицированных рабочих и инженеров приводили к авариям. Эти катастрофы объяснялись “вредительство буржуазных специалистов” и тайных контрреволюционеров. Если одни руководители производства отправлялись на скамью подсудимых, то другие получали премии и повышения за способность в кратчайшие сроки построить “гиганты индустрии”, даже если для них еще не были построены смежные производства. Чем был вызван этот отказ от планомерного развития? Во-первых, Сталин понимал, что у государства нет средств для одновременной модернизации всех отраслей, и «оптимальный» план в этом отношении был уступкой бухаринской «эклектике», призывам наступать сразу во всех направлениях. Задачей этого периода было наращивание приоритетных отраслей под видом фронтального "подъема промышленности", выявление тех кадров, которые способны добиваться выполнения даже самых абсурдных задач. Главное внимание (финансирование, снабжение и т.д.) оказывалось 50-60 ударным стройкам. Для них же осуществлялся массированный ввоз машин из-за рубежа. Во-вторых, уже выступление Сталина 7 ноября 1929 г. показывает: что-то кардинально изменилось. И дело не только в тайных замыслах Сталина – он вынужден был бросить «до лучших времен» часть строек, чтобы спасти важнейшие. Около 40% капиталовложений в 1930 г. пришлось заморозить в незавершенном строительстве.

Что случилось? Индустриализация требовала огромных затрат и на ввоз техники, и на поддержание минимального жизненного уровня рабочих, занятых как на самих стройках, так и на добыче сырья для них. Вроде бы берегли каждый рубль, а вдруг – такое распыление средств.

Сталин, который диктовал плановые цифры, вдруг требует пересмотра их в сторону резкого увеличения, но при этом часть показателей воспринимаются всерьез, а часть - нет. Обычно, это связывают с волюнтаризмом и произволом вождя, человека недалекого и авантюристичного. Однако в другие годы Сталин не проявлял подобного авантюризма. При решении этой проблемы исследователи обычно упускают то обстоятельство, что в капиталистическом мире как раз в это время разразился кризис перепроизводства, Великая депрессия. Конъюнктура мирового рынка резко ухудшилась. Ресурсы резко подешевели. Этого не могли предугадать ни Сталин, ни советские плановики. Все расчеты, на которые опирался Сталин, рухнули. Страшные пророчества Троцкого о том, что строительство социализма обусловлено состоянием мирового рынка, оказались суровой правдой. Перед Сталиным встала простая альтернатива: или провал, фактическая капитуляция перед правыми, либо продвижение ускоренными темпами через критическую экономическую полосу, форсирование экспорта и, следовательно, — наступления на крестьян, строительство лишь части запланированных объектов, чтобы можно было предъявить партии хоть какие-то осязаемые успехи и заложить хотя бы основу дальнейшего промышленного роста. Но и для этого следовало резко увеличить поставки хлеба государству.

Известно, что Сталин признал: в ходе коллективизации были «перегибы». Уж очень она была радикальной, наломали дров. Сталин отмежевался от «перегибов», и сталинисты принялись искать других виноватых. Антисталинисты не доверяют Сталину. Как опытный преступник он специально все организовал, а себе придумал алиби. Мол, я против «перегибов» выступал.

В декабре 1929 г. план коллективизации был пересмотрен и предусматривал вовлечение в колхозы 34% хозяйств к весне 1930 г. Были намечены 300 районов сплошной коллективизации с посевной площадью 12 млн. га. Нормы ноябрьского пленума 1929 г. перекрывались вдвое. Но и эти предложения Наркомзема показались Сталину недостаточными, темпы коллективизации были увеличены. Основную массу крестьян предполагалось загнать в колхозы уже за первую пятилетку. 5 января было принято постановление ЦК, по которое ставило задачу: «коллективизация… зерновых районов может быть в основном закончена осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.»[319] Низовое партийно-государственное руководство бросилось выполнять новые директивы. Тут или пан, или пропал. А сверху подстегивали. 10 февраля 1930 г. Сталин публично торопил "товарищей свердловцев" с коллективизацией, чтобы кулаки не успели "растранжирить" свое имущество. «Против «растранжиривания» кулацкого имущества есть только одно средство — усилить работу по коллективизации в районах без сплошной коллективизации»[320]. Даже расставаясь с самостоятельностью, крестьяне наносили создававшимся колхозам удары, "пуская по ветру" свою собственность. Особенно тяжелые, длительные последствия имел массовый убой скота. Производство мяса на душу населения еще в 1940 г. составляло 15-20 кг. в год (в 1913 г. - 29 кг.).

Для того, чтобы заставить крестьян превратиться в колхозников, государство прибегло к испытанному во время Гражданской войны средству – «раскулачиванию». При этом под раскулачивание часто попадали не только зажиточные крестьяне, но и середняки и даже бедняки, которых в этом случае называли "подкулачниками". Государство осознавало экономические издержки раскулачивания, но политический успех — разгром крестьянской «верхушки» был важнее. Экономике предполагалось помочь, используя «кулаков» в качестве рабской рабочей силы. Массы "раскулаченных" направлялись на "стройки пятилетки".

Естественно, что наступление на крестьянство вызывало сопротивление, выливавшееся в волнения и террористические акты. Размах движения был грандиозным. Секретарь Центрально-черноземного обкома И. Варейкис сообщал: «В отдельных местах толпы выступающих достигали двух и более тысяч человек… Масса вооружалась вилами, топорами, кольями, в отдельных случаях обрезами и охотничьими ружьями»[321]. Только в 1930 г. произошло более 1300 волнений, в который приняло участие более 2,5 миллионов человек. Это — огромная масса. Если бы из нее удалось сформировать армию, то власть большевиков рухнула бы. Но этого не произошло.

По мнению Н.А. Ивницкого, события января-февраля 1930 г. означали «начало гражданской войны, спровоцированной советским партийно-государственным руководством»[322]. Но в том-то и дело, что гражданская война не началась. Гражданская война — это раскол общество на две и более частей, каждая из которых имеет собственное руководство, руководящее вооруженной борьбой против других частей общества. Можно говорить о расколе общества в 1930 г., но никакого общего руководства, которое продержалось бы хотя бы эти критические месяцы, восставшие не имели. Налицо были все предпосылки гражданской войны кроме одного. «Нам вождей недоставало».

Конечно, волнения быстро и жестоко подавлялись. Под пулями гибли тысячи крестьян. Поэтому на тысячи волнений приходились десятки восстаний. Но ни одно из них не продержалось долго — ничего подобного, как во времена Махно и Антонова, не случилось. В этом есть некоторая загадка — при большем размахе волнений гражданская война не разразилась. Почему десятки восстаний, которые не удавалось подавить сразу, все же не смогли разрастись? Смысл раскулачивания как раз и состоял в массовом уничтожении крестьянского актива, всех, кто имел опыт и волевые качества для организации партизанского движения. Сталин бил на опережение, создав условия для того, чтобы деревенские маргиналы и коммунисты вырезали или выгоняли из деревни крестьянскую «верхушку».

В условиях высокой социальной мобильности 1917 - 1929 гг., когда представители правящей элиты имели многочисленных родственников и знакомых в низах общества, недовольство, вызванное коллективизацией, было особенно опасно. На это прямо указывает одна из крестьянских листовок того времени: "А тем временем эти царьки натравляют класс на класс, а сами в мутной воде грязь ловят, да насилием в коллективизацию заводят. Но не придется ярмо надеть на крестьян обратно, потому что все крестьянство в одной атмосфере задыхается, а также и наши дети в Красной армии понимают, что их ждет дома голод, холод, безработица, коллектив, т.е. панщина"[323].

Чтобы избежать социального взрыва, руководство ВКП(б) решило временно отступить в борьбе с крестьянством, санкционировав знаменитую статью Сталина "Головокружение от успехов" от 5 марта 1930 г. Эта статья и последовавшее за ним постановление ЦК были использованы для укрепления авторитета верхов партии, разоблачивших "перегибы" на местах: "ЦК считает, что все эти искривления являются теперь основным тормозом дальнейшего роста колхозного движения и прямой помощью нашим классовым врагам"[324]. Крестьяне волной двинулись из колхозов, которые накануне письма Сталина охватывали 56% крестьян СССР. Летом в колхозах осталось 23,6% крестьян.

Через несколько месяцев все эти "злоупотребления" были возобновлены. Да и в своей статье Сталин давал понять, что в деле коллективизации наметилась лишь передышка – генсек призывал "закрепить достигнутые успехи и планомерно использовать их для дальнейшего продвижения вперед"[325]. Движение не заставило себя ждать, возобновившись через несколько месяцев.

Интересно, что и в наши дни встречаются наивные авторы, которые всерьез воспринимают критику Сталиным силовых методов коллективизации. Мол, Сталин ждал, пока крестьяне придут в колхозы добром, а злые коммунисты гнали их туда силой. Из этой сказочной схемы можно выводить миф о Сталине как враге коммунизма. Ю. Жуков утверждает, что «Сталину пришлось срочно корректировать обозначившийся курс, не только не отвечавший его взглядам, слишком левый, явно утопичный, но и не соответствовавший реальным условиям»[326]. Вот оно как. Не углядел Сталин – несколько месяцев как обозначилась тенденция утопическая, а он только по весне спохватился. А с чего пошла тенденция-то? Оказывается, в 1929 г. «возродились прежние утопические воззрения, подогреваемые статьями Зиновьева и Ларина надежды, что результатом первой пятилетки станет создание экономической базы социализма, а второй – коммунизма»[327]. Вот она, беда-то откуда пришла. Зиновьев и Ларин, статьи пишут, подогревают надежды на построение социализма в ближайшее время (напомним, Сталин их как раз критиковал за то, что они отрицали возможность построить социализм в одной стране). А вот Сталина, бедного, тогда никто не читал. Ни его статьи о «годе великого перелома», где Вождь и провозгласил «слишком левую утопическую тенденцию», ни его указаний о наращивании плановых показателей. И только в марте 1930 г. Сталин «вдруг» обнаружил, что этот курс не соответствует реальным условиям (хотя правые уклонисты ему об этом уже давно сообщили). Статью написал, одернул кого надо. И… продолжил проводить «утопическую тенденцию».

Наступление на крестьянство было возобновлено уже в конце 1930 г. - "стройкам пятилетки" нужен был хлеб – он шел в растущие города и на экспорт, в обмен на оборудование.

Сталинская группировка чередовала репрессии и уступки, чтобы снизить накал борьбы, перегруппировать силы и нанести новый удар. В этом Сталин использовал опыт НЭПа. Каждое из таких отступлений сменялось движением к бюрократическому идеалу - абсолютно централизованному индустриальному обществу, в котором все социальные процессы планируются и управляются из единого центра.

«Перегибы» и жестокости, сопровождавшие коллективизацию, стали логичным результатом избранного Сталиным стратегического курса. При этом сам Сталин воспринимал «перегибы» как неприятные издержки, пытался регулировать нажим на крестьянство, чтобы не вызвать социальный взрыв, но и от курса на форсированную коллективизацию отказаться уже не мог.

Все, что происходило в СССР, было организовано Сталиным. Все происходило под его контролем. В этом восприятии Сталина как сверхчеловека радикальные антисталинисты вполне сходятся со сталинистами. Раз случился голод, значит он был специально организован.

В 1930-1932 гг. партия столкнулась с крупнейшим после 1921 г. социальным кризисом. Система существовала на пределе социальных возможностей. Страну захлестнули не только организованные, но и стихийные социальные перемещения, вызванные «великой реконструкцией».

Миллионные массы двигались из деревни в города, из одних городов — в другие, на стройки пятилетки, в ссылки и концлагеря, обратно домой или в более безопасные места. Между переписями 1926 и 1939 гг. городское население выросло на 18,5 млн. человек (на 62,5%), причем только за 1931-1932 гг. — на 18,5%[328]. По образному выражению Н. Верта, "на какое-то время советское общество превратилось в гигантский "табор кочевников", стало "обществом зыбучих песков". В деревне общественные структуры и традиционный уклад были полностью уничтожены. Одновременно оформлялось новое городское население, представленное бурно растущим рабочим классом, почти полностью состоящим из уклоняющихся от коллективизации вчерашних крестьян, новой технической интеллигенцией, сформированной из рабочих и крестьян-выдвиженцев, бурно разросшейся бюрократической прослойкой, … и, наконец, властными структурами с еще довольно хрупкой, не сложившейся иерархией чинов, привилегий и высоких должностей"[329].

Количество «ртов» увеличивалось, рабочих рук на селе – сокращалось. Даже полу-голодный паек еле обеспечивал нужды горожан.

В 1930 и 1932 гг. происходили волнения в городах: в Новороссийске, Киеве, Одессе, Борисове, Ивановской области. А это уже недалеко от Москвы. Сталин ответил на бунты не только силой. Была введена новая система распределения по карточкам, где наилучшее снабжение предоставлялось чиновникам и рабочим столиц, а также наиболее важных производств и «ударникам». Люди бежали из деревни в города. В этих условиях, чтобы избежать социального взрыва, Сталин запрещает несанкционированное перемещение по стране. Вводится новое «крепостное право», которое должно стабилизировать эту ситуацию.

Политика ускоренного создания индустриального общества и разрушения традиционного общества вела к тому, что миллионы людей меняли свою классовую принадлежность и образ жизни. На какое-то время они превращались во взрывоопасную деклассированную массу. Эти люди пытались устроиться в новой жизни, но получалось это далеко не сразу. Маргинальные массы стремились сделать карьеру в партийных и государственных органах, а для этого нужно было освободить места от “старых кадров”, не поддерживавших “великий перелом”. Болезненность “перелома” вызывала массовое недовольство, иногда - отчаяние сотен тысяч и миллионов людей. Это в любой момент могло вызвать широкомасштабный социальный взрыв, переворот и новую гражданскую войну.

В 1932 г. урожай был низким. Казалось, неурожай, вызванный засухой и отчасти - саботажем крестьянства, не желавшего работать "на колхоз", то есть на государство, мог служить основанием для снижения объема заготовок. Но тут система колхозов показала свою безжалостную силу - их председатели вынуждены были отдать столько хлеба, сколько от них требовали. В 1928-1932 гг. урожайность упала с 8 до 7 ц. с га (валовой сбор зерна упал с 733 млн ц. до 699 млн. ц.). А заготовки в 1928-1935 гг. выросли с 11,5 млн. тонн зерна до 26 млн. тонн. У крестьян не оставалось запасов «на черный день». 1931-1932 гг. были неурожайными. Запасы зерна у крестьян упали с 50 млн. т. до 33 млн. т. в 1931 г. и 37 млн. т. в 1932 г.[330] В 1932 г. заготовки были снижены в сравнении с 1931 г. всего на 13% и составили 1181,8 млн. пудов. Зато в 1933 г. заготовки резко выросли до 1444,5 млн. пудов. Планы экспорта и снабжения растущих городов не подлежали пересмотру. Именно этот нажим на крестьян в 1932-1933 гг. вызвал голод в ряде регионов страны.

Чудовищный голод – результат выбора сталинской группы, который мы должны правильно оценить. Либо – сколько-нибудь успешное завершение индустриального рывка, либо нехватка ресурсов и полный экономический распад, гигантская незавершенка, памятник бессмысленному распылению труда. И, конечно, крах Сталина. Для того, чтобы закончить рывок, достроить хоть что-то, Сталину нужны были еще ресурсы, и он безжалостно забрал их у крестьян. Вопреки распространенному мифу, не найдено доказательств, что Сталин «устроил» голод, чтобы замучить побольше народу. Думаю, и не будет найдено.

Сталин убил 40 миллионов человек. В среднем по несколько тысяч в день убивал. Иногда отдыхал, конечно, поэтому в остальное время приходилось перерабатывать – тысяч по десять-двадцать в день морить. Вот, взять, голод. Все хорошо продумал. Выделил наиболее антикоммунистические народы – украинцев и казахов, и стал морить. Чтобы знали! Так 10 миллионов украинцев и уморил.

- А почему именно 10?

- Для ровного счета.

- А почему именно украинцев?

- Да Вы, как я погляжу, шовинист. Или коммунист?

Важно понять, сколько примерно людей погибло от голода. Гибель даже одного человека – это трагедия. Но голод часто встречается на страницах мировой истории. А тут – нечто беспрецедентное.

Оценочные данные умерших от голода разнообразны – от 2 до 12 миллионов[331]. Первые оценки масштабов голода, сделанные в СССР еще в 70-е гг., исходили из демографических потерь[332]. Но «исчезнувшее» население – это не только умершие, но и уехавшие из пострадавших районов, и не родившиеся, потому что в тяжелую годину родители решили подождать. Оценить количество людей, покинувших голодающие регионы сложно, так как они часто скрывались от властей. Сталин понимал, что масса беженцев из голодающих районов может вызвать непредсказуемые последствия для его политики, и зона бедствия была, насколько возможно, блокирована. Но люди все равно нелегально просачивались. К началу марта 1933 г. было задержано 219,5 тысяч человек пробравшихся из голодающих районов, из которых были возвращено 186,6 тысяч[333].

В 1927-1931 гг. средняя смертность в СССР составляла 2,7 млн. человек, а в 1932-1933 гг. – 4 млн., что составляет прибавку 2,8 млн. за два года. К ним В.В. Цаплин предлагает прибавить и 1 млн. незарегистрированных смертей[334]. Но это предложение трудно признать обоснованным по двум причинам. Во-первых, почему именно миллион, а во-вторых, какая-то часть смертей не регистрировалась и в прежние годы.

В литературе высказывалась критика достоверности статистики смертности, но она может относиться и к оценке смертности в предыдущие годы.

Не любое повышение смертности происходит за счет именно смерти от голодного истощения. Значительная часть повышения смертности пришлась на болезни, которые могли быть связаны с плохим питанием, а не на голодную смерть непосредственно. Так, например, в 1992-1994 гг. смертность выросла с 12,2 до 15,7 человек на 1000 населения. Но это не значит, что это произошло в результате голода.

Для понимания проблемы также важно сравнить уровень смертности в СССР в 30-е гг. и в России в середине XIX века, в той Российской империи, которая является идеалом для значительной части нынешних критиков сталинизма. В 1933 г. на 1000 человек умерло по архивным данным 40,6 человек, по данным ЦСУ 1964 г. – 42,6 человек. Это примерно столько же, как в начале правления Александра II (53 человека в городе и 39 – в деревне). Советские статистические данные оспариваются. Впрочем, статистика смертности в русской и украинской деревне середины XIX в. тоже может быть неполной. Средняя Азия и Кавказ по понятным причинам в российскую статистику не попали. В 1932 г. смертность составила 20,2-27,7 чел. на тысячу, а в 1934 г. – 18,1-23,7. Для сравнения – в лучшие годы Российской империи смертность составила 27 чел. на тысячу в городе и 32 чел. на тысячу в деревне[335]. Это хуже, чем даже в отнюдь неблагополучные 1932 и 1934 гг. Таким образом голод 1932-1933 гг. – это катастрофический провал в вялотекущую голодовку времен российской империи. Уже в 1934 г. ситуация со смертностью в СССР стала лучше, чем в Российской империи.

На основе сводок ОГПУ по Украине за период 1 декабря 1932 г. – 15 апреля 1933 г. украинские специалисты оценивают количество погибших в 2420100 человек[336]. Сюда необходимо добавить людей, скончавшихся до и после этого периода. Однако, данные ОГПУ (тем более, в интерпретации современных авторов) – тоже оценочные, так как его аппарат не мог зафиксировать больше умерших, чем ЗАГСы. Для этого пришлось бы бросить все остальные дела. А вот данные ЗАГСов позволяют нам ближе всего подойти к объективной оценке потерь от голода.

Даже по мнению украинского исследователя С.В. Кульчицкого, «нельзя не видеть, что статистические органы должным образом выполняли свой профессиональный долг, фиксируя из месяца в месяц потрясающие показатели смертности»[337].

ЗАГСы флегматично фиксировали смертность весь период голода. Если считать смертность 1931 г. «фоновой», то превышение количества умерших в 1932-1933 гг. составляет 1489,1 тысяч. В 1931 г., до начала голода на Украине умерло 514,7 тысяч человек, в 1932 г., когда голод только начинался – 668,2 тысяч (максимальные месячные показатели смертности в мае-июле – более 50 тысяч). В 1933 г. официально зарегистрированная смертность составила 1850,3 тысяч. Уже в феврале смертность достигла 60,6 тысяч, в марте – 135,8 тысяч, в июне – 361,1 тысяч, после чего стала падать. В октябре 1933 г. она вернулась к «фоновому» уровню 42,8 тысяч[338]. Есть данные, что ЗАГСы в разгар голода фиксировали не всех умерших. Но каково количество неучтенных смертей? Ведь в целом ЗАГСы зафиксировали беспрецедентный всплеск смертности. Это уже само по себе свидетельствует о том, что у руководства страны не было установки «спрятать» трагедию даже от самого себя. Занижение уровня смертности могло быть вызвано понятной местной инициативой – немного приукрасить ситуацию перед центром.

Неясно также, какое количество умерших скончались именно от голода, а не по другим причинам, связанным с ухудшением социальной ситуации.

Количество жертв может быть несколько меньше (не все умерли именно голодной смертью),и несколько больше (возможен некоторый недоучет в ЗАГСах). Объективная оценка жертв, привязанная к данным ЗАГСов (превышение над «фоновыми показателями» 1489 тысяч человек), таким образом, находится в коридоре 1-2 миллионов, а не 3-5 миллионов, как «принято считать»[339].

В публицистике и среди официальных лиц (особенно Украины) более распространены такие оценки: «Если бы не было массового повстанческого движения 20-х гг., Москва не организовала бы уничтожения в 1932-1933 гг. 10 миллионов крестьян…»[340] - говорит о трагедии украинского селянства глава ассоциации наследников голодомора Л.Г. Лукьяненко. Наследники жертв вовлечены в пропагандистскую кампанию, организаторы которой не заинтересованы в поиске реальных причин и масштабов трагедии. На Украине почти официальной стала точка зрения, в соответствии с которой Сталин специально устроил голод, чтобы сломить свободолюбивый дух украинского народа (вариации на тему – казахского народа, уральского казачества, поволжского крестьянства). Мы увидим, что подобные штампы попали и в официальные документы ПАСЕ. Правда, к 1932 г. активное сопротивление крестьян коллективизации уже было сломлено. Пропагандистское построение о том, что «Москва» стремилась покарать украинцев за повстанчество начала 20-х гг. опровергается просто – от голода пострадали и те районы, где повстанчество в 20-е гг. было скромным (Казахстан), а вот Тамбовщина, прославившееся Антоновщиной, пострадало меньше, чем Казахстан. У голодомора и повстанчества общая причина. Государство стремилось получить максимум хлеба в производящих регионах. В 20-е гг. это вызывало вооруженное сопротивление, а в 30-е гг. сопротивление было сломлено, государство вырвало хлеб у обессиленного населения для своих нужд, и разразился голод.

Нет доказательств того, что какие-то действия власти были направлены специально против украинцев. Среди пострадавших регионов – и российские Воронежская, Курская, Свердловская, Челябинская, Обско-Иртышская области, Азово-черноморский и Северный края, Поволжье, Северный Кавказ и Казахстан.

Исследовав данные ЗАГСов Поволжья о смерти от голода (также частичные), В.В. Кондрашин оценил их в 365722 человека (с учетом неполноты статистики жертв может быть несколько больше)[341].

В Казахстане демографические потери составляют около 2 млн. человек[342]. Но при этом значительная часть – это откочевавшее население. Казахстанские авторы подчеркивают, что большинство демографических потерь – это именно погибшие, а не откочевавшие[343]. Так ли это? В 1932-1933 гг. из Казахстана откочевало около 400 тыс. семей (это как раз примерно 2 млн. человек)[344]. Но откочевки начались уже в 1928 г. Зимой 1929-1930 г. только из Зайсанского района ушло в Синцзян 2460 семей[345]. Сколько людей погибло при таких перекочевках, установить уже нельзя. Кто-то погиб во время тяжелых зимних переходов, кто-то – в сражениях раздиравшего Синьцзян «Дунганского мятежа», кто-то – нашел новую родину или вернулся в СССР, когда минула суровая пора голода.

В любом случае, только часть откочевавших погибла в пути, так что речь может идти о сотнях тысяч погибших.

Таким образом, на Украине непосредственно от голода погибло 1-2 миллиона человек, а в других регионах (Поволжье, Северный Кавказ, Сибирь, Казахстан) потери могут исчисляться сотнями тысяч людей в каждом. Таким образом, количество жертв находится в «коридоре» 2-3 миллиона человек.

Итак, ради чего сталинская группа решилась на скачек, вызвавший напряжение всех сил страны и бедствие голода? Удалось ли «построить промышленность» как говорят одни, или все было впустую. Как утверждают другие?

В условиях новой разрухи Сталин решил объявить об окончании рывка в светлое будущее. Выступая на пленуме ЦК и ЦКК 7 января 1933 г., он заявил, что пятилетка выполнена досрочно за четыре года и четыре месяца, и что «в результате успешного проведения пятилетки мы уже выполнили в основном ее главную задачу — подведение базы новой современной техники под промышленность, транспорт, сельское хозяйство. Стоит ли после этого подхлестывать и подгонять страну? Ясно, что нет в этом теперь необходимости»[346].

Фактические итоги «досрочно выполненной» пятилетки были гораздо скромнее сталинских замыслов 1930 г. Оптимальный план 1929 г. был выполнен по производству нефти и газа, торфа, паровозов, сельхозмашин. По производству электроэнергии, чугуна, стали, проката, добычи угля, железной руды не был выполнен даже отправной план 1929 г.[347] Производство тракторов только-только дотянуло до него. К планам 1930 г. не удалось даже приблизиться. «Спецы» оказались правы в оценках реальных возможностей роста. Но только, вопреки оптимизму правых коммунистов, выяснилось, что для достижения этих результатов в реальных условиях 1929-1933 гг. были необходимы гораздо большие ресурсы.

Разумеется, отечественная промышленность возникла не во время Первой пятилетки. Промышленное развитие началось еще при царе. Но во время двух первых пятилеток модернизация действительно продвинулась вперед в области энергетики, металлургии, машиностроения, автомобиле- и авиастроения, электротехники. То. Что заложила Первая пятилетка, доделывали во время Второй. Но без первой Вторая была бы невозможна. Большое значение в условиях 30-х гг. имело создание современного военно-промышленного комплекса.

Можно ли было добиться создания новой индустриальной базы без таких жертв? Задним числом можно все подсчитать, оценить. Только при этом нужно заранее учесть Великую депрессию, начавшуюся в самом начале реализации сталинского плана.

Вина Сталина не в том, что он сознательно стремился уничтожить как можно больше крестьян, а в холодном равнодушии к жизни нынешних людей, если ставка – будущий экономических успех. Сталин в этом отношении был подобен капиталистическим менеджерам в США и Западной Европе, которые в это же время безжалостно увольняли миллионы людей, обрекая их на голод.