"Так хочет бог!" - читать интересную книгу автора (Муравьев Андрей)

4.

Потрепанные Жигули, въехавшие на бывшую Пролетарскую, а нынче имени адмирала Колчака улицу, никак не выделялись в потоке других таких же грязных и подержанных произведений отечественного автопрома. Иномарки здесь если и встречались, то только очень-очень подержанные. Так что модель оказалась весьма даже кстати в смысле камуфляжа… Удобная.

Сидевший за рулем тщедушный водитель притормозил, читая название улицы, удовлетворенно кивнул и прибавил газа. Попавший в рытвину амортизатор жалобно хлипнул.

Вот и нужный дом!

Вернее, домик. Обычная сельская хибара, недавно вместе с селом вошедшая в черту города, и явно претендующая на снос. Покосившийся ветхий забор, некрашеное крыльцо, окна с потрескавшейся старой краской. Кусты малины, скрывающие убожество дворика, разрослись и нависали над калиткой.

Машина, скрипнув выработанными дисками, остановилась. Двое сидевших на заднем сиденье мордоворотов слаженно выдохнули и потянулись к ручкам открывания дверей.

Водитель самодовольно прошипел:

– Говорил я, что на этой колымаге нас ни один гаец не тронет.

Пассажиры пропустили эту тираду мимо ушей.

Вся троица, выбравшись из машины, немного потопталась перед закрытой калиткой. Водитель несколько раз нажал на выведенную сюда кнопку, отмечая, как надрывается в запертом доме звонок. Через пару минут, устав от ожидания, один из громил отстранил тщедушного водителя от ворот и выудил из недр кармана короткий ломик. Но применить не успел.

– А вы, собственно, к кому?

Суховатый надтреснутый голос старого склочника.

Троица обернулась. Над соседней калиткой с полуметровой табличкой "Злая собака", при подъезде также выглядевшей заброшенной, возвышалась голова.

– К кому, спрашиваю? – дедок за калиткой угрожающе нахмурился. Тут же до приезжих донеслось глухое утробное рычание. – Ходют, понимаешь…

Тщедушный водитель взял нить беседы в свои руки:

– К Наталье Алексеевне мы… Племянник я ее, Гриша… Двоюродный… По матери. Вот – наведать приехал, сыновей привез, – он кивнул на молчаливо замерших громил.

Чуть подумав, те кивнули, подтверждая слова мужичонки.

Видимо, такое объяснение немного успокоило соседа. Он склонил голову набок, хмыкнул и вытянул из кармана пачку "Примы".

– Да уж… Подфартило Лексеевне… То никого год почти, то родственники идут косяками.

Григорий забеспокоился:

– Какие родственники?

Дедок, видимо, туговатый на ухо, продолжал вещать, раскуривая на ветру:

– Забыли старую, совсем оставили. Да, видно, надо чего-то, раз такое… – он представился. – Семен Александрович я. Сосед ейный. На меня она дом оставила… Чтобы присмотр, значит, и вообще.

– Какие родственники? – не унимался мужичонка.

– Дык как? – опешил дедок. – Сын же ейный объявился, что мертвым считали. С месяц назад или больше. Мол, так и так, в командировке важной был, вернулся… Знаем мы энти командировки! А вчерась машину за нею прислал. Видную машину – джип! Насовсем, сказал, маманя, забираю. Собирайтесь, стало быть, с вещами!

Дедок затянулся, выпустил в небо струю едкого вонючего дыма:

– Она мне и говорит: "Присмотри ты, Саныч, за домом. Там в подполе грибы, картошка… Кабы бомжи какие не растянули все". Вот.

Гриша оглянулся на нахмурившихся "сыновей". Один из них тихо прошептал что-то. На долю секунды лицо водителя застыло, после чего вспыхнуло чередой эмоций.

– Точно! – он подшагнул к курящему дедку. – Мне ж звонил Костя, предупреждал. А я забыл!

Он выудил из кармана кошелек и достал пятисотрублевую купюру.

– Наталья Алексеевна просила вам передать. За беспокойство.

Дед отмахнулся.

– Сдурела старая! Разве ж это для меня тягость?!

Григорий широко улыбнулся, не опуская руки с банкнотой.

– Еще очень просила ее рукавицы и тряпку для кухни забрать. Привыкла к ним. Прикипела!

Саныч потер заросшую щеку.

Григорий широко и радостно улыбался, распространяя кругом флюиды здоровой идиотской уверенности.

Дедок сплюнул и затушил папиросу:

– И ты за таким дерьмом сюда перся?

Гриша виновато пожал плечами. Мол, сам понимаю.

Семен Александрович хмыкнул, выдернул купюру из рук и, бросив "жди", исчез в недрах сада.

…Через десять минут Жигули уже двигались в сторону столицы. На коленях одного из промолчавших весь разговор пассажиров лежали старая потрепанная ухватка и давно нестиранное хозяйственное полотенце.

Когда окраины городка остались позади, автомобиль притормозил у обочины.

Один из румын вышел, открыл багажник, покопался в дорожной сумке. Через минуту в его руке заблестела лаком продолговатая коробка. Раритетное дерево украшали серебряные вязи странного рисунка.

– Это то, что я думаю? – прошептал водитель.

Ему не ответили.

В открытой коробке покоился зверек. Маленький пушистый зверек, собрат летучей мыши, так и не ставший отдельным подвидом или видом в классических энциклопедиях. Потому что все кулымы оставались в руках тех, кто их создал.

Румын капнул на нос спящего зверька каплю яркой крови из черного пузырька, висевшего на шее. Кулым встрепенулся, завозился на жердочке. Веки дернулись, открывая тусклому свету садящегося светила плотную кожу бельма. Тут же ему под клюв сунули тряпку полотенца и затасканную ухватку.

Зверек был слеп, но очень хорошо разбирал запахи.

– А правда, что они могут выследить даже за сотню верст?

– Увидим, – неожиданно ответил Космин.

Кулым забил перепончатыми крыльями и рванул в небо, оглашая окрестности скрипучим радостным криком.