"Так хочет бог!" - читать интересную книгу автора (Муравьев Андрей)1.Захар плотнее закутался в обрывки халата. Промозглый ветер забирался под ткань, выстуживал спину, морозил уши. Если не найти пристанища быстро, то снова придется ночевать на улице. Опять дрожать до рассвета, выбивая зубами барабанную дробь! Вторые сутки он скитался по Антиохии. Бегство его, возможно, и вызвало реакцию. Наверное, скакали по дорогам лихие всадники, рыскали по притонам ушлые шпики. Но в гигантском бурлящем котле, в который превратился самый большой город сельджукидов, найти одного человека стало непосильной ношей даже для номинальных хозяев. Толпы беженцев запрудили каждый метр свободного пространства. Улицы кишели разноцветной толпой. Керван-сараи лопались, дома трещали от наплыва родственников из глубинки и полузабытых друзей. Приближающаяся армия западных варваров согнала со своих мест половину Сирии. И большая часть населения провинции поспешила туда, где могла почувствовать себя в безопасности. Эмир Антиохии Баги-зиян спешно сколачивал из этой аморфной массы перепуганного скота отряды ополченцев, укреплял высоченные стены, завозил припасы. Росли катапульты и баллисты, наполнялись бочки со смолой, высились поленницы и горы пакли. День и ночь мычали забиваемые быки и коровы, чье мясо солилось и складывалось, а шкуры вымачивались для осады. Жалобно блеяли бараны. Город готовился встречать захватчиков. По слухам, эмир наступил на горло собственной гордыне и послал гонцов к соседям. Просить помощь было не принято среди кочевников, но Баги пошел и на это. Слишком памятна ему была судьба Кылыч-Арслана, никейского правителя, решившего справиться с нашествием в одиночку. Однако, до подхода Дукака, эмира Дамаска, и храброго эмира Алеппо Ридвана антиохцы могли надеяться только на себя и высокие стены своего города. …После побега Захар сразу же направился к городским воротам. Но на ночь их, естественно, заперли. Пришлось ждать. А утром у створок кроме сонных стражников появилась парочка подозрительных увальней с саблями у пояса. То, как они всматривались в лице желающих выйти за крепостные стены, игнорируя прибывающих, навело красноармейца на недобрые размышления. Пригодько не стал рисковать и решил, что пара дней погоды ему не сделают. Первую ночь он скоротал у одного из общественных фонтанов. Расположившиеся тут же беженцы поначалу косились на прибившегося оборванца. Седой сморщенный крестьянин, глава семейства, оценив стать и ширину плеч незнакомца, не выдержал и с укором попрекнул: – Уважаемый, ты молод и полон сил. Почему же ты здесь, странник, среди нас, убогих и больных, а не с копьем в руках на стенах или поле брани? За последние полгода красноармеец немного подучил местную речь, смесь греческого и фарси с вкраплениями тюркских слов, но до полного знания оставалась еще целая пропасть. Старик же, убедившись по лицу собеседника, что его не поняли, старательно повторил вопрос, проговаривая каждое слово медленно и четко. Не дождавшись внятного ответа, он недовольно нахмурился: – Ты – армянин? Захар, помнивший слова Сомохова о том, что многие из армян, несмотря на принадлежность к христианам, служат в войсках местных эмиров, кивнул. Для верности, русич махнул рукой куда-то в сторону Каспия – оттуда, мол, издалека. Мусульманин почесал бороду. Делать ему было явно нечего, а поболтать тянуло. Коверкая греческие, армянские слова он начал повторять вопрос снова и снова, пока его смысл не дошел до собеседника. Пригодько уже дважды пожалел о том, что выбрал место для сна рядом с таким любопытным соседом. Но что-то отвечать надо было. И побыстрей! Для начала красноармеец соврал, что он, собственно, и добирался сюда лишь для того, чтобы присягнуть при мечети и встать на защиту веры и отчизны. Да, вот, шел то издалека, из-за гор и долин, где пало доброе слово сынов Ислама. А пока шагал, износился так, что на глаза имамов благочестивых и показаться стыдно… А за Аллаха… Захар вздохнул, вспоминая речь комиссара в учебке – было неловко… За Аллаха он и умереть готов! Старик крестьянин, нахмурившийся было при первых словах говорившего с жутким акцентом незнакомца, от последней фразы буквально расцвел. Захара тут же ссудили старым халатом, годившимся на ветошь, и угостили чашкой жиденького супа. – Мое имя Рашид. Медник я. А как зовут тебя, будущий меч веры? Пригодько легкомысленно буркнул "Захар". – Заххард? – удивленно дедок. – Слышал я, есть армянское имя Заррад, но Заххард? – Когда меня… озарил свет истинной веры, то добрые люди нарекли меня… Фирузом, -красноармеец замялся, вспоминая и подбирая известные мусульманские имена. На счастье, заминку отнесли на косноязычность "армянина". Вариант с "Фирузом" беженцам понравился больше. Пригодько еле заметно выдохнул и вернулся к чашке с супом. Утром дедок показал будущему газию, воину веры, место, где чауши принимали желающих вступить в ополчение. Пригодько поблагодарил крестьянина, для вида покрутился в гомонящей толпе и улизнул на соседнюю улочку. На вторую ночь пришлось искать новое пристанище. Он брел по вечернему городу, присматривая себе уголок, когда за спиной послышались голоса. – Я тебе говорю, что это он! Пригодько прибавил шагу. – Эй, оборванец! Стой! Стой, кому говорю! Захар свернул на соседнюю улицу. Глиняные стены нависали над проходом, оставляя жителям лишь сажень, а то и меньше. Шаги за спиной превратились в топот. Захар обернулся. В десяти метрах за ним в припрыжку неслись двое: здоровяк с коротким копьем и… смуглый толстый араб, приносивший ему пищу в камеру. Араб радостно заулюлюкал и ускорился. Захар побежал. Они неслись друг за другом несколько кварталов. Толпа преследователей росла. Прохожие и зеваки с энтузиазмом включались в гонку непоймизакем по узким петляющим проходам, где и пешком то шею свернуть можно. Пару раз загонщики промахивались мимо нужного поворота, разок устроили завал. Но беглеца не упускали – висели в одном-двух поворотах. Захар перемахнул раскорячившуюся у ворот тачку с хворостом, прошмыгнул мимо водоноса, спорившего с хозяином, вылетел на развилку. По привычке взял правее… Еще развилка, снова вправо! Он вылетел на площадь, широкую проплешину в городской теснине. Минарет, фонтан с водой, гудящая толпа. Пригодько двинулся обходить, когда его схватили за плечи. – Ты ли это, добрый Фируз? Голос принадлежал давешнему дедку. Захар дернулся, выворачиваясь из неожиданно тесных объятий, обернулся. И широко улыбнулся, оставляя всякие попытки избавиться от навязчивого случайного знакомого. Потому как, рядом с дедком недобро набычились трое вооруженных мусульман. Старик отпустил плечи "Фируза-Заххарда", но бежать тому сейчас стало не с руки. На площадь уже выскочили первые из преследователей. Любая замятня не осталось бы незамеченной. – Да, Рашид… Я. Старик всплеснул руками: – Я нашел детей моего соседа, Саида-горшечника. Они нынче в большие люди выбились – воины на стенах! Смотри, знакомься, Фируз! Это – Али, Юсуф и Гурам. В глазах стражников Захар прочел только утроенное внимание. – Потерялись мы с тобой в толчее по утру. Думал я найти тебя у дворца эмира, где писцы учет газиям ведут, да, видно, дело какое отвлекло твои думы? Пригодько отошел в сторону, чтобы спины собеседников скрыли его от вылетающих на площадь преследователей. Надо было срочно придумать сносное оправдание. Только вот что-что, а юлить сибиряк не любил, да и не умел толком. Кричащее воинство все прибывало. Некоторые шарили по углам, другие уже лезли на дуваны, высматривая голову беглеца в хитросплетении города. Захар вздохнул и подошел к старику: – Верно. Верно говоришь, уважаемый Рашид. Уж совсем собрался я… с духом, подошел, э-э-э, к имаму и писцам… Как сомнения остановили мой шаг. Ведь, сам посуди… Негоже являться в войско, не купив даже маломальского оружия. Что я за воин буду? Пошел, вот, узнать цену, подыскать себе что-нибудь. При этом красноармеец случайно задержал взгляд на проходившей рядом горожанке с кувшином. Внушительный зад ее, как корма корабля, оставлял за собой целые людские водовороты. Этот случайный взгляд заметили. Молчавшие весь разговор чауши переглянулись. Подозрение в их глазах сменилось презрением… с легкой примесью понимания. Старший, Али, хмыкнул в усы и просипел: – Ну, если ты, все же, не передумал, то иди за мной, Фируз. Иди, если хочешь еще послужить Аллаху. А то, неровен час, снова потеряешься между сундуком и кувшином прохожей вертихвостки. Пригодько замямлил слова благодарности. |
|
|