"Сожженые мосты ч.5" - читать интересную книгу автора (Александр Маркьянов)

03 июля 2002 года Варшава, царство Польское Старо Място


Хвала Иезусу, еще не все общественные кабины были разграблены озверевшим быдлом.

Десять гудков — каждый отдается в груди ударом сердца.

— Стрелец.

Мелодия русского гимна — волнующая, величественная. Только Россия может прекратить все это безумие.

— Слушаю вас, Стрелец.

— Здание штаба Виленского военного округа взорвано, похоже на взрыв на набережной, очень сильный, часть фасада обвалилась, но коробка цела. Здание штаба Варшавского военного округа цело, над ним красно-белый флаг.

В трубке — слышимость отличная — раздается скрип пера по бумаге.

— Принято, дальше.

— На мосту Александра Четвертого — пост ВНОС[1]. Не менее десяти человек, у них приборы наблюдения и как минимум два переносных ЗРК. На основных улицах — бронетранспортеры, боевые машины пехоты, опознавательный знак тот же самый — бело-красный флаг или флажок. Русло над Вислой простреливается, если вертолеты с десантом пойдут там — они попадут под перекрестный огонь. На крышах — посты наблюдения, возможно тоже с ПЗРК, точнее установить не удалось. Больше ничего установить не удалось.

— Принято. В городе есть полиция?

— Если где-то и сопротивляется — то я этого не видел. На улицах есть расстрелянные полицейские машины, повешенные полицейские.

— На улицах много гражданских?

— Достаточно, никто не работает. У многих оружие, раздают спиртное.

— Хорошо. Сообщаю вам пароль — эхо, повторите.

— Эхо[2].

— Верно. Приказываю воспользоваться паролем, если вы столкнетесь с казаками или частями воздушно-десантных войск. Но будьте осторожны, мы не смогли сообщить этот пароль всем.

— Вас понял, эхо.

— Следующий сеанс связи — завтра в одиннадцать ноль-ноль по вашему часовому поясу. До этого момента — приказываю выжить.

— Вас понял.

Полковник кашлянул

— Удачи…

— Удача нужна неудачникам. Нам нужна победа — ответил граф.

Так отвечал обычно на пожелание удачи командир их полка.

Положив трубку на рычаг, он быстрым шагом пошел прочь, свернул во двор, там побежал, побежал в обратную сторону, ища где бы найти хороший наблюдательный пункт. Его он нашел — одна из подъездных дверей старого дома была распахнута настежь, очевидно — после грабежа. Граф крадучись, держа руку на пистолете, вошел в парадное, поднялся на первый этаж — мутное, из цветного стекла остекление выходило на улицу, глянул — и отшатнулся.

Совсем недалеко от телефонной кабины откуда он звонил — стоял большой белый фургон. Когда он подходил звонить — его там не было.

Значит — кто-то все же сохранил порядок в этом хаосе и бардаке. Еще немного — и его бы взяли. Надо быть осторожнее.


В районе Саска Кепа, куда он добрался пешком — граф угнал машину. Это был старый и дряхлый универсал ФИАТ-1500 с глухими боковинами кузова, когда то производившийся здесь по лицензии, настолько старый и дряхлый, что на него никто не обращал внимания. И противоугонки на нем не должно было быть, а если и была — то несложная. Кому нужна такая рухлядь? Какое-то время он шатался рядом, посматривая — не нужна ли кому машина, потом понял — не нужна. У старых машин этого типа была поворотная форточка, на ней был замок, простенький, который приклеивался к стеклу на клею. Чтобы открыть поворотную форточку достаточно было некоторое время греть это место, где с обратной стороны стекла приклеен замок, хотя бы зажигалкой — а потом сильно надавить. Граф так и сделал, просунул руку, дотянулся до замка и открыл дверь. Здесь, на окраине народа было немного, все спешили в центр и на него особо внимания никто не обратил.

Ключи он нашел, как он и ожидал за солнцезащитным козырьком — машина была служебная, принадлежала какой-то фирме, торгующей продуктами. Такие обычно не сильно берегут, страхуют от угона и все.

Двигатель завелся сразу.

Хоть он и мало имел опыта в таких делах — он все равно сделал то, что и нужно было сделать. Пистолет он передвинул на живот, заткнув за ремень, чтобы можно было выхватить и сразу стрелять. Автомат со снятым предохранителем — здесь он маленький и менее удобен, чем у Калашникова, хотя богемский автомат скопирован с него — он положил себе на колени так, что ствол опирался на опущенное почти до предела боковое стекло. Левую руку он положил на руль поверх ствола — немного неудобно, но зато она не дает стволу соскользнуть — и если придется стрелять — рука зафиксирует ствол автомата, сделав стрельбу относительно точной. В таком виде — а так ныне в Варшаве многие ездили — он выехал к своему поместью.


ФИАТ он остановил, когда до поместья было километра три, свернул с дороги и немного отъехал, чтобы незаметно было. Тут была лесополоса, потом поле — а потом начинался парк, он был большим и отец запретил его вырубать, чтобы что-то посадить. Парк при их усадьбе был площадью несколько гектаров и там росли грибы.

Перед тем как уйти — он сунулся ради интереса в багажное отделение машины, и с удивлением обнаружил там кондитерские изделия. Машина видимо принадлежала фирме, которая торговала сделанными вручную пирожными и тортами на заказ и с доставкой их заказчикам. Нормально поесть в последнее время ему никак не удавалось, кусок булки не еда да и это тоже… ладно. Он с подозрением принюхался, мазнул пальцем — вроде как не испортились еще. Следующие двадцать минут граф занимался тем, что набивал желудок — военные никогда не отказываются от съестного, потому что черт его знает, когда возможность поесть представится еще. Он съел несколько пирожных с яичным кремом и больше половины торта, предназначенного для какого-то именинника — только тогда почувствовал себя насытившимся. Жаль — но торт это такая вещь, что с собой его взять… затруднительно, но может, придется еще сюда вернуться. С этой мыслью граф тщательно закрыл и запер машину — и бодро пошел лесополосой, не выглядывая ни в поле, ни на дорогу.

Лесополоса была польской, даже европейской — чистенькой, не такой как в России. Все дело в том, что в Европе топят собираемым валежником — а в России просто рубят деревья на дрова, валежник же никто не убирает. Почти сразу на пути ему попалась лиса — лис здесь было много, они были сытыми и наглыми, потому что выходили питаться к дороге выброшенными объедками и еще умудрялись открывать крышки и растаскивать мусорные контейнеры, тоже ища съестное. Увидев человека и учуяв металлический аромат оружия и оружейной смазки — лиса фыркнула с досады и неспешно потрусила прочь. Переждет, отлежится в поле — и опять к дороге выйдет.

Лиса-лисичка, лиса — сестричка.

Этому тоже учил его старый Бронислав, он хоть и был охотником и егерем — но он учил молодого графа любить природу и не разорять ничего без необходимости, будь то муравейник в лесу, птичье гнездо или целая страна, где ты живешь. Жаль, что на каждого в детстве не нашлось своего Бронислава.

Лесополоса перешла в парк — и это было заметно, деревья одного роста, посаженные по линейке, уступили место столетним великанам и молодой подрости. За парком никто не ухаживал, у Бронислава и двоих других слуг хватало сил только на парк перед домом — и парк превратился в лес, росший, как ему вздумается.

С графом Ежи Комаровским в этом лесу не стоило связываться. Даже очень подготовленный человек скорее всего проиграл бы схватку — потому что граф считай, вырос в этом лесу, на летних каникулах он жил в нем, знал все его тайные тропы и всех его жителей. А другие люди, кроме Бронислава — были в этом лесу чужими.

Первого он обнаружил на самом краю леса, тот отошел облегчиться. Граф его никогда не видел — здоровый дурномясый детина, но повязка на рукаве сказала ему все, что он хотел знать.

Прислонив винтовку к дереву, детина снял штаны и присел. Облегчился, подтерся лопухом, протянул руку за винтовкой — а винтовки уже не было. Обернулся, еще толком не застегнув штаны — и получил страшный удар по голове, отчего свалился прямо в наделанную им кучу.

Старая не дышать, граф наскоро обыскал его, пистолета не было, но было целых два ножа, оба складных и по виду новых, небольшой светодиодный фонарь, тоже новый, запасная обойма для винтовки и несколько пачек хороших целевых патронов. Конечно же богемские Селье и Бело, другого ждать глупо. Покончив с обыском, граф отпорол с его штанов достаточной длины и ширины полосу ткани и связал не пришедшему в себя детине руки. Потом оторвал еще одну полосу — и связал ноги. Третьей полосой он завязал ему рот — скверно — но и так сойдет. Потом он, поднапрягшись, перекатил здоровенную тушу в сторону — все таки человек и лежать ему в дерьме не стоит.

Потом он осмотрел трофейную винтовку, которая ему досталось. Богемская, ZK-383, целевая, под русский патрон от мосинки. Специальная, русского заказа, потому что ложе сделано спортивным, массивным, по типу Драгунова, как сейчас и токаревки и федоровки переделывают, для единообразия. Винтовка была тяжелая, больше четырех килограммов — но это для точной стрельбы и хорошо. Прицел — германский, оптический, остается надеяться, что не сбитый — пристреливать негде и некогда. Обойма на десять патронов.

Да, времени совсем нет. Рано или поздно — эти задумаются над тем, куда делся отошедший облегчиться подельник. И пойдут в лес.

С этими мыслями граф побежал влево. Быстро побежал, надеясь, что дерево еще не рухнуло, и Бронислав не нарушил его конструкцию, над которой он корпел целое лето. Но нет — старый кряжистый дуб не рухнул, для него десять лет не время, он все так же стоял, могучий и непоколебимый, и увидев его… то ли ветерок дунул, то ли это дуб зашевелил листьями, приветствуя молодого хозяина. Там, в кряже ветвей было приделано что-то вроде платформы с крышей, скворечник только размером на порядок больше обычного. Здесь молодой граф Ежи прятался от отца, когда тот был чем-то недоволен и его пятой точке угрожал широкий солдатский ремень. Здесь же он читал книги — ну не в библиотеке же пыльной их читать, не так ли? Сюда он привел первую паненку, которая ему понравилась — а она отказалась лезть на дерево и сказала "Дурак".

А теперь он пришел сюда — с пистолетом, автоматом и снайперской винтовкой. Пришел — чтобы отстоять свой дом от бандитов…

Ноги привычно нашли углубления в коре — Бронислав запретил вбивать в дерево гвозди, и лазать пришлось так, руки привычно подтягивали его к платформе. Она заскрипела — заброшенная, засыпанная листвой и сломанными ветками — но выдержала.

— Вот я и вернулся домой… — сказал сам себе граф Ежи

Пистолет на животе был совсем не к месту, он убрал его в карман, потом, подумав — засунул за пояс сбоку — из кармана может и выпасть. Автомат он так и оставил висеть за спиной — он ему не нужен. Винтовку он угнездил на ветку, так что стрелять придется с колена, отсоединил магазин, попробовал — полон, патрон вроде нормальный, не замятый. Пружина в магазине тоже нормальная, задержки быть не должно…

Поместье, судя по виду, уже разграбили — все окна нараспашку, какие-то и выбиты — но следов пуль, крови на стенах нет. Парадные двери — тоже нараспашку, но не выломаны, а просто распахнуты. У ступеней лестницы пофыркивает мотором тяжелая бортовая Татра, по виду — загруженная добром. Комаровские вообще-то никогда особо богатыми не были, но если взять иконы… старую мебель… коллекцию оружия еще со средних веков, обязательную для любого военного аристократа, фарфор, столовое серебро…

Пожалуй, немало наберется.

В прицел он пока видел троих… двое с оружием, такой же как у него автомат и небольшой пистолет-пулемет, у третьего оружия не было вовсе. Они стояли около машины и чего то ждали, двое курили, третий, возможно, самый опасный — посматривал по сторонам.

Машина, наверное, уже загружена.

Интересно, а их поместье, поместье польских шляхтичей они грабят как чье? Как жидовское? Илии как поместье русских оккупантов?

Наверное — все же второе.

Граф Ежи попытался понять, что произошло в доме — но прицел хоть и увеличивал в восемь раз — но не давал возможности заглянуть через стены. О том что могло произойти — лучше даже не думать…

Загадка, чего ждали эти трое, разрешилась просто — из распахнутых дверей вышли двое, оба с оружием. Один из них нес то, что граф опознал как старинную музыкальную шкатулку немецкой работы, остававшуюся у них в семье на протяжении поколений. А что — тоже добыча, на каком-нибудь аукционе антиквариата хорошо пойдет.

Тот, у которого была шкатулка, отнес ее куда то — граф не мог понять куда, куда-то за Татру. Потом вернулся оттуда же с ведром и палками. Разобрав палки, грабители начали накручивать их на палки. Ведро ждало своего часа.

Поджечь хотите, ублюдки? А что там говорил Бронислав — не разоряйте ничего без нужды. Когда вы грабили, я еще думал — стоит или нет. Но вы не просто грабители — вы жжете и разоряете, чтобы люди больше не могли жить в этом доме. Значит — вы заслужили то, что с вами произойдет, по праву заслужили.

Дождавшись, пока грабители соорудят факелы и подожгут их — Ежи выстрелил.

Винтовка толкнулась в плечо, плавно, плавнее чем драгуновка, она и весит то больше, изображение в оптическом прицеле на мгновение смазалось — а когда восстановилось, стало понятно, что произошло.

Он целился в грудь тому, которого определил как самого опасного — но незнакомая винтовка снизила и пуля попала в живот. Согнувшись от нестерпимой боли, пронзившей внутренности, бандит ткнул горящим факелом в ведро — и тут полыхнуло, жирным, чадным пламенем.

Поняв, что винтовка низит, граф открыл огонь по остальным, плохо видя, что происходит из-за бушующего чадного пламени. За пять секунд опустошив магазин, он присоединил второй, заранее снаряженный и взял на прицел распахнутые двери, они еще были видны, дым их не скрыл. Если кто-то рванется с факелом туда — он его срежет на ступенях.

Но произошло то, чего он не ожидал — взвыл на высокой ноте мотор — и без прогрева по дороге рванулся, набирая ход открытый армейский тентованный внедорожник. Разгонялся он плохо, граф повел винтовкой, прикидывая упреждение. Выстрел — мимо, выстрел… кажется есть, нет, все еще едет, выстрел…

Готов…

Гул мотора оборвался, машина еще проехала сколько то по посыпанной щебнем подъездной дорожке, уже неуправляемая — и встала.

Какое-то время — светлейший пан граф просто стоял на колене, замерев и внимательно наблюдая за тем что происходит в прицел винтовки. Здесь — побеждает терпеливый. Возможно — кто-то засел за машиной и ждет, держа в руках автомат или винтовку, ждет пока кто-то не шагнет под его прицел. Или кто-то может быть в доме, сколько он будет ждать так? Все равно — или сбежит или выйдет…

И попадет ему на прицел.

Но никто так и не вышел. Отгорел подожженный мазут — хвала Иезусу, лето было с дождями, трава не высохла, иначе бы полыхнуло и до дома добралось бы. Но самое главное, стали видны тела, в беспорядке лежащие около кострища…

Один, два, три… четвертое было даже не похоже на человеческое тело, так, черная, дымящаяся, бесформенная груда на подгорелой лужайке.

Плюс пятый в остановленной машине. Все?

Если только никого не оставалось в доме… вряд ли, кстати, ведь они поджигать собирались. И если тот, кто был в том внедорожнике — не сделал вид что погиб, чтобы подловить его, притаившись в машине с автоматом на изготовку.

Если бы было время — то граф Ежи так бы и сидел тут, на дереве до темноты. Но времени — не было…

А потому он распечатал пачку с патронами, неспешно добил магазины до полных. Потом снова внимательно осмотрел в прицел все, что было перед домом — окна дома, машины. Потом начал спускаться. Проскользнула нога, когда спускался — оно и понятно, железом обвешан как…

Все равно не к добру.

Тот, кого он обезоружил и связал сумел развязать ноги и принять сидячее положение — но дальше развязываться то ли не смог, то ли не захотел. Так и сидел, лупая испуганными глазами на подошедшего графа.

Тот не сразу решил, что с ним делать. Потом, приняв все таки решение, перекинул винтовку за спину, взял в руки автомат — у связанного это вызвало новый прилив страха обошел задержанного, дернул за узел, которым связывался кляп. Руки пока он решил не развязывать.

— Что сидишь?

— Так боязно же, светлейший пан…

— О как заговорил… А когда меня грабил — не боязно было? Когда поджигать решили — тоже не боялись.

— Так не было ж тут никого. А там сказали…

Кто и что сказал — незадачливый грабитель решил благоразумно умолчать.

— Тебя как звать то, каторжник? — ласково спросил граф

— Та Лехом отец назвал.

— Ну… значит знакомы будем. А я — граф Комаровский — хозяин всего этого, дома, парка, земель окрестных. Думали — хозяина нету уже? Кто вас навел?

— Та пан Боровичный сказал, тут все на разграбление отдается…

Эта фамилия графу Ежи ничего не говорила

— Кто такой пан Боровичный?

— Та с Варшавы приехал… голова новый в воеводстве.

— О как! И он тебе лично сказал — вот тебе, Лех на разграбление поместье Комаровских. Так?

— Да не, не…

— А как?

— Ну… честь по чести. На управе списки вывесили, что конфискуется в пользу Речи Посполитой. Там не один ваш дом был, пан граф.

— Спасибо, утешил. Это значит — теперь пан глава воеводства решает, чьи дома можно грабить, а чьи — можно и погодить. Весело, ничего не скажешь, весело. А старого пана — главу воеводства куда дели?

Лех не ответил — но все было понятно.

— Вбили. И полицейских — тоже вбили, чтобы грабить не мешали, так? Ну а я вот — офицер лейб-гвардии, и по присяге должон за порядком следить, и коли что где к убытку Его Императорского Величества происходит — это тщиться предотвращать, по мере сил и возможностей. А это все, что вы творите, разве не убыток? Ну, и что мне с вами делать, разбойниками?

Лех опустил повинную голову

— Не убивайте, светлейший пан граф — только и смог выдавить из себя он

— Не убью. А ты опять грабить да разбойничать пойдешь?

— Истинный крест не буду! Истинный крест не буду, светлейший пан граф!

Если бы мог — Лех бы бухнулся на колени.

— Да ты не божись ты, не божись… — досадливо проговорил граф Ежи

Как же легко все таки люди становятся зверьми. Как дьявол вселяется, не иначе. Вот когда вывесили эти списки на ратуше[3] — кто что подумал? Что можно поживиться, и многие так подумали и пошли. С оружием, с факелами, с машинами. Листка бумаги подписанного неизвестно кем и вывешенного на ратуше — вполне хватило, чтобы люди превратились в зверей.

А что будет дальше — о том не подумали? А не подумали, как придется жить, когда будет разграблено все что можно разграбить? Не подумали о том, что тогда — начнут грабить и убивать друг друга, потому что закон — защищает всех, а беспредел — не защищает никого? И долго ли можно прожить грабежом? Когда кончится то, что можно грабить в Речи Посполитой — кто куда пойдет? В Австро-Венгрию? В Германию? Может быть — на Россию набегом, как в старые времена? И далеко ли так уйдете?

А никто не подумал, что беспредел — он всегда в две стороны работает? Что если они взяли машину, чтобы вывозить награбленное, и взяли факелы чтобы поджигать — то кто-то точно так же может взять в руки снайперскую винтовку, чтобы защитить свой дом? И колебаться не будет, потому что теперь — дозволено все и прав тот, кто первый успел выстрелить? Или думали, что беспредел — он вас не коснется?

Да нет, шановны паны! Тот, кто вступил на путь беспредела, тот кто начал жить по его законам — тот и сам должен быть готов в любую секунду стать жертвой беспредела! Вот так вот — и никак иначе.

— Ты мне скажи, пан Лех… Убивал ты кого-нибудь? — спросил граф

— Истинный крест нет!

— А не брешешь? В глаза мне смотри!

Лех и впрямь смотрел в глаза графа как побитая собака. Такие люди бывают — это просто дураки, живущие по принципу: все пошли — и я пошел. Все пошли грабить — и я пошел. Все пошли убивать — и я пошел. А потом получается еще, что они во всем и виноваты, потому что ума у них — на грош медный. Если в государстве порядок — то такие люди так и живут тихой законопослушной жизнью. А если нет…

— Не брешу! Истинный крест, никого не убивал, пан граф!

— А женщину? С женщиной вы что сделали? В глаза смотри!

— Какой женщиной, пан граф?

— Тут женщина была! В доме!

В глазах Леха просквозило удивление.

— Какая женщина?

— Молодая! Не прикидывайся!

— Та не было тут никого, пан граф. Дом то пустой был совсем, никого и не было. Ничего мы не делали ни с какой женщиной, вот вам истинный крест!

Граф Ежи прикинул — следов перестрелки он не видел. А оружие в доме было. Это могло быть и правдой.

— Сиди тихо. Не дергайся.

Ежи достал один из двух трофейных ножей, заодно подивившись его удобству, полоснул по тряпке, связывающей руки.

— Сколько вас было? Не считая тебя?

— Шестеро… нет, без меня пятеро, пан граф.

— Кто?

— Да местные все… Один только… из Варшавы.

— Вставай. Идешь впереди меня и ни звука. Если перестрелка начнется — падай и лежи ничком, пока все не кончится. И не пытайся сбежать. Как я стреляю — ты сам видел. А если не видел — то и не приведи Господь тебе это увидеть. Да… и оботрись чем-нибудь. Воняет от тебя… сил нет, хоть не дыши.


К дому они вышли, прикрываясь деревьями, можно было подойти почти что к самому дому, не вылезая под прицел. Заставив Леха отойти подальше и залечь, граф Ежи, прячась за деревом, долго смотрел на пространство между домом и мирно стоящей груженой Татрой, пытаясь уловить хоть малейший признак движения. Движения не было.

Граф перешел поближе к Леху

— Значит… видишь машину?

— Какую?

— Большую, ты совсем дурной?

— Да не…

— Вот бежишь сейчас до нее. Оружие не хватай, как добежишь — становись у борта с моей стороны. Если схватишь оружие или попытаешься скрыться — стреляю на поражение, понял? Если сделаешь все, как я сказал — слово чести, отпущу живым. И жди меня, все понял?

— Та понятно, пан граф.

— Тогда… три-два-один… пошел!

По сути граф Ежи сейчас пользовался своим пленником как живой приманкой — но ничего подлого в этом не было. Во-первых — это не он пришел грабить и поджигать — это к нему в дом пришли грабить и поджигать. Во вторых — если Лех сказал правду и их, считая его было только шестеро — значит, ему ничего не угрожает. Ну, а если он и на этот раз солгал — значит, получит то что заслужил.

Лех бежал неуклюже, как медведь, шумно, схватить оружие он даже и не пытался. Добежав до машины, он встал около нее и обернулся, словно ожидая приказа, что делать дальше.

Ничего. И никого. Не прогремел выстрел, не полетела граната.

Выждав немного, снова сменив винтовку на автомат вперед пошел и граф Ежи — осторожно, прижимаясь к стене. И в него никто не выстрелил. День клонился к закату, на лужайке, где обычно праздновали его день рождения, омерзительно воняло солярой и горелым мясом.

— Иди сюда! Иди в дом!

В вестибюле перестрелки не было, значит — почти наверняка Лех сказал правду. Бронислав скрылся, увел с собой слуг и Елену. И правильно сделал — против шестерых налетчиков они не смогли бы ничего противопоставить.

— Пошли обратно!

Вместе они подошли к большой, груженой машине.

— Ну, что? Я сам должен все это таскать? Складывай в вестибюле и аккуратно, ничего не сломай только!


Пока Лех, надрываясь и сопя, упорно таскал все разграбленное обратно в дом — граф Ежи собрал все оружие, какое только тут было. Он стал обладателем еще одного автомата, почти такого же как у него, только с деревянным прикладом, двух пистолетов, Орла и Кольта, американского — но под наш патрон, русского заказа, пистолета-пулемета, маленького и очень удобного, называющегося Скорпион с несколькими длинными магазинами и таким же прицелом как у него на автомате. У последнего была диковинная винтовка — североамериканская М25[4] с хорошим прицелом — но под патрон североамериканского же образца, непонятно откуда здесь взявшаяся. Заглянул он и в кабину Татры — но все оружие было на руках, там никакого оружия не было. Все то, что ему удалось найти — он оттащил на лужайку, подальше от дома и от Леха, трупы пока решил не трогать и к расстрелянной машине не подходить. Потом он просто сидел, прикрываясь машиной, и смотрел, как Лех таскает вещи обратно в дом.

— Готово… пан граф — наконец объявил он, тяжело отдыхиваясь.

— Это хорошо. Машина — чья?

Лех показал пальцем на одного из застреленных.

— Вот этого.

— А ключи?

— У него же.

— Забирай.

Незадачливый грабитель перевернул труп, порылся в карманах, достал ключи, протянул их графу Ежи

— Зачем они мне? Машина теперь твоя. Бери машину и сматывайся, пока я не передумал. И помни, какое обещание ты мне дал — не грабить и не убивать. Если нарушишь — рано или поздно ляжешь как эти. Беги к русской границе, поверь моему слову — там безопаснее всего теперь.


Когда Татра, фыркая мотором, выехала с поместья и скрылась за деревьями, граф Ежи посмотрел по сторонам, потом на трупы. Воняло уже нещадно, но лучше их оставить тут так как есть. Если кто еще захочет чем поживиться — то пусть знает, чем это может кончиться… да и зверью лесному тоже надо чем-то питаться. Лисы за пару ночей до костей обглодают, а хоронить этих у него не было ни сил, ни времени.

Потом он решил посмотреть, что с той машиной, которую он остановил точными снайперскими выстрелами. Держа пистолет наготове, он приблизился и…

Да, безрадостное зрелище…

Третья пуля попала грабителю точно в шею в районе третьего позвонка сбоку, перебив артерию и повредив позвоночник. Кровью было залито все — руль, приборная панель, сидение, ветровое стекло. На полу, на коврике была целая лужа крови, потому что погибший водитель машины навалился на руль и кровь вся стекла вниз.

Граф Ежи вытащил покойника из машины, стараясь не запачкаться… и отметил, что это похоже и есть тот покойник, про которого Лех говорил, что тот из Варшавы. Об этом говорила его реакция… прикрывшись дымом он сумел выйти с линии огня, завести машину и рвануть… если бы винтовка не низила — скорее всего, ушел бы, потому что пригибался как можно плотнее к рулю, а из-за брезента его не было видно, и стрелять приходилось наугад. Об этом говорило и то, что он был в форме без знаков различия и на нем был разгрузочный жилет. Их и в тюрьме разгромленной раздавали — но все же. Об этом говорило и наличие рации — единственной на шестерых. Об этом, наконец, говорило и его оружие — тот же самый Скорпион, на вид новенький почти — но на этом был и прицел, комбинация фонаря и лазера и глушитель. Самый настоящий, не самодельная банка, а заводской глушитель…

Обыскав карманы, граф нашел документы — паспорт на имя некоего Скидельского и удостоверение на то же имя. Удостоверение свидетельствовало, что пан Скидельский служит в безпеке[5] Армии Людовой. Оно то и было самым любопытным — самое настоящее удостоверение, мало того что заламинированное и явно отпечатанное в типографии — так еще и с QUERTY-кодом, с помощью которого можно через лазерный сканер прочитать всю нужную информацию. Такое нельзя сделать ни за день и ни за два, это должно было быть подготовлено заранее, и сама Армия Людова и такие вот удостоверения.

Документы граф Ежи сунул в карман, паспорт и удостоверение, снял с покойника жилет и забрал оружие — такое оружие ему еще пригодится. Потом отрезал от рубашки покойника чистый кусок и попытался хоть немного навести порядок в машине, в результате этого сам перемазался так, что стал похож на вернувшегося с ночной охоты вампира. Полный крови коврик пришлось просто выкинуть, труп он оттащил с дороги.

Потом он попытался завести машину — и машина завелась "с полтычка", по двигателю он специально не бил. Уже собравшиеся мухи буквально обезумели, лезли в нос, в глаза — но он все же отвел машину туда, куда приметил, замаскировав ее за беседкой. На всякий случай, пусть там будет — с дороги не видно, если специально не искать и… мало ли. Закрыв машину и забрав трофеи, он пошел обратно к дому, чувствуя, как чужая кровь стягивает кожу на руках и на лице.


Оружие он все снес домой и проверил, в каком оно состоянии — пришлось чистить и приводить в порядок, бандиты уходом за оружием себя не утруждали. Все это он проделал в кухне, там же он вымыл руки от крови и грязи — сразу стало жить приятнее. Скорпион он решил взять себе основным оружием, потому что с него можно стрелять с одной руки, второй ведя машину, и на него есть глушитель, что тоже немаловажно. Их у него было два, тот что был у пана Скидельского был почти новый — девяносто девятый год выпуска. На него он переставил коллиматор и получил почти идеальное оружие для ближнего боя: легкое, скорострельное, бесшумное.

Потом он прошелся по дому. Все вывернуто вверх дном — искали ценности. Ни в одной из комнат — ни крови, ни следов от пуль. Ни единой вещи Елены. Значит, Лех сказал правду, как они пришли — Елены тут уже не было.

Интересно… а этот пан Скидельский знал куда они идут? Скорее всего, знал — пока эти грабили, он что-то другое мог искать.

Вот и нашел — свою смерть.

Зашел в комнату Бронислава — тут не искали, понимали, что это комната слуги, тут ценностей быть не может. Наскоро обыскал сам — ничего, ни записки с указанием, где они есть, ничего. Сунув на всякий случай пистолет под матрац, он вернулся на кухню.

Оружие он распределил по всему дому. Автомат с деревянным прикладом — спрятал на крыше, в тайнике, который был известен только ему. Из него можно будет — если так припрет — вести огонь через слуховые окна, это автомат, далеко достает. Скорпион с одним запасным магазином — второй, который ему не был нужен — оставил в одной из комнат. Еще в одной комнате в ящике старинного комода оставил пистолет. А заодно — закрыл и запер все окна и двери, какие ему попадались открытыми.

Североамериканскую автоматическую винтовку он завернул в сорванное с кровати покрывало, вынес из дома и спрятал в лесу, как раз на той самой платформе, с которой вел огонь, прикрыл куском клеенки с кухонного стола, придавил края клеенки, чтобы ветром не сорвало, а потом еще и присыпал листьями и ветками. Пусть будет тут, на всякий случай. Пройдя еще немного дальше, в известном ему дупле он спрятал также обернутый в ткань и клеенку еще один автомат с боезапасом.

Если придется сюда возвращаться — он будет знать, где что лежит. И пусть его кто попробует взять… в этом лесу.

Потом он вернулся в дом, нашел кусок фанеры и карандаш и написал плакат, который повесил на входной двери. На плакате этом он написал по-польски и по-русски то, что обычно пишут на ограждении особо охраняемых объектов.

Стой! Запретная зона! Ведется огонь на поражение!

В сочетании с трупами — должно произвести впечатление.

Время клонилось к закату, солнце садилось за деревья, заливая их верхушки оранжево-красным светом — а у графа Ежи только выдалась минутка, чтобы поужинать. Холодильник, слава Иезусу работал, и кое-что там оставалось. Примитивная еда, хозяева здесь почти не бывали — но другой и не надо было. Сыр только зачерствел… ну да ладно. Не до жиру, как говорится.

За едой ему пришла в голову мысль, которую он немедленно реализовал. На куске оберточной бумаги от сыра он написал карандашом "Я жив и здоров, был здесь", поставил число и отнес это в комнату Бронислава. Подписался не именем, а странным знаком, похожим на крест — он его изобрел в детстве и подписывался так. Кому надо — тот поймет.

В доме он решил не ночевать — мало ли. Лучше в лесу… там спокойнее. Прихватив с собой все оружие, какое он решил взять с собой он вылез через окно кухни и аккуратно прикрыл его.

Перед тем, как залечь спать на еще одном старом и удобном дереве — он включил рацию, поставил звук на минимум, погонял по частотам. То что там было — лучше было не слушать.

Завтра… Будет новый день… будет и дело.

С этой мыслью граф Ежи заснул.