"Красавица с острова Люлю" - читать интересную книгу автора (Заяицкий Сергей Сергеевич)Глава III Новое приятное знакомствоНаступила томная южная ночь. Отсветы реклам перебегали по небу, город трепетал томительной ночной жизнью, долетавшей сюда вместе с волнами какого-то терпкого аромата цветов, так что казалось, кокетка опрокинула туалет с десятком душистых флаконов. Ламуль вспомнил свою Прекрасную Терезу, пощупал свою фальшивую бороду и пробормотал: — А ведь чего доброго — нас и в самом деле принимают за убийц… — Забавно это слышать тому, чьи предки некогда на троне, украшенном лилиями… — К черту предков… Доктор… что вы обо всем этом думаете?.. — Много интересного, поглядите, что мне удалось поймать у вас под кроватью, господин Эбьен… Он положил на стол сверток бумаги, который слегка шевелился, и наклонил свечу… — Что это такое? — Редчайшей породы сколопендра, — сказал доктор, — такой экземпляр попадается один на 10.000; и вам повезло настолько, что как раз под вашею кроватью мне удалось найти его!.. — Фу! Какая гадость… Чем же он знаменит, этот ваш урод? — От его укуса, — сказал доктор, любовно рассматривая маленькое чудовище, — умирают почти мгновенно… Все вскочил в страхе. — А вы уверены, что их еще там нет? — Таких нет… а обычных довольно много… — А от обычных что бывает?.. — О, — сказал профессор презрительно, — от них умирают дня в два, в три… Есть среди них настолько вялые и слабые типы, что от их укусов отделываются местною гангреною… Пьер Ламуль заходил из угла в угол. — Положительно, — сказал он, — здесь нельзя задерживаться!.. Переночуем как-нибудь ночь, а завтра же переедем в лучшую гостиницу, или… — О сеньоры, — раздался знакомый голос, — уверяю вас, что лучше «или»… — Послушайте, сеньор Галавотти, — произнес Ламуль, — вы, очевидно, все знаете… — Я знаю три четверти всего, — отвечал тот скромно, — но я знаю человека, который знает все… — Ну, так слушайте… Вы не думайте в самом деле, что мы какие-нибудь воры… мы путешественники… Вот это знаменитый профессор географии, вот это лучший в Париже адвокат, это русский эмигрант, это нечто вроде французского короля, а сам я писатель… Мы едем с научною целью на один остров… остров Люлю… Вы знаете такой?.. — Если я не знаю, то это еще ничего не значит, ибо я знаю человека, который все знает… — Вы можете достать нам этого человека? — Хоть сию же минуту… Позвольте…. минуту тишины, сеньоры. Все прислушались. Снизу из-под пола донеслись странные звуки; казалось, что кто-то катает пустую бочку по железному листу и от времени до времени пускает в ход автомобильную сирену. — Что это? — спросил Эбьен с некоторым страхом. — Это, — отвечал Галавотти таинственно и восхищенно, — кривоглазый Пэдж поет вечерние псалмы… В это время страшные звуки смолкли и прогремел выстрел. — Он кончил петь, — воскликнул Галавотти, — пропев псалмы, он всегда палит из револьвера в пустую бутылку. Я сейчас приведу его, сеньоры… — Зачем? Зачем? — в страхе закричали Валуа и Ламуль. — Потому что, сеньоры, — отвечал Галавотти, — Пэдж и есть тот самый человек, который все знает!.. Все сидевшие в комнате почувствовали некоторый трепет, когда, ведомый Галавотти, появился на пороге человек казавшийся квадратным, столь широки были его плечи. На огромном красном лице сверкал один глаз, другой был, по-видимому, давно выколот и заменен скорлупою грецкого ореха. Нос был приплюснут к правой щеке, а в огромной пасти, придерживаемая тремя темными зубами, торчала трубка. Удивительный человек этот, войдя в комнату, молча сел верхом на стул, Спиною ко всем присутствующим, и, казалось, задремал. — Он не станет разговаривать, — шепнул Галавотти, — пока ему не дадут настоящий доллар. — Что значит настоящий? — Не фальшивый. Пьер Ламуль дрожащими руками вынул доллар и дал его Галавотти, который, в свою очередь, почтительно протянул его Пэджу. Тот взял бумажку, сунул ее в рот и жевал с минуту. Затем, вынув изо рта, расправил на ладони своим черным пальцем и посмотрел на свет. После этого он внезапно вырвал из-под себя стул, швырнул его в угол комнаты и, сжав кулаки и переваливаясь, подошел к Ламулю. — В чем дело? — крикнул он таким густым басом, что казалось, в комнате кто-то заиграл на тромбоне. Рибелло Галавотти, видя, что Ламуль от страха не в состоянии сказать ни слова, решил выступить сам: — Сеньоры, — сказал он почтительно, — научные деятели и едут с высокою целью на остров Люлю… Они хотели бы знать, где находится этот остров и как до него добраться… Пэдж поправил скорлупу в своем глазу и с необычайной ловкостью плюнул в окно так, что плевок его только слегка задел за ухо Роберта Валуа. Он долго молчал. — А они, — наконец произнес он, — не шеромыжники… — О, мистер Пэдж, это же все ученые люди… Это Колумб, это Архимед, это Шекспир, а это Эйнштейн… Пэдж кивнул головою глубокомысленно: — Я сам окончил воскресную школу, — прохрипел он. — Остров Люлю… Гм!.. — Расположен под 46-м градусом… — начал доктор Сигаль. Мгновенно лицо Пэджа исказилось. Глаз его засверкал, голова втянулась в плечи, и не успели друзья опомниться, как доктор уже лежал на полу у противоположной стены, а Пэдж потирал ушибленный кулак. — Будешь ты молчать, долговязая минога, — крикнул он, — когда говорит кривоносый Пэдж?… Или ты привык, чтоб тебе щекотали ребра вот этою игрушкою? И он вынул из кармана огромный кольт. — Ради бога, простите, мистер Пэдж, — забормотал Галавотти, — сеньоры не знали… они не нарочно… — Пусть дадут мне еще один настоящий доллар. Пожевав снова бумажку и поглядев ее на свет, он хватил кулаком по столу. — Завтра, — крикнул он, — на закате! Едем! На остров Люлю. 100 долларов до, 100 во время и 100 по окончании… Никаких женщин с собою не брать… Повешу на рее вниз головой!.. Молчать!.. Не возражать! Шхуна «Агнесса»! Кто пошевельнет пальцем, тому прострелю кокос! Честное слово! — Кокос — это голова, — шепнул Галавотти. Сказав все это, Пэдж повернулся и, переваливаясь, удалился. После его ухода минуты две царило молчание. Профессор тихо стонал, потирая ушибленную диафрагму. Сам Галавотти был, казалось, немного подавлен. — А если мы решим не ехать на остров Люлю? — спросил, наконец, Пьер Ламуль. — Невозможно, — сказал Галавотти, покачав головою, — Пэдж больше всего ценит данное слово… Он перестреляет всех нас как куропаток. — Ну, ехать так ехать, — сказал Ящиков, — по крайней мере, не зря через океан переехали. В это время Пьеру Ламулю опять показалось, что в окне противоположного дома, на фоне лампы, мелькнула черная борода. — Послушайте, — сказал он тихо Галавотти, отозвав его в сторону, — меня смущает один черномазый глухонемой бразилец, который, по-моему, следит за нами вот из того окна… Галавотти задумался. — Что же! Долларов сорок, — сказал он. — Что? — Сорок долларов возьму за то, чтобы прирезать его, и пятьдесят — чтоб пристрелить… Стрелять опаснее… слышнее… — Да я вовсе не хочу убивать его… я только хотел бы справиться. Что это за фигура?.. — Это можно… маленький разговорчик с ножом, приставленным к горлу, или с дулом револьвера, уткнувшимся в глаз… Я это сделаю… Через час все будет известно… Все легли спать… Они легли, тщательно осмотрев тюфяки и простыни. — Я думаю, что со стороны мы производим впечатление идиотов! — заметил Валуа. — Да и не только со стороны, — проворчал Эбьен. Скоро они задремали… Не спалось одному Ламулю. Он думал об этом черном бразильце, и странная мысль пришла вдруг ему в голову. Галавотти тихо вошел в комнату. — Ну? — спросил его Ламуль. Тот смущенно промолчал. — Ничего не вышло, сеньор, — сказал он наконец, — я испытал все способы, только под конец вспомнил, что он нем как рыба… — Так он мог бы написать… — У нас не было под рукой чернил… Покойной ночи, сеньор, если на вас нападет змея, хватайте ее около самой головы, но никак не за хвост… Он вышел. Ламуль долго ворочался с боку на бок… — По-моему, — пробормотал он наконец, — сеньор Галавотти мог бы говорить более искренним тоном… Нет… Это черномазый дьявол мне решительно не нравится. Наконец усталость взяла свое. Он уснул. |
|
|