"Легенда о Красном Снеге" - читать интересную книгу автора (Тихомирова Лана)

Глава третья. Венчание

— Всего десять часов, — сказал Павлес, — время тянется так медленно.

— Может, пойдем к ратуше, посмотрим, как там все красиво, — предложил Сорокамос.

— Нет, — поморщился Павлес, — там сплошные женщины, они начнут галдеть, а я не хочу крика и гвалта. Идем в парк.

— Идем, в башню тоже лучше не ходить, там сплошные безумные бабы. Боюсь, бунт еще очень долго не уляжется.

Братья спустились по парадной лестнице на первый этаж, где располагались в основном кухня и помещение прислуги. Они отправились в парк, чтобы убить время до начала

церемонии. Шли, молча до пруда, который находился недалеко от ратуши.

— Кто еще едет с вами? — спросил Сорокамос.

— С моей стороны ты, из слуг Аланка. Мы с Фелией решили брать только близких людей. Со стороны Фелии поедет Занка, ее сестра. Ну и слуги, лакеи и Сериохус, наверное.

Без него такие мероприятия не обходятся. Возможно, нам навяжут владыку, но я думаю, он не станет нам обузой, на самом деле он не такой уж и плохой человек.

— Маловато гостей, — проговорил Сорокамос.

— Ты не доволен решением отца?

— Ну да, — мрачно согласился Сорокамос, — только женитьбы мне и не хватало.

— А что такое?

— Нет ни одной подходящей невесты.

— Так-то уж и ни одной?

Сорокамос задумался.

— Ну, есть, одна. Но она не княжеских кровей, и потом…

— Фелия — дочь крестьянина, — заметил Павлес.

— И потом, она вряд ли согласится стать моей. Но есть другой вариант, — просиял Сорокамос, — Занка. Хоть она и близнец твоей невесты, но я смогу жениться на ней и внакладе точно не останусь.

— Но Занка же не княжеских кровей.

— Но с момента свадьбы она получает титул герцогини, как сестра королевы. И я — корн-принц, герцог Эолисский. По-моему хорошая партия. И потом она близнец Фелии, а,

значит, не менее прекрасна.

— Ты выбираешь себе жену, как кусок мяса выбирают на рынке, — беззлобно отозвался Павлес.

Сорокамос промолчал, чтобы не портить брату настроение перед церемонией.

— Пора бы повернуть к ратуше, — через несколько минут сказал он

Ровно в половине двенадцатого Павлес и Сорокамос были у ратуши, и, как неприкаянные, слонялись неподалеку.

Без двадцати пяти двенадцать, они встретили возле ратуши Аланку, которая уже переоделась к церемонии в жемчужно-серое платье.

— Барин, — всплеснула она руками, — негоже вам тут, идите на конюшню, вас там обыскались, — она заметила Сорокамоса, осеклась, покраснела и, сделав реверанс, сказала,

— Прошу прощения. Ваша светлость, я приветствую вас, и поздравляю со свадьбой вашего августейшего брата.

Это было официальное приветствие, текст которого выучили все слуги.

Сорокамос дергано поздоровался с Аланкой и в бешенстве ушел в направлении конюшни.

Скромно сложив руки, Аланка смотрела на хозяина. Павлес недовольно покачал головой и сделал Аланке знак молчать. Горничная же, изображая саму невинность, кажется, и

понятия не имела о том, что стало причиной недовольства корн-принца. Павлес погрозил Аланке пальцем и посмешил за братом. Тот шел, быстро, нервно размахивая руками.

— Ты видел? Слышал? — задыхался от ярости Сорокамос.

— Да. Но что тебя так взбесило? Ты поступил неучтиво, — заметил Павлес, с интересом наблюдавший за братом.

— Не учтиво? — взорвался Сорокамос, — Не учтиво? Ты называешь это неучтивым поведением! Да она просто измывается надо мной!

Сорокамос от возмущения взмахнул крыльями и немного взлетел, но тут же вернулся на землю.

— Я не понимаю тебя, брат, она не могла поступить иначе. Она горничная. Ее статус…

— Статус, — ворчливо передразнил Сорокамос, — меня бесит этот официоз.

— Она всегда была в фаворе у нашей семьи, ее род чуть ли не древнее нашего и всегда служил нам, я позволяю ей говорить все, что вздумается и делать то, что она считает

нужным. Аланка верный и преданный друг нашей семьи, она обожает нашего отца и мать, она очень любит меня и… тебя.

Сорокамос тряхнул лохматой головой:

— Она просто прислуга, и с сегодняшнего дня я очень на нее обижен, так что передай ей, пусть стережется меня.

Павлес усмехнулся.

Братья достигли конюшен.

По традиции жених и его брат, либо близкий друг или прочий родственник мужского пола, прибывали к ратуше верхом на лошадях с запада. Невеста в сопровождении сестры,

либо подруги, либо другой родственницы приезжала с востока в карете. Сорокамос вскочил в седло гнедого жеребца и ласково похлопал его по шее, Он любил лошадей, и они любили его. Павлесу же досталась смирная белая кобыла, с лошадьми

принц не ладил. Павлес сделал круг, чтобы привыкнуть к седлу и лошади.

— Трубы возвестят нам, когда начнется церемония, — нервно поглядывая в сторону ратуши и косясь на солнце, сказал Павлес.

— Сорокамос в каких-то мрачных раздумьях сидел на своем жеребце, поигрывая белым костяным шариком.

— Не понимаю, почему жених и невеста перед самой свадьбой так нервны? Зачем? Все же уже решено: она сказала: "Да!", — он счастлив! Зачем же нервничать? — думал вслух

Сорокамос.

— Брат, сейчас я еще жених, но через каких-то полчаса, я стану ее мужем, — мечтательно косясь на солнце, ответил Павлес.

— Статус, — проворчал Сорокамос.

На небе в солнечных лучах стало проявляться серое пятно.

— Начинается, — прошептали братья.

Со стороны ратуши донеслись трубы. Братья тронулись к ратуше и прибыли точно по протоколу. Они спешились, их окружили монахи в темно-вишневых рясах, у каждого в руке был массивный канделябр со свечами.

— Боги скрывают солнце, дабы могло, свершится таинство, — сказал один из них.

Монахи взяли братьев в квадрат, и повели в ратушу. Сорокамосу вручили тяжелый венец.

Вся процессия оказалась в ратуше, жениха приветствовали стоя. Павлес оглядел публику, в ратуше собрался весь двор и многочисленная родня Фелии: лавочники, торговцы,

менялы и крестьяне. В первом ряду он заметил Владыку Микаэлоса, черноволосого мужчину чуть старше самого Павлеса. Павлес посмотрел на мать, ждавшую его возле епископа.

Она простерла к нему руки, подойдя, Павлес взял мать за руки, пожав, их он обернулся ко входу в ратушу.

Возле входа уже останавливалась карета невесты. Из нее вышли Фелия и Занка. Возле входа Фелию взял за руку сам король, он отвел ее к алтарю и вложил ее руку в руку сына.

Ручка Фелии трепетала, а Павлес не мог оторвать взгляда от своей невесты, так она была прекрасна. Она смотрела на жениха глазами синими, глубокими, как ясное небо в летний день, глядящее в воду озера.

— Гхм, гхм, — прочистил горло епископ, о существовании которого, кажется, все забыли.

— Павлес Теорга, Фелия Саммера, — скрипучим голосом проговорил епископ, — этот день ваши, разные до сего момента судьбы, стали единым целым. Вы оба решили соединить ваши судьбы. Но соединяя, их вы соединяетесь с судьбой своей родины. Поклянитесь друг другу в верности, дети мои.

Павлес смотрел в глаза Фелии и начал говорить слова клятвы:

— Если солнце твое застлала гроза, ты по ливню рукой проведи.

— Если счастье твое опустило глаза, ты его развесели, — продолжила звенящим и дрожащим голосом Фелия.

У всех, кто был в ратуше по спине пробежали мурашки.

— Если ночь нападает с мечами на день, ты будь подобна огню.

— Если любовь твоя стоит на краю, за нее жизнь отдай свою.

— За нее жизнь отдай свою.

— За нее жизнь отдай свою, — закончили оба.

За стенами ратуши наступил непроглядный мрак.

Епископ торопливо дал молодоженам кольца.

— Обменяйтесь кольцами и скрепите свой союз поцелуем.

Павлес еле сдерживал дрожь, надевая кольцо на тонкий пальчик Фелии, она, тихо улыбаясь, одела на палец мужа кольцо, сказав:

— Прекрасней счастия на свете нет, чем познать любовь в ответ.

Они взяли друг друга за руки и взмахнули крылами, под сводами ратуши они заключили свой союз.

Тьма потихоньку стала рассеиваться.

Павлес и Фелия взяли в руки по массивной венчальной свече, Сорокамос и Занка подняли над их головами венчальные короны, за ними пошли родители молодых, и остальные

родственники по старшинству. Вся процессия шла за епископом, который крестил круг вокруг алтаря, и скрипучим голосом пропевал слова клятвы. За ним стали петь молодые и

все родственники. Когда процессия завершила третий круг и двинулась к выходу, темное пятно уходило уже в небытие. Павлес и Фелия сели в карету, Сорокамос вскочил на коня. Занка пошла пешком, верховой ездой она не владела, как и Аланка, которая затерялась где-то в толпе.

Для Фелии и Павлеса не существовало мира. Любой мотылек, птичка или дуновение ветерка доказывали им, что все окружающее создано только для их счастья. Отчаяние и

грусть былых дней казались им смешными, ненастоящими, кукольными.

Сорокамос смягчился и, вскочив в седло, даже попытался найти глазами горничную, но не нашел. На душе его было томно и смутно, сладко ныло сердце. Он думал об Аланке,

холодной как сталь, неприступной, строгой, даже занудной, внутри него все дрожало от стыда и нежности при воспоминании о том вечере, который упомянул сегодня Павлес.

Он пришел к ней через окно, инкогнито, после бала, когда она уже ложилась спать. Как она тогда смотрела на него, как оскорблена, была той любовью, которую он предложил ей. Но почему-то она оставила его в своей комнате, уложила спать, гладила по

волосам, а потом сидела и при свече что-то рисовала на листке бумаги до самого утра. Чуть свет она подняла его и выпроводила из комнаты через дверь.

Отчего-то Аланка сегодня волновалась даже больше самой невесты, ей богу как будто сама выходила замуж. Все ее тревожило: и странные разговоры хозяина, и поведение

корн-принца, и эта странная история со шляпкой невесты.

Педантичная Аланка проверяла всякую мелочь, в шляпке Фелии она нашла несколько листьев ядовитого вороника. Если бы Фелия надела шляпку, а после вышла бы без нее на

солнечный свет, то ее волосы и кожу мгновенно бы съела язва. Аланка вытащила листья голыми руками, и только потом сообразила, что, избавив невесту от беды, сама

рискует остаться без рук, в прямом смысле слова. Пришлось взять перчатки. Хвала богами мать Фелии знала рецепт ночного снадобья против яда вороника.

Но Аланку беспокоило не это, она догадывалась, кто мог сделать такую гадость. Только Занка занималась шляпками, и как она бесилась всю неделю перед свадьбой. "Не к

добру это все", — подумала Аланка, — "Ой, не к добру". Она решила следить за Занкой, как бы та не сорвала празднество.

Процессия приблизилась к замку. Новобрачные прошли в тронный зал. Часть гостей последовала за ними. Часть ждала аперитива в гостиной, часть гуляла по саду. Аланка

вместе с другой прислугой отправилась в обеденный зал.

Оркестр готовился развлекать гостей.

— Эй, Алли, — окликнул Аланку невысокого роста гитарист.

— Темрас, — воскликнула Аланка и помахала старому другу рукой, — подожди, я сейчас подойду.

Она проверяла столовые приборы, окончив инспекцию вилок, ложек и ножей, она подошла к гитаристу.

— Как? Откуда ты здесь?

— Их светлость пригласили, — гордо отозвался Темрас, — корн-принц готовят номер и им нужен гитарист, чтобы аккомпанировать. Их сиятельство устроили конкурс и выбрали меня, — Темрас широко улыбнулся.

— Не может быть, — удивилась Аланка, — я очень рада за тебя.

— Мы с их сиятельством стали очень дружны, — похвастался Темрас, — не все же тебе, лиса, быть в фаворе у наследного принца.

Они весело рассмеялись.