"Праге (венок сонетов), Памятник чуме (поэма)" - читать интересную книгу автора (Сейферт Ярослав)ПАМЯТНИК ЧУМЕ1. На четыре стороны света глядят четыре демобилизованных полководца небесного воинства, но все четыре стороны света затянуты тучами, и на каждой висит амбарный замок. А солнечный свет раскачивает тень старинного памятника от часа цепей до часа плясок, от часа розы до часа змеи, от часа улыбки до часа злобы, от часа надежды до НИКОГДА... И только шаг остаётся от минут безнадежности до турникета смерти. Движутся наши жизни, как пальцы по злому рашпилю, днями, годами, веками... Случается нам иногда проплакать и год напролёт. И вот слоняюсь вокруг обелиска, где часто когда-то ждал свиданья, Слушая, как журчит вода, которая выливалась из пастей химер, которые выливались из Апокалипсиса... А тогда я видел, как тени набрасывала вода на твоё лицо. Было это в час розы... 2. Пожалуйста, влезь на фонтан, сынок! прочти мне всё, что начертано там, на каменных этих страницах. Первое – от Матвея: "Кто властен из нас Увеличить срок жизни своей Хоть на локоть?" А второе? Это – от Марка: "Свечу горящую принеся, Кто поставит её под горшок, А не в подсвечник?" А вот – от Луки: "Глаза – это светильники тела, но туда, где тел не сочтёшь, слетаются тучи коршунов"... И последнее – от Иоанна, Любимого ученика. Книга его – за семью замками! Открой, малыш! Открой, Если даже зубами придется работать! 3. Я был крещён в Чумной часовне Святого Роха на краю Ольшана. Когда чума разгуливала в Праге, Там штабелями складывали трупы. Вот так и громоздили, как дрова. Тела истлели, и смешались кости С землей и пылью, известью и глиной... Я долго там бродил... Но никогда от радостей мимолетящей жизни Не отрекусь! Мне хорошо везде, где дышат люди, куда б меня не занесло – повсюду хватаю запахи: неповторимые запахи женских волос. На ступеньках ольшанских трактиров слушаю вечерами голоса тех могильщиков... До чего же их песни вульгарны! Но и песни давно не звучат, И могильщики сами себя схоронили... А когда настала весна, взял я лютню и взял перо, И пошёл туда, где цвела сакура у южной стены часовни. Одурманен запахом цветов, я вспомнил девушек, которые снимают подвязки с поясами, так небрежно бросая их на спинку стула... Но – до этого ещё мне оставалось лет пять пути, не меньше... 4. Нередко я стоял подолгу у деревянной колокольни (Она уже давно немая), глядел на статуи, ампирные и грустные на Малостранском кладбище. (Те статуи погнили, не пережив и мертвецов, схороненных под ними...) Уходят медленно, уходят понемногу с улыбками ушедшей красоты... А среди них ведь были не только женщины и воины в суровых латах... Давно я не был там. 5. Не оставляйте никому иллюзию – что больше нет чумы, что кончилась чума... Неправда! Я видел множество гробов, вплывавших в эти ворота, да и в другие... Нет, нет – чума свирепствует! Ведь просто врачи, чтобы не вызвать паники, ее мудрёно как-то называют – что день – то новое названье; Но смерть – всё та же, что была. И так же заразительна чума. Когда ни посмотрю в окно – всё те же клячи, те же дроги, и те же тощие гроба. Но не звонят колокола, И нет креста на колокольне и можжевелового дыма нет... 6. На Юлиановых лугах валялись мы однажды вечером. Город во тьму уходил. В темных речных затонах послышался плач лягушек. Подошла молодая цыганка в полурасстёгнутой блузке. Она по руке гадала. Она сказала Галасу: "Не доживёшь до пятидесяти!" И тут же Артуше Чернику: "Не намного переживёшь его." А я не хотел узнать – страшно... Но взяла мою руку насильно и гневно крикнула: "Ты – долго, долго!..." Это была её месть и моя казнь... 7. А сколько написал я песен и стихов! Была война во всех концах земли, а я, губами трогая серёжки, шептал любовные стихи... Что, стыдно? Пожалуй, нет! Как только ты уснула тебе венок сонетов положил я под сгиб коленок... (лучше, чем лавровый, что получает рыцарь автогонок!) Однажды мы как-то встретились недалеко от фонтана, но каждый шел по другой дороге, в другую сторону, по другому тротуару, в другое время... И всё же долго казалось, что вижу твои ноги, что слышу твой смех, что даже... Но это была не ты. И всё же однажды я глянул в твои глаза! 8. Трижды мой позвоночник густо намазан йодом, он – золотисто-бурый, как лица принцесс индийских на храмовых узких ступенях там, где слоны в коронах покачиваются в аллее. А та, что была посредине, та, что прекрасней всех, мне улыбнулась... Боже – что только не лезет в башку на операционном столе! Вот направили лампу, хирург нацелил свой скальпель, – первый длинный надрез... Я на мгновенье проснулся и тут же закрыл глаза, но всё-таки подглядел: над белой стерильной маской сияли женские очи! Попробовал улыбнуться – здравствуйте, ясные очи! ...Но уже зажали сосуды, растянули разрез крючками, чтоб хирург смог легче раздвинуть паравертебральные мышцы... Я молча стонал. Я лежал на боку, руки были свободны, их держала сестра на коленях за моей головой... Я её обхватил за бёдра и судорожно прижал – так водолаз хватает амфору, с ней всплывая... но в этот миг пентотал просочился в каждую клетку, и всё угасло... Не помню... Сестричка, у Вас синяки... Помню... Не обижайтесь... А в душе я твердил себе: жаль, что не мог хоть на краткий миг удержать добычу! На миг!!! 9. Почему седовласых считают мудрыми? Если неопалимая купина догорела – что стоит твоя искушённость? И так всегда... Град комьев по гробу, потом обелиск, чтоб четыре казённых писателя, упершись задами в его тишину, строчили, строчили, строчили, строчили бестселлеры... А фонтан опустел. В нём окурков полно. И солнце сдвигает тени камней. Уходит жизнь ни за что, ни про что... Не так я хотел. 10. Худшее – позади: я стар! так я себе сказал. худшее – впереди: я жив. Но если хотите знать – я бывал счастливым! Бывало, целые дни, Бывало, аж целый час! Бывало – пару минут... Ну и хватит! Всю жизнь я был верен любви. Если женские руки – крылья, то ноги??? Пусть коленками голову мне раздавят! И я закрою глаза в опьянении, пока бесновато стучится кровь в сдавленные виски! Но зачем закрывать глаза? 11. Вот перечень разных ракет: земля – воздух, земля – земля, земля – море, воздух – земля, воздух – море, воздух – воздух, море – воздух, море – море, море – земля... Город, заткнись, дай послушать плотину... Люди есть люди: знать не хотят, что над головами у них летят запущенные взмахом руки из окна любовь за любовью: губы – глаза, губы – щёки, губы – губы, и так далее, пока не задёрнет рука занавеску и не закроет цель. 12. На гранёном комнатном небе среди всяких швейных корзинок и туфелек с пуховыми помпонами растёт огневая луна ее живота. Ещё воробьи не клевали мак за ледяным цветком, она уже пересчитывает жаворонковы дни. А в глубине кто-то заводит таинственную пружину крохотного сердечка, которому тикать целую жизнь. |
|
|