ЖОРЖ БРАССЕНС
383.
ЗАВЕЩАНИЕ
Я словно ива загрущу,
Когда Господь, отмерив дни,
Мне скажет, хлопнув по плечу:
— Так есть ли Я? Пойди взгляни!
Тогда поминки справлю я
По всем на свете — пей до дна! -
Ещё стоит ли та сосна,
Что мне на гроб пойти должна?
Я б на кладбище в этот раз
Кружной дорогой зашагал,
Я просачкую смертный час,
Как раньше в школе сачковал.
Пускай меня ханжа любой
Последним психом назовёт,
Пускай ворчит — я в мир иной
Отправлюсь задницей вперёд!
Но до того, как флиртовать
В аду с фантомами блядей,
Ещё подружку бы обнять,
Ещё залезть под юбку ей,
Ещё раз ей "люблю" шепнуть,
Глаз не сводя с её лица,
И хризантему протянуть:
Что ж, это — роза мертвеца!
Пусть Бог внушит моей жене,
Что я всегда был верный друг.
Чтоб уронить слезу по мне,
Ей не понадобится лук…
И лучше б муж её второй
Был точно роста моего,
Чтобы пиджак потёртый мой
Налез, не лопнув, на него.
Моё вино, мою жену
И трубку я отдать готов,
Но пусть — иначе прокляну! -
Не трогает моих котов!
Хоть был я человек не злой,
Но чуть обидит одного —
Тотчас же грозный призрак мой
Придёт преследовать его!
Вот жёлтый лист упал во прах,
И завещанье надо спеть.
Пускай напишут на дверях:
"Закрыто. Перерыв на смерть."
Зато уж от больных зубов
Меня избавит смертный сон…
Заройте без надгробных слов
В могиле братской всех времён
384.
И МЕДНЫЕ TPYБЫ
Я сторонюсь всего, что шумно и публично,
Живу себе в тени, почти что буколично,
Я славе не хочу платить собой оброк,
На лавровых венках я дрыхну как сурок.
А мне твердят кругом — раз у тебя есть имя,
То ты в большом долгу перед людьми простыми,
Чтоб славу поддержать, мол, выстави на свет
Все потроха свои и каждый свой секрет.
О, трубы
Славы стоустой!
А проку
От вас не густо…
Могу ли я забыть простую осторожность,
Хотя реклама мне охотно даст возможность
Подробно рассказать о том срыванье роз,
При коем так важна экстравагантность поз.
Но если рассказать, какие Пенелопы
Когда и где и как мне подставляли попы,
О, сколько на земле прибавится блядей,
И сколько пуль схвачу я от своих друзей!
Эксгибиционизм претит моей природе,
Болезненно стыдлив я при честном народе:
Известную деталь не видит взор ничей,
Помимо баб моих или моих врачей.
Я вовсе не хочу бить в барабаны хером,
Чтоб выбить гонорар досужим хроникерам,
Мне вовсе ни к чему искать скандальных сцен,
Как флаг перед толпой вздымая старый член.
Одна из светских дам ждала меня нередко
В своем особняке на шёлковой кушетке,
И — что rpexa таить — принёс я от неё
В известных волосах известное зверьё.
Но кто мне право дал для шума и рекламы
Так посяrать на честь прекрасной этой дамы,
Чтоб в чей-то микрофон рассказывать о ней:
Сама маркиэа Эн мне напустила вшей!
На небе ложе мне почти уже готово —
Не зря отец Дюваль своё замолвил слово.
Друг другу мы грехи привыкли отпускать —
Ему к лицу "аминь", а мне — "ебёна мать"…
Но разве стану я писать во все газеты,
Что раз его застал я у моей Лизетты.
Под пение псалма — не вру, чтоб я оглох! -
В тонзуре у него она искала блох!
Но с кем же, чёрт возьми, я должен спать отныне,
Чтоб развязать уста бессовестной богине?
Гитару прочь с колен — и стану знаменит,
Любой кинозвездой гитару заменив!
Чтоб возбуждать толпу и журналистов тоже,
Которая из звёзд мне одолжить предложит
Свой популярный круп, а может быть, как знать
В придачу две горы, чтоб альпинистом стать?!
Трубили бы вовсю, наверно, трубы славы,
Когда бы я болтал налево и направо,
И бёдрами качал, как та мадмуазель,
И тут же удирал стыдливо, как газель…
Но непонятно мне, скажу вам между нами,
Зачем играть в любовь, переменясь ролями?
Тем более — сей грех немного славы даст:
Давно уж не в цене банальный педераст.
Есть тысяча один рецепт и кроме этих
Для тех, кто хочет фи-гурировать в газете,
Я ж для людей пою, а если не хотят —
Все песни я готов заткнуть в гитару взад!
Мне вовсе ни к чему блестящая обуза,
Я песенки пою, почёсывая пузо,
И славе не хочу платить собой оброк:
На лавровых венках я дрыхну, как сурок.
0, трубы
Славы стоустой!
А nроку
От вас не густо…