Глава 10

Она приходила в себя в маленькой комнате с бревенчатыми стенами. Было холодно. Из недобросовестно проконопаченных щелей сильно дуло.

Собственно, глаза она открыла раньше, еще на улице. Но пока шла сквозь снежную вьюгу и колючий холод от телеги к зданию таверны, мало что соображала, почти спала на ходу. Теперь шум в мозгу немного поутих, мысли взбодрились и, сначала медленно и неуверенно, а потом все быстрее побежали одна за другой.

Внизу слышался шум. Если она углядела верно, там был бар. И посетителей в нем куча. Об этом можно было судить не только по шуму, но и по запаху, вернее удушающей вони от пота, перегара, нечищеных зубов, немытых тел. Эта вонь ударила в ноздри, когда Аркадий быстро протащил девушку через зал, и почти окончательно ее разбудила.

Сейчас, сидя на досчатом полу, она пыталась прежде всего определить, есть ли еще кто-нибудь поблизости. Из небольшого помещения вела еще одна дверь. Через щель виднелась раковина умывальника. Там, вроде, никого не было. Значит, она одна…

Мысли снова побежали по старому руслу. Она схватилась за голову, а потом, тряхнув кудрями, уставилась в окно, на морозное небо. Как страшно. Страшно, когда вокруг тебя только ложь, кажется, весь мир состоит из лжи. Или неизвестности.

Она вспомнила того незнакомца, щуплого встрепанного парня в смешных очках. Тогда, пробиваясь к ней сквозь толпу, он смотрел на нее, как первоклашки смотрят на первую учительницу. И кричал: "Алёна Викторовна!" Тот парень, конечно, мог и обознаться. Но сейчас она готова была поверить скорее ему, чем окружавшей кучке мерзавцев. Да и "Алёна" ей нравилось больше. Не то, чтоб красивше звучало, но как-то роднее…

Но после всего, что она пережила за последние месяцы, верить людям было уже немного страшновато. И она не спешила называть себя этим новым именем. Разве что так, для примерки.

В замке три раза повернулся ключ. Дверь отворилась. Аркадий вошел в комнату и, с брезгливостью глянув на девушку, плюхнулся на кушетку.

Она попыталась встать.

— Сидеть!

Села. После такого окрика трудно было удержаться на ногах.

Аркадий сердито сопел. Господи, ну как она могла считать красивым это лицо! Эти правильные черты были теперь искажены яростью и неизменным презрением. Причем не только к ней, а и почти ко всему окружающему миру.

— Сиди тихо. Будешь шуметь — пожалеешь!

Она нехотя кивнула. Сначала не хотела, из принципа, но под свирепым взглядом Аркадия все же кивнула.

Он вышел в ту дверь, через щель в которой был виден умывальник. Зажег там свет. Глядя куда-то, наверное в зеркало, потрогал гладко выбритый подбородок. Повернул лицо, разглядывая себя в профиль. Затем быстрыми шагами прошел через всю комнату и вышел.

Ночь прошла тихо. Аркадий спал на кушетке. Его пленница — на полу, возле стены. Благо, одежда ее, хоть и не по размеру, была довольно теплой. Но недостаточно. Она даже обувь не снимала. Так, кутаясь в пуховик с чужого плеча, подложив под щеку шарф, она дремала, мучаясь неудобством жесткой "постели" и холодом.

Утром ей удалось улучить минутку и пробраться в ванную. Ей крупно повезло, что проснувшийся Аркадий решил заглянуть, когда с утренним туалетом было почти покончено, и она затягивала пояс штанов и поправляла свитер. Под пристальным взглядом своего сторожа она кое-как поплескала на лицо ледяной водой и застегнула пуховик. А затем снова надела рукавицы.

— Чего вырядилась? Сбежать собралась?

Она испуганно похлопала глазами:

— Холодно…

Аркадий оглядел ее и скомандовал:

— Разувайся!

Ей хотелось заплакать, но приказ был повторен, и пришлось подчиниться. Аркадий забрал высокие теплые сапоги и, накинув рубашку — и как это ему не было холодно! — вышел. Тогда она забралась на кушетку, и закутавшись в одеяло, тихонько заплакала.

Застав ее за этим занятием, Аркадий почти озверел. Но она уже не слышала. Мария-Алёна ревела навзрыд. И над своим прошлым, которого она не помнила, и над страшным настоящим, и неопределенным и пугающим будущим. А больше всего потому, что ей было действительно очень холодно.

Аркадий ругался, брызжа слюной, но это не возымело никакого действия. Даже пощечина, от которой девушка повалилась на кушетку, не заставил ее замолчать. Она продолжала всхлипывать, дрожа и задыхаясь, и уже не пыталась сопротивляться, когда Аркадий схватил ее за волосы и скинул на пол. Сдалась…

В эту минуту запищал переговорник на вороте рубашки Аркадия. Он отвернулся от девушки и вынул тоненький проводок с наушником.

— Разве шумим?

Наверное, в соседней комнате было слышно шум.

— Нет. Все в порядке, — отвечал Аркадий. — У нее истерика. Я забрал обувь чтоб не думала сбежать… Как куда?.. Черт! Хорошо… Да… Да.

Он повернулся к девушке. Та почти успокоилась, села, но не двигалась, наблюдая из-под растрепанных волос за своим противником. Аркадий все еще стоял неподвижно, затем вышел и вернулся, к превеликой ее радости, с теплыми сапогам. Что ж, даже несмотря на пощечину, это того стоило! Она вся подобралась и потянулась к брошенной в угол обувке. Но Аркадий остановил ее на пол пути.

— Куда? А-ну стоять!

Он закатил рукава рубашки и, вытащив откуда-то длинную веревку, направился к девушке, словно намереваясь связать…

Этого ей не хотелось. Она в страхе отодвинулась. Потом еще и еще. Аркадий подскочил и, схватив ее за шиворот, с силой приподнял с пола. Она рванулась. Аркадий выругался, и голова девушки резко мотнулась в сторону. Скула горела. Из носа, кажется, потекла кровь. Но она об этом не думала. Потому что перед ней стояло перекошенное злобой и ненавистью лицо Аркадия. Он протянул к ней руку, словно намереваясь снова схватить, и тут она увидела нечто, разом приковавшее ее внимание.

Длинный тонкий шрам, от запястья почти до самого локтя, похожий по форме на хилую, худосочную елочку, торчащую в стороны короткими лапками ветвей. И в сознании вспыхнула отчетливая картина — эта самая рука со шрамом, сжимающая нож с длинным узким лезвием. Лезвие перепачкано в крови, которая медленно ползет по нему вялыми темно-красными каплями. И на руке кровь по самый локоть. Крови вообще так много, что в воздухе чувствуется ее солоноватый запах…

Она вскрикнула. За что получила еще одну пощечину.

И этот миг снова пискнул переговорник. Наушник Аркадий вынуть еще не успел, поэтому сразу же включил связь.

Девушка по его лицу поняла, что новости он получил не хорошие. Пальцы Аркадия, комкавшие ее пуховик, замерли, лицо напряглось. Рывком вытащив наушник, он отшвырнул девушку от себя. Больно ударившись о стену, так, что разом перехватило дыхание, она замерла. Аркадий презрительно сплюнул на пол и вышел, заперев дверь снаружи.

Отдышавшись, она обулась и, сразу почувствовав себя несколько уверенней, подошла к окну. Там, внизу стояли несколько снегоходов. Сторожил их мужчина, с ног до головы закутанный так, что видно было только серый пуховик и торчащий вокруг шеи и лица мех. В больших варежках поблескивала фляга. Скорее всего, сторож грелся спиртным, время от времени отхлебывая по глоточку.

Внезапно идея угнать один из снегоходов показалась очень заманчивой. Хотя и поражала своей немыслимой смелостью. Дрожащими руками она уперлась в конную раму, соображая, сможет ли она вести снегоход. Что-то подсказывало, что да. Но оставался еще сторож. Да еще каждый снегоход можно было завести только с помощью специального ключа. Конечно, опытному угонщику не составило бы проблемы обойтись без ключа, но ей было не по силам.

Она глядела с тоской, как из дверей вышел какой-то человек, подошел к снегоходу, повернул ключ. Пару раз нагнулся, словно осматривая свой транспорт, а затем отошел к сторожу. Они перебросились парой слов и оба вошли внутрь.

Девушка прилипла носом к холодному стеклу. Какой соблазн! Вот сейчас бы вскочить на этот снегоход и… В случае неудачи это грозило очень крупными неприятностями, но попытаться стоило. С трудом превознемогая страх, заставлявший руки дрожать, а зубы — стучать, она открыла окно и неуклюже вывалилась наружу, повиснув на пальцах. Каким образом она умудрилась это сделать, осталось для нее самой загадкой. Разжав пальцы, приземлилась на укрытую снегом землю. Быстро-быстро подобралась к снегоходу. Пальцы сами сделали все, что нужно. Гул в ушах мешал ей услышать шум за спиной, а оглянуться она не смела. Поэтому совершенно не имела представления, заметил ли кто-нибудь ее маневры. И все же, когда снегоход начал отдаляться от стоящей на окраине бедненького городка таверны, она оглянулась. Погони не было. И пока ничто не нарушало спокойствия. Ветер крепчал, и она решила больше не оглядываться.

Она помнила карту этой местности. Правда приблизительно, но все же знала, в каком направлении следует ехать, пока не покажутся высокие холмы. И тогда, обогнув их с востока, она попадет к одному из небольших поселков.

Прошло достаточно времени, а холмов она так и не увидела. Зато поняла, что вскоре ей придется двигаться сквозь метель.

И вот, наконец, вдали она заметила нечто очень похожее на те самые холмы. Немного не там, где предполагала сначала. Возможно, она сбилась с курса. Снегоход пришлось чуть-чуть развернуть, но в следующую минуту что-то затарахтело, и снегоход замер.

Еще несколько мгновений она стояла, не смея шелохнуться. Затем слезла, попыталась осмотреть свой транспорт. Но это было совершенно бесполезным занятием. Специалистом по снегоходам она не была. Водить еще куда ни шло, а вот ремонтировать… Надвигалась вьюга, а посему надо было спешить. Холмы она уже видит, так что вполне сможет добраться до них на своих двоих… Нет, это конечно очень оптимистический прогноз, но надо же было во что-то верить, на что-то надеяться, оставшись посреди снежной пустыни без средства передвижения.

Метель не позволяла как следует осмотреться. Невозможно было даже открыть глаза. Она шла, щурясь, поглядывая из-под ладони без особого интереса. Силуэт близких холмов терялся в метели. И она их больше не видела. Все вокруг было белым и совершенно одинаковым.

Погони, скорее всего, нет. Вряд ли кто-нибудь рискнул бы идти за ней в такую вьюгу.

Она уже ругала себя за этот несвоевременный побег. Отправиться черт знает куда на снегоходе, ко всему прочему еще и поломанном! Да еще и в такую погоду…

Она не помнила, сколько уже прошла с того момента, как угнанный снегоход беспомощно замер посреди бесконечного снежного полотна. Память ее вообще серьезно подвела. Она все еще чувствовала тот ужас, когда проснувшись в белой комнате вдруг осознала, что не помнит кто она.

Кстати, самое время подумать немного, пока ноги идут сами, механически делая шаг за шагом. Оставалась надежда, что она не была той самой Марией, которая так искусно и изощренно, пользуясь славой элитного психолога, "программировала" людей на смерть. Может, тот смешной парень в очках не ошибся, назвав ее Аленой? Что ж, время покажет.

Вьюга становилась сильнее. Она чувствовала, что начинает слабеть. Подтянула шарф так, чтобы все лицо до глаз было закрыто. Идти не было больше сил. Знать бы, что упорство может ей помочь, но она заблудилась, она не видела ничего, кроме снега, не знала, далеко ли до ближайшего населенного пункта. Но оставалась надежда, оставалось упрямство. Оставалась жажда жизни. И поэтому она шла, не замечая, что все ниже пригибается к земле, что шаги становятся мельче. И лишь когда потеряла равновесие и упала в снег, поняла, что встать уже не сможет.

И встала. Поднялась на ноги, выпрямилась.

И скоро опять упала лицом в снег.