Глава 1 Крысы в яме

(Мир Лиарис, город Вулфгартен, столица Второй Империи, бункер членов правительства).

Герда, высокая, немножко угловатая, шестнадцатилетняя девушка, сидела, скрестив ноги, на неприбранной кровати и угрюмо смотрела перед собой на серую бетонную стену. Стена была неровной, со следами деревянной опалубки, вся в прилипших щепках. Девушка давно заметила, что если долго её разглядывать, то в узоре трещин, желобков, бугорков и чёрных пятен плесени, можно увидеть самые разнообразные картинки, прямо как на крохотном чёрно-белом экранчике телевизионного приёмника. Но здесь было, пожалуй, намного интереснее, ведь приёмник демонстрировал только унылые, помпезные оперы, спортивные состязания и сводки с фронта военных действий, а тут содержание видений ограничивалось только фантазией наблюдателя.

Герда тяжело вздохнула — господи, какая скука! Взгляд упал на раскрытую книгу, лежавшую на подушке, но не возникло даже желание взять её в руки. Когда, две недели назад, они спешно собирали вещи для переезда в бункер, девушка почти ничего не взяла из нарядов, зато упаковала целую библиотеку, выдержав настоящее сражение с матерью. В тот момент, заточение в крохотной комнатке, показалось прекрасным поводом перечитать давно полюбившиеся книги и открыть несколько новых вымышленных миров, но на деле, всё оказалось совсем не так интересно. Уже через неделю, она возненавидела это место, тихой ненавистью, исступлённо мечтая вырваться на волю. Пусть даже за тем последует смерть от осколков вражеских бомб. Плевать. Умереть под открытым небом, гораздо лучше, чем сидя в вонючей бетонной яме, медленно покрываться плесенью.

Кстати о плесени. Герда нахмурила лобик, провела рукой по склизкой стене, потом с отвращением, вытерла ладонь о простынь. В комнате было очень сыро, и пятна на стенах росли прямо на глазах. Иногда ей казалось, что плесень — это хищное живое существо, медленно, но верно набирающее силу. И вот когда оно окончательно вырастет, заполнив собой помещение, тогда и настанет конец. Чудовище набросится на беспомощных обитателей комнаты, оплетёт своими бесчисленными щупальцами и сожрёт. Девушка искренне надеялась, что это случиться ночью во время сна… Проклятое воображение, вечно в голову лезет всякая чушь, но что делать, когда читать абсолютно не хочется, а других занятий нет? Остаётся тупо рассматривать стену, и тихо сходить с ума.

Земля содрогнулась, послышался грохот недалёких разрывов. Короткая передышка закончилась, обстрел возобновился. С каждым днём, гул сражения, различался всё сильнее и сильнее. Первые дни, они вздрагивали в испуге, потом привыкли. Человек вообще быстро ко всему привыкает. Герда, отвернулась от стены и, спустив ноги с кровати, оглядела комнату. Четырёхлетний Франц, её младший братишка, сидя на толстом ковре, сосредоточенно возил взад-вперёд большой автомобиль — точную копию гоночного болида "Приват-Альфа", изготовленную лучшим мастером-игрушечником Ларсом Геншалем. При этом, Франц громко рычал, имитируя рёв мотора, иногда заглушая грохот близких разрывов.

Шестилетняя Берта, средняя сестра, стоя коленками на жёстком стуле у стола, сосредоточенно сопя, рисовала в альбоме, часто меняя цветные карандаши. Перед малышкой лежал второй том иллюстрированной "Энциклопедии певчих птиц Восточной Силесии", из которого девочка, старательно перерисовывала пухлянку — милую птичку, с приятным голоском и пёстрым оперением. Надо сказать, получалось очень похоже, не зря же её обучал великий мэтр Шарль Бонне, некогда учивший живописи самого Гения.

Герде оставалось только позавидовать малышам. Им было чем заняться, да и выглядели Франц с Бертой гораздо симпатичнее своей рефлексирующей старшей сестры. Плохо, когда ты всё понимаешь, зная наверняка, что выхода из западни нет. И тебе остаётся, лишь бессильно пялится на стену, в ожидании бомбы или снаряда, которые, проломив наспех возведённые перекрытия, принесут гибель всем живым, забившемся в бункер, словно крысы в нору.

Убежище строилось в большой спешке. Гений не отдавал приказ о начале его возведения, даже тогда, когда вражеские танки, прорвав Румсский Вал, вырвались на равнины Восточной Силесии, и почти не встречая сопротивления, помчались к столице. Их удалось остановить ценой огромных жертв, бросив под гусеницы бригады Народной Гвардии. Четырнадцатилетние мальчишки и старики, смогли то, что не сумели сделать разбегающиеся кадровые части, совершив очередное бесполезное чудо, отсрочив неизбежное поражение почти на три месяца. И только после того, как армада союзных бомберов, пробившись сквозь ранее неприступный заслон ПВО столицы, почти сравняла с землёй весь центр города, Гений, наконец, выйдя из спячки, отдал соответствующее распоряжение. Бункер рыли день и ночь, все двадцать два часа в сутки, не прекращая работу даже во время бомбёжек, и уложились за восемь недель. Ещё не успел до конца просохнуть бетон, как туда начали торопливо переселяться члены правительства Второй Империи вместе с семьями. Места для всех не хватало, доходило до потасовок, почтенные министры и их не менее почтенные супруги скандалили между собой, словно повздорившие торговцы на Центральном рынке. Герде и младшим детям повезло, их отец — министр пропаганды Кристиан Андерс, третий человек в иерархии имперских чиновников, после Гения и министра обороны, сумел выбить две небольшие комнаты, правда, на разных уровнях.

Комнатка доставшаяся детям, была расположена на нижнем ярусе, рядом с госпиталем, и оказалась совсем крошечной, в ней с трудом помещался небольшой круглый стол да две кровати. Вентиляция почти не работала, сквозь щели в бетоне сочилась ржавая вода, сильно воняло тухлятиной. Войти в неё из коридора, можно было через железную дверь, тяжёлую и толстую, с массивными запорами. Вторая, точно такая же дверь, вела в крошечную каморку размером с чулан — жалкий огрызок недоделанной комнаты. По всей вероятности, строители, начав копать очередное помещение, по какой-то причине, бросили это дело и ушли. Дети использовали каморку в качестве туалета, там стояло ведро со стульчаком и таз с водой для умывания.

Два раза в день к ним заходил солдат из обслуги. Он приносил еду, и забирал грязную посуду, а также выносил ведро с отходами. Впрочем, понятие "день-ночь", под землёй оказалось весьма условным. "Днём" они называли время, когда под потолком загоралась яркая электрическая лампочка, "ночью", время когда лампочка гасла. Выключателя в комнате не было. В коридор им выходить строго-настрого запрещалось, дверь запиралась снаружи, что делало жилище очень похожим на тюремную камеру. Родители появлялись крайне редко, и мало обращали внимания на своих отпрысков. Отец вечно нетрезвый, растрёпанный, с трясущимися руками, как правило, усаживал своего любимчика Франца на колени, равнодушно разглядывал новые рисунки Берты, потом вываливал на стол пригоршню — другую сластей и пошатываясь уходил. Мать, внезапно осознавшая, что жизнь это тлен, ударилась в религиозный экстаз, и теперь, дабы искупить свои многочисленные прегрешения, усмиряла плоть, работая в госпитале. Она появлялась в халате, заляпанном кровью, принося вместо сладостей свежие проповеди, к счастью недолгие, так как работа отнимала все силы: раненных было много и с каждым днём становилось ещё больше. Герда в обоих случаях, демонстративно ложилась на кровать и поворачивалась лицом к стене. Ей было тошно.

А ведь когда-то всё было совсем не так. Девушка ещё помнила то время. Они жили в мансарде под самой крышей старенького доходного дома и солнечные зайчики, каждое утро приходили танцевать на её подушке. Отец, редактор захудалой оппозиционной газетёнки, зарабатывал сущие гроши, и мама, тогда ещё совсем молодая, с утра до ночи, стучала на разбитой пишущей машинке, перепечатывая бесконечные тексты для студентов Технического Института, иногда отвлекаясь на то, чтобы поиграть с крошечной Гердой, возившейся со своими немногочисленными игрушками. Бывали дни, когда они ложились спать голодными, а однажды, судебные приставы, вынесли из комнаты всю мебель после чего, целых два месяца им пришлось спать на полу, укрываясь зимней одеждой.

Потом всё переменилось. Лидер партии Национального Порядка, которого тогда ещё никто не называл Гением, неожиданно для всех стал премьер-министром и регентом при впавшем в маразм императоре. Люди, приведшие его к власти, считали, что заполучили послушную марионетку, проходную пешку, готовую по первому свистку приносить тапочки к ногам хозяев, но просчитались. Новый премьер, сумел буквально за несколько месяцев, сконцентрировать в руках всю верховную власть. Главную роль здесь сыграла "внезапная" смерть монарха. В наступившем хаосе он, словно умелый гроссмейстер, отлично разыгравший партию, после нескольких удачных ходов, принял из рук благодарного народа, титул Гения Нации и торжественно объявил о создании Второй империи. Старая аристократия сопротивлялась, как могла, но крупные промышленники и оружейные магнаты, в предчувствии астрономических прибылей, подняли нового вождя на щит, обеспечив финансовую поддержку. Страна устремилась навстречу благополучному будущему, сытому и стабильному. В этом ей должна была помочь начатая Гением компания по очистке коренной нации от чужеродной крови. Полукровки, или как их называли — "бастарды", объявлялись вне закона, лишались имущества и семьями отправлялись в Исправительные лагеря, где под присмотром чутких и великодушных охранников, тяжёлым трудом, искупали свою вину перед государством. Понятно, что первыми кандидатами в "бастарды", по чистой случайности, оказались политические противники и недружественные олигархи, чьи капиталы, существенно пополнили государственный бюджет. Несколько позже, следом, отправились многие прежние покровители, которые по наивности продолжали считать Гения своей марионеткой.

Отец Герды, дружил с Гением со студенческой скамьи, затем редактировал его газету. Понятное дело, что вождь не забыл своего старого соратника. Сначала он назначил Андерса редактором "Имперского вестника" — главной правительственной газеты, а потом, по прошествии нескольких месяцев — сделал министром пропаганды.

Из крохотной мансарды, где летом жарко, а зимой холодно, семья переехала в огромный загородный дворец, конфискованный у олигарха — "бастарда". Три этажа роскошных комнат, оранжерея, огромный сад, конюшня, целый парк дорогих автомобилей и батальон вышколенных слуг — о чём ещё можно мечтать? Первое время, маленькая Герда объедалась недоступными ранее сластями, а две комнаты (из пяти), принадлежавших ей, личных апартаментов, оказались до потолка завалены дорогостоящими игрушками, на которые раньше она могла только любоваться сквозь витринное стекло. Правда новоявленная принцесса не подозревала о том, что большинство этих игрушек были не куплены в магазине, а конфискованы.

Она росла тихим, спокойным ребёнком, и больше всего на свете, любила читать приключенческие книжки, благо к её услугам была огромная библиотека. В тёплые дни, девочка пропадала в саду, где каталась на пони, ловила рыбу в пруду или стреляла из лука, подражая своим любимым книжным героиням. Она мечтала о путешествиях, вела дневник, в который записывала рассказы собственного сочинения, и собиралась отправиться в кругосветное плавание.

Родители были постоянно заняты своими делами. Отец пропадал в министерстве, мать вовсю осваивала тонкости светской жизни, блистая на многочисленных приёмах и балах. Поначалу она попыталась приобщить к ним старшую дочь, но после нескольких крупных скандалов, махнула рукой, предоставив девочку самой себе. С другими детьми Герда общалась редко, в силу застенчивости, предпочитая крутиться среди взрослых, которые казались ей более интересными. В школу она не ходила — её обучали лучшие преподаватели столичных вузов, друзей у неё не было. Так продолжалось достаточно долго, до тех самых пор, пока в день своего двенадцатилетия, она не встретила Кая…

Праздник был в самом разгаре: многочисленные гости поднимали тосты за здоровье именинницы, оглушительно ревел транг-оркестр, под управлением мировой знаменитости Окасы Шигуру, опьяневшие пары лихо отплясывали модный в этом сезоне шекк "Ручей любви", хлопали пробки бутылок с игристым вином, слуги, сбиваясь с ног, разносили подносы.

Устав от суеты и шума, девочка тихо выскользнула из-за стола и побежала в сад. Ей хотелось побыть одной. Но на любимом камне у пруда, сидел какой-то мальчишка, и лениво кидал камешки в воду. Глупые карпы, принимали их за хлебные корки и пытались проглотить. Герда нахмурилась, но потом всё же решила подойти.

— Привет, — нерешительно сказала она. — Тебя ведь зовут Кай, верно?

Он неопределённо кивнул, не оборачиваясь.

Немного поколебавшись, девочка села рядом и вытащив из кармана внушительный кусок бисквитного кекса, принялась кормить прожорливых рыб. Кай усмехнулся.

— Булка им нравится больше чем камешки.

— Верно. Они уже привыкли, что я прихожу сюда каждый день.

— Здесь нужна хорошая удочка.

— Ерунда, что за удовольствие, когда рыба сама лезет на крючок. Раньше мне нравилось их ловить, но теперь надоело.

— А я ловил рыбу гарпуном, когда жил в Эритии. Океан был у самого дома, и каждое утро от берега отходили рыбачьи лодки. Я познакомился с рыбаками и они несколько раз брали меня с собой. Однажды мне удалось загарпунить акулу, правда маленькую.

— Честно? — Герда с завистью посмотрела на своего собеседника. Она очень хотела увидеть океан.

— Ага. Отец тогда командовал Шестой колониальной бригадой, усмирял восстание Гирет-Кира и его спатов. Я просился вместе с ним на фронт, но он отказал, и мы с матерью всю войну просидели в Эрделе, как тыловые крысы. — В голосе Кая, прозвучала обида.

Девочка понимающе кивнула. Она знала, что Кай был сыном знаменитого Эрвина Голдериана, прославившегося на полях сражений многочисленных колониальных войн, ставшего самым молодым фельдмаршалом в истории империи. Знаменитый вояка, отличался тяжёлым характером и неуживчивым нравом, что не мешало ему оставаться самым популярным военным в стране. Его фотографии постоянно мелькали в прессе, а около дома, словно голодные волки, кружили репортёры.

Кай оказался отличным собеседником. Он много где побывал, скитаясь вместе с родителями по гарнизонам, и его рассказы пленили Герду. С каждой минутой мальчишка нравился ей всё больше и больше. На следующий день, они встретились снова, благо сделать это было нетрудно — усадьба Голдерианов граничила с усадьбой Андерсов, и чтоб увидится, достаточно было просто перелезть через ограду. Так зародилась их дружба, и ничто казалось, не могло ей помешать. Но тут началась война…

Уже давно, вожди Силесианской империи, посматривали на восток, туда, где на бескрайних равнинах раскинулся могучий и грозный сосед: Союз Свободных Славенских Республик. Будучи в прошлом отсталым, аграрным придатком цивилизованного мира, Союз за последние двадцать лет сделал стремительный рывок в развитии, и теперь быстро нагонял прежних фаворитов. Это очень не нравилось как политикам, опасавшимся нарастающего влияния нового мирового лидера, так и промышленникам, которые несли колоссальные убытки из-за проникновения на традиционные рынки сбыта, более дешёвых и качественных славенских товаров. Будь на месте Гения более умеренный лидер, вряд ли дело дошло бы до пушек, но к сожалению властитель Второй империи, оказался слишком увлекающимся человеком. Соблазн присоединить к государству огромные территории, богатые ресурсами и двуногим скотом, был слишком велик. После ряда провокаций, силесианские войска перешли границу, и министр пропаганды Кристиан Андерс в своём выступлении по радио, поздравил соотечественников со свершившимся событием.

В жизни Кая и Герды почти ничего не изменилось, ведь грохот орудий, и разрывы бомб не были слышны в столице, пока имперская армия успешно наступала. Изо дня в день, пресса с упоением сообщала о новых победах. Жители Силесии, толпами валили в кино или общественные телевизионные залы, где на чёрно-белых экранах, бравые солдаты радостно маршировали по разбитым славенским дорогам, позируя на фоне сожженных вражеских танков, сопровождая бесконечные колонны угрюмых пленных. Повсюду висели флаги, каждый вечер, не жалея снарядов артиллеристы устраивали праздничные салюты, а молодые патриоты (если верить официальной пропаганде) толпами валили на призывные пункты. Кай и Герда, искренне радовались за свою великую страну и мечтали оказаться на фронте. Для этого требовалась специальная подготовка, потому, каждый день, Кай учил подругу стрелять из пистолета, преодолевать полосу препятствий и управлять мотоциклом, а Герда в свою очередь пересказывала ему содержание книг о войне, которые в то время читала запоем.

Но неожиданно, их уютный мирок, оказался разрушен. Сообщение о полном разгроме группы армий "Восток" Эрвина Голдериана, оказалось полной неожиданностью, для всех жителей Второй империи. Сидя на чердаке, летнего гостевого дома, холодным осенним днём, Кай шепотом рассказывал подруге, как отец, лишённый уже фельдмаршальского жезла, напившийся почти до бессознательного состояния кричал, обращаясь к невидимому собеседнику: — "Наступать! Только наступать! Я им говорю — у меня топливо на исходе, дивизии свожу в батальоны, танки все выбило! Они говорят — "Мы в вас верим"! Я говорю, что патронов нет, солдаты в штыковую ходят, стрелять нечем! Они говорят — "Мы понимаем ваши трудности. Вот, получите и распишитесь, три вагона пропагандисткой литературы о скотской природе бастардов. Читайте и конспектируйте"! Люди по нескольку дней ничего не ели, танки вязнут в грязи по башни, все штабные брошены на передовую, даже девчонки-машинистки, а мне говорят, что Гений обещал закончить войну до зимы, и мы обязаны выполнить приказ. Ну, вот пусть сам теперь и воюет. Тыловая крыса!"! Через три дня, разжалованный Эрвин, уехал на юг, командовать гарнизоном приморской крепости Веррок. Жену и сына он взял с собой. Для Герды наступили чёрные дни…