"Последние двадцать лет: Записки начальника политической контрразведки" - читать интересную книгу автора (Бобков Филипп Денисович)

Роковые иллюзии

— Филипп Денисович, вы не однажды выступали по проблемам «холодной войны», в том числе и на страницах нашего журнала. Хотелось бы возвратиться к этой теме, имея в виду обстановку вокруг России, складывающуюся в нынешних условиях.

— История возникновения «холодной войны» достаточно хорошо известна. Инициировал ее Запад кличем, брошенным Уинстоном Черчиллем в Фултоне. Он принадлежал к тем, кто не мог смириться с ростом авторитета Советского Союза после победы над фашистской Германией. И дело не только в том, что коммунисты стояли у власти. Россия и до Октября 1917 года вызывала не лучшие чувства на Западе своей самобытностью и величием, своей раскрывающейся потенциальной мощью. «Борьба с коммунизмом» в послеоктябрьские годы во многом играла роль лозунга, скрывавшего подлинные цели. А они состояли и состоят в разрушении великого государства, способного противостоять гегемонистским соблазнам любой державы мира.

Отсюда и характер «холодной войны». Она изначально определилась как агрессия против своего бывшего союзника по антигитлеровской коалиции.

Тому есть немало свидетельств. Они опубликованы в периодической печати, о них написаны книги, на них ссылались многие политики и общественные деятели, вырабатывая платформы и программы своей деятельности.

Агрессивность «холодной войны» выражалась в том, что она не была лишь идеологической конфронтацией. Пропаганда всеми средствами (печать, радио, телевидение) решала серьезные задачи разложения советского общества. Достаточно вспомнить деятельность Комитета радио «Свобода», программа которого не скрывала того, что целью этого пропагандистского центра является не пропаганда антикоммунизма, а достижение конструктивных изменений в стране, то есть в СССР.

«Холодная война» не исключала и превращения ее в «горячую». Наряду с пропагандистской агрессией строились планы и вооруженного нападения, не исключая атомного удара. Поражает циничность расчетов, содержавшихся в подобных планах.

Вот что говорилось, в частности, в одном из них: «…Первый удар по 20 городам… сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов, из них 8 на Москву и 7 на Ленинград… Сбросить 200 бомб и 250 тысяч тонн обычных бомб на 100 городов… Сбросить 300 атомных бомб…»

Предполагалось разрушить 85 % промышленности СССР. Скрупулезно подсчитано, сколько миллионов людей погибнет после первого удара, второго, третьего…

Однако после того, как в Советском Союзе была создана атомная бомба, страсти военного характера поутихли. Свидетельство тому — заявление тогдашнего директора ЦРУ Даллеса. В конце 50-х годов он сетовал, что много потрачено средств на создание оружия, но скупились на расходы, связанные с подрывом СССР изнутри.

Так, основными средствами «холодной войны», не ослабляя давления на СССР открытой пропагандой, при решении задачи подрыва существующего в Советском Союзе государственного строя стали нелегальные проникновения в страну, поиск сил, способных стать на путь сотрудничества с западными спецслужбами, антисоветскими эмигрантскими центрами и иными к тому времени специально созданными формированиями.

Рассказ о том, как это осуществлялось и кто оказался в числе пособников, — тема отдельного интервью. Сейчас же надо сказать о том, что к противодействию такого рода проникновения в страну ни власть, ни общество оказались не готовы.

— Как же так?

— Тому много причин. Причин, приведших к распаду Советского Союза. Чем больше анализируешь события прошлого, начиная с Октября, тем яснее вырисовывается как величие возникшей в результате революции социалистической державы, так и трагизм ее существования. Подумать только: Гражданская война, спровоцированная не внутренними силами (Белое движение возникло потом); интервенция, целью которой было прежде всего разорвать Российскую империю и поделить ее, как делят добычу гиены; экономическая и политическая блокада; разжигание вооруженных конфликтов на границах СССР; наконец, война с фашистской Германией, ее союзниками и милитаристской Японией.

Можно ли было в таких условиях осуществить то, что провозглашала революция, построить социализм в таком виде, как его видели основоположники марксизма и продолжатели их дела? Гордиться следует даже тем, что сохранили государство в его исторически сложившихся границах, подготовили страну к тяжелейшей войне. Победили. Восстановили разрушенное войной хозяйство и утвердили страну великой державой мира.

И советские люди гордились своими достижениями.

Но гордости оказалось недостаточно для поступательного движения, для обеспечения продуманного развития экономики, укрепления общественных начал и государственного обустройства. Гордость позволила уверовать в свое могущество, в свою непобедимость. Критически оценить происходящее в стране, увидеть опасности, идущие извне, желающих не оказалось. Потому и запоздал столь важный вопрос, заданный Ю.В. Андроповым: «В каком обществе мы живем?»

А жили в обществе, пользовавшемся накоплениями прошлого, заслугами тех, кто победил в Октябре 17-го и в мае 45-го, тех, кто трудом своим залечил раны войны, кровью и потом вывел страну в мировые лидеры.

Их-то и предали сознательные или несознательные разрушители Советского государства. Предали те, кому они верили и вручили свою судьбу. В их числе и тот, кто, предавая страну социализма, до последних дней, держась за власть, трендыкал о своей верности социалистическому выбору. Именно он и его окружение воспользовались утвердившейся в народе и обществе уверенностью в отсутствии угроз великому государству. Пелена гордыни плотными шторами закрыла глаза той партии, которая обязана была первой бить тревогу и действовать.

Мне вспоминается ноябрь 1990 года. Создана Компартия РСФСР, уже сам по себе это был шаг к развалу сложившейся структуры власти. Новые лидеры собрали первых секретарей горкомов и райкомов новой партии поучить их жизни. Выступали перед ними многие. Довелось и мне. Осмелился и здесь (в других аудиториях, менее значимых, уже говорил) сказать о партии примерно так: «Важно понять, что перед лицом грядущего раскола, так как партия обнажила свою неоднородность, надо сплотить наши ряды. Партия оказалась рыхлой». Что тут было! Трибуна качалась подо мной. «Как рыхлой? Мы победу в Великой Отечественной одержали! Мы… мы…» Это из зала. Только одну фразу бросил в зал: «Про Отечественную не говорите. В ее окопах мне вручили партийный билет».

Но осмелел: «Партийные организации должны сплачивать людей, чтобы не допустить распада нашего государства. Процесс может наступить завтра и оказаться необратимым». Зал затих, задумался. Но не над тем, что грозит государству, а как поступить с докладчиком.

И теперь уместно вспомнить Ленина. Не для того, чтобы следовать традиции подтверждать все цитатами вождей. Нет. Ленина вряд ли стоит забывать даже рождающимся ныне социал-демократам.

Вскоре после революции в партии большевиков возникла, как он ее определил, «детская болезнь «левизны» в коммунизме». Одной из причин ее появления стала гордость за Октябрьскую победу. «Мы победили. И все нипочем». Впереди только лавры. Ленин, развенчивая гордыню, призывал опуститься на грешную землю, не впадать в зазнайство и шапкозакидательство. Впереди — не гладкая дорога, а многие овраги и буераки. Может статься и так, что центр коммунистического движения переместится в Индию или Китай. Да, Россия в авангарде такого движения, но ничто не вечно. Заболев гордыней, переживем ли передачу эстафетной палочки.

Эти предупреждения приходят в голову, когда оглядываюсь на послевоенную жизнь советского общества. Мы слишком долго праздновали победу и привыкли жить за ее счет.

Лидеры упивались или наслаждались властью, отбрасывая всю информацию об угрозах извне, о процессах в стране, могущих посеять недоверие к властям, нарушить стабильность в государстве.

Не только руководители государства были поражены вирусом непобедимости. Болезнь поразила общество.

Можно простить заблуждавшихся, можно даже простить и тех, кто, повседневно повторяя Ленина, призывая следовать его заветам, все дальше уходили в любование собой.

Но нельзя простить тех, кто стал сознательно на путь разрушения государства, призывая к возврату, к Ленину, клеймя отступников от его учения.

Кого конкретно вы имеете в виду?

Вы понимаете, что речь идет о Михаиле Сергеевиче Горбачеве и его ближайших соратниках. Не могу утверждать, были ли они агентами, но то, что их действия в конечном счете совпали с планами западных спецслужб и политиков, очевидно. Горбачев вообще поражал своей двойственностью.

Вспоминаются сегодня его встречи с руководителями средств массовой информации. Он любил проводить их. Как правило, они начинались где-то в 10 утра и заканчивались поздно вечером. Говорили много и обо всем. Больше всех, конечно, Михаил Сергеевич. И характерно, что спустя день в отчетах о таких встречах все выглядело наоборот. Если Горбачев одобрял, к примеру, коллективизацию, делая реверанс в сторону писателей, защищавших колхозы, то в отчетных публикациях излагалась совсем другая трактовка.

Да разве только на встречах?

В период, когда стал очевидным рост сепаратизма в стране, Горбачев решил изобразить из себя борца за сохранение единого государства. Были изданы грозные указы о борьбе с сепаратистскими настроениями, «решительно» осуждающими действия руководителей республик Советской Прибалтики, явно ставших на путь выхода из состава СССР, требующих мер подавления от органов правопорядка.

Расскажу о подготовке одного из мероприятий, относящихся к разряду «решительных мер». Речь шла о недопущении ликвидации советской власти в Латвии. Это был конец 1990 года. Латвию любил и люблю. Еще в годы войны осенью 1944 года пришлось пройти всю ее с востока на запад. Даже в боевых походах, любуясь ее прекрасными ландшафтами, ощущал* доброту жителей Латгалии и Видземы. В Курляндии встретил День Победы. Никогда не уйдет из памяти переход через Лубанские болота. Что это такое, можно судить по фильму «А зори здесь тихие…». Но главное — люди Латвии, их отзывчивость и приветливость, сохранение достоинства и честное отношение к дружбе, верность данному слову.

Пишу, а перед глазами проявляется облик Бориса Карловича Пуго, скромного до щепетильности, спокойного во всех ситуациях, всегда (и на посту секретаря ЦК ВЛКСМ, и председателя КГБ республики, и первого секретаря ЦК Компартии Латвии, и в ЦК КПСС, и в МВД СССР) поражавшего своей культурой, умением вести себя в обществе, то есть тем, что принято ныне именовать интеллигентностью. Он участвовал во встрече у Горбачева, где решалось, быть или не быть упомянутой акции.

Встреча состоялась по нашему с Крючковым настоянию. Мы считали, что Горбачев должен знать суть акции, осуществляемой по его указанию, видеть ее возможные последствия и как президент дать на нее правовое согласие. Не скрою, что к тому времени президент уже успел зарекомендовать себя «не ведающим о том, что происходит в стране», если общественность хотела иметь достоверную информацию. Для него «как снег на голову» обрушились события в Тбилиси в апреле 1989 года, он «не знал» о том, что вот-вот вспыхнет карабахский конфликт, да и в других случаях уклонялся от того, чтобы принять на себя хотя бы малую часть ответственности за происходящее в стране.

А посему, когда он сказал В.А. Крючкову, доложившему ему о готовности к проведению акции: «Действуйте», мы попросили его принять нас для подробного доклада.

И доложили. Получили одобрение. Особенно настойчив был Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Он сказал даже, что хорошо бы эту акцию начать с Грузии, где у власти был Гамсахурдия.

Но здесь вышла заминка. Мы попросили не только устного разрешения. Горбачев и Шеварднадзе высказали удивление. До сих пор звучат слова Шеварднадзе: «Зачем? Это акция спецслужб. Она не должна санкционироваться государством. В каком положении окажется МИД?» Горбачев: «Но я же даю свое согласие». «Мало, Михаил Сергеевич, ибо эта акция не спецслужб, а государственной власти. Она наводит порядок в стране, а спецслужбы и армия выполняют ее волю».

По предложению Горбачева окончательное решение отложили на неделю, затем еще на неделю… Стало ясно, что президент смел тогда, когда есть на кого свалить вину. Не знаю, что происходило в августе 1991 года, но когда случились события, названные путчем, мне вспомнилось то совещание в Кремле.

Но мы несколько отклонились от темы. Вы вели речь о том, что зараженные вирусом непобедимости (а еще добавим и непогрешимости) руководители страны недооценивали угрозы Советскому государству.

Да. Но во времена Горбачева была уже иная картина. Разрушение созданного поколениями уже шло. Распад государства начался. Обруч, сплачивавший общество, каким являлась партия, уподоблялся старой резинке на поношенном белье. В этих условиях Горбачев рвал эту резинку и одновременно бил и по тем силам, которые искали выход из создавшегося положения.

На всякую информацию о действиях Запада, подталкивавшего разрушительный процесс, о гибельных для страны внутренних сложностях у Горбачева был один ответ: «Комитет госбезопасности драматизирует обстановку». А драматизировал ее не только комитет. Об этом били тревогу многие честные люди, понявшие надвигающуюся беду.

При чем же, вы спросите, гордыня? А при том, что, придя к власти, Горбачеву удалось найти поддержку своей политики у тех, кто верил в вечную непобедимость государства. Перестройка, замысел которой стал очевиден через пять лет, явилась великим обманом. Плоды победы остались в воспоминаниях доживающих свой век ветеранов. Но горечь не только в этом.

Печально, но надо признать, что в обмане участвовали и люди, беспредельно верившие по традиции, воспитанной партией, своим вождям и лидерам. Опомнились потом, но поздно. К числу их отношу и себя. Как и другим, мне приходилось утверждать необходимость и полезность перестройки, голосовать за неизвестные мне реформы, порожденные новым мышлением (не мышлением).

Мы (я) готовы каяться за свое. Но готовы ли каяться те, кто сознательно разрушил единое государство, воспользовавшись промахами создававших и укреплявших государство предшественников? Вряд ли.

Вы так сказали о гордости, что ловишь себя на чувстве опасности гордиться Россией.

Не надо. Гордость — необходимое качество патриота. Россией нельзя не гордиться, в нее надо верить (не мои слова, Федора Ивановича Тютчева). Но гордость требует не любования Россией, а заботы о ее судьбе, ее укреплении, постоянного труда на ее благо. Не впадать в гордыню, видеть и предотвращать опасности, грозящие Родине.

— Они есть и сегодня?

— Безусловно, есть. Россия продолжает оставаться объектом экспансии. Теперь стало достаточно очевидным, что не характер государственного строя тому вина. Россия как неколебимый феномен земной цивилизации вызывает нетерпимость к ее прежде всего духовному величию. Ей не прощают даже того, что сделала она для существования нынешних процветающих государств не только Европы.

Не станем углубляться в историю. Достаточно напомнить о роли России, предотвратившей татаро-монгольское нашествие на Европу; спасение человечества от фашистского порабощения. А разве не Россия поддержала нарождавшиеся Соединенные Штаты Северной Америки?

Но факт остается фактом. «Холодная война» не стала завершенной после гибели Советского государства. И инициатором ее, как и в советское время, является не Россия. Известно, кому не нравится сохранение ее государственной целостности. Кому хочется разломать ее, раздробить. Желания подобного рода не скрывают. Имею в виду такие публикации, как книги Бжезинского.

Вы говорили о том, что руководители советского государства не хотели видеть опасность, таившуюся в «холодной войне». А считается ли с такой опасностью руководство России?

С удовлетворением отвечу: «Да». Меня радует, что, в отличие от последнего десятилетия, Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин в числе первоочередных задач видит сохранение территориальной целостности России. Его действия в этом направлении нельзя не поддерживать.

Тяжелая война (да, война) в Чечне. Хотелось бы избежать ее или хотя бы побыстрее закончить. Но ее ведут против нас не чеченцы, а наемники. Мы воюем с наемным вооруженным формированием. Воюем, защищая территориальную целостность России. Нанимающих и содержащих наемников не называют. Наверное, по дипломатическим соображениям. Но они есть, и они известны.

Думаю, что итоги визита президента в Японию также говорят о его заботе по сохранению территорий Российского государства. Видение угроз, направленных против России, определило, на мой взгляд, и суть предложений, высказанных В.В. Путиным на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций. В частности, поддержке самой ООН как инструмента сохранения мира, как силы, способной противостоять агрессии. В этом проявляется не агрессивность России, выраженное желание не идти по дороге конфронтации, желание жить в мире. Чем-то это напоминает призывы М.М. Литвинова, наркома иностранных дел СССР, в Лиге Наций о необходимости объединить усилия против нараставшей фашистской угрозы. Их созвучие понятно.

Мы предлагаем мир и сотрудничество. И не потому, что мы слабы. К войне Россия никогда не звала.

— Почему же, на ваш взгляд, столь нетерпимы к инициативам президента некоторые политические группировки в нашей стране, неуемная критика, подчас нескрываемо злобная, некоторых средств массовой информации?

— Можно на сей счет говорить долго, а потому нудно. Лучше сошлюсь на то, что сказал английский писатель А. Троллоп еще в 1857 году. В романе «Барчестерские башни» он писал: «…Что может быть приятнее жизни фельетониста или лидера оппозиции? Метать грома в людей, стоящих у власти, указывать на недостатки всех новшеств, отыскивать дыры в каждом сюртуке, негодовать, язвить, вышучивать, морализировать, презирать! Губить прохладной похвалой или сокрушать неприкрытой ложью! Что может быть легче, когда критик ни за что не отвечает?»

Чем не сегодняшний день?

Опубликовано в журнале «Российский кто есть кто» № 5 за 2000 г.