Роберт Лоуренс Стайн Тайна часов с кукушкой

1

— Майкл, у тебя шнурки развязаны!

Моя сестра Тара, ухмыляясь, сидела на крыльце. Очередная ее мерзкая шуточка.

Не такой я дурак, чтобы опустить глаза на ботинок. Если я это сделаю, она даст мне саечку или выкинет еще что-нибудь в этом роде.

— Я не куплюсь на такой старый розыгрыш, — сказал я.

Мама только что позвала меня и эту гадюку обедать. Час назад она выгнала нас, не выдержав нашей перебранки.

С Тарой было невозможно не ссориться.

Когда доходит до глупых розыгрышей, Тара не может остановиться.

— Я не шучу, — настаивала она. — Твои шнурки развязаны. И ты сейчас споткнешься.

— Отвяжись, Тара, — сказал я и начал подниматься по ступенькам.

Левый ботинок, казалось, прилип к бетону. Я рывком отцепил его.

— Фу, какая мерзость! — Я вляпался во что-то липкое.

Я поглядел на Тару. Тощая маленькая нахалка, с красным ртом от уха до уха, как у клоуна, и каштановыми длинными прямыми волосами, которые она завязывает в два хвоста.

Все находят, что мы похожи как две капли воды. Ненавижу, когда так говорят. У меня тоже каштановые волосы, но вовсе не такие патлы, а короткие и густые. И рот у меня нормального размера. Никто никогда и не считал, что я похож на клоуна.

Я не очень высок для своего возраста, но не худой.

И как Тара, я вовсе не выгляжу.

Она, хихикая, наблюдала за мной.

— Лучше б под ноги смотрел, — насмешливо пропела она.

Я поглядел на башмак. Шнурки, конечно же, оказались развязаны. И я только что наступил на огромный комок жвачки. Если бы я взглянул на шнурки, я бы его заметил.

Но Тара точно знала, что я ни за что не сделаю этого. Не стану следовать ее советам.

Опять попался на удочку Тары Ужасной.

— Ты еще получишь, Тара, — проворчал я. Я хотел схватить ее, но она увернулась и вбежала в дом.

Я погнался за ней. Добежав до кухни, она завизжала и спряталась за мамой.

— Мамочка, спрячь меня! Майкл сейчас меня убьет! — завопила она.

Как будто она меня боялась. Старая уловка!

— Майкл Вебстер! — отчитывала меня мама. — Прекрати преследовать свою маленькую сестру. — Взгляд ее упал на мои ноги, и она добавила: — Это что, жвачка на твоем ботинке? Ох, Майкл, ты разнесешь ее по всему дому!

— Это Тара заставила меня наступить на нее! — захныкал я.

Мама нахмурилась:

— И ты полагаешь, что я в это поверю? Майкл, опять ты все выдумываешь!

— Ничего подобного! — вскричал я.

Мама с возмущением покачала головой:

— Если уж ты врешь, Майкл, по крайней мере, делай это умело.

Тара высунула голову из-за мамы и вставила еще одну шпильку:

— Да уж постарайся, Майкл.

И засмеялась. Она обожала это.

Она все время меня подставляет. Мне всякий раз достается от родителей, хотя виновата она. А может ли наша Тара когда-нибудь сделать что-то дурное? О, нет, никогда! Она у нас просто ангел во плоти. Само совершенство.

Мне двенадцать. Таре семь. За последние семь лет она сделала мою жизнь невыносимой.

Жаль, что я плохо помню первые пять лет. Дотаровые годы. Они, должно быть, были восхитительными! Спокойными и мирными, полными забав!

Я вышел на заднее крыльцо и соскреб жвачку. Раздался дверной звонок, и я услышал голос папы:

— Вот они! Я их достал!

Мы собрались перед входной дверью. Двое мужчин пытались затащить в дом что-то тяжелое. Что-то длинное и узкое, завернутое в серое покрывало.

— Осторожнее! — предостерегал папа. — Они очень старые. Несите их сюда.

Папа показывал грузчикам проход в кабинет. Они поставили предмет вертикально и стали разворачивать его. Он был шириной с меня и на полметра выше.

— Что это? — спросила Тара.

Папа ответил не сразу. Он потер руки в предвкушении удовольствия. Проскользнув в комнату, Бабба, наш кот, потерся о папины ноги.

Серое покрывало упало, и перед моим взором предстали причудливые старинные часы. Они были в основном черные, но с большим количеством позолоченных, серебряных и синих узоров, все в завитках, резьбе, набалдашниках и шишечках.

Циферблат был белым с золотыми стрелками и золотыми римскими цифрами. Я разглядел потайную дверцу, сливавшуюся с линиями рисунка, и большую дверь в центре часов.

Грузчики подобрали серое покрывало, папа дал им денег, и они ушли.

— Правда, великолепны? — с чувством произнес папа. — Это антикварные часы с кукушкой. Я их купил по дешевке. Знаете магазин напротив моей конторы? Антикварную лавку Энтони?

Мы все согласно закивали.

— Они стояли в лавке почти пятнадцать лет, — сообщил нам папа, поглаживая часы. — Всякий раз, проходя мимо, я останавливался, чтобы посмотреть на них. Мне они всегда нравились. И в конце концов Энтони выставил их на продажу.

— Здорово! — сказала Тара.

— Но ты с Энтони годами торговался, и он ни за что не хотел снижать цену, — заметила мама. — А сейчас что же?

Папино лицо просветлело.

— Ну, сегодня я зашел в лавку во время ленча, и Энтони мне сообщил, что обнаружил маленький изъян в часах. Что-то в них не так.

Я обследовал часы:

— Где?

— Он отказался сказать. Дети, вы замечаете что-нибудь?

Мы с Тарой стали искать какой-нибудь брак. Все цифры на циферблате были правильными, стрелки на месте. Я не обнаружил ни сколов, ни царапин.

— Я ничего такого не вижу, — объявила Тара.

— И я тоже, — добавил я.

— Ну и я тоже, — согласился с нами папа. — Не знаю, о чем толковал Энтони. Я ему сказал, что в любом случае куплю часы. Он начал было отговаривать меня, но я настоял. Если изъян такой незначительный, что мы не можем его найти, то какая разница? Мне на самом деле они очень нравятся.

Мама откашлялась:

— Не знаю, дорогой, ты действительно считаешь, что они хорошо смотрятся в кабинете?

По выражению ее лица я понял, что часы ей нравятся вовсе не до такой степени, как папе.

— А куда мы их еще можем поставить? — спросил папа.

— Ну, может быть, в гараж?

Папа рассмеялся:

— Хорошая шутка!

Мама покачала головой. Она не шутила. Но и не сказала ни слова больше.

— Мне кажется, дорогая, в кабинете этим часам самое место, — прибавил папа.

На правой боковине часов я обнаружил маленький циферблат. Поверхность у него была позолоченная, и выглядел он как циферблат миниатюрных часов. Но там была только одна стрелка.

Крохотные цифры, написанные черной краской, шли по кругу циферблата, начиная с 1800 и заканчиваясь на 2000. Тоненькая золотая стрелка указывала на 1995.

Стрелка не передвигалась. Пониже циферблата в дерево была утоплена золотая кнопочка.

Не трогай эту кнопку, Майкл, — предупредил папа. — Этот циферблат показывает текущий год. Этой кнопкой передвигают стрелку к следующей цифре года.

Довольно глупо, — заметила мама. — Кто же это, интересно, забудет, в каком году он живет?

Папа не ответил ей.

— Понимаешь, часы были сделаны в тысяча восьмисотом году, с которого и начинается отсчет. Каждый год стрелка передвигается на одно деление к следующей цифре.

— А почему все заканчивается на двухтысячном году? — спросила Тара.

Папа пожал плечами:

— Не знаю. Думаю, что часовой мастер с трудом мог вообразить себе наступление двухтысячного года. А может быть, он решил, что часы не проживут дольше.

— Он, наверное, думал, что в тысяча девятьсот девяносто девятом году наступит конец света, — предположил я.

— Вполне возможно, — согласился папа. — В любом случае, пожалуйста, не трогайте эту стрелку. Впрочем, я бы не хотел, чтобы вы прикасались к этим часам вообще. Они совсем старые и очень-очень хрупкие. Договорились?

— Ладно, папа, — сказала Тара.

— Обещаю, — согласился я.

— Посмотрите, — сказала мама, показывая на часы, — время — шесть. Обед почти…

Слова мамы потонули в громком звуке гонга. Маленькая дверка, расположенная прямо над циферблатом, распахнулась — и оттуда выскочила птица. У нее была самая отвратительная голова, которую я когда-либо видел у птиц, и она подпорхнула прямо к моему лицу.

Я вскрикнул:

— Она живая!