"Сожженные мосты часть 2" - читать интересную книгу автора (Афанасьев Александр Владимирович)Сожженные мосты часть 2Сожженные мосты Часть 2 09 июня 2002 года Окрестности Варшавы, Царство Польское Константиновский дворец Царство Польское… Эта территория, не составляющая в итоге и десяти процентов русской территории, головной боли доставляла – как половина, если не больше. Одних восстаний сколько – считайте: восстание (по сути, война) 1831 года, восстания 1863-64 и 1905 годов, варшавский мятеж 1916 года, массовые беспорядки 1931, 1933 и 1951 годов, большое восстание 1962 года, вооруженный мятеж и беспорядки 1981-1982 годов. Польский гонор в сочетании с рецидивами польской державности, когда это не русские брали Варшаву, а поляки Москву, в сочетании с огромным влиянием масонства, в сочетании с враждебной пропагандой католической церкви, которую Государь так и не запретил, хотя его об этом просили, давали такую взрывоопасную смесь, что в Польше спокойно не было никогда. В Польше не было стабильно стоящей власти, впрочем, Польша никогда и не принимала стабильно стоящей власти. С давних времен в Польше властвовала шляхта. Сложно даже дать определение, что такое шляхта. Это военное дворянство, но дворянство это не служило государству и престолу – наоборот, это престол служил шляхтичам. Шляхта избирала короля – в Польше не было понятия "престолонаследие". Шляхта собирала свой орган управления – сейм, и по многим вопросам король должен был обращаться за разрешением в сейм. Шляхтичей было аномально много – если в Российской империи к дворянам относилось два – три процента населения, то шляхтичи в Польше составляли не менее десяти процентов. До развала Польши шляхта не имела воинской повинности, почти не платила налогов, никому и ничему не подчинялась. Стоит ли удивляться тому, что Польша как государство слабое и анархическое, прекратило свое существование, а его части поделили между собой Россия и Австро-Венгрия? Надо сказать, что в Австро-Венгрии положение поляков было более тяжелым, чем в Российской империи. Только в тридцать седьмом, когда опасно пошатнулся трон венских кесарей, когда Россия едва не вторглась в Австро-Венгрию, было отменено уложение о том, что поляки не имеют право говорить по-польски. Только за одно слово по-польски сказанное полагалось пятьдесят плетей. Прошелся по полякам и адвокат Павелич, имевший большое влияние в государстве – огнем и мечом. Тогда было сожжено больше двухсот костелов, а ксендзов и капелланов не долго думая бросали в огонь. Вот так адвокат Павелич поступал с поляками – и ни Британия, ни Североамериканские соединенные штаты, ни Священная римская империя не сказали по тому случаю ни единого слова. В Российской империи Польша представляла собой особую автономную область, называвшуюся "Царство Польское", а во главе Царства Польского стоял царь династии Романовых. Варшава была столичным городом и особой территорией, называвшейся Варшавский военный округ. Польша имела собственную монету – злотый, чеканившуюся в Санкт Петербурге на монетном дворе, свой бюджет с большими чем у других областей бюджетными привилегиями, свою конституцию. Кстати, Царство Польское было единственным субъектом Российской Империи, имевшим собственную конституцию – в Российской империи конституции не было, ее заменял ряд царских манифестов о даровании подданным тех или иных прав и свобод (эти права и свободы даровались Его Величеством всем подданным по рождению и были неотчуждаемыми), и об учреждении тех или иных органов власти. Польские гонористые шляхтичи были приравнены к дворянам Российской империи, но рады этому не были, потому что в России дворянство – это труд и служение, а не вечный раскол и рокош. Особым был и порядок управления Царством Польским. Главой государства – а Польша являлась государством, состоящим в вечной унии с Российской Империей, был Царь Польский, на сей день царь Константин. В военном отношении Польша была разделена на два округа, возглавляемых командующими. Причем командующим Виленским военным округом по традиции всегда назначался родовитый поляк, а командующим Варшавским военным округом – не менее родовитый русский. Однако, часть государственных функций отправлял генерал-губернатор Варшавы, чья власть распространялась исключительно на Варшаву и Генеральный Прокурор, следивший за соблюдением законов Российской Империи и за соответствием польских законов законам российским. Каждый из них имел собственный штат, набранный в основном из местной шляхты – просто чтобы занять ее делом. Шляхетскими же были некоторые военные части, расположенные на территории Польши, но не все, большая часть была исключительно русской. Вся пограничная зона по Берлинскому мирному договору была поделена на сектора и охранялась казаками и полициянтами. И Австро-Венгрию и Священную Римскую империю не устраивало наличие крупных сил казаков на границе, они неоднократно поднимали вопрос о точном соблюдении Берлинского мирного договора и вводе в пятидесятикилометровую зону частей местного ополчения, но Российская Империя категорически отказывалась от такой трактовки. Государя можно было понять – контрабанды в стране и без этого хватало… Положение Царя Польского в стране было одним из самых двусмысленных. С одной стороны по конституции он был главой государства и неограниченным монархом. С другой стороны – каждый Царь Польский при вступлении на трон подписывал унию с Россией, где добровольно уступал большую часть своих прав и привилегий, а также обязывался во всем следовать российских законам. С другой стороны – часть подданных считали его предателем и чужаком, вторая часть – считала, что лучше такой царь, чем никакой и с удовольствием исполняла придворные обязанности при польском дворе. Часть – такие как молодой граф Ежи Комаровский – и вовсе служили в русской лейб-гвардии и были вхожи в Александровский дворец. После вековечного величия русского самодержавия польское как то … не впечатляло. Кстати, про молодого графа Ежи. В первую ночь, после нелегкого разговора с отцом он едва не порвал пригласительный билет на бал. Вовремя одумался, спрятал подальше – на случай если опять накатит. На графа Ежи иногда и в самом деле "накатывало" и он терял рассудок, готов был на любое безумство. Это была не болезнь. Это было польское шляхетство, которое как считали некоторые русские острословы и карикатуристы, само по себе являлось болезнью. За четыре дня до бала граф Ежи заказал себе новую форму. Бал был не костюмированный, подумав, он решил, что лучшим одеянием для бала будет форма поручика Его Императорского Величества Лейб-Гвардии Польского гусарского полка. В конце концов, допускают же на балы в Александровском дворце в военной форме, какой бы она не была. Почему же здесь не должны пустить? Всю глубину своей ошибки граф Ежи осознал уже на стоянке, где он приткнул свой красный Мазерати. Автомобиль его, весьма приметный на улицах Варшавы, здесь был… среднего уровня. Были здесь и Майбахи и Роллс-ройсы и Руссо-балты. Был Кадиллак североамериканского посла, чересчур помпезный и чересчур дешевый для такого размера. А вот людей, любящих Россию здесь не было. Русскую гвардейскую форму здесь не уважали. Уже на ступенях недавно построенного – по Версальским калькам – дворца понесся, мечась между разряженными придворными поганенький шепоток. Перекатывая каменные желваки, гордо подняв непокорную голову, граф Ежи пошел вперед. Нет, он не москаль, он шляхтич и сам выбирает себе службу. Его отец выбрал службу – и он выбрал. Он служит огромной империи, простирающейся на тысячи верст во все стороны, он служит величайшему самодержцу в истории, чей титул не умещается на странице бумаги, чьи земли не знают края, чья армия не знает равного ей врага. Нигде и никогда на Земле не возникало империи, равной по мощи Российской, никогда и не возникнет. Он был принят в Александровском дворце, лично знал Цесаревича и видел Государя Александра. И не дело местечковой шляхте перешептываться по углам… Царь Константин, уже пожилой, но все еще неутомимый ходок по прекрасным паненкам, герой варшавских остряков, почувствовал что-то неладное, какое-то напряжение. Он стоял в окружении придворных – танцы еще не начались и он коротал время за анекдотами и сплетнями, перемывая кости представителям местного дипломатического корпуса*. Ходили недобрые слухи про царя и молодую супругу посла Североамериканских соединенных штатов…и если бы Император Александр сделал бы все чтобы не измазать грязью ни свое имя, ни имя дамы, то царь Константин не только не пресекал слухи, но и сам не упускал возможности плеснуть масла в огонь… –Что там? – тихо спросил он Граф Священной Римской Империи** Валериан Сапега скользнул в толпу, незаметно, как он умел это делать – все выяснит, все доложит… – Возможно, явился кто-то, удаленный от двора – негромко сказал еще один достойный представитель польского магнатства, князь Священной Римской Империи Людвиг Радзивилл. При польском дворе он служил казначеем не один год, и ударными темпами поправлял свое благосостояние, несколько промотанное своими предшественниками. Злые языки говорили, что Радзивилл поставил спиртзаводы чуть ли не в своих ординатских замках, в подвалах, где ранее хранились более благородные и тонкого вкуса напитки***. – Не хотелось бы. Скандал был бы сейчас не кстати… – Не пора, Ваше Величество? – спросил третий придворный, стоящий рядом с королем, невысокий, толстенький Ян Потоцкий, главный церемониймейстер при дворе. Царь мельком мазнул взглядом по золотым часам "Вашерон Константин", которые он носил на иноземный манер – циферблатом вниз, а не вверх. "Павел Буре"***** был при этом дворе явно не в фаворе… – Немного подождем. И Борис где-то шляется… – Их высочество, цесаревич Борис изволили телефонировать, что задерживаются. – Хорошо хоть телефонировать додумался… Из толпы вынырнул Сапега – Ваше Величество… на пару слов. Государь кивнул, они сдвинулись чуть в сторону, к стене, придворные демонстративно отвернулись, хотя не пристало сомневаться в том, что уши они навострили до предела. – Ваше величество, здесь москаль – негромко сказал Сапега Царь Борис недоуменно поднял выщипанные по польской моде брови. Хорошо хоть голову не обрил******… – Москаль? – Именно, ваше величество, москаль! Молодой человек в форме одного из русских гвардейских полков. – У кого хватило ума на столь дерзкую выходку? Сапега немного замялся – Говорите же, Валериан – подбодрил его царь – Ваше Величество, я этого молодого человека никогда раньше не видел – сказал Сапега Царь провел рукой по короткой, "мушкетерской" бородке. – У него был пригласительный билет? – иронично спросил он – Не могу знать, Ваше Величество – Извольте выяснить это, спросите у стражи, как москаль сюда попал. Переговорите, узнайте кто он такой и что ему здесь надо. – Слушаюсь, Ваше Величество… – Сапега снова канул в людское море Царь посмотрел на часы. Как некстати… Надо объявлять контрданс*******… иначе не миновать драки… – Господин Потоцкий! – Я здесь, Ваше Величество. – Извольте начинать. Бориса ждать не будем. – Слушаюсь! Главный церемониймейстер двора отвернулся и начал бешено жестикулировать перед оркестром, давая указания. Первые звуки венского вальса, величавые и плавные, поплыли над людским морем… Графиня Елена в ожидании начала танцев "тусовалась" с подругами в одном из углов просторного бального зала, нетерпеливо постукивая каблучком о паркет и не слишком обращая внимания на снующих вокруг шляхтичей. Ей было скучно – убийственно скучно, и на бал она пошла только по настоянию родителей, дабы подбодрить "предков". Ей не нравилось здесь – ни начищенный до блеска дорогой наборный паркет, ни ароматизированные свечи, дававший тяжелый, какой-то удушающий аромат, ни вьющиеся вокруг хлыщи. Как ни странно – нрав графини Елены был далеко не шляхетский, и она сейчас с куда большим бы удовольствием оказалась… например в "Летающей тарелке" на Маршалковской, где можно курнуть конопли веселья ради и где почти у всех посетителей волосы раскрашены во все цвета радуги. Она знала и то, для чего послали ее сюда родители – подыскивать жениха. Род Ягодзинских был ни богат и не беден, у них были деньги, но не было собственных земель, на что так обращала внимание шляхта при определении знатности той или иной фамилии. Однако, графиня Елена была потрясающе красивой (по-польски красивая как ни странно "урода"), и можно было надеяться на хорошую партию с кем-нибудь из придворной шляхты… Сейчас она, прикрывшись веером, вела скучный и ни к чему не обязывающий разговор с подругами. "Вела сольную партию" в разговоре некая Анна Выжелковская, не красивая, но и не дурнушка, любительница сплетен, осведомленная о любовных страстях доброй половины варшавского света… – Так вот… – Анна на этом месте непристойно хихикнула – князь Ян и решил проследить, куда это ходит ее благоверная, понимаете. Ну и проследил… – И что? – Выломал дверь… а там его невеста… с одним старичком… – В коленно-локтевой позе! Дамы непристойно захихикали, обмахиваясь веерами. Историю эту уже более-менее знали, про то как некая дама из довольно благородного рода… решила подзаработать немного денег. Старик этот был владельцем доброго десятка отелей в одной только Варшаве и деньги у него водились. Теперь сия дама, известная в варшавском свете как "Натали" была беременна и не знала от кого. Кости тут было перемывать… недели на две точно. – Князь Ян такой милашка… – мечтательно проговорила графиня Кристина, уже длительная время о нем мечтавшая и теперь готовая ринуться в бой, ибо путь был свободен. – Хелен? Графиня Ягодзинская недоуменно посмотрела на сплетницу Выжелковскую – А расскажи нам, как у тебя дела с цесаревичем? – С цесаревичем? – О, Хелен, не говори, что ты ничего не поняла… – при этих словах сплетница плотоядно улыбнулась – об этом знает пол Варшавы. Как он на тебя смотрит… – Ты должно быть ошиблась. Ему больше нравится смотреть на мальчиков из "Голубой лагуны"… – Да брось. Ему надо жениться, он ведь не глупец и понимает, что без супруги не сможет унаследовать польский престол. – Жениться? – графиня Елена недобро улыбнулась – или замуж выходить? – Ах, ну какая тебе разница, тем более по слухам он бисексуал… Лично я бы не раздумывала. Тем более, брак с геем хорош тем, что он тебя не будет ревновать к твоим мужчинам и можно будет немного погулять. – Зато ты будешь ревновать его к своим друзьям. И еще заразишься от него какой-нибудь дурной болезнью. – Панночки… Графиня Кристина, еще одна из красавиц польского света заметила что-то неладное… – Что там? – Какой-то скандал… Выжелковская мгновенно растворилась в толпе – разнюхивать… – Укоротить бы ей язык… – Да брось. С ней весело, это лучше чем выслушивать нудные признания какого-нибудь придурка… Выжелковская вернулась быстрее, чем это можно было бы ожидать… – Панночки… москаль! – Какой москаль? – Настоящий москаль! В русской форме! – Скандал… – Панночки, он сюда идет… К москалю, да еще в форме русской гвардии, польские паненки проявили куда больший интерес, чем к увивающимся рядом с ними местным, польским хлыщам. Хлыщи уже надоели вусмерть… Тем более, что москаль и в самом деле был хорош – несмотря на то что москаль. Подойдя к целомудренно прикрывшимся веерами дамам, москаль коротко поклонился. Графиня Елена тоже прикрылась веером, чтобы никто не заметил ее состояния… – Пани… разрешите представиться… граф Ежи Комаровский, поручик лейб-гвардии Его Императорского Величества Польского гусарского полка. – О… очень приятно… граф… – первой опомнилась Выжелковская – вы ведь не откажете дамам составить нам компанию и защитить нас от несносных нахалов и приставал? – Почту за честь, сударыня… Выжелковская полоснула взглядом по своим товаркам и сразу все поняла. Но на сей раз… против своего обычая пока не сказала ничего… Объявили контрданс, уже все понявшие подруги нарочно встали так, что графиня Елена оказалась как раз напротив москаля. И делать тут было нечего – ее жалкая попытка протиснуться на какое-нибудь другое место была немедленно и безжалостно пресечена… – Рад вас видеть, графиня… – спокойно сказал граф Комаровский когда они оказались рядом, негромко, чтобы никто не услышал – Не могу сказать то же самое о себе… Как вы сюда прошли? – По пригласительному. Показать? – Не надо… Вижу русская разведка не теряет времени даром. – Да бросьте. Какая такая разведка… – Та, на которую вы работаете. – Я не работаю, я служу, и место моей службы вы знаете. Память о ваших бездонных глазах привела меня сюда. Графиня Елена фыркнула как кошка – Придумайте что-нибудь получше. Это я уже слышала много раз. – Увы, но правду не скроешь… Несмотря на вспыхнувшую ненависть, графиня Елена была вынуждена признать, что москаль танцует неплохо, где-то он этому изрядно научился. И когда один из расфранченных местных хлыщей попытался ее отбить, одним только взглядом она дала ему понять, куда ему следует идти с его попытками… Граф Валериан Сапега пробился к интересовавшему его молодому человеку лишь в перерыве между первым и вторым турами вальса. К его облегчению драку еще никто не затеял… по крайней мере Борис пока не появился со своей свитой. Как только появится… драки не миновать, хотя бы из-за прелестной пани Ягодзинской. Надо было что-то предпринимать… – Молодой человек… – негромко сказал он москалю почти в ухо – на пару слов Они отошли, подговоренный Сапегой лакей встал между ними и залом, чтобы не плодить новые сплетни… – Молодой человек… – Валериан Сапега говорил негромко, но внушительно – ваш дерзость делает вам честь… но, появляясь в первый раз при дворе… вам не мешало бы представиться вашему Государю. Молодой человек ожег его взглядом как хлыстом – Сударь. Мы, наш род имеет своим сюзереном единственно Императора Российского, коему я имел честь быть представленным. Честь имею. Опытный царедворец, велеречивый оратор, граф Валериан Сапега непроизвольно вздрогнул, не сдержался. Нужно было иметь немалое мужество прийти на бал в костюме русской лейб-гвардии – но еще большее мужество надо было бы иметь, чтобы произнести те слова, которые молодой человек произнес. В этом месте девять присутствующих из десяти, услышав такие слова, начали бы искать повод для дуэли. Кто этот человек? Провокатор? Не похож, да и молод слишком. Безумец? Но все варшавские безумцы, могущие предпринять такую возмутительную выходку давно известны, этот же молодой человек не был известен никому из придворных особ. Но слова были сказаны – и теперь надо было подбирать ответ. – Ваша Верность престолу делает вам честь, молодой человек – нейтральным голосом сказал Сапега – но ваше воспитание должно подсказать вам, что невежливо являться незнакомцем на бал, не представившись его хозяину. Молодой человек размышлял какое-то время, потом кивнул – Вы правы, сударь. Не соблаговолите ли оказать мне честь и представить меня хозяину сего бала. – Охотно. Как вас представить. – Граф Ежи Комаровский, поручик лейб-гвардии Его Императорского Величества Польского гусарского полка. На лице Сапеги не дрогнул ни мускул – хотя фамилия Комаровский безусловно была ему хорошо знакома. – Извольте следовать за мной граф… Придворные тихо расступились перед ними, дали дорогу. Все ждали продолжения спектакля, ибо из таких вот спектаклей и складывается придворная жизнь. Царь Константин повернулся к ним, протянул руку с недопитым бокалом шампанского – и лакей ловко поймал его на свой серебряный поднос. – Ваше величество – замогильным, довольно громким голосом провозгласил Сапега – позвольте представить вам графа Ежи Комаровского, поручика лейб-гвардии Его Императорского Величества Польского гусарского полка. На какое-то мгновение в зале воцарилась тишина – муха пролетит и то будет слышно. – Рад вас видеть, граф – царь шагнул вперед и по-простецки протянул руку для рукопожатия – добро пожаловать в мой дом. – Благодарю, Ваше величество… – граф Комаровский пожал протянутую ему руку, склонил голову. Одной грозы удалось миновать… Когда граф Комаровский оказался рядом с царем Константином – царь решился. Шагнул ближе… – Господин граф… В шуме бала Комаровский его услышал, обернулся – Ваше Величество… – Император Александр ничего не просил мне передать? – закинул удочку царь Константин Комаровский отрицательно качнул головой – Увы, Ваше Величество, я еще не в тех званиях, чтобы служить конфидентом у Его Императорского Величества Александра. Царь кивнул головой и отвернулся к своим придворным. Если сбираются на горизонте тучи – следует ждать грозы. Увы, но по-другому не бывает, и глупец тот, кто, увидев тучи, собирается в дальнюю дорогу без зонта или плаща. Цесаревич Борис появился лишь к окончанию второго тура вальса. Увы, то ли пьяный, то ли уже взбодрившийся дозой кокаина, которую в этой среде тоже не считали за грех, а единственно – за развлечение. С ним были семь или восемь человек – его свита, такие как он дерзкие и распутные хлыщи, не имеющие ни малейшего представления о нормах этикета. Верней, представление то они имели, но, взбодрившись абсентом********* или понюшкой кокаина, о них, увы, забывали. На время. Свою "даму сердца", верней ту, которую он считал дамой сердца, цесаревич Борис увидел сразу. И москаля рядом с ней увивающегося – тоже увидел… – Это москаль – озвучил свое наблюдение один из придворных "молодого двора"********** Борис недобро выругался – Кто-нибудь его знает? – Нет. – Нет… – Нет, милорд… – Сделать его? – недобро спросил еще один. – Не надо. Не надо устраивать публичный скандал. Как только он будет уходить, или куда-нибудь выйдет – скажите мне. А пока – следите за ним… "Вышел" москаль после третьего тура вальса – на самом деле танцевать вальс, правильно и в переполненном зале было не так-то просто. Это почти что физическое упражнение, пот льет градом, тем более что в зале душно. В общем – освежиться на террасе, заодно и покурить ежели кто курит – самое то… Граф Ежи не сразу заметил, как вдруг опустела терраса. А заметив, не придал этому никакого значения. Докурив – курил он мало, максимум по две-три сигареты в день, не обычных, а японских, соусированных***********, пристрастился в свое время и отвыкнуть не мог – щелчком отправил бычок за массивные перила ограды, повернулся… – Стой! Человек, торопливо вышедший из темноты, не был ему знаком. – Ты кто такой? От человека пахло какой-то мутной дрянью… не иначе конопля. – Сударь? – недоуменно спросил граф Ежи, отличавшийся достойным русского, лейб-гвардии офицера воспитанием – Ты кто такой? – спросил человек, подходя ближе. – Сударь, прежде чем подходить к благородным людям с таким вопросом, не мешало бы представиться самому… Человек остановился – резко – Ты меня не знаешь? – Не имею чести – холодно ответил Комаровский, раздумывая, как такого возмутительного хама вообще пустили в общество. – Я цесаревич Борис, наследник этого проклятого царства! – Сударь. Извольте представиться своим настоящим именем, ибо столь возмутительное и непристойное хамство никак не может исходить из уст наследника престола! – Ах ты… Графу Ежи даже не пришлось особо ничего делать. Он просто шагнул в последний момент в сторону, пропуская цесаревича мимо себя, и подтолкнул его, придавая дополнительное ускорение. С коротким криком наследник польского престола врезался грудной клеткой в ограждение террасы, едва не перевалившись через него на ступени внизу и бессильно осел, хватая ртом воздух как вытащенная из воды рыба. – Честь имею. Граф Ежи повернулся, чтобы уйти – и столкнулся с уже тремя юнцами. – Ты… ты что сделал… По воспитанию юнцы (бывшие одного с ним возраста, но совершенно возмутительного воспитания) ничуть не уступали своему предводителю, осмелившемуся утверждать что он – наследник престола. Один из юнцов вытащил что-то из кармана… – Господа, вам лучше уйти с моей дороги… – сказал граф Комаровский, незаметно делая шаг назад и чуть в сторону, принимая устойчивую позицию для боя – Граф Мишковский!!! Внезапно появившийся на террасе граф Валериан Сапега взял юнца, вытащившего что-то из кармана, за плечи, повернул лицом к себе, с размаху хлестнул по щекам. Раз, другой, третий. Двое оставшихся отступили, тот кого назвали "Граф Мишковский" покорно переносил экзекуцию, голова его моталась из стороны в сторону. – Что вы здесь удумали!? Вон из дворца! Вон, песьи дети! Ни говоря ни слова, троица задир исчезла с террасы. Граф Сапега подошел к еще не пришедшему в себя горе-драчуну, с усилием поставил его на ноги… – Вы нажили себе немало опасных врагов за один вечер, граф Комаровский… – иронически заметил граф Сапега – Сударь. Тот человек, которого вы пытаетесь сейчас привести в себя – он сказал совершенно возмутительные вещи. Он сказал, что именно он является наследником польского престола, а потом он попытался напасть на меня! Сапега покачал головой – Это и есть наследник польского престола, цесаревич Борис. С его дамой сердца вы протанцевали три тура вальса, и видимо он не нашел другого способа выказать вам свое возмущение этим фактом. И на вашем месте я немедленно покинул бы бал, не дожидаясь еще больших неприятностей. Его Величество царь Константин хорошо принял вас, но у всего есть пределы и надевать русскую гвардейскую форму все же не следует, появляясь в обществе. – Господин Сапега, я имею честь служить Его Величеству Императору Александру в Его Императорского Величества лейб-гвардии Польском гусарском полку, и ничто на свете не заставит меня стыдиться своей формы и принадлежности к русской армии, снискавшей себе немало побед на бранном поле! Царедворец пожал плечами – Воля ваша, граф. По меньшей мере, я вас предупредил. – Благодарю. – Поехали отсюда… Графиня Елена шепнула эти слова ему на ухо, прижавшись на один миг в танце. Как же мало надо, чтобы сердце мужчины пустилось в пляс. В мазурку, например – Как? – Я выйду минут через десять после вас. – Красный Мазерати, дальний угол стоянки. Тот же самый. – Хорошо. Жди меня, мой герой… Ждали его, конечно же, на стоянке. Не могли не ждать, ибо такую породу людей – подлую и коварную, граф Ежи знал хорошо. Такие встречались в кадетском корпусе, и их били по ночам. Кто-то исправился. Кто-то нет. Тогда, под мостом он действовал инстинктивно обороняясь. Сейчас же он был готов ко всему. А победить готового к бою офицера лейб-гвардии, тем более если противники его либо пьяны либо обкурены – невозможно… Первый ждал, спрятавшись за массивным, угловатым Роллс-ройсом с заказным кузовом – размеры его были таковы, что за ним и пригибаться особо не приходилось. Он сосредоточил все свое внимание на том, что происходит у входа на стоянку – и не услышал, не заметил как позади, за спиной расступились кусты. Граф Ежи просто приложил его головой о кузов Роллс-ройса, подхватил выпавшую из враз ослабевшей руки железяку, не давая стукнуть об асфальт и привлечь тем самым внимание. Граф Ежи был удивлен – это еще мягко сказано. Он был лично знаком с цесаревичем Николаем, входил в патронируемый им "Клуб молодых офицеров" и просто не мог себе представить, чтобы цесаревич, набравшись спиртного, нападал на людей, а Россию называл "чертовым государством" … или как там выразился этот хам. Да, конечно, все они были молодыми, и иногда устраивали выходки, в том числе и цесаревич. И пили, тоже такое бывало, и бедокурили – не без этого. Но сразу за этим следовало суровое наказание, обычно удаление от двора и ссылка в армию. Действовало. А тут? Что же это за наследник такой, куда он приведет Польшу? Больше он себя ведет не как наследник, а как разбойник с большой дороги или набравшийся крепкого пива хулиган с какой-нибудь пиварни. Пригнувшись, граф крался между машинами, через каждые несколько шагов останавливаясь и прислушиваясь. У машины! Прямо у Мазерати, машина низкая и за ней спрятаться невозможно. Вот мерзавец то… Шаг… Еще шаг… В последний момент негодяй резко обернулся, распрямляясь… – Сполох! Больше ничего он крикнуть не успел – граф Ежи простецки угодил носком сапога прямо в промежность, а когда противник, шипя от боли, согнулся – добавил еще и по голове… Про то, что еще один противник сзади, что он пропустил его, граф понял не сразу. От удара по голове он уклонился – но пространства между машинами не было, и удар чем-то тяжелым, металлическим пришелся по плечу. Зашипев от неожиданной вспышки боли, граф прыгнул вперед, разрывая дистанцию, следующий удар пришелся вскользь, по спине… Этот противник … то ли он был не такой пьяный как остальные, то ли просто большой по размерам – но граф его расценил сразу как опасного. И впрямь большой – метра под два… Шаг в сторону. Еще шаг. По кругу, почти так же, как в учебнике, с фиолетовым штампом "совершенно секретно" на каждой странице, где на сером листе сходятся две человеческие фигурки, черная и белая. Кстати – еще дешево отделался, будь у противника нож, сейчас бы он уже засадил ему в почку или печень. Противник тоже медленно перемещался по кругу, каждый ждал, пока ошибется другой. – Ну что, москалина – внезапно заговорил третий – вставай на колени, так и быть, помилую тебя… – Русский никогда не встанет на колени. – Ну, смотри… – Ежи! Появившаяся на стоянке Елена своим криком отвлекла противника на долю секунды – но графу Ежи хватило и этого. Рванувшись вперед, мгновенно сократив дистанцию, он угостил противника прямым в подбородок, отбил несущуюся к нему железную палку, ударил еще раз и еще. После третьего раза противник неуклюже осел на асфальт, совсем рядом истерически взвыла сигнализация. Отлетевшая палка, кажется, ударила по одной из машин, да так что треснуло лобовое стекло. Елена подбежала к нему, граф судорожно нащупал в кармане ключи, протянул ей – Заводи! Умеешь!? – Да… Совсем рядом утробно взревел двигатель Мазерати, не с визгом, как обычный итальянский мотор, а солидно с достоинством и скрытой мощью. За это ценители и уважали Мазерати, итальянский спорткар с берлинскими нотками в голосе. Граф Ежи оттащил своего соперника, выключенного надежно с дороги, посадил его, прислонив спиной к машине. Надо было сматываться – противоугонная сирена не переставая выла, и через пару минут здесь соберется все местное быдло. Иначе граф Комаровский местное "общество" охарактеризовать не мог. Едва не задев начальственного вида Майбах, графиня Елена вырулила из ряда машин, затормозила рядом… – Садись! Графа Ежи долго упрашивать не пришлось. Почти сразу граф Ежи пожалел, что пустил даму за руль. По его шовинистическим взглядам, женщине вообще не место за рулем. Тем более такой. Такой в том смысле, что графиня вела машину рискованно, летала с полосы на полосу и жала на газ как сумасшедшая. Так недалеко было и до аварии… – Осторожнее! – крикнул граф, когда они едва не слетели в кювет, пройденный на скорости километров на тридцать большей, чем стоило бы… Елена в ответ только засмеялась, истерично и неприятно. – Здорово! – крикнула она и ревущий поток воздуха унес ее слова Графу Ежи в этот момент было совсем даже не здорово. – Поиграем в корриду?! – предложила графиня Елена, и прежде чем граф успел сообразить что это обозначает – резко повернула руль, вылетая прямо на соседнюю встречную полосу. Истерично взревел клаксон идущего в лоб многотонного грузовика Сворачивать было уже поздно, огненные шары фар грузовика стремительно неслись навстречу. Выход был один – смертельно рискуя, граф Ежи перехватил руль, рывком довернул его дальше, и машина, разминувшись с неминуемой смертью, вылетела на обочину противоположной стороны дороги. – Тормози! Графиня по-прежнему давила на газ, Мазерати рвалась вперед словно необъезженный жеребец, рыская по посыпанной гравием обочине и поднимая из под колес настоящие каменные фонтаны. Поняв, что смысла разговаривать с этой психопаткой нет, граф сумел каким-то немыслимым движением, удерживая руль, перегнуться и давануть на тормоз рукой. На какой-то момент мелькнула мысль, что эта психопатка сейчас вывернет руль, и они снова выйдут в лоб какому-нибудь самосвалу. Но нет – знакомо застрекотала АБС и машина, пройдя еще под сотню метров, остановилась… – Иезус Мария! Ты что, больная совсем?! Елена снова захохотала – Здорово, правда! Граф молча залепил ей пощечину, такую что голова дернулась. – Курва матка! Не в силах сдерживаться, граф выдернул ключи из замка зажигания, выскочил из машины, прошел несколько метров по гравию, дыша выхлопными газами, потом попытался достать сигарету из пачки, но не смог. Руки тряслись… – Курва блядна… Бросил измятую в пальцах сигарету на обочину дороги, сплюнул. Ну, Збаражский, ну козел… Подсунул… И что теперь делать? Так ничего и не решив, граф Ежи направился к своей машине. Гравий хрустел под ногами, сердце немного улеглось, уже не стучало как сумасшедшее… – Что с тобой? Уткнувшись в руль, графиня Елена горько плакала. – Что с тобой? Почему ты плачешь? – Ты меня ударил… – Меня никто так не был. Меня вообще никто не бил. – Ну извини… Извини… Елена продолжала всхлипывать. – Зачем ты так сделала? Тебе что, не хочется жить? – А зачем? Вопрос этот, простой и бесхитростный, поставил графа Ежи Комаровского в совершеннейший тупик. Он просто не знал, что на него ответить и сам не задавался никогда подобным вопросом. Вопрос этот с его точки зрения был безумен сам по себе, он просто не имел права на существование. Как это зачем жить? Человек просто живет. Он живет, чтобы исполнить свой долг, чтобы продолжить свой род, чтобы принести пользу окружающим и Отечеству своему. Да и в жизни есть немало чего интересного помимо Отечества и долга, стоит только глаза пошире раскрыть. Да, есть люди, которые кончают с собой, есть те кто упорно ищут смысл жизни, считая что в смысле этом есть какая-то непостижимая тайна. Граф Ежи считал таких людей опасными идиотами, смущающими других людей своим бредом. Но вопрос был задан, и ему надо было что-то отвечать. А отвечать не хотелось. – Подвинься – нарочито грубо, стараясь скрыть свои чувства, сказал он – скажи, куда тебя отвезти? – Поехали на мост На какой – уточнять не стоило… Движение на мосту, несмотря на то что уже наступила ночь, ночь летняя, светлая и обманчивая, ничуть не ослабело. Для графа привычного к Петербургской жизни – это было дико. В санкт Петербурге до сих пор по ночам разводили мосты, несмотря на множество проектов под Невой так и не построили тоннель. Видимо, берегли своеобразие этого удивительного города, русской столицы. Поэтому в Питере по ночам не принято было ездить на автомобиле и вообще находиться на улице. Разве что прогуляться по набережной Невы, проехать на неспешном речном трамвайчике, ходящем и ночью, почитать Пушкина, Лермонтова, Есенина… Летом в Санкт Петербурге были удивительные ночи, видно все было как днем. А тут… ночь, а поток машин по набережной – с моста этот поток казался этакой блестящей, фосфоресцирующей желтой змеей, не имеющей ни начала ни конца – стал едва ли не больше чем днем… Где-то в районе Маршалковской в небо били светящиеся столбы прожекторов – один из ночных клубов именно так привлекал посетителей. Подняв тент и заперев свою столько на сегодня натерпевшуюся машину, граф неспешно пошел вслед за дамой своего сердца, которая уже взбиралась по довольно узкой стальной лестнице. Наверху, чуть ли не в сотне метров над неспешно текущей Вислой. Мало кто знал про эту смотровую площадку, да и забираться туда было нелегко. На мгновение мелькнула мысль, что у прекрасной и необузданной пани хватит ума броситься оттуда в Вислу, поэтому граф поднажал, догоняя свою даму. Но не успел – она уже забралась на площадку и сейчас задумчиво смотрела куда то вдаль. – Здорово здесь, правда… – мечтательно выдохнула она Граф Ежи никак не мог понять – когда она бывает нормальной, а когда ей в голову взбредают всякие безумства… – Здесь холодно… Граф снял свой китель, набросил на плечи девушки. Та не пошевелилась – она стояла словно статуя – Что ты там видишь, вдали? – Там? Жизнь… Граф решил, что настало время действовать, но форсировать события не стал. Для начала достаточно просто обнять, что он и сделал. – Не надо… – сказала девушка – Почему же… – Потому что будет больно. – Кому? – Тебе. Мне. Мне, наверное, больнее. – Почему? Ты неравнодушна к этому… – Глупец. По тону, каким сказаны были эти слова, граф понял, что и в самом деле – полный глупец. Промах. – Тогда почему? – Потому что у нас нет будущего. – Будущее творим мы сами – граф искренне так считал, и сложно было найти русского, который считал бы по-другому – Ну вот. Ты говоришь как москаль. – Господи… Ты можешь раз и навсегда забыть это слово! – Комаровский по-настоящему разозлился – москаль! Что значит это слово?! Какой смысл оно несет?! Какую Польшу ты хочешь? Чего ты добиваешься? Свободы? Кто из нас несвободен? Ты или я? По-моему больше ты, у тебя в голове полно всяких глупостей и от них ты не свободна! Не москали делают тебя несвободной – ты сама делаешь себя несвободной! Черт бы тебя побрал! Граф Ежи отошел в самый угол смотровой площадки, на которой в этот час никого не было. На сей раз прикурить получилось. Так он и курил, сбрасывая пепел в текущую метрах в ста ниже воду, пока не почувствовал легкое прикосновение – Извини… Граф не обернулся – Ну, извини… Правда… я не хотела. – Я москаль. – Ты… хороший, правда… Поцелуй вышел просто оглушительный – иного слова не подберешь… Парой часов позже, когда была уже глубокая ночь, граф Ежи подъехал к одной из высоток в районе Мокотув – там жила его дама сердца. Елена спала на сидении… – Елена… В ответ раздалось только сопение… Делать было нечего – граф осторожно освободил ее от привязной системы ремней безопасности, подхватил на руки… – Как приятно… – Ты не спала?! – Конечно, нет. – Куда я должен доставить шановну пани? – Шестой этаж. Апартаменты номер восемнадцать… У самой двери граф осторожно поставил даму на пол. – Честь имею, сударыня… Графиня Елена раздосадовано покачала головой. – Все москали такие идиоты или только ты? – Сударыня? – Я что, сама должна приглашать тебя на чашку чая? 09 июня 2002 года Вашингтон, округ Колумбия Времена Шерлока Холмса ушли в прошлое. Безвозвратно. Сложно даже представить, какими возможностями обладали полицейские следователи в начале двадцать первого века. Что там отпечатки пальцев, что там простенькие экспертизы средины века… А например тотальное слежение с помощью сети камер не хотите? Или экспертизы, в ходе которой всего по паре клеток устанавливают примерное описание подозреваемого. Бывало, конечно, всякое – так, в некоторых подразделениях ФБР, в основном занимавшихся пропавшими детьми и маньяками, на штат взяли экстрасенсов. Но в основном движение шло в правильном направлении и для хитрого преступника оставалось все меньше и меньше лазеек. А для облеченного властью? Весь остаток дня лейтенант Рики Мантино был сам не свой – и это еще мягко сказано. После того, как прошла информация о гибели в автомобильной катастрофе заместителя госсекретаря САСШ – все как с цепи сорвались. Почти сразу прибыли три машины с сотрудниками ФБР – они квартировали совсем рядом, в Баззард Пойнтс и сорвались на вызов сразу же, прихватив с собой мобильную лабораторию. Как известно любому офицеру правоохранительных органов САСШ агенты ФБР – "социальные животные"* и в этом их сила. Но Мантино, как и подобает потомственному полицейскому офицеру – его отец работал полицейским, дослужился до капитана**, а дед был шерифом в небольшом городке в Калифорнии – относился к агентам ФБР с плохо скрываемым презрением. Ну и что – вот приехали они на трех машинах, всех опросили, лазали зачем-то по склону по которому уже считай, стадо слонов прошло, сняли почти всю кору с бедного дерева, и так покалеченного врезавшимся в него Кадиллаком. Весь улов – объявление в розыск синего автомобиля с повреждениями на левом борту. Экспресс-анализ частичек синей краски, найденных на борту черного Кадиллака в мобильной лаборатории показал, что это довольно распространенная краска "Итальянский синий", используемая всеми четырьмя основными автопроизводителями САСШ***. То есть, анализ краски не дал почти ничего, розыск автомобиля тоже вряд ли бы принес результат – по мнению лейтенанта Мантино его уже давно угнали и разобрали на запасные части (в этом он был прав, но не совсем – его только перекрасили и перебили номера). Следом прибыли представители Госдепартамента – эти только совали всюду свои любопытные носы и пытались командовать профессионалами. Своей настырностью, они довели даже агентов ФБР до того, что старший группы приказал им убираться за линию оцепления, если они не хотят провести ночь в участке. Следом наступила бумажная волокита. Лейтенант Мантино как старший детективов, которые первыми обнаружили место автомобильной аварии вместо того, чтобы заниматься охраной закона был вынужден поехать в участок и заполнить три большие формы. На это, считая дорогу, у него ушло не меньше двух часов – а тут уже и рабочий день кончился… Ночь лейтенант спал плохо – мешали одолевавшие его мысли. Он не мог понять, что ему не понравилось на месте происшествия. Лейтенант был опытным полицейским, он начинал патрульным потом пошел в академию, стал детективом третьего класса и так, ступенька за ступенькой прошел всю карьерную лестницу прежде чем стать лейтенантом и начальником детективов. Он сам был опытным детективом, он отправил на электрический стул шестерых злодеев и даже был награжден – за поимку одного … существа, охотившегося на маленьких мальчиков. Он видел то, на что не обращают внимания девяносто девять из ста обычных граждан – и именно за это он получал свое жалование. И тут он на что-то обратил внимание – но пока не понял на что. Понял он это только к утру… Утром он первым делом отправился в офис Додсон Секьюрити. Это была частная фирма, которую основал непонятно кто, и которая заполучила чертовски выгодный подряд. За государственный счет эта фирма установила на улицах сотни камер наружного наблюдения и получала от государства деньги за их обслуживание. Потом кто-то в мэрии смекнул, что этой фирме можно отдать и подряд на установку автоматических измерителей скорости на дорогах. Все просто, без полицейских и взяток – ты едешь по дороге со скоростью, превышающей разрешенную, камера тебя фотографирует и через несколько дней тебе по почте приходит фотография и квитанция на уплату штрафа. Хочешь обжаловать – твое право, обращайся в суд. Но почти все – платили. Основной офис "Додсон Секьюрити" располагался в довольно дорогом пригороде Вашингтона – в Арлингтоне и представлял собой обычное, пятиэтажное офисное здание, обнесенное забором, на котором были установлены видеокамеры. На воротах был знак – треугольник и око, почти точная копия масонского знака. Лейтенант этого не знал, он просто подъехал к закрытым воротам, посигналил – и полотно ворот плавно поехало в сторону, пропуская лейтенанта на стоянку… Вид холла офисного здания заставил лейтенанта покачать головой от зависти – микрофибра, дорогие обои, какая-то инсталляция в углу. Приглушенный свет из утопленных в потолок ламп. Было видно, что фирма не бедствует – и все за государственный счет. В их полицейском участке даже у него, у лейтенанта был деревянный стул и небольшой, грубо сделанный стол, которые изготовили заключенные федеральной тюрьмы. В одной из стен открылась почти невидимая дверь – и в холл шагнул молодой человек в строго черном костюме. – Меня зовут Ник. Чем я могу вам помочь, сэр? – заученно сказал он – Лейтенант полиции Рикардо Мантино – лейтенант привычно продемонстрировал бляху – мне нужны кое-какие данные с видеокамер на дорогах. Я думаю, что они у вас есть. – Сэр, у вас есть ордер или что-то в этом роде? Лейтенант улыбнулся – Сынок, ордера у меня нет. Но зато у меня хорошие отношения с бюджетным управлением мэрии, и я лично знаю одного из заместителей мэра. Думаю, это заменит ордер. Позови кого-нибудь из старших, они тебе объяснят. Заданная лейтенантом задача для привратника была почти неразрешимой… – Сэр, прошу подождать здесь – привратник показал рукой на удобные кресла в углу холла, разделенные журнальным столиком – Я подожду. Но недолго. На столике лежал свежий выпуск "Уолл Стрит Джорнал" – ему лейтенант не уделил ни малейшего внимания, и свежий номер "Коп магазин" – а вот это чтиво было в самый раз. Видимо, компанию посещали самые разные люди и отдел внешнего пиара – не стоило сомневаться что он здесь есть – продумывал все до мельчайших подробностей. Подкрепился лейтенант и свежевыжатым апельсиновым соком, стоящим здесь же в большом хрустальном графине. День обещал быть жарким и сок был в самый раз. Перед тем, как выпить, лейтенант жизнерадостно отсалютовал бокалом уставившейся на него видеокамере. Ожидать пришлось минут пятнадцать – зато ожидание было вознаграждено. Снова бесшумно открылась замаскированная в стене дверь – и в холл шагнули сразу двое. Уже знакомый привратник – и очаровательная дама лет тридцати в строгом сером костюме. – Сэр, меня зовут Джейн – тем же заученно-любезным тоном сказала она – прошу следовать за мной. – За вами – хоть на край света… Лейтенант хотел вызвать ответную реакцию – в Вашингтоне было полно лесбиянок и еще больше феминисток, и по его мнению эта дама как раз относилась к одной из этих категорий. Но никакой реакции не последовало – дама продолжала улыбаться как кукла Барби в витрине дорогого магазина. Поняв, что для шуток здесь нет места, лейтенант пошел за очаровательным проводником. Коридоры офисного здания, в котором квартировала Додсон Секьюрити были не такими шикарно отделанными, как холл – но все таки чистыми и опрятными. Это кстати типично в духе частных фирм – шикарный фронт-офис и экономия на бэк-офисе. Экономия, экономия и еще раз экономия… – Я так понимаю, что мне дадут данные… Дама даже не сбилась с ноги – Да, сэр. Нам нужно было просто удостовериться в том, что вы тот, за кого себя выдаете. Мы сотрудничаем с полицией… – Рад это слышать… – проворчал лейтенант – Прошу сюда, сэр… В кабинете, в который они зашли, на одной стене был большой монитор на восемьдесят один дюйм, а вся другая стена представляла собой своего рода фасеточный глаз, с пятьюдесятью или шестьюдесятью мониторами меньшего размера. Здесь же были несколько выдвижных столиков с клавиатурами, а хозяйничал здесь некий молодой человек, лихо разъезжавший по полу на стуле на колесиках. Волосы его были покрашены в фиолетовый цвет, а в ухе было большое кольцо. – Том, это лейтенант Мантино – представила лейтенанта дама – постарайся вести себя с ним повежливее. Лейтенант был опытным человеком, и в голосе приведшей его в комнату дамы уловил еще кое-что помимо обычной вежливости. Несмотря на богатое воображение, лейтенант просто не мог представить себе парой эту дамочку в деловом костюме и этого панка. Впрочем – женщины странные существа и лейтенант, прошедший в позапрошлом году через развод, решительно отказывался их понимать. – Все окей, Марси… – жизнерадостно ответил панк – Тогда оставляю вас наедине… Лейтенант глубоко вдохнул кондиционированный воздух –здесь, в царстве компьютеров он был особенно сухим. У него была двойная проблема – он не дружил с компьютерами и понятия не имел, как ему вести себя с этим молодым человеком. У него в семье было два сына – мало по итальянским меркам, и если бы хоть один из них заявился в дом в таком виде – не миновать бы ему взбучки. – Сэр, меня зовут Том. Или Томас Крилл Третий, но я все таки предпочитаю Том. А вы, лейтенант… – Рикардо. Но все зовут "Рики". – Великолепно. Итак, полиции потребовалась помочь Тома. В чем же она должна заключаться? – Э… мне надо посмотреть записи с камер. – С камер? Городских? – Нет. На дороге. Там ведь есть камеры. Том улыбнулся – Нет. Там нет камер. Там есть устройства, записывающие автомобили и регистрирующие их номера – но только те, которые превышают скорость. Сейчас я бьюсь над тем, чтобы система одновременно отслеживала номера и сверяла их с базой данных на угнанный транспорт – но пока мне не хватает мощности системы. Верней, пока не так – я хочу добиться того чтобы если система регистрирует превышение скорости – она одновременно бы сверяла полученный номер с базой данных на угнанный транспорт, и если номера совпадают – била бы тревогу. А сравнение базы данных по всему транспортному потоку с базой угнанных автомобилей – это дело далекого будущего, для этого нужен компьютер на порядок более мощный чем тот что есть у меня. Неплохо было бы закупить Крей, но на это никто не выделит деньги. Вы понимаете меня, сэр? Лейтенант ни черта не понял. Но признаваться в этом ему не хотелось. – Э… извини, сынок, но это редко будет срабатывать. Угонщик может просто снять номер и заменить его на другой, они часто так делают. Панк задумался всего лишь на несколько секунд. – Тогда сделаем по-другому, сэр! В базе данных есть не только данные по номерам, но и по марке машины. Сделаем дополнительную подпроверку и будем сверять номера, обнаруженные компьютером и соответствие марки. Для этого конечно нужно сделать… распознание моделей машин, хотя бы примитивное… но я это сделаю! Правда, для этого потребуется еще больше мощности. Но все равно сделаю! Лейтенанту вдруг пришло в голову, что слова пацана действительно имеют смысл – возможно, он и сам не догадывается какой именно. То что он предлагает, позволит лишить преступников "колес" – а это очень важно. Ведь дело не исчерпывается одними лишь угонами. Предположим, несколько парней решили ограбить банк. Что они сделают? Им нужны будут "колеса", автомобиль чтобы сматываться с места преступления. Они его угонят и сменят номера – на пару дней этого бывает достаточно, а больше им и не надо. Но если система даст сигнал тревоги – то можно будет направить полицейский автомобиль и проверить подозрительную машину прежде чем она достигнет банка. Да, они будут считать что это простой угон, возможно патрульный полицейский не будет готов к тому, чтобы столкнуться в проверяемой машине с командой грабителей банков, вооруженной обрезами и автоматическим оружием. Но это же их работа, не так ли!? Возможно, патрульный погибнет – но он предотвратит ограбление банка и не погибнет какой-нибудь бедняга, просто зашедший в банк обналичить чек. Кроме того – операцию по задержанию подозрительного фургона тоже можно организовать как следует – и никто не погибнет, кроме возможно самих несостоявшихся грабителей. Угнанным транспортом пользуются идущие на дело наемные убийцы, могут воспользоваться и террористы. Дельные мысли, дельные. Так у бедных копов и работы не останется. Хотя нет – работы то как раз прибавится, проверять подозрительных. А потом плохие парни поймут, что в Вашингтоне надо вести себя прилично. – Знаешь, сынок… Я упомяну про тебя в рапорте. Не знаю, поможет ли тебе это – но упомяну. А теперь давай посмотрим кое-что. Ты говоришь, что система фиксирует только нарушителей, превышающих скорость. – Совершенно верно. – Хорошо. Тогда проверь, не выписывалось ли штрафа на парня, ездившего на автомобиле с номерами Вашингтон, браво-один-три-четыре-виски-зулу. Это должно было быть вчера, примерно в полдень. – Есть, сэр! Лихо, по-армейски ответив, панк прокатился по кабинету на своем стуле, лихо развернулся, застучал пальцами по клавиатуре, напевая что-то себе под нос. На большом экране замелькали какие-то фотографии. – Та-а-ак… Есть! Было, сэр! – Где? Когда? – Сейчас… Вот! Его засекли сразу четыре камеры, но штраф мы можем выписать только один, извините. – Не извиняйся! Где и когда это было?! – На Кастис Мемориал. Вчера, первая засечка в тринадцать ноль две. – Где? – Вот здесь, сэр – панк вызвал на экран карту, пощелкал клавишами – и на силуэте дороги загорелись сразу четыре точки. – Вот оно как… Лейтенант задумался. Если заместитель госсекретаря гнал по Кастис Мемориал как сумасшедший – то следует предположить, что он так гнал все время, пока ехал по трассе. Это значит, что он выехал туда недалеко от того места, где была первая засечка. – Э… а где была первая камера? – Вот она, сэр. – Ты не понял Том. Вот у нас первая камера, где произошла засечка – система опознала номер и выписала штраф за превышение скорости. А я хочу знать – где стоит камера, которая стоит перед той, первой. – Вот здесь, сэр. Лейтенант примерно прикинул. Между этой камерой и первой, которая выписала штраф, была только одна большая дорога – Норт Глеб Роад. Значит, с большой долей вероятности, погибший ехал именно отсюда – съехал на трассу и погнал как сумасшедший. Интересно, куда он так торопился – ведь его должность, пусть и высокая, не освобождала от обязанности уплатить штраф за превышение установленного скоростного режима. Все? Нет, не все… – Э… Том, а можно еще один вопрос? – Конечно, сэр. – А вы… отслеживаете и полицейские машины? Том улыбнулся – Вообще то нет, сэр, но… Видите ли, у нас есть список полицейских автомобилей. Для простоты сделано так – камера отслеживает и их тоже, делает снимок, выписывает квитанцию – но уже потом, на отсылке ее сверяют со списком, и если это полицейская машина – ее просто отправляют в мусорную корзину. Видите ли… – Нормально, сынок. Не надо больше объяснений. Проверь еще одну машину. Вашингтон, дельта-один-один-семь-альфа-виски. То же самое время. На нее есть что-нибудь? – Сейчас, сэр… посмотрим… есть! Да еще как… – Где? Когда? – Пять засветок. Та же Кастис Мемориал, а начались они еще в Арлингтоне. – Когда? – Первая – двенадцать пятьдесят две, последняя – тринадцать семнадцать. – Точно? Ты уверен? – Уверен, сэр. – Распечатку мне сделать сможешь? – Конечно сэр. Одну минуту… Почти бесшумно заработал новомодный лазерный принтер, выплевывая листки в лоток – держатель. – Вот так вот… все. – Спасибо, сынок… Уже на стоянке, лейтенант Мантино еще раз достал из кармана распечатки, еще раз взглянул. Сверил время… – Ну и куда же ты так спешил, детектив Мюллер? – тихо, одними губами проговорил лейтенант… Примерно через десять минут после того, как автомобиль лейтенанта вырулил за ворота, к воротам Додсон Секьюрити подрулила еще одна машина – черный Крайслер 300. Двое мужчин – неприметных, в черных очках быстро прошли в здание – в отличие от шефа полицейских детективов им не пришлось ждать, и Марси встретила их сразу. Том, воспользовавшись минуткой затишья, решил перекусить, когда в кабинет вошли сразу трое – Марси и эти двое. Они были здесь уже не раз, и Том звал их "мистер Бим и мистер Бом". – Что на этот раз? – Нам нужны данные по движению на Кастис Мемориал вчера, примерно в полдень. Все данные. – Опять? Том получил истинное наслаждение от того, как эти двое переглянулись. Он не раз пытался вывести их на эмоции, как он это делал со всеми людьми кто к нему приходил – и это ему не удавалось. А вот сейчас он с наслаждением видел и наблюдал – получилось! Совсем неожиданно – получилось! – Что вы хотите этим сказать, сэр? – вежливо спросил мистер Бом – А то что ко мне только что приходил полицейский лейтенант. За теми же данными. И я их ему дал… Мистер Бим повернулся к девушке – Мисс Марси? – Лейтенант Рикардо Мантино из полицейского управления округа Колумбии. Восемнадцатый участок, начальник детективов. – Вы его пустили? – Сэр мы работаем с полицией и не могли его не пустить. – Какие данные он забрал? – Его интересовали две машины – злорадно сказал Том – номера Вашингтон, браво-один-три-четыре-виски-зулу и Вашингтон, дельта-один-один-семь-альфа-виски. Том заметил, что если первый номер не вызвал особых эмоций – то при произнесении второго мистер Бом побледнел. – Вы дали ему данные? – Нет, сэр. – Заверенные? – Нет, сэр, просто распечатку из системы. Мистер Бом – он был старшим – повернулся к мистеру Биму – Сообщи! – Есть! Мистер Бим покинул комнату. – Вот что. Нам нужен массив данных, как раз тот, что по Кастис Мемориал. Прямо сейчас. И нам нужны данные с ваших мониторов слежения по этому лейтенанту полиции. – Хорошо, сэр… – кивнула Марси В отличие от полицейских, у сотрудников АНБ доступ в этом здании был всюду и Марси это знала. Потому что Додсон Секьюрьтиз как раз и была незаконным филиалом АНБ, осуществляющим слежку за североамериканским гражданами – пока в ограниченном масштабе. Но все было готово и для более масштабных проектов – и Том мог рассчитывать на новенький "Крей" в любом случае. Хотя пока он и сам не знал об этом. Ближе к вечеру лейтенант Мантино заметил за собой слежку. Отрываться не стал… Картинки из прошлого Лето 2000 года Герат, Афганистан Располагавшийся на стыке трех границ – Афганистана, Персии и принадлежащего Российской Империи Туркестана, город Герат не мог не стать крупным центром торговли. В Российской Империи он бы еще стал крупным производственным центром, рассчитанным на нужды соседней страны – но в Афганистане этого не произошло. В Афганистане вообще не производилось ничего, чтобы заинтересовало соседние страны, за исключением одного. Белой смерти. Героина. Но Герат, как можно было того ожидать, не стал крупным центром торговли героином. Все дело было в том, что здесь невыгодно было его транспортировать. Если смотреть на эту часть Афганистана – то путей транспортировки открывалось два: на Персию и на Туркестан. При этом в Персии человека, пойманного с героином, ждали узаконенные пытки, чтобы узнать сообщников – а потом обезглавливание, если наркоторговец до этого не умирал от пыток. В Туркестане на границе стояли русские войска и тех, кто не был убит в скоротечном бою в пограничной зоне, ждало двадцать пять лет каторги. Поэтому, желающих испытать судьбу было немного. Играло свою роль и то что в этой местности шиитов, приверженцев "течения изгоев" в исламе было намного больше, чем в среднем по стране – сказывалась близость Персии, мирового центра шиизма. Король Гази-шах, наполовину пуштун, наполовину хазареец, да к тому же и суннит, знал это – и демонстративно притеснял северо-западные провинции Афганистана в угоду юга и востока, населенного пуштунами. Армия Афганистана, слабая и жестокая целиком держалась на пуштунах, и если бы король посмел ввести какую-то другую политику – на своем троне он продержался бы недолго. Поэтому, основные центры производства и оптовой торговли наркотиками были в Кабуле, Кандагаре и Джелалабаде – а в Джелалабаде держал ставку Джелалабадский синдикат, возглавляемый губернатором провинции и братом короля*, принцем Акмалем. Это был своеобразный семейный синдикат – старший брат был легальной властью а младший – нелегальной, причем младший совсем не стремился сбросить с трона старшего брата и объединить две власти в одну. Ему это было совершенно не нужно. Так и существовал в стране "семейный подряд" – травивший своим товаром русских, китайцев, японцев**… Поэтому, город Герат был довольно примитивен, его совершенно не коснулась длань нового времени, длань двадцать первого века что оставила целые новые кварталы в Джелалабаде и Кабуле, отстроенные на наркоденьгах, он был все тем же крупным, застывшим в безвременье афганским городом – с вылепленными из глины лачугами, с дувалами, с пылью и грязью, с богатыми домами которые не смели подняться над землей больше чем на один этаж и растягивались вширь. Что было примечательного в Герате – так это четыре минарета, древние, оставшиеся стоять вокруг давно разрушенной мечети, большая мечеть Маджид Джами и самая настоящая древняя крепость, построенная Искендером Двурогим – Александром Македонским, одним из военачальников которому удалось реально покорить Афганистан, за счет уничтожения большей части его жителей. Иначе покорить Афганистан было невозможно. В один из душных и солнечных летних дней, в избиваемый беспощадными солнечными лучами Герат въехали две машины. Они въехали в него с севера, по дороге идущей со стороны Персии, переправившись через реку Джуйк-Нау и заплатив на мосту пошлину, собираемую гвардейцами местного губернатора. Местный губернатор, достопочтенный Ага-хан не был столь богат, как тот же принц Акмаль, губернатор провинции Нангархар, ему не преподносили большие чемоданы с золотыми слитками наркоторговцы – в Афганистане золото было самой надежной валютой, если не считать русского рубля и британского фунта – но жить как и подобает жить губернатору ему очень хотелось. Поэтому, губернаторская гвардия в городе по-настоящему свирепствовала, обирая его жителей, накладывая драконовские штрафы по делу и не по делу, облагая платой проезд по мостам и даже продавая воду***. В отличие от принца Акмаля губернатор был вынужден покровительствовать хоть каким-то ремеслам, дабы иметь ту овцу, с которой можно содрать хоть шерсти клок. Поэтому гератские ковры были известны даже в Персии, известном мировом центре ковроткачества – не говоря про Российскую и Британскую империи. Вообще то можно было бы проехать и без дани – машины были из тех, которыми пользовался губернатор и его двор. Это были белые, с тонированными стеклами по кругу Датсун Патруль – дешевые и неубиваемые бронированные армейские внедорожники, выпускаемые в соседней Персии по лицензии. Вряд ли ошалевший от жары и выкуренного утром косяка с дурью усатый губернаторский гвардеец посмел бы стрелять по таким машинам, жизнь дороже – но машины остановились сами и из левого переднего окна головной машины высунулась рука, протянувшая гвардейцу три русских рубля – это было больше чем стоил проезд, можно было и по рублю с машины. Гвардеец принял деньги и сложил их в сумку на груди – сумка представляла собой железный ящик с прорезью, открывающийся только ключом, который был только у начальника гвардии. Еще один гвардеец открыл шлагбаум. Дежурившие на мосту гвардейцы были настолько обкурены, что спроси их через минуту, кто здесь только что проезжал – ни один не смог бы ответить. Автомобили, въехав в город, сразу же выехали на одну из главных магистралей города – Базар-и-Малик, пересекающую город с севера на юг. Это была одна из двух улиц города, залитая неким подобием асфальта, эта – и Базар-и-Ирак, пересекающая город в направлении "запад-восток". Здесь были сосредоточены все дуканы города здесь же было то, что можно было назвать "цивилизацией" – два караван-сарая, гостиница и бар, в котором подавалось спиртное, и в который под страхом смерти запрещалось заходить всем, кроме губернатора с приближенными, гвардейцев и иностранцев. Здесь же неподалеку был большой (не такой большой как в Джелалабаде но по здешним меркам большой) базар где торговали наркотиками, оружием, рабами и всем, что нужно для жизни. Проехав казармы гвардейцев на пересечении Базар-и-Малик и Базар-и-Ирак, машины почти сразу же свернули с дороги влево, запетляли по узким, извилистым улочкам старого города, часто заканчивавшимся тупиком. Слава Аллаху, что нужный им дом находился совсем недалеко от дороги – иначе бы они заблудились в местном лабиринте улиц – а заблудиться тут можно было так что потом и костей не найдут. Целью тех, кто приехал на машинах был довольно большой по местным меркам дом, обнесенный высоким, выше человеческого роста дувалом. Ворота, которыми дувал прерывался в центре были, как здесь это принято, зеленого цвета – но выгоревшими под безжалостным местным солнцем до бледно-серого. Водитель головной машины не стал сигналить, опасаясь привлекать внимание к себе и к дому – он просто вышел из машины, не глуша мотора, подошел к воротам, постучал в них условным стуком, и когда услышал по ту сторону ворот шорох, громко сказал. – Аллаху Акбар! Лязгнул засов, на улице выглянул невысокий, бледный в типичной пуштунской одежде подросток, который упорно пытался вырастить на своем подбородке что-то напоминающее бороду – но для этого было еще не время. В руках у подростка был самый настоящий, русский АК, приклад которого он прижимал к боку локтем, чтобы в случае чего стрелять навскидку. Глаза подростка были странно застывшими – как у системного, находящегося на грани наркомана. Хотя наркоманом он не был. – Мохаммед расуль Аллах! – сказал подросток – кого ты привел с собой, брат? – Он ждет – туманно ответил водитель Странно – но подростка такой ответ вполне устроил. Он кивнул и скрывшись за воротами начал возиться с массивным засовом. Водитель вернулся в машину – Куда вы меня привезли, черт возьми! – раздраженно спросил командир второго корпуса Специальных сил безопасности – этакой эрзац-армии, по документам проходящей как жандармерия – генерал-майор Хусейн Камияб по прозвищу "Бык" – здоровенный двухметровый малый с роскошными усами – поверить не могу, что я поперся с вами в эту глушь, Вахид. Просто не могу поверить! – Неисповедимы пути Аллаха – загадочно ответил начальник штаба второго корпуса жандармерии Вахид Ахлаги – поверьте, господин генерал, вы не пожалеете о своем решении. – Черт, я о нем уже жалею. Как и все почти все генералы, Хусейн Камияб хоть и родился в набожной, почитающей Аллаха семье – но сейчас он был неверующим. Причем – открытым неверующим. Шахиншах умел подбирать себе кадры – он подбирал как раз из таких, кому дорога в рай по меркам ислама была заказана. В шестнадцать лет, юный Хусейн изнасиловал пятнадцатилетнюю соседскую девчонку. Верней, изнасилованием это стало потом, когда все вскрылось – чтобы спасти честь семьи девушки, и так замаранную. Отец девушки поклялся собственными руками отрезать голову негодяю, в течение года развращавшему и насиловавшему его дочь – и Хусейн был вынужден скрываться. Он скрывался два с лишним года, пока не грянула Белая Революция, и пока шахиншахом не стал Хоссейни. Тогда то он, поняв, что это его единственный шанс, записался во вновь создаваемую Гвардию Бессмертных – старую разогнали, потому что в ней могли быть заговорщики и сторонники свергнутого шаха. Потом, в числе прочих, новый шахиншах послал генерала учиться в Российскую Империю, в одно из пехотных военных училищ. Вернувшись, тогда еще старший лейтенант Камияб стал довольно быстро продвигаться по служебной лестнице. Сказывалось военное образование, полученное в России и личная преданность режиму. Но для того, чтобы стать генералом и командующим корпусом – этого было мало. Звездный час генерала Камияба настал четыре года назад – когда было предотвращено одно из самых опасных покушений на Светлейшего. Взбунтоваться должна была целая воинская часть – планировалось напасть на новый химический завод, который должен был открывать Светлейший, окружить его бронетехникой во время открытия и открыть огонь. Майор Камияб узнал об этом случайно – один из офицеров проболтался – и немедленно донес в САВАК. САВАК провел проверку, все сказанное майором подтвердилось. Офицеров части казнили – бросили живьем в чан с кислотой на заводе, который они должны были уничтожить – а Камияб был удостоен беседы с самим Светлейшим. Из Голубого дворца майор Камияб вышел уже генерал-лейтенантом и командующим вторым корпусом – а больше командовать было некому: офицеров то утопили в кислоте. Тогда же Камияб отомстил. Он долго опасался мстить, потому что непонятно, как на это отреагирует САВАК. В САВАК знали о его прошлом – в САВАК знали о прошлом любого подданного Светлейшего – но ничего не предпринимали по этому поводу, справедливо полагая, что с таким прошлым человек будет еще вернее служить режиму. Отец же опозоренной девушки ничего не предпринимал, потому что знал: за умышленное убийство офицера жандармерии по соображениям мести полагалась смертная казнь для всей семьи. Отомстить удалось не сразу – Камияб долго подбирал офицерский корпус для обезглавленной части. Он знал, что если произойдет еще один заговор – в кислоту бросят уже его, потому что не заметил, не понял, не предотвратил. И поэтому, офицеров он подбирал очень осторожно, до ночи сидел над личными делами, проводил тайные проверки – во время них выявилось еще два предателя, достойных смерти. Восстановление части как боевой единицы заняло почти год – но потом Камияб отомстил. Со вкусом отомстил, есть это вообще такое блюдо, которое вкуснее есть холодным. Отомстить для генерала жандармерии было проще простого. Они схватили нескольких бунтовщиков в Исфахане и генерал во время допроса намекнул одному – что есть возможность избежать виселицы. Для разных категорий преступников в Персии существовала разная смертная казнь – позорящая, через повешенье**** и достойная, через расстрел (для офицеров) или обезглавливание мечом (для простолюдинов). Иногда через гильотинирование – мечей не хватало, равно как и палачей, умеющих казнить мечом. И вот генерал сказал – я могу отправить тебя на гильотину – только ты должен выдать еще одного своего сообщника. Ты не говорил про него, опасаясь за свою семью – но мы все знаем, и выдав преступника, ты обеспечишь себе достойную смерть. И назвал имя отца девушки, которую он еще молодым обесчестил. Дальше было все просто. Удивительно – но старый Камиль и в самом деле был заговорщиком. Когда жандармы ворвались в дом – вместе с ними был один из самых доверенных людей генерала, полковник Вахид Аслаги – и обыскали его, преступление было налицо. Та же самая возмутительная литература, которую держал в кармане кителя полковник Аслаги чтобы в нужный момент подсунуть ее – так вот та же самая литература была найдена и при обыске! Получается, что генерал не изменил присяге и не поставил свои личные интересы выше интересов государственных – а помог изобличить еще одного преступника и предателя. Тогда же генерал Камияб в последний раз видел Самию. Постаревшая и подурневшая, никому не нужная… Генерал потом не мог поверить, как он мог испытывать к ней какие-то чувства, мучаться от того что их разлучили. Став генералом, Хусейн Камияб вошел в персидский привилегированный класс – в армию. Армия и службы безопасности в Персии определяли очень многое, если не все – и частный бизнес показательно свободный, на самом деле был глубоко не свободен. Существовала практика, при которой чины из силовых структур делали купцами своих родственников и вели свои коммерческие дела через них – а был и такое, что формально деловыми людьми, владельцами предприятий были свободные люди – но львиную долю дохода они были вынуждены каждый месяц жертвовать в тот или иной фонд. У каждой силовой структуры, у каждого корпуса жандармерии, у Гвардии Бессмертных были свои фонды для "сбора пожертвований", потом расходившихся по рукам "допущенных". "Допущенным" был и генерал Камияб, он отныне мог не опасаться руки мстителя – но все равно он жил в глубоком страхе. В страхе перед неугасимым пламенем адского костра, в котором корчатся грешники. Это сложно объяснить, мало кто это поймет сразу. Особенно это сложно понять в России. Несмотря на власть и влияние Русской православной Церкви и Духовного управления мусульман – за редким исключением дети в России получали светское образование. Да, мусульманские дети ходили с родителями в мечеть в пятницу, а русские дети ходили с родителями в церковь в воскресение – но в будние дни они ходили в гимназию, чтобы учить стихи Пушкина и Лермонтова, учиться доказывать теоремы и зубрить закон Ома. Поэтому в вышедших из стен гимназии детях не было страха Божьего. Да, они верили в нечто сверхъестественное, они различали, что такое грех и старались греха не делать, они жертвовали на богоугодные дела и отмечали религиозные праздники. Они приходили к батюшке или к мулле, когда им было тяжело и просили совета или утешения. Но страха, не покидающего человека никогда, в них не было. А вот в Персии он был. Это было проблемой всех стран, где вместо гимназий были медресе, вот почему по приходу на Восток русская власть так боролась за то, чтобы дети ходили в гимназии, а не в медресе. В Персии такая борьба началась лишь при шахиншахе Хоссейни, причем полного успеха не удавалось добиться до сих пор. Генерал Камияб же и вовсе был из того поколения, которое ходило в медресе поголовно – это было выгодно власти, потому что религиозное образование учит покорности и страху. Это глупо – полагать, что в медресе детей учат темные люди, которые сами нуждаются хотя бы в минимальном учении. На самом деле – там учат профессионалы технология обучения отшлифована веками и то, что они преподают – остается с детьми навсегда. Вот и генерал Камияб жил бок о бок со своим страхом, оставшимся в нем еще со времен медресе. По сути, он и против Аллаха то встал вынужденно, и все грехи совершил – потому что не было другого выхода. И сейчас душа его была разорвана на две части – одна из них буквально вопила о возмездии, ожидавшем генерала после смерти, вторая – старалась подавить страх, загнать его в самые темные уголки подсознания. Вторая явно проигрывала. Утешением генерала и стал полковник Вахид Ахлаги. Как то странно, незаметно, он стал генералу самым близким самым доверенным лицом – и немало вечеров были проведены ими вместе, за бутылкой русской водки и в тяжелых разговорах. Сначала это были разговоры о службе, о страхе, о заговорах и тайных врагах. Потом это стали разговоры о жизни. А потом – разговоры об Аллахе, для которых водка на столе уже не требовалась. И апофеозом всего стала поездка сюда, за границу, в Герат – деяние само по себе подозрительное, способное вызвать интерес САВАК. По тут сторону границы генерал еще храбрился – но здесь он уже десять раз пожалел, что согласился на эту авантюру. Из большого дома вышли несколько человек, у все у них были автоматы. Генерал недобро ощерился, рука его легла на Браунинг в роскошной открытой кобуре из телячьей кожи. Громко щелкнул сдвинутый предохранитель. – Кто эти люди, Вахид? – подозрительно спросил генерал – почему они вооружены? Куда ты меня привез? – Мы среди своих, генерал – спокойно ответил полковник Ахлаги – эти люди такие же братья вам, как и я. – Тогда почему у них оружие? – Увы, это вынужденная мера, брат. Трудны и неисповедимы пути, которыми каждый из нас идет к Аллаху и не всем дано приблизится к нему хотя бы на ту меру, чтобы почувствовать запах рая. В этом мире властвует Иблис и слуги его готовы на все, дабы убить Истинных Правоверных и пророка их Махди. Боевики с автоматами встали у дверей – но машину они не окружили и автоматы на него не направили. – Эти люди охраняют находящегося в долгом сокрытии истинного, двенадцатого Имама. Он сошел в этот город, дабы встретиться еще с одним заблудшим и направить его на истинный путь, ведущий к Аллаху. Пойдем же, брат. Генерал немного подумал – многое смешалось в его душе: и страх перед Аллахом и страх перед САВАК и страх перед банальным похищением и убийством. Но, в конце концов, он решил, что зашел слишком далеко и обратной дороги у него нет. – Пошли, Ахлаги. Веди меня. Они прошли в дом. Прошли длинным, с покрытым плитками из обожженной глины полом, коридором, зашли в одну из комнат. Три двери, голые стены, ковры под ногами, устилающие каждый сантиметр пола. Генерал подозрительно огляделся. – Что здесь? – Здесь, брат, тебе предстоит ожидать явления истинного имама. Генерал снова коснулся рукой кобуры – но ничего не сказал. В конце концов – пистолет у него не отобрали. Доброе русское оружие работы Сестрорецого оружейного завода, двадцатизарядный Браунинг с пятидюймовым стволом. Если даже здесь ловушка – то нескольких человек он заберет с собой… – Долго ли ждать? – Имам сам решит, когда явиться. На твоем месте, брат я бы посвятил время, отпущенное имамом на ожидание молитве Ахлаги исчез за одной из дверей. Генерал осмотрелся по сторонам, толкнул ту дверь, откуда они зашли в комнату – открыто. Тот же самый коридор, длинный, темный, на удивление прохладный и пустой. Прошел через комнату, толкнул дверь, за которой скрылся Ахлаги – заперто. Подозрительно огляделся – но на стенах ничего не было и на полу ничего не было, и на потолке – тоже ничего не было. Хотя нет. Были ковры. На коврах был рисунок – какая-то мечеть, непонятно какая. Но сами ковры были недорогими, генерал сам недавно купил ковроткацкую фабрику и мог отличить дорогой ковер от дешевого ковра. Выругавшись про себя, генерал уселся на ковер и принялся ждать. Молитву он конечно же не читал. Он просто забыл все молитвы, ибо не молился уже давно. Он просто считал – от тысячи обратно, как это привык делать во время скучных и бессмысленных совещаний в Тегеране, когда только так и можно было скоротать время. Минута текла за минутой – медленные и бессмысленные. Где то на "семистах пятидесяти" генералу показалось, что за дверью, откуда они пришли кто-то стоит. Подкравшись – он считал, что крался бесшумно, но это было не так – генерал рванул на себя дверь. Ничего. Тот же темный, пустой, удивительно прохладный коридор. В комнате тоже было прохладно – хотя ни вентилятора, ни кондиционера в ней не было. Генерал вернулся на ковер и снова начал считать. Снова – потому что он не смог вспомнить, на какой цифре остановил счет, это было непривычно, потому что генерал обладал хорошей памятью. Подумав, он начал опять считать от тысячи. Девятьсот девяносто девять… Девятьсот девяносто восемь… Девятьсот девяносто семь… Внезапно прервав счет, генерал подозрительно уставился на пол. Ему показалось, что там скребется мышь. Он ударил ногой по ковру – и странный звук пропал. Проклятые грызуны… Он снова не смог вспомнить, на какой цифре начал считать. Снова начал от тысячи. Девятьсот девяносто девять… Девятьсот девяносто восемь… Девятьсот девяносто семь… На сей раз, он досчитал до девятисот пятидесяти, прежде чем началось снова. Но это было не мышь. На сей раз генералу показалось, что где-то под полом кто-то поет… Это был азан – призыв к молитве, слабый, но отчетливо различимый. Очень красивое и мелодичное пение, услада для слуха любого истинного правоверного. Звук был очень слабый – но генерал на удивление хорошо его слышал. Было непонятно, кто поет – мужчина или женщина, иногда казалось что женщина, хотя женщина не может петь азан, это было бы оскорблением правоверных. Генерал долго смотрел на пол, пытаясь понять, как оттуда может раздаваться пение и кто там может петь – а когда пронял голову, то увидел… КАМИЛЯ!!! Его старый враг и его кровник, старый Камиль Доштагери стоял у стены, всего в паре метров от него. На шее был отчетливо виден багровый след от веревки – но сам Камиль выглядел на удивление живым… – Ты… – прошипел генерал – Отступник! Мунафик! Муртад! Камиль говорил, и генерал это слышал – хотя губы его оставались неподвижными, а рот – закрытым. – Хочешь избежать кары Аллаха! – Предатель! Генерал выхватил пистолет, рывком вскинул его и выстрелил. Безотказный Браунинг дважды грохнул, стреляные гильзы покатились по ковру – и на левой стороне груди Камиля, на его ослепительно белом одеянии вспыхнули две алые розы. Но Камиль остался стоять. – Мунафик! Что твоя сила против силы Аллаха, ведь Аллах над всякой вещью мощен! Воистину, прибегаю я к защите Аллаха, и нет мне смерти! Красные розы на глазах скукоживались, исчезали с белых одежд казненного по приказу генерала мусульманина. – Ты… тебя нет! Ты мертв! Камиль покачал головой – Не тебе, презренному мунафику, рассуждать о смерти! Аллах решает кого и когда призвать к себе! Ты же будешь низвергнут в ад, и пламя будет тебе достойным наказанием! Внезапно стало жарко. Очень. Генерал снова опустил глаза – и увидел как из подполья, через ковер пробиваются тонкие, едва заметные струйки дыма. – Предатель! Генерал открыл огонь, выпуская в грязного предателя пулю за пулей. Он не мог промахнуться с двух шагов, пистолет выплевывал пули – но они не причиняли врагу и предателю никакого вреда. Даже следов крови не было. Лязгнул, вставая на затворную задержку пистолет, генерал не замечая этого, продолжал в бессилии, в бессильной ярости жать на курок. Пламя уже пробилось из под пола и плясало светло-желтыми язычками на причудливом узоре ковра. Генерал ощущал его жар – и в ужасе понимал, что Аллах отвернулся от него и что гореть ему в аду вечно. – Сгинь! Уйди! Сгинь! Генерал рухнул на ковер и стал кататься по нему в бессмысленных попытках сбить все сильнее разгорающееся пламя… В нескольких комнатах от этой, дальше по коридору перед большим, плоским, жидкокристаллическим монитором стояли трое. Одним из них был полковник Ахлаги, вторым – невысокий, седой человек в наброшенном поверх камуфляжа белом докторском халате. Третий был молодым – двадцать два – двадцать четыре года на вид, чисто выбритым, темноволосым, с тонким, одухотворенным лицом. На нем было нечто вроде белой накидки из странного, чуть переливающегося в лучах света материала. Все трое внимательно смотрели на экран, смотрели на катающегося по полу в припадке генерала Камияба. – Воистину, Аллах скор на расплату – холодно проговорил молодой – Аллаху Акбар! – синхронно провели ладонями по лицам, имитируя омовение перед намазом остальные двое… – Ты наполнил мое сердце радостью, брат Ахлаги… – продолжил молодой – признаться, я не ожидал такого скорого действия. – Это великий грешник, о святейший – проговорил Ахлаги – выслушивая его признания, я удивлялся, как Аллах не поразил его молнией гнева своего! Он обесчестил девушку и убил ее отца. Он грабил людей и отнимал все, что у них было, чтобы наполнить свой карман. Он не расходовал приобретенное на пути Аллаха – но ездил в Индию, чтобы открыть тайный счет и сохранить награбленное. Он пил одурманивающие напитки, запрещенные священным Кораном, он насиловал детей, за последний год он ни разу не встал на намаз. Воистину – тяжела кара его – и она заслужена им. – Аллах сказал, что спасутся те, кто уверует, какими бы они ни были грешниками до этого – ответил молодой – и каждому грешившему мучительное наказание, но после него они очистятся. Ты хорошо поработал брат Ахлаги, но теперь пришла моя очередь. Мы с тобой рыбаки, Ахлаги. Ловцы человеческих душ. Ахлаги рухнул на колени и припал к земле, чтобы поцеловать сандалию последнего, двенадцатого пророка. – Я не достоин сравнения с вами… – Ты достоин, Ахлаги. Ты достоин, ибо ты твердо идешь по пути Аллаха, и рай будет тебе наградой. Это говорю тебе я, Махди. Сказав это, Махди вышел из комнаты, следом за ним вышел и человек в камуфляже и наброшенном поверх него белом халате. Полковник Ахлаги остался в комнате один. Генерал не понял, когда это началось. Он горел и огонь доставал до костей – когда сквозь застилающую взор колеблющуюся игру пламени он заметил, как разверзлась одна из стен. И в комнату ступил… – Здравствуй, Камияб… Генерал лежал на боку, не смея пошевелиться – он знал, что если он пошевелится или скажет что-то – пламя вновь набросится на него. – Встань, Камияб, не бойся… Генерал пошевелился, потом с опаской встал на колени. – Ты… – Я тот, о ком тебе рассказывали в детстве. Помнишь муллу Дадуллу? Ведь именно он нес тебе слово Аллаха, пока ты не встал на путь Иблиса*****, на путь, пахнущий огнем и серой? – Вы знаете… – Я знаю все, Камияб. Мулла Дадулла сейчас один из тех, кто сидит по правую руку Аллаха! Он – из праведников, и там его место. – Я его не убивал! – Его убил не ты Камияб. Его убили такие как ты. Те, кто идет не по пути Аллаха, те кто идет по пути злодеяний, те кто преступает. Слуги Иблиса – убили его! Повторяй за мной! И генерал заговорил, сбивчиво повторяя все, что говорил этот молодой человек в пальмовой накидке. И стены задрожали, отзываясь гулким эхом на грозные слова пророчества… Генерал говорил, не замечая, что каждое произносимое им слово пророчества совпадает с ударом сердца. Потом наступила тишина. Только сердце продолжало стучать. – Ты великий грешник, не так ли, Камияб. Ты не шел по пути Аллаха, ты преступал и шайтан был поводырем тебе на пути жизни твоем. Слезы потекли по щекам генерала – искренние, впервые за долгое, очень долгое время. – Да, это так, святейший. – Ты лгал, предавал, грабил, насиловал и убивал, ты не был предан даже Иблису, которому служил каждый день, и которому посвящал деяния свои. – Да, святейший. – Но Аллах, истинный господин наш сказал: спасутся те, кто уверует! Веришь ли ты в Аллаха, Камияб, искренняя ли твоя вера? – Я хочу верить… – плача, произнес генерал – Так поверь. Ведь всевышний Аллах сказал: "Не сравнятся люди с теми, кто расходовал и сражался до победы. Эти выше степенью, чем те, которые расходовали и сражались после этого. Но каждому из них Аллах обещал наилучшее, и Аллах ведает о том, что вы вершите!"******* Готов ли ты, Камияб, искренней верой искупить грехи твои и встать на путь священной войны – Джихада?! Ведь язычники сильны, победа далека и когда наступит день ее – истинно говорю, велико будет воздаяние тебе, как и всем кто сражался во имя ее. Готов ли ты принять наше братство и стать нам братом? И генерал ответил – Да, готов. – В таком случае – стены снова завибрировали, многократно отражая эхо – повторяй в точности за мной. Когда генерал произнес это – он вдруг почувствовал, как все плохое, злое что было в нем – оно сгорело в пламени терзавшем его, исторглось наружу со слезами его. И не осталось в душе ничего кроме веры. – Поднимись с колен! – сказал Махди – ибо негоже отдавать такие почести всем, кроме всевышнего Аллаха! – Но разве… – Я всего лишь раб его, равно как и ты, генерал Камияб. И до победы еще далеко. Помни клятву свою, выполняй обет свой, помогай братьям своим – и всевышний Аллах не оставит тебя милостью своей. И с этими словами Махди отвернулся, и вошел обратно в стену и стена поглотила его. А генерал остался стоять, оглушенный, растерянный – и слезы жгли щеки его похуже, чем бушевавшее здесь адское пламя. Через какое-то время – генерал так и стоял молча – открылась дверь и в комнату вошел полковник Ахлаги. – Пойдем, брат – буднично сказал он – нам нужно возвращаться. Иначе может случиться беда, большая беда. Генерал позволил взять себя за руку. Вместе они вышли в коридор. – Это… это был Махди? – Тише! – полковник огляделся – не стоит произносить вслух имя его. Неверные стремятся уничтожить его, он является только избранным – как явился сегодня нам, брат! – Но что мне делать? Что мне теперь делать? Что мне теперь делать?! – Делай то же что и всегда, брат! Помни – неверные уничтожат тебя первым если ты откроешься им! Неверные хотят уничтожить всех нас – и уничтожили бы, если бы Аллах не открывал посредством его их гнусные замыслы! Я помогу тебе, брат, идти по пути его – и не сорваться в пропасть, как когда то помогли мне. Ведь это благо перед лицом Аллаха – помочь брату своему идти к Нему. Пошли к машине! 10 июня 2002 года Тегеран Автомобили я заметил, когда только свернул на улицу. Принц стал скромнее – всего четыре автомобиля, причем абсолютно одинаковых. Уже лучше. Припарковал свой новоприобретенный Шевроле следом за этими четырьмя автомобилями, стоящими в ряд, чем вызвал оживление охраны. Неумеренное оживление – направлять автоматы на машину, которая просто припарковалась рядом и у которой дипломатические номера – перебор явный. Заглушив двигатель, я покинул машину. Принц Хуссейн вышел мне навстречу. – Доброго здоровья. – Доброго здоровья, сударь. Что привело вас в мои скромные владения*? – Желание проведать брата, обретенного мной волей Аллаха. – Достойное желание. В таком случае, почему друг и брат ждет меня на улице, а не входит в дом? – Увы, сударь, я бы и рад воспользоваться Вашим гостеприимством, но многие дела и заботы ждут меня. Я бы хотел пригласить вас в одно место. Вы должны там быть, потому что это касается как вас, так и меня в равной степени. – Что ж, извольте, сударь. Только если уж нам следует куда-то съездить – думаю нам лучше поехать в моей машине. Она достаточно защищена от … жизненных неурядиц. – Охотно приму приглашение. Принц коротко и на повышенный тонах что-то приказал своим охранникам – больше всего они походили на борзых во время гона, готовых сорваться со смычка** в любой момент. Охрана засуетилась, начала рассаживаться по машинам, мы же направились к моей. – Интересный выбор, сударь. Я думал, вы купите что-то, что произведено в России – заметил принц, усаживаясь на разлапистое кожаное кресло в Шевроле, которое североамериканцы ставили вместо сидения. – Я так и хотел сделать. Но меня отговорили. – Интересно. И почему же? – Сказали что машины, аналогичные тем которые закупает местное правительство – хорошая мишень для террористов. Принц сначала не знал, как реагировать, потом рассмеялся – но вымученным, неискренним смехом. Я так и не мог понять принца Хуссейна, хотя знал его не первый день. По всему – по манере говорить, по манере одеваться по манере поведения, можно было сделать вывод, что он играет какую-то навязанную роль, причем играет ее не очень талантливо. Что все то, что он делает – каждый час, каждую минуту – что это ему не нужно, что это его тяготит и тяготит сильно. Но сделать с этим он ничего не может и вынужден тянуть постылую для него лямку. И оставался вопрос – зачем? Зачем ему все это? Ответа на этот вопрос я найти не мог. – Куда мы едем? – В Маадар. Это за Рахман-абад знаете? – Знаю… Тот же день. Район Месгар-Абад, Тегеран ППД гвардейского танкового полка. Есть очень хороший, только не всем доступный способ – как распознать диктатуру. Как отличить государство, где власть правит волей народа от государства, власть в котором волю народа угнетает и подавляет. Для того нужно просто посмотреть на расквартирование войск. Если большая часть армии расквартирована рядом со столицей – значит, власть в государстве это держится на штыках и рассчитывает, что в случае мятежа армия подавит его. Если войска расквартированы по всей стране, там где они действительно необходимы – значит, власть правит волей народа и народа не опасается. В Российской Империи около столицы было расквартировано процентов пять от общей численности армейских частей, только Гвардейские полки. В Персии вокруг Тегерана было сосредоточено сорок процентов от всей армии лучшие, наиболее преданные Светлейшему части*. В том числе и танковые. В числе Гвардии Бессмертных были не только части спецназначения и мотострелковые части – но и целый танковый полк. Вооружен он был, за неимением лучшего танками типа "Богатырь-6", снятыми с вооружения в Российской Империи в восьмидесятые и замененными гаубицами и самоходными орудиями. Здесь же эти танки были, со своей пятидюймовой пушкой и довольно высоким силуэтом они уступали вооруженным шестидюймовками русским штурмовым орудиям и восьмидюймовым гаубицам – но другого оружия сюда не продавали. Мало кто знал, что танки эти тайно модернизировали и теперь на них стояли тепловизорные прицелы, системы автоматического поиска целей на поле боя и расчета огневых задач и дополнительные листы металлокерамической брони. Теперь, эти машины если и не могли тягаться на равных с римскими Ягдпантерами и русскими ИТ-152**, то, по крайней мере, не были легкой добычей для них. А в самой Персии для них и вовсе было мало соперников. Поскольку полк относился к Гвардии Бессмертных, танкисты этого полка были гораздо лучше обеспечены, чем солдаты других не гвардейских частей. В Гвардии жалование было не больше чем в других армейских частях – но зато шахиншах поощрял своих гвардейцев другими методами. Бесплатная машина, бесплатная квартира – за беспорочную службу. Обязательно бесплатно – шахиншах знал, как поощрять. Никакие денежные премии, или повышенное денежное довольстве не дает такого эффекта как нечто ценное, что тебе дарит повелитель из своих рук. Было и кое-что еще. В танковом полку, как и в некоторых других частях Гвардии не было русских военных советников. Сегодня в полку был объявлен парковый день, по этой причине все офицеры находились в мехпарке, чинили технику. Как и во всех частях Гвардии Бессмертных, весь личный состав этого полка был исключительно офицерским звания начинались с младшего лейтенанта. А как подобает в любой хорошей армейской части – офицеры части колдовали над своими машинами все вместе, не возлагая это на плечи ремонтных служб. Вверенную тебе боевую технику нужно знать, и лучший способ, чтобы узнать ее получше – это отремонтировать ее – своими руками. Время шло уже к полудню и некоторые ремонтные бригады уже вытирали черные от масла руки в предвкушении посланной Аллахом трапезы, когда на залитую бетоном площадку мехпарка влетел Егерь командира полка – полковника Хабибуллы Айята. За рулем был не его родственник из дальнего велайята***, которого он устроил на непыльную должность шофера при штабе – а лично полковник Айят. И вид у него было весьма бледный. – Строиться по экипажам! – заорал он в мегафон, едва остановив машину. Проклиная про себя все на свете, офицеры разгибались, вытирали руки ветошью, вставали в строй прямо рядом с ровной линейкой выкрашенных в песчаный цвет машин, навесы прикрывали которых от безжалостного палящего солнца. Кое-кто уже разглядел человека в штатском на сидении рядом с полковником – и по спине пополз холодный пот, липкие щупальца страха прихватили сердце. Человек в штатском рядом с полковником мог быть только в одном случае и принадлежать он мог только к одной организации. – Вверенная мне часть построена, эфенди… – доложил полковник, стремясь не показывать, как он испуган. Неизвестный в штатском брезгливо посмотрел на танкистов. – К воротам вашей части поданы автобусы. Прикажите своим людям выходить к автобусам поротно. Полковник не успел ничего сказать, когда неизвестный добавил. – И почему они в таком виде, полковник? Грязные… прикажите им вымыть руки и одеть парадную форму. Прикажите им привести себя в порядок! Сердце, которое только что сдавили холодные пальцы, пустилось в пляс. – Осмелюсь спросить, эфенди… сам Светлейший соизволил видеть вас? Штатский посмотрел на полковника Гвардии как на пустое место – Эту честь надо заслужить – холодно сказал он – извольте приказать своим людям привести себя в порядок и строиться у автобусов. Тот же день. Район Маадар, Тегеран Маадар – мало у кого из персов не замирало сердце при этом слове. Маадар для перса – это ночной стук в дверь, это довлеющий над каждым меч, это пытки и казнь без суда. Это тысячи пропавших без вести людей, о которых не принято даже помнить. Маадар – это ночная столица Персии, днем столицей был Тегеран – а ночью власть переходила к Маадару и каждый неспокойно спал, ожидая стука в дверь. Днем ночная власть никуда не уходили, просто о ней старались не думать – до следующей ночи. Не думать, не видеть, не слышать, не знать, не вспоминать. Это все мы поняли уже потом, через несколько месяцев, когда спецгруппа лейб-гвардии шестьдесят шестой десантно-штурмовой дивизии ворвалась в крепость Маадар, когда мы увидели ее узников, когда прорвались в ее подвалы, сметая шквальным огнем последних защитников Центра дознания САВАК, который даже свои называли "Центр ужаса". Позже, когда полицейские следователи снимали все новые и новые допросы, открывая все новые и новые ужасы творившегося там, и по всей остальной стране зла. Позже, когда шокированный открывшейся правдой о правлении Хоссейни Государь решил, что Персия должна стать не подвассальной страной, а частью Российской Империи. Он был прав тогда, потому что правление Мохаммеда Хоссейни настолько искалечило души людей – и тех, кто властвовал, и тех кто подчинялся – что кто бы не стал новым иранским шахиншахом – все продолжалось бы. Те кто правил – так и правил бы, кнутом и дыбой, а те кто подчинялся – не посмели бы возвысить голос. Или посмели бы – сметающей все на своем пути волной бессмысленного и беспощадного религиозного бунта. Только правление тех, кто родился и вырос свободными, с осознанием собственного достоинства и прав, с осознанием долга перед Родиной и заповедей Божьих, могло излечить эту страну. Не сразу, но постепенно могло… Комплекс зданий САВАК в Маадар был выстроен в шестидесятые годы и сильно расширен в восьмидесятые. Поэтому, у него были как бы два периметра охраны – внутренний и внешний, причем внешний был сильно вытянут в сторону от города, захватывая свободные территории. Мало кто мог сказать – за исключением тех, кто здесь работал – что побывал за этими стенами и выбрался оттуда. Но кое-кто выбирался – немного, ровно столько, чтобы рассказать остальным. Шепотом… От основной дороги, идущей к кольцевой*, к центру дознания САВАК вело бетонное, четырехполосное шоссе, упирающееся в глухой забор и глухие стальные ворота, которые не открывались – а отъезжали в сторону, прячась в стене. Глухая, высотой на глаз шесть-семь метров стена с отрицательным наклоном и рядами колючей проволоки поверху, через каждые пятьдесят метров на стене были башенки с охраной, с прожекторами и пулеметами. Что находится внутри, было видно с трассы – ряды одинаковых, угрюмых, бетонно-серых сооружений пяти-семи этажей высотой… Мы ехали третьими в колонне, нас охраняли – две машины с охраной впереди и две – позади. Никакой пропускной системы я не увидел – когда мы подъехали к воротам – головной внедорожник взревел клаксоном – и через несколько минут ворота стали отползать в сторону. За воротами был тамбур – некоторое пространство, обнесенное глухой, высокой стеной и еще одним ворота, внутренние. Как в каторжных заведениях – внешние и внутренние ворота никогда не открывались одновременно. В глухой стене открылась дверь, из нее вышел офицер, пошел к машинам – но увидев что это за машины, увидев принца Хосейни в одной из них, поспешно нырнул обратно, открывать дверь. – Здесь нужны такие меры предосторожности? – поинтересовался я – Нужны. Исламисты уже не раз нападали на центр, даже обстреливали его из минометов. – Из минометов? – Да, у них есть даже минометы. Откуда берутся – непонятно, возможно из Афганистана… – Британцы и в самом деле напрасно поставляют в эту страну столько оружия – решил уйти от разговора на болезненную тему я Принц кивнул, принимая игру. – Паркуйтесь вон там. На парковке уже стояли несколько армейских автобусов, не считая другой техники – но место я нашел… Для церемоний, во внутреннем дворе спецтюрьмы даже построили смотровую террасу для высших чинов, желающих посмотреть на экзекуции. Терраса была пристроена на бетонных столбах, выход на нее был со второго этажа здания спецтюрьмы, а от солнца она была накрыта белым плотным тентом. Удивительно – но тут было почти что кафе – со стульями, столиками и двумя холодильниками-витринами с напитками. Во внутреннем дворике тюрьмы уже выстроили солдат – даже не солдат, судя по парадным мундирам офицеров, причем офицеров шахской гвардии. Вот чего бы я никогда не стал делать – так это этого. – Ваше величество, прошу пояснить, с какой целью Вы пригласили сюда меня – я задал этот вопрос, когда мы еще шли коридором тюрьмы Принц улыбнулся – непонятно чему. – Во-первых я хочу представить вас высшим офицерам гвардии и САВАК. Во-вторых люди, которых сегодня казнят, покушались не только на мою жизнь, но и на вашу. Любой мужчина с удовольствием увидит, как казнят его врагов. – Речь идет про катастрофу вертолета? – Именно. На террасе нас уже ждали несколько офицеров, среди которых выделялся один – выше остальных, поджарый, в форме с иголочки, с короткой, ухоженной черной бородой. На нем единственном не было черных очков, остальные находившиеся на террасе офицеры их надели. – Генерал Абумаджид Тимур, командующий Гвардией Бессмертных, начальник личной охраны моего отца. Генерал протянул руку – Для меня большая честь познакомиться с посланником Его Величества Александра в нашей бедной стране – Ну, не такая уж она и бедная, господин генерал Генерал улыбнулся – я уже заметил, что большинство персов очень трепетно к этому относились, и буквально таяли, стоило только хотя бы мимолетом похвалить их страну. Не знаю, чем это было вызвано – русские например, относились к тому, что живут в империи, в сильной и богатой стране совершенно спокойно, без лишней экзальтации. – Вверяю господина посла вашим заботам, господин генерал – наследник отошел к стоящим небольшой группой офицерам, о чем-то заговорил с ними на фарси – Что нам предстоит увидеть, генерал? – спросил я, хотя примерно знал уже ответ – О, всего лишь казнь нескольких собак, дерзнувших поднять руку на наследника самого Светлейшего. Насколько мне известно, вы в тот момент были вместе с Его Высочеством и спасли ему жизнь. – Это получилось случайно, сударь. Я вообще не должен был лететь на том вертолете. Получается, что пригласив меня на борт, принц Хусейн спас сам себя. – Кысмет! – поднял назидательно указующий перст генерал – Аллах не забрал Его Высочество к себе. Значит такова воля Аллаха, значит, принц не сделал все, что Аллахом предназначено сделать ему на земле. Значит его, и нас ждут новые свершения. Упоминание Аллаха устами начальника Гвардии, при том, что с правоверными здесь боролись, показалось мне странным – хотя в чужой монастырь со своим уставом… как говорится. Хоть я и пребывал здесь недолго, и не знал фарси – но кое о чем я уже догадался. Люди, правившие этой страной, были истинными мунафиками, лицемерами, они готовы были молиться на телевизор, если это было бы нужно. И это мне не нравилось. Вера – не терпит лицемерия. Если ты не веришь в душе – имей мужество сказать об этом. В той же России были и атеисты, и их права также уважались. Когда же ты веришь без веры… Господь накажет, и неважно кто как его называет. Господь един. – Откуда вы так хорошо знаете русский, господин генерал? – спросил я, не желая продолжать скользкую тему – В наших медресе*** преподают русский язык. Потом же я общался с вашими офицерами, с Главными военными советниками, и постепенно освоил ваш язык. Он очень труден в освоении, хотя и красив. – Спасибо. Это и в самом деле так – краем глаза я заметил, что начали выводить приговоренных – а расскажите, что сделали эти люди с вертолетом… Если это не тайна, конечно… – О… это отнюдь не тайна. Уже не тайна, ибо от нас нет никаких тайн. Начальник базы, где базируется вертолет Светлейшего, оказался экстремистом и решил совершить покушение на Светлейшего. С этой целью он подменил детали в вертолете: вместо новых при очередном ремонте он поставил те, которые уже выработали свой ресурс****. Не желаете освежиться, здесь есть отличный лимонад. – А зачем они это сделали? – Потому что они преступники! Они негодяи, они злоумыслили против самого Светлейшего и теперь их ждет достойная, признаюсь, кара. Выведенных на плац приговоренных положили лицом вверх и начали привязывать тросами к крюкам в асфальте, будто готовясь четвертовать их. Я предположил, что расстреливать их будут лежа, чтобы не было рикошета – ведь не дай Аллах, расстрельная пуля залетит на террасу. Тогда будет новый расстрел – уже самих расстрельщиков. – А для чего сюда привезли этих офицеров? Генерал Тимур покачал головой с таким выражением лица, будто его заставляли объяснять прописные истины. – Каждый офицер Гвардии должен знать, что если ему доведется злоумыслить на Светлейшего – его ждет ужасная кара. Где-то зафырчал двигатель, раздался гул – странный, я не смог сразу определить его природу. Заинтересовавшись, я повернулся в сторону плаца – и увидел, как из арки выезжает тяжелый асфальтовый каток*****… Казнь я посмотрел до конца – до последнего осужденного, до последнего крика. Осужденных было четверо, и перед каждой казнью командовавший экзекуцией офицер наугад выбирал из замершего под палящим солнцем строя одного офицера – а может и не наугад. Именно он должен был сидеть за рычагами катка, направляя его на несчастного. Один из приговоренных, кажется, умер еще до того, как его раздавил каток – от разрыва сердца. Сдержался – хотя это было сложно. Сдержался – до того момента, как мы, сопровождаемые офицерами, покинули здание тюрьмы и вышли на стоянку, к машинам… – Что скажете, Искандер? – спросил меня принц Хусейн и сделал это совершенно напрасно – Скажу вот что. Не стоит множить зло без необходимости – отольется. И когда отольется – не стоит тому удивляться. И еще сударь. У меня больше нет брата. 10 июня 2002 года Северная Индия, Равалпинди База Королевских ВВС Чахлала Мало кто из британских солдат не знает Равалпинди. А при слове Чахлала – большая часть выругается и сплюнет на землю. После массированного ракетного удара русских по объектам в Афганистане и Северном Пакистане в стране поднялся мятеж. Племена, жившие на севере и в пограничной зоне между Индией и Афганистаном, в так называемой "зоне племен" всегда были мятежны властям, всегда злоумышляли против короны. На сей раз восстание было подавлено с большой кровью, потому что инфраструктура для оказания авиационной поддержки была разрушена и впервые за долгое, очень долгое время британским солдатам пришлось сражаться с противником по старинке, "глаза в глаза". А учитывая что мятежники сражались на своей земле, в своих ущельях, британцы были вынуждены атаковать, при том что троекратного перевеса сил "по учебнику" не было … в общем, можете себе представить, во что обошлись такие атаки. Но британцы выстояли. Истинные сыны Туманного Альбиона, внуки и правнуки лихих гвардейцев и улан, они все равно победили, пусть и с болью, с кровью, с гробами – но победили. А победив – стали сильнее, потому что победившая врага армия всегда становится сильней. Тонкая красная линия* стояла непоколебимо. Потом инфраструктуру восстановили. Восстанавливать надо было быстро, очень быстро – потому что русские могли ударить еще раз. Военные власти временно реквизировали у гражданской администрации гражданский аэропорт Равалпинди и создали там базу королевских ВВС Чахлала. А потом, вместо того чтобы строить новую военную базу – рядом построили новый международный аэропорт, а старый так и остался военной базой. Это было разумно, потому что при необходимости военные могли пользоваться гражданскими полосами, а гражданские – военными. Было и еще одно обстоятельство, сподвигшее именно к такому решению, хотя никто и никогда этого не озвучивал. Единая инфраструктура гражданского и военного объектов резко снижала вероятность нового удара по ним – русские в первом ударе продемонстрировали, что не наносят ударом по гражданским объектам. Возможно, наличие рядом с целью тысяч пассажиров удержит их от внезапного удара и сейчас… Очень быстро, база ВВС Чахлала стала основными воздушными воротами Северной Индии – ибо развитая инфраструктура бывшего гражданского аэропорта позволяла принимать и отправлять военных с комфортом, относительным – но недостижимым на обычной военной базе. В результате, все кому довелось отслужить в Северной Индии за последние семь лет никак не могли миновать эту базу ВВС, они бывали на ней по меньшей мере дважды – при прибытии и при отправлении. Вот и сейчас, грузный Бристоль-Белфаст, неторопливый четырехмоторный транспортник, рабочая лошадка британской транспортной авиации и самый распространенный самолет на этой базе, грузно бухнулся на полосу, побежал по ней, замедляясь с каждым пройденным метром, потому что пилот включил двигатели на реверс. Сидевшие в темном брюхе транспортника солдаты поморщились – столкновение с землей было жестким. – Добро пожаловать в ад… – тихо произнес один из солдат, небольшой группой сидящих на больших вещмешках прямо у пилотской кабины. Это был крепкий и жилистый, рано поседевший мужчина в потертом, со старым рисунком камуфляжа обмундировании. Вообще, сидевшая у самой пилотской кабины группы выделялась из общего потока солдат – шотландцев, йоркцев, валлийцев, лесников – которые такие же как этот Белфасты ежедневно переносили сюда. Выделялась составом – четверка мужчин средних лет, в форме со странно невысокими для этого возраста и этой выслуги лет знаками различия. И еще один, пятый – намного моложе их, почти пацан, который старался не выделяться, носил черные очки и почти все время молчал. Выделялось оружие – у троих были не без счета проклятые L85 королевских арсеналов – а североамериканские, куда более надежные и удобные М4А2 с подствольными гранатометами. У четвертого был большой, обтянутый камуфлированной тканью жесткий чехол, в каких обычно снайперы носят снайперские винтовки. У пятого, самого здорового из всей пятерки, рыжего и бородатого, был пулемет L7A2 с матерчатым мешком для ленты. Собственно говоря, офицеры отправлявшие самолет и много чего повидавшие, только глянули – и сразу все поняли. Североамериканское оружие было в ходу в SAS, а люди из SAS были не из тех, к кому можно свободно приставать с расспросами. Тот, пятый, самый молодой, что провел весь полет смотря в пол и не произнося ни слова, поднял голову и посмотрел на командира группы. Он трусил – трусил уже сейчас – но держался. Потому что с детства знал: трусость недопустима, это все равно, что предательство. Особенно – для него. – Бывали здесь? Командир группы усмехнулся – А как же… Аж дважды. А вон Шон – тот четвертый раз сюда летит. Шон, пулеметчик показал фигуру из трех пальцев – Зато когда я прохожу детектор при посадке на самолет – он не звенит как сумасшедший. – У босса не пойми чего больше в заднице: то ли мяса, то ли железа – сказал третий – Эй, кто это там заинтересовался моей задницей? И с какой, позвольте полюбопытствовать целью? – А то ты не знаешь… Эти грубоватые солдатские шутки, отпускаемые легко и непринужденно, перелетающие словно теннисный мячик от одного солдата SAS к другому немного привели принца Уильяма, внука царствующей особы и наследного принца в чувство… – Долго еще? – Да сейчас зарулят, выпустят нас из этой душегубки. Не торопись, парень, наслаждайся последними минутами покоя. Происходящее явилось результатом довольно значительного, хотя и почти не освещенного прессой скандала в королевской семье. Дела в ней были совсем плохи – фактически принцесса Диана покинула своего мужа, наследного принца Чарльза** и жила отдельно от него с двумя сыновьями. Что было этому причиной – сказать сложно, обычно в таких ситуациях виноваты бывают обе стороны. Газеты большую часть вины возлагали на Чарльза, возможного будущего монарха – за его скандальную, почти открытую связь мало того что с особой не голубых кровей, так еще и с замужней женщиной. Ситуация была настолько серьезной – что стоял вопрос о том, что королева должна передать трон не сыну, а одному из внуков. В семье думали, как поступить, газеты изощрялись в остроумии, и уже сейчас было ясно, что короля Чарльза в Великобритании быть не должно, это подорвет институт монархии в целом. Монарх не должен уводить женщин из семьи. И оставался только вопрос: кто из двоих? Уильям или Гарри? Гарри или Уильям? А пока шли все суды-пересуды, пока отца и мать поливали грязью (хотя, если быть честными, они это заслужили) – в Британии росли два принца. Росли в обстановке скандалов, ссор, дрязг. Но каким-то образом оба они выросли достойными людьми, любящими Британию, ее народ и традиции. Ни один из них не раздумывал, служить ему в армии или не служить. И каждый из них сознательно встал на очень опасный путь. Принц Уильям выразил желание служить не где-нибудь – а в Афганистане. Опаснее этого не было ничего, разве что попасться на крючок газете Sun. Уговоры матери и даже бабушки – королевы ничего не дали – принц заупрямился еще больше и пригрозил, что если ему не дадут служить где он хочет – он сам пойдет в Sun и все расскажет. Последствия этого могли быть страшными – Великобритания посылает на смерть в Афганистане пацанов, а принцу служить там нельзя. Поэтому – встал вопрос об обеспечении безопасности принца при прохождении им службы. Тем более остро этот вопрос встал из-за его профессии – передовой авианаводчик. Одна из самых опасных профессий в армии – передовой авианаводчик наводит самолеты на цели, находясь на самом переднем краю обороны иногда даже за линией фронта. За ним охотятся все – убей авианаводчика, и эффективность авиационной поддержки частей сразу резко снизится. Вот и придали принцу в группу – у любого авианаводчика есть группа поддержки и охраны – четверых самых опытных оперативников SAS, какие только отыскались в Великобритании. Они должны были защитить наследного принца и возможного будущего короля даже ценой собственных жизней и готовы были сделать это. Возглавлял группу майор САС Колин МакКлюр. Угрюмый, но в то же время всегда готовый ответить едким словцом на шутку, сорокалетний шотландец, первую свою ходку "на войну" сделавший в составе полка "Шотландских королевских стрелков", один из немногих кто сумел выбраться живым из пылающего Бейрута, не попавшись во время прочесывания и сплошной зачистки, а через несколько месяцев спустя вывезенный едва живым после боев в племенной зоне в Британию – тогда из их патруля в живых остались лишь двое – и все равно вставший в строй. МакКлюр был инструктором по выживанию, он знал проклятую "Черную гору"*** как свои пять пальцев, он никогда не третировал новобранцев, так как это делали другие – но он давал такие нагрузки, от которых сходили с дистанции почти все. А некоторые – кто не хотел сходить – умирали, было и такое. МакКлюр был истинным сыном шотландской земли – неуступчивым, сильным, воинственным, сделанным из жил и мышц, готовым ночевать на камнях и питаться тем, что есть под ногами. В штабе САС уже задумывались, что они будут делать через пять лет, когда МакКлюра по закону надо будет переводить на штабную работу. МакКлюра инструктировал сам начальник Генерального штаба, фельдмаршал, сэр Питер де ла Бильер – и он знал, что не должен отходить от принца дальше, чем на десять метров. Собственно говоря, в более-менее нормальной обстановке МакКлюр смог бы защитить наследника и один – но в Афганистане обстановка была очень далека от нормальной и здесь никаких гарантий давать было нельзя. Вторым был тоже шотландец – напарник МакКлюра с давних времен, капитан Энди МакДональд, по прозвищу "толстый Энди" или просто "толстяк". Свои их называли "два биг-мака". В отличие от уроженца маленькой деревни МакКлюра МакДональд был уроженцем Абердина, успел поработать на гражданке автомехаником, а в армию сбежал от жены после развода. В САС инструкторы всерьез вознамерились его загонять – и каково же было их удивление, когда в тройке прошедших курс и зачисленных в САС оказался и он. Непонятно почему, может из-за слоя жира – но МакДональд не чувствовал ни жары ни холода, он мог переночевать в снегу и не замерзнуть и даже не простудиться. МакДональд был молчуном и отличным, очень терпеливым снайпером. Для снайпера самое главное не умение стрелять – для него главное терпение. Пулеметчик, здоровенный бородатый капитан Шон О'Доннел был из приюта – его туда упрятали после того, как в машине, где ехали его отец и мать, взорвалась подложенная "провос" бомба. В девять лет он оказался в приюте – не в церковном, а в государственном приюте, потому что церковных приютов на всех не хватало. Непонятно – кто такой умный тогда придумал в знак примирения между расколотыми общинами Белфаста создать общие детские дома и заставлять пацанов из католических и протестантских кварталов расти вместе. Это в Белфасте то! В городе, где пятилетние пацаны уже осваивают тонкости метания бутылок с бензином и камней. Трудно даже представить, что творилось в таких детдомах по ночам. Они дрались. Дрались каждую ночь, дрались до крови – потому что если бы они не дрались – их бы опустили: изнасиловали и возможно кого то убили. Пацанов было примерно поровну, что протестантов, что католиков – и каждый вновь пришедший часто менял расстановку сил кардинально. В спальнях спали вполглаза, всегда назначали дежурных, чтобы враги не подкрались ночью. Потом его выпихнули из "Валлийских королевских стрелков" в САС с напутствием "Заберите от нас этого засранца, пока мы не передумали". Капитан бывал в Британской Индии три раза – больше чем кто бы то ни было из группы. Этот раз был четвертым… Последний из группы, уроженец лондонского Вест-Энда, ставшего в последние годы не менее престижным чем Ист-Энд, капитан Тимоти Уорхол (нет не родственник того самого художника, как вы могли подумать) пришел в армию после окончания Оксфорда, что было очень и очень необычно. Оксфорд он окончил по наущению родителей – а вот в армию пошел по собственной инициативе. Как и наследный принц, Уорхол не был в британской Индии ни разу, он служил в Северной Ирландии и считался экспертом по городскому терроризму. В группу его включили еще и потому, что подумали: наследному принцу, возможно, будет приятно пообщаться с образованным, закончившим Оксфорд человеком. Но Уорхола обстановка, царящая в САС, уже испортила и вряд ли принц смог бы почерпнуть из этого общения что-то полезное. Что же касается самого принца – то он окончил училище, потом и курсы авианаводчиков – одни из самых жестоких курсов в британской армии. Со своими "няньками" он познакомился всего два дня назад, перед вылетом из Великобритании – но удивительное дело, они, с их непристойными шутками-прибаутками, с их рыщущими повсюду взглядами, с командами – редкими, но которые надо исполнять беспрекословно – они были для него ближе, чем многие в доме. Дом, замок, в котором мечтала жить добрая половина подданных Ее Величества, он вспоминал с ужасом. Особенно омерзительным был "файв-о-клок", ежедневный чай, подаваемый в пять часов (в семнадцать ноль-ноль, поправил он мысленно себя, не на гражданке уже) в гостиной и на который собиралась вся семья. Это чудовищное, непередаваемое словами лицемерие, это ежедневное выставление напоказ давно разложившегося трупа, в который превратился брак папы и мамы, эти быстрые, острые взгляды друг на друга поверх чашки… Иногда просто хотелось схватить серебряный, уставленный веджвудским фарфором поднос, хватить его об пол и заорать: "Да будьте же вы самим собой"! А здесь все было так… как оно и было. Армия не терпит лицемерия… Дрогнула, с шумом пошла вниз хвостовая аппарель, горячий, тяжелый, пропитанный неистребимым запахом авиакеросина воздух ворвался в самолет. Принц дернулся – и почувствовал тяжелую руку МакКлюра на своей руке. – Легче, Алекс! – подмигнул ему Уорхол – твой Афган от тебя никуда не уйдет… Одной из мер безопасности, предпринятых в этом вояже наследного принца на войну, было то, что по документам наследный принц проходил как Алекс Рид. – И твой от тебя тоже … – не упустил случая подколоть Уорхола О'Доннел – Да пошел ты… Ирландская задница… МакКлюр дождался пока из объемистого чрева самолета выйдут все, потом вышел сам, постоял на бетонке под хвостом самолета, оглядываясь… – Босс на воду дует – заметил тот же Уорхол – Что-то я тебя под Кандагаром не встречал. Покувыркался бы… – резко ответил МакДональд – Да что с вами такое сегодня? – изумился Уорхол На самом деле это был страх. Самый настоящий. Боялся не только принц, боялись они все. Только полный придурок или отморозок не будет бояться, ступив на эту землю. Еще не боятся штабные крысы – трепаться в барах про свое бесстрашие. Тут таких было немало – в Равалпинди и окрестностях было полно складов, штабов, мастерских, и процент небоевых штыков никогда не опускался ниже пятидесяти процентов. Вот эти – про бесстрашие любят трепаться, пока не встретят того кто наваляет им по морде и они геройски побегут домой стирать штаны. МакКлюр решил что безопасно, отмахнул рукой. Четверо оставшихся в отсеке поднялись, закинули на плечо вещмешки. О'Доннел взгромоздил на другое плечо пулемет. – Здравствуй моя мама… – негромко сказал кто-то. – А где мой белый лимузин? – Мне и Шерпа**** хватит. – Будете болтать – отправлю бегом до Кабула! – пристрожил МакКлюр – О нет, сэр, только не это… – в притворном страхе прикрыл голову руками Уорхол – Охальники… Ни белого лимузина, ни даже примитивного Шерпа им не полагалось – опасаясь террористического акта, никому из офицеров базы не было сообщено о прибытии принца, тем более что база была транзитной. Здесь был только капрал Алекс Рид. И все. Взвалив на спины неподъемные вещмешки, повесив на грудь личное оружие, солдаты неспешно пошли к основному зданию базы, туда где раньше был зал ожидания. Дорога была долгой – их загнали на одну из дальних стоянок и топать предстояло чуть ли не милю. Опытным глазом МакКлюр заметил что здесь как не было порядка – так его и нет. Взять те же вертолеты, которые ничтоже сумняшеся носились над летным полем, создавая предпосылки к тяжелой авиакатастрофе. Или взять штабеля с боеприпасами, видимо следующими транзитом. Если раньше боеприпасы эти выгружали на руках – то теперь ни были упакованы на стандартных поддонах как овощ в супермаркетах и выгружались погрузчиком, быстрее раз в двадцать. Но складывались они точно так же открыто и без охраны – достаточно небольшой мины-липучки, поставленной тайным фанатиком-исламистом – и все этот добро разбросает на многие мили вокруг, что-то разбросает здесь, что-то – долетит до Равалпинди и там взорвется. Не хотел бы майор быть здесь, когда это произойдет… Их поселили в типичной "солдатской гостинице", дали номер на шестерых, узкий, с двумя двухярусными койками и обычными, армейскими, запирающимися на ключ шкафами для оружия. Если верить местному коменданту, рейс до Баграма пойдет только завтра утром. Можно было улететь на вечернем, кабульском гражданском или дождаться армейского рейса на Кабул – он сегодня был – но майор предпочел не рисковать. С обстановкой в Кабуле он не был знаком и знакомиться не собирался… Когда он вернулся в их "номер" – все уже расположились по кроватям, боссу, конечно же оставили одну из нижних коек. Принц без вопросов занял одну из верхних. – Самолет только завтра утром – озвучил МакКлюр. – Еще одна ночь на нормальной кровати… – Ты это называешь нормальной кроватью? – Солдат спит, служба идет… – Сэр… Все моментально замолчали и принц смутился – Я это… Сэр, может, прогуляемся? – В каком смысле? – Ну…посмотрим город, съездим на базар… Офицеры САС мрачно переглянулись – Алекс, это может быть опасным делом – сказал МакКлюр – в городе неспокойно. – Но ведь мой отец был здесь два раза. Почему я не могу? И бабушка была. – Энди… – кивнул МакКлюр. МакДональд поднялся с жалобно скрипнувшей под его весом кровати. Двое офицеров САС вышли в коридор – Что думаешь? – Это может быть чертовски опасно – сказал задумчиво МакДональд – Но и он прав. Черт, это его владения. Разве можно считать кого то владельцем земли, если он не осмеливается на ней появиться, черт побери? – А ты уверен, что это наша земля? – Не умничай! Тут умных… – Извини. Тогда как? – Берем бронежилеты. Пистолеты, гранаты. Помнишь "Мангарай"? Арендуем машину гражданскую и … Мангарай – так называлась змея, живущая в Афганистане, в переводе: стрела-змея. Змеи вообще чертовски быстрые создания, некоторые из них могут поймать летящую птицу. Но даже среди сородичей мангарай отличался чертовски быстрой реакцией. Для спецназа САС мангарай – это не просто змея. С сороковых годов двадцатого века пистолет, как личное оружие на поле боя потерял почти всю ценность. Его потеснил уже пистолет-пулемет, а штурмовая винтовка (или автомат как говорили русские) и вовсе вывела его за скобки. Более того, даже те, кому пистолет полагался по штату – офицеры например – при первой же возможности меняли его на автомат. Кобура и пистолет в ней, равно как и полевой бинокль – визуальный признак офицера и отличная приманка для снайперов. Война пошла подлая, жестокая и если еще в Крымскую иногда солдат, взявший на мушку офицера, получал приказ "отставить" – считалось, что офицеры служат в армии, пусть даже и чужой не для того чтобы их убивали простые солдаты – то теперь любой офицер служил самой желанной целью для вражеского снайпера. Поэтому, в современной армии опытного офицера не отличишь от солдата – автомат, складной бинокль в кармане, камуфляж часто даже без погон. В семидесятые именно САС додумалась до нового использования пистолета. Быстрые и жестокие операции в городах и не только. Пистолет носится скрытно, постоянно на боевом взводе, группа подбирается к цели и***** … Операции такого рода, а равно и группы, натренированные на подобного рода операции получили название "мангарай" – так назвали первую, кабульскую операция в районе Майванд, а потом прижилось. И МакДональд и МакКлюр не раз участвовали в таких операциях – а потому знали, как надо действовать. – Подожди. Есть идея получше. МакКлюр сходил – и вернулся уже с Уорхолом и О'Доннелом. – Предлагаю план. Нужны две машины. Одну возьмет напрокат Мак – гражданскую, какой-нибудь хороший внедорожник. Вторая – возьмешь ты, Энди, бери Шерпа, обязательно бронированного и с пулеметом. Свой MAG – тоже с собой. Тим, ты за рулем. Будете сопровождать нас. Без команды – не вмешивайтесь. Вопросы. – Куда едем? – Не знаю – усмехнулся МакКлюр – на месте разберемся – Что если "первый" захочет прогуляться пешком? МакКлюр задумался – Оставаться на месте, у пулемета. Если вы покинете машину – будет только хуже. Мы вдвоем справимся. – Уверен, босс? Здесь есть места, где не справиться и вдесятером. – Черт, что ты на нервы капаешь! Есть что дельное – предложи! – Да ладно, босс, я так сказал… Машины пригнали быстро – в гражданском аэропорту напрокат взяли старый Остин – Метро, командование базы выделило Шерпа со спаркой Виккерса на крыше. Для любой другой задачи этого было бы достаточно – но не для тайного визита члена Королевской семьи в один из самых опасных городов мира. Оставалось надеяться только на то, что информация о высочайшем визитере еще не дошла до слуха пуштунских националистов и исламских экстремистов. При последнем (однодневном) визите члена Королевской семьи в эти края – это был принц Чарльз – произошло два террористических акта за одни сутки. Вертолет, на котором должен был лететь принц, сбили массированным запуском ПЗРК (принц в последний момент решил поехать на машине), а во время выступления перед британскими военнослужащими на базе Чахлала начался ракетный обстрел базы. Порывшись в вещах принца, МакКлюр нашел кевларовый бронежилет скрытого ношения, который принц, конечно же, надеть забыл. – О, нет, сэр, только не это МакКлюр молча стоял перед принцем, держа в руках бронежилет – и принц отчетливо понимал, что так он может простоять до второго пришествия. Поэтому, принц начал расстегивать куртку. – Сэр, я понимаю, что вы должны меня охранять, но … не переусердствуйте, ладно. Я все-таки простой солдат его Величества. – Хорошо, Ваше высочество. Принц надел бронежилет поверх футболки, сверху начал надевать гимнастерку и куртку. МакДональд, стоявший рядом, протянул принцу тринадцатизарядный Браунинг 1935 – старая модель, которую САСовцы предпочитали всем современным. – Теперь послушайте меня, Ваше Высочество – МакКлюр говорил тихим и серьезным тоном – там, куда мы направляемся, не просто опасно. Там нет никаких законов. Есть их видимость – но эта видимость зыбка и обманчива. Если взять наобум десятерых людей с улиц Равалпинди – то среди них обязательно найдется хотя бы один, кто мечтает умереть, забрав с собой на тот свет хоть одного солдата армии Ее Величества. Эти люди, не колеблясь, отдадут свою жизнь только за одну возможность убить вас, они ненавидят вас и ждут подходящего момента. Поэтому – не разыгрывайте из себя героя. На войне не бывает героев – по крайней мере, я не встречал ни одного. На войне бывают люди, нашедшие выход из безвыходной ситуации, только и всего. То оружие, что дал вам Мак – это на самый последний случай, если мы все будем убиты. Не смотрите людям в глаза, не заговаривайте с ними не о чем. Не привлекайте к себе никакого внимания, не вмешивайтесь ни во что, что бы ни происходило на ваших глазах. В любую секунду вы должны знать, где находится ближайшее укрытие от пуль. Если начнется перестрелка – бросайтесь туда и падайте ничком, не бойтесь испачкаться, ибо лучше испачкаться грязью, чем собственной кровью. Не высовывайтесь из-за укрытия, пока мы не разберемся с проблемой. Если у нас будут проблемы – я буду вам несказанно благодарен, если вы не прибавите к ним еще несколько. Если мы будем ранены и убиты – бегите со всех ног, не пытайтесь нам помочь, стреляйте в любого вооруженного человека, оказавшегося на вашем пути, будь это даже ребенок или старик. Не жалейте никого ибо они вас не пожалеют – одного из парней, с которым я начинал, убил десятилетний пацан с гранатой. Ищите спасения на крупных магистралях, там много полиции, есть и армейские части. Теперь Ваше Высочество, скажите, после того что вы услышали – вы все еще хотите прогуляться по Равалпинди? В глазах у принца вспыхнул и пропал странный, мимолетный огонек. Можно было многое говорить про королевскую семью – но одного у нее нельзя было отнять: мужчины королевской семьи отличались храбростью. Во время событий на Фолклендах******, дядя принца служил в вертолетной эскадрилье, участвовал в высадке десантов под огнем противника. Аргентинский штурмовик прицепился к Вестланду, за штурвалом которого сидел принц королевской крови, почти всегда это означало смерть – но дяде удалось уйти, опасно маневрируя, спастись самому и спасти десант. – Сэр, я принял решение. База Чахлала стояла между двумя городами – спутниками: Виктория******* и Равалпинди. Викторию строили полностью британцы и строили его по европейским и британским архитектурным канонам, там был своего рода "кусочек Британии на чужой земле", отгороженный рвом и стеной, которые, впрочем, не останавливали полет мин и реактивных снарядов. Широкие и прямые улицы, много зелени, утопающие в зелени сады. Равалпинди же олицетворял собой местный колорит – большой, грязный, опасный, разросшийся словно раковая опухоль город. В этом городе на сегодняшний день считалось спокойно, но спокойно здесь – это когда на улицах не идут уличные бои. Несколько выстрелов из-за угла, брошенная граната – беспокойством здесь не считается, это мелкие неприятности. Они выехали на большое, восьмиполосное короткое шоссе, связывающее Виктория и Равалпинди. Выезд прикрывал большой, сложенный из бетонных блоков блокпост, ощетинившийся стволами пулеметов. На шлагбауме, откатывающемся в сторону, а не поднимающемся, какой-то умник повесил плакат. "V-R Welcome!".******** Больше бы здесь подошло "добро пожаловать в ад!"… Машины на дороге были все как одна – запыленными, старыми, британскими – иномарок не было ни одной, заградительные пошлины действовали во всем блеске. Много грузовиков – несмотря на то что до Пешавара проложена железная дорога, многие предпочитают возить грузы по старинке, грузовиками, потому что в любой момент полотно дороги могут взорвать и тогда груз придет неизвестно когда. Такими же запыленными, обвешанными противокумулятивными решетками были и бронетранспортеры патрулей – Сарацины и Волки. Принц сидел на заднем сидении. Движение здесь, как и на всех британских территориях было левосторонним – поэтому, принца посадили на правую сторону. МакКлюр ехал на правой стороне, держа на коленях автомат. Как он сказал – скорее обстрел начнется слева, со стороны обочины – и Его Высочеству безопаснее ехать справа. Чуть позади, в Шерпе ехали еще двое. Скорость держали максимально разрешенную – на случай обстрела. Они решили сыграть роль интендантов, офицеров – хозяйственников. Часть продуктов питания для группировки британских войск закупалась здесь, на месте – и офицеров – хозяйственников, по негласной договоренности не трогали. Они приносили деньги торговцам, торговцы давали долю на джихад. Получалось, что британская армия сама финансировала войну против себя – но хозяйственников не трогали. Улицы в Равалпинди были богатыми и обманчиво спокойными. Город считался столицей всей северной Индии, автомобилей тут было много, намного больше, чем мест для парковки и улиц. По тротуарам сплошным потоком текли люди, водители истошно сигналили, лезли вперед, не соблюдая никаких правил. Особенно неистовствовали таксисты – половина ездила на таких же Остинах и Морисах, вторая половина – на трехколесных мотоциклах и мотороллерах, все они были окрашены в специфический желто-черный цвет. На мотороллерах же в основном развозили товар, его грузили столько, что оставалось только удивляться, как это вообще можно было везти и не опрокинуться. И тут же, как навязчивое напоминание о смерти, о поселившейся в городе беде – выбитые взрывом стекла, выгоревший изнутри магазин, щерящийся черным зевом окон, мигалки полицейских машин, стоящий рядом броневик британской армии… – Хозяин видимо не захотел давать долю на джихад, Ваше высочество… – просветил принца МакКлюр – тогда они показательно расправились с ним, в назидание остальным. Это самый настоящий рэкет. – Здесь все дают деньги террористам? – С теми, кто не дает – может случиться то самое, что вы только что имели удовольствие лицезреть, Ваше высочество. Принц погрустнел – Но как же тогда это прекратить? – Никак. Только уйти отсюда. Но если уйти отсюда, Ваше Высочество – тогда они начнут убивать друг друга. Здесь у всех счеты друг с другом, стоит только уйти нам – начнется гражданская война. – Есть еще один хороший способ, Ваше Высочество… – отозвался МакДональд из-за руля – надо сбросить сюда нейтронную бомбу. Это решит все проблемы разом. – Помолчи, шутник… – раздраженно сказал МакКлюр. Машина свернула с дороги, пошла по более узкой улице… – Ты куда это? – Разворачиваюсь. Хватит. – Подождите – сказал принц – здесь есть базар? САСовцы переглянулись – Есть, Ваше Высочество… – В таком случае – я хочу его увидеть. Базар… Восточный базар – это целый город, это лабиринт, из которого не выведет никакая нить Ариадны, это заработок для одних и разорение для других. Торговец, который торгует золотом, может быть гол как сокол, а просящий рядом милостыню нищий – иметь собственный большой дом. На восточном базаре вас запросто освободят от денег, от стыда и совести. Возможно и от жизни. Всякое бывает на базаре. Шерп остановился чуть дальше МакДональд сбегал и переговорил кое о чем – после чего они нырнули в базарную толчею, как пловец – в ледяную воду. Автоматы они оставили висеть на боку, притворяясь обычными. Находящимися на отдыхе, даже не слишком трезвыми британскими "томми" – но у каждого в кармане был взведенный пистолет, и рука твердо держала рукоять. Выхватить и выстрелить – меньше секунды. Принц шел по базару неторопливо и несуетно, дольше всего он задержался на золотых рядах, купил себе какой-то грубоватой работы, но золотой браслет, из тех что нелегально делали в Индии. Заплатил британскими фунтами, их приняли. Потом они прошлись по петушиным рядам – тут продавали боевых петухов, тут же проводились петушиные бои. Около одного такого места, где в клетке убивали друг друга петухи, и где столпилось много народа, принца попытались лишить бумажника – но принц был начеку и бумажник остался у законного его владельца. Прошлись по рядам, где торговали всяческой снедью, принц купил несколько лепешек с мясом и зеленью, а они, чтобы поддерживать имидж, расспросили нескольких торговцев о возможности оптовых поставок мяса и ценах на него. Так же, купили немного мяса на пробу – опытные военные, покупая что-то для себя из съестного, говорили, что это на пробу – тогда торговцы делали приличные скидки и отдавали лучший товар из имеющегося. Тут если не держать ухо востро – тебе и гниль подсунут. Из исполненных мухами, криком и вонью не совсем свежего мяса, мясных рядов, они вынырнули в ряды, где продавали велосипеды и всякую рухлядь, принц сделал знак – и МакКлюр оказался рядом. – Думаю достаточно… – Прошу за мной, Ваше Величество… Потом МакКлюр долго ругал себя за то, что повел принца на выход самым коротким путем, мог бы и обойти. Большую глупость сделал. Но что сделано – то сделано… – Мак! – громыхнуло сзади как выстрел МакКлюр повернулся – и увидел МакДональда. И принца, который стоял у клетки с детьми, и которого Мак ненавязчиво придерживал, чтобы тот не совершил глупость. Майор в мгновение ока оказался рядом. – Пойдемте, капрал. Нечего здесь торчать. – Сэр, что это такое? – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросил принц – Ничего. Пойдемте. – МакКлюр, я не сдвинусь с места, пока вы мне не объясните, что именно здесь происходит. Блестящие бусинки глаз затравленно смотрели на собиравшихся около клетки взрослых, грязные, иногда в нарывах руки вцепились в ржавый металл прутьев. Чуть дальше была еще одна клетка. И еще… А еще больше был огороженный высоким забором участок рынка, и там были видны покупатели. И товар. Товар стоял в таких же клетках – или прикованный к столбам наручниками. – Капрал, это дети. Вы что детей не видели? – Что здесь делают эти дети, МакКлюр? – Это местная традиция. Если в семье нечего есть – здесь продают одного из детей. Здесь в семьях очень много детей, по пять – семь человек, если не больше. – Здесь торгуют детьми? На земле Британской Короны торгуют детьми!? МакКлюр затравленно огляделся – уже собирался народ. Здесь вообще очень быстро собирался народ: ограбили, убили – через несколько минут на месте не протолкнуться от зевак. Принц сейчас в таком состоянии, что может сказать любую глупость – а местные это не оценят. – Капрал, я хочу, что вы взяли себя в руки и следовали за мной! Подскочил торговец – низенький, бородатый, в каком-то халате. МакКлюр раздраженно начал выговаривать ему на его родном языке, торговец почтительно кивал. Он был виноват и сознавал свою вину. За место на рынке надо платить, для торговли людьми был отведен специальный сектор рынка, огороженный – и там плата за место была очень большой. Этот плут видимо попытался сэкономить, и сейчас экономия выходила ему боком. По рыночным законам, за попытку обмана администрации рынка полагалось наказание кнутом. – МакКлюр, я хочу… – Смирно!!! Автоматически принц стал по стойке смирно, это было вбито в подкорку в училище. Там учат сначала выполнять – потом думать. – Капрал, по прибытии в базовый лагерь получите взыскание! За мной! МакДональд, конвоируйте его! Пошли! В толпе удовлетворенно зашушукались – видеть, как британец получает наказание, для многих было забавно и приятно. МакДональд просто обхватил своей ручищей протестующего принца, порывавшегося достать бумажник (хорошо, что в пылу не ляпнул лишнего!) – и вывел его из толпы. Украдкой, кто-то бросил в широкую шотландскую спину камень – но он даже не почувствовал этого… Когда объявили отбой– принц пропал. Всполошившийся майор нашел его на крыше терминала – туда обычно выскакивали покурить и позагорать, коли была такая возможность. Принц стоял у самого парапета и смотрел в звездное, поразительно яркое небо. Здесь, в высокогорье, звезды были на удивление яркими и большими – в метрополии таких не увидишь. Заслышав едва заметный шорох осторожных шагов по гравию, принц не обернулся – Это были дети, МакКлюр – сказал он – Да, сэр… – не нашел лучшего ответа майор – Их надо было выкупить. – Все не выкупишь, сэр. Вас бы разорвали на части – и нас тоже. – Это были дети, МакКлюр. В двадцать первом веке, на земле Британской Короны торгуют детьми как скотом. – Сэр, есть вещи, которые не исправишь. Принц повернулся, его глаза горели ненавистью – Не исправишь? Не исправишь, МакКлюр? Кто-нибудь попытался исправить, хоть один человек? Или просто все считают, что достаточно высокого забора? – Сэр, здесь так живут. Это дети местных. – Не врите, МакКлюр. У одного из них были голубые глаза, я запомнил. Это тоже ребенок местных? – Сэр… – Говорите, майор, говорите. Надеюсь, у вас хватит чести не врать принцу Короны. – Сэр, возможно, это был русский ребенок. Иногда такое бывает. Местные не осмеливаются похищать британских детей, они знают, что будет, если кто-то нарушит договоренность. За одного покарают всех. – Договоренность?! Британская Корона договаривается с торговцами детьми? Чиновники Британской Короны договариваются с работорговцами? Я об этом не знал… – Сэр… – Уйдите, МакКлюр. Оставьте меня. Я должен подумать. 11 июня 2002 года Пограничная зона, граница Канады и САСШ Как и во многих североамериканских семьях, в семье лейтенанта полиции Мантино было три автомобиля – пусть все три и подержанные. Сам глава семейства ездил на "Краун Вике" – Форд Краун Виктория, рабочая лошадка таксистов и полицейских. Миссис Мантино водила подержанный, но в хорошем состоянии фургончик "Крайслер" и еще у них был большой, черный, сильно подержанный Шевроле Субурбан. Он был куплен на распродаже федерального имущества и переделал так, чтобы таскать прицеп с лодкой или мобильным домом-прицепом. Лодка у лейтенанта была, он любил и охотиться и рыбачить, а вот дома не было – дом в случае чего можно было взять напрокат чтобы отправиться куда-нибудь в путешествие. Сегодня же, лейтенант оставил дома Форд, отцепил прицеп от Шевроле и выехал на нем. Когда завелся огромный V8, скрытый под капотом Шевроле – лейтенант недовольно поморщился. Бензина эта зверюга жрала море и компенсировать горючее ему никто не компенсирует, поскольку он выехал не на записанной за ним служебной машине. Но в такой ситуации, когда за ним слежка – плевать на бензин. Зато в такой машине в транспортном потоке чувствуешь себя намного увереннее, чем на дорожном крейсере от Форда, а если что – можно пойти и на таран, благо машина рамная и с таранным бампером. Лейтенант и сам не знал, что он будет делать – возможно, он прижмет этих козлов, что следят за ним на дороге и задаст им парочку неприятных вопросов. А возможно и нет – как пойдет. Как бы то ни было – сегодня лейтенант был вооружен до зубов. В поясной кобуре лежал служебный Кольт-1911 правительственной модели, в наплечной кобуре – лейтенант ее почти никогда не надевал – скрывался австро-венгерский восемнадцатизарядный Штейр-ГБ. В самом Шевроле в тайнике в водительской двери, который оборудовал он сам, ждала своего часа короткая Итака-37, с пистолетной рукояткой, оставшаяся от отца. Возможно, все это ему сегодня пригодится… Лейтенант жил в пригороде – небогато, но банку за свой дом он уже все выплатил. Выехав из своего района, он поехал по кольцевой – сегодня ему нужно было съездить к отцу, а он жил намного севернее, почти на самой границе с Канадой. Грегори Мантино, выйдя в отставку, не ушел из полиции. Он стал шерифом маленького городка на самой границе, доказывая тем самым, что "усилителем закона" можно работать даже если тебе под семьдесят. Пейзаж менялся. Все окрестности Вашингтона в настоящее время "обустроены" человеком – бесконечные поселки и кондоминиумы на любой вкус и кошелек, какие-то склады, заправки у дороги, площадки, с которых торговали подержанными автомобилями, яркая, навязчивая реклама. Все это бросалось в глаза и чертовски действовало на нервы. Людям была чужда жизнь в большом городе, они просто к ней привыкали. Смирялись. Преследователей было четверо – на двух машинах. Белый микроавтобус Додж с какой-то рекламой на бортах и небольшой темно-красный седан Форд. Следили они непрофессионально и нервно, приближаясь сильнее, чем это сделал бы сам лейтенант. Возможно, они ночью прилепили маячок под задний бампер служебного Форда, но не подумали, что лейтенант может выбрать для поездки другую машину. Возможно им просто не удалось выспаться ночью – сам лейтенант в молодости не раз следил за кем то долгое время и знал что это такое. Как бы то ни было – лейтенант из просек, хотя попыток оторваться не предпринимал. Кто это? Внутренние расследования, тихие мушки*? Но им то что надо – ведь он не берет взяток, честно не берет, просто потому что если возьмет – потом будет стыдно перед отцом. ФБР? Он пока не имеет никаких общих с ФБР дел, да и с чего следить за ним? Еще кто-то, из тех контор, что расплодились как грибы после дождя после событий 9/10? А этим то что надо? Как бы то ни было – лейтенант прикидывал – и не нашел никакого повода для слежки, кроме разбившегося заместителя государственного секретаря. И это еще больше укрепляло его в мысли, что с этим делом что-то нечисто. Дорога тем временем менялась. С шести полос на четыре – но это не главное. Реже стали появляться заправки, придорожные кофейни и рекламные щиты. Почти к самой дороге подступал лес, перемежаясь засеянными фермерскими полями. Судя по всему – для оленей здесь был настоящий рай, оставалось дождаться сезона… Лейтенант поспорил сам с собой – рискнут ли эти съехать с федеральной трассы, где хоть как-то – но можно затеряться в транспортном потоке и поехать за ним по местной дороге, из залитого гудроном гравия, в небольшой городок, где все всех знают и любой чужак, любая незнакомая машина на виду. И проиграл пари. Рискнули… Городок, столь маленький, что нет смысла здесь приводить его названия, угнездился у самой границы, чуть в стороне от Великих озер. Это был лесной край. Здесь была река, и река давала жизнь городку – потому что на реке стояла лесопилка, приводимая в действие силой реки. Раньше на реке просто стояло водяное колесо с огромными лопатками – сейчас оно тоже стояло, но бездействовало, а рядом стояла маленькая гидроэлектростанция, дававшая ток. Потому то лесопилка Марсденов, пусть и невеликая, успешно конкурировала с более крупными – за счет дармовой энергии. И, конечно за счет местной древесины – высшего сорта, почти без сучков. Совсем недавно здесь открыли цех – стали производить так называемую "этническую" мебель. Из некрашеного древесного полотна, почти без гвоздей, никаких ДСП, пропиток и прочего – прочная, функциональная, безопасная для здоровья и очень, очень дорогая. А еще здесь был отель, у самого водопада, куда наведывались по выходным уставшие от жизни брокеры с Уолл-Стрит и лоббисты из Вашингтона. Работы хватало всем. Город встретил лейтенанта удивительной, почти деревенской тишиной – даже едва слышный отсюда шум работы большой лесопилки странным образом воспринимался как элемент этой самой тишины. Все здесь было неспешно и как-то патриархально – полупустые улицы, новые, довольно дорогие пикапы, на которых здесь ездило население, разросшиеся кусты на участках, прикрывавшие добротно построенные дома – никакого шика и модерна, все основательно, по-рабочему. В городе не было супермаркета – земля принадлежала жителям, часть – семейству Марсденов и когда Кей-Март попытался ее купить – им ответили, что земля не продается ни за какие деньги. Вместо этого, в городке была большая торговая улица, с лавками, где каждого покупателя знали в лицо и обслуживали как родного. Начиналась эта улица с бензоколонки, которая тоже принадлежала не какой-то крупной компании – а частному лицу. Лейтенант недовольно посмотрел на мигающую на приборной панели лампочку – так и есть, эта зараза сожрала полбака в один присест. В ней и было то только полбака – еще полбака он сжег, когда ездил на рыбалку в прошлом месяце. День порыбачил – и вынужден был вернуться по срочному вызову, оставив друзьям всю пойманную им рыбу. Вот – не так уж много проехал, но вынужден заправляться. Перед тем, как свернуть на заправку, лейтенант подумал, что идея купить на распродаже этого монстра была не такой уж и удачной. Заправка была довольно большой и основательной. Основательной – это значит, что основное здание заправки было построено не из быстроразборных панелей по типовому проекту – а из кирпича, а навес, прикрывающий колонки был покрыт настоящим оцинкованным листовым железом без единого пятнышка ржавчины. Двери были не стеклянные, а деревянные, основательные. Чуть позади основного здания заправки стояли две машины – четырехдверный новенький пикап Додж и длинный полуприцеп-цистерна без каких-либо надписей на нем с тягачом Кенуорт-900. Над входом в здание заправки красовалась сделанная красками на щите надпись: "У Дейва. Заправиться и перекусить". Лейтенант аккуратно подвел свой "техасский крейсер"** к заправочной колонке, заглушил двигатель, вышел из машины. Потянулся – дорога была достаточно долгой, а вести громадную машину по шоссе, в окружении седанов, которые в полтора раза меньше – нелегкое занятие. Огляделся по сторонам – никого, только парочка школьниц, хихикая, идет по тротуару – весьма, кстати, недурно выглядящих. Видимо, нужно заправлять машину самому, а потом идти в здание и платить – так подумал лейтенант, потому что здесь никогда не был, ни разу не навестил отца. Но он ошибся… Дверь открылась, и навстречу вышел крупный, средних лет мужчина, в джинсах, рубашке из грубой ткани и крепких армейских ботинках. Лейтенант не удивился бы, заметив на поясе пистолет – но пистолета не было вместо него на поясе висел Ка-Бар***. Мужчина на секунду замер, косанув взглядом на дорогу, потом неспешно направился к клиенту. – Да, сэр… – это было и приветствие и вопрос – Полный бак – коротко бросил лейтенант – Сейчас, сэр… – Мужчина обошел машину, открыл крышку заправочной горловины, ловко вставил туда пистолет топливораздаточной колонки – неслабо тянет деньги из кармана, не так ли, сэр… – Неслабо… – согласился лейтенант – а я уж думал, что у вас самообслуживание… – Это так, сэр. Но если я вижу нового клиента – то выхожу поприветствовать его лично. Здесь мало бывает посторонних людей сэр, тем более из Вашингтона. Кстати – меня зовут Дейв. – Вы владелец? – Совершенно верно, сэр, наполовину. Вторая половина у моего брата, но он предпочитает охотиться. – Лейтенант Мантино, полиция округа Колумбия. – Э… сэр, а вы не… – Именно так. Я сын Грега Мантино. – Сэр, что же вы сразу не сказали… Я Дейв Хеншо. Рукопожатие владельца колонки было стальным – даже для лейтенанта полиции. – Сэр, может, выпьете кофе за счет заведения? – Нет, спасибо, Дейв, я тороплюсь. Не подскажете, где здесь офис шерифа? – До конца улицы и направо. Одноэтажное здание, а перед ним – груда камней, этакий каменный сад. – Спасибо, сколько с меня? – Ровно сорок баксов, сэр. Если что-то нужно – можете обращаться, старого Грега здесь все уважают… – Вообще, то Дейв, кое-что мне нужно прямо сейчас. – Да, сэр? – Мой телефон запишете? – Запомню, сэр. Лейтенант продиктовал номер сотового телефона – не того, который он постоянно носил при себе. Другого, оформленного на подставное лицо. Любой телефон регулярно дает сигналы в эфир, даже если он выключен, по нему можно запросто отследить человека – это все равно, что носить с собой маяк. Для экстренных вызовов у лейтенанта, как и у всех других полицейских были пейджеры, они не дают никаких сигналов и по ним ничего не отследишь. А телефон лейтенант менял раз в год, благо такие возможности были у каждого полицейского. – Кажется, ко мне прицепились две машины с плохими парнями, Дейв. Белый Додж-фургон и красный Форд-седан. Кажется, Додж стоит вон там, чуть дальше по дороге. Скорее всего они придут к тебе, после того как я уеду и начнут задавать вопросы. Мне надо, чтобы ты потом позвонил и сказал мне, какие вопросы они зададут, и какие удостоверения покажут. Я не слишком многого прошу, Дейв? – Ничуть, сэр. Здесь не любят чужих. – И не говори им, куда я поехал. – Не скажу, сэр. Лейтенант немного не угадал – на заправку въехал не Додж, а Форд, вставший чуть дальше так, что с заправки его видно не было. Дейв еще не успел зайти в свою заправку, как услышал за спиной машину. Из машины вылезли двое. Дешевые серые костюмы, солнцезащитные очки. Раньше, отличительным признаком этой породы людей были шляпы в тон костюма – но после смерти великого Джи**** шляпы носить перестали. – Сэр! – крикнул один из этих. Дейв повернулся – Да? – Извините сэр за беспокойство, вы можете ответить нам на несколько вопросов? – Нет – спокойно ответил владелец бензоколонки Такой ответ сломал подготовленную в голове схему разговора – оба агента были из молодых, неопытных, "необстрелянных", и как вести себя в такой ситуации они не знали. Этот навык – работы с людьми – появляется только после длительной работы на улице. После приобретения необходимого полицейского опыта и чутья, и он более важен для полицейского, чем умение водить машину и стрелять из пистолета. Есть полицейские, которые ни разу за всю свою жизнь не применяют оружие на поражение, но которых уважают другие полицейские именно за умение работать с людьми. Эти же – судя по всему, умели хорошо стрелять, а вот работать с людьми их не научили. – Почему? – глупо спросил агент, подходя ближе – Видите ли, сэр. Если вы прочитаете надпись над дверью – она примерно в двадцати футах от ваших глаз – то узнаете, что здесь можно заправиться бензином и перекусить. Если вам нужен бензин или дизельное топливо, я продам вам все это. Если вы хотите перекусить и послушать музыку – у меня есть хороший, молотый кофе, только недавно испеченный яблочный пирог и Брюс Спрингстин в музыкальном автомате. Но на вопросы здесь не отвечают, тем более людям, которых я вижу в первый раз в жизни. Я понятно выражаюсь, сэр? Хороший, умный коп в этом случае непременно купил бы бензина, залив его под крышку, топливного бака, выпил бы кофе и отведал бы домашнего яблочного пирога, который в Вашингтоне не купишь ни за какие деньги. Плохой коп достал бы свое удостоверение. Этот явно хорошим копом не был. Он вытащил удостоверение. – Сэр, федеральная оперативная группа. – Что? Никогда о такой не слышал. – Сэр, мы занимаемся борьбой со шпионажем, анархистами и терроризмом. Владелец бензоколонки улыбнулся – Послушай, сынок. За всю жизнь, которую я здесь живу, я ни разу не видел здесь анархистов. Террористам здесь нечего взрывать кроме водного колеса на реке, а русский шпион может узнать здесь только секреты заточки пил – я слышал, что русские пилят лес, его у них много и возможно, этот секрет будет им в самый раз. Так что если ты планируешь здесь искать шпионов, анархистов или террористов – ты приехал явно не по адресу. – Сэр, вы отказываетесь с нами сотрудничать? – Это не сотрудничество. Сотрудничество предполагает, что два человека доверяют друг другу и работают над чем-то вместе. Я вижу вас в первый раз, не доверяю вам и не собираюсь отвечать на вопросы. Если вы собираетесь их задать – то возвращайтесь либо с ордером, либо с кем-нибудь из офиса местного шерифа. Ни в каком другом случае ответов на вопросы вы не получите. А теперь, господа, каждая лишняя минута, которую вы проводите на моей земле, становится серьезным испытанием для моих нервов, которые и без этого напряжены до опасного предела. Молодой коп несколько секунд стоял с озабоченным видом, пытаясь найти какие-то слова для такой ситуации. И не нашел. Верней нашел – самые худшие из всех, какие только могли в такой ситуации быть. – Мы вернемся… – пообещал он. При этом он словно невзначай чуть отодвинул в сторону полу куртки, чтобы несговорчивый гражданин увидел торчащий за поясом пистолет. – Скидка тем, кто покупает больше пятидесяти литров топлива враз – ответил владелец бензоколонки Дейв Хеншо. Пистолет, заткнутый за пояс – господи, кто их так учил пистолет носить, – не произвел на него ни малейшего впечатления. – Где у вас находится офис шерифа? – Сэр, путеводитель по городу стоит два доллара. Когда копы уехали, Дейв Хеншо проводил их взглядом, затем достал из кармана телефон, прощелкал номер. – Две машины, как вы и говорили, сэр. У них удостоверения копов, какая-то федеральная оперативная группа. Никогда про таких не слышал. Уехали искать офис шерифа. – Спасибо, Дейв – ответил лейтенант – Не за что, сэр. Буду рад вас видеть снова… Офис шерифа города располагался в тупике одной из улиц и представлял собой невысокое, приземистое, наполовину скрытое разросшимися кустами здание. Лужайка была подстрижена, но небрежно и наскоро. На фоне яркой, зеленой травы выделялись разноцветные камни – голыши, их сюда специально принесли из реки местные жители, устроив здесь сад из камней наподобие японского. Все окна здания были завешены плотными жалюзи, на стоянке перед офисом шерифа – ни одной машины в полицейской раскраске. Два пикапа Форд, больших, из тех что предпочитают фермеры, на вид ухоженных и почти новых. Додж остановился чуть дальше по дороге, Форд припарковался на стоянке, рядом с двумя пикапами. Двое, которые уже успели испортить отношения с владельцем бензоколонки, не получив от него при этом ни грамма полезной информации, неспешно прошли к офису шерифа. Те, что ехали в Додже, остались наблюдать. За дверь офиса шерифа была приемная для посетителей – тихая, уютная, отделанная деревом, с каким-то живым растением в большой кадке с землей, с деревянными, довольно удобными скамьями и таким же столиком. В этом городе вообще многое крутилось вокруг дерева и изделий из него. На приеме сидела секретарь – веселая толстушка, что-то тараторившая по телефону. Негромко играла музыка. Увидев посетителей, толстушка положила трубку – Чем я могу вам помочь? – с отработанной улыбкой посмотрела на вошедших она – Нам нужен шериф – коротко ответил один из вошедших, так и не снявший в помещении очки – Шериф прямо за вами. Посетители резко обернулись – и увидели стоящего прямо за из спинами высокого и крепкого старика, одетого в охотничью камуфляжную куртку. Ни один из них не заметил, как этот старик подошел и оказался прямо за их спинами. – Господа… – Вы шериф округа? – Да, я, господа. Разрешите ваши документы? Один из вошедших, тот что не умел разговаривать со свидетелями и любил демонстрировать заткнутый за пояс пистолет, вытащил удостоверение. – И вы тоже, сэр – обратился шериф ко второму Посетители переглянулись, второй достал удостоверение, точно такое же. – Мы из федеральной оперативной группы, шериф и… – Господа, я не знаю что такое федеральная оперативная группа. Я знаю, что такое ФБР и не далее как сегодня утром виделся с местным резидентом. Я знаю что такое федеральные и местные маршалы, знаю что такое министерство юстиции – но я ни разу в жизни не слышал про федеральную оперативную группу. Чем вы занимаетесь, господа? – Шериф, мы занимаемся борьбой с анархизмом, терроризмом и шпионажем. – Вот как… А Дейва Хеншо вы приняли за шпиона, анархиста или террориста, позвольте полюбопытствовать? – Простите, сэр, о чем вы? – Не о чем, а о ком. О Дейве Хеншо, владельце бензоколонки на въезде в город. Только что он позвонил мне и сказал, что два подозрительных человека задавали ему вопросы и угрожали ему оружием. Посетители снова переглянулись – Шериф, мы находимся в оперативной группе федерального подчинения, и имеем право задавать вопросы об интересующих нас лицах. – И угрожать оружием вы тоже имеете право? Судя по тому пистолету, который я вижу у вас за поясом, мистер, Дейв не солгал. Я никогда не слышал о федеральной оперативной группе. У вас есть ордер, командировочное предписание или что-то в этом роде? – Нет, сэр, но… – В таком случае, нам придется узнать, что думает обо всем об этом судья Мориссон. Господа, вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание, но если вы не воспользуетесь этим правом, то все что вы скажете, может быть использовано против вас в суде… – Что за чертовщина здесь происходит, шериф!? Сбоку открылась еще одна дверь, и в помещение зашел помощник шерифа, такой же похожий на вставшего на дыбы медведя гризли здоровяк, только с полуавтоматическим Ремингтоном двенадцатого калибра. – Повторяю, что отныне вы считаетесь арестованными. Если у вас есть оружие, а я вижу, что оно у вас есть – медленно, левой рукой достаньте его и бросьте на пол. У вас есть один телефонный звонок на каждого, то есть два телефонных звонка на двоих. Советую воспользоваться этим правом и позвонить. И не делайте глупостей, здесь все охотятся с семи лет, и стрелять умеют. – Вы за это ответите, мы служащие федерального правительства. – Оружие, левой рукой – на пол. Живо! Не испытывайте мое терпение, господа. Поразмыслив, "копы" приняли правильное решение. Сначала один, потом другой пистолеты глухо стукнулись об пол. – Еще оружие есть? – Нет, шериф. Шериф удовлетворенно кивнул – Помощник Гастингс! – Да, сэр. – Отведите этих двоих в камеру, у нас найдутся ведь пустые? – Да, сэр. – Предоставьте им карточки с Мирандой на подпись и возможность сделать по одному телефонному звонку. Если они попросят адвоката – сообщите мистеру Лоуренсу. – Есть сэр! Господа, прошу пройти! Вон туда, руки держать на виду! Когда помощник с двумя задержанными скрылись за одной из дверей – за ней была лестница, ведущая в подвал, где были камеры, шериф достал из кармана карандаш, по очереди поднял за спусковую скобу оба пистолета – лицензионный богемский CZ от Кольта и дорогая итальянская Беретта-92, перенес на лист бумаги, который проворно подставила та самая толстушка. Затем спрятал карандаш, достал платок, осторожно подобрал удостоверения. – Рик! Выходи! Из-за перегородки, отделяющей холл от рабочих мест помощников шерифа вышел лейтенант Мантино. – Осторожнее. Отпечатки. – Да знаю. В семье, где отец полицейский, сын полицейский, сестра адвокат и еще одна сестра – агент ФБР общаться было нелегко. – Что это за федеральная оперативная группа такая? – А черт его знает… – Ты то должен знать. В городе живешь, не то что мы здесь – в глуши. У семейства Мантино вот же лет тридцать в этом месте был куплен дом – довольно приличный дом, с участком земли – он был как летний, хотя после перестройки в нем можно было жить и в двадцатиградусный мороз. Когда Грег Мантино вышел в отставку и переселился на природу – потребовался целый год, чтобы местные уговорили его баллотироваться на пост шерифа. Предыдущего шерифа он победил на выборах с легкостью и жители города о своем выборе ничуть не жалели. – Сейчас, после встряски 9/10 на поверхность много дерьма всплыло. Решили, что система полностью недееспособна, и надо создавать новую. Начали создавать новую – с нуля. Но и старую оставили, на всякий случай. Честно говоря, если меня спросить, какие правоохранительные органы сейчас существуют в нашей стране – я не смогу ответить. – Интересно, ведали ли отцы-основатели о том, что в начале двадцать первого века в созданной ими стране будет такой бардак… – Па, там еще двое – напомнил лейтенант – белый Додж – Я помню. Сейчас их задержат. Рик де Ветт и Норманн Фитцуотер были типичными представителями "полицейских последних времен" – как их иногда называли с едва скрываемой иронией. "Последних времен" – потому что то, что происходило в последнее время в САСШ и впрямь напоминало последние времена. Каким-то чудом Североамериканские соединенные штаты из светоча свободы и демократии, которым эта страна была до конца восьмидесятых, превратились снедаемую коррупцией, раздираемую внутренними противоречиями, отягощенную войной, взаимной подозрительностью и даже ненавистью страну. Это произошло незаметно, и, по историческим меркам так быстро, что люди, не утратившие еще дара называть вещи своими именами, сейчас оглядывались по сторонам и с ужасом думали, как же они дожили до такой жизни, и что же произошло с их страной. Как то незаметно в стране исчезло общество, гражданское общество. То самое общество, которое написало один из самых важных документов в истории человечества – североамериканскую конституцию, которое выиграло войну за независимость против сильнейшей державы того времени которое не покладая рук трудилось, чтобы сделать свою страну богатой и сильной – по-настоящему великой – так вот, этого общества больше не было. Когда люди произносили "We, the people…"***** – они просто делали это по привычке, не вкладывая в произносимые слова никакого смысла. "We, the people…" – этого больше не было, американского народа больше не было как единой общности людей. Он превратился в истеричное скопище меньшинств, каждое из которых считало себя более "меньшинством" чем все остальные, и каждое требовало для себя особенных прав, зачастую относясь при этом к другим членам общества с нескрываемой враждебностью. Геи, лесбиянки, женщины, евреи, негры, которые больше не желали быть неграми а желали быть афроамериканцами, мексиканцы, которые желали быть латиноамериканцами, но при этом продолжать бросать мусор мимо урны… Каждое из этих меньшинств имело свое общество по защите, у каждого из этих меньшинств были журналы и газеты, где излагалась их позиция. Наконец – теперь при выборах все кандидаты на сколь-либо важный пост вынуждены были учитывать мнение этих меньшинств, в сумме складывающихся в большинство и давать обещания каждому из них. Часто эти обещания взаимоисключали друг друга и поэтому на следующий день после выборов кандидаты о них с легкостью забывали. Меньшинства дробились на еще меньшие по размерам группы, процесс этот был бесконечным. При этом совершенно не защищено было большинство – белые, гетеросексуальные мужчины-протестанты, которые собственно говоря, и создали эту страну. Так, постепенно исподволь, меньшинства разрывали на части общество, растаскивали оторванные кусочки по углам как мыши, сумевшие поживиться на кухне – не понимая при этом, что на очереди – разрыв страны. Многозначительность – бич Североамериканских соединенных штатов последнего времени. Неоднозначность. Неясность. Подозрительность. Началось это еще в восьмидесятые, после серии скандалов связанных с войнами в Центральной и Латинской Америках и подрывными действиями администрации Фолсома против русских – но после жуткого скандала, связанного с потоплением североамериканской субмарины в Средиземном море и гибелью венных моряков в бою с русскими – подозрительность охватила всех. Если североамериканский президент, глядя в камеру в студии крупнейшего национального телеканала заявляет, что не посылал североамериканский персонал на русскую территорию, а через неделю выясняется что все это гнусная ложь, что затонула атомная субмарина и погибло около двухсот моряков… Если выясняется, что президент, не поставив Конгресс в известность, непонятно ради каких целей вовлек страну в конфликт, чреватый ядерным апокалипсисом – кому тогда можно верить? И чему тогда можно верить? Люди старшего поколения с необъяснимой теплотой вспоминали старые добрые времена – когда президент проводил простую и ясную политику, когда врагами были русские и анархисты, и никто в этом не сомневался, когда в любой части американского континента – что северного что южного, североамериканца встречали с уважением и даже опаской. Сейчас североамериканца часто встречали градом пуль из автомата АК. Сейчас друзья действовали как враги, а враги – как друзья, и ты не верил никому и ничему. Сейчас все думали одно, говорили другое, делали третье, получалось вообще четвертое. Все подвергалось сомнениям, везде искался заговор – поэтому в официальную версию событий 9/10 не поверил почти никто. От недоверия и исчезновения общества рождалась ненависть. Люди ненавидели друг друга, они жили с этой ненавистью и в этой ненависти. Люди готовы были на все чтобы доказать свою правоту – в последнее время все чаще полицейским приходилось видеть трагедии, суть которых можно было изложить в двух словах: "Ну почему он(а) так настаивал(а) на своем?!". Если уже и родные люди готовы были убить друг друга ради своей правоты – от будущего не стоило ждать ничего хорошего. На переднем крае вялотекущей гражданской войны были копы. Такие как де Ветт и Фицуотер. Прошли те времена, когда полицейскому для исполнения своих обязанностей хватало старого доброго шестизарядника от Кольта – сейчас в некоторых случаях мало было и штурмовой винтовки. Де Ветт был копом из Нью-Йоркского управления полиции порта, Фицуотер – из пограничного патруля Калифорнии. В Нью-Йоркской полиции порта Де Ветт занимался в основном контрабандой и нелегальными мигрантами, Фицуотер в пограничном патруле дежурил у "стены"****** и гонялся за теми же нелегалами, которые каким-то образом ухитрялись в "золотой штат"******* просачиваться. Ни тот ни другой понятия не имели о специфике полицейской работы – и тем не менее работу эту выполняли. Когда осела пыль от рухнувших "близнецов" – в качестве временной меры создали временную федеральную оперативную группу, включив туда представителей более чем двадцати федеральных и местных правоохранительных органов. Раньше временные оперативные группы создавались для расследования больших дел против мафиозных семей, ну а теперь – на нее возложили борьбу с террористическим проникновением. В числе тех, кто должен был прислать своих людей оказались портовая полиция и пограничный патруль. Ну а лучших то понятно дело – никто не отдаст. Вот и откомандировали де Ветта и Фицуотера в распоряжение ФОГ, там сразу поняли, что от таких сотрудников толка не будет, и поставили их на самый простой участок работы. Слежка и затыкание дыр, задания срочные и не особо важные… Сейчас де Ветт сидел за рулем, Фицуотер сидел рядом, уже выспавшийся и мрачный. Хотелось кофе, но термос был пуст. И бутербродов – тоже не было. – Норм… Фицуотер зевнул, так что чуть челюсть не вывихнул – Что? – Скажи… А ты на пляжах Малибу был? – Был, конечно. Я там спасателем одно время подрабатывал. – И как там? – Как-как… Песок, море… Мусора много. Солнце. – Не… Я про телок. – Телки как телки… Правда предпочитают купальник без верха. – И чо? – Чо-чо? – Ну… удавалось тебе? Фицуотер снова зевнул – Да запросто. Под вечер многие ищут, с кем бы расслабиться. Там с этим нет проблем, не то, что у вас. – Да… у нас тут еще те… штучки. – Я знаю. Восточное побережье… Стук в стекло прервал сладостные воспоминания. Рик посмотрел – какой-то детина остановил пикап так, что пассажирское сидение было как раз напротив водительской двери фургона. Детина на вид был типичным фермерским сынком. Стекло Доджа плавно скользнуло вниз. – Что случилось? – Сэр, вы стоите напротив моего дома. Мне негде припарковаться. Агент де Ветт кивнул – Сейчас отъеду Рука легла на руль и … зловещий лязг затвора помпового ружья обратил его в соляной столб, в камень… – Управление шерифа! Не двигаться! Сэр, обе руки – на приборную панель! Фицуотер дернулся – и замер. С его стороны, со стороны пассажира стоял еще один мужчина, направляющий на него Кольт правительственной модели. – Это ошибка, мы… – Молчать! Есть кто-то в фургоне? – Нет, мы федеральные служащие. – Держать руки на виду! Не двигаться! Мужчина, стоящий со стороны пассажира дернул за ручку двери, отошел в сторону, не сводя с Фицуотера дуло пистолета. – Выходим! Без резких движений! – Парни, мы на одной стороне. – Разберемся! 11 июня 2002 года Царство Польское, Варшава Летающая тарелка Летающая тарелка – один из самых модных ночных клубов Варшавы обрел свое название потому что и в самом деле там была летающая тарелка. Хозяин клуба, капитально перестраивая полицейский участок, сожженный во время беспорядков 1981 года, сделал этакую … инсталляцию, как модно сейчас говорить. Некоторые торговцы, торгующие авто выделяют свое здание автомобилем, либо въезжающим в кирпичную стену, либо выезжающим из нее. Здесь же было круче – в качестве козырька посетителям служила врезавшаяся в здание на уровне второго этажа летающая тарелка. От дождя, коли тот случался, она защищала несильно – но выглядело круто. Граф Ежи просто поражался, откуда у его новой подруги берутся силы. Вот уже вторую ночь он не смог нормально поспать и часа, урывая недостающее малыми кусками на службе, отчего даже отец заметил, что он не ходит, а ползает как сонная муха. Елена же, несмотря на то, что они творили по ночам, утром выглядела свежей и отдохнувшей – а сегодня она еще потащила его в этот проклятый клуб. Представить друзьям, как она сказала. В принципе, граф сначала хотел отказаться – но потом все же подумал, что это будет нелишним. Мало ли кто там… подвисает или как там они говорят, в этом клубе и пусть все знают, что место занято. Никогда никто из мужчин рода Комаровских не делил свою женщину с кем-то. Как и многие заведения в центре Варшавы, Летающая тарелка расположена была на самой обычной улице, довольно широкой, и стоянки там не было, ни охраняемой никакой другой. Да рядом еще и другие, работающие по ночам заведения, были. Поэтому, машины стояли припаркованными в совершенном беспорядке по обе стороны улицы, порой в два ряда, так что ни пройти не проехать. Граф Ежи уже пожал, что взял свою Мазерати – пусть она была здесь как нельзя уместна, но запросто могло статься, что какой-нибудь набравшийся придурок, выезжая на дорогу, заденет ее и помнет кузов. Или у кого-то с сомнительным чувством юмора хватит ума порезать тент. В общем и целом – граф Ежи, выбирая место для парковки (довольно далеко, чуть ли не в двух кварталах от клуба), дал себе зарок оставить эту машину в покое и найти себе что-то попроще и понеприметнее… Летающая тарелка была похоже на клубы для быдла в Санкт Петербурге, в которых граф Ежи бывал и не раз – бьющие по глазам вспышки стробоскопов даже на улице, двое здоровенных одетых в кожу громил на фейс-контроле (чудовищная безвкусица), бьющая по ушам музыка – под которую только быдло и может развлекаться. В Санкт Петербурге как ни странно, такие клубы любили посещать молодые и не очень дамы высшего света, предпочитая сохранять инкогнито – там они выбирали себе кавалеров помоложе. Граф Ежи тоже бывал в таких – потому что дамы из высшего света были его слабостью, если они ударялись в разврат, то остановить их было невозможно. Но удовольствия от таких клубов он не получал. Потому что не был быдлом. Слово "быдло" которое кто-то сочтет оскорбительным и даже ругательным, для графа Ежи Комаровского и таких как он не было ругательством и просто обозначало суть человека. Не может ведь ругательством быть название собаки. Собака – она собака и есть. Вот и быдло – люди с низким, недостойным шляхты образованием и воспитанием, с низкими запросами и устремлениями. Человек мог быть богатым, и даже очень богатым – но он от этого не перестает быть быдлом, даже если купит золотой Роллс-ройс или построит "фамильное имение" о пяти этажах. Суть быдла в том, что оно голодно. С детства оно росло голодным, оно не могло получить надлежащего образования и воспитания и теперь, при малейшей на то возможности, оно любыми способами пытается выделиться из серой, быдляческой толпы и показать себя чем то более значимым, чем оно есть на самом деле. Голод и память о пережитом в детстве голоде заставляет его жить жадно и напоказ, постоянно доказывая себе и другим что-то. В то же время шляхта, аристократия, дворяне ничего и никому не пытаются доказать. Они знают себе место и знают себе цену, многие из них настолько богаты, что могут не заботиться о деньгах и посвятить себя служению тому, что они считают праведным. А быдло не служит – быдло жрет. Вот поэтому быдло предпочитает если музыку – то так чтобы стены дрожали, если дом – так о пяти этажах, если машину – так обязательно позолоченную. Это те, кто дорвался. А те кто не дорвался – таких подавляющее большинство – исходят в бессилии злобой и, выбиваясь из сил, тянутся, пытаясь сделать так, чтобы заметили и их. Хотя бы по музыке, гремящей из окна в два часа ночи. Через фейс-контроль их пропустили не особо и смотря – графиню Елену тут хорошо знали. На первом этаже "Летающей тарелки" была танплощадка, танцпол на втором – бар со спиртным, комнаты для тех, кто хм… хочет продолжить так удачно завязавшееся на танцполе знакомство и, как поговаривали, подпольное казино с большими ставками. Азартные игры на большей части территории Российской Империи были запрещены, и по мнению графа Ежи это было правильно. Поляки азартный народ, разреши им – продуют весь родовой капитал за зеленым столом. Дверь, ведущая в рай (или ад) отверзлась пред ними – и басы низкочастотников ударили по ушам так, что граф Ежи поморщился. Аппаратура здесь стояла очень мощная – такая, что каждый звук аж в диафрагме отдавался… Играл рэп. Польский рэп. Весьма своеобразная музыка, польские слова с североамериканским, довольно убогим музыкальным сопровождением. Слова чаще всего были откровенно бунташскими, например как сейчас "Хей, кто поляк – на багинеты", речитатив припева, повторяющийся из раза в раз под буханье низких частот – но студентам Варшавского политеха, которые и были здесь основной клиентурой, именно такая музыка нравилась. – Пошли, не стой здесь! – Елена потянула его за руку к бару. От бара уже кто-то махал им руками… Слава Иезусу, их компания находилась на противоположном конце бара от того места, где кучковались содомиты. Довольно большая компания, человек двадцать. Молодые паны и паненки, студенты, вызывающе одетые, довольно развязные. Двое паненок побрились налысо, еще несколько – покрасили волосы в отвратительные, неестественные цвета. Почти у всех в руках бокалы с коктейлями такого же, отвратительно яркого цвета – как они это могут пить? Кричали они так, что перекрикивали музыку. Двоих граф Ежи узнал – как раз те двое, что попытались выпустить ему кишки под мостом, а потом позорно бежали. Оба были пьяны – но один взглянул ему в лицо – и узнал, точно узнал… Наскоро перезнакомившись со всеми, граф Ежи заказал напиток – водку с большим количеством льда, чтобы не отставать от всех – но и не напиться, сохранять трезвую голову. Водка по вкусу была явно контрабандной, "подвального купажа". Молодой граф еще раз мысленно проклял полковника Збаражского, предложившего ему такую авантюру. Ничего хорошего, кроме Елены – пока от этой авантюры он не получил. В компанию – он понял, что все они студенты Политеха – он влился достаточно быстро, атмосфера в Летающей тарелке была дружелюбной и космополитичной, его происхождение и убеждения здесь никого не волновали. Москаль – так москаль, содомит – так содомит. Хозяина заведения волновало наличие денег в карманах клиентов, клиентов волновала общительность и способность выкинуть какой-нибудь номер "на бис". Он как раз успел "домучать" свой бокал с плохой водкой – как Елена потащила его на танцпол. Танец был откровенно примитивным, для него, польского графа, которого с детства учили мазурке, он вообще был дурацким. Просто дергайся всеми частями тела, стараясь попадать в такт бухающей музыке и не задеть соседа на площадке. А если и задел – ничего страшного… – Знаешь, кого ты мне напоминаешь? – крикнула Елена – Кого? – Священника в борделе! Расслабься! И пьяно захохотала… Постепенно граф втянулся в танец – танец был простым, а он был пьян меньше, чем соседи по танцполу и он именно танцевал, а не вихлялся, стараясь не упасть. Ему это даже начало нравиться, когда Елена выбилась из сил. – Все… Пошли передохнем… Компания, с которой они "зависали" переместилась в один из углов, обставленных кожаными диванами и небольшими креслами – пуфиками без спинок. Кое-кто из дам уже предпринимали вполне определенные усилия чтобы… поближе узнать своих кавалеров. Но графа Ежи – он не был пьян, для того чтобы опьянеть ему нужно было намного больше, чем большой бокал сильно разведенной водки, привлекло не это. Его привлек человек, как-то незаметно присоединившийся к его компании, пока они танцевали. Среднего роста, молодой, с простым и неприметным лицом, круглые очки без оправы. Граф попытался вспомнить – ему показалось, что когда они вошли сюда – он уже был здесь, стоял недалеко от двери – но в этом он не был уверен. Заведение было переполнено людьми, а слепящие вспышки стробоскопов делали сколь-либо надежное опознание нереальным. – У нас новенький… – человек располагающе улыбнулся и протянул руку – Димитрий Ковальчек. – Ежи Комаровский… Почему то граф не стал называть ни свой титул, ни произносить "честь имею" что сразу отрекомендовало бы его как офицера. Словно кто-то на ухо шепнул, что это делать не надо. – Я вас не видел в университете. Вы вольный слушатель? – Он москаль! – ляпнул кто-то. Ковальчек нахмурился – Рышард здесь нет москалей. Мы все поляки, сколько тебе объяснять? – Я сейчас прохожу службу в штабе Виленского военного округа – граф Комаровский решил, что скрывать сей факт бессмысленно, все кто надо – об этом знают. – Вот как? А родились вы здесь? – Да, в Варшаве… Человек вздохнул – Значит, вы настоящий поляк. А я вот – нет. Я родился в Балтиморе… – Вот как? – Да… Мои предки эмигрировали отсюда давным давно. Увы, но если кто-то здесь и не поляк – так это я. Я кстати преподаю в Варшавском политехе, неорганическая химия. – Ну… – странно, но разговор затянул их, и теперь разговаривали только они двое – каждый, в ком есть капля польской крови может считаться поляком. – Вот и я так думаю. Признаться не без задней мысли… Не хотелось бы чувствовать себя чужим в Польше. – Польша гостеприимна к полякам. – Увы – не всегда… Потом Ковальчек куда то пропал – вот просто так пропал и все, только что был тут – а потом его не стало. Графа тоже постепенно затягивала местная, бесхитростная атмосфера – и через час он обнаружил себя на диване с Еленой в объятьях, и он с ней черти что вытворял. – Проклятье… Елена выпила гораздо больше него, и ей это нравилось. – Что? – Поехали домой. – Зачем? Тебе здесь нехорошо? – Не хочу устраивать концерт. – Смотри, как бы я его не устроила. – Только попробуй. – А если попробую – тогда что? – Тогда у меня в машине есть пистолет. – Хм… ты готов убить ради меня? – Кто тебе это сказал? А если я грохну тебя в приступе ревности? Елена улыбнулась – это была ее, только ее особенная улыбка – только губами. На нее тоже иногда находило, и тогда – берегись… – Не сможешь. – Хочешь проверить? – Хочу. Граф вовремя дал задний ход. В конце концов, он не был сильно пьян, и головой еще соображал – а такие разговоры могли довести до беды. – Не смогу. Но есть еще одно наказание. У нас в поместье есть конюшня. А там есть хорошие, еще старой работы вожжи для лошадей. – Звучит соблазнительно… Граф Ежи с трудом поднялся на ноги – проклятая самопальная водка, от такой немудрено и ослепнуть. Просто поверить невозможно, что в таком заведении ею торгуют. Хотя почему невозможно – здесь явно криминальным душком попахивает. Куда только полициянты с безпекой смотрят, разве что в собственный карман. – Только попробуй – повторил он – я сейчас вернусь. В туалетной комнате в одной из закрытых кабинок кто-то громко блевал, еще как минимум в одной – кто-то шумно, нетрезво взвизгивая на весь туалет трахался, возможно те самые содомиты. Граф Ежи сунул голову в раковину, включил холодную воду, зафыркал, содрогаясь от безжалостно хлещущих водяных струй. Немного прояснилось в голове – словно кто-то проявил мутную, еще не готовую фотографию в бачке с проявителем. Граф выпрямился, вытянул руку вперед, а потом попытался достать кончиком указательного пальца до носа – получилось. Значит – можно садиться за руль. Сложно даже представить, что будет, если он разобьет подаренный ему Мазерати. – Господин Комаровский… Граф Ежи резко обернулся. Ковальчек! – Пан Ковальчек… – Прошу прощения… здесь неподходящая обстановка для общения… могу я вас пригласить в наш дискуссионный клуб? По четвергам ты собираемся на факультете… – Что за дискуссионный клуб? – граф Ежи трезвел с каждым словом, ветерок опасности приятно холодил кожу – Дискуссионный клуб… Просто собираются молодые люди… Говорят о разных странах, о свободе… о Польше… – Сударь надеюсь вы не считаете меня, армейского офицера бунтовщиком и заговорщиком?! Если я посещаю Летающую тарелку – это не значит, что я согласен со всем бредом, который извергается из динамиков. – О нет… Вы не так поняли. Мы не бунтовщики и не заговорщики. Просто мы общаемся друг с другом, это ведь не запрещено в Польше? Граф Ежи, чуть поколебавшись взял визитную карточку. – Сударь. Заверяю вас в том, что если я и приду – то уйду немедленно после первого же бунташского высказывания. – Это ваше право. Вы ведь жили какое-то время в Санкт Петербурге… – Откуда вам это известно, пан Ковальчек? – резко перебил его граф Вместо ответа пан Ковальчек с улыбкой показал ему на небольшой значок на рубашке. Гвардия, черт… – Понятно… У вас острый глаз, пан Ковальчек. – Поверьте, в зале это увидел каждый первый. Здесь смотрят в первую очередь на это. Но мне все равно будет интересно, если вы придете к нам. – Я не могу обещать вам этого, пан Ковальчек – резко сказал граф Комаровский – засим прошу меня простить… Машина оказалась на месте, непобитая и с целым тентом. Прохладный ветер с Вислы освежал голову. Движение чуть успокоилось, и выехать на дорогу можно было без томительного ожидания разрыва в сплошном потоке машин. – Как тебе "Летающая тарелка"? – спросила Елена, сладко потягиваясь – Смрад! – коротко ответил граф Ежи. – Ты прав… – Зачем же ты туда ходишь?! Елена хмыкнула – Там есть интересные люди… Кстати, как тебе пан Ковальчек? Ты ему очень даже приглянулся… – В смысле? – Он педик. Мазерати резко вильнула – слава Иезусу они выехали на мост, и слева никого не было. – Что?! – Ну да… Об этом весь политех знает. Да он безобидный, ты не бойся… – Курва блядна… – нецензурно выругался граф Комаровский, держа руль левой рукой, а правую вытирая об куртку. Елена снова расхохоталась. – Ты из какого века? Все нормально… СПИД через рукопожатие не передается… – Он что?! – Да нет… Я пошутила. Но он и вправду нормальный. Не такой как эти… всякие, с ним поговорить можно. Он не пристает… – К тебе-то он точно не пристанет. Проклятый содомит! – Ты куда едешь? – В имение. Вы явно заслужили хорошую взбучку, пани. – Жду – не дождусь… 11 июня 2002 года Вашингтон, округ Колумбия Звонок прозвенел уже под вечер, когда Джон Уайт собирался домой. Ему выделили небольшой кабинет в подвале Белого Дома, больше похожий на кладовку – но многие за такой кабинет отдали бы душу. Сейчас процесс формирования Министерства безопасности Родины не вышел из стадии бумажной работы и сотен бесчисленных согласований – поэтому, у создаваемого Министерства не было офиса, не было офисных работников, и всю работу был вынужден делать, скрипя зубами и чертыхаясь, сам Уайт. А работы было много, министерство вырисовывалось большое, с отделениями во всех крупных городах как у ФБР, с заграничными офисами в посольствах, с мощными представительствами в зонах вооруженных конфликтов. Нечто похожее на русскую глыбу – Министерство внутренних дел, занимающееся в основном контрразведкой, но имеющее и структуры внешней разведки, якобы занимающиеся скрывающимися за границей преступными элементами, а на самом деле – всем, чем нужно. Уайт вообще тщательно изучал опыт Российской Империи, несмотря на то что недолюбливал эту страну. Потому что слово "недолюбливал" с словаре профессионала должно отсутствовать, имеет значение только полезность, а у России с ее восточными проблемами опыта было в избытке. Один из аппаратов затрещал, когда Уайт уже собрал две стопки бумаг – одну он положил в портфель для работы вечером, дома, вторую он сдаст под расписку офицеру безопасности Белого Дома для последующего уничтожения. Он уже закрыл кейс, подхватил подмышку стопку бумаг для уничтожения и искал в кармане ключи от кабинета, когда зазвонил телефон. Нахмурившись, Уайт бросил взгляд на стол. Звонил правительственный, защищенная линия. – Уайт – коротко отрекомендовался бывший посол, сняв трубку – Сэр, это линия два-ноль, оперативный дежурный. У нас ситуация по коду три-один, приказано доложить вам. – Так и докладывайте без этих цифр. – Сэр, задержаны четверо наших людей. Им разрешили позвонить. – Где именно? Дежурный назвал место, которое Уайту ничего не говорило. – Где это? – Это севернее Нью-Йорка, сэр. На самой канадской границе. – Какого черта они делали в этой глуши? – Уайт все еще ничего не понимал. – Сэр, это группа слежения. Объект слежения – сорок один – сорок, подозревается в продаже оружия из конфиската террористическим группировкам. На папке с делом красный ярлык и ваш телефон, сэр. Уайт выпрямился. Это дело заводил он сам. Лейтенант Мантино, о котором докладывали утром, умудрившийся сунуть нос в самое дерьмо. Поскольку, работу по делу надо было как то оправдать – в папку лег поддельный меморандум, содержащий информацию о том, что один из полицейских офицеров снабжает анархистов оружием из числа конфискованного и подлежащего уничтожению. Это и стало основанием для оперативной разработки – Уайт надеялся за счет слежки понять, на кого этот козел работает, а потом возможно и накопать что-нибудь против него. Любой полицейский офицер думает о своей пенсии и предпринимает все меры к ее увеличению, кто-то знается с дамами легкого поведения, кто-то крышует незаконный бизнес на своей территории – в общем чистых нет. А если у тебя есть хорошее, по настоящему хорошее досье на своего противника – договариваться с ним намного проще. Теперь получалось – что он своими действиями загнал ситуацию в еще большее дерьмо. Наблюдатели арестованы местными правоохранительными службами. – Найдите им адвоката, пусть немедленно едет туда и посмотрит, в чем там дело. Хорошего адвоката. Выясните, кто там шериф, кто и по какому основанию их задержал, организуйте туда звонок. Через час позвоните мне и доложите. – Да, сэр… Уайт сел на стул, угрожающе заскрипевший под его весом, немного подумал. Дело начинает выходить из-под контроля и что-то надо предпринимать. Но Уайт думал не о том, как вытащить своих людей – а о том, как прикрыть свою задницу. Альфа и омега бюрократической игры – ПСЗ, прикрой свою задницу, главный закон Вашингтона, округ Колумбия. И как это сделать – он почти сразу придумал… Офис вице-президента Североамериканских соединенных штатов находится на территории Военно-морской обсерватории, так называемой "Old Naval", что расположена на берегу Потомака, чуть ниже отеля Уотергейт, напротив острова имени Теодора Рузвельта. По вашингтонским меркам эта резиденция была расположена очень удобно – с одной стороны Арлингтон, где наряду с Джорджтауном живет значительная часть чиновничества, с другой – здание Капитолия и Белый дом. Вице-президент со своей семьей и частью аппарата занимал выстроенный для них в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году двухэтажный особняк с мансардой, белый, с крышей из черепицы светло-шоколадного цвета. До того, как вице-президентом стал Джек Мисли, дом этот устраивал всех вице-президентов, которые избирались в стране на этот пост. Джека Мисли он не устраивал, для него он был тесен – оно и понятно, потому что Мисли фактически управлял страной, по крайней мере он полностью держал под контролем военные, противоповстанческие и противотеррористические операции, а также внешнеполитический курс. После событий 9/10 он намного реже стал наведываться в Белый Дом. Кроме того – сейчас, прямо рядом с домом вице-президента строительные части армии САСШ строили укрепленный подземный бункер, способный выдержать ядерный удар. И падение самолета тоже. Автомобиль Уайта местная охрана хорошо знала, знала и водителя, который возил будущего министра – поэтому пропустили их без проверки. К дому вела асфальтированная подъездная дорожка, еще совсем недавно она была чистой, а теперь она была загажена комками глины и следами протекторов тяжелых грузовиков вывозивших вынимаемый при строительстве бункера грунт. Припарковаться тоже было сложно – прямо у самого дома стоял большой самосвал и рядом – армейский, зеленый экскаватор. Несмотря на вечер, работы на месте будущего бункера продолжались… На первом этаже, как и всегда, скопились люди, жаждущие припасть к источнику истинной власти в САСШ на настоящий момент. Краем глаза Уайт увидел генерала Томаса Питерсона, одного из тех, кто выступал за "мексиканизацию" конфликта в соседней стране, за полный вывод войск и за защиту североамериканских интересов в соседней стране исключительно силами наемников и набранных по контракту мексиканцев. Питерсон был парией на уровне Е Пентагона, генералы опасались потери своего влияния и бюджетных ассигнований, и гадили Питерсону как могли. А вот сам Уайт по сути был с ним согласен. В приемной были и другие знакомые лица, но Уайт демонстративно не обратил на них внимания – если сейчас вступить в разговор, то это никогда не закончится… Уайт подошел к невысокому, с лицом картежника и проныры мужчине, бдительно охранявшему ведущую наверх лестницу от посетителей. Рой "Скутер" Льюис, известная в вашингтонском закулисье фигура, бессменный помощник Джека Мисли, получивший за свою влиятельность неофициальный титул "Джек Мисли Джека Мисли". – Рой… – негромко сказал Уайт – доложи. – Хорошо сэр. – Я подежурю тут за тебя – Хорошо, сэр. Льюис пошел наверх, Уайт стал так, чтобы перекрыть ход на лестницу. – Джон… Будущий министр посмотрел на подошедшего к нему Питерсона, протянул ему руку – Смотрю, здесь у тебя карт-бланш… – Не преувеличивайте. Без доклада здесь не входит никто. – Так уж и никто? – усомнился генерал – по крайней мере, одного человека мы знаем точно. Миссис Мисли явно не нуждается в докладе. Катарина Мисли была еще одним столпом политической конфигурации Вашингтона последнего времени. Ни много ни мало – председатель совета директоров нефтяной компании Галф-Ойл, которая по странному стечению обстоятельств обладала монопольным правом на нефтяные разработки в Венесуэле и в двенадцатимильной зоне мексиканского побережья. Так же она участвовала в работе нескольких малозаметных, но очень важных межпартийных комиссий по выработке внешнеполитического курса страны на перспективу, и запомнилась там крайне агрессивными антибританскими взглядами. Возможно, это было связано с жесткой конкуренцией с Роял Датч Шелл, возможно чем-то еще. – Если только миссис Мисли… – Как дела с министерством? – сменил тему генерал – Мой шредер* не справляется с работой. – Понятно. Когда ждать? – Еще месяц, наверное. Почему интересуетесь? – Нам же налаживать взаимодействие, не так ли? – Мистер Уайт, господин вице-президент примет вас – очень кстати доложил спустившийся сверху Льюис – у вас не больше двадцати минут Уайт взглянул на часы – совершенно естественный жест, когда человеку назначают время – но на самом деле он хотел подгадать, чтобы именно на это время пришелся звонок с новым докладом о ситуации на границе. Еще одно бюрократическое правило – привлекай как можно больше людей к принятию решений – чтобы в случае провала отвечали все – и никто конкретно. Вице-президент сидел в своей любимой комнате, у камина, смотрел в огонь и пил кофе. Он выглядел уставшим и старым – но отнюдь не беспомощным, Мисли никогда не был беспомощным. – Джон… – сказал он, не отрывая взгляд от пляшущего в каменной ловушке пламени – что там у вас? – Сэр, я примерно накидал новую штатную структуру. Но в отведенный нам лимит по персоналу мы никак не укладываемся, нужно еще по меньшей мере три с половиной тысячи сотрудников. Вице-президент покачал головой – Почему каждый раз, когда что-то новое организовывается – руководители приходят ко мне и говорят, что им не хватает людей? Поразительно – ни один человек ни разу не сказал, что выделенного штата достаточно. – Сэр, мы рискуем тем, что министерство превратится в слишком короткое одеяло. И у нас будет открыта либо голова, либо ноги. Вице-президент поставил недопитый кофе на столик. – Давайте посмотрим. Телефонный звонок раздался в самый раз – как раз когда основная работа была закончена, и Уайт чуть потянул время, чтобы не уйти, пока не позвонят. Когда раздался звонок – он чуть не оторвал внутренний карман пиджака, когда лез за телефоном. – Уайт. – Сэр, докладываю относительно инцидента. Советник Дронский, адвокат уже выехал на место. Обвинение, которое предъявлено – угроза оружием, скорее всего Большого Жюри оно не выдержит – так сказал советник Дронский. Завтра он подаст петицию в окружной суд с требованием выдать habeas corpus. – Хорошо. Доложите о развитии событий завтра утром. – Есть, сэр. Нажав на кнопку отбоя, Уайт исподлобья посмотрел – и заткнулся на взгляд вице-президента. Самый могущественный тайный властитель Америки понимающим взглядом смотрел на него. – Проблемы, Джон? – Есть немного, сэр… – принужденно улыбнулся Уайт – Расскажи. – Понимаете, сэр… Один полицейский лейтенант из округа Колумбия, он начал расследование по автомобильной катастрофе. Он посетил фирму, занимающуюся организацией наружного наблюдения, и взял распечатки. Сейчас он выехал в глушь, на самую границу с Канадой. Там работает его отец – шерифом. Группа, которая вела за ним наблюдение – в настоящий момент находится в офисе шерифа, в камере, с обвинением в угрозе оружием. Кратко – все, сэр. Вице-президент кивнул – Что планируешь делать? – Первоначально надо снять обвинение и вытащить людей из камеры. Потом нужно найти что-то, чтобы предъявить этому шустрому лейтенанту или его отцу уголовное обвинение. Что угодно, чтобы дискредитировать их и заставить прекратить расследование. Вице-президент странно цыкнул зубом, что означало у него высшую степень разочарования в человеке. – Я ждал от тебя более разумного поступка, Джон… – Сэр? – Так ты только создашь себе двух новых врагов и заставишь их продолжать расследование уже по личным мотивам. Их расследование перерастет в личную вендетту. Ты этого хочешь? … – Предложи ему работу. – Что, сэр? – Что слышал. Найди этого парня и предложи ему работу. Добейся того, чтобы его откомандировали в твое распоряжение. Пусть он станет сотрудником Министерства безопасности Родины. Узнай, какое у него жалование в полиции и дай ему больше. Дай ему бесплатную медицинскую страховку, включающую в себя стоматолога. Застрахуй его жизнь за счет дяди Сэма. Дай ему бесплатное место на парковке. – Но сэр, если у него будет удостоверение сотрудника Министерства безопасности Родины – он сможет… – Ничего он не сможет. Ты будешь его боссом. Дай ему работу – и загрузи так, чтобы у его не было время на всякие глупости. Судя по тому, что он сделал – у него пытливый ум и умение складывать два и два. Дай ему работу – и из врага ты превратишь его в соратника. И не делай больше глупостей, ты и без этого сделал уже их вполне достаточно. 12 июня 2002 года Оперативное совещание Межведомственного антитеррористического комитета Зона ответственности "Большой Багдад" Где-то в Багдаде Межведомственный антитеррористический комитет был создан в Российской Империи незадолго до бейрутских событий, но предотвратить их не смог. Тем не менее – опыт был признан удачным и достойным тиражирования: подобные комитеты были созданы и на местах. Курировал создание комитетов тайный советник В.В. Путилов, бывший резидент в Берлине и нынешний начальник третьего отдела Собственной, его императорского величества канцелярии. Это было хитрым, даже иезуитски хитрым ходом. Конечно, и информацией обменивались, не без этого. Но кроме того – появлялось соперничество, и если раньше генералы и советники получали взбучки за плохую работу без свидетелей, то теперь все взбучки и разносы происходили на глазах у других людей, у коллег. Между "органами" стремительно нарастало соперничество, создавалась некая система сдержек и противовесов. Межведомственный антитеррористический комитет Большого Багдада возглавлял лично генерал-губернатор князь Абашидзе. В него также входили полицеймейстер Багдада Ибрагим аль-Бакр, командующий отдельным корпусом Казачьей стражи, атаман Петр Петрович Скопцов, военный комендант Багдада, заместитель командующего военным округом Междуречья, Регионального командования "Восток" генерал от кавалерии Ефим Павлович Бойко и заместитель начальника антитеррористического центра "Восток-2", действительный статский советник Иван Егорович Вархамеев. Все эти люди отвечали за состояние дел в Багдаде, каждый из них имел в своем распоряжении специальные подразделения, проходящие по разным ведомствам, и все эти люди на удивление мирно уживались друг с другом. Уровень взаимодействия был таков, что МАК Багдада иногда ставили в пример на совещаниях, как пример четкой координации усилий и отсутствия межведомственной грызни, столь мешающей общему делу. И никто не задал себе вопроса – а в чем причина такого благообразия и красоты. – Господа – князь Абашидзе был краток и деловит – основная тема на сегодня террористический акт в отеле Гарун аль-Рашид. Дело, как вам уже известно, на контроле Собственной, Его Императорского Величества Канцелярии, приказано докладывать ежедневно, какая работа проводится по этому делу. Кто имеет доложить? – Наверное, я, господа – Ибрагим аль-Бакр, полицеймейстер Багдада, статный, седой араб с жесткой щеткой седых усов под крючковатым орлиным носом, прекрасно, лучше чем сами русские говорящий по-русски – прежде всего, особой группе следственного департамента удалось добиться немалого прогресса за последние сутки. Один из задержанных в административном порядке* дал показания на группу, предположительно связанную в исламским подпольем. Возглавляет группу некий Асам Хасад, по образованию инженер, в группу входят не менее десяти человек. Сам Хасад есть в списках подозреваемых в террористической деятельности, но не задерживался ни разу. – В чем конкретно признался этот ваш стукач? – недовольно спросил Бойко – может он сводит старые счеты? – Никак нет. Мы проверили его на нашем детекторе лжи. Показания подтвердились. – Каковы они, господин Аль-Бакр, выражайтесь яснее – нетерпеливо проговорил генерал-губернатор – Задержанный показал, что он является угонщиком машин и угоняет их на перепродажу в страны африканского континента. Несколько дней назад он угнал грузовик марки АМО, принадлежащий службе доставки, желтого цвета, грузоподъемностью шесть тонн. Этот грузовик он доставил в район Аш-Шаб и загнал в один из складов. За грузовик этот ему выплатили четыре тысячи золотых наличными. Адрес склада нам известен, первичная разведка проведена при помощи господина Бойко. – Господин Бойко? – Специальная группа криминальной разведки, базирующаяся в аэропорту Аль Рашид провела первичную разведку объекта. Данные переданы для исполнения, уровень опасности мы оцениваем на средний. Склад действующий. – Хорошо. В таком случае – реализуйте данные. – Может, понаблюдаем? – предложил Вахрамеев – много чего интересного может всплыть. – Не нужно. Мне нужен результат и прямо сейчас. Контроль со стороны Канцелярии мне не нужен, информацию реализовать как можно скорее. Господин Скопцов, позаботьтесь… – Есть! – На реализацию – максимум сутки. – Есть. – Доложите. Как продвигается работа по профилактике? Сегодня у нас что – среда? Советник Вахрамеев, доложите. – Есть. За прошедшую неделю выявлены две новые ячейки. Планируется работа с ними. – Комитеты? – Пока ни одного. – Это плохо… – Господин губернатор… – Господин Вахрамеев, работа должна выполняться. Ваша агентурная сеть получает немалые деньги и должна давать информацию, реальную информацию, а не то что они услышали на базаре и что на поверку оказывается пшиком. Ничего не хочу слышать в оправдание вашего преступного бездействия, сударь! У нас есть полномочия действовать так, как мы считаем нужным – при таких полномочиях исламского подполья в моем городе просто не должно быть! Не должно быть, господин Вахрамеев! Доложить мне план активизации работы по выявлению сил и структур исламского подполья не далее чем в пятницу. Привлекайте казаков, армию, кого угодно, черт побери – но сделайте дело. – Есть. – Теперь по линии еврейского подполья. Советник Аль-Бакр, слушаем вас! – Ведется разработка подпольной террористической ячейки Хагана, она в городе не единственная, но наиболее активная. Получена интересная информация. Полицеймейстер Багдада замялся с продолжением – Говорите, сударь, говорите! Что они умышляют! – У нас есть осведомитель в этой ячейке. Он передал при последнем контакте весьма интересную и ценную информацию. В день, когда был взорван отель Гарун аль-Рашид, известное вам лицо, Зеев Кринский, бандглаварь и руководитель ячейки Хаганы направил некую Руфь Либерман на встречу с неизвестным лицом в отеле Гарун аль-Рашид. Приказ о встрече передало известное вам лицо – князь Владимир Голицын, находящийся на связи с Кринским и Хаганой. Через три часа Руфь Либерман появилась на тайной базе ячейки с человеком, оба они были в порванной одежде и ранены, по-видимому при взрыве. Этот человек, напал на одного из боевиков Хаганы, отобрал у него пистолет, потом захватив заложников, потребовал сложить оружие, что и было сделано. Затем между Кринским и этим человеком состоялся разговор, в ходе которого этот человек… – Сударь, если вы еще раз произнесете фразу "этот человек", это просто выведет меня из себя – сказал генерал-губернатор – кого привела в дом эта жидовка? – Этот человек опознан нами как князь Александр Воронцов, посланник Его Величества в Персии, изволивший гостить у вас несколько дней назад. Произнеся эти слова, полицеймейстер Багдада внутренне сжался в ожидании вспышки гнева, которая неминуемо должна была последовать за этими словами. Но ее не последовало… – Интересно. Вы уверены в точности опознания, господин Аль-Бакр? – Настолько, насколько это возможно, Ваше высокопревосходительство. Генерал-губернатор потер небритый подбородок – Все интереснее и интереснее, господа, не так ли? И что было дальше. – Воронцов обвинил Кринского в террористической деятельности и сказал, что ненавидит террористов и не собирается им помогать ни на каких условиях. Так же он сказал, что их деятельность подрывает общественные и государственные устои, ведет к гражданской войне и краху государства. – Что, прямо так и сказал? – недоверчиво перебил генерал-губернатор – Примерно так, Ваше высокопревосходительство – Хм… Лучше бы не сказал и я. И для чего же он тогда встретился с этими людьми, если не собирался им помогать? – Воронцов обвинил Кринского в террористическом акте в отеле и спросил, зачем они это сделали. Кринский ответил, что это сделали не они и он не знает, кто именно это сделал. Также Воронцов сказал, что знал отца Кринского, бывшего ребе** и устыдил его в том, что сын ребе встал на путь терроризма. После чего Воронцов сказал, что только он может им помочь – и Кринский передал Воронцову информацию, полученную им от Голицына. Ту, что мы позволили получить. – Какую конкретно информацию передали Воронову эти жиды? – Всю. Всю что у них была, видимо намереваются передавать и в дальнейшем, используя представителя аристократии, близкого к высочайшей семье для продавливания своих жидовских интересов. – У вас есть информация по Воронцову? Вы получили его личное дело? Аль-Бакр замялся – Господин Бойко… Генерал Бойко по привычке встал, прежде чем говорить – Ваше высокоблагородие тут такое дело… Дело есть – и одновременно его нету. – То есть как? – спросил генерал-губернатор – либо дело есть, либо его нет. Выражайтесь яснее, черт возьми. – Дело есть оно хранится в архиве и ничего особого не представляет. Но я осмелился поговорить со своими бывшими сослуживцами, и они рассказали мне совсем другое про нашего нового фигуранта. То, что не соотносится с делом. А про четыре года службы фигуранта я вообще не смог найти никакой информации, кроме газетных статей из иностранной прессы. Причем непонятно – истина в них содержится или нет. Все свои суждения и информацию, полученную из неофициальных источников, я изложил отдельной запиской, которую вложил в папку вместе с другими документами. Ваше Превосходительство – Спасибо – князь Абашидзе подвинул папку с документами к себе – я ознакомлюсь с этим позже. Мы сможем держать это под контролем? Генерал-губернатор смотрел на полицеймейстера. – Возможно, ваше высокоблагородие. Князь Абашидзе уловил нотку сомнения в голосе Аль-Бакра – Возможно, сударь? В таких делах нет слово возможно. Или да или нет, решайте. – Риск слишком велик – честно ответил полицеймейстер Аль-Бакр – Тогда с этим надо заканчивать – подвел итог Абашидзе В бункере повисло молчание – Прикажете провести реализацию, Ваше высокоблагородие? – подал голос Бойко – Не сразу и не по всем. Голицына пока оставить в покое, но отрезать от всех источников информации, посмотрим, что он будет делать. Все же он русский человек, пусть и встал на путь измены национальным интересам. Дадим ему шанс, кроме того, запаниковав, он может выйти на того же Воронцова и тогда мы, возможно узнаем, есть ли игра против нас и если есть – то кто ведет ее. Всю жидовскую сеть все ячейки уничтожить, отвечаете вы, Бойко. – Есть. – Нет подождите… – задумался князь – переиграем немного по-другому. Попытайтесь взять живыми этих жидов. Особенно – Либерман и этого … Кринского. Мне интересно будет поговорить с ними. Пусть Хашид даст показания на них – что именно Либерман заплатила ему за угон машины, и она же эту машину у него потом забрала. Кроме того – возможно, в рядах нашей организации скоро появится новый соратник – и мы примем его, как принимали других. Собравшиеся заулыбались – что это значило, было всем хорошо понятно. Ведь их тоже когда-то … принимали, и испытание тоже было. Организация нуждалась в притоке новых членов всегда, и решение князя Абашидзе было, безусловно, правильным. – На этом – все, господа. Заседание комитета объявляю закрытым. Прошу не забывать о порученных вам делах, господа, и относиться к их выполнению со всем возможным усердием. С нами Бог, господа! – С нами Бог… – откликнулись остальные… Князь Абашидзе немного задержался в бункере – он любил здесь немного посидеть. Здесь было тихо покойно, не звонил ежеминутно телефон, от него не требовали одновременно вникать в несколько дел и принимать по ним решения. Это был небольшой перерыв в бесконечной гонке под названием жизнь, и следовало ценить такие перерывы, ибо они были нечастыми. Немного посидев с закрытыми глазами и отдохнув, князь открыл папку и погрузился в чтение. Читал он быстро, русский знал в совершенстве – и когда закрыл папку, мнение его о его недавнем госте кардинально переменилось. Это был готовый член организации. Человек, готовый отринуть условности ради достижения высшей цели. Человек, готовый пойти на все ради России, ради ее благополучия и процветания. И если закон мешает карать по совести жидов, арабов, прочую злоумышляющую шваль – значит, ко всем чертям такой закон. – Первое впечатление всегда самое верное… – негромко проговорил генерал-губернатор Месопотамии 12 июня 2002 года Царство Польское, Варшава Здание штаба Виленского военного округа. – Ковальчек, значит… Полковник Збаражский улыбался на все тридцать два зуба, в своем костюме с иголочки – был чем-то доволен. Граф Комаровский наоборот – выглядел помятым и мрачным. – Сейчас проверим, кто такой этот … Ковальчек… У полковника Збаражского при себе был небольшой мобильный компьютер – из тех, которые можно носить в небольшом дипломате и там еще останется место. Маленький, легкий – и в то же время там достаточно места, чтобы носить с собой всю полицейскую базу данных. – Этот? Подойдите поближе, граф… Граф Ежи подошел поближе, взглянул на экран. Раскалывалась голова, все от дурной, сивушной водки – не помог даже выпитый утром аспирин. Графиня Елена осталась у них в поместье – университет она решила прогулять, она вообще к жизни относилась поразительно легко. Слово "долг" с которых рос граф Ежи было ей неведомо. Человек на экране был без очков да на монитор падал солнечный свет из окон – Не уверен. На том были очки. – Но похож? – Возможно. Он говорил что родился в САСШ. – Значит, он. Пан Ежи Ковальчек – значит, он ваш тезка. Магистр в области химии, заканчивал Стэнфорд, приехал по программе международного обмена два года назад. Употребляет легкие наркотики. Неблагонадежен. – Мне сказали что он еще и содомит. – Содомит? Вот как… Кто сказал? – Неважно. Полковник кивнул головой – И в самом деле неважно. Тем более – он и в самом деле может быть содомитом, на его родине за это нет наказания. Значит, содомит… Пальцы полковника забегали по клавишам, внося в наблюдательное дело на Ежи Ковальчека новые данные. – И что он вам предлагал, господин граф? – Сказал, что у них там, на факультете химии – какой-то дискуссионный клуб. Собирается молодежь, дискутирует. Этот содомит осмелился предложить прийти и мне. – Но это же просто прекрасно! Вы обязательно должны там быть, граф. – Мне там нечего делать. Тот, кто унижает себя общением с подобными людьми – не может считаться человеком чести. Полковник Збаражский назидательно поднял палец – Высшее служение родине, граф – переступить через себя! Переступить даже через свои понятия о чести ради Родины! Вы думаете, что такое разведка? Я бы то же был бы рад работать с высоконравственными людьми, людьми с понятием о чувстве долга. Но увы, такие люди не интересуют противную сторону. – Вы хотите сказать, что у меня нет понятия о чувстве долга?! – Я неправильно выразился. Конечно же, он у вас есть. Признаюсь, я удивлен тому, как быстро они вышли на вас, это само по себе – повод для того чтобы задуматься. Но они на вас вышли – и у меня нет другого выхода, кроме того как продолжать игру. Вместе с вами, граф. – Я не давал согласия ни на какие игры. – Давали, граф, давали… Вы просто не поняли этого – но согласие дали. В нашем деле вход – рубль, выход… а выхода то и нету. Вы же понимаете все… – Что, например. – Например – про графиню Елену. Я рад, что у вас развиваются отношения. Но она по-прежнему настроена бунташно и готова на любые безумства. В принципе, то что происходило сейчас – это было ни что иное, как вербовка агента, ее завершающий этап. Про это написано целые тома научной литературы – которые нельзя купить на полках – этому учат в полицейских академиях, вербовка – высшая форма что полицейской, что разведывательной работы. И полковник Збаражский был ее подлинным асом, если у его коллег значительная часть агентурной сети представляла собой просто фикцию, чтобы списывать деньги их полицейского рептильного* фонда – то у Збаражского сеть была действующей. На полном ходу. Но кое в чем Збаражский просчитался. Он был профессионалом, завербовавшим за свою жизнь больше двух сотен человек – но среди них аристократов было, всего двое и то – из первого поколения. Как и все профессионалы полковник был чуточку самоуверен, да и время его поджимало – а потому он пошел в атаку раньше, чем как следует присмотрелся к своему потенциальному агенту, чем посмотрел на его реакцию в различных жизненных ситуациях. Его небрежение в этом вопросе можно было бы оправдать спешкой – но в таком деле оправданий быть не может вообще. Он считал, что все люди одинаковы и предел прочности каждого – не слишком отличается от других. Но так можно было считать только тогда, когда ты не рос в семье высокопоставленного польского офицера. Более того – польского офицера, сознательно принявшего решение присягнуть Государю всея Руси и тем самым поставить себя и свою семью против подавляющего большинства поляков. Более того – в семье польской шляхты, в роду из которого вышло немало знатных гусар и воевод. А граф Ежи был как раз из такой семьи. Он моментально понял, куда клонит Збаражский – и холодная ярость поселилась в его душе. Эта ярость на шантажные намеки, на грязь, в которую его пытались затащить. Но он эту ярость – никак не показал, он просто принял решение. – Что вам нужно от меня? – спросил он, выдерживая тон – Помилуйте… я вовсе не предлагаю вам лечь в постель с этим содомитом или даже строить с ним дружеские отношения. Не желаете – ваше право. Я бы только просил вас посетить то мероприятие, на которое вас позвали. – А потом – донести? Збаражский скривился – У вас удивительно острый язык, сударь. – Я называю вещи своими именами. Только и всего. – Сударь. Вы аристократ и служите Государю Императору. Вы помните, слова клятвы, которую приносили на верность Императору? Ну, повторяйте за мной! … о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися… – Я помню присягу! – с вызовом сказал Комаровский – Не вижу! Збаражский внезапно сменил тон. Это называлось "маятник". Кто-то наивно считал, что маятник – это техника стрельбы, но на самом деле это была техника работы с агентурой, с подозреваемыми, с обвиняемыми. Качать из крайности в крайность. – Сударь, я прекрасно понимаю ваши сомнения. И прекрасно понимаю, о чем прошу. Для любого нормального человека вашего возраста служба – это открытое противостояние силам зла, открытая борьба. Но есть еще и тайное зло – оно во много раз опаснее. Представьте, что было бы – если бы вы не остановили графиню. Елену тогда под мостом, не удержали от гибельного шага. Представили? Граф представил. Содрогнулся. Он всецело поддерживал смертную казнь для террористов – но не мог представить в петле Елену. А ведь это может случиться – если он не вытащит ее из гнилого болота! – Представьте себе, что вы сражаетесь – а кто-то бьет вам кинжалом в спину. Представьте себе, что это будет такой вот растленный содомит как Ковальчек. Представьте себе, сколько бед он может наделать, если мы его не остановим. Увы, в нашей стране не законы военного времени, мы не можем его просто взять – и расстрелять. Кто-то должен изобличить его, показать всем его гнилую содомитскую сущность. Кто-то должен спасти Елену и таких как она – детей по сути – от растления которое готовят им ковальчеки, растления сексуального, политического, морального. – Почему бы просто не арестовать его за содомию? – Арестовать за содомию? И чего мы добьемся? Ну, высечем мы его – он просто станет героем дня, только и всего. Посидит и выйдет, пять лет не срок. Может, он даже удовольствие получит от того что его розгами хлещут, среди содомитов есть и такие. Завязанная на него сеть поймет, что она в опасности и заляжет на дно. Во и все что будет. – Елена не должна пострадать в любом случае. – О Иезус-Мария, граф… – раздраженно проговорил Збаражский – лично я не буду против, если вы хоть прямо сегодня возьмете ее за шкирку, и так за шкирку притащите к ксендзу. Будет еще одна польская семья, а у меня будет меньше головной боли. Если вам так будет спокойнее – можете запереть ее в своем поместье. – Это проще сказать, чем сделать, господин Збражский… – расстроено сказал граф Ежи – это проще сказать, чем сделать… 12 июня 2002 года Пограничная зона, граница Канады и САСШ У каждого семейства должен быть дом. Не квартира, съемная или находящаяся в ипотеке – а именно дом. С участком, полностью в собственности и желательно находящийся в собственности этой семьи уже как минимум два поколения. Чтобы в этом доме рождались и жили, старились и умирали. Чтобы в нем был большой стол, за которым могла бы собраться по праздникам вся семья, и чтобы было большое дерево, к которому можно подвесить качели. Те семьи, у кого нет такого дома – это не семьи, они подобны деревьям – без корней. У семейства Мантино такой дом был. Пусть его купили не так уж давно – но это теперь был их дом, их родовое гнездо, переделанное под потребности их семьи их же собственными руками. Чтобы не беспокоить мать – решили поговорить в машине, припаркованной на подъездной дорожке. Это был большой и тяжелый Форд, фермерская модель – на нем ездил отец. На дверях, обклеенных липкой пленкой было название графства и надпись "Управление шерифа". Как только его отца не переизберут – можно будет просто отлепить пленку, и это снова будет обычный пикап. Они открыли окна – чтобы дышать свежим воздухом, здесь он пах сосной, смолой, рекой и был просто целебным. Разместились так, чтобы смотреть в глаза друг другу. Сын и отец… – Может хватит? – Что? – спросил шериф – Мама волнуется. Никак не уйдешь на покой. Пока уже, сколько лет то в седле. – Ты мне зубы не заговаривай. Я еще тебя обгоню сейчас все слабые пошли чуть что – и к врачу а то и к психологу. У вас психолог есть в участке? – А как-же? По штатному расписанию положено. – Положено… В наши годы по другому было – зашел в бар, пропустил несколько стаканчиков вот тебе и вся психотерапия. И все – таки – во что ты вляпался? Только честно? – Да тут и честно не получается. Па а можно я тебе вопрос задам? Только ответь честно. – Задавай. – Вот представь себе. Ты вдруг узнаешь о том, что полицейский совершил преступление. Что ты будешь делать? – А ты в этом уверен? – В том, что коп совершил преступление? Нет. А как можно быть в этом уверенным до приговора суда? Отец задумался – Но у тебя есть улики? Я имею в виду – ты не придумываешь? – Я ни в чем не уверен. То, что у меня есть – все это можно истолковывать по-разному. Очень по-разному. – Ты знаешь, что копы должны держаться друг за друга, решать проблемы, которые у них есть самостоятельно. – Знаю. А что если это тяжкое преступление? – Надеюсь, не совращение детей? – Нет. Убийство. Отец помолчал – Расскажи. – Рассказать… Ты знаешь про то что несколько дней назад погиб заместитель государственного секретаря САСШ? Отец махнул рукой – Ты шутишь? Я знаю о том, что Вашингтон Нэшнлс* выиграли последний матч, причем с солидным перевесом. Я знаю, где в окрестностях можно поймать форель, и где в сезон будет лучшая охота на оленя. Какое мне дело до Пу-Ба**, который склеил ласты в Вашингтоне? Расскажи что-то поинтереснее. – Это – интереснее некуда. Он склеил ласты на сто двадцать четвертой дороге, помнишь еще такую? – Не он первый, не он последний. Это узкая и опасная дорога, особенно зимой. Ей часто пользуются те, кто хочет срезать путь, а те кто хочет срезать путь обычно торопятся и превышают скорость. Там же – не то место которое позволяет гнать на девяноста милях в час. И что? – Труп обнаружил коп. Детектив Мюллер, помнишь такого? – Нет. – И не должен. Он перевелся к нам с юга. – Почему? – Видимо решил сменить климат. Это была не его зона ответственности, он не должен был там находиться – и тем не менее, он там был. Он то и обнаружил труп. – Ехал мимо и … – И увидел пролом в ограждении. Решил посмотреть. Отец расхохотался – Сынок… Ты выглядишь уже достаточно взрослым, чтобы не купиться на эту туфту. Ехал и увидел. Когда ты там едешь – ты вцепляешься руками в руль, а глазами в дорогу. Решил посмотреть, надо же… – Вот я и не купился. Я наведался в одну фирму – она занимается выписыванием квитанций за превышение скорости – и узнал, что детектив ехал не со стороны округа – а со стороны Вашингтона. И какого черта он поехал по сто двадцать четвертой дороге – совершенно непонятно. Ведь получается, что он развернулся и поехал назад, но не по Кастис Мемориал, а свернул на узкую и неудобную сто двадцать четвертую. Старый шериф, бывший капитан полиции и детектив немного помолчал, собираясь с мыслями. – Как произошла авария. Пострадавший ехал в сторону Вашингтона? – Да. – И слева обнаружили следы от удара об другую машину. И решили, что это произошло при обгоне – просто парень увидел что кто-то едет по встречной и запаниковал. – Да – И этот парень скрылся. И тот что ехал по встречке – тоже скрылся. – Да. Откуда ты… – Оттуда что я без малого пятьдесят лет в этом деле. Вы ведете поиск? – Да. Просматриваем камеры дорожного наблюдения на Кастис Мемориал изъяли пленку с камеры видеонаблюдения с ближайшей заправки. Понимаешь, сейчас страховые компании требуют чтобы на застрахованных объектах были видеокамеры пусть дешевые но… – Забудь. Ты ничего не найдешь. Вы тянете пустышку. – И как же оно было? – Очень просто. Мюллер ехал первым, за ним – твой Пу-Ба. Третьим ехал неизвестный. Третий начал обгонять, и в этот момент Мюллер затормозил. А третий – столкнул автомобиль второго под откос. После чего третий уехал – а Мюллер немного выждал и сообщил о дорожно-транспортном происшествии. – Но на машине Мюллера нет следов столкновения! – Их и не будет. Первый и третий – сработали на сто процентов. Когда перед тобой начинает тормозить машина – ты резко перекладываешь руль. Это и сделал Пу-Ба – он попытался уйти вправо, на встречную. Но там уже был третий, он нанес встречный удар своей машиной и столкнул машину Пу-Ба под откос. Достаточно точно ударить – в правое крыло, и шансов у Пу-Ба нет. А замести следы достаточно просто. Камер там нет. На первой машине следов нет, третью машину либо сдали на металлолом, либо что более вероятно – оставили в дурном районе с ключами в замке зажигания. Второе более вероятно, потому что сдавая машину на металлолом надо все-таки платить и расписываться – а угонщики решают такие проблемы анонимно. Вы никогда не найдете машину третьего. – А если бы на машине Миллера остались следы? Как они могли быть уверены в том, что вторая машина не заденет бампером первую? – Никак. Если бы это произошло – Мюллер просто уехал бы. Вот и все. Лейтенант Мантино молча переваривал сказанное. Получалось еще хуже, чем он думал – но думал, что Мюллер знал о том, что произошло, и знал о том кто это был. А теперь, по словам отца – Мюллер сам мог принимать участие в убийстве. Если это всплывет наружу – детектив полиции убил заместителя государственного секретаря – все это закончится отставкой министра юстиции. И лейтенант Мантино сделал ошибочный вывод – что причины слежки в этом и кто-то просто пытается не допустить разрастания скандала и отставок в правительстве. – Есть что то еще? – отцовские глаза, строгие и проницательные смотрели казалось, прямо в душу – ты еще что-то хочешь мне сказать? – Хочу. Этот скандал – он не заканчивается. Сегодня утром я проверил свой ящик в электронной почте. Там лежит письмо, подписанное заместителем министра юстиции. Мне предлагают новую работу. – Где? – Министерство безопасности Родины. Новая структура, борьба с терроризмом, анархизмом, угонами самолетов, активные действия против наркомафии и все такое. Как те парни, которых мы вынуждены были отпустить – только на гораздо более высоком уровне. И еще там есть письмо моего капитана. Ему уже известно о приглашении и он поздравляет меня. Оба мужчины, сидевшие в пикапе знали, что это означает. Это прямой и недвусмысленный намек на то, что предложение следует принять. – Сколько тебе собираются платить? – Мне предлагают место в Нью-Йоркском офисе. Двадцать четыре тысячи пятьсот долларов в год***, бесплатная медицинская страховка, включая стоматолога, бесплатное место на парковке****. Плюс надбавки за работу в опасных условиях. – Сколько ты получаешь как лейтенант детективов? – Двадцать две. Иногда бывают надбавки и премии – но наше начальство не слишком на них щедро. – Соглашайся – сказал отец. – Из-за двух с половиной тысяч в год? – Нет. Ты ведь знаешь, у итальянцев не принято, чтобы в семье был только один сын – но у нас получилось так. Ты мой единственный сын – и я хочу, чтобы ты пережил меня… 13 июня 2002 года Виленский военный округ, тридцать километров от Варшавы Склады… Складской комплекс мобилизационного резерва, принадлежащий Российской Армии – один из многих, раскиданных по стране – находился рядом со стратегической магистралью Варшава – Киев и тянулся серым, увенчанным колючей проволокой бетонным забором больше чем на километр. Из-за бетонного забора почти не были видны длинные, заглубленные в землю, приземистые склады… Один за другим, два бронеавтомобиля свернули с дороги, оказавшись сразу под прицелом дистанционно управляемых пулеметных установок, перекрестным огнем простреливающих все подходы к воротам. Мало того – на дорогу были уложены бетонные блоки, для недопущения силового прорыва в комплекс путем тарана ворот тяжелым грузовиком. Кроме как на Востоке, больше сотник ничего такого не видел… – Стой! Броневик остановился, подъесаул Чернов открыл кормовой люк, спрыгнул на землю, с наслаждением потянулся – долгая дорога в десантном отсеке бронеавтомобиля, на жестком откидном сидении была настоящей пыткой. Следом, наружу выбрался и сотник Велехов. – Оставаться в машине до команды! С собой они взяли шестерых казаков – как водителей для новой техники, которую им должны были выдать на складе, и как грузчиков, на случай если на складе не найдется своих. И две бронемашины – их пора было сдавать на модернизацию*. Взамен получат шесть новых, пришедших с Мурома**. Подъесаул Чернов огляделся, заметил экран новомодной системы контроля доступа на входе. Понятно, никто выходить к ним и не собирается… – Подъесаул Чернов, сотник Велехов, Донское казачье войско На экране появилась какая-то разжиревшая тыловая морда… – Прошу подождать, господа. Еще раз фамилии, пожалуйста. – Чернов, Велехов. Рожа пропала, а через минуту поползли в сторону ворота. – Четвертый склад, господа. От ворот – сразу налево. В складском хозяйстве царил необычайный для армейских складов порядок, даже газоны между складами были подстрижены. Туда-сюда сновали люди на каких-то небольших машинках, ездили защитного цвета вилочные погрузчики. С той стороны откуда они заехали, материальные ресурсы выдавались, а с противоположной – принимались, туда был проведен железнодорожный тупик и как раз сейчас тяжелый грузовик АМО, переделанный в маневровый локомотив тащил по сияющим сталью рельсам несколько вагонов. – Кубыть здесь… – заметил Велехов, показывая рукой на большую черную цифру "4" на воротах. Здесь уже было попроще – постучали в калитку, она и открылась. Такая же жирная интендантская крыса в не слишком опрятной форме – интересно, интенданты все такие? Как в инкубаторе их выращивают… – Чернов. Велехов. Донское казачье войско. По распоряжению Борисенко. Фамилия зампотыла округа вызвала у интенданта должный приступ почтения, он сразу суетливо кивнул и в какой-то момент сотнику оказалось, что он собрался поклониться им в пояс. – Поручик Дубина… – отрекомендовался он – проходите. Сейчас, одну минуточку. И сотник и подъесаул с трудом удержались от смешка – фамилия интенданта была говорящей… – Одну минутку. Я только требование на вас распечатаю… За воротами ангара уже было царство боевой техники – она стояла длинными рядами, самая разная, большая часть на консервации. Поручику Дубине в этом стальном царстве был отведен лишь крошечный, отгороженный ширмой угол, с компьютером, стулом, столом и полным набором делопроизводителя, включая машинку для уничтожения бумаг. – Подъесаул Чернов. Сдает две единицы, получает шесть. – Верно. Сначала сдаем? – Как желаете. – Тогда сначала получим. Какие наши? – Там. У самых ворот, доставили только позавчера эшелоном. Шесть трехосных бронеавтомобилей "Выстрел" дожидались их – две их них по виду они отличались от тех, которые они сдавали. Такие машины сотник видел на Ближнем Востоке. – Ключи, документация на них где? – Сей секунд… Пока Дубина побежал к себе в каморку, подъесаул подошел ближе к машине, зачем то потрогал крыло. Присвистнул. – Ты такое видел когда-нибудь. – Бывало. Это не казачий, а армейский вариант, с усиленным бронированием. Решетки от РПГ – не самодельные, как мы навариваем по необходимости – а штатные, быстрозаменяемые. И дополнительные броневые листы – это, похоже, даже металлокерамика. – И что держит? – ДШК. Сам не проверял. – Неслабо. Похоже тут боевое отделение настоящее… – Похоже… Вернулся поручик, принес ключи. Сотник открыл ближайшую от него машину, забрался внутрь, на водительское сидение… – Ну? – спросил подъесаул вылезшего через некоторое время из машины Велехова – Гаразд! Боевое отделение от легкого бронетранспортера, спаренные КПВТ и ПКТ. Система стабилизации в двух плоскостях, модуль вообще дистанционно управляемый. КПВТ с лентой не на пятьдесят как раньше – там непрерывная подача, на все пятьсот патронов. Плюс ночной канал на тепловизоре. Десант меньше, конечно – но восемь казаков поместятся. Я такое только на Востоке видел и то не у всех. Подъесаул Чернов повернулся к поручику, сияющему отчего то как надраенный медный грош… – Господин поручик, вы уверены, что ничего не напутали с бумагами? Это армейская техника, нам, казакам такое не полагается. В ответ поручик Дубина с многозначительным видом показал пальцем на серый, бетонный, в комьях паутины потолок склада с таким видом, как будто именно там скрывалась непререкаемая истина бытия. – Наверху… – поручик сделал паузу, чтобы это слово звучало как нельзя значительней – решили вооружить вас всем, чем можно. И чем нельзя. Получаете неофициально, распишетесь как за обычные конвойные машины. Потом вернуть – никакие "боевые потери" не принимаются. В каком угодно виде – но вернуть. – Добро. Расписаться где. – Вот здесь… Подъесаул, особо не глядя, поставил подписи. – Комплектные? – Конечно как можно… – Хоть одна некомплектная – приедем снова. Знаю я вас… Как выгонять то их? – Через загрузочные ворота получается, там сейчас на путях свободно должно быть. И прямо к воротам выезжайте. – Мы должны еще стрелковку получить новую. Тоже наверху… – у сотника "наверху" получилось с иронией – расщедрились… – Первый склад у самых ворот – ответил поручик, оскорбленный в своих лучших чувствах таким отношением к верхам… На первом складу интендант был совсем… других кровей, так скажем. Когда один за другим, шесть Выстрелов, протиснувшись в узкий, засыпанный щебнем проезд между первым и вторым ангарами, остановились у нужного им первого склада, интендант, "лицо материально ответственное" как раз стоял у ворот, прикуривал сигаретку. Но и со спины сотник узнал его сразу. – Андрюха! Ты что-ли?! – крикнул он, десантируясь из кабины новенького Выстрела Интендант обернулся – и лицо его осветила радость узнавания – Петро… Вот не думал не гадал… Ты где сейчас… – Да тут, на границе. Сектор "Ченстохов". А ты то тут что отсиживаешься? – Да по ранению. Ограниченно годен, твою мать. Вот, нашли и такому работы – штаны просиживать да бумагу марать. – Да брось. Ты мужик крепкий, работай – и пройдешь переаттестацию. Руки-ноги целы – и ладно… – Да я бы так не сказал… Только сейчас сотник заметил несколько неестественно выставленную левую ногу, помрачнел лицом. – Где это ты так… – В Рамалле. Подорвались… – Давно? – Да и года нет… Вовремя ты оттуда, Петя, вовремя… Считай как ты уехал – так опять началось… не пойми что там. По телевизору не говорят всего. Стоящий за спиной подъесаул Чернов деликатно кашлянул, напоминая о своем присутствии и о деле, ради которого они сюда приехали – Да… Подъесаул Чернов, мой непосредственный командир в секторе. А это майор Крестовский, Андрей, мы с ним на Востоке службу ломали. – Уже подполковник… – грустно улыбнулся Крестовский – я вообще-то этим хозяйством и командую, вот, сейчас человека подменяю. Что там у вас? Это вам выдать по спецсписку должны были? – Кубыть нам. – Ну, подгоняйте. Как повезете, там прилично весом? – В десант закинем да поедем, чего хитрого… Этот склад ничем не отличался от того, в котором они только что были – только вместо засыпанной щебнем площадки для техники были длинные стеллажи, заставленные казенными, из доски ящиками. Пощелкав клавишами, подполковник Крестовский хмыкнул – Расщедрились… Хорошо. Вон там тележки, берите и за мной. Тяжело возить придется. Тележки были такие же как на всех подобных складах – и даже не выкрашенные в зеленый цвет, как это любят в армии. Черные с ярко-желтыми полосами… Несмотря на протез, подполковник передвигался по складу очень уверенно, на прикрепленные около каждой секции хранения листы с описанием хранимого даже не смотрел, ориентируясь по маркировке ящиков. – Здесь! – вынес свой вердикт он. Вот эти четыре ящика грузите. Вскройте, проверьте. Подъесаул с сотником быстро вскрыли деревянную крышку… – Тяжелая снайперская винтовка типа Кобра – прокомментировал подполковник – шестилинейная, казакам не положенная. Но в ваш, и в соседние сектора велено выдать, аж по четыре штуки. Оптический прицел в комплекте, ночной выдам потом. Подъесаул поднял прицел, весивший никак не меньше двух килограммов, да еще к нему был какой-то прибор с клавиатурой. – Двадцать четыре на пятьдесят, с встроенным баллистическим вычислителем. К нему приказано дать два боекомплекта на каждую, я выдам четыре, потому как добрый сегодня. – Сколько в БэКа? – К этой – сто. Там патрон не пулеметный, вроде как из какого-то медного сплава. Подъесаул въехал в тему – Я, пожалуй, к машинам вывезу, а вы тут дальше набирайте… Набрали и в самом деле прилично. Несмотря на то, что артиллерия казакам не полагалась – дали автоматический миномет Василек и противотанковый управляемый ракетный комплекс "Метис-М" с термобарическими выстрелами к нему. Дали два полуавтоматических огневых комплекса с РЛС – это нечто вроде станка для пулемета НСВ или КОРД с РЛС разведки типа "Фара". Дали несколько прицелов – ночных и термооптических. Ночные прицелы у казаков были, а вот термооптических почти не было. Слишком дорого, такую роскошь может себе только государство позволить. В общем и целом – теперь можно было воевать, осталось только понять – с кем. 13 июня 2002 года Кабул, Афганистан Дворец Тадж-Бек Опасающийся за свою жизнь король Афганистана большую часть времени проводил в трех местах. Первым был Лондон, где у него был дом и были несколько объектов коммерческой недвижимости и куда он собирался уносить ноги, если что-то пойдет не так. Второе – Джелалабад, мировой центр наркоторговли, полностью контролируемый вооруженными отрядами наркомафии город, где безраздельно правил его брат, принц Акмаль. Третьим местом был дворец Тадж-Бек, построенный на господствующей над Кабулом высоте и окруженный двумя кольцами охраны. Внешнее кольцо охраны обеспечивала армия, второе, внутреннее – Президентская Гвардия. Если вы хотели приблизиться к дворцу – вам нужно было подниматься по узкой, виляющей серпантином дороге, простреливаемой сверху. На вашем пути было три усиленных блок-поста и вкопанные по башню в землю старые британские крейсерские танки, превращенные в ДОТы. Наконец, даже прорвавшись через все эти препятствия, вы попадали на площадку перед дворцом, довольно большую и почти голую, где негде было укрыться от огня из окон дворца. Последним рубежом обороны был сам дворец – в нем была казарма, где квартировал самый подготовленный батальон Президентской Гвардии. Гвардейцы понимали, что сделали народу Афганистана много зла и случись погибнуть монарху – не пощадят и их. Поэтому – в случае штурма они сражались бы до последнего человека. Однако, человек, который ехал сейчас на бронированном Рейндж-Ровере в окружении еще двух таких же, сопротивления не встречал – потому что он был одним из самых преданных монарху людей. И он был одним из самых опасных людей в Афганистане. Генерал Шахнаваз Абад на данный момент возглавлял КАМ – ведомство, отвечающее в стране как за разведку, так и за контрразведку. Генерал Абад родился на севере Афганистана, у самой русской границы в Термезе – и его отец был ревностным шиитом, красящим бороду хной. Более того – он был мешеди*, равно как и сам генерал Абад – и в этом качестве он снискал лютую ненависть пуштунов-суннитов. Потому-то он и был назначен главой КАМ – монарху нужны были отверженные, проклятые Аллахом и людьми. Восхождение генерала Абада к вершинам власти началось давно – еще когда он был капитаном афганской армии. В Термезе вдруг начались массовые беспорядки – они здесь бывали часто, но эти были особенно сильные. Прибыв на место с ротой солдат, он обнаружил, что дукан, который держал его отец сожгли, его отцу отрезали голову, его мать изнасиловали до смерти, а его младшего брата посадили на кол. Такие эксцессы между пуштунами-суннитами и прочими народностями Афганистана были не редкостью и монарх этим эксцессам не только не препятствовал, но и поощрял. Спаслась только сестра – отец успел отправить ее к родственникам по ту сторону Амударьи и теперь она жила в России. Тогда капитан Абад и его люди совершили возмездие. В его роте большинство составляли шииты – но пятерых суннитов – чтобы не помешали – он расстрелял перед строем. Потом они пошли войной по собственному уезду: окружив кишлак, где жили сунниты, они подавляли сопротивление, врывались туда и убивали всех до последнего человека. Так продолжалось шесть суток – а на седьмые их потрепанный в боях отряд окружила втрое превосходящая по численности часть афганской армии. Капитана Абада ждала смерть – но это он так думал, у афганского монарха на него были другие планы. Король Афганистана удостоил его своей аудиенции – и из дворца он вышел уже майором Президентской Гвардии. Король поручил ему возглавить отряд, который творил такое, от чего возмущались даже британцы. Однажды, подавив в бою сопротивление одного из пуштунских племен, он приказал положить уцелевших воинов племени на дороге и проехать по ним машиной. Другой раз больше ста человек они сбросили живыми в шахту. Потом, когда был выявлен крупный заговор в КАМ в пользу соседней Персии, а главу КАМа генерала Малики заживо сожгли на костре, заставив перед этим собственноручно повесить всю свою семью – полковнику Абаду присвоили генеральский чин и поставили главой КАМ. На самом деле КАМ, хоть ее мало кто воспринимал всерьез, при генерале была эффективной и опасной спецслужбой. Как и любой другой афганец, заняв видный пост в государстве, генерал Абад набрал в КАМ своих родственников и соплеменников – то есть шиитов с севера. Шииты издревле были одной из самых презираемых групп в Афганистане и теперь, получив из рук власти возможность определять судьбы людей, они не останавливались ни перед чем. Кроме того шииты, вынужденные столетиями жить во враждебной среде, ненавидимые большинством уммы**, опасаясь погромов и беспорядков, были прирожденными лжецами и разведчиками. На сегодняшний день генерал Абад мог с гордостью сказать, что раскинутая по Востоку и Северной Африке разведсеть шиитов-нелегалов превосходила сеть британцев и британцы – кураторы КАМ не раз обращались к Абаду за помощью. Естественно, предоставляя информацию и помощь взамен, это были стандартные правила работы разведок, даже дружественных: бесплатных услуг и помощи не бывает. Генерал Абад оставил машины у ступеней дворца – ступени, ведущие к парадным дверям были невысокими – но широкими и отделанными мрамором, скользкими. На первом посту сдал все оружие, с оружием к монарху проходить было нельзя. – Где? – коротко спросил он – Их величество изволят пребывать в спортивном зале – чуть ли не пополам согнулся один из офицеров Гвардии – прикажете проводить? – Нет – коротко бросил генерал – я знаю дорогу. Показное повиновение офицера Гвардии его ничуть не обмануло – точно так же он перережет ему глотку, если поступит приказ. Доверять можно только родственникам. Если нет родственников – то соплеменникам. Если нет соплеменников – тогда сотрудникам и тем, кто тебе обязан. А полностью нельзя доверять никому. Король в этот момент занимался на тренажере. Король был еще не старым человеком, минувшей зимой ему минуло сорок, и он следил за собой, ежедневно как минимум два часа уделяя занятиям спортом. Для этого в королевском дворце Тадж-Бек был построен настоящий спортивный комплекс с бассейном, кроме того король любил играть в теннис с офицерами британского экспедиционного корпуса в Афганистане. Любил он и другие игры, такие как конное поло – вот только играть в конное поло в Афганистане было негде. Когда генерал Абад вошел – король не обратил на его нижайший поклон ни малейшего внимания. Его спортивный костюм с британским флагом на спине потемнел от пота – король сосредоточенно терзал велотренажер, не обращая ни малейшего внимания на вошедшего с докладом подданного. Генерал Абад остался скромно стоять у двери, ожидая пока монарх соизволит обратить на него свое высочайшее внимание. Наконец, король соскочил с тренажера. – Пятнадцать миль, Абад. На милю больше чем вчера. Черт возьми, это позволяет держать себя в форме. – Вы отлично выглядите, Ваше Величество – еще раз поклонился генерал. Король подошел ближе, от него пахло потом – Что вы принесли мне мой верный Абад? – Ваше Величество, увы – но я вынужден огорчить вас, да простится мне это. – Не переживайте, Абад. Сердце мое наполняется радостью, когда я вижу моих врагов, умирающих от пыток или лишающихся жизни на эшафоте. Говорите. – Ваше Величество, мои агенты донесли мне об узурпаторе, появившемся неизвестно откуда и обосновавшемся в Герате. Он смеет нагло клеветать на Вас, Ваше Величество, и он спеет заявлять о том, что он и никто другой – двенадцатый пророк Махди, вышедший из сокрытия. – В Герате? – задумчиво переспросил король – Так точно, Ваше Величество, в Герате. – А как же генерал-губернатор провинции? Почему он молчит? – Ваше Величество, генерал-губернатора провинции не интересует ничего кроме золота. Верные люди донесли, что по утрам он пересчитывает подношения, а после обеда он напивается как свинья, или ударяется в блуд, да простит мне всевидящий Аллах! Король пригладил пальцем аккуратные ухоженные усики. Поведение генерал-губернаторов его особо не волновало до тех пор, пока они платили в казну – то есть ему. Но и держать в секрете нахождение на своей территории такого возмутителя спокойствия – тоже не дело. – Он твой соплеменник, Абад? – Увы, Ваше Величество, мы единой веры и я преисполнен стыда при мысли об этой свинье, которая каждый день совершает харам.*** – Не стыдись, ибо ты исполнил свой долг передо мной и государством Афганистан. Ты навестишь его не далее как послезавтра и скажешь, что он виноват передо мной. Пусть он преподнесет мне в подарок тонну золота в слитках – и меня не интересует, где это презренное животное возьмет тонну золота. Король помолчал, собираясь с мыслями – Что ты знаешь о том несчастном, что называет себя Махди? Король внимательно смотрел за своим приближенным, он был опытным человеком – и заметил, что в глазах Абада при упоминании "Махди" плеснулся страх. Это нехорошо. Значит, поручать ему убить этого безумца, посягнувшего на привилегии королевской власти, не следует. – Ваше величество… – Говори правду Абад. Исполни свой долг до конца. – Ваше Величество, мои люди доносят, что это – молодой человек не старше тридцати. Что рядом с ним – десятки мюридов, хорошо вооруженных. Люди говорят, что Махди исцелял больных одним прикосновением – а кое-кто говорит, что собственными глазами видел, как Махди поднял мертвого. Говорят, что к нему приезжают люди, Ваше Величество – и часто приезжают. – Какие люди Абад? – Ваше Величество, это люди с той стороны границы! А вот теперь – испугался король. Он не питал никаких иллюзий по поводу того, кто правил по ту сторону границы, прикрывшись русскими щитами. Он знал, что шахиншах Хосейни более сильный, более жестокий и более хитрый правитель, афганская армия не продержится долго против персидской – а у шахиншаха есть армия, только дураки утверждают что нет – и нескольких дней. Особенно – если персам помогут русские. Король со страхом смотрел как на северную, так и на западную границы своего королевства. Он знал, что среди русских есть немало хитрых и умных людей, которых не отличишь от правоверного – а многие из них и впрямь являются правоверными. Он знал, что русские за долгие годы узнали Восток и научились добиваться своего на Востоке. Он знал, что в Казани есть исламские университеты и есть исламские богословы. Он знал, что казанские богословы провозгласили фетву, в которой он сам, король Афганистана и самый авторитетный богослов Афганистана, приближенный монарха Бурхунутдин Раббани признаются действующими не по воле Аллаха, мунафиками и осквернителями ислама. Он знал, что в его королевстве, в Афганистане есть люди, которым известна эта фетва – а эта фетва ни что иное как смертный приговор. Он знал, что русские действуют не только фетвами – через северную границу течет поток оружия, которое попадает к враждебным пуштунским племенам, и с каждым годом обстановка в стране все более обостряется. Теперь мятежные племена уже не бегут в горы, завидев британские и афганские армейские подразделения – они устраивают засады на дорогах и встречают их огнем, огнем оружия, которое им дали русские. Он так же знал и то, что в Персии – это единственная такая страна в мире – большинство правоверных составляют не сунниты, а шииты. А шииты – из тех людей, которых стоит опасаться. И король принял решение. – Жди меня у парадной лестницы, в машине. Скоро поедем! Слушаюсь, Ваше королевское Величество. Король уже не слушал генерала – он удалился в раздевалку. Путь их был недолог – они ехали в крепость Бала-Хиссар, еще одну господствующую высоту. Там, под защитой старых, более чем метровой толщины стен располагался четыреста сорок четвертый полк коммандос, одно из наиболее подготовленных подразделений афганской армии. Его готовили британские инструкторы-десантники – но не САС. Так и было рассчитано – полки коммандос превосходили Президентскую гвардию в численности – но уступали по подготовке. Складывалось неустойчивое равновесие – лучшее, что могло быть для короля. Четыреста сорок четвертый полк комплектовался представителями пуштунских племен, прежде всего – племени Дуррани.**** Здесь тоже было неустойчивое равновесие – коммандос были из Дуррани, зато тяжеловооруженные части комплектовались представителями Джадран и особенно ненавидящих Дуррани Сулейманхейль. Дуррани контролировали милицию и коммандос, министр обороны был Джадран, основная масса солдат и офицеров армии была из других племен, в том числе воинственного Джадран. И тут было неустойчивое равновесие – любое племя, рискнувшее сделать какой-то шаг против монарха, автоматически вставало против других племен, поскольку другие племена стали бы подозревать его в стремлении к единоличной власти. Несмотря на то, что короля не ждали – как и подобает в одной из элитных частей, сориентировались быстро. На плацу в мгновение ока выстроился дежурный взвод, часовые взяли на караул, кто-то включил магнитофон – и над крепостью заиграл афганский гимн, приветствуя владетельного монарха этой земли. Командующим полка на сегодня был подполковник Башир, строгий и деятельный офицер, учившийся в Сандхерсте, в Великобритании. Британское военное училище не прошло даром – подполковник один из немногих не толкал налево выделяемые на боевую учебу фонды – а использовал их для учебы, заставляя солдат потеть до седьмого пота, как говорится. Но правило "больше пота – меньше крови" – никто не отменял, и полк нес на удивление низкие потери, несмотря на то что постоянно участвовал в боевых операциях против мятежных племен. Король самонадеянно полагал, что этот полк сможет защитить Кабул в случае, если русские вздумают высадить на Кабул десант. Это, конечно было не так. Увидев въезжающие в ворота крепости черные Рейндж Роверы, подполковник Башир чертыхнулся – его никто не предупредил, но было уже поздно. Он как раз собирался побриться – его ординарец уже разложил все, что нужно для этого: горячую воду, полотенце, выправленную бритву, доставшуюся подполковнику от отца. Но сейчас – времени хватало только на то, чтобы убрать все это и накинуть китель на плечи. Мельком кинув взгляд в зеркало, подполковник Башир поспешил к королевским машинам… Король был не один – с ним был презренный шиит Абад. Абад – его ненавидела вся армия, и Башир не был тому исключением, Абад, мясник и мерзавец. Именно люди Абада ходили с диктофонами и провоцировали людей на разговоры – и если кто попадался на эту удочку, то пропадал бесследно. Именно Абад доносил на старших офицеров – это была его привилегия – и те, на кого он доносил, тоже пропадали бесследно. Башир знал, что люди Абада вымогали деньги, угрожая в противном случае донести королю. И тем не менее – Абад был в силе и с ним надо было быть поосторожнее. – Ваше Королевское Величество! Взмахом руки король оборвал слова офицера – Не надо этого, подполковник. Поговорим в штабе. Штаб находился на первом этаже одного из старинных зданий, используемых полком – низкое, довольно просторное помещение, с большим столом с картами, рациями, дежурными офицерами. Башир возблагодарил Аллаха за то, что тот дал ему предусмотрительность – в некоторых частях офицеры по вечерам собирались в штабе, пили спиртное и творили всяческий харам. С женщинами – а кто-то и с солдатами! В его полку – этого не было и не будет. – Вон! Все вон! – рявкнул Башир Дежурные офицеры поспешно покинули помещение. У двери остался Абад и незримая тень короля – офицер охраны из Президентской Гвардии, начальник охраны, ни на секунду не отходивший от короля. Здесь мог быть только он – потому чт то что здесь говорилось было не для ушей простого охранника-гвардейца. Король удовлетворенно кивнул, прошелся по помещению, как будто осматриваясь. Потом повернулся к подполковнику, осмотрел его – так что у подполковника захолонуло в сердце. – Когда вам было присвоено ваше звание? – тихо спросил король – Год и шесть месяцев, ваше Величество. Король излюбленным жестом пригладил усики – Недавно, совсем недавно… – сказал он, как будто прося совета – вы хороший офицер, подполковник Башир? Подполковник помедлил, подбирая слова и тон – Полагаю, не мне судить об этом, Ваше Величество… – Скромность, это хорошо. Хорошее качество. Почему вы в полевой форме, подполковник? – Хм… мы только вчера вернулись с операции, Ваше Величество. – Но ведь сегодня утром вы могли надеть парадную, как это делает большинство офицеров, не правда ли? – Ваше Величество парадная форма не слишком удобна и… – Вам не нравится форма, подполковник? – Ваше Величество… Парадная форма – хорошая форма, но она пригодна только для парадов. Нижайше прошу вашего прощения за то, что не смог встретить вас в надлежащем виде. Король улыбнулся – Вы хороший офицер, подполковник Башир. Вы отслужили полтора года подполковником, еще полтора – и я уверен, вы станете полковником Королевской армии Афганистана. Но вы можете стать полковником и намного быстрее, присовокупив к новому званию и мою милость. – Ваше Величество, ваша милость дороже для меня любого звания. – Это хорошо. Но звание вы все-же получите, если привезете мне голову одного безумца, посягнувшего на привилегии королевской власти. Этот безумец обосновался в Герате и говорит что – ни много ни мало – сам имам Махди, вышедший из сокрытия! Генерал Абад сейчас расскажет нам поподробнее об этом безумце. И генерал Абад заговорил. Он говорил – а трое слушали… 14 июня 2002 года Герат, Афганистан Посланник устал. Он устал так – что его не держали ноги. Оседлав дешевый мопед, произведенный по ту сторону границы в Британской Индии, он проделал за один день больше сотни километров по опасным афганским дорогам, там где опасаются ездить даже русские. В этих местах было много душманов – не так много, как на термезской дороге, но все же очень много. От душманов хорошо защищала навесная броня и автомат Калашникова, у посланника не было ни того ни другого. Но он вверил себя в руки Аллаха, прибег к Его защите – и добрался до Герата без происшествий, что было неудивительно, ведь Аллах над всякой вещью мощен. Хотя, может быть, причиной столь успешного вояжа было то, что ни сам гонец, ни его старый мопед не стоили в глазах душманов, охотящихся на торговые караваны ровным счетом ничего. Если только как живая мишень – попрактиковаться в стрельбе. За несколько километров от Герата в мопеде кончился бензин – он должен был кончиться еще давно, но кончился здесь, и бензоколонок на этой дороге не было. Мопед был самой дорогой вещью, которая была у гонца – собственно говоря этот старенький мопед был единственной имеющейся у него вещью, которую можно было назвать ценной. Но он не раздумывая ни секунды оттащил мопед с дороги и побежал, потому что послание, которое он должен был доставить, было важнее мопеда, важнее его самого, важнее этих гор, важнее всего что есть в этой стране. Сказано что Махди появится когда правоверные будут угнетены и рассеяны – и то что он появится на этой, пропитанной кровью земле – величайшая честь для всех, кто населяет эту землю. Значит, Аллах помнит про них… Падая от усталости, гонец перелез в известном ему месте через стену окружающую старый город – была уже ночь. Когда он добрался до нужных ему ворот – совсем стемнело. Из последних сил он забарабанил в дверь. Дверь открылась, когда гонец уже начал испытывать отчаяние, полагая, что он ошибся домом и не сможет предупредить имама о нависшей над ним опасности. Но нет – внезапно дверь приоткрылась, гонца втянули внутрь и бросили на землю. Лучи нескольких фонарей, прикрепленных к цевьям автоматов, скрестились на нем, ослепив и пригвоздив к земле. – Кто ты? – Я всего лишь нижайший раб Аллаха и пророка его Махди, прибывший из Кабула с посланием – ответил гонец Те, кто держал его под прицелом, какое-то время молчали – Я его знаю – сказал наконец один из них на фарси – он был здесь – Ты не привел за собой засаду, брат? – Нет, клянусь Аллахом! – Проверьте! – сказал тот же самый, видимо командир на фарси. Два фонаря погасли – двое боевиков бросились исполнять поручение. Навстречу гонцу протянулась рука. – Поднимись с земли брат. Ты можешь передать послание. – Его я должен передать лишь тому, чье время пришло. Те, кто хранил покой имама в сокрытии, колебались недолго. – Ты помнишь о клятве, брат? – Она пребывает в моем сердце. – Тогда пошли. Тот, чье время пришло – выслушает тебя. Его провели коридорами, узкими и темными, привели в ту же комнату, простую, застеленную коврами. – Ожидай здесь, брат. Тот, чье время пришло, придет и выслушает тебя… В комнате был накрыт достархан*. Простой, даже спартанский – вода в большом кувшине, фрукты, соблазнительно расколотые гранаты, которые утоляют жажду и придают мужчине мужскую силу. Гонец не осмелился дотронуться до фруктов и гранатов – но его пересохшее горло требовало воды – и он утолил жажду, полагая что в том нет греха. Про то, что такое психотропные препараты, сын простого декханина служащий в королевской полиции в Кабуле конечно же не знал… Утолив жажду, гонец снова сел и принялся ждать в полной решимости прождать столько, сколько потребуется. – Алла-а-ху Акбар! Алла-а-ху Акбар! Алла-а-ху Акбар! Алла-а-ху Акбар! Ашхаду алля иляха илля Аллах! Ашхаду алля иляха илля Аллах! Ашхаду анна Мухаммадар-расул-уллах!**… Гонец посмотрел на часы – они были дешевыми, электронными, сделанными в континентальной Японии – и вдруг увидел, что часы встали. Но раз звучит намаз, а он не знает, сколько сейчас времени – надо вставать на намаз! Он уже пропустил три намаза, но всевидящий Аллах простит его, ведь он пропустил их не по лени или небрежению. И гонец встал на намаз. Тем более, что в комнате, как и во многих других местах на Востоке была специальная отметка, указывающая направление на Киблу***. К счастью – здесь была вода, и он смог совершить вуду, омовение, как это предписывает Коран. Затем он совершил такбирату-ль-ихрам – поднял руки до плеч со словами "Аллаху Акбар". Затем начал читать дуау-ль-истифтах – начальные слова намаза, что-то вроде вводной молитвы. Закончив с вводной молитвой, он прочитал Аль-Фатихат, вводную суру Корана и начал совершать первый ракат.**** – Мырат… Тихий голос послышался ему после того, как он совершил второй ракат и встал для совершения третьего, потому что третий ракат должен был быть совершен стоя. Ему приходилось вспоминать слова раката, потому что мутилось в голове – но это было от усталости, ведь он проделал длинный путь сегодня, чтобы передать весть об опасности. Он замер, прислушиваясь, но голос больше не появлялся. Подождав несколько секунд, гонец произнес "Аллаху Акбар" и начал совершать третий ракат. – Мырат… Голос снова прозвучал, когда гонец закончил третий ракат и совершал ташаххуд, готовясь к завершению намаза. На сей раз он прозвучал так громко – что не было сомнений, что в комнате кто-то есть. Но в комнате – никого не было. – Аллах Акбар! – сказал гонец, не дочитав до конца ташаххуд и не завершив должным образом намаз. Он подумал, что где-то рядом – шайтаны. – Мырат… Слова прозвучали еще громче, они прозвучали подобно трубному гласу – и не слышать их мог только тот, кто не желал слышать? – Светлейший Махди? – робко спросил гонец – Ты соверил намаз, Мырат… Но чисты ли твои помыслы… – О, Светлейший, мои помыслы чисты как слеза ребенка… – Скажи, какую весть ты принес мне, – Мырат… Это весть о нависшей над правоверными опасности? – О, Светлейший… опасность весьма велика. Ищейки генерала Абада, презренного шиита, да проклянет Аллах его и весь род его, нашли, где скрывается Светлейший и Абад, этот слуга шайтана не преминул донести об этом королю, этому посланцу ада на земле. А король, пусть ослепнут его глаза, приказал своим нукерам найти и убить всех, кто приближает пришествие в Герате, и сделать это не далее как завтра! Вот какую весть принес я, и весть эта правдива… В комнате, которая располагалась недалеко от той, где находился одурманенный психотропным зельем гонец из Кабула, и в которой было несколько мониторов слежения – снова было многолюдно. Несколько боевиков, в камуфляже и с автоматами, их лица были закрыты платками от пыли. Тот же самый невысокий, жадно смотрящий на экран человек, накинувший белый халат поверх камуфляжной куртки. И еще один – молодой человек, который в отличие от других находившихся в комнате укрывался чем-то, похожим на белый плащ. – Что скажете? Низенький, в белом халате оторвался от экрана – Он говорит правду – уверенно сказал он, я могу дать гарантию. – Абдалла? Один из боевиков с автоматом почтительно приблизился – Необходимо уходить, Светлейший, немедленно. Город еще не оцеплен, я это точно знаю – и мы сумеем выскочить. Молодой задумался – Иншалла, мы уйдем – сказал он – но говорю вам, мы еще вернемся. Аллах велик – и он покарает тех, кто смеет поднимать руку на правоверных! Жестоко покарает, не пройдет и полного месяца, попомните мои слова, иншалла. Пройдя потайной дверью, молодой оказался в комнате, где он жил последнее время – два с лишним года. Покидать ее было жалко, он успел привязаться к этому дому, полному тайн и загадок, к нехитрым вещам, сопровождавшим его все это время. Все это придется бросить. И снова – бежать. В стене открылась еще одна потайная дверь – и в комнату шагнул еще один человек. Того же роста, на вид того же возраста – хотя на деле второй был на пять лет старше, и даже лица их были неуловимо похожи. Хотя они не были ни братьями ни даже родственниками. Второй был одет в камуфляж и в руках у него был автомат. – Аллах с нами, Джабраил – произнес первый – Аллах хранит нас, открывая замыслы врагов наших. Второй нахмурился – Полчаса. Не больше. Через полчаса тебя здесь быть не должно. – А ты? – Я остаюсь. – В здании? – испугался первый – не говори глупостей, Джабраил. – Нет, не здесь. Я потом догоню вас. – Ты должен быть с нами. Муса приказал тебе. – Муса далеко. Не бойся за меня брат. Я должен проконтролировать то, что здесь произойдет – лично. Каждый мастер желает видеть плоды трудов своих. – Это опасно. Ты должен быть с нами. – Это не опасно. Я уйду отсюда и никто не сможет этому помешать. Мы с братом ушли из Бейрута. А там было куда опаснее, чем будет здесь. – Тогда – да поможет тебе Аллах, брат. У афганских сил безопасности шанс был – один-единственный. Действовать точь в точь с русскими наставлениями – полученная развединформация после ее проверки подлежит немедленной реализации! Необходимо было сразу, в тот же день поднимать вертолеты и десантировать четыреста сорок четвертый полк коммандос на Герат. Тогда были хоть какие-то шансы – не слишком большие, потому что под Гератом проходили ходы кяризов, которые мало кто знал – и один из них проходил как раз под домом, где нашел приют вышедший из сокрытия имам. Но все таки шансы были. Но афганское командование решило оцепить город, для чего выдвинуло к нему пятую пехотную дивизию Королевской армии. Тем самым – они могли потерять не меньше двадцати четырех часов, потребных для того, чтобы дивизия выдвинулась в район операции. На самом деле – они потеряли тридцать два часа – когда дивизия получила приказ на выдвижение, выяснилось, что командование дивизии пустило налево все имеющееся топливо, в том числе неприкосновенный запас. В конечном итоге, плохо спланированная операция набрала ход тогда, когда было уже слишком поздно. 15 июня 2002 года Виленский военный округ, сектор "Ченстохов" Чета Генералитет с приближенными покинули расположение только к вечеру, и ехать в село на ночь глядя было просто опасно. Поэтому, повечеряв с казаками – настроение у всех было никудышное – сотник завалился спать. А поутру, едва только солнце взошло – отправился в ближайшее село, где и жил Радован со своими четниками. В село вела одна дорога, от расположения казаков до села было всего чуть больше километра. Сербы жили на отшибе от польских домов, их дома были расположены не так как обычно располагаются сельские дома в России или в и том же Виленском крае – а полукругом, все улицы были не сквозные, а закрытые, заборы образовывали своего рода укрепление, за которым можно было держать оборону. К домам сербов вела всего одна дорога, и на ней у самого въезда стоял вооруженный четнический пост… Сотник тормознул машину у самого шлагбаума, сербы насторожились но, видя что машина казачья ничего не предприняли. – Божедар! На счастье в составе дежурных на въезде четников оказался Божедар, он то и узнал сотника… – Добри дан, господин казак – Доброго дня и тебе. К дяде твоему еду. Он дома? – Прошао. Он работает, но у него мастерская рядом с домом. Шлагбаум поднялся… Серб и в самом деле занимался делом – прямо к дому, вполне опрятному, кирпичному был пристроен высокий кирпичный пристрой с немилосердно дымящей черной трубой, из пристроя доносился мерный стук молота… Захлебываясь в ярости, залаяла собака, сотник выходить из машины не рискнул – а ну, мабуть сорвется… Через минуту из пристроя вышел и сам Радован, грязный, весь в саже, красный от огня, голый по пояс и одетый в грязный, прожженный по многих местах кузнечный фартук, закрывающий грудь по шею. – А… пан коммандер. Добре… Собака не унималась… – Да привязан… ланац… цепь сам ковал… проходите… Внутри пристроя оказалась кузнечная мастерская, прилично обставленная но грязноватая. В очаге бесился раздуваемый огонь, мерно стучал мотор генератора, дающего сжатый воздух для кузнечного очага и для пневматического молота. Но пневматический молот стоял без дела – а вместо него Радован использовал обычную большую наковальню. Около наковальни стоял настоящий богатырь, чем то неуловимо похожий на Радована, только по виду лет двадцати, здоровенный, тоже весь грязный и раскрасневшийся от огня. В руках он держал большую, увесистую кувалду. – Добри дан, рус… – пробасил он – То син… сын мойе. Славомир звать. Он, как и я, ковач… кузнец. – У нас на Дону "коваль" говорят – заметил сотник – Почти как у нас… Рука у молодого серба была сильной и мозолистой – Промысел держите… хорошо… – Промысел хорошо… – согласился серб – куем помалу… оградку кому… крест скуем если надо…недавно ограду с розами ковали… уметь надо. – Оружие, я смотрю, тоже куете – сказал сотник без всякой задней мысли, смотря на сложенные, на полках у стены готовые изделия. – Оружие тоже… серб без оружия не серб… Сотник внимательно посмотрел на Радована – Да брось, друже… Мне без разницы, ножи да сабли куешь – куй. Дело нужное. Лучше чем поляки… у каждого дом почище твоего и нигде не работают… верней кто работает по ночам, а кто уже на каторге сидит. За работу за эту, которую они по ночам справляют. Так что – работай. И оружие мне твое тоже… интереса нет, пока оно по нам не стреляет. Надо пулемет – пусть пулемет у тебя будет. – Хвала тебе за слова добрые, пан коммандер… На обед останешься? – Останусь – кивнул сотник – подневалим, потом и поговорим… На стол собрали быстро, еда была простая, без изысков – картошка, мясо, кислое молоко с накрошенным хлебом и зеленью. Собрались все, даже Божедар прибежал с дежурства. Была и Драганка – готовила она. Без камуфляжа и снайперской накидки она смотрелась куда лучше – как обычная девчонка, которой только минуло восемнадцать… Перед едой помолились – сербы читали свою молитву, сотник свою. В конце концов – молитва то одна только язык разный… Подневали, перекрестились перед трапезой на образа. Негромко играла музыка, звучали непонятные слова песни – про "чету" и какого-то там "комитача" – но музыка хорошая, напевная, сотник даже кое-что из слов запомнил. Потом Божедар на пост убежал, Драганка по хозяйству закрутилась, Славомир в кузню пошел. И остался сотник с главой семейства и командиром сербской четы за столом один… – Погутарим? – свойски спросил сотник – Поговорить то поговорим… только вот что я … сказать хочу… пан коммандер. Ты за своего казака… Чебак его кличут… чего доброго за него сказать можешь? Или недоброго? Сотник пожал плечами – А в чем интерес имеешь? – Да Драганка моя с ним… Боюсь я за нее, без матери растет… Велехов вздохнул – Чего скажу… Казак гарный, у меня других и нет. Действительную с честью отслужил. Курень на Дону хороший, род знатный, семья большая. Два брата у него, старший и младший. Отец в армии остался служить, полковник от артиллерии. Старший брат действительную служит, в морской пехоте, младший в том году пойдет. Выпорю я Чебака, вот те крест на Круге выпорю. Упреждал добром – не ходи в самоволки Серб довольно кивнул, видимо характеристика потенциального зятя его очень даже устроила. Оно так и должно быть, породниться с казаками – большая честь. – Так дело молодое… – Не только молодое – но и служивое. Порядок должен быть. Ежели службу ломаешь – так и ломай, а не по самоволкам бегай… – То есть так… – согласился серб. Наступила тишина – неловкая, когда тема разговора исчерпана, обе стороны знают, о чем они хотят поговорить, и не знают, как перейти к этому разговору. – Ты вот что Радован… – нарушил молчание сотник – я за твою беду знаю, понимать – понимаю. Помощь мне нужна – ты местный, всех здесь знаешь. А я – как кутенок слепой. А ведь беда грядет… – Беда грядет – согласился серб – а понимать… Мало кто это понимает, пан коммандер… И вы, русы – тоже не понимаете, хоть и помогаете нам… Нет на свете людей, кто бы это все понимал… Картинки из прошлого 18 мая 1936 года Белград, королевство Сербия Операция "Голубой Дунай" Дрина! Вода течет холодная! А кровь у сербов горячая! Сербская народная песня. Белград сражался. Он сражался уже седьмые сутки, когда шансов не было никаких, и из пяти его защитников уже убиты были четверо – но он все равно сражался. Потому что по иному было – никак. Потому что в этом городе жили сербы. Говоря об истории Сербии надо отметить, что это история борьбы. История угнетений. История поражений, которые не сломили, а только укрепили волю народа. Мало какой народ можно сравнить с сербским, если считать долю страданий, выпавших сербскому народу. Начиная с двадцать восьмого июня 1389 года, и на протяжении пятисот лет Сербия находилась под игом осман – людей чужой веры и чужой земли. Некогда единое сообщество южных славян – все они до поражения на Косовом поле считали себя славянами и православными – раскололось. За пятьсот лет унижений и издевательств – Европа не пришла на помощь, не изгнала мусульман с европейской и христианской земли не предприняла крестовый поход, хотя христиан резали под боком – единый народ раскололся. Кто-то так и остался православным – сербом. Кто-то попал под влияние католичества – Римская католическая церковь проводила активную подрывную (но не военную!) компанию против османского владычества – этих стали называть хорватами. Кто-то принял чужую веру, и стоит ли осуждать их за это? За пятьсот лет беспросветного ига, когда не остается веры и надежды – сломаться может любой. Одно иго сменилось другим – вырвавшись из состава Оттоманской Империи, Сербия попала под власть и влияние австро-венгерской. Австрия сама была больна и больна давно – но авторитет венских кесарей был столь велик, что никто не смел посягнуть на ее владения. Стоит ли удивляться тому, что в сербском народе, вынужденном больше пятисот лет бороться за свободу от угнетения возникли тайные организации, причем тогда когда этого не было почти нигде. Еще в конце девятнадцатого века возникла и оформилась основная сербская террористическая организация "Черная рука". Костяк ее составили армейские офицеры, а возглавил ее поручик Драгутин Дмитриевич. У всех заговорщиков были клички, дали кличку и ему – Апис. Сложно говорить об этом и еще сложнее давать какую-либо оценку этому. Хотя бы потому что мы предали сербов – когда только вставал вопрос о Мировой войне когда все разумные люди уже чувствовал ее опаляющее дыхание, для России встал только один вопрос – к кому примкнуть. К Британии и жаждущей реванша Франции? Или к основной континентальной силе – Германии и Австро-Венгрии? С Францией мы были связаны договором, взаимными гарантиями – но и с Германией у нас был Бъоркский договор 1907 года. Война чуть не грянула летом четырнадцатого. В этот день люди из "Черной руки" убили в Сараево эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супругу, чешскую графиню Хотек. Само по себе убийство вызывало много вопросов – первая попытка с бомбой в букете цветов не увенчалась успехом, но эрцгерцог не уехал из города, водитель первой в конвое машины свернул в проулок без разрешения, как раз в тот самый где и стоял убийца с револьвером, у убийц был яд, но он не подействовал ни на одного из них. Тогда то Императору Николаю Второму пришлось принимать тяжелейшее решение – пушки австрийской крепости Землина были готовы к обстрелу Белграда, Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум. Тогда и было принято решение – Российская империя не вступается за бандитов и террористов и настаивает на проведении международного расследования инцидента в Сараево. Сразу же после этого, в России вспыхнула волна митингов и забастовок – не случайная! Любой ценой британцы и французы пытались вовлечь в войну Россию, им нужна была русская кровь и кровь германская, им нужна была война любой ценой, и дело вовсе было не в Сербии. Британский и французский послы, а также их агенты почти в открытую раздавали деньги организациям бунтовщиков. В те дни не ходили трамваи, в те дни не работали заводы, в том числе Ижорский и Путиловский. Озверевшие от дармовой водки толпы рабочих переворачивали трамваи, строили баррикады. Была и стрельба, были погибшие рабочие, полицейские. Во многих случаях потом выяснялось, что стрельбу открывал неизвестно кто и неизвестно почему. Это были цветочки – ягодки начались в шестнадцатом, когда по приказу Столыпина артиллерия била по центру Иваново-Вознесенска, а в Москве тысячи человек полегли под пулеметным огнем. Это и была революция, даже не революция, нет – кровавый и беспощадный бунт, в котором нет ни цели, ни смысла, ни разума, в котором есть только одно желание – не жить, так как жили раньше, умереть за новое, в чем бы оно ни выражалось. Многие из аристократов тогда ужаснулись разверзшейся перед тысячелетней Русью бездонной пропасти. Поняли, насколько велика ненависть. Ненависть русских друг к другу, к таким же русским – вот что самое страшное. Перемены начались именно тогда. Государя тогда обвиняли и патриоты, многие в те дни поехали в Сербию добровольцами. Обвиняли в том, что не пришел на помощь братскому славянскому народу. Но и Государя можно было понять – он, самодержец, монарх – как он мог помогать террористам! Как он мог помогать Черной Руке, когда ее руководитель Драгутин Дмитриевич открыто заявил: "Профессия монарха дает слишком много прибыли поэтому монархи должны платить народу высокие налоги своей кровью"?** Сами того не понимая, горе-патриоты толкали страну, и без этого разъеденную изнутри уже упомянутой ненавистью на путь, ведущий в пропасть. Сараевское покушение закончилось ничем. Убийц заковали в цепи и казнили – уморили голодом. Дмитриевич скрылся – его найдут и расстреляют потом, много позже. Расстреляли еще много кого, подавили пару не слишком тот серьезных бунтов – но самого главного, того что на что рассчитывали организаторы сараевского убийства – не случилось… Мировая война обошла Сербию стороной, все бои шли либо севернее – во Франции, либо много южнее – на Востоке и на Африканском континенте. Как и во все времена, белградский котел находился на жарком огне и с намертво закрытой крышкой. В Сербии можно было оглохнуть от стрельбы – стреляли все, мужчины, женщины, дети, весь сербский народ проводил все свободное время в тирах готовясь к войне. Уже не рассчитывая на предавшую их Россию, сербы связались с куда более опасными людьми – всемирный конгресс масонов двадцать пятого года прошел не где-нибудь, а в Белграде***. От пуль сербов погиб молодой император Карл, племянник Франца-Фердинанда в том же двадцать пятом году. Но он был так слаб и настолько ни на что не влиял, что никто особо и не обратил внимания на его смерть, никто не покарал сербов за очередное убийство. Тем более, что и за сараевским злодеянием все явнее вырисовывалась картина его реального организатора – Великобритании! Но сербская проблема была. Ее пытались решить разными способами. Например, еще при Франце-Иосифе австро-венгры перестали закупать у сербов свиней, рассчитывая на то что это подкосит их экономику. Но это привело лишь к тому, что сербы закупили оборудование для консервирования и стали поставлять свою свинину даже в Североамериканские соединенные штаты. Проблема Сербии была постоянным нарывом на теле Австро-Венгрии, и после того как Франц-Иосиф бездарно упустил германизированную, совращенную младочехами Богемию – второго такого позора венский престол допустить никак не мог. Решилось все в тридцать седьмом. Опасались только одного – России. Как-то очень вовремя, когда император Михаил был уже при смерти, произошло неудачное покушение на императора Австро-Венгрии Эрнста.**** В отличие от прочих представителей Габсбургов, предпочитавших "править не правя" этот отличался умом и долей необходимой правителю жестокости. Он наконец то сделал то, что давно надо было сделать – превратил дуалистическую монархию в триалистическую. Но третьими стали не сербы, а их злейшие враги – хорваты. Тогда же возникло усташество – радикальное националистическое движение хорватов, весьма схожее по своим постулатам с итальянским фашизмом. Давно известно, что фашизм возникает там, где государство слабо, а народ унижен. Но здесь было еще хуже – власть не только не препятствовала хорватскому фашизму, но всемерно попустительствовало ему. Приложила свою руку и римская католическая церковь – папа Пий одиннадцатый прилюдно благословил руководителя усташеской организации Анте Павелича на распространение католичества среди заблудших православных сербов. Какими способами это дозволялось делать – поглавник***** Павелич не уточнил… Все тридцатые годы на территории Сербии шла война. Про это войну не принято вспоминать, про нее не написано ни в одном учебнике истории – но она была. Война жестокая, тайная, беспощадная, необъявленная. Вся территория между Белградом и Загребом, усташеской столицей была зоной войны. Редкий день обходился без стрельбы, ночью же полноправным хозяином югославянской земли становился ужас. Никто не напишет про те времена правду, никто не вспомнит кто умер под пытками и в чьем подвале, кого растворили в кислоте, кого закопали в безымянной могиле. Правда тех времен лишь одна – погибших были не сотни, и даже не тысячи. Десятки тысяч нашли ужасную смерть в той бойне, и убивали друг друга представители одного народа – но разной верой. Только с мрачными средневековыми временами Реформации и борьбы с ересями можно сравнить те времена – когда иногда в селах не оставалось ни единой живой души… Но задачи, ставившиеся перед поглавником Павеличем в Ватикане и Вене, так и не были выполнены. Сербы упорно сопротивлялись, отвечая смертью на смерть, пулей на пулю. Весь народ ушел на войну, не видя в ней конца, но алкая победы. И тогда Габсбурги пошли ва-банк… – Пуцают! Вот ведь пацаны! По двенадцать лет, а то и десять – и сидят на крышах, которые еще остались целыми с биноклями. Сколько же их полегло под снарядами – ведь когда падает снаряд и рушится дом – шансов почти нет. Но сидят. Не сгонишь. – Доле!***** – истошно крикнул кто-то Крепость на другом берегу, снаряду всего – то – через Дрину перелететь. Четники едва успели повалиться навзничь, кто где был – как страшный удар сотряс землю, выбил воздух из легких, перехватил дыхание. Восьмидюймовка, главный калибр Землины, крупповские осадные орудия прямой наводкой – по городу в котором и так мало что осталось после семи дней боев. Обстрелы начались еще вчера – когда усташи поглавника Павелича так и не смогли форсировать Саву, хотя пытались и не раз Сейчас то точно смогут – вот только останется ли что-либо на том берегу – вопрос… – Пуцают! Содрогается земля, что-то рушится со стоном – как будто погибает живой человек. Совсем рядом… – Пуцают! Да сколько же у них снарядов? И сколько они собираются так стрелять? Почему они не выходят в открытый бой! Ведь их же все равно больше в несколько раз. Ах да… боятся… Боятся, потому что сербы намерены как и всегда стоять до конца. И значит – вода в Саве еще долго будет красной. Красной от крови, пролитой за Сербию… – Пуцают! На сей раз хрястнуло так, что четник Милан Митрич, пулеметчик одной из чет и впрямь подумал – все. Снаряд, весом с полтонны лег где-то совсем рядом, и от его разрыва земля не просто содрогнулась – она подпрыгнула, ударив в грудь с безумно свирепой силой. Рядом что-то рушилось, хрустко, ужасно медленно, было нечем дышать от гари и пыли, что-то колотило по спине – падало, поднятое разрывом. – Митрич! Митрич, где ты?! Что-то, что навалилось на спину, вдавив его в жидкую, мерзкую грязь улицы, вдруг перестало давить на спину, куда-то исчезло. Милан попытался вздохнуть, от недостатка кислорода уже круги перед глазами, хватанул воздух – и надсадно закашлялся… – Жив? – Живе… – слова продрались через пересохшее горло. – На, испей! Вода во фляге была теплой и грязной, омерзительно воняющей какой-то тиной – но для пересохшего горла это был бальзам. – Поднимайся! Сейчас усташи пойдут! – Живео Сербия! – крикнули совсем рядом. Слава Божьей матери – пушки Землины не могут стрелять постоянно, от таких снарядов велик износ ствола, орудие при интенсивной стрельбе может даже разорвать. Поэтому так и воевали – сначала обстрел, потом в атаку шли усташи – те, кто к этому моменту оставался в живых. Впрочем и защитников Белграда оставалось в живых уже немного… Пейзаж по сравнению с тем как Митрич видел его последний раз, сильно изменился – по левой стороне снаряд угодил прямо в дома, оставив на их месте группу дымящихся развалин. Улицу застилал дым – что-то горело. – А-ха… Они по усташам попали! Живео Сербия! – Живео Сербия! Действительно – горели танки. Верней не танки, а танкетки всего лишь с одним крупнокалиберным пулеметом, против настоящего танка такая танкетка продержится дай боже минуту. Но против мирняка для подавления волнений такой танк в самый раз. И эти танки передали хорватам – а два из них сейчас горели, в одном уже сорвало башню, второй был завален обломками рухнувшего дома. Прямо посреди улицы – огромная воронка. Угодили пушкари австрийские, угодили – теперь тут не пройдешь, не проедешь, лучшего дополнения к баррикаде и не придумаешь. Совсем рядом, перед баррикадой валялся труп – непонятно, серб или усташ. Даже не труп – а что-то напоминающее мешок. Грязный, бесформенный мешок. – Обходят! Левее обходят! – За мной! Дом еще не рухнул, хотя был ранен и ранен смертельно, даже попадания рядом, не прямого хватит. Трещины в полу, в потолке, в стенах. Один за другим четники исчезали в проломе окна первого этажа, придерживая оружие – в основном трофейное, взятое с тех же усташей. Сломанная мебель, перекошенный дверной проем… – Танки! Танков было всего два – но и этого было достаточно, чтобы прорвать, проломить оборону и ввести в прорыв отряды усташей. Они выползли на улицу, выползли медленно, со стороны пригородов. Остановились. А потом одновременно – словно сговорившись – ударили из пулеметов по домам – по тому, что домами еще можно было назвать, и по тому, что можно было назвать лишь руинами. Чистым и сильным голосом, перекрикивая заговорившие наперебой пулеметы, кто-то из четников запел. – Митрич! Важанович! Ко мне! Воевода Путник, присев и укрывшись за стеной, досадливо смотрел на улицу – Ухоронитесь тут. Вот, возьмите… Две гранаты. Германские, противотанковые на длинных деревянных ручках. Каждая – тяжелая, не по одному килограмму. – Последние… Мы их отвлечем… там, дальше. Попытаемся отсечь усташей. А вы… только не смажьте… С Богом, браты… Танкисты осторожничали. Опыт уличных боев у них уже был, не один и не два танка сгорели от обычных бутылок с бензином. Гранат было немного – но сербы восполняли почти полное отсутствие противотанковых вооружений такими вот эрзац-решениями. И ведь работало! – Пойдем по улице… – Важанович рукавом вытер чумазое от грязи и дыма лицо, сплюнул на землю – Свалят сразу, ты что, брачо… – Не по этой. По той улице, откуда мы пришли, там сейчас боя нет. Пройдем тихо, потом в подвал и … На, держи! Важанович протянул Митричу свою гранату – Давай, поменяемся. Дай пулемет. Митрич отдал свой Лигнозе, принял взамен легкий Штейр-Солотурн, трофейный, взятый в бою у усташей, закинул потертый ремень на шею. Пусть и стреляет не винтовочными а пистолетными патронами – но легкий, не то что пулемет. Мельком заметил – на ремне восемь дырок, только неизвестно кто их поставил – может Важанович, может усташ у которого он его отнял. Так обе стороны отмечали количество убитых. Гранаты были увесистыми, оттягивали руки. – Я первым пойду. Тебя прикрою. – Добро. Прошли тем же путем, когда за спиной снова застучали пулеметы – их пули проламывали по две стены, почти как пушечные снаряды. На той улице, где они держали оборону, внешне ничего не изменилось – но то только внешне. Все та же полуразрушенная баррикада, все тот же, стелящийся по улице горький, едкий, дерущий горло дым. Все та же воронка от снаряда, все те же развалины. Но спокойствие это шаткое, призрачное – и оба четника это знали как никто другой. Среди усташей было немало снайперов, не меньше чем среди самих сербов. Отступая, иногда они оставляли снайперов, а иногда и пулеметчиков. Их сейчас только двое. Любые развалины, любой черный прогал окна может дохнуть пламенем, разразиться свинцовым градом – охнуть не успеешь! – Давай! Я туда побегу. Потом ты. – Добре. Пристроившись за баррикадой – как непривычно и страшно быть на баррикаде одному! – Митрич повозился с непривычным, почти невесомым после пулемета Штейером, пытаясь найти правильную прикладку. Ага, если под ложе ладонь положить и держать… и все равно – необычно и непривычно. – Пошел! Митрич и не заметил, как его друг уже добежал туда, куда планировал, завалился за рыжий от терзавшего его пламени, обгоревший танк. Танк этот подбили пять дней назад еще при первом штурме – он прорвал линию обороны, но заблудился. Дальше – по классике – пехоту отсекли еще при прорыве, а сам танк пожгли бутылками. Ей богу, когда стреляют – не так страшно! Потому что когда стреляют – ты по крайней мере видишь откуда стреляют, ты можешь упасть, залечь. А когда вот так… когда не стреляют, но ту словно чувствуешь спиной, головой, всем телом чужой взгляд, перекрестье прицела – так намного страшнее. – Заметил что? – Нет. Теперь вон до того окна, дальше этажами пройдем. Я в этом районе лавку держал, все ходы-выходы знаю. – Добре. Когда Важанович выскочил, и неуклюже побежал к намеченному им дому – Милану показалось, что на той стороне, в одном из оконных проломов – именно так, не проемов, а проломов, что-то мелькнуло. Он прицелился – но выстрелов оттуда не последовало… Важанович уже скрылся в чернеющем небытием проломе окна, он наверное уже занял позицию – но Милан бежать опасался. Тот промельк в окне не давал ему покоя… Рискнуть? Слишком много раз Милан Митрич видел, как рисковали – и оставались лежать в грязи… Нет, он рисковать не будет. Кто ждет – не дождется… Упав на землю, в жидкую черную кашу на месте улицы, Милан Митрич, загребая руками и хватая пересохшим ртом кислый от дыма воздух пополз вперед, стараясь ползти так, чтобы между теми стеклами и им был корпус подбитого танка. Справа коротко хохотнул пулемет, потом еще раз – а он полз, полз и полз, пока не подполз к самым стенам. Здесь дорога шла чуть под уклон и стрелять с первого или второго эта с противоположной стороны улицы было сложно. Повернувшись, Митрич пополз вперед. Ползти было больно – чего только не валялось на улице. Осколки кирпича, дерево, разбитое в щепки, куски стекла, об одно из которых он порезался. Но он полз вперед, полз и полз пока не наткнулся на сто-то мягкое, склизкое… Это было тело. Обгоревшее, разорванное снарядом. Передернувшись от отвращения Милан снова пополз, полз медленно, на каждый шаг, который в другой, нормальной жизни занимает всего то секунду времени у него уходило десять. Но он полз и полз, по метрам приближая себя к цели. – Ты что? Я думал – с тобой все… – обеспокоенно спросил Важанович, когда Митрич перевалился в подвал, грязный как черт. – Не дождутся. – Тогда пошли. Здесь уже Митрич прикрывал Важановича – более разворотистый пистолет-пулемет в доме более ценен, чем настоящий пулемет. От стены к стене они шли вперед, прислушиваясь к тому бою, что гремел за стеной. – Стой! – шепотом сказал Важанович Митрич принял привычный уже пулемет, перебросил ремень через плечо. Еще комнаты две и все – они будут на месте. – Чисто… – Важанович обернулся и … Словно дракон дыхнул. Лавина огня ворвалась откуда то в комнату, сжирая все на своем пути. Это был не просто огонь. Это было живое, яркое, оранжево-желтое чудовище, оно было голодно и оно жадно лизало каждый уголок этой маленькой разгромленной комнаты, в бесконечных поисках пищи. Дерево, плоть, воздух – все шло в пищу, все было годно… Все что успел сделать Митрич – это упасть на спину. Лежа на спине, он видел, как дракон ищет его, как он жадно облизывает стены в поисках пищи, как с отвратительным шорохом обугливаются волосы и от нестерпимого жара стягивается кожа на лице. Но у дракона было тоже свое время, несколько секунд – и дракон исчез, так же быстро, как и появился, оставив за собой чадящие стены, завесу дыма и мерзкую, отвратительную гарь… Гарь от сгоревшего человеческого мяса. Важанович был мертв, дракон спалил его. Он умер, как подобает четнику и мужчине – не выпустив из рук оружия и лицом к врагу. Важанович умер. А он остался один. И должен был один сделать то, что рассчитывали сделать они двое. На улице переговаривались, громко, на его родном языке. Хорваты – это те же самые сербы, только перешедшие в католичество, и язык у них почти не отличается. Просто удивительно, что мужчины этого по сути единого народа с такой ненавистью уничтожают друг друга. На улице стукнул одиночный – кого то добили. Гавкающая, австрийская речь – а это, похоже, командование призывает подчиненных к порядку. Снова хохот, раздраженный крик. Понятно, что усташи сами не смогут организовать наступление, да еще с поддержкой танков. Здесь кадровые офицеры австро-венгерской армии, они и обеспечивают "Голубой Дунай". Танки тоже австро-венгерские… Танки шли позади пехоты, поддерживая ее огнем – стандартная в городе тактика, австро-венгры не ценили усташей и боялись за танки. Скорее даже за танкетки настоящему танку такая танкетка с двумя тяжелыми пулеметами на один зуб… Четник Митрич хладнокровно выждал в выжженной пламенем ранцевого огнемета комнате первого этажа, рядом со сгоревшим трупом своего друга, пока пройдет первый эшелон – усташи под командованием австро-венгров. В промежутке между первым и вторым эшелоном наступления приготовил пулемет с полным диском. И когда перед окном застучал мотор и зашуршали по разбитой мостовой гусеницы – он встал в полный рост и кинул гранату. Промахнуться с пяти метров по еле ползущему танку он не мог. Громыхнуло, словно молния ударила в танк – и, не дожидаясь, пока австро-венгры, специальный пехотный отряд сопровождающий танки придут в себя, он выдал, особо не целясь длинную очередь из пулемета, свалившую сразу троих – один из солдат как назло решил прикурить у товарища, вместе они и легли. Со стороны улицы открыли огонь четники, воздух наполнился металлом и смертью, кто-то что-то кричал. Он перескочил через низкий подоконник давно выбитого окна, высадил непонятно по кому остатки диска в пулемете и бросил его, прижался на мгновение всем телом к теплому боку остановленного и подбитого им танка. Танк разгорался, боекомплект не взорвался, но попало хорошо – он стоял и мирно дымил, и броня его становилась все горячее и горячее. Бензиновый… Командир второго танка принял решение отходить – он не мог понять, что случилось с первым танком и наверное решил что они напоролись на противотанковую пушку или динамо-реактивное ружье – по фронту. В этом случае самым разумным было – отойти и прикрыться вторым подбитым танком, а когда станет понятно, что вообще происходит и откуда ведется огонь – тогда уж и действовать. Взвыв двигателем на высоких оборотах танк двинулся назад, попирая гусеницами истерзанную сербскую землю. Митрич хладнокровно дождался, пока танк не сдаст назад – и со всей силы метнул гранату туда, где билось сердце танка – бензиновый, легко вспыхивающий двигатель. Рвануло – граната, топливный бак и еще одна граната, которую австро-венгерский солдат закинул за танк, не осмеливаясь идти и проверить что там. Горящий бензин пожирал танки, и нашедшие в них последний покой тела изнутри… Картинки из прошлого 16 мая 1937 г . Австро-Венгрия, Вена Яурергассе 12 Посольство Великобритании Посольство Великобритании в Вене, столице Австро-Венгерской империи располагалась в старинной постройки, трехэтажном особняке на Яурергассе 12. Особняк этот был размеров небольших – зато с хорошей планировкой, в виде четырехугольника с внутренним двором и выездом на улицу через арку. В условиях возможных акций анархистов и масонов такой вот "дом-крепость" был весьма и весьма кстати. Послом Британской империи в империи Австро-Венгерской вот уже много лет был граф Хантли, бывший генерал армии ее Величества, чудом оставшийся в живых после Багдадского побоища. Когда русская кавалерия прорвала фронт, он поднес пистолет к виску чтобы застрелиться. Но он лишь издевательски щелкнул – в горячке боя генерал выпустил в проклятых русских все патроны и больше у него патронов не было. Заполонили его казаки. Не срубили сгоряча, перевели в Истамбул только-только ставший Константинополем, а через четыре месяца отправили в тот же Багдад – через этот город производился обмен пленными. Наверное, кто-то из казаков получил за него орден, даже наверняка получил – как же, живьем настоящего британского генерала заполонил. После Берлинского мирного договора, который многие аристократы прозвали "смирным договором" многие аристократы ушли из армии, не выдержав унижения. Генерал не ушел, он считал что ничего не потеряно и надо готовиться к новым сражениям с русскими ордами. Но генерала скосила не пуля и не шашка – его скосил куда более зловещий враг. Выслуга лет и медицинская комиссия, щедро раздающая заключения "не годен". В знак особых заслуг перед престолом генерал и получил посольство в Австро-Венгрии, одной из самых спокойных стран мира. Генералу здесь не нравилось. Генерал буквально умирал здесь. Он просто ненавидел этот город. Город греха и порока, город где студенты учатся до тридцати лет, будучи в содержании у богатеньких дам, город где процветают самые богомерзские пороки и извращения, какие только есть на нашей грешной земле – мужеложство, лесбиянство, содержанство, педофилия. Город опер и парков, город венского шницеля и сахарных тортов. Город чардаша – поганого венгерского танца. Город, где цены таковы, что генерал, весьма состоятельный на родине, чувствовал себя просто нищим. Город, где мужчины, аристократы красят губы красной губной помадой, и это считается нормальным* – когда генерал увидел это в первый раз, его чуть не вывернуло наизнанку. Но генерал служил. Он служил престолу как всегда верно и с усердием, он относился ко всему, что его окружает с известной долей британского скептицизма и самоуверенности. Он просто считал, что это тяготы и лишения воинской службы, и он обязан их претерпевать, будучи слугой Ее величества. И вот сейчас, уже на старости лет, когда генерал по утрам чувствовал неизбежность подступающей смерти – судьба решила подарить генералу подарок, на который он и не смел уже надеяться. Судьба подарила ему возможность расквитаться с русскими. Сейчас граф Хантли, сидя в одном из неприметных кабинетов на втором этаже посольства, чье окно было защищено решеткой, причем не внешней, а внутренней и внимательно выслушивал серого, неприметного человека, служащего в Вене резидентом SIS**. – Судя по поступающим, данным русские и в самом деле готовятся всерьез. В Виленском, Варшавском, Киевском, Одесском военных округах отменены все отпуска и увольнительные, офицерам предписано возвратиться к местам службы как можно скорее. По сообщениям агентуры русские сейчас проводят внеплановое техническое обслуживание всей своей техники. На аэродромах Виленского и Варшавского военных округов отмечено скопление сил тяжелобомбардировочной авиации, за последние дни туда перебазировалось не менее тридцати тяжелых бомбардировщиков Сикорского. В Ивано-Вознесенске десантная дивизия вышла к аэродромам взлета, это известно достоверно. Посол вздохнул – Я получил не менее четырех шифрограмм только за утро. Мы готовы, но все зависит от проклятого Эрнста. Что вы можете сказать про него, сэр? Я не так хорошо знаю его, а ваша служба как известно специализируется на слабостях людских. Резидент тонко улыбнулся, польщенный похвалой. – Я уже докладывал. Он умен, но слаб духом, об этом известно многим. Его жестокость – от слабости. Он может обстреливать Белград из крепостных пушек, но идти против Российской Империи… Генерал встал. – Я поеду во дворец. Немедленно. Генерал быстро прошел в свой кабинет, надел привычное ему пальто, так называемый trench-coat, в мае было еще не так жарко, чтобы выходить без пальто, да и дождь может полить. Спешно перебрал бумаги, отбирая нужные в планшет – планшет он тоже предпочитал старого образца, офицерский. Задумался – что не взял еще. Вспомнил – достал из стола большую, граммов на триста серебряную, обтянутую кожей флягу, щедро плеснул туда шотландского односолодового виски, немного подумал – и долил спирта из мензурки. Не для себя – для императора. Все… Быстро вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь. Спустился вниз по лестнице, толкнул дверь людской. – Сид! Старый вояка, уже седой как лунь, но все еще крепкий уроженец Шотландии, бывший его ординарец и телохранитель, не расстававшийся с Маузером, лихо вскочил с походной койки. – Генерал, сэр! – щелкнул каблуками он – Мы выезжаем. – Есть, сэр! Когда генерал вышел во внутренний двор – нового образца, увесистый черный Даймлер уже ждал его с открытой дверью… – Во дворец, Сид. В новый. – Да, сэр! Увесисто захлопнулась дверь – все-таки кузовщики Британии – лучшие кузовщики мира. Этот Даймлер был оснащен сделанным вручную на фирме Маллинер кузовом, у которого двери пассажирского салона открывались против движения. Очень, очень удобный и комфортабельный автомобиль. Мотор работал почти неслышно, Сид крякнул клаксоном, требуя поднять шлагбаум. Машина прокатилась под темной, неосвещенной аркой, выкатываясь на свет, и генерал и его адъютант посмотрели влево – машина выезжала вправо, и надо было посмотреть, свободна ли дорога. А увидели они там неизвестного молодого человека, среднего роста и хорошо одетого, с искаженной ненавистью лицом. В руке у него было то, что генерал мгновенно опознал как связку гранат. – Живео Сербия! – двойные стекла, устанавливаемые Маллинером в свои кузова, почти не пропускали в салон уличный шум, но каким-то непостижимым образом и генерал и его адъютант этот крик услышали. И все исчезло в ослепительной вспышке взрыва… Картинки из прошлого 16 мая 1937 г . Австро-Венгрия, Вена Нойебург, Бург-Ринг Только сейчас император Эрнст ощутил, что такое одиночество… Если так подумать – он был одинок всю свою жизнь. Он был отбросом – так соизволил охарактеризовать его император Франц-Иосиф в свое время. Отбросом, а мать его была проституткой, так шептались о ней в высшем свете. Да что там шептались – в открытую говорили и слова эти шли, как поговаривали тоже от Франца-Иосифа. Он вступил на трон, хотя до этого подписал отречение. Верней, отречение подписали за него – Франц Иосиф не желал видеть отбросы на троне. Потому то и выбрали его – выбор кстати был невелик. Страшная судьба была у Габсбургов – почти никто из представителей этой династии не умер своей смертью. Восходя на трон, он поклялся забыть. Поклялся забыть унижения и насмешки детства, поклялся забыть травлю высшего света. Поклялся забыть – хотя забыть это было невозможно… Именно крысами и был весь венский свет – больше сравнивать было не с кем. Содомиты, содержанцы и содержанки, вселенские должники, вертопрахи – кого только не было при дворе. Заживо гниющая армия, которая по-настоящему так и не воевала Бог знает сколько лет. Когда два хищника – Россия и Германия жадно вцепились в Восток и в Африку – австрийская армия, не раз битая еще в прошлом веке скромно стояла в стороне. А император Австрийский Карл, как поговаривают, был больше озабочен, как сделать карьеру своей любовнице в Венской опере, при том, что у любовницы не было ни голоса, ни слуха. Анте Павелич… Практиковавший адвокат, великолепный юрист, хорватский националист и экстремист. Он родился на обильно политой кровью югославянской земле – и стоило ли удивляться тому, что к крови он испытывал большое почтение. Та земля снова требовала крови, она была ненасытна… Сам Эрнст был в Загребе несколько раз. Он хорошо помнил один момент – когда он вместе с Павеличем вышел на балкон королевского дворца и толпа на площади в едином порыве вскинула руки… ведь они приветствовали не его, их владетельного монарха. Они приветствовали Павелича их поглавника, кровь от крови и плоть от плоти. И отдай Павелич приказ – они растерзали бы его в секунды, подобно львам на арене Колизея… Негромкий стук в дверь прервал невеселые размышления монарха… – Кто там? – раздраженно крикнул Эрнст В дверь просочился – именно просочился, а не вошел – лакей, согнулся в почтительном поклоне до земли… – Ваше королевское величество, министр-президент, граф Сечен изволит почтеннейшее просить вашей аудиенции. – Я пока никого не хочу видеть! Откланявшись, лакей исчез. Эрнст в возбуждении прошелся по кабинету. Затем подошел к письменному столу, открыл верхний ящик, достал из него тяжелый, увесистый револьвер Гассера. Тускло блеснули медью в барабане патроны, само ощущение рубчатой рукояти в руке, смертоносной тяжести оружия придало Эрнсту уверенности. Уверенности, которой ему сейчас так недоставало, особенно когда часы неумолимо отсчитывали время, оставшееся до конца ультиматума. Улыбнувшись какой-то своей мимолетной мысли, Эрнст положил револьвер поверх лежащего на столе листа бумаги, исписанного вручную… Времени не было. Совсем. Насчет того что произойдет дальше – Эрнст не имел никаких сомнений. Еще в двадцатые годы русские специально приглашали иностранных военных атташе – и они с затаенным страхом наблюдали за исполинскими стратегическими бомбардировщиками типа "Илья Муромец", равных которым на тот момент не было ни у кого. Сейчас в серии были уже новые бомбардировщики, они способны достичь Вены даже с аэродромов под Киевом и обрушить на город свой смертоносный груз. Тысяча тонн бомб каждые сутки. Город за городом, пока все не будет кончено. Эрнст с ненавистью посмотрел на листок с ультиматумом. Проклятые британцы, как они могли так подставить его… Оперативный план "Голубой Дунай" – план по ликвидации проклятых бунтарей и заговорщиков сербов был разработан при активной помощи специалистов британского генерального штаба. Он не был привязан к какой-то конкретной дате и был рассчитан на реализацию в тот момент, когда будет умирать русский император Алексей Второй. Бездетный и больной гемофилией император, в последние годы он не выходил из дворца, получив прозвище "Царскосельский затворник". У него не было ни жены, ни детей, он не мог ни править ни радоваться жизни – он просто тихо угасал в роскошном дворце, позволяя править от своего имени совсем другим людям. Вместе с ним уходила из жизни великая династия Романовых, про которую кто бы что не говорил – но она создала самую сильную империю в мире. Империи, которая должна была рухнуть вслед за последним представителем Романовых. Не рухнула… Просто удивительно, как быстро договорились между собой русские, возведя на трон уже тяжелобольного Михаила. Ведь сколько сил и денег было вложено в развал России, сколько интриг предпринято. И все – без толку. И "Голубой Дунай" пришлось отложить. Отложить до смерти императора Михаила, потому что дальше откладывать уже было нельзя. Не получив желаемого в Белграде, Анте Павелич мог обратить свой взор на Вену. И итальянцы, и немцы, возомнившие себя римлянами, и британцы ведут двойную игру – Эрнст это отлично осознавал. Кое-кому очень надо, чтобы Австро-Венгрия стала первым государством в мире, где восторжествуют в полном объеме идеи фашизма. А ведь у Павелича и так слишком много мест в рейхсрате* стало… – Да кто там?! Снова тот же лакей – как хочется взять письменный прибор и запустить им в его лысую голову. Или взять этот бесполезный револьвер и … – Ваше королевское Величество, министр-президент граф Сечен настойчиво просит Вашей аудиенции. – Убирайся вон! Обсидиановый письменный прибор хлестко раскололся о дверь… Павелич солгал. Проклятый позер, он обещал, что через два дня после начала "Голубого Дуная" он вступит в Белград, а через четыре – в Великой Хорватии сербы останутся лишь в двух местах – в могиле или в лагере "Пожаревац", прикованными цепями к своим тачкам. Лагерь специально расширили по такому случаю. А теперь Павелич уже седьмой день не может подавить сопротивление в Белграде, даже при поддержке артиллерии Землина. Эрнст со злобой застучал по золоченой клавише настольного звонка. – Эй, кто там? Вошел лакей, несмело остановился у двери, не смея поднять глаз. – Пусть войдет граф Сечен! Тучный, ожиревший до безобразия граф Сечен едва протиснул в дверь свою увесистую тушу. Э, как разжирел на казенных то харчах! И на взятках – Сечен брал так жадно, что это было нонсенсом даже для Вены, погрязшей в коррупции от верха и до самого низа. – Ваше королевское величество! – размер пуза не позволил графу Сечену поклониться своему королю как того требовал этикет – Вы виделись с посланником Священной Римской Империи? – его Величество не был настроен на долгую беседу – Не далее как сегодня утром, экселленц.** – Вы ознакомили его с текстом ультиматума, предъявленного мне русскими варварами? – Ознакомил, экселленц – Он дал ответ? – Он его дал, экселленц – И каков же он? Граф Сечен замялся – Говорите, Сечен! – Он сказал, что лучше потерять нескольких подданных, чем империю целиком, экселленц! Дверь шумно открылась, грохнув по стене, в кабинет не вошел, а ворвался граф Яворский, один из приближенных императора. – Как смеете вы, граф врываться ко мне… – дрожащим от ярости голосом начал император Эрнст… – Умоляю, выслушайте, Ваше королевское величество! – граф Яворский бухнулся на колени От вида Яворского – белое как мел лицо, наспех застегнутый китель и безумные глаза – Эрнсту стало дурно. – Что произошло? – Ваше королевское величество! Посол Ее Величества Королевы Великобритании, граф Хантли убит! – Что?! Как?! Что вы несете, граф?! – Это правда! Только что телефонировали во дворец! Он выезжал из здания посольства, когда произошел сильный взрыв! Машина сгорела дотла, никто не спасся. Ледяная рука наигрывала Рахманинова на мокрой от пота спине. – Вон! – тихо сказал Эрнст – Ваше королевское Величество… – Во-о-он!!! Рука метнулась к лежащему на столе револьверу, когда в кабинете уже никого не было… Сербы! Проклятые сербы! Бич их династии, рок их государства! Сколько крови на их руках, сколько смертей они принесли в этот мир! Примерно через полчаса император Эрнст, внешне спокойный вышел из своего кабинета в присутствие, нашел взглядом графа Яворского – Русский посланник здесь? Пригласите ко мне его! Русский посланник нашелся удивительно быстро – видимо, в ожидании ответа он так и был во дворце… Снова зашел лакей, поклонился в пояс. – Чрезвычайный и полномочный посланник Российской Империи, Светлейший князь Багратион! Представитель одного из древнейших и самых уважаемых родов России, потомок одного из командующих русскими армиями, геройски погибшего в битве с армиями Наполеона, генерал лейб-гвардии, Светлейший князь Багратион был высоким, сухим, прямым как палка, стариком. На его изрезанном морщинами лице выделялись роскошные, седые, отпущенные по уже устаревшей моде бакенбарды, черные, цыганские глаза его смотрели на императора Эрнста непреклонно и сурово. Войдя в кабинет, старый князь едва поклонился, скорее даже не поклонился – кивнул. На лежащий на столе крупнокалиберный револьвер он не обратил ни малейшего внимания. – Вы ожидаете ответа на доставленное вами послание, князь? – спросил император Австрии Эрнст. – Да, Ваше Величество. Эрнст в раздумьи прошелся по кабинету – Зачем вам сербы, князь? Это беспокойные и постоянно умышляющие против престола подданные. Клянусь честью, такие подданные принесут вам больше вреда, чем пользы. – Того я не могу знать, ваше Величество. Государь приказал мне доставить послание и дождаться ответа на него. Эрнст надменно кивнул головой – И вы дождались его. Высочайшим указом я повелеваю прекратить обстрел хорватских земель и дать коридор на выход из них тем сербам, которые пожелают сделать это в направлении порта Дубровник. Письменный ответ вручит вам мой секретарь не более чем через час. Светлейший князь Багратион кивнул, не проявляя внешне никаких эмоций – Честь имею, Ваше Величество. Картинки из прошлого 24 мая 1936 года Порт Дубровник, Хорватия Сначала было небо. Удивительно синее, без единого облачка, бездонное. Даже больно смотреть – из светло-синего, чем выше, тем боле оно темнеет, окрашиваясь в бездонной выси – это если смотреть прямо вверх и глаза не слепит солнце – в холодный цвет кобальта. Кто знает, что там наверху, в этой холодной выси. Когда они воевали – не было ни единого светлого дня. Мрачные серые тучи висели над Белградом, дым пожаров застилал небо. Да и они сами поджигали все, что было под рукой. Чтобы прикрыться дымом, не дать артиллерии точно прицелиться. Горло пересохло, он пошевелился, попытался что-то сказать – и провалился обратно в спасительную тьму. Следующий раз он пришел в себя… и не увидел неба. Бородатый, чумазый четник склонился над ним, закрывая небо собой… – Пришел в себя? На, попей, брачо*, немного еще осталось… Холодная вода из фляги обожгла губы, бальзамом пролилась на иссохшее горло… – Хватит, хватит… Много нельзя. Позже еще дам. К вечеру придем. – Где мы? Четник улыбнулся – К Дубровнику идем. Еще немного осталось… – А … – Молчи лучше, тебе не стоит много говорить. Тебя на улице нашли, думали не жилец уже. Но все равно взяли… – Хорваты… танки… – Нету танков… Пожег ты танки друже… Оба спалил. Русы за нас вступились, кончилась война. Мы к Дубровнику идем, русы нас принять обещали. Нет больше Великой Сербии друже. Но пока жив хоть один серб – мы не забудем. И не простим… * 15 июня 2002 года Виленский военный округ, сектор "Ченстохов" Чета Продолжение – Хватили вы… – проговорил задумчиво сотник – Хватили… – согласился серб – моего деда вывезли русские на своем корабле в Одессу. А потом переселили его как и других сербов сюда, прямо на границу с Австро-Венгрией. Но русы дали нам самое главное – они дали нам свободу и оружие. Свобода и оружие дает нам возможность мстить… – Мстить… Месть – дело хорошее. Только затянувшееся… – Тебе хорошо говорить пан коммандер. Твой Дон принадлежит тебе и твоим детям – а смекни что будет если его отнимут у тебя? Велехов попытался представить – и не смог. Он просто не мог себе представить, не мог вообразить как это так – если у него отнимут Дон. Если на его земле будет хозяйничать враг? Это было просто непредставимо, никто даже не думал об этом, потому что этого не могло быть никогда. Никогда… – Часто ходишь на ту сторону? – Когда как. Скоро Видовдан… день нашего праздника… – Радован вдруг сменил тему – ты знаешь, что происходит сейчас на месте, где родился мой дед? – Нет. – Есть лагерь. Большой. В Пожареваце. Когда русы вступились за нас – каждому был дан выбор – уйти или остаться. Мой дед не мог сделать выбор – потому что он был тяжело ранен и лежал при смерти. Остальные свой выбор сделали. Кто-то ушел к русам. Кто-то остался, сказав, что умрет но не сойдет с родной земли. Пойдем, я тебе кое-что покажу, пан казак… Вслед за сербом, сотник Велехов прошел обратно в кузню, где Радован, не обращая внимания на притихшего Славомира достал что-то с верхних полок. – На, поглянь, пан коммандер. В руках у сотника оказалось странного вида оружие – что-то типа перчатки, но с загнутым, довольно длинным обоюдоострым клинком. Непривычное – рука казака привычна к простому ножу и к шашке – но если приноровиться – очень эффективное оружие. – Что это? – Это сербосек. Тех, кто остался, в конце концов разоружили и согнали в Пожаревац. Усташи заказали себе такие ножи – патронов было немного и они не хотели тратить патроны. А потом они начали вырезать сербов этими самыми сербосеками. Нас убивали за то что мы сербы, без разбора, всех мужчин, женщин, детей, стариков, раненых – всех кто серб. Таким ножом, пан коммандер, вырезали почти всех, кто остался. Павелич тогда еще не был министром-президентом – но никто не сказал ему ни слова, когда он вырезал сербов. Остались только мы, те кто сохранил жизнь, потеряв родину. Поэтому мы и ходим туда – поклониться родной земле … Сотник покачал головой. – Давай, выйдем на воздух, друже… Вышли. С севера подувал прохладный ветерок, деловито кудахтая, в земле барахтались куры под присмотром голенастого, старого петуха. За мячом бежали, весело крича что-то на смеси польского, русского и сербского дети, словно утверждая господство жизни над политическим и религиозным безумием, моровым ветром выветрившим некогда благодатный край… – Ты сам говорил друже… беда собирается. Вот я и хочу знать, чего ждать. По ту сторону границы – что делается? – По ту сторону… По ту сторону спокойно никогда не было. Несколько лет назад сделали настоящую полосу отчуждения. Датчиков понапихали. Патрулируют. – Как же вы проходите? – сотник сам был разведчиком-пластуном и знал толк в прохождении подобного рода полос отчуждения. Но он был именно что профессионалом, специально подготовленным к инфильтирации на территорию противника при максимальном уровне противодействия – так это называлось. В армии их учили жестко, даже жестоко –например выбрасывали в незнакомой местности и давали задание пройти к определенному пункту за определенное время. А чтобы веселее было идти – давали ориентировку на сбежавших особо опасных каторжников. Или давали задание проникнуть на сильно охраняемый объект – а охрану не предупреждали. Но как та же Драганка пройдет такую вот полосу… сотник просто себе не представлял. – Я не за то. Там, в пограничной зоне концентрация крупных сил противника наблюдается? Бронетехника? В последнее время есть усиление? – И усиление есть. Сейчас каких то наемников к границе подтянули… на нас охотиться. Дюже злые… Лихих людей хватает, если усташей власть в стране. – Усташей? – А то. В армии – усташи сплошные. В полиции – тоже. Половина армии даже больше – из Хорватии, офицерский состав – на три четверти. – Усташей же запретили. – То на бумаге, друже. Национал-прогрессивная партия Австро-Венгрии – думаешь, это что такое? Это они и есть. Просто под вывеской другой. Сотник никак не мог нащупать нить разговора. – Слухай, друже… Вместе сработаем? – Смотря чего. – Того. Я матчасть получил новую – заглядение. Но тебе сразу говорю – ничего не дам, и не проси – все на мне записано, отчитываться надо. Сделаем вот как. У меня машина есть… бронетранспортер для работы ночью… спецприцел там, ночью, днем, за стенами, за деревьями – везде сечет. И пулемет – что такое КПВТ знаешь? Серб кивнул – Сам служил, знаю. – Дом развалит, в лесу любой ствол прошибет. Вот там – как раз такой, это тебе не ДШК. И… ты ведь с подъесаулом Черновым знаешься? – Знаешься? – озадаченно спросил серб – Ну, знаешь его хорошо? Хороший человек? – Да, добре человек… Сотник хлопнул кулаком по ладони – Казаки все добрые пока спят зубами к стенке… Ну так вот. Сколачиваем группу быстрого реагирования. Мы четверо, подъесаул еще казаков подкинет. Два БТР. Даем тебе раций… пару, связь на нашей частоте… – Велехов подумал и решился – ладно, дам приставку ЗАС*… но не дай тебе Бог ее на боевые списать, понял? За потерю приставки ЗАС все будут пятый угол в комнате искать. И работаем. Ты все равно по ночам по лесам шарахаешься. Если увидишь чего интересного с нашей стороны … ты дай нам знать. Неважно контрабандисты или кто – но если тех самых, что в черном ходят зацепишь, тебе особая благодарность выйдет. Ну и … в долгу не останемся. Ежели так удастся спирт захомутать – половина тебе. Казна по пять рубликов за литр принимает, с очень хорошей акции можно каждому по машине справить. А если те что в черном ходят… оружие все что с них – себе забираешь. Тебе оружие лишним не будет? Серб потер небритый подбородок, размышляя… – Говоришь складно… пан коммандер. Только я тебе что скажу… За контрабандистов – не проси. Мы тут живем, на нас и так вуйком… волком смотрят. Спалят всех и все. Тут все этим живут… не работают… А вот если кого в черном заметим… тех что с оружием… или кого еще с оружием… сообщим по чести, пан коммандер. Они мне кровники, они наших побили. Вот так скажу… Сотник протянул руку, серб крепко пожал ее – К вечеру засылай людей за рациями. Кого потолковее. – Божедара пошлю. – Оружия хватает? – Запасли, хвала Богородице – Тогда по рукам. Подъесаул Чернов, выслушав гениальный план своего подчиненного, как и подобает опытному командиру с ходу принимать его не стал. Но и посылать инициативного подчиненного по известному адресу – тоже не стал. Приглаживая пальцем аккуратные офицерские усики прошелся по модулю, в котором никого кроме них двоих не было. – С кем-то гутарил за это? – Нет – коротко ответил сотник – Почему? Велехов недобро улыбнулся – Совпадений много. И обстрел этот мне не понравился… заметили, как точно по мехпарку вложили? Все масксетями закрыто, это должен был быть кто-то, кто не раз здесь бывал и ориентируется даже ночью. – А Радован? – А что ему… Увидел – сообщил. С нашего дела – стволами разжился. Я ему рации пообещал, с ЗАС – сказал Велехов и внутренне приготовился к вспышке начальственного гнева. Которой не последовало. И это еще больше убедило сотника Велехова, что все предельно серьезно, возможно даже Чернов знает что-то такое, что не знает он сам. – Добре. Еще что тебе надо? – Экипаж на оба бэтра. Я уж буду бэтром звать, они и впрямь как бэтры. Толковые экипажи обстрелянные. И тревожную группу… не больше отделения. – Будет. – Еще бы вертолет… мечтательно проговорил Велехов – боевой… – От чего нету – того нету… И тут сотнику пришла в голову идея. – А и не надо… Достану сам. – Как? – Нормально. Выпрошу, а если не выпрошу – то выпляшу. Только результат сначала надо дать, реальный результат… 16 июня 2002 года Герат, Афганистан Громыхнуло – в замкнутом пространстве дувалов взрыв получился еще более сильным. Словно какой-то великан ударил молотом по наковальне – Рахимутдин-хан родился в кишлаке, где был кузнец, в детстве подрабатывал в кузнице, слышал, как молот бьет по наковальне. Так же было и тут – только так громко, что ехавший во второй машине Рахимутдин-хан чуть не оглох… – Аллах всемогущий! – изумленно выдохнул кто-то из штабных офицеров, набившихся как кильки в тесное пространство бронетранспортера. Громыхнуло еще раз – это взорвались боеприпасы. Сарацин был пушечным – вооруженный старой, еще пятидесятых годов выпуска семнадцатифунтовой британской пушкой. Его борта защищали худо-бедно от пулемета – но даже с дополнительным бронированием не смогли противостоять гранате ПГ-7В, выпущенной из противотанкового гранатомета с расстояния около пятидесяти метров. Почти сразу же взорвался боекомплект – и башню лидера колонны взрыв отбросил на несколько метров, а густой дым заволок все вокруг… Почти сразу после этого – горохом по броне сыпанули пули. Колонна попала в засаду. – О Аллах! Генерал ткнул кулаком в затылок водителя штабного бронетранспортера. – Назад! Назад! Вывози нас отсюда, сын ишака! Как только он выберется отсюда – то возьмет местного полицейского начальника и всех его подчиненных и прикажет их распять на крестах. Да, так он и сделает. Этот жирный урод сказал, что в городе тихо, нет ни душманов, ни моджахедов ни пуштунских повстанцев. И он, поверил этой жирной свинье – вошел с бронетехникой в город, чтобы блокировать район операции. И теперь – сидит под огнем в узком проулке… БТР взревел двигателем, сдал назад, что-то грохнуло – и он остановился. На несколько голосов застучали пулеметы, судя по звуку – не русские, британские Виккерсы. Значит, кто-то в колонне отбивается. – Господин генерал, горит сорок первый! Мы блокированы! Еще один взрыв, снова сильный удар молотом по наковальне, который нельзя спутать ни с чем. Подбит еще один БТР. – Покинуть машину! Один из штабных офицеров откинув в сторону люк – и со стоном упал на руки своих товарищей, отброшенный точной автоматной очередью. – Дым! Давай дым, ишак, все сгорим! Покинуть машину! Кто-то выбросил наружу дымовую шашку, взревел двигатель Сарацина – он был новым, дизельным да еще со специальным устройством дымзавесы. При необходимости в выхлоп впрыскивалось дизельное топливо – и образовывался черный, едкий, вонючий дым, полностью укрывавший машину. За броней бушевала свинцовая метель, их расстреливали сразу с нескольких точек, в том числе – с пулемета, установленного на расположенном неподалеку минарете – с него простреливалась вся улица. Генерал, который был хоть и ворюгой, но все же потомственным военным смело шагнул в неизвестность, в вонючий, пронизанный свинцом дымный ад, сделал несколько шагов от обездвиженной колонны, рука его нащупала шершавую стену дувала. Вокруг стреляли – но генерал не испытывал иллюзий относительно точности такой стрельбы: сыновья торговцев и национальных меньшинств, из которых в основном набиралась армия – это тебе не пуштуны, они стреляют просто для того, чтобы обрести уверенность в себе, лупят в сторону цели, даже не целясь. Генерал подумал, что лучше всего залечь у дувала от греха – но осуществить эту мысль не успел. Точный одиночный выстрел, посланный откуда то сзади нашел свою цель даже через дым. Рахимутдин-хану показалось, что кто-то сильно хлопнул его по плечу, он обернулся, чтобы посмотрел на наглеца и вдруг понял, что его не держат ноги. Приложил правую, еще не онемевшую руку к груди – и почувствовал теплую, едва струящуюся между пальцами влагу. Больше сил ни на что не хватило – Рахимутдин-хан начал медленно оседать у дувала, оставляя на нем смазанные кровавые следы от окровавленной груди. Он уже не увидел, как заходившие со стороны гор две Канберры* нанесли ювелирный бомбовый удар, у подножья минарета полыхнул огонь – и сооружение, которое простояло здесь триста с лишним лет начало медленно клониться книзу, словно подсолнух, подрубленный с нечего делать нагайкой казака… Основной командный центр был развернут на Базар-и-Малик, у Искандер-цитадели, ближе к полицейскому участку в центре города. Базар-И-Малик перекрыли полностью, по обе стороны от охраняемой территории скопилась огромная пробка. Командовал штурмом генерал Абад, хотя не имел на то никакого права. Несколько его машин он окружил кольцом бронетранспортеров, полицейские заняли позиции за дувалами и на ближайших крышах. Вторая группа – коммандос, на четырех транспортных вертолетах находились в двадцати километрах от города – подполковник Башир отказался высаживать десант до завершения разведки и окружения квартала, где скрывается Махди. Квартал же, судя по поступающей информации, оказался настоящим осиным гнездом шиитов-террористов. Самое плохое – что большинство из них были смертниками. Рядом с генералом Абадом находился майор британских экспедиционных сил Гарри Миллс, офицер из Гвардейской бригады, командированный в Афганистан на год для получения боевого опыта. Плохо было то, что он сменил предыдущего офицера месяц с небольшим назад, опыта руководства боевыми действиями в Афганистане не имел. Зато имел опыт подавления беспорядков и вооруженных столкновений в Белфасте, и сейчас использовал его, потому что другого опыта не было. Британец вообще не должен был командовать – но генерал Абад по привычке свалил командование операцией, которую сам затеял – на него, на прикомандированного офицера. Это он сделал для того, чтобы потом не отвечать за провал: если Махди будет пойман или убит он скажет, что был на КП и командовал лично. Если же Махди задержать не удастся – он свалит всю вину на британца, а король британцу ничего не сделает. Вот так вот и воевала афганская "армия". Судя по тому, что было слышно по связи – операция больше склонялась ко второму варианту. Сейчас, майор Миллс находился у рации, он плохо, в пределах сотни слов владел пушту и совсем не владел дари, потому на рации сидел переводчик, отдавал команды – а Миллс говорил ему какие команды отдавать. – Что они говорят? Нури, что они говорят? – обеспокоенно спросил Миллс – Сэр, они говорят что попали в засаду, колонна попала в засаду и командир убит. Они просят помощи. – Уточни – где они? Что происходит? Они под обстрелом? Переводчик затараторил на дари, майор ждал. – Сэр, они говорят, что их обстреливают из гранатометов. Четыре машины подбиты, колонна блокирована в переулке. Они прижаты огнем к земле. Майор схватился за голову. Ему хотелось завыть от бессилия и злобы – Где они? Пусть назовут свое точное местонахождение, пусть скажут, где они находятся. Нури, говори с ними! Кто работает на их рации?! Нури снова заговорил на своем птичьем языке… – Сэр, это один из командиров рот. Остальные офицеры убиты, много раненых. Он не знает, где они находятся. В каком-то переулке. Выругавшись, британец оттолкнул охранявшего его гвардейца, направился к стоящим неподалеку Рейндж Роверам. Там был генерал Абад. – Сэр, надо срочно послать резерв на помощь одной из групп. Она попала в окружение! Это нужно сделать прямо сейчас. Генерал Абад сидел в одной из бронированных машин и ел прямо из большого, медного старинного блюда плов, преподнесенный ему местными жителями в качестве дара. Тут же, рядом сидел генерал-губернатор провинции, он был настолько пьян, что Миллс даже отсюда чувствовал запах. На слова британца он поднял на него взгляд. – Сэр, у нас нет армейских резервов. – Есть полиция, есть, черт побери, куча народа, которая сторожит вас! Здесь восемь бронетранспортеров! Пошлите на помощь их. – Сэр, если я пошлю эти бронетранспортеры – то ни один из нас не доживет до того момента когда сможет возблагодарить Аллаха за новый день. Полиция туда тоже не пойдет. Майор с трудом сдержался – ему хотелось схватить генерала за остатки его волос и со всей силы ткнуть его рожей в блюдо с пловом. – Сэр, мы должны предпринять все возможное для спасения попавших в засаду. – Поздно – равнодушно сказал генерал, вытирая пальцы о форму – слишком поздно. Противник оказался сильнее, чем мы думали. Ашим! Ашим! К генералу рысью подбежал толстый как бочка адъютант в форме полковника. В Афганистане было так – адъютантами чаще всего служили родственники, и в звании на одну ступень ниже. – Приказываю подавить сопротивление в квартале. Пусть приданная нам эскадрилья бомбардировщиков возьмет кассетные бомбы и нанесет удар по кварталу. Сигнализируйте Баширу – пусть поднимает вертолеты в воздух. После удара – пусть десантируется. Мне нужна голова этого Махди. – Вы с ума сошли?! Кассетными бомбами по кварталу! Там же есть гражданские! Там блокирована одна из наших групп! – Там нет гражданских, майор. Там есть боевики-махдисты, оказывающие сумасшедшее и своекорыстное сопротивление властям. Что же касается попавших в засаду по вашей милости, майор – думаю, их нет смысла спасать. Еще до того, как самолеты достигнут цели – они все уже будут мертвы… Оттолкнувшись руками от раскалившегося на солнце борта Рейндж-Ровера, майор как пьяный пошел прочь. Вышел на середину дороги – она была относительно свободна. Пошарил рукой в кармане форменной куртки в поисках сигарет. Когда он отправлялся сюда – кое-кто рассказывал ему, что здесь происходит. Он был солдатом армии Ее Величества, он был честным и храбрым солдатом, готовым сражаться с любым, самым жестоким и опасным противником. Он никогда не задумывался на тем, почему у его страны такие союзники и почему – такие враги, он был уверен в том, что если Афганистан их земля – значит, он должен сражаться за эту землю, бок о бок с афганцами, точно так же, как он сражался бы за свою. Но майор никогда не думал, что настанет тот миг, когда он будет ненавидеть своих союзников больше, чем тех, кого он хочет убить. И теперь он пытался понять, как ему жить с этим. От мечети, расположенной на Дарвази-и-Ирак до того места, где посреди проезжей части стоял майор британской армии Миллс было два с лишним километра – но для него, и его оружия это было не расстояние. В нормальном городе западного типа выстрела с такого расстояния невозможен хотя бы из-за особенностей городской застройки: цель будет закрыта многоэтажными зданиями. Но в Герате, с его одно и двухэтажной застройкой такой проблемы не было: если целиться с минарета, все что происходит на дороге, было перед ним как на ладони. Проблема была в другом: уровень цели. Он остался в этом городе, рискуя получить пулю или угодить в лапы полиции при зачистке не просто так: он искал цель. Его брат, Муса, находящийся сейчас далеко отсюда рассердился бы и сказал, что он совсем не повзрослел. Делать надо только то, что, безусловно, необходимо. И не рисковать понапрасну, ради призрачных надежд. Но он был немного другим, не таким как брат. Он все время пытался схватить удачу за хвост, он рисковал – но рисковал расчетливо, брат научил его искусству точно рассчитывать свои возможности и возможности противника. Брат копил деньги – а он писал стихи**… Верил ли он в Махди? Как ни странно – верил, хотя знал достоверно, кем на самом деле является человек, которого многие считают вышедшим из сокрытия двенадцатым пророком. Ведь Аллах мощен над всякой вещью и нет в мире капли, которая бы упала на землю, без воли на то Аллаха. Возможно, когда пророк Мухаммед (да будет Аллах доволен им!) писал Коран – он знал, что будет происходить в одна тысяча четыреста двадцать третьем году Хиджры***? Наверняка он знал об этом – но не написал в Коране, чтобы заранее не обнадеживать правоверных и не подставлять под удар двенадцатого имама, ведь неверные, узнав о скором пришествии имама, об окончании сокрытия, конечно же, начали бы искать имама, чтобы убить его! Убить, чтобы он не смог объединить под своим знаменем правоверных и сокрушить нечестивые империи. Возможно они: Муса, он, другие люди – те, кто исполняет волю Аллаха, готовя те ступени, по которым пройдет Махди, чтобы воссесть на уготованный ему трон. Аллах поможет праведным! Прицельный комплекс приближал лик неверного в камуфляже, увеличивая его в двадцать четыре раза. Нервничает. Весь посерел лицом, судорожно ищет сигареты, чиркает зажигалкой. Боится – хотя не знает что сейчас на прицеле. Может быть, и знает – ведь даже баран чувствует, когда приходит пора подставить глотку под нож, ложится на землю, не ест, не пьет. А это все же человек, пусть и неверный. Это был британец. В любом другом случае это была бы прекрасная возможность – но не сейчас. Он не видел, кто сидел в РейнджРоверах, но он знал что там нет короля. Собственно говоря – он и остался то здесь потому, что рассчитывал взять на прицел короля, втайне надеялся, что король приедет посмотреть на то, как его люди убивают его врага, посягнувшего на королевские привилегии власти. Нет. Не приехал. Возможно, Иблис бережет его. Пока. Но кто-то в тех машинах все-таки был. Кто-то, рангом выше чем этот британец, так нервничающий теперь. Вот этот кто-то ему и был нужен. Этот кто-то был умным, человеком, он сидел в бронированной машине и не выходил под выстрел. Но рано или поздно – он все равно выйдет. И тогда… Аллаху Акбар! – Абад-эфенди, Абад-эфенди! Генерал проснулся, сморило на жаре. Протер глаза. – Что, несчастный? – Абад-эфенди, с авиабазы передали: самолеты в воздухе. У нас будут только через девять минут. – Ты передал сообщение Баширу? – Никак нет… – растерянно сказал адъютант. – Бегом, несчастный! Ашим исчез. Он приходился племянником генералу Абаду, был сыном его младшей сестры. Но все равно – скоро придется менять. Мало того что зажрался – недавно генерал узнал, что Ашим берет бакшиш и не отдает генералу долю. А этого – нельзя прощать никому, даже родному сыну – не говоря уж о племяннике. Вот ведь мерзавец! Кем он был, когда Абад взял его к себе? Да никем! И вот так – подло ограбить благодетеля. Нет, надо его поставить в дукан – пусть поторгует, узнает что такое зарабатывать деньги. Месяц в дукане постоит – можно вернуть. Все равно – родственник, не чужого же к себе приближать. Вот только пусть вернет что нахапал. И еще… надо посмотреть, как самолеты будут проводить бомбометание. Редкое зрелище – тем более кассетными боеприпасами. И сразу восемь машин… Надо посмотреть. С дороги будет лучше видно. И с этой мыслью генерал Абад вышел из РейнджРовера. Та-а-к… А это еще кто такой? Похоже – тот, кого он и ждал, лучше цели уже не будет. Когда он только готовился отправиться в эту страну – он долго изучал ее. Его задача была крайне важной – стать ангелом-хранителем и одновременно карающим мечом нового пророка – и на подготовку не жалели ни сил ни времени, ни денег. Ни информации. Долгими часами он просиживал около большого экрана. На экране одна за другой появлялась фотография человека, в наушниках звучала его биография. А он запоминал. Он все запоминал – министров, приближенных, губернаторов, командиров дивизий, начальников штабов, полицейских начальников. Людей, про которых достоверно известно что они работают на Британию или на афганскую контрразведку. Он запоминал – чтобы в нужную минуту не колебаться. И сейчас, похоже, такая минута настала. Генерал Шахнаваз Аббас, уроженец города Термез шестьдесят два года, шиит, семья погибла при погроме, содержит двух жен, один сын от старшей жены, сын и дочь от младшей жены. Приближенный короля, пользуется особым доверием. Жесток, хитер, как и все афганцы доверяет только своим соплеменникам, циничен, волюнтаристичен. Руководитель КАМ – афганской спецслужбы, совмещающей в себе разведку и контрразведку, действует в разных регионах мира, приоритетное направление – Восток и север Африки. Крыша британской Секретной разведывательной службы, налажен активный обмен информацией. Вот это – достойная цель, если его не будет – правительство Афганистана временно ослепнет. Не оглохнет – часть данных будет поставлять королевская полиция – но ослепнет, а это тоже немало. Значит – вот к кому попала информация о сошествии Махди в Герате! И он, конечно же, приехал на место проведения операции, чтобы лично убедиться в ее исходе! Достойная цель. Дальномер показывал две семьсот шестьдесят. Один из самых дальних выстрелов в истории, если считать только выстрелы, произведенные в боевой обстановке. Калибр 14,5 – почти шесть линий! – позволяет такой выстрел. Но надо все тщательно просчитать. По движущейся цели он явно не попадет, полет пули займет несколько секунд. За это время она преодолеет звуковой барьер – а это дополнительный фактор нестабильности. Хорошо то, что после пули такого калибра выжить почти невозможно… Раньше снайперы рассчитывали полет пули по таблицам – если на это было время, а лучшие и вовсе – обладали дьявольской, помноженной на десятилетия опыта интуицией, позволяющей без всяких таблиц сразу взять правильную поправку. Теперь все намного проще – толстые тетрадки с таблицами заменил один небольшой – размером как два сотовых телефона – баллистический калькулятор. Вводишь туда данные – и он сам рассчитает тебе поправку. Теперь для точного выстрела нужно лишь правильно снять данные и обладать достаточной храбростью для того, чтобы выстрелить… Больше всего его беспокоил ветер. Почти три километра – на этой дистанции ветер может менять свое направление несколько раз, тем более над городом. Прибор, который стоял на крыше минарета и измерявший необходимые снайперу параметры – высоту над уровнем моря, атмосферное давление, скорость и направление ветра – показывал эти данные только в том месте, где находился он сам. А ему нужны были данные на месте цели и по всей трассе полета пули. Снайперы для этого – если позволяет ситуация – привязывают к высоким, господствующим над местностью предметам флажки или просто обрывки ткани, чтобы "видеть ветер". У него такой возможности не было – но тут ему подыграл… то ли сам Аллах, то ли глупость тех, кто прибыл сюда за головой Махди. Эти люди были настолько глупы, что развернули на месте своей стоянки флаг Афганистана, подняв его на временном флагштоке. Этот флаг, колеблющийся под действием воздушных потоков и указал ему скорость и направление ветра. Немного поискав, он нашел еще один флаг! А потом – еще один! Это была еще одна афганская традиция последнего времени**** – если человек умирал не своей смертью, то над домом, где он жил, поднимались два лоскута ткани. Зеленый – как свидетельство того, что умерший был правоверным мусульманином. И черный – говорящий о том, что человек умер неестественной смертью и месть за него еще не свершилась. В Афганистане того времени мало кто доживал до таких лет чтобы умереть естественной смертью – поэтому, на трассе он нашел аж восемь флажков, на основании которых прикинул скорость и направление ветра по всей траектории полета пули. Был день, было жарко – поэтому он обоснованно предположил, что существует еще и восходящий поток воздуха от нагретой солнцем земли – не такой сильный, но все же на двух с лишним километрах и он будет влиять на траекторию пули. Он внес в баллистический калькулятор и эту поправку. Время! Генерала Абада прикрывали – несколько картинно разряженных гвардейцев, выделяющихся черными комбинезонами, масками и большим количеством оружия – они были просто увешаны им. Но прикрывали его от выстрела через дорогу, от соседних дувалов – но никак не с двух с лишним километров. Генерал уже стоял – спиной к снайперу, он замер перед штативом, на котором был прибор, позволяющий обозревать местность, что-то типа бинокля, но больше, тяжелее, и дающий панорамный обзор в хорошем качестве. Генерал замер перед штативом, представляя собой идеальную мишень, ближайший охранник располагался так, что с того места, откуда собирался стрелять снайпер, генерал был открыт чуть ли не от груди. Стандартная грудная мишень, да еще не двигающаяся. На мгновение перекрестье прицела замерло на британце, мелькнула шальная мысль, что можно выстрелить второй раз, убив и его тоже – но почти сразу снайпер отказался от этой затеи. Британец стоял достаточно далеко от генерала, чтобы мгновенно перенести туда огонь, да и стоял он так, что открытыми оставались только голова и плечо. Нет, это уже слишком. Перекрестье прицела замерло на спине генерала точно по центру. Снайпер несколько раз неглубоко вдохнул – и резко выдохнул, чтобы изгнать лишний кислород из легких. Так получилось, что этому искусству, искусству снайпера, его учили русские казаки – а это были хорошие, прошедшие сквозь огонь и воду учителя. Они говорили: не думай, чувствуй. Забудь обо всем, палец сам решит, когда ему нажать на курок, он сам выберет точное время… И он выбрал… Кипящий от негодования майор Миллс растоптал недокуренную сигарету, сразу прикурил еще одну. У него в пачке были отвратительные, балканского табака сигареты – потому что он бросал курить и для этого купил сигареты с самым омерзительным вкусом, какие только нашел. Балканские сигареты были даже хуже тех, что выдавали в пайке нижним чинам – картонная коробочка с королевским гербом, курятся так, как будто наполовину свернуты не из табака, а из соломы. Эти были еще хуже – как будто табак смешали с перепрелыми листьями, они курили такие самокрутки из листьев кадетами, когда денег на нормальные сигареты не было, а почувствовать себя взрослыми хотелось. Кто попадался – тот получал либо наказание розгами, либо наряд на кухню или на туалеты… Это что – скачки на приз Королевы? Просто омерзительно. Майор вырос в цивилизованной стране и просто не понимал, как можно наблюдать за массовым убийством людей с такой радостью. Эти негодяи отдали приказ бомбить, в том числе и собственных, попавших в беду солдат – а теперь собрались, чтобы понаблюдать за этим зрелищем. Со стороны гор донесся нарастающий заунывный вой реактивных двигателей – восемь реактивных Канберр заходили на цель. Промахнуться было сложно – дымы от горящих машин были отчетливо видны, они подпирали небо черными, истончающимися кверху столбами – словно те, кто еще оставался в живых из последних сил держали небо, пока оно не обрушилось им на головы в виде шестнадцати больших подкрыльевых кассет с осколочными и зажигательными суббоеприпасами. Держали – и знали, что не удержать. Внимание всех привлекали самолеты, все ждали первого захода на цель – и никто не понял, что произошло, и в какой момент это произошло. С треском, слышным даже здесь открылись первые бомбовые кассеты, щедро рассыпая смерть – и в этот момент кто-то заполошно закричал на дари, кто-то, кто стоял совсем рядом. Майор оторвался от зрелища заходящих на цель бомбардировщиков, а когда опустил взгляд – то увидел генерала Абада, упавшего вперед и свалившего штатив с обзорным комплексом, который стоял перед ним. Сначала майор подумал, что тот просто упал – но тут же увидел и остальное – быстро, неправдоподобно быстро растекающуюся по асфальту лужу багрово-черной крови… В следующую секунду гвардейцы, рассыпавшись, открыли шквальный огонь во все стороны. Миллс сделал нечто более умное и уместное в это ситуации – он сорвал одну за другой две дымовые гранаты-шашки со снаряжения – одна с белым дымом, другая с черным – и бросил их вперед. Ударившись о землю, обе шашки запыхали, исторгая из своего чрева густые клубы быстро заволакивающего все дыма и лишая снайпера обзора. Под прикрытием дыма майор, и еще один из офицеров-афганцев, не потерявших самообладания подбежали к поверженному главе афганской разведывательной службы, потащили его под прикрытие брони бронетранспортеров. Уже там майор перевернул его, увидел входное отверстие от пули – или даже снаряда! – и понял, что все бесполезно. Позвоночник был почти вырван вместе с частью грудной клетки. Отбомбившись, Канберры взяли курс на командный пункт, прошли над ним в ровном строю, на предельно низкой высоте, оглушая ревом двигателей – словно отдавая дань уважения погибшему от пули снайпера генералу. – Али! По машинам! Быстрее! Взлетаем через пять минут! Быстрее! – Так точно, господин подполковник Группа коммандос, которую вел сам Башир, заняла исходные в двадцати километрах от Герата – так получилось, что они знали эту местность, она нередко использовалась ими в качестве учебного полигона. Местность выбрал сам Башир – хотя сидели здесь, он и его люди, по приказу Абада. С самого начала подполковник выразил резкое несогласие с планом операции, который выдвинул Абад и его люди. План был примерно такой же, какой они использовали при зачистках местности: окружение на первом этапе и сплошная зачистка окруженной местности. В отличие от Абада Башир ориентировался на молниеносные удары с высадкой десанта, в предложенном им плане успех обеспечивался не за счет окружения – и за счет внезапного и стремительного удара, захвата инициативы в операции с самого начала и уверенного ее удержания во время всей операции. Невозможность отступления для противника обеспечивалась не окружением, а внезапным воздушным десантом, когда коммандос сыплются прямо тебе на голову и уходить уже поздно. Абад совсем недавно побывал с группой офицеров в Североамериканских соединенных штатах, где ему продемонстрировали, как подобные проблемы решают североамериканские зеленые береты. Оцепление зоны проведения операции если и предусматривается – то не бронегруппами, как предложил Абад – а высадкой десанта с вертолетов, при этом возможные подходы перекрываются быстроустанавливающимися ограждениями из колючей проволоки, около которых занимают позиции группы прикрытия – пулеметчик и несколько автоматчиков, прикрывающие заграждения от прорыва. Основная группа в этом случае ведет штурм и зачистку объекта. После этого – эвакуация участвующих в операции сил производится либо теми же вертолетами, с господствующих над застройкой зданий, либо наземным конвоем, который пробивается к месту проведения операции – причем возможные проблемы у наземного конвоя не влияют на скорость исполнения основного замысла операции. При необходимости – десантирующейся группе перебрасывается вертолетами подкрепление и дополнительное снаряжение. Все это было не раз отработано в Мексике – и работало, если в месте проведения операции не оказывалось ПЗРК, либо противовертолетной ПВО, основанной на сосредоточенном огне РПГ. А Абал по сути ставил успех основной операции – поиск и захват Махди – в зависимость от успеха второстепенной – окружения квартала где скрывается Махди силами пятой дивизии при поддержке бронетехники. Спор двух офицеров решили так, как он обычно решался в Афганистане – ты начальник я дурак. Теперь Башир сидел в командирском вертолете рядом с рацией и убеждался в том, что все таки он был прав. План операции трещал по всем швам. Махди… Башир был афганцем и мусульманином-суннитом, он соблюдал нормы и правила шариата как мог и вставал на намаз, когда была такая возможность. Он и своим солдатам не запрещал отправлять религиозные потребности, если это не вставало в противоречие с требованиями службы и боевой учебы. Он слышал про Махди – немного, но слышал, в Афганистане трудно что-то утаить если произошло что-то заслуживающее внимания – об этом на следующий день будут знать все кабульские базары. Он не знал и не хотел знать, настолько Махди свят – он учился в Сандхерсте, неоднократно повышал свою квалификацию в Великобритании и Североамериканских соединенных штатах – и это лишило его даже намека на религиозный фанатизм и слепую веру. Он видел как живут неверные в других странах – а потом возвращался и смотрел как живут правоверные, по пять раз в день встающие на намаз люди в Афганистане. Более того – однажды он побывал в Багдаде, в городе, находящемся под пятой русских оккупантов, держащих в неверии и рассеянии многие миллионы мусульман,**** и убедился в том, что и находящиеся под пятой оккупантов правоверные живут не в пример лучше, чем правоверные в его собственной стране. Однако – возможно Башир бы и пошел за тем, кто пообещал бы превратить Афганистан в нормальное светское государство, поставив нормальную власть. Махди же, судя по тому, что о нем говорили – обещал погрузить страну в кровавую пучину ультрарелигиозной реакции. А потому подполковник Башир не испытывал никаких угрызений совести, получив приказ взять Махди живым или мертвым. Судя по переговорам по рации, больше похожим на истерическую перебранку на базаре – одна из блокирующих групп напоролась на засаду в городской застройке и сама была блокирована, а штаб частично утратил контроль над ситуацией. Подполковник ожидал приказа – он мог выделить один или два вертолета на то, чтобы попытаться подавить огневые точки противника вокруг попавшей в засаду бронегруппы с воздуха, а потом высадить десант и провести зачистку. Но приказ на взлет не поступал – а вместо этого по связи запросили бомбардировщики с кассетными боеприпасами. Абад вместо того, чтобы воспользоваться скальпелем – решил воспользоваться топором. Собственно говоря – ничего другого от него ждать не приходилось, про Абада давно ходили слухи, что будь его воля – он бы выбомбил страну до основания, мстя за погибших родителей и соплеменников. Башир, будучи суннитом – не доверял шиитам и знал что от них можно ждать всего чего угодно… И вот, наконец – приказ взлетать. Пока его бойцы собирались с постов – он окружил вертолетную площадку выносными постами, чтобы к ним не подобрался кто-нибудь, у кого есть противотанковый гранатомет и нет желания жить – сам Башир выпрыгнул из машины, подбежал к вертолету, который пилотировал командир эскадрильи… – Дай нам высадиться! Потом вставай в круг! Долби по всему что движется! Групп прикрытия не будет! Пилот вместо ответа показал большой палец. Судя по тому, что творилось в эфире, в зоне высадки уже шел бой, там находились крупные силы моджахедов, уже забившие колонну. Поэтому, Башир решил не рисковать и не выставлять далеко от нужного здания группы прикрытия – их просто могли перебить. Будет лучше, если он выставит эти группы в пределах визуального контакта с домом, где находится Махди. Соберет свои силы в кулак – вместо того чтобы распылять их без нужды контролируя враждебную территорию. Есть там, в том доме Махди или нет – в любом случае они смогут отступить и оборонять этот дом как опорный пункт до подхода подкреплений. Все это он изложил командирам отделений, те показали большой палец в знак того что они поняли и готовы исполнять. Вертолеты оторвались от земли. Афганистан был не слишком богатой страной, Башир просил Ястребы или Чинуки, такие как у североамериканцев, он летал на них на учебе и убедился в том, какие задачи могут выполнять современные вертолеты с опытными летчиками. Но денег как обычно не было – и ему дали шесть стареньких "Вестланд-Вагон". Раньше они летали по заказам САС и были снабжены дополнительным оборудованием для круглосуточных полетов в условиях нулевой видимости. Но это не отменяло главной проблемы Вестландов – всего один двигатель, приводящий в действие два винта, причем передний – через приводной вал, на котором также терялась мощность. Возможно, в Великобритании мощности и хватало – а вот в высокогорном, пыльном и опасном Афганистане двигатель сипел на предельных оборотах – и десантники, поднимаясь в воздух не знали, долетят ли они до места назначения или грохнутся на скалы. Особенно страшно было в горах – когда все, и пилоты и десант чувствовали, что двигатель тянет на пределе. На горизонте появился Герат – как и все афганские города низкий, желтый, одноэтажный, грязный. Ни город, ни его жители не стремились к небу – к небу протягивали свои руки только минареты, да столбы дыма, поднимающегося над окруженным кварталом. Самолеты уже прошли над ним и во многих местах полыхали пожары. Не дожидаясь команды, пилот головной вертушки взял курс на дымы. Плюющийся смертью город плыл перед блистерами. – РПГ! РПГ слева! Пилот бросил вертолет вправо, что-то дымное пронеслось совсем рядом, нарушив геометрически правильный до этого строй. В ярости зашелся пулемет, поливая землю. – Огневые точки не подавлены! – заорал Башир своим, те мрачно кивнули. Возможно, придется высаживаться под обстрелом. Пересекли дорогу – та почему то тоже была вся в дыму. – Двадцать секунд! Вертолет ощутимо замедляет ход, снизу почему-то не стреляют. Возможно, бомбы все же потрепали сопротивление. – Десять секунд! Ползет вниз аппарель, бортмеханик, опасно балансирующий на самом краю пропасти, готовится сбросить вниз трос. – Пошли! Трос обжигает руки даже через перчатки, земля несется навстречу. Вообще то, с такой скоростью по тросу спускаться запрещено – но сейчас к черту инструкции, каждая секунда, которую ты проводишь на тросе, ты являешься беззащитной мишенью. Оказавшись внизу, подполковник как простой боец приготовил автомат, откатился в сторону, прикрывая остальных. Было пыльно, дымно, винты вертолетов гнали вниз всю дымную вонь. Все здания, дувалы были основательно посечены осколками, Баширу бросился в глаза невзорвавшийся элемент кассетной бомбы, лежащий впереди на дороге. Опасная вещь – наступит кто-то и эта тварь может рвануть как связка гранат выкосить целый взвод. По ним никто не стрелял, солдаты – коммандос один за другим оказывались на земле, залегали, прикрывая свои сектора. Они ожидали сопротивления – а сопротивления не было. Вообще. Только в многих местах что-то догорало. Вестланды, высадив десант, пошли вверх и в сторону – вертолеты попытаются сесть на перекрытом участке трассы, чтобы сэкономить топливо. Они остались одни. Осмотревшись – полковник помахал рукой над головой – общий сбор офицеров. Он видел, что потерь нет, и высадка прошла как нельзя лучше. Но не понимал – почему. – Продвигаемся к зданию. Саид – ты со своими людьми займешь позицию вон там, тебя прикроет остов машины. Прикроешь нас от удара в спину. – Есть, сэр. Подполковник связался по рации с остальными – все вышли на связь. Потеря была только одна – один из солдат при высадке то ли сломал, то ли вывихнул лодыжку. Все. Башир приказал всем группам продвигаться к зданию. – Внимание на взрывоопасный предмет – показал подполковник – не наступите. По сигналу – вперед! Прикрывая друг друга – двое лежат, двое бегут – группа коммандос пошла вперед. В двух местах на улице лежали посеченные осколками трупы, явно это повстанцы – но ни у одного из них рядом не было оружия! Ни целого, ни поврежденного. Значит – кто-то его забрал. Очень плохо. Небольшой группой – десять бойцов, вторая, такой же численности группа осталась прикрывать тыл – Башир вышел к нужному зданию. Толстенный дувал выше человеческого роста, выбитые взрывом ворота. Снова –ни души. Еще одна группа вышла правее, подполковник показал условный знак – норма – и получил такой же знак в ответ. Надо идти… Во дворе оглушительно громыхнула граната – вспышка – и коммандос бросились внутрь, в огражденное дувалом пространство двора. Они были готовы к чему угодно – но не к тому, что увидели. Никого. И ничего. Никаких следов, что на этот дом и в этот двор упала хоть одна бомба. Черт, здесь даже стреляных гильз совсем нет. Как будто здесь и не было никаких боев. Один из коммандос крадучись подошел к двери, привязал к ручке веревку, еще несколько выстроились у стены. Первый рванул на себя веревку – и остальные бросились внутрь. Башир молча ждал. – Башир-хан, внутри чисто, но мы кое-что обнаружили. Почему то, когда он вступил в здание – ему стало не по себе. Просто не по себе и все. Он не мог понять, что не так, он не мог понять, что его беспокоит. Потом, он понял – это был страх. Ему просто было страшно. И страх этот – нарастал с каждой минутой. Впереди был коридор – темный и узкий. Он прошел по нему несколько шагов – и вдруг ему показалось, что за спиной кто-то есть. Внезапное нападение противника сзади! Одно из учебных упражнений, которое отрабатывали коммандос – вот и сейчас подполковник, развернувшись и присел, выхватил из кобуры пистолет, включил фонарь-вспышку, надеясь ослепить противника и получить преимущество. За спиной никого не было. Он обвел пистолетом стены – фонарь не высветил ничего. Только глинобитные, шершавые стены и не более. Выругавшись про себя, подполковник двинулся дальше. Нервы сдают – а это очень плохо. Он попытался связаться по рации со своими – но в эфире был сплошной треск. Такого он никогда не видел – рация была современная и могла отстраиваться от помех. – Где вы? – крикнул подполковник и голос его предательски дрогнул. – Башир-хан, мы здесь! Внезапно где то за стеной в несколько голосов оглушительно заговорили автоматы, кто-то заорал не своим голосом – и подполковник с ужасом узнал по голосу одного из своих. Он отшатнулся от глинобитной стены, направив пистолет туда, где раздавалась стрельба. Топот. Он повернулся, вскидывая пистолет. – Свои! Точно – свои. Тревожная группа. Чуть не выстрелил. Мечутся по стенам лучи фонарей, несколько автоматных стволов готовы изрыгнуть огонь. – За мной! Пройдя еще немного, они увидели дверь. Подполковник кивнул. Один из солдат изо всех сил врезал ногой по двери – и они рванулись внутрь, готовые стрелять. – Дреш******!!! И замерли в ужасе. Непонятно что тут было. Комната… несколько телевизоров, какие-то столы шкафы с оборудованием… Аллах всемогущий! Комната была довольно большой, в ней остро пахло кровью – и на полу, истекая кровью лежали девять бойцов из тех, что первыми проникли в здание. А десятый стоял на коленях, словно собираясь совершить намаз – и держа перед собой в вытянутой руке автомат – за ручку, как пистолет. Подполковник взглянул своему солдату прямо в глаза – он помнил его имя, это бы Имамутдин из новичков – и ужаснулся. В глазах солдата плескалось темное как нефть, мутное, кровавое безумие. – Не стрелять! Полковник сделал шаг навстречу своему солдату – Имамутдин, брось оружие – попросил он – зачем ты это сделал. – Они хотят убить меня! – выкрикнул солдат – Кто они? Здесь никого нет. Я подполковник Башир, твой командир! Брось оружие! – Все! Все хотят убить меня! Все хотят убить меня! О чем идет речь, что вообще произошло – подполковнику так и не суждено было узнать. Почти тонна взрывчатки, заложенная под дом, сдетонировала через десять минут после начала 16 июня 2002 года Испытательный полигон ВВС РИ Где-то в Туркестане С самого утра, на испытательном полигоне ВВС, расположенном в Северном Туркестане, там где бескрайняя степь переходит в плоские, серые плиты нагорья, было необычно многолюдно и шумно. Сам то полигон представлял из себя – пять разных взлетных полос – от шестикилометровой бетонки до грунтовой пятисотметровки, два ряда серых, покрытых пылью и нищей, сухой, не дающей урожаев землей ангаров, несколько больших бетонных площадок для техники. Чуть в стороне стояла большая вышка управления полетами с комплексом радарного оборудования, а в нескольких километрах правее, черной полоской на бурой земле виднелось большое кладбище металлолома. Металлолом был в основном военный – остовы танков, гаубиц, боевых машин пехоты устаревших моделей. Все то, что уже не было смысла модернизировать и что по каким-то причинам не отвезли на переплавку. Собственно на переплавку-то как раз отвозили – но первоначально, эти стальные остовы армейскими тягачами и вертолетами-кранами растаскивали по окрестностям, зажигали внутри горелки для имитации инфракрасной сигнатуры от двигателей (использовались дешевые туристические примусы) и проводили по ним бомбометание. Потом изучали характер повреждения техники, а то что оставалось – отвозили теми же тягачами на железную дорогу. Чтобы не привлекать внимание противника – ближайшая железнодорожная станция находилась в пятидесяти километрах на восток, металлолом грузили на остановившийся прямо на путях поезд и точно так же с открытых платформ сгружали контейнеры со всем необходимым. Большая часть строений испытательного полигона была глубоко под землей, там же находилось убежище и подземный пункт управления испытаниями, которым обычно и пользовались. Но сегодня было не до секретности – ждали Государя. Поскольку мероприятие намечалось государственного уровня – гостей собралось даже больше, чем рассчитывали организаторы демонстрационного показа. Конечно же – как без него – первым, на двух вертолетах, прибыла группа высокопоставленных военных Туркестанского военного округа. Возглавлял ее командующий округом, генерал Дикой, вместе с ним был начальник штаба округа, полковник Генерального штаба Сухомлинов. Вместе с ними прибыли командующие четырех из шести дивизий, расположенных в округе – хотя новая техника непосредственно затрагивала интересы только десантников и авиаторов. Ну, а там где отцы-командиры, там их замы и адъютанты, естественно, кто-то взял и командование полков. В конечном итоге, вся эта рать едва вместилась в два вертолета Сикорского. Прибыли наблюдатели от всех военных округов страны – обычно это была группа из трех-четырех человек, возглавляемая офицером в звании не ниже полковника. Прибыли наблюдатели от Командования специальных операций. Прибыли и наблюдатели от всех девяти эскадр стратегической авиации, организационно подчиняющихся только Генеральному штабу и имеющих отдельное командование – Стратегическое авиационное командование. Тоже – по два-три человека от каждой эскадры, из всех присутствующих летчики выделялись белыми, шелковыми шарфами, синей формой с золотыми пуговицами (пуговицы покупались за свой счет) и немалым гонором. Оно и понятно – большая часть командного состава ВВС и ВМФ происходила из потомственных дворянских родов, потому как просто в армии служить считалось непочетно. ВВС в начале двадцать первого века в смысле престижности даже выигрывали у ВМФ, потому что Его Величество носил звание полковника военно-воздушных сил. Прибыла группа – самая многочисленная, одиннадцать человек от десятой, подчиняющейся САК эскадре – десятая эскадра занималась стратегической воздушной разведкой в интересах Генерального штаба. В отличие от остальных, представители ВВС посчитали ниже своего достоинства селиться в гостинице для командированных офицером и поселились, кто в гражданских отелях, а кто и вовсе снял квартиру или даже виллу. Кто-то жил даже в Бухаре – от Бухары до полигона было больше часа вертолетом – но соображения престижа и гонора перевешивали робкий голос благоразумия. Наконец, на полигоне было не протолкнуться от местных, гражданских, которых возглавлял генерал-губернатор Туркестана. Хоть их никто и не звал – но скрыть мероприятие с участием в нем Его Величества было невозможно и они, собрав в толстые папки челобитные, ринулись на полигон. Все эти многозвездные военные начали собираться на полигоне уже к четырем часам утра по местному времени – а в семь на полигоне было не протолкнуться. В ожидании самолета Государя военные разбились на группы по родам войск, и, смоля сигареты, переговаривались между собой, иногда вглядываясь в стремительно светлеющее небо. – Нет… господа – начальник штаба Шестой стратегической эскадры, полковник от авиации Танненберг, докурив сигарету почти до фильтра, огляделся и, не найдя в поле видимости ни одной, самой завалящей урны был вынужден сунуть потушенный окурок в портсигар – намучаемся мы с новой техникой, намучаемся. Вот вам крест – намучаемся. – Это через чего? – А как с винтовых на реактивные переходили забыли? Года два считай, небоеспособными были. Всю инфраструктуру авиабаз – переделай. ВВП – считай заново построй. Вся номенклатура запчастей по двигательным установкам – новая. Смазочные, топливо – все новое. Техников – всех на переподготовку, а это – года два. Намучаемся, говорю. – Рано или поздно все равно придется переходить – начальник одного из управлений САК, генерал Тищук махнул рукой, словно отрубая возможные возражения – или мы сейчас перейдем, или потом, но уже с проблемами. – Не проще ли было новые боеприпасы разработать? До сих пор бомбы свободного падения на снабжении. – Как будто боеприпасов новых нет. Это тоже деньги. – А эти все… не деньги? Просто наследник с его молодежью на всем новом зациклен, не факт что это хорошо, господа, не факт. – Мы тоже работаем. – Пусть армия сначала испытает все это. Для чего сразу нам-то начинать новую технику принимать? У нас цена ошибки – не в пример выше. – Армия принимает, при чем тут армия? – Нет, я все таки не пойму, господа – в чем суть? Получается вместо одного самолета – два, ударный и летающий пост управления. Но ведь ударный самолет уязвим не намного меньше, чем обычный стратег. – Один пост может вести до четырех бомбардировщиков-беспилотников одновременно. Кроме того – пост сейчас так и так есть, просто он используется как летающий локатор и не управляет самолетами, а только передает им данные. – А не получится так, что потеряем самолет управления – и потеряем разом четыре ударных. Сейчас хоть один – да прорвется. – Ну да, а три – собьют. И надо будет операцию по спасению организовывать. Срочную. – Но задача не будет выполнена! – Вам, сударь, хорошо собакой работать: любого обгавкаете – без злобы заметил кто-то. Танненберг не обиделся – Нет, ну а что, господа – я не прав? Зачем всем разом то переходить на новую технику? Где горит? – Кажется, летит… – сказал кто-то. У всех, кто служит в стратегической авиации слух острый, без этого никак. – Строимся, господа строимся. К удивлению строящихся офицеров, показавшаяся на горизонте точка, превратилась не в белый, несколько медлительный четырехмоторник представительского самолета, которым пользовался Государь. Точка приближалась к полосе с чудовищной, недостижимой для турбовинтовика скоростью – и самые глазастые уже разглядели "Кобру". Так, из-за характерной формы кабины, чем-то напоминавшей раздувшую капюшон кобру, прозвали сверхзвуковой бомбардировщик Северского С-34. Пройдя на предельно малой и оглушив всех оглушительным ревом турбин, самолет начал заходить на глиссаду*. – Строимся, господа, строимся! – Где трап! Трап, Бунчук, убью! – Да на кой там трап?! – Поговори! – Включать? – А Бог его знает. – Значит, включаем… Пилот остановил самолет виртуозно – в паре десятков метров от выстроившихся в несколько каре военных. Трап и в самом деле здесь не был нужен – у этой модели самолета бронированный фонарь отстреливался только при катапультировании, а в штатных ситуациях, экипаж поднимался на борт и покидал машину через небольшой люк с лестницей рядом с передней стойкой шасси. – Наследник… – Цесаревич! Хоть это было и не по чину – пока – начальник авиабазы все равно махнул рукой – и над степью поплыли величавые, хорошо знакомые каждому русскому человеку звуки "Боже, царя храни…" в исполнении симфонического оркестра балета его Императорского Величества в Санкт Петербурге. Это и в самом деле был Цесаревич Николай, наследник престола Российского. В противоперегрузочном костюме, чуть усталый, но хорошо всем знакомый и узнаваемый с первого взгляда – выдавали "романовские" синие глаза. В последнее время, Государь, озабоченный ростом новых угроз в мире дал Цесаревичу большую свободу в поисках ответов на эти угрозы. Мир менялся – и менялся в далеко не лучшую строну. Обозначить эти изменения какой-то короткой фразой было сложно – но возможно. В новом мире никто никого и ничего не боялся. Всю вторую половину двадцатого века мир жил в страхе перед атомным апокалипсисом, перед сжигающим дотла Землю огнем, перед Судным днем. Этот страх, родившийся в сорок девятом, примерно до конца восьмидесятых только нарастал. Причем львиная доля этого страха приходилась на развитые страны – в российской империи боялись намного меньше. Все дело было в том, что в странах, где Государь не может сам распоряжаться бюджетом, гражданам (или подданным, в Великобритании и Австро-Венгрии бюджет утверждался парламентом и рейхсратом соответственно) нужно было как то объяснить, на какие такие цели военные ведомства просят все больше и больше денег? Для чего строятся сотни бомбардировщиков, для чего нации нужны ракеты. Апофеозом всего было знаменитое "в лесу живет медведь"** Рональда Фолсома и программа СОИ – программа звездных войн. Программа эта (лазерные спутники-перехватчики на орбите и баллистические двухступенчатые ракеты-перехватчики на земле) была введена в полном объеме в строй в девяносто четвертом, из-за нее Североамериканские соединенные штаты стали крупным должником Японской Империи – но снижения уровня угрозы это не дало. В том же девяносто четвертом – синхронно! – Российская империя завершила консервацию последней шахтной установки баллистических ракет. Их место в стратегической ядерной триаде заняли БРВБ – баллистические ракеты воздушного базирования, огромные контейнеры, сбрасываемые с самолетов на высоте восемь-десять километров и там же, в воздухе отрабатывавшие старт. Часть функций сдерживания передали БЖРК – боевым железнодорожным ракетным комплексам, внешне ничем не отличимым от обычных железнодорожных составов. Обе эти системы роднило одно – внезапный запуск из произвольной точки пространства, что усложняло задачи перехвата на порядок. Одно дело – заранее математически просчитанная траектория полета и спутник – в наиболее выгодной огневой позиции, и совершенно другое – пуск ракеты из любой точки необъятной России, да еще хуже – с восьмикилометровой высоты, когда на получение разрешения и прицеливание остаются не минуты – секунды. Короче говоря – Стратегическая оборонная инициатива если кому то и обернулась пользой – так это парням из Бурбанка***, пополнившим и без того солидные банковские счета новой порцией бюджетных средств. Вот и снимали фильмы типа "Русский рассвет" где толпы оккупантов в ушанках и валенках вторгаются в Америку и расстреливают детей в колясках. Вот и писали статьи – одна страшней другой. Россия – под пятой диктатуры. Россия – несвободная страна, русские привыкли жить рабами и хотят сделать рабами весь цивилизованный мир. Русские – готовы ударить в любую минуту, ведь решение о войне и мире принимает Государь единолично****. А вот в девяностые пошла разрядка – без шуток, самая настоящая разрядка. Все дело было в том, что бояться перестали сами люди. Простые, обычные люди. Почти всю свою историю – начиная с того момента, как закутанный в шкуры неандерталец поднял камень, чтобы ударить сородича, и заканчивая мировой войной человечество воевало. Воевало долго и жестоко – стоило только вспомнить Столетнюю войну между Англией и Францией длившуюся на самом деле сто четырнадцать лет, и едва не сведшую в могилу оба государства. В коллективной памяти человечества копились воспоминания о войнах, о мучениях, о разорениях, когда все приходилось начинать сначала, на пепелище. О войнах, когда забирали на войну всех взрослых мужчин – а возвращалась хорошо, если половина – ведь тогда воевали преимущественно холодным оружием. О массовых казнях побежденных, о разорении городов и угоне детей в рабство. Весь этот страх копился столетиями, и люди – все до единого – боялись войны. Последние же семьдесят лет войны не было. Это бы ненормальный, атипичный период времени в истории человечества, когда все простые люди в течение длительного периода времени чувствовали себя в безопасности. Последняя массовая война – Мировая – отгремела в начале двадцатых. Потом пришел период малых войн, восстаний и освоения новых территорий – это было опасно, но это касалось далеко не всех. В пятидесятые наступило время так называемой "ядерной паузы" – когда наличие оружия немыслимой доселе мощи, ядерного оружия, и наличие межконтинентальных средств его доставки – сделало любую войну между сверхдержавами самоубийственной. И сейчас, к началу двадцать первого века в мире не просто родилось два поколения, не помнящих и не знающих что такое война – но и не осталось почти никого, кто бы мог рассказать о том что такое настоящая война. Страх перед войной начал отдаляться. Нет, он не ушел совсем – он оставался. В западных странах больше, в Российской империи меньше. В России власть не считала нужным оправдываться за военные траты и – не считала нужным пугать подданных возможной ядерной войной. Если в тех же Североамериканских соединенных штатах в пятидесятые – шестидесятые ни один частный дом не строился без радиационного убежища, а в гимназиях проводили учения по действиям в случае ядерного удара (нырнуть под парту и закрыть голову руками – интересно, они всерьез верили что спасутся так?) – то в России подобного не было и почти никто не засыпал с мыслью, что может сгореть в ядерном пламени. В девяностые начал уходить и страх ядерной войны – если долго чего-то бояться, страх притупляется. Более того, армии в основном стали профессиональными – и возможность умереть, разорванным снарядом, рассматривали как невозможную все большее число людей Частично страх войны сменился страхом терроризма. В отличие от войны терроризм был всегда с тобой. Терроризм – он везде и нигде, это война без линии фронта, без начала и конца. Терроризм это вот что – ты сидишь в кафе, обедаешь и вдруг бах – и ты уже не сидишь, а лежишь, изрезанное осколками стекла лицо заливает кровь, ты не знаешь, сможешь ли видеть, протираешь глаза – и видишь что рядом с тобой лежит оторванная кисть руки. Или – ты пришел в больницу – и тут несколько человек с автоматами врываются, бьют прикладами, кого то расстреливают на месте, кого то гонят на верхний этаж. И ты сидишь, и не знаешь сколько тебе еще сидеть, без еды, отправляешь свои естественные надобности на месте, вдыхаешь пропитанный страхом и вонью от испражнений воздух. Кого-то выводят на расстрел, и ты думаешь – когда начнется штурм, успеют ли спецназовцы уничтожить террористов до того, как они расстреляют тебя и не взорвется ли фугас, заложенный в десятке шагов от тебя. Терроризм – это страх без начала и конца, но он касается только простых граждан. Тех, кто ходит обедать в кафе, кто обналичивает чеки в банке и кого не охраняет десяток натренированных спецов-волкодавов. Тех, кто принимают решения – охраняют, и они не знают страха вообще. Никакого. И в своих решениях – а не стоит ли нам проверить сделать то-то и то-то, и посмотреть как Россия отреагирует – они никак не учитывают этот страх. Вот и принимаются решения – бесстрашно ведущие к конфронтации, к нарастанию напряженности, в расшатыванию и без того хрупкой системы миропорядка, сложившейся десятилетиями. Тон дипломатических нот становится все более и более оскорбительным, а маневры самолетов-истребителей с авианосцев у границы – все более частыми. Люди, которые принимают подобные решения – и которые их исполняют не знают, каково это – прийти на руины своего разбомбленного дома и откопать своими руками трупы своих дочерей. Они не знают, потому что некому об этом рассказать – и они играют с огнем, используя для розжига все большие и большие порции бензина. Поскольку военные методы решения проблем становятся все более и более рискованными, учитывая развитие вооружений – применение вооружений заменяется игрой на нервах (при том усе понимают, что рано или поздно у кого то они сдадут), а война настоящая заменяется боевыми действиями в тех сферах, где они раньше не велись. Великобритания разрабатывает новые способы коммерчески выгодной добычи нефти из сланцевых песков с канадских месторождений, по которым канадский доминион занимает первое место в мире – это война или нет? Североамериканцы готовятся к коммерческому использованию технологии добычи попутного газа из угольных пластов, а Священная Римская Империя ставит все больше огромных ветряков на европейской территории и открывает все новые и новые поля солнечных батарей в Сахаре – это война или нет? Российская Империя строит первую в мире электростанцию, не уступающую по мощности крупнейшим атомным, использующую воду превращенную в пар теплом подземных источников на Камчатке – это война или нет? Это – война, если не сейчас, то в будущем. Потому что война невозможна, если страны нуждаются друг в друге. Война начинается там, где нет торговли. В мире и так слишком много протекционизма, слишком много страха****. И если страны находятся полностью на самообеспечении – это путь к войне. Ну, ладно, оставим в покое экономику. Если в Голливуде снимают фильм, как русские солдаты врываются в дома и насилуют детей – это война или нет? Если отправившихся на учебу в "лучшие британские школы для мальчиков" русских детей (чаще всего отправляли детей учиться за границу купцы, евреи и высокооплачиваемые служащие, дворяне считали это унижением личным и унижением страны), а там их почти насильно записывают в дискуссионные клубы, где вместо любви к Родине забивают голову разным антирусским бредом – это война или нет? Если на территории Афганистана почти легально выращивается опиумный мак, а гонконгские банки кредитуют контрабанду этой отравы в Россию, чтобы все больше и больше русских детей становилось наркоманами – это что такое? Если через границу переправляют листовки и прокламации, если русских студентов учат бунтовать и бесчинствовать, злоумышлять в том числе и против Высочайших особ – это как назвать? Это самая настоящая война. Война невидимая, ведущаяся каждый день и час, война не за территорию – это война за души людей. Каждый, кто посмотрел фильм, где русский солдат насилует и грабит, каждый кто воткнул в вену шприц с адским зельем, каждый кто приобщился к содомскому греху и теперь из-за этого будет меньше русских детей – всё это наши потери, людские потери на ведущейся против нас войне. А цензура, контроль интернета, уголовная ответственность за продажу запрещенных фильмов, книг и компьютерных программ – все это делается только для того, чтобы выстоять, чтобы защитить как можно больше живущих в нашей стране людей от ползущей по миру заразы. Война двадцать первого века изменчива. Она не имеет ни начала, ни конца, ее не объявляют и не подписывают мирных договоров и перемирий. Война касается всех и каждого, каждый – солдат на этой необъявленной войне. Военные угрозы перетекают в экономические, экономические – в компьютерные – и процесс этот движется в обе стороны. Иерархические, государственные образования почти беззащитны перед сетевыми, гибкими и изменчивыми структурами. Горе тому, кто не заметит этих изменений, кто почиет на лаврах давно выигранных компаний и не готовится к новым. Нужно не только защищаться – но и нападать, наносить ответные удары. Для того, чтобы защищаться было создано несколько структур сетевого типа – комитетов. В армии, в купеческих гильдиях, наконец, в церкви – щит и меч в необъявленной войне. Военный комитет, названный "Клуб молодых офицеров" и занимающийся установлением, оценкой и разработкой методов силовой нейтрализации новых угроз возглавил лично Цесаревич Николай. Сейчас, Цесаревич Николай остановился перед строем военных, навстречу ему, печатая шаг вышел начальник испытательного центра, полковник от авиации (из поволжских немцев) Теодор (Федор) Манн. – Ваше Высочество. Личный состав испытательного полигона номер восемьдесят один – тридцать а так же наблюдатели от родов войск построены. Полигон к проведению демонстрационного показа техники готов! Доложил полковник Манн. Цесаревич протянул для рукопожатия руку – военное братство и новые времена сильно изменили и упростили многие придворные церемонии. – Приветствую вас, господа! – сказал цесаревич так громко, что его услышали все – Служим России и Престолу! – жахнули несколько десятков глоток. От души – и иностранцам этого было не понять. Это не была извечная рабская психология русских, как доверительно сообщали подкидываемые из-за рубежа статейки. Просто все здесь присутствующие знали, что все мужчины венценосной семьи служили в армии, потому, что такова традиция, что они – одни из них. Все знали, что случись что – и Государь не отступит, не струсит, не побежит, не сдаст позиций – он будет сражаться до последнего против любого врага, подавая остальным пример. С этим – и они готовы были стоять до конца. А все мелкие дрязги и разногласия… да и бес с ними! – Показывайте, полковник. Что-то я не вижу, что вы нам приготовили… – Ваше высочество, техника на время статического показа загнана в ангары. Совсем недавно североамериканцы запустили спутник на геостационар, нацеленный как раз на нас. Нехорошо-с… Цесаревич улыбнулся – Как раз – хорошо. Пусть смотрят. Пусть думают. И пусть – боятся. Страх – не всегда плохое чувство. – Прикажете вывести на смотровую площадку, ваше высочество? – Зачем? В ангарах – пусть сегодня будет в ангарах. – Прошу-с… – по старомодному, как уже почти никто не говорил, сказал полковник Манн, и офицеры потянулись к ангарам… В первом ангаре было светло и чисто, настолько чисто, насколько это было возможно. Нещадно светили ртутные лампы, своим мертвенным, безжалостным светом высвечивая каждую деталь стоящих в ангаре летательных аппаратов. – Вольно жжете свет, господин Манн… – Ваше высочество, согласно рескрипту мы поставили солнечные батареи. Ветряки поставить нельзя-с, потому как мешают работе локаторов. Больше половины энергии для работы базы мы получаем от солнца-с… – Это хорошо******. Два аппарата, стоявшие в ангаре были настолько не похожи друг на друга, что казалось они построены в разных странах и разными конструкторскими группами. Но это были творения одних рук, одного гения… – Кто объяснит? – Разрешите, Ваше высочество… Невысокий, седовласый, но с удивительно молодым лицом человек в форме Его Величества гражданского инженерного корпуса******* шагнул вперед. – Инженер девятого разряда Кожемяко, конструкторское бюро Камова, Его Императорского Величества Арсентьевский казенный завод. Цесаревич благосклонно кивнул, разрешая продолжать. – Перед вами, уважаемые господа, первые ласточки, так сказать… первые русские беспилотные вертолеты, по всем признакам относимые к технике четвертого поколения. Если конкурс на основной боевой вертолет третьего поколения фирма Сикорского проиграла Гаккелю******** с его М40 – то конкурс на четвертое поколение будет нашим! – Самонадеянно – тихо сказал кто-то – Господа, мы готовы предложить армии, прежде всего частям десанта, морской пехоты и командованию специальных операций вертолеты двух типов. Первый – Ка70, боевой ударный вертолет четвертого поколения, сделанный на базе существующих разработок. Как вам известно, компания Сикорского представляла на конкурс ударный вертолет третьего поколения С50, но проиграла компании Гаккеля – прежде всего из-за критического объема новых решений, заложенных в вертолет и значительного технического риска. Однако, технический задел, полученный при разработке С50 был просто огромен. Впервые в мире нами был разработан одноместный ударный боевой вертолет, в котором один пилот мог одновременно и пилотировать машину и вести бой. Сделано это было за счет беспрецедентной автоматизации пилотского места, когда значительная часть действий, которую раньше выполнял пилот, теперь выполняла сама машина. Тогда же нам удалось – впервые в мире, господа! – создать систему, при которой вертолет, если позволяло техническое состояние, мог вернуться на базу автоматически, даже без управления. Этот задел только сейчас реализован нами в полной мере. Вертолет и впрямь был хорош. По силуэту он отличался от любого существующего. Длинный, низкий, вытянутый силуэт с рублеными краями бортов, большой фасеточный глаз универсального прицельного комплекса в носу, короткие крылья с подвешенными под ними прямоугольными блоками управляемых противотанковых ракет и круглыми бочонками НУРСов. Два больших винта, один над другим, короткий хвост. – Мы предлагаем, господа, использовать такие вертолеты в связке. Основой связки должен быть переработанный двухместный штурмовой вертолет. Это может быть С52 Сикорского или гаккелевский М40, они способны управлять двумя нашими беспилотниками. Сейчас мы прорабатываем варианты, чтобы задействовать старые гаккелевские М35 или М24 с их десантными отсеками. Эти десантные отсеки позволяют разместить аппаратуру управления так, что два высококвалифицированных оператора смогут управлять одновременно шестью беспилотными боевыми машинами. Управление возможно так же с борта тяжелого самолета ДРЛОУ*********. – Шестью – враз? – поинтересовался Цесаревич – Я немного неточно выразился. Ка70 не требует управления, все, что ему нужно – это обозначить и распределить цели. Собственно говоря, даже это он может делать в полуавтоматическом режиме, поскольку цели он засекает самостоятельно и передает данные управляющему оператору. Управляющий оператор лишь подтверждает атаку на цели, это сделано, прежде всего, для того, чтобы обеспечить управляемость полем боя и исключить возможность атаки своих соединений. Но как бы то ни было – Ка70 это полноценный боевой вертолет, развивает скорость до трехсот двадцати километров в час, имеет скороподъемность до тридцати метров в секунду, несет шестнадцать управляемых ракет Штурм-В и два блока НУРС. За счет отказа от пилота и систем его жизнеобеспечения, удалось усилить бронирование машины, способной теперь противостоять зенитному огню сорокамиллиметровой пушки "Бофорс" и тридцатипятимиллиметровой "Бушмастер-3". Отсутствие хвостового винта еще больше повышает живучесть вертолетного комплекса. Принципиальным новшеством является возможность размещения на этом вертолете ракет "воздух-воздух" типа Р-73 и даже новейших РВВ-АЕ, а также разовых бомбовых кассет типа РБК-500 и РБК-1000. Таким образом, господа, перед нами практически универсальная вертолетная платформа четвертого поколения, способная выполнять весь спектр боевых задач в ближней оперативной зоне. Господа, вопросы? – Что произойдет, если вертолет с операторами собьют? – Господа, вертолет с операторами способен поддерживать устойчивую связь с беспилотными вертолетами на расстоянии от двадцати до пятидесяти километров, как в полете, так и в висении. Если по каким-то причинам связь прервется – беспилотные машины поразят объекты, уже обозначенные как цели и вернутся на базу самостоятельно. В принципе – уже сейчас мы можем сделать вертолетный комплекс, который будет действовать автономно – но мы пока не можем исключить риск удара по собственным частям, поэтому-то и нужен вертолет с операторами управления. В районах, где "своих" по определению нет – эта машина может действовать самостоятельно уже сейчас, по наведению с самолета дальнего радиолокационного дозора. Автоматический поиск и опознание целей – это мы реализовали уже сейчас. – Для чего нужны ракеты, тем более такие как РВВ. Не слишком ли расточительно для вертолета? – Да нет… господа – громко сказал один из офицеров стратегической авиации – если такая вот тварь подкрадется к полевому аэродрому, то дел она наделает. Ее, скорее всего не засечет ни одна система ПВО, ведь ни одна из западных систем не сечет ниже двадцати метров. Даже если поднимут истребители – им придется искать маневрирующую цель на фоне земной поверхности, то есть делать это почти что на глаз, причем в отличие от вертолета реактивный истребитель зависнуть на месте не сможет. Инженер кивнул – Все верно, господа. Предлагаемое решение поможет, прежде всего, сохранить жизни высококвалифицированного летного персонала. Для "легкой" связки – один управляющий вертолет и два беспилотных – нужно будет два пилота вместо шести. Для "тяжелой" – один управляющий вертолет и шесть беспилотных – четыре против четырнадцати. Подготовка высококвалифицированного экипажа вертолета занимает несколько лет и его потеря – даже большая потеря, чем потеря вертолета. Наше решение – позволит сохранить именно экипажи, причем беспилотные вертолеты могут выполнять операции с предельной степенью риска, такие как уничтожение аэродромов противника и подавление их систем ПВО. Все системы ПВО рассчитаны на противостояние с реактивными истребителями – но никто не готов к удару по ним такими вот вертолетами. Что же касается второго вертолета – то это легкий беспилотный комплекс, рассчитанный для разведки в интересах звена "взвод-рота", для снабжения боеприпасами и для огневой поддержки. Вертолет сделан по той же сосной схеме, защищен от огневого воздействия противника на уровне пулемета калибра 7,62, может нести до двухсот сорока килограммов груза на внешней подвеске. Это могут быть либо контейнеры с боеприпасами, продовольствием и медикаментами, либо четыре противотанковые ракеты ближнего радиуса действия, либо два пулеметных контейнера, либо четыре ПЗРК типа Игла-В. Возможности вертолета позволяют вести разведку с удалением на десять километров от оператора. Сам по себе пульт оператора весит двадцать пять килограммов, включая антенну, и может находиться непосредственно во взводно-ротном звене. Таким образом, при принятии этого вертолета на вооружение мы высвобождаем часть фронтовой авиации, задействованной на снабжении и огневой поддержке. Часть этих задач сможет выполнять сама пехота, в том числе – и находясь за линией фронта. Для командования специальных операций мы прорабатываем возможность заброски одного или двух операторов за линию фронта с использованием специального бронированного транспортного контейнера. Господа, вопросы? – Вопросы, вероятно, будут после демонстрации, господин Кожемяко. Спасибо за подробный рассказ – сказал Цесаревич – Служу России и Престолу! – по-военному вытянулся инженер. – Служили? – Так точно! Пятьдесят шестая дивизия! Цесаревич протянул руку – рукопожатия особы царствующего дома, за редким исключением, удостаивались только военные, пусть и в отставке. – Прошу-с… – Манн выступил вперед Военные потянулись в следующий ангар. В следующем, соседнем ангаре было все тоже самое. Та же чистота – авиация не терпит грязи и беспорядка, особенно реактивная. Оставил гайку на полу, всосало ее в воздухозаборник – меняй двигатель. Это называлось ППП – повреждение посторонними предметами. В ангаре тоже нашлось место только для двух самолетов – реактивного и турбовинтового. Как ни странно – примечателен был турбовинтовой, прежде всего – своими размерами. Североамериканцы пользовались для разведки аппаратами типа Predator, Хищник. В Российской армии был даже более совершенный Ворон-3, разработанный частным товариществом в Ижевске – но в отличие от Хищника он не мог нести и применять никакого вооружения. Представленные аппараты должны были исправить ситуацию. Первым был Ворон-5, более тяжелый аппарат, построенный тем же ижевским частным товариществом и предназначенный для решения прежде всего ударных задач на поле боя. Дальнее, скрытное проникновение, в том числе и в стратегический тыл и нанесение ударов высокоточным оружием. На скрытность было нацелено все – в отличие от североамериканского MQ-9 Reaper русский Ворон-5 имел более массивный корпус с двумя бомболюками, потому что ради снижения радиолокационной заметности крылья были чистыми, вся боевая нагрузка аппарата была в фюзеляже. Толстые, прямые крылья – в них, судя по виду были интегрированные топливные баки, двухбалочное хвостовое оперение, восьмилопастной, с саблевидными лопастями винт – видимо, двигатель конструкции Кузнецова, его фирменный, можно сказать, винт. На двигателях НК-93 летала вся тяжелая авиация, что армейская, что стратегическая, что гражданская************. Около каждого аппарата стояли инженеры – на сей раз оба аппарата были созданы конкурирующими фирмами. Заводы Гаккеля разрабатывали тему реактивных ударных беспилотников, в ижевском товариществе на вере были апологетами малозаметных турбовинтовиков. Поняв, что первым будут смотреть его аппарат, вперед выступил ижевский инженер – Ваше высочество, гражданский инженер десятого разряда Вотинцев, глава конструкторского бюро ижевского товарищества на вере "Зала". Его Высочество одобрительно кивнул – Сколько человек работает в конструкторском бюро? – Восемнадцать, Ваше высочество. – А на заводе? – Больше трехсот, Ваше высочество. – Это хорошо. Сколько видов беспилотных самолетов вы выпускаете? – Девять видов, Ваше высочество, не считая этого – этот будет десятым, если военное министерство закажет его. Но так – это всего лишь планеры, а комплектация подбирается индивидуально для каждого заказчика. Мы работаем с каждым заказчиком, чтобы максимально соответствовать. – Это хорошо. Ваша техника закупается за счет казны? – Да, Ваше высочество. – Если будет закупаться иностранная – смелее входите с челобитными, сразу на Высочайшее имя. Или на мое, так будет даже быстрее. Казенные заказы должны исполняться иностранным капиталом только в том случае, если русский капитал не в состоянии их исполнить. Я рад, что Ижевск держит марку… Ижевск, город на реке Иж, которому от роду то было – всего двести с лишним лет, занимал в Российской Империи намного более весомое положение, чем можно было бы предположить по его размерам и численности населения. Это был город-завод с тремя казенными и одиннадцатью крупными частными заводами, работающими как по заказам военного министерства, так и по частным заказам. Здесь на казенных и частных заводах производили половину стрелкового оружия Российской Империи – по признанию многих лучшего в мире. Здесь производили и много чего другое – от автомобилей, до высокоточных управляемых снарядов и систем активной защиты бронетехники. Наконец, здесь был технический университет – один из лучших в стране. Наконец, Ижевск был просто красив – даже по архитектуре. Дело было в том, что его изначально закладывал тот же архитектор, который строил Санкт-Петербург – поэтому и города вышли похожими. Статус "Уральского Петербурга" ижевчане поддерживали всеми силами, как в архитектуре, так и вообще в жизни. Жили в Ижевске богато, богаче даже чем в примеру в Екатеринбурге. Была еще одна традиция, которой не было ни в Туле, ни в Коврове, ни в Сестрорецке – самым опытным ижевским мастерам-оружейникам, как с казенных заводов, так и с частных, вручали "от Государя" роскошный зеленый кафтан с золотым шитьем и специальный нагрудный царский знак, тоже из золота. Таких мастеров, каждый из которых учился своему мастерству минимум десять лет, прозывали "крокодилами". – Благодарствуем, Ваше Высочество. Цесаревич махнул рукой, приказывая продолжать – Мы изучили опыт ведущих мировых производителей в деле разработки как пилотируемых, так и беспилотных малозаметных летательных аппаратов. Особенно внимательно мы изучили североамериканский Reaper, благо он попал к нам в руки. Как попал в руки ижевским конструкторам образец засекреченной техники вероятного противника – никто уточнять не стал. Бывало и не такое – каждый делал свое дело. – Мы провели больше двухсот испытательных полетов североамериканского образца, пытаясь засечь его как наземными, так и воздушного базирования РЛС различных типов. Потом мы определили мощность отраженного сигнала от каждой детали аппарата Reaper и выяснили, что без вооружения, площадь ЭПР************* получилась без подвешенного вооружения меньше в два с лишним раза, чем с вооружением. Все дело в том, господа, что Reaper изначально разрабатывался как чистый высотный разведчик без ударных задач, и лишь потом его срочно доработали для того, чтобы он мог нести вооружение. В отличие от североамериканцев мы сразу конструировали нашу машину как ударный аппарат. Поэтому, он не просто сделан из материалов, поглощающих излучение локаторов, а его форма просчитана на компьютере с той же целью – все его вооружение подвешено не на внешней подвеске, а находится в фюзеляже. Так же мы считаем, что североамериканцы допустили ошибку, выбрав в качестве основного вооружения управляемые ракеты. Мы предлагаем использовать в качестве основного вооружения авиационные бомбы последнего поколения. Основным типом боевой нагрузки мы предлагаем использовать высокоточные планирующие бомбы типа КАБ-50 и КАБ-100. Эти бомбы способны попасть в круг диаметром полметра, расположенный в десяти километрах от точки их сброса при сбросе на высоте семь тысяч. Высокая точность бомб позволяет им выполнять почти те же задачи, что и управляемые ракеты – причем даже самая малая бомба, типа КАБ-50, которых в бомбовом отсеке может быть до четырнадцати штук, доставляет к цели заряд в полтора раза более мощный, чем это делают американцы своей ракетой. Проще говоря, господа, в ракете львиную долю массы боеприпаса занимает сам носитель и его компоненты и только небольшая часть приходится на боеголовку – а в бомбе наоборот большая часть веса – собственно сама бомба, а механизмы, обеспечивающие ее управляемый полет весят совсем немного. Максимальная боевая нагрузка этого аппарата – шестьсот килограммов, господа. В разведывательном варианте он может нести вместо бомбовой нагрузки дополнительные емкости с горючим, в таком случае он может преодолеть без дозаправки пять тысяч километров. В боевом варианте он может нести бомбы весом пятьдесят, сто и двести пятьдесят килограммов он может взять на борт две разовые бомбовые кассеты РБК-250. Наконец – и это самое важное – один из его вариантов способен нести четыре ракеты "воздух-воздух" типа Р-73. – Какова отражающая поверхность аппарата – спросил кто-то из штаба ВВС – вы проводили испытания по дальностям обнаружения его самолетными локаторами? – Отражающая поверхность, господа – не более десяти квадратных дециметров, это уникальный результат. Более того – предусмотрен режим, когда перед самым объектом или в зоне ПВО он может выключать двигатели и какое-то время планировать, это еще уменьшит заметность. При проверке путем облучения стандартным североамериканским локатором типа Вестингаус, получается что аппарат обнаруживает "лоб в лоб" лишь с пятисот метров – это если локатор в поисковом режиме. На фоне земли – а чаще всего обнаружение будет происходить именно в таких условиях – еще лучше. Ля нас лучше. Сами понимаете, что это – почти невидимка, пятьсот метров это дальность визуального обнаружения. – А обслуживание? – Двигатель, который здесь есть – тот же самый, что используется на "Финисте", сверхлегком разведчике-штурмовике. Он доработан – но в критической ситуации можно ставить обычный, финистовский двигатель. Радионезаметность обеспечивается прежде всего за счет конструкции и материалов корпуса. – Каковы разведывательные возможности аппарата? – конечно же это был представитель десятой эскадрильи САК. Она боролась за выживание, спутники с орбиты давали хорошую картинку, не подвергая риску летный персонал, но было три важных обстоятельства, не позволявших распустить десятую эскадру. Первое – геостационарная орбита была забита и, некоторые сектора земли не просматривались в режиме реального времени. Вторая – у всех стран имелись противоспутниковые ракеты, и даже космические аппараты – истребители спутников. Пока они не использовались – но в случае глобального конфликта в том, что они будут использованы в полном объеме и большая часть разведывательных спутников будет сбита в первые-же часы войны, сомневаться не приходилось. А командованию все равно будет нужна точная и достоверная информация о происходящем. Третья и самая главная – большая часть самолетов десятой САК выполняли не столько разведывательные, сколько разведывательно-ударные задачи и задачи по управлению. Ни один спутник не способен нанеси удар по цели сразу по ее обнаружении – а самолеты десятой САК могли, помимо разведывательной аппаратуры нести торпеды и управляемые ракеты классов "воздух-воздух", "воздух-земля" и "воздух-море". – Сударь, разведывательные возможности у этого аппарата аналогичны Ворону-3, который, как я смею напомнить, изначально разрабатывался как разведчик. Две видеокамеры, одна для широкоформатного обзора, вторая – с узкофокусным объективом. Первая камера может одновременно контролировать тридцать квадратных километров – при максимальной высоте полета аппарата девять километров. Разрешение второй позволяет делать фотографии и опознавать объекты размером со спичечный коробок, если этот коробок будет находиться на контрастном фоне. Есть модификация с термооптическим прицелом – но она может поставляться отдельно и имеет ограниченные возможности по решению ударных задач. Кроме того – этот аппарат может нести стандартную армейскую лазерную систему наведения на цель – но для этого нужно будет поменять крышки бомболюков, чтобы обеспечить возможность ее работы. – Каковы возможности по отражению воздушного нападения? У аппарата есть система отстрела инфракрасных ловушек? – Увы, господа, нет, она слишком тяжела для этого аппарата и дает резкое увеличение ЭПР. Но мы считаем, что это и не нужно. Во-первых, аппарат нужно найти и навести на цель ракеты. Во-вторых – аппарат может перейти на планирование и тогда ракета с инфракрасной головкой наведения, а именно такие и используются в армиях вероятного противника – промахнутся по цели с вероятностью близкой к стопроцентной. Если честно – я больше боюсь авиационных и зенитных пушек, господа а визуальное обнаружение представляется мне более опасным чем радиолокационное или по инфракрасной сигнатуре двигателя. На крайний случай господа – если аппарат и собьют, летчик будет сидеть за тысячи километров от него. – Но задача простите, не будет выполнена. – Это обычный риск войны господа. Трудно представить себе выполнение боевой задачи со стопроцентной вероятностью, хотя стремиться к этому, безусловно, надо. Эту машину осматривали намного дольше, чем вертолеты – так долго, что представитель заводов Северского изошел ядом около своего Ската. Машина и в самом деле была хороша, но, что самое главное – она была относительно дешевой, дешевле обычных истребителей. В последнее время стоимость боевых авиационных комплексов неуклонно росла, а закупали из меньше потому что технические характеристики их были лучше. Молодежь обожала проноситься над землей со скоростью свыше двух скоростей звука, а вот старая гвардия ВВС, люди еще заставшие последние поршневики, желчно напоминали, что как бы не хорош был самолет – он не может быть одновременно в пяти местах. И поэтому, нужно более точно балансировать соотношение стоимость/характеристики/количество, учитывая и этот фактор. А Ворон-5 должен получиться по стоимости и приобретения и эксплуатации чуть ли не на порядок дешевле современного реактивного истребителя. Наконец, наследник отошел от понравившейся ему машины и обратил высочайшее внимание на стоящий рядом, куда более грозный с виду аппарат. – Заскучали? – по свойски обратился он к стоящему рядом инженеру-представителю фирмы Северского. Инженер немного растерялся – он был молод и никак не думал, что наследник престола задаст ему такой вопрос. Он считал представителей венценосной семьи, а тем более наследника престола этакими парящими в небе полубогами, осознающими свою важность и всемерно это подчеркивающими. Но теперь перед ним стоял молодой человек, почти ровесник ему, в летном противоперегрузочном комбинезоне, и он с любопытством и доброжелательностью смотрел на него. А ему надо было не уронить честь семьи и честь марки. – Ваше Высочество, есть немного… – Внимательно вас слушаем, господин э… – Северский. Аркадий Северский, военный инженер шестого разряда. – Вот как? Дело находится в надежных руках. Вы из семьи Северских? – Так точно, Ваше Высочество. В отличие от западных стран, в Российской Империи было принято не распродавать акции на бирже, чтобы потом к управлению семейным делом пришли наемные менеджеры и в погоне за квартальными прибылями и дивидендами угробили будущее фирмы. В Российской Империи было принято, что семейное дело передавалось по наследству из рук в руки, из одного поколения в другое, а дети купцов и удачливых инженеров, основавших крупные машиностроительные общества и товарищества начинали работать на отцовских и дедовских предприятий с детства и с самых низов, а спрос с них был намного строже, чем с обычных работников. Общеизвестны были примеры, когда купеческие сыновья с детства закупали товар в отцовских купеческих домах с пяти, десяти и даже двадцати процентной… надбавкой! И умудрялись торговать, потому что только так отец мог поверить, что дело будет передано в надежные руки и сын не профукает труды отцов и дедов. Вот и Аркадию Северскому, правнуку "того самого" Северского не было никакого другого пути, кроме авиации. И он шел по этому пути с честью. В шесть лет он впервые принял управление маленьким, двухместным учебно-тренировочным самолетом, под руководством одного из летчиков-испытателей фирмы он самостоятельно сделал круг над построенным его дедом заводом и понял что это такое – небо. В девять лет, не имея на то никакого права он впервые взлетел на самом настоящем двухместном истребителе-бомбардировщике, пусть и на сидении штурмана, а в двенадцать он совершил первый самостоятельный полет, пусть и не переходя звукового барьера – но на самом настоящем реактивном самолете! В восемнадцать он поступил в Его Императорского Величества Санкт-Петербургское воздухоплавательное училище, а через десять лет, в двадцать восемь, командир Восемнадцатой истребительной эскадры где он служил украсил грудь молодого летчика заслуженным значком "Истребитель-снайпер". Сейчас ему было тридцать восемь, уйдя из армии, он получил высшее образование – закончил Санкт-Петербургский Политехнический, стал инженером-конструктором и сейчас, на фирме основанной его дедом возглавлял группу конструкторов и инженеров, занимающихся разработкой и подготовкой производства беспилотных реактивных самолетов. Его отец, возглавлявший фирму, считал это направление работы еще более перспективным, чем работы над пилотируемым малозаметным истребителем-бомбардировщиком пятого поколения С-50. А сейчас ему впервые выпала честь представить дело рук своих и возглавляемых им людей на Высочайшее рассмотрение. И от этого он немного волновался – так, как наверное не волновался, когда впервые сам, без инструктора, оторвался от взлетной полосы заводского полигона в кабине самого настоящего реактивного истребителя. – Господа, перед вами полностью работоспособный образец нового реактивного ударного беспилотного самолета. Мы назвали его "Скат". Прежде всего – несмотря на полностью новый фюзеляж, мы постарались использовать в конструкции самолета узлы и агрегаты, прошедшие проверку эксплуатацией в ВВС и выпускаемые серийно. Так, двигатель этого самолета – это так называемое "Изделие 117", выпускаемое серийно, которым оснащаются все современные истребители и истребители-бомбардировщики Империи. Характеристики этого двигателя я перечислять не буду, замечу только, что он дефорсирован по сравнению с истребительной версией. В оригинале его тяга составляет четырнадцать тонн, дефорсировав мы снизили ее до десяти тонн – и одиннадцати в критическом режиме – но это, и новейшие разработки в области двигателя для машины пятого поколения позволило поднять ресурс двигателя в пять раз. Тем не менее этот двигатель позволяет СКАТу, со средней загрузкой действовать на крейсерской сверхзвуковой скорости, что является несомненным признаком машины пятого поколения. Часть иных систем также почти без изменений взята от истребителя С-35. Основные наши усилия при разработке данного аппарата были нацелены на снижение заметности машины и обеспечение ее выживаемости в условиях современного боя, при мощном зенитном и истребительном противодействии противника. Несмотря на то, что в этой машине нет места для человека – потерять такую красавицу из-за какого-то придурка-зенитчика не составит радости, не так ли, господа? Цесаревич усмехнулся, вежливо улыбнулись и остальные. – В качестве основных задач для этой машины мы видим атаки наземных и надводных целей, сильно защищенных современными зенитными комплексами, такими как PAC-3 Patriot и даже стратегической THAAD, а также прикрытых с воздуха подготовленными истребительными частями ПВО. Основной режим полета для этой машины – сверхзвуковой бросок к цели на предельно малой высоте в режиме автоматического следования рельефу местности. Безусловно, мы испытывали машину и в других условиях, она способна действовать на средних и на больших высотах, восемнадцатикилометровый потолок это позволяет – но мы считаем, что ее основная стихия – это все-же малые и предельно малые высоты. Основным видом боевого применения данного комплекса мы видим использование их по две машины с управлением с двухместного боевого истребителя типа С-30 или С27УБ. Поскольку ни один, даже очень опытный оператор не способен мгновенно реагировать на все возможные боевые ситуации, тем более если у него под управлением находится не один, а два ударных аппарата – сами по себе аппараты "Скат" способны решать большую часть задач самостоятельно. Каждый аппарат оснащен системой автоматического полета с огибанием рельефа местности и боевой РЛС. Мы не стали ставить на этот аппарат БРЛС с фазированной антенной решеткой, во-первых, из-за значительной их стоимости, во вторых из-за того, что часть информации аппараты будут получать с управляющего истребителя, на котором такая решетка будет. Предусмотрен так же режим обмена информации со спутниками. Теперь о мерах по снижению заметности. Как вы видите господа, для этой машины мы спроектировали совершенно новый фюзеляж. Воздухозаборник двигателя находится не внизу, а вверху, аппарат сделан по схеме "утка" то есть без хвостовых управляющих поверхностей. На аппарате не имеется внешних консолей для боевой нагрузки, все вооружение находится во внутренних бомбовых отсеках. Вертикальных управляющих поверхностей тоже не имеется, аппарат управляется подвижным соплом двигателя – то есть реализовано полное управление вектором тяги двигателя. Сам аппарат покрыт специальным радиопоглощающим покрытием, а его форма просчитана на ЭВМ с той целью, чтобы не отражать, а перенаправлять лучи радиолокаторов. Помимо этого, каждый аппарат в серийном исполнении несет на себе небольшую станцию радиолокационной борьбы. Теперь о вооружении. Аппарат может нести до двух тонн боевой нагрузки и в этом он не уступает легкому реактивному истребителю – бомбардировщику. Мы видим все вооружение этого самолета высокотехнологичным и управляемым. Он может нести весь спектр современного вооружения – разовые бомбовые кассеты с элементами самонаведения, управляемые ракеты типов "воздух-земля" и "воздух-море", планирующий и управляемые авиабомбы. Отсеки позволяют вместить две ракеты типа Х-55, тут вопрос не в массе ракет, а в габаритах отсеков. Кроме того – в настоящее время мы ведем работы над двумя специализированными модификациями СКАТа. Первая – предназначена именно для прорыва систем ПВО и расчистки коридоров для следующих за аппаратом бомбардировщиков. Для этого на специализированном аппарате будет размещена еще более мощная станция радиолокационной борьбы и четыре ракеты типа Х27, наводящиеся на излучение радаров. Более далекая перспектива – это Скат-И, то на что сейчас брошены все наши усилия. В перспективе этот беспилотный комплекс сможет вести полностью автономный воздушный бой с истребителями противника. В ангаре на какое-то мгновение стало тихо. Никто не представлял себе, как такое может быть – бой пилотируемого аппарата с беспилотным. – Вы уже продвинулись в этом направлении? – спросил наследник – В принципе да… Мы уже сейчас можем поставить в войска беспилотный СКАТ-И, который может засечь истребители противника и выпустить по нему ракеты "воздух-воздух" дальнего действия. Он также сможет работать в паре с настоящими истребителями, отвлекая на себя внимание. Как это будет: ни для кого ни секрет, господа, что главный враг для истребителя – это самолет дальнего радиолокационного дозора типа АВАКС, который засекает поисковое излучение локаторов истребителей противника и передает данные своим истребителям. Локатор можно выключить, тогда ты будешь невидим до самого последнего момента – но одновременно и слеп. СКАТ может работать локатором и передавать данные на следующие за ним истребители – даже подавать данные непосредственно на ракеты, если это ракеты последнего поколения. Но скорее всего этот аппарат погибнет, то есть СКАТ будет аппаратом одноразового использования. Его единственной задачей будет – осветить дорогу группе истребителей и дать им подойти на расстояние удара незамеченными. Но мы идем дальше – мы пытаемся создать беспилотный аппарат, способный вести маневренный ближний бой с пилотируемыми истребителями противника. В этом случае ни о каком внешнем управлении не может идти речи: управляющий сигнал, запоздавший на долю секунды, запаздывает навсегда. Мы сможем создать такую машину только тогда, когда в нашем распоряжении будет полноценная система искусственного интеллекта. Несмотря на его молодость и всего лишь шестой разряд – Северского слушали внимательно, он это заметил. – Что вам нужно для продолжения работ? – спросил Цесаревич – вы ведете их сами? – Совершенно верно, в сотрудничестве с несколькими фирмами, а также Московским и Санкт-Петербургским университетами. – Вы пытались подавать челобитные на казенное финансирование? – Дважды, Ваше Высочество. – И вам отказали? – Так точно, Ваше Высочество. – Подайте третий раз. Сразу на Высочайшее имя. Я прослежу, чтобы вы получили казенные средства на продолжение работ. Если даже эти работы не увенчаются успехом – а я полагаю что рано или поздно увенчаются – я нахожу их жизненно важными для поддержания превосходства Государства Российского. – Благодарим, Ваше высочество. Наследник уже не слушал, он повернулся к стоящим за ним генералам – Сколько не говори "халва" – вот рту слаще не станет, господа! Извольте начинать демонстрационный показ. Полковник Манн выступил вперед. – Извольте спуститься в бункер, господа. Во время демонстрационных показов вне бункера находиться нельзя. Бункер представлял собой бетонную цитадель, заглубленную на двадцать метров в неподатливую, почти каменную местную землю. Здесь и впрямь была не слишком плодородная, каменистая земля – потому то и строили большую часть полигонов в Туркестане, в Аравии и тому подобных местах. Согласитесь, что строить полигон в центральной России, выводя из обороны сотни гектаров плодородной русской земли, которая может давать немалый урожай – было бы глупо и не по хозяйски. Больше всего бункер походил на синематограф – правда, из дешевых. Около двухсот кресел в несколько рядов – кресла деревянные как в любом дешевом синематографе. Что-то типа оркестровой ямы, не видной зрителям – но в ней работал необычный оркестр, там работали операторы мишенной обстановки и операторы систем наблюдения. И экраны – один огромный, на всю стену и восемь небольших. Вести спектакль вызвался лично полковник Манн – он, кстати, несмотря на сухую как пустыня немецкую душу в молодости играл в любительском театре и весьма неплохо играл. По офицерским меркам – его Гамлет вызывал если не слезы, то смех – точно. – Итак, господа – Манн занял место за чем-то, напоминающем кафедру в университете, сбоку от экранов – сегодня будет проведен демонстрационный показ боевой техники. Нами накрыты четыре поля с разной мишенной обстановкой, кроме того – будет и воздушная цель. Мишенные поля представляют собой самые разные тактические ситуации, с которыми могут столкнуться войска, как на поле боя, так и в мирное время – от пещеры, в которой засели исламские экстремисты, до массированного наступления противника с использованием бронетехники. Сейчас все эти задачи мы решаем – но решаем с использованием пилотируемых летательных аппаратов, либо ракетами. Мы покажем, как эти задачи решаются при минимальном риске для летного персонала. Для полноты картины – беспилотные вертолеты конструкции Камова сегодня будут использованы для оценки результатов воздействия, они смогут показать нам все, что мы захотим увидеть. Господа, если кто-то захочет увидеть ту или иную картинку более полно – не стесняйтесь, говорите и мы попытаемся это сделать. Итак – мишенное поле номер один, прошу вас! – Господин Манн, вопрос! – заговорил кто-то из офицеров ВВС – как реализована имитация прикрытия ПВО? – Хороший вопрос. Имитация прикрытия ПВО в тех заданиях, где оно есть реализована при помощи имитаторов работы ПВО. Локаторы – но без ракет. Мы знаем характеристики систем ПВО, стоящих на вооружении стран вероятного противника, знаем характеристики радарных систем и ракет, и если какой-либо из аппаратов будет захвачен системой ПВО, будет ею сопровождаться в течение определенного отрезка времени и не сможет сорвать захват – он будет считаться сбитым, а задача – невыполненной. Кроме того – в одном из заданий прямо предусмотрена необходимость поразить системы ПВО при прорыве к объекту. При этом победа ПВО будет засчитана в случае, если они возьмут аппарат на прицел и сопровождение не будет сорвано в течение определенного времени, а победа ВВС будет засчитана, если они сумеют поразить огневые комплексы или локаторы учебными боеприпасами с краской вместо ВВ. Это стандартная процедура на учениях и все будет проделываться в обстановке, максимально приближенной к боевой. Данные о противоборстве ВВС и ПВО, о пораженных аппаратах и уничтоженных комплексах ПВО будет выводиться на отдельный экран, слева от основного. Итак, господа, приступаем. Связь! На большом экране возникла картинка. Черно-белая, очень контрастная, с лежащими поверх изображения цифрами, какие-то постоянно менялись, какие-то – нет. Картинка очень медленно двигалась. – Итак, господа, учебная задача номер один. Дано – пустынная местность примерно пятьдесят квадрантных километров. Где-то на этой местности передвигается транспортное средство с боевиками – экстремистами. Никаких разведданных, позволяющих точнее идентифицировать нужную машину у нас не имеется. Боевая задача – обнаружить и идентифицировать транспортное средство террористов, вести за ним наблюдение, по поступлении команды – уничтожить. В качестве разведчика и одновременно ударного аппарата используется Ворон-5, он взлетел полчаса назад с базы, расположенной в трехстах километрах севернее. Сейчас он находится в режиме патрулирования. Управление аппаратом – с воздушного поста, звук и картинка – на мониторах слева. Противодействие ПВО – имеется. Начинаем. Вспыхнули два монитора, на них шло изображение с воздушного командного поста, лениво описывающего большие круги в нескольких сотнях километров отсюда. Несколько операторов в серых, летных комбинезонах сидели за установленными на самолете пульте управления. Сами пульты управления походили на игровые автоматы "пилот" в детских парках – вот только игра была более чем реальной. – Связь на Мосин-один – Манн сейчас был дирижеров громадного оркестра, отдельные музыканты которого располагались в нескольких сотнях километров друг от друга – и тем не менее, могли и должны были играть согласованно. Это и была новая концепция армии отрабатываемая "молодыми офицерами". Армия – рой, армия без деления на части и роды войск, армия где все знают все и все помогают всем. Прошло то время, когда атаковали в сомкнутых цепях, размахивая шашками – теперь несколько чрезвычайно опытных операторов, разбросанных на огромной территории, но действуя совместно и согласованно, ударами по болевым точкам, могли парализовать целое государство. – Принято, связь на Мосин-один – доложил один из операторов, и через несколько секунд – связь установлена. – Спасибо, Мосин-один, я Волк, проверка связи. – Мосин-один для Волка, слышу вас отчетливо, прием! – Внимание, Мосин-один, поступил учебный приказ. В квадратах с три-альфа-один-один по три-альфа-десять-три находится транспортное средство, один или несколько вооруженных агрессоров внутри. Направление движения, намерения неизвестны. Никакой другой информации не имею. Учебный приказ – обнаружить, взять на сопровождение, доложить, по команде – уничтожить, как поняли!? – Принято, учебный приказ для Мосин-один, в квадратах… – оператор воздушного командного поста, проходящего в таблицах связи как "Мосин-один" скороговоркой повторил приказ. – Верно, жду доклада. Один из операторов "оркестровой ямы" включил на динамики звук из салона воздушного командного поста. Звук был неожиданно громким. – Внимание всем операторам систем! В квадратах с три-альфа-один-один по три-альфа-десять-три находится транспортное средство, один или несколько вооруженных агрессоров внутри. Направление движения, намерения неизвестны, иной информации нет. Учебный приказ – обнаружить, взять на сопровождение, доложить, по команде – уничтожить! Один из операторов, сидящих в самолете в нескольких сотнях километров от полигона, сразу отозвался. – Четвертый, принял к исполнению. Аппарат четыре входит в зону, все системы стабильны. Приступаю к поиску! Изображение медленно, очень медленно плыло на мониторе. Внезапно – картинка сменилась на порядок более близкой – то, что раньше показывалось как едва заметная букашка, сейчас превратилось в силуэты двух грузовых автомобилей, двигающихся по проселочной дороге на большой скорости. Камера продолжала цепко держать их, одновременно увеличивая масштаб и контрастность изображения. – Как видите, господа, аппарат засек транспортное средство и решил познакомиться с ним поближе, чтобы убедиться, что там нет агрессоров. – Как же он сможет определить, есть ли у них оружие? – спросил Цесаревич – Пока, Ваше высочество – только визуально. К сожалению, пока мы не можем заглянуть, скажет, под крышу машины и определить есть ли у сидящих внутри оружие. Забегая вперед, скажу, что нужная нам цель – это белый пикап и в кузове его – два вооруженных боевика. Это сделано, чтобы опознать цель. – Это живые люди?! – Все увидите сами, Ваше Высочество, прошу немного терпения. Чем-то это напоминало компьютерную игру – забавную кстати. – Есть засветка! Справа, как и было обещано зажегся еще один экран – только там сидели люди, играющий за другую сторону, за противника. Сразу несколько зенитно-ракетных комплексов войск ПВО Туркестанского военного округа было развернуто в районе, их расчеты тоже тренировались и действовали "по полной" – только без ракетных пусков. Но в обнаружении малозаметных целей – все было "по взрослому". – Есть контакт, угол места цели сорок, скорость сто сорок… – Контакт потерян! – Цель не фиксирую! Оператор на воздушном командном пункте выключил двигатель, перевел аппарат в планирование, чем еще сильнее уменьшил заметность. В результате и так неустойчивый контакт с системой ПВО, прикрывающей район операции был потерян. – Включить ТОВ*! Принять меры к визуальному обнаружению аппарата! – Контакт потерян! – Может, местник? – Не отвлекаться, работать! Он там! Тем временем, аппарат, снизившись на три с лишним километра, вновь запустил двигатель и, медленно и осторожно, стараясь не привлекать внимание системы ПВО начал набирать высоту. Он поднялся на пятьсот метров – идти выше оператор видимо не решился – и снова начал сканирование местности. Удивительно – но картинка все это время держалась, только иногда подрагивая, когда с задачей подержания стабильности не справлялась даже новейшая, стабилизированная в двух плоскостях платформа. Оператор засек еще одну машину, проверил – это был полицейский внедорожник – и потерял к ней интерес. Засек трактор – но только начал увеличивать – и тоже потерял интерес. Все ждали – в напряженном молчании. И дождались – аппарат засек идущую по бездорожью на большой скорости машину, начал наводиться на нее и… – Внимание, возможная цель! – громыхнуло из динамиков – полноприводный автомобиль пикап, белый, идет по бездорожью на большой скорости! Камера продолжала увеличивать картинку так, что становились видны детали. – Есть цель! Полноприводный автомобиль пикап, белый. В кузове два агрессора, вижу два автомата АК! – Принять меры к идентификации! – Есть принять меры к идентификации! В левом верхнем углу появилась новая картинка – два портрета. Первоначально это было похоже на вырезанные из очень старого негатива картинки, где лиц почти не видно – но с каждой секундой изображение становилось все четче и четче. Одновременно рядом замелькали цифры – в памяти системы была база данных на известных террористов и сейчас система пыталась произвести идентификацию. – Она что, может построить фотопортрет? – Да, господа. Наблюдение все равно ведется под углом в цели. На этой машине не простая фотокамера, ее линзы напоминают фасеточный глаз насекомого. А компьютерная программа производит анализ и реставрацию изображения. Около одного из еще не до конца обретших человеческий облик лиц счетчик внезапно замер. – Внимание! Поступили новые данные – агрессор опознан как Аймаль Аббас, тридцать восемь лет, пуштун, достоверно установлена принадлежность к запрещенной организации Хезбалла. Разыскивается по подозрению в террористических актах. Агрессор особо опасен – цель первого приоритета! – Это правда? – растерянно спросил кто-то. – Нет, конечно. Мы завели в базу данных информацию о несуществующем террористе и снабдили его описанием и фотографиями нашего инженера с испытательного центра. На самом деле это наш инженер. – Внимание, Мосин-один для Волка, срочная информация! – Волк – Мосину-один, принимаю! – Цель обнаружена, повторяю: цель обнаружена, один из агрессоров опознан как террорист Аймаль Аббас, цель первого приоритета. Прошу разрешения уничтожить цель! – Волк Мосину-один, выходите в режим ожидания, никаких действий до команды! – Принято, режим ожидания, никаких действий до команды! Камера продолжала вести цель – Господа, считаю, что особо опасного террориста нужно уничтожить прямо сейчас – обратился полковник Манн к собравшимся. – То есть, полковник? – Мы же должны отработать связку "обнаружил-уничтожил". При нынешней организации работы один ведет разведку, второй – уничтожает разведанные цели. В данном случае один аппарат может и найти цель и передать данные о ней и уничтожить ее. – Но там же наши люди. – Мы дадим им сигнал и уберем их. Удар будет нанесен по пикапу. Мы просто заблокируем руль и поставим его на постоянный ход, так будет интереснее. Как вы видите – здесь плоская поверхность и машина просто пойдет по прямой. – Приступайте, полковник – сказал Цесаревич, происходящее увлекало побольше, чем интересный остросюжетный синематограф – Есть приступать. Дайте нам минуту, Ваше Высочество. Видимо, кто-то из оркестровой ямы дал команду, потому что машина остановилась. Двое выпрыгнули из кузова и побежали. – Внимание, новая информация для Волка. Цель остановилась, два агрессора пытаются скрыться пешком! – Принято, продолжать наблюдение! – Есть! Водитель, видимо поставив блокировку на руль и на педаль газа, открыл дверцу и вывалился уже из набирающей ход машины. Машина стала удаляться от группы людей, бегущих в противоположную сторону. – Внимание, новая информация для Волка. Водитель покинул машину, цель начала движение. Три агрессора пытаются скрыться пешком! – Принято! У нас есть добро на применение силы, повторяю – есть добро на применение силы! Приказываю нанести удар по движущемуся грузовику и уничтожить его, повторяю – нанести удар по движущемуся грузовику и уничтожить его! По агрессорам не стрелять, повторяю: по агрессорам – не стрелять! Отсчет тридцать секунд! – Принял – тридцать секунд для удара по грузовику, красный свет для стрельбы по агрессорам! Внимание четвертому – есть добро на применение силы! Приказ: нанести удар по движущемуся грузовику и уничтожить его, красный свет для уничтожения агрессоров. Отсчет тридцать секунд. – Принято, тридцать секунд – удар по грузовику! – судя по голосу оператор, скрывающийся под обозначением "четвертый" был очень молод – красный свет для удара по агрессорам! Пошел обратный отчет! Аппарат в зоне, все системы стабильны. На экране появилось что-то вроде перекрестья прицела, но гораздо сложнее, чем простое перекрестье. – Есть разрешение, есть выбор боеприпаса, есть расчет зоны накрытия, есть прицеливание, есть сопровождение! В правом верхнем углу экрана бежал счетчик цифр – начавшийся от тридцати и стремительно, с каждой секундой приближающийся к нулю. Аппарат чуть заметно тряхнуло – даже стабилизированная камера на какую то долю секунды не удержала изображение. – Первый отделился. Второй отделился. Боеприпасы отделились! До поражения семнадцать секунд! Шестнадцать секунд! Траектория цели стабильна! Тринадцать секунд! Есть захват, есть коррекция! Десять секунд!… Кое-кому из присутствующих показалось, что они видят пикирующие на цель бомбы, у летчиков всегда очень острое зрение – но возможно это была всего лишь помеха. – Есть цель! Угол места цели пятьдесят один! Дистанция тридцать! Азимут одиннадцать! – Подтверждаю, цель наблюдаю! – Локатор в режим сопровождения! Начать синхронизацию! – Принято, пошла синхронизация! Цесаревич посмотрел в сторону, жестом подозвал ижевского конструктора – Что произошло, поясните? – Ваше Высочество, когда машина открывает бомболюки – ЭПР резко увеличивается. Пока мы ничего не может с этим сделать, это общая проблема для разработки беспилотных малозаметных аппаратов. ПВО в этом случае реагирует поздно, когда машина открыла бомболюки, удар почти что нанесен – но вот сама машина может погибнуть. Она беспилотная, но все равно стоит каких-то денег и труда. Наследник понимающе кивнул. – Что планируете делать? – Ваше Высочество, мы сейчас экспериментируем с новой конструкцией бомболюков – они раскрываются не створками наружу, а … ну, примерно как хлебница на кухне, вы понимаете, о чем я говорю? Николай улыбнулся – Мне приходилось бывать и на кухне, господин инженер, так что я понимаю, о чем идет речь. Значит, хлебница. – Именно, Ваше Высочество, как хлебница. Такая конструкция бомболюков отработана на тяжелых бомбардировщиках, она дает засветку вполовину меньшую с самого начала, даже если не принимать дополнительные меры, не оптимизировать конструкцию люков. Но проблема в том, что наш аппарат – это не стратегический бомбардировщик, отсек боевой нагрузки и так невелик, а подобная конструкция бомболюков еще уменьшит его вместимость. – Спасибо Наследник, да и все те, кто прислушивались к тихому разговору, повернулись к экранам, где в этом момент разыгрывался заключительный акт драмы. На беспилотнике были датчики, они передали оператору сигнал беды – аппарат попал под сильное облучение локатора, не поискового – а под самое настоящее прицеливание. Мгновенно отреагировав, оператор отключил двигатели, переведя машину в режим планирования. Аэродинамическая схема аппарата была настолько хорошо отработана многочасовыми продувками – что даже с выключенным мотором аппарат не закувыркался в воздухе, не рухнул вниз камнем – он просто начал полого снижаться, держа машину террористов в прицеле. На самих бомбах не было аппаратуры прицеливания, это были простые бомбы, на которых повесили блоки планирования. Поэтому, держать машину в прицеле было непременным условием для успешного исполнения упражнения. – Две секунды! Одна секунда! Поражение! Там, где только что была подпрыгивающая на ухабах машина – не верилось, что там не было водителя – теперь стояло лишь бурое пылевое облако… – Каким боеприпасом был нанесен удар, господа? – Господин генерал, для выполнения упражнения мы выбрали разовую бомбовую кассету на двести пятьдесят с блоком планирования. Движущаяся по пересеченной местности цель – цель весьма сложная и чтобы обеспечить гарантированное накрытие, мы выбрали именно этот боеприпас. Машина небронированная, поэтому будь там и в самом деле террористы – все они сейчас были бы мертвы. Давайте, посмотрим, что там у нас получилось… Но полковника никто не слушал – все заворожено смотрели на экран, где опытный расчет зенитно-ракетного комплекса пытался выполнить свою учебную задачу. – Первый, он пропал с экрана! Отметка для стрельбы отсутствует! – Он пикирует! Выключил двигатели! – ТОВ, ты его наблюдаешь?! – Подтверждаю, он уходит из сектора! – Активизировать прицеливание! Выдать данные для стрельбы вручную! – Есть прицеливание! Есть ручная синхронизация! – Обратный отсчет! Экран сменился счетчиком обратного отсчета, отработавшим десять секунд и остановившимся… Полковник Манн снова взялся за микрофон. – Как видите, господа, сопровождение локатором оператором во второй раз было успешно сорвано – но расчет зенитно-ракетного комплекса сумел поймать цель через ТОВ и выдать данные на ракеты вручную. При такой цели и ручных данных для стрельбы вероятность поражения составляет примерно 0,25 – то есть на каждую такую цель следует запускать разом по четыре ракеты, чтобы добиться поражения, близкого к стопроцентному. Поэтому, результат упражнения неоднозначен. Аппарат уничтожил назначенную цель, но и сам попал под огонь. Правда, вероятность поражения при ручном наведении невысока… – Один-один, господа! – громко сказал цесаревич – есть возражения? Генералы зашумели, но возражений никто не высказал. Это увлекало. Быстрая и жестокая игра в трехмерном пространстве, где совместно действующие игроки отстояли друг от друга на сотни верст – но играли в одну игру и делали одно дело. Это была настоящая мужская игра – и то что на кону не стояли человеческие жизни не делали ее менее острой и увлекательной. – Принято, господа! Счет один-один! Аппарат выполнил программу – но был сбит! Дайте картинку! Беспилотный вертолет подлетел к собравшимся кружком террористам – один из них помахал рукой в объектив. Потом прошел дальше, камера отчетливо показала искореженный множеством взрывов, обгоревший остов пикапа и иссеченную осколками землю вокруг него. Разовая бомбовая кассета – страшное оружие, это как если с высоты высыпать на землю несколько десятков осколочных гранат, взрывающихся при ударе. – Счет один-один продолжаем игру! Дайте картинку с поля два. Аппарат Ворон отныне будет ассистировать – давать картинку и подсвечивать цели по необходимости. Ка-70 в игре! Дайте данные по РВП! – Аппарат в воздухе, РВП четыре – тридцать! "Сбитый" Ворон успел подняться почти на предельную высоту – на нем были дополнительные баки, и топлива на выполнение еще одного учебного упражнения должно было хватить. С предельной высоты он почти сразу дал картинку второго игрового поля. – Итак, господа, задача следующая. Перед нами – сильно укрепленный объект. Мало того – еще и в местности со сложным рельефом. Мы построили примерно то же самое что строят боевики наркомафии в Афганистане – горный, укрепленный комплекс с подземными ходами. Неплохо укрепленный и прикрытый ПВО – автоматическими зенитными пушками калибра двадцать, крупнокалиберными пулеметами 14,5 и 12,7. Все это у нас есть, пусть и на подходе к объекту. Вертолет должен пролететь через огонь систем ПВО, прорваться к горной, сильно укрепленной базе и уничтожить ее. Еще раз подчеркиваю – пушки и пулеметы самые настоящие и обстрел тоже будет – самый настоящий, беспилотный вертолет не будет в данном случае избегать огня противника, не будет вести по системам ПВО огонь в ответ. Это скорее демонстрация боевой живучести машины. Итак, господа, приступаем… На сей раз, на большой экран дали картинку с Ворона – сильно изрезанная ущельями, гористая местность, что-то вроде долины, едва заметные белые, чуть пульсирующие пятна – костры. На одном из боковых экранов дали две картинки с камер, установленным прямо на месте лагеря –и представитель Командования специальных операций вздрогнул. Все это – та панорама долины в ущелье, что разворачивалась перед ним – была ему до боли знакома и напомнила то, что он хотел бы забыть. Горный Бадахшан, группа из шестнадцати человек, уходящая в горы, проводник из местных, который до сих пор стучал на наркокурьеров и исламистов а сейчас предал – и отчаянный четырехчасовой бой против прорывающегося от границы бандитского отряда торящего дорогу крупному наркокаравану. Погода как назло была нелетной, про бронетехнику в горах следовало забыть – и они бились насмерть, вцепившись зубами в камни против втрое превосходящих по численности бандитов, прошедших специальную подготовку на той стороне границы, почувствовавших вкус крови русских и прущих напролом. Потом ему рассказывали, что его оперировали с зажатым в руке пистолетом – никак не могли вынуть, зажат был намертво. – Внимание, входим в зону! Вертолет управлялся с того же самолета, проверялась еще и готовность воздушного командного пункта эффективно "дирижировать" беспилотными летательными аппаратами различных классов и типов. На большой монитор дали картинку – пугающую, надо сказать. Вертолет шел в режиме "огибания местности" на минимальной высоте, буквально царапая брюхом землю. Ни один зенитно-ракетный комплекс, отечественный или зарубежный, сбить такую цель не в состоянии. Для нее опасна только скорострельная зенитная артиллерия – старая добрая скорострелка с радаром, изрыгающая море огня и буквально нашпиговывающая снарядами небо. – До цели три километра! Входим в зону, внимание! Этого никто не видел. Невозможно было установить камеру, ее бы сразу снесло шквалом огня. В одном из ущелий несколько замаскированных зенитных установок самых разных типов – от старого доброго ДШК на станке, до четырехствольной скорострелки "Эрликон" швейцарского производства открыли огонь по пролетающему вертолету, стремясь шквалом огня сбить его с курса и обрушить на землю. Борт вертолета – он был окрашен в бурый, с разводами цвет для маскировки – моментально заискрил рикошетами, пули и снаряды били по броне, но пробить ее пока не могли. Поняв, что машина попала под обстрел, оператор сделал то что делать был не должен – но и прямого запрета не было. Развернуться – этот тип вертолета был очень маневренным и мог уверенно лететь хвостом вперед – и нашпиговать горный склон снарядами тридцатимиллиметровой пушки он не мог – но уйти из-под обстрела и не доводить испытание на боевую живучесть до конца он мог. В конце концов – несмотря на молодость, оператор был профессионалом, а там, в нескольких сотнях километров от воздушного командного пункта пытались испортить его инструмент, тот самый, которым он собирался делать работу. Это был его аппарат, его вертолет и потерять, и даже допускать чтобы ему причинили хоть какие-то повреждения он не хотел, пусть это и была игра. И поэтому он, резко сработав шагом винтов, буквально выстрелил вертолет вверх, выводя его из зоны огня. Маневр был настолько быстрым и четко выполненным – что ни один из операторов зенитных установок не успел на него среагировать. Вертолет на какие-то мгновения выпрыгнул из-за гребня холма, стоящий в обзоре поисковый локатор зенитно-ракетного засек его – но даже не успел точно классифицировать его как цель. Мгновение – и вертолет снова рухнул в ущелье, миновав зону огня. Особенно эффектно маневр смотрелся с экрана – сначала, будто небо прыгнуло зрителям навстречу – а потом ими показалось что еще немного – и они останутся на этих скалах вместе с догорающим вертолетом. – Лихо… – Волк – Мосину-один, прошу доложить о повреждениях и возможности выполнения учебной задачи, прием! – полковник Манн не забывал о своих обязанностях. – Мосин-один – Волку, повреждения незначительные. Выполнение учебной задачи возможно, как поняли? – Мосин-один принято, приступить к выполнению учебной задачи! Вертолет появился над полем боя внезапно – только что на большом экране перед зрителем проносились лишь каменные стены ущелья, мелькала лента горной речушки внизу – и вдруг они вынеслись на полном ходу в небольшую долину. Какие-то палатки, горящие костры, остовы бронетехники – все это мелькнуло на мгновение, стремительно надвигающееся – а потом почти все поле зрения скрыл дым от стартующих из-под пилотов НУРСов и ракет – и сплошная стена разрывов внизу. Дирижеры из "оркестровой ямы" своевременно переключили на большой экран картинку с парящего в небесах "Ворона" – и там, где совсем недавно пульсировали белые точки костров и стояли черные квадратики техники сейчас было лишь сплошное бурое облако. – Мосин-один – Волку, учебная задача выполнена, прошу подтверждения, как поняли? – Волк – Мосину-один, подтверждаем, цель поражена, возвращайте аппарат на базу, как поняли? – Мосин-один вас понял, приступаем к процедуре вывода. Не сдержавшись, кто-то захлопал, кто-то подхватил… – Как видите, господа – чистая победа. Только секунду-две беспилотный вертолет был в поле зрения систем ПВО. Нормальный контакт установить так и не удалость. В гористой, пересеченной местности эта машина неуязвима. Сложнее будет на других ТВД, на Востоке – там ровная местность, пустыня, не спрячешься. Но и там – роль свою сыграет внезапность удара. Не забывайте – выставленные нами расчеты зенитных пушек и пулеметов заранее знали о пролете машины и были готовы к нему. В реальной жизни это будет по другому – полевой лагерь, незнакомая местность, техника, скучившаяся у заправщиков, вымотанные маршем расчеты зенитных средств, бардак. В этом случае такой вот вертолет имеет возможность первым же ударом выбить все зенитки, а потом не торопясь добить тех, кто останется. – Так что же, получается, у этой машины совсем нет врагов? – Ну, почему нет… Британцы и североамериканцы разрабатывают оснащенный тридцатимиллиметровой пушкой высокоманевренный штурмовик – как раз для борьбы с нашими вертолетами, которых они боятся. Но тут они загоняют в ловушку сами себя. Они создают самолет с крейсерской скоростью, позволяющей охотиться именно на боевые и транспортные вертолеты. Но такой самолет становится предельно уязвимым от огня с земли – а ведь они его делают легкобронированным. Шилка распилит такой "противовертолет" напополам. Если вертолетчики примут воздушный бой – у них тоже есть шансы и неплохие, ведь мы уже совместили систему управления огнем вертолета с ракетами ближнего боя Р-73. Может так же состояться ситуация боя "вертолет-вертолет" – но основной североамериканский боевой вертолет АН-64 Апач, например, бронирован только от огня с земли. Да, он пока превосходит нас в электронике, его система управления огнем например позволяет одновременно выстрелить все шестнадцать Хеллфайров с минимальными промежутками по шестнадцати целям – но попадания даже одного тридцатимиллиметрового снаряда в двигательную установку он не выдержит. В бронировании этого вертолета есть критические пробелы. Третье поле, пожалуйста. Третье поле было самым представительным. Это была воинская часть – самая настоящая, действующая, со всей техникой – только без солдат. Солдат на время представления убрали, потому что риск для их жизни существовал. Но в остальном – это была самая настоящая воинская часть, хорошо, даже слишком хорошо прикрытая средствами ПВО. – Господа, задача номер три. Самая настоящая воинская часть, прикрытая не только четырьмя расчетами ЗРАК Тунгуска – но и комплексом С-300ПМУ, находящимся на небольшом удалении от нее. Посередине охраняемой зоны стоит станция Ранжир, координирующая работу системы ПВО и обмен информацией между различными ее составляющими. Мало того – есть еще и радиолокационная станция, поднятая на дирижабле, чтобы просматривать мертвую для наземных станций зону. Группе аппаратов СКАТ нужно будет преодолеть заграждения ПВО, выйти к цели и поразить ее. При том, бой с системой ПВО будет активным, будут применяться как пассивные средства противодействия, так и активные. Два аппарата из пяти будут нести учебные противорадиолокационные ракеты, в их задачу будет входить проломить систему ПВО, еще на одном аппарате будет станция РЭБ. Только два последних будут нести учебные бомбы и попытаются ударить по воинской части ими – если их не собьют. Беспилотные самолеты взлетели уже давно, с другого аэродрома. На них не было никаких камер, потому что любой обмен информацией мог быть засечен средствами ПВО. Для усложнения задачи – в их программу не завели точки базирования средств ПВО, потому что при реальной специальной операции их положение на местности может быть и неизвестным. Самолеты не обменивались информацией между собой, хотя возможность такая была – для скрытности, обмен начнется после того, как хотя бы один аппарат будет засечен системой ПВО. В отличие от обычных беспилотных машин, управляемых операторами – на этих была установлена более сложная система пилотирования, при которой летательный аппарат сам оценивал обстановку, рельеф местности, наличие угроз и сам принимал решение – потому что вести самолет на скорости превышающей 1Мах** не находясь в нем почти невозможно. Избегая обнаружения радарами и поисковыми локаторами противника, машины снизились и пошли над самой землей, стараясь как можно плотнее прижиматься к ней, иногда опускаясь до высоты десять метров над поверхностью. Хотя местность и была малонаселенной – но люди здесь все же были. В тот день в полицию поступило немало звонков, взволнованные люди рассказывали о самом разном – от низко летящих самолетов до происков дьявола. Один из кулаков-землевладельцев, лично вносивший подкормку на свои поля, выскочил из кабины трактора и бросился наутек, когда две машины пронеслись над его полем на предельно низкой высоте, с двух сторон обогнув кабину его огромного пропашного трактора. Бесшумно, а потом, когда они уже скрылись – трактор аж качнуло звуковой волной. На одной из дорог случилось дорожно-транспортное происшествие… Но это все будет потом. А пока взоры всех присутствующих обратились на боковые мониторы, передающие обстановку на постах управления системами ПВО. Основой, нервным центром "группы защиты" была станция Ранжир, в которой работали три опытных оператора. – Внимание, есть контакт! – игра началась… – Подтверждаю, есть контакт – отозвался сразу же другой оператор – цели малозаметные, высокоскоростные, идут по азимуту сто сорок! – Подтвердить контакт по ТОВ! – Контакт подтвердить невозможно, наземные станции их не видят! – Цели реагируют на контакт! Цели увеличиваю скорость! Цели ставят помехи! Контакт потерян! – Восстановить контакт! Задействовать Легенду! Легенда – так называлась спутниковая группировка двойного назначения, ради сегодняшних учений группе защиты выделили отдельный канал для работы с ней. Это было более чем щедро, потому что никакой возможности скрыться от всевидящего глаза спутника не существовало. Даже облачность не была для него помехой. А сегодня облачности не было – видимость сто. – Есть контакт! Контакт слабый! – Выдать данные для стрельбы! – Барсук-всем! Воздушное нападение с азимута сто сорок, начинаю передачу данных! Готовность к стрельбе! Огневые станции одна за другой отозвались о том, что целей не видят. Времени для принятия решений совсем не было. – Барсук-всем! Выдать данные на ракеты вручную! Открыть заградительный огонь по азимутам! – Цели разделились! Две идут прямо на нас! Азимут сто сорок! Одна заходит с азимута двести, активно маневрирует! Выскочив на позицию для стрельбы, два аппарата дали залп ПРР-ками*** – с предельной дальности, больше на удачу. Затем снова резко сменили курс, начали маневрировать, сбивая прицел и не давая захватить из по данным, выдаваемым на поисковые локаторы вручную. Все локаторы были переключены из поискового режима в режим прицеливания и сейчас узконаправленными импульсами простреливали горизонт, пытаясь зацепиться за что-то. Данные выдавались на локаторы вручную, потому что устойчивого контакта не было, а на одной из целей в полную мощь работала система радиоэлектронной борьбы – РЭБ. Установки открыли огонь – самый настоящий – по приближающимся ПРР, пытаясь сбить хоть одну из них. – Барсук-всем! Выключить локаторы! Начать движение! Заградительный огонь! ПРР – страшная штука. Скорость под две звуковых, идет в режиме огибания местности, автоматически отслеживает работающие локаторы и нацеливается на них. Если локатор вдруг выключился – она идет на последнюю точку, где была отслежена его работа. Взорвавшись, он выбрасывает стальную шрапнель, пронизывающую пост управления станцией ПВО и убивающий сидящих там специалистов. Вот почему в перспективных комплексах пост управления был выполнен бронированным, потому что подготовленные специалисты ПВО важнее техники, слишком долго их приходится учить и слишком много вкладывается в обучение. Но как бы то ни было – попадание ПРР в позицию системы ПВО означает выход установки из строя. Две ракеты были сбиты, лопнули грязно-дымным облаком, пересекшись со струями огня, выплескиваемыми четырьмя мобильными установками ЗРК. Две остальные нанесли удар – одна уничтожила комплекс С300, менее мобильный, чем легкие установки на гусеничном шасси, вторая – попыталась уничтожить одну из мобильных установок – но та вовремя выключила локатор и сорвалась с места. Удар пришелся по пустому месту. Но пока установки меняли позиции, выключив локаторы и потеряв контроль над воздушным пространством, две оставшиеся беспилотные машины успели нанести удар. Они рассредоточились и, обменявшись информацией с машинами, которые отвлекали ПВО ринулись на цель в тот самый момент, когда мобильные установки меняли позиции, а комплекс С300 был условно уничтожен. Меньше минуты потребовалось зенитчикам, чтобы, сменив позиции, вновь прикрыть объект – но этой минуты оказалось достаточно. Когда командир одной из мобильных систем, побив все рекорды времени, какие только были в его подразделении, врубил на полную мощность локатор, все что он успел увидеть – это две жирные точки в своем секторе, прямо на рубеже сброса. Игра была проиграна – сбросив планирующие боеприпасы, два СКАТа, заложив резкий вираж бросились наутек, выходя из зоны поражения. Через двадцать с небольшим секунд, условные боеголовки накрыли территорию воинской части, одна бухнулась метрах в двадцати от транспортера с Ранжиром и остановилась, пропахав борозду в асфальте. – Мосин-один – Волку, учебное задание выполнено, учебная цель номер три поражена, прошу подтверждения! – Волк – Мосину-один, выполнение подтверждаю, чистая победа! В просмотровом зале в бункере включилась половина из утопленных в бетонный потолок ламп, слегка разогнав полумрак. Многие не могли прийти в себя от того что увидели – до сих пор. – Итак, господа… – слово снова взял Манн – это чистая победа. Объект, предельно плотно прикрытый системами ПВО, получающий данные со спутникового канала оказался уничтожен без потерь с противоположной стороны. Стратегическая система ПВО, прикрывавшая объект была уничтожена. – Как же тогда их сбивать? – спросил кто-то. – Господа, наш центр в сотрудничестве с фирмой Северского готовит объемный доклад на эту тему. Вы должны были заметить, что над объектом не было ни одного самолета ПВО. Если бы они были – нападавшие потеряли бы как минимум один аппарат – мы прочитывали такую ситуацию и пришли к выводу что потери в таком случае состояли бы максимум из одного аппарата, минимум из трех, вероятность победы – то есть уничтожения прикрытого объекта снижается до пятидесяти-семидесяти процентов при действиях группой из пяти беспилотных машин. Но тут есть очень много "но", господа. Первое "но" заключается в том что беспилотный летательный аппарат может маневрировать с такими перегрузками, с которыми никогда не сможет маневрировать пилотируемый. В настоящее время фирма Северского готовит еще один вид беспилотного летательного аппарата, собранный на основе обычного истребителя. У него будут хуже показатели радиозаметности – но он будет брать свое именно за счет сверхманевренности, по которой боевые летательные аппараты других стран отстают от нас как минимум на полтора десятилетия. В будущем возможен полет и другого аппарата – с гиперзвуковым прямоточным двигателем, позволяющим развивать скорость от пяти до восьми Мах, надежно перехватить такой аппарат не сможет ни одна система ПВО, ни отечественная, ни зарубежная. Второе "но" заключается в том, что уже сейчас мы отрабатываем технологию совместного использовать пилотируемых и беспилотных летательных аппаратов в одной группе, нацеленной на выполнение единой задачи. В этом случае, истребители ПВО будут скованы боем с истребителями противника и не смогут бороться с БПЛА, а система ПВО объекта будет скована боем с БПЛА, будет вынуждена постоянно менять позиции, и не сможет плотно прикрыть объект. Какие-то шансы на уничтожение БПЛА будут иметь современные истребители четвертого и пятого поколений, а также тяжелые самолеты – охотники на крылатые ракеты. Но в целом – да, господа, это сложная и малоуязвимая цель. С началом массового производства и применения таких аппаратов, в вековечном противоборстве щита и меча верх снова возьмет меч. При массированном применении таких аппаратов, никакая система ПВО прикрыть страну не сможет. Первыми опомнились генералы Стратегического авиационного командования. ПВО всегда была бичом тяжелых, не слишком маневренных машин. Если же где-нибудь над побережьем САСШ или Британии сбросить с самолета свору таких вот дьяволов – то они запросто могут отвлечь на себя внимание, сковать боем истребители ПВО и наземные системы, дать возможность стратегам прорваться к рубежам пуска. Эксперименты велись давно – бомбардировщик-авиаматка и три или пять истребителей, подвешенных под крылом. При нападении самолетов ПВО истребители отстыковываются и принимают бой, давая бомбардировщикам уйти, оторваться от преследования. Проблемой было то, что отстыковаться истребитель мог, а вот пристыковаться обратно – уже нет. То есть нужны были летчики-смертники. Таких не было и программу прикрыли. Теперь ее можно возродить на новом уровне – беспилотник можно и бросить по выполнении задачи. Да, это дорого – бросать беспилотник после выполнения им всего одной задачи. Но когда речь станет о прорыве сотен бомбардировщиков с ядерным оружием на борту на рубежи пуска – понятия "дорого-дешево" будут уже бессмысленными. А отрабатывать сопровождение можно и над своей территорией, сажая беспилотники на аэродромы после выполнения ими учебных задач. Сейчас стратегов в дальних рейдах должны были прикрывать такие же стратеги – но с ракетами "воздух-воздух" на борту и с мощными РЛС. Рисунок боя должен был выглядеть так: за счет технического превосходства в средствах обнаружения, машины сопровождения обнаруживают истребители ПВО первыми и запускают ракеты дальнего и сверхдальнего действия, чтобы их сбить. Специально для этого была разработана ракета КС-72 Питон с дальностью четыреста километров. Самое главное в такой ситуации – не подпустить истребители противника близко, не дать им навязать ближний бой – в ближнем бою бомбардировщик беспомощен. Надеялись также на авианосные группировки – если им удастся прорваться в открытый океан, они должны были создать силами своих авиакрыльев безопасные коридоры для пролетов стратегической авиации. Но если удастся сделать дешевый, пусть даже разовый беспилотник, способный вести бой или хотя бы сковать боем истребители ПВО… – Господин Северский, вы здесь? – громко спросил один из генералов – Сударь? – Мы вот тут немного посовещались… А не будет ли у вашей фирмы в закромах беспилотника, способного вести маневренный воздушный бой и при этом по габаритам не превышающий размеры крылатой ракеты? То есть нам нужен аппарат, который можно подвесить в бомболюк бомбардировщика. – Такого сейчас нет. Но думаю что нет и ничего такого, что бы не позволило добиться успеха в его создании. Цесаревич тоже напряженно думал. Хоть он и был десантником – он любил флот. Не в последнюю очередь – из-за своего друга детства, князя Воронцова. Все представители рода Воронцовых были флотоводцами, а цесаревич часто проводил лето в Одессе, бывал и на кораблях. Кто-то говорит, что флот – бесполезная игрушка и лучше укреплять наземную армию, системы ПВО. Произошедшее на его глазах подтвердило, насколько эти люди неправы. Флот позволяет проецировать мощь государства в любую точку земли. Флот позволяет не победить в войне – он позволяет ее предотвратить. Допустим, есть такая держава, как Великобритания. Это империя, без всяких сомнений. Или пример еще лучше – Североамериканские соединенные штаты. Они хотят насадить в Российской Империи демократию – пусть попробуют. Пока есть флот – они не чувствуют себя в безопасности. Океаны больше не защищают их, корабли с Андреевским флагом могут появиться у их берегов и нанести удар. Да и элементарно – как североамериканцы смогут наладить переброску войск на европейский или африканский континенты, если у Российской Империи будет мощный флот? Да никак! Транспорты с войсками не рискнут покинуть гавани, пока в Тихом и Атлантическом океанах оперируют русские авианосные группировки. Стратегическое авиационное командование – а у североамериканцев ему подчиняются и ракетные полки – не рискнет нанести обезоруживающий удар, потому что на океанском дне, в местах известных только русскому Главному Морскому Штабу затаились в ожидании ракетоносцы с парой десятков ракет на борту у каждого. Североамериканцы знают, что каждый день эти ракетоносцы получают условный сигнал на сверхдлинных волнах, что все в порядке – и если в один прекрасный день они его не получат – ракеты уйдут в полет. И пусть знают – меньше глупостей будут умысливать против России. А нельзя ли сделать беспилотные аппараты вертикального старта? Ведь тогда, катапульты беспилотного старта можно будет поставить на любой крейсер и даже эсминец, не говоря о линкорах. И тогда они смогут, пусть и в минимальной степени, защитить себя от нападения с воздуха сами, даже оперируя вне зоны прикрытия авианосной группы. А что если беспилотники будут взлетать с подводной лодки? Допустим те же Тайфуны, которые сейчас переделываются под носители крылатых ракет и подводные базы спецназа. Если те же Тайфуны смогут нести беспилотные аппараты? Пусть даже немного: например два ударных аппарата Ка-70 и несколько легких беспилотников для доставки припасов и наблюдения. Такая лодка может доставить группу спецназа в любое место и поддержать ее действия в самом широком смысле этого слова: от доставки припасов, до удара по наступающей на позиции спецназа бронетехники вертолетами. А если дело пойдет совсем худо – то и удара крылатыми ракетами. А если эти ударные аппараты базировать на десантных кораблях и авианосцах? Сколько места в результате этого освободится? Насколько повысится эффективность действия? Надо найти Сашку и рассказать ему обо всем, об этом. Он в "молодых офицерах" входит в группу, которая занимается флотом, мозгует над тем, как еще более эффективно совместить флот и войска специального назначения – вот пусть и мозгует сидя в своем посольстве. Да, надо найти Сашку, обязательно. – Ваше высочество… – Господа? – цесаревич вернулся в реальный мир – Четвертое – и заключительное на сегодня действие. Будем смотреть? – Мы же использовали все что было. Я полагал, что четвертое поле накрыто для комбинированной атаки. – Отнюдь, Ваше высочество. Есть четвертый беспилотный комплекс, просто он стратегического уровня и не может действовать отсюда. Он взлетел с базы в Прилуках три с лишним часа назад… На экране снова сменилась картинка… База тяжелобомбардировочной авиации Прилуки, Российская Империя За четыре часа до этого Дождь не прекращался уже вторые сутки, то переходя в мелкую водяную пыль, висящую в воздухе – то вдруг с новой силой обрушиваясь на землю, затапливая ее тысячами тонн воды. Погода была мерзкой, почти что нелетной. Генерал от авиации Владимир Михеевич Останин, командир особой эскадры Стратегического авиационного командования остановил свой открытый внедорожник у вышки, где располагался штаб, вылез из машины не глуша мотор, преодолел несколько метров до двери, топая прямо по лужам, коих на бетонке аэродрома было немало. Оказавшись под крышей козырька, с наслаждением стряхнул воду с прозрачного полиэтиленового плаща – и только потом пошел внутрь. Народ собрался в комнате отдыха летчиков на втором этаже увидев входящего генерала все на мгновение подобрались – и расслабились, повинуясь отмашке генерала, означающей "вольно". – Небо прохудилось… – сказал кто-то – Бунчук! Бунчук!!! Бунчук появился через минуту после раздраженного крика генерала – Что с погодой? – Северный фронт… очень сильный циклон, никак не уходит. Часов через десять-двенадцать должны открыться. – Ты это вчера говорил! Бунчук вместо ответа только плечами пожал – мол не господь Бог, погоду по требованию не обеспечиваю. – Уйди с глаз долой! – старый генерал по-настоящему разозлился Бунчук исчез, чтобы не попасть под раздачу Генерал оглядел подчиненные ему экипажи, лучших профессионалов страны. Этих – отбирал он лично, через скандалы отрывал из эскадр, бывало что и экипажи разбивал, хотя знал что не дело. Но дело, которое делали они здесь было важнее. Сейчас все профессионалы, рассевшись по креслам и койкам и включив большой, висящий на столе телевизор, сладострастно предавались самому приятному для мужиков занятию – безделью. Благо погода – однозначно нелетная. Любой разозленный комэск поступил бы просто – загнал бы в класс, заставил бы заниматься теоретической подготовкой: до упаду учить технические характеристики машин противника или до одури прокладывать курс по картам к условной цели. Но генерал знал, что это только оскорбит тех, кто был под его началом. И тогда генерал просто снял фуражку, обнажив седую голову и просто, бесхитростно сказал – Императорский смотр. Надо, господа… Императорский смотр… Раньше это выглядело так – конные каре до горизонта, кавалеристы в мундирах, сложностью и роскошью шитья не уступающих театральным костюмам, Государь на белой лошади, джигитовка. Приглашались послы и высший свет, на джигитовку любили смотреть дамы. Теперь – Государь сидел не на белой лошади, а в укрепленном бункере, место лошадей заняли летательные аппараты, некоторых их которых в Средние века хватило бы, чтобы одним ударом испепелить всю рыцарскую Европу. Время шло, но суть оставалась прежней и заключалась она всего лишь в одной короткой фразе: Мы сильнее вас! Сердито ревя четырьмя огромными моторами, тяжелый транспортник Сикорского выползал на полосу, самую длинную. Перед этим по полосе проехала техника, дважды, как смогла, так и подготовила ее. По крайней мере, согнала с полосы лужи. Но все равно, сырость осталась и порывы бокового ветра, едва не срывающие фуражки с голов – тоже. Просто удивительно, как при таких порывах ветра небо до сих пор не очистилось. Все как назло… Самолет этот был необычным. Первоначально он был простым транспортником, потом его переоборудовали для того, чтобы таскать на спине тяжелые космические корабли многоразового использования. Потом, в какой-то момент оказалось, что фирма Сикорского получило контракт на изготовление деталей фюзеляжа для Юнкерсов, в Российской империи при ее дешевом алюминии это оказалось делать выгодно. Верней, выгоден был дешевый русский алюминий – но вывозить его было нельзя, можно было вывозить только готовые детали самолетов. Вот и возникла проблема транспортировки почти готовых фюзеляжей на заводы Юнкерса в Священной Римской Империи. Под эти цели фирма Сикорского построила два точно таких же мастодонта, несущих нагрузку на спине. Они курсировали между Новосибирском и Франкфуртом-на-майне с расписанием "через день" – и мало кто замечал, что почти все рейсы выполняет только один самолет. Второй самолет стоял сейчас в самом начале длинной взлетной полосе и на его спине словно выросли еще одни крылья – черные, словно крылья падшего ангела, изгнанного господом из рая. Летающее крыло было просто огромным, по размаху крыльев оно решительно превосходило самолет носитель. У этого летательного аппарата не было фюзеляжа, не было кабины, не было хвостового оперения – только огромное крыло, два воздухозаборника спереди и два сопла сзади. Североамериканцы подозревали о его существовании и даже дали ему название "Призрачный всадник". На самом деле тема эта проходила в конструкторском бюро тяжелых бомбардировщиков Сикорского как Факел, в бумагах беспилотный стратегический бомбардировщик обозначался как Б2010 – бомбардировщик две тысячи десятого года. Обычной проблемой стратегических бомбардировщиков, ставящих их в заведомо проигрышную позицию по сравнению с ракетами, было топливо. Запас топлива. В ракете запас топлива выгорает, запуская ракету – потом она сама идет по баллистической траектории, расходуя заданный разгонными и маршевыми двигателями импульс. Бомбардировщик нужно поддерживать в воздухе часами, при этом возможность для дозаправки у него будет не всегда, заправщики могут и сбить. Чем больше на бомбардировщике запас топлива – тем мощнее нужны двигатели для поддержания его в воздухе, чем мощнее двигатели – тем больше они потребляют топлива. Замкнутый круг. И когда Стратегическое авиационное командование выдало техническое задание на новый самолет – дальность беспосадочного перелета без заправки тридцать две – тридцать пять тысяч километров, получившие копии этого задания научно-технические разведслужбы противника написали свое заключение: в течение ближайших десяти-пятнадцати лет нового русского стратегического бомбардировщика можно не опасаться. Задача имеет решение только если применить ядерный двигатель, такие эксперименты велись – но были прекращены. Русские справились за четыре года. На самом деле решение этой задачи было до невозможности простым – нужно было просто поделить самолет на две части. Первым взлетает самолет-носитель, часть пути преодолевается за счет его двигателей и его запаса топлива. Далее, когда запасы топлива на самолете-носителе подойдут к концу – ударный самолет отделяется от носителя и выполняет свою задачу. Причем и самолет носитель и ударный самолет можно было делать на базе существующих. Носитель – в его роли может сыграть любой тяжелый транспортный самолет, у которого вместо полезного груза будут установлены дополнительные топливные баки. Ударный самолет – это переработанный в беспилотный тяжелый бомбардировщик "Хортен-90", выполненный по схеме "летающее крыло". Бомбардировщик – невидимка, не обнаруживаемый радарами ПВО противника, да еще и с генераторами радионевидимости. Он может отделиться от самолета-носителя, преодолев три четверти пути до цели – и начать полет с полными баками горючего. По расчетам конструкторов, если единственной полезной нагрузкой носителя будут дополнительные топливные баки – то можно было добиться радиуса действий "спарки" равного двадцати пяти тысячам километров без дозаправки. То есть – пятьдесят тысяч в один конец. На фоне этого британские Викторы и североамериканские Тени с Блэкджеками выглядели… не очень. И единственной технической проблемой было – обеспечить надежность сцепки и расстыковки, в том числе при маневрировании самолета-носителя. Но если Российская Империя была космической державой и решала вопросы стыковки-рассыковки космических кораблей на орбите. Стыковочный аппарат орбитальной космической станции и взяли за основу при разработке механизма расстыковки в воздухе. Генерал посадил в самолет-разгонщик самый опытный экипаж, такой, какой эту махину и на земляную площадку фронтового аэродрома посадит. Взлет при таких погодных условиях – слепой, считай – они тоже отрабатывали. Но все равно – ведь императорский смотр… Самолет занял исходную для взлета, дворники метались по остеклению кабины, разгоняя заливающую их воду. Дождь лил стеной… – Двигатели в рабочем режиме. Закрылки исходное положение приняли – доложил второй пилот – На полосе чисто. Мы на исходной – доложил штурман потому что ему лучше было видно. – Игла, я Звезда-один. Занял исходную, все системы стабильны. Прошу разрешения на взлет. – Звезда-один я Игла. Сектор взлета свободен. Ветер десять-двенадцать метров в правый борт, порывистый, сильные осадки. Нижняя граница облачности пятьдесят, верхняя – две триста. Погода ниже метеоминимума****. Взлет на ваше усмотрение. Диспетчер привычно подстраховался. Командир же страховаться не собирался – он всю жизнь жил как под куполом цирка, балансируя на тонкой проволоке – и не хотел жить по-другому. – Игла, я Звезда-один. Принял решение на взлет. Уверенной рукой, командир двинул секторы тяги двигателей – РУДы – вперед, ориентироваться приходилось больше по наитию – они словно плыли в воде. – Сто! Машину чуть водило по полосе, оставалось только парировать тягой двигателей и молиться. Управлять самолетов на земле очень непросто, его передняя стойка не поворачивается как у автомобилей, все маневры производятся либо с помощью аэродромного тягача, либо – двигателями. На скорость сто километров в част все это превращается в безумный аттракцион. – Сто восемьдесят! Ревущий ветер бьет в кабину огромного лайнера, струи дождя размазываются в сплошную пленку на стеклах. – Двести двадцать! Точка принятия решения! – Продолжаем! Ускорители сработали так, что даже в двухсоттонном разгонщике это почувствовали – Идем влево! – Держи! Парируй рулями. На такой скорости рули высоты уже помогают маневрировать машине. Самолет управляется с задержкой – парусит огромная конструкция второй ступени на спине машины. – Закрылки пятнадцать! – Есть закрылки пятнадцать! Механизация включена! Темной полоской, в залитом дождем остеклении чернел горизонт. Вылететь с полосы проще, чем, кажется. – Двести семьдесят! – Мы сходим с полосы! – Двести восемьдесят! Отрыв! Матерясь (потом ему сказали, что матерился он не про себя, а во весь голос), командир экипажа принял штурвал на себя – и почувствовал, как самолет медленно задирает нос. – Есть отрыв! Мы в полете. – Пять метров. Десять метров. Скорость двести девяносто. – Закрылки пять. – Есть закрылки пять. – Двадцать метров. Двадцать пять метров. – Группа запуска, доложить по нагрузке. – Господин полковник, нагрузка штатно, повреждений нет. Группа запуска в летающем космодроме располагалась в обширном, полупустом десантном отсеке транспортника, там же находилась и аппаратура управления бомбардировщиком, хотя на нем была такая система управления, что он мог совершать полет и в полностью автономном режиме. На время запуска аппарата, командование переходило от командира корабля к командиру группы запуска. Но сейчас было не время – им просто надо было убедиться, что большой и тяжелый аппарат не поврежден при запуске. – Доложить по самолету. – Высота шестьдесят, скорость двести девяносто курс, сто семьдесят. – Мы в секторе два, сектор свободен. – Все системы стабильны. – Новый курс двести десять, механизацию убрать, приступить к набору высоты до эшелона пять – два нуля. – Есть! Примерно через десять с небольшим минут залитый дождем, идущий вслепую самолет пробил верхнюю границу облачности и оказался в совсем другом, почти призрачном мире. С небо ослепительно, каким-то нереально-фиолетовым светом светило Солнце, белые груды облаков скрывали землю – и самолет парил над облаками один на всю вселенную. – Борт, это группа запуска. Мы готовы. – Приступайте. Передаю командование. – Командир группы запуска командование принял. Курс, скорость без изменений. – Принято. Запуск тяжелого беспилотного бомбардировщика с борта летающего космодрома – задача не из простых. До этого они запускали многоразовые космические корабли – но у них был собственный разгонный блок, и вся их задача была – уйти в нужный момент ниже. Здесь же первым делом требовалось запустить двигатели беспилотного стратега, добиться нужной тяги – и только потом начать процедуру расстыковки. Причем резкий маневр самолета-носителя неминуемо приведет к катастрофе. Дело в том, что когда самолет-разгонщик резко уходит вниз – воздушный поток тоже срывает вниз, и стартовавшему аппарату "не хватает воздуха", он проваливается. Какое то время – недолгое, но это смертельно опасно – разгонщик и аппарат летят почти параллельно и только потом они начинают отходить друг от друга. То, что находилось в обширном брюхе самолета – разгонщика больше всего напоминало центр управления полетами космических аппаратов, только в миниатюре. Четыре поста управления с большим экраном и собственным экраном у каждого поста. Четыре резервных поста. Станция разведки и наведения. Этот самолет виделся не только как разгонщик, но и как прообраз "дирижера" – так должен был называться самолет, управляющий (дирижирующий) самыми разными средствами защиты и нападения, как пилотируемыми, так и беспилотными, опознающий цели и выдающий решения для стрельбы, обменивающийся данными со спутниками и штабами – и все с расстояния от тысячи километров и больше. Сейчас, группа запуска занималась самым сложным процессом – подготовкой к запуску беспилотного стратегического бомбардировщика, который самолет разгонщик поднял пока что на высоту пять тысяч метров. – Прошу эшелон десять – два нуля, по готовности доложить. – Есть. Эшелон десять – два нуля, десять тысяч метров – стартовый эшелон для бомбардировщика и почти предельный – для разгонщика. Самолет все-таки тяжелый. – Внимание, начинаем процедуру один! Объявляю контроль функционирования! В бомбардировщике не было ни единой живой души, но контроль чем-то походил на контроль функционирования подводной лодки. Каждый оператор отвечал за свой участок. На экране перед одним из операторов таблица пропала, вместо нее появилось изображение. Вся "спина" самолета-разгонщика была покрыта теплоизолирующей плиткой, для того чтобы работающие двигатели бомбардировщика не повредили самолет. Изображение двинулось вправо. Потом влево. Стали видны плывущие в нескольких тысячах метров под самолетом облака. Потом на экране появилась сетка – сложная система прицеливания, способная увидеть и выделить одиночную цель с расстояния несколько десятков километров. Там жен, на экране, выделялись неприоритетные цели, краткое состояние систем самолета, положение самолета относительно земной поверхности. Оператор несколько раз сменил условия, чтобы проверить работоспособность системы. – Наведение, ориентация – норма. Стронулись с места, отклонились сначала вниз, потом вверх закрылки, что вызвало тряску самолета-разгонщика. – Управление – норма. В глубине самолета, в обширных бомбовых отсеках одна за другой загорелись четыре зеленые лампочки – система протестировала подвешенное вооружение. – Вооружение – норма. – Наведение, ориентация, вооружение – норма. Приступить к закупку двигателей. Борт, приступаем к запуску двигателей. Беспилотный бомбардировщик летал на четырех больших турбореактивных двигателях, лицензия на которые была закуплена у фирмы "Гуго Юнгерс ГМБХ", одного из основных мировых авторитетов в области тяжелобомбардировочной авиации. Дело было в том, что двигателями Юнкерса из-за унификации воспользовались Хортены, на основе конструкции которых строился этот бомбардировщик. При его постройке и так решалось слишком много сложных конструкторско-технологических задач, чтобы добавлять к ним еще и постройку нового турбореактивного двигателя и вписывание его в планер самолета, спроектированный под другой двигатель. Разница была лишь в том, что на земле двигатель запускался с подачей сжатого воздуха, здесь же нужно было просто открыть заслонки – и набегающий поток воздуха сам раскрутит лопатки турбин. Нужно только уловить момент, когда частота вращения достигнет нужного значения. Один за другим заработали оба двигателя, связку, еще жестко сцепленную между собой бросило вперед, но командир корабля-разгонщика уловил этот момент подал РУДы назад, выровнял скорость до нужной. Теперь часть тяги, необходимой для полета сцепки давали двигатели разгонщика, а часть – двигатели беспилотника. – Фаза два. Приступить к расстыковке. Проверить стыковочные узлы. У каждого стыковочного узла была прикреплена видеокамера – стоит только одному узлу повредиться при взлете – и расстыковка закончится тяжелой катастрофой. Один за другом операторы подтвердили исправность узлов и готовность к расстыковке. – Борт, это группа запуска. Включаю обратный отсчет, готовность тридцать! – Принято. Командир разгонщика положил руку на РУДы, готовясь ювелирно дозировать тягу двигателей в необходимый момент. Сейчас как никогда были важны синхронные действия группы запуска и пилотов разгонщика. На табло цифры бежали к нулю, самолет трясло от воздушных потоков, создаваемых работающими двигателями стратега – беспилотника. Когда на табло ничего не осталось кроме трех нулей – командир группы запуска нажал красную кнопку на центральном терминале и восемь замков синхронно (синхронность выверялась с точностью до тысячных секунды как на космических аппаратах) расстыковали беспилотный самолет и самолет – носитель. Все это было видно на большом экране, на спине самолета-носителя были установлены специальные видеокамеры. Сейчас был смертельно опасный момент – если один самолет летит над другим самолетом, возникает сильная тряска, нижний самолет как бы ворует у верхнего воздушный поток. В любой момент верхний самолет может просто свалиться на нижний, накрыть его сверху и оба они перейдут в неуправляемое падение. – Есть расстыковка. – Очки с первую по восьмую расстыкованы! Командир разгонщика без команды буквально на миллиметр сдвинул штурвал, уходя вниз, рука его была твердой, несмотря на тряску. Один из операторов группы управления сделал то же самое – чуть отклонил рули высоты, давая беспилотнику уйти вверх. И только когда беспилотник в камерах, установленных на самолете-разгонщике стал по размерам походить на небольшую птицу – все вздохнули с облегчением… – Что это, господа? Те, кто находился в подземном пункте управления, были поражены масштабностью картины. Чего-чего – а такого они не ожидали… – Это, господа – ни что иное, как тяжелая бригада в обороне. Мы, к сожалению, не смогли воспроизвести ее движущейся – но поверьте, что статичные, что движущиеся мишени наши новые виды вооружения уничтожают без промаха. Зрелище и в самом деле было поразительное. Вот гаубицы – они в задних рядах, в четырех десятках километров от основного поля боя, поддерживают сражающихся огнем. Вот штурмовые самоходки, вот бронетранспортеры, вот боевые машины пехоты. Настоящая бронированная армада. – Все это, господа, прикрывают системы ПВО. Но они бессильны против того, что приближается сейчас к этой бригаде. Тут поможет только стратегическая система ПВО, но и ее можно отвлечь или заранее уничтожить. – Так стратегическая ПВО участвует в игре или нет? – Безусловно, господа, безусловно. Установка "Нева" участвует в игре. Ее задача – обнаружить и уничтожить стратегический беспилотный бомбардировщик нового поколения, который сейчас идет на предельной высоте. Операторы понимали, что шансов против развернутого батальона "Невы" у них практически нет. В жизни – стратегическая ПВО никогда не подводится так близко к линии фронта, ее уничтожают ударами других, менее ценных систем. Иногда – самоубийственными ударами. Но если им удастся подкрасться на рубеж пуска – можно будет считать, что задача – выполнена. Огромная птица висела в сверкающей выси, задыхаясь от недостатка воздуха германские моторы поднимали ее все выше и выше, до предельных двадцати двух тысяч. Или эшелона двадцать два – два нуля. У бомбардировщика тоже были козыри: он получал данные о расположении противника со спутника и мог нанести удар с предельной высоты и расстояния. Сам бомбардировщик засек махнувший по нему поисковый луч локатора, перешел в режим "прорыв" – минимальной радиолокационной заметности. Режима прицеливания – остронаправленного излучения локатора – пока что не было. – Есть цель! – первый оператор Невы говорил шепотом, словно боясь спугнуть птицу, находившуюся от него в сотне километров – эшелон двадцать две тысячи, скорость восемьсот сорок, угол места цели двадцать семь. Цель малозаметная, контакт неустойчивый. – Паша, это стратег! Ни каком визуальном опознании через ТОВ на такой дальности и при таком угле места цели речи быть не могло. И вот теперь-то перед зенитчиками стала непростая дилемма. Ракеты Невы были настолько совершенны, что могли и сами засечь цель, в том числе малозаметную. Если сейчас включить режим прицеливания – то птица либо уйдет, либо отстреляется. И то и другое – проигрыш. А проигрывать зенитчикам совсем не хотелось, слишком много на сегодняшний день было проигрышей. И командир огневой установки принял решение – Волк, я Нева. Прошу разрешения произвести учебный пуск по цели боевой ракетой, самоуничтожение после наведения, как поняли, прием. В бункере полковник Манн хотел было выругать последними словами инициативного зенитчика, но наткнулся взглядом на разрешающий жест Цесаревича. В конце концов – каждому в игре надо давать шанс. – Нева, я Волк. Учебный пуск разрешаю. Самоуничтожение по захвату цели. – Внимание расчета, поступил приказ на учебный пуск! Рассчитать огневую задачу для двух ракет. – Малозаметная цель, эшелон двадцать две тысячи, скорость восемьсот сорок, угол места цели двадцать девять, начал синхронизацию. – Есть цель! Есть зона! Наведение по сектору, выдал цель вручную. Локатор в поисковом. – Есть синхронизация по высоте, есть синхронизация по дальности, есть синхронизация по скорости. – Есть цель, есть зона, есть готовность, есть разрешение. Одна за другой ракеты, огнехвостые вестницы смерти выходят из контейнеров, устремляются в свой короткий, полный ярости полет. – Первая ракета вышла. Вторая вышла. Самонаведение на ракетах – это звучит, конечно,– но на деле это выглядит не так замечательно. Какой объем аппаратуры можно вместить в головку ракеты? Да еще если учесть, что ракета – одноразовая. Если самолет – в километре, он летит он пышет жаром из сопел турбин – это одно, а вот если самолет в сотне километров, в двадцатикилометровой выси, да еще он и малозаметный… В кабинке поста наведения в руках у командира группы тикал секундомер, отсчитывая время жизни ракет. Оно было коротким… – Первая самоликвидировалась. Вторая самоликвидировалась! – Командир, скачок! Он открыл бомболюки! – Быстрее! Локатор в режим прицеливания! Но было уже поздно. Впрочем – было поздно и тогда, когда они решили запустить две ракеты "на удачу". Бомбардировщик возможно и погиб бы – но свой смертоносный груз он сбросил бы гарантированно. В двадцатидвухкилометровой выси птица открыла бомболюки – и три огромных цилиндра с заостренными носами вывалились в разреженный воздух. Через несколько секунд свободного падения у них выросли управляющие плоскости – до этого они были прижаты к телу боеголовки. Три боеголовки устремились вниз, через две минуты с небольшим (как раз примерно в это время бомбардировщик должны были поразить ракеты, если бы они были выпущены сразу и с нормальным прицеливанием), из бомболюка была выпущена еще одна, последняя боеголовка…. Каждая такая боеголовка представляла собой своего рода мини-бомбардировщик, не имеющий двигателя – но имеющие управляющие плоскости и способный корректировать полет. Каждый такой мини-бомбардировщик имел шесть отдельных бомбовых отсеков, в которые мог загружаться бомбовый груз самого разного назначения, а также система сканирования местности. Если, к примеру, стояла задача уничтожить большую группу целей – североамериканцы наносили удар крылатыми ракетами, каждая из которых имела собственную систему наведения. Здесь же, система распознания целей была всего одна – на мини-бомбардировщике, а на самих боеголовках системы наведения были куда проще и дешевле. Все четыре планирующие боеголовки достигли целей одновременно, датчики распознали множество бронированных, замаскированных целей. Датчики системы распознавали большие массы стали, кроме того они нацеливались только на те массы стали, в которых был источник тепла – двигатель! На полигоне были расставлены бронированные коробки, для имитации работы двигателя в каждую поставили по зажженному туристическому примусу. Каждая боевая часть, весом около шести килограммов сбрасывалась в строго определенной точке, каждая выпускала свой собственный маленький парашютик а потом наносила удар ударным ядром. В качестве ударного элемента использовалось ударное ядро: процесс был чем-то схож с процессами происходящими при взрыве кумулятивного заряда, но точную его природу физики не познали до сих пор. Плевок раскаленного металла, разогнанного до сверхзвуковой скорости, приходится в крышу, в самую незащищенную часть любого бронеобъекта. Это было что-то вроде летающих мин типа ТМ, пробивающих любой бронеобъект насквозь и имеющихся на вооружении только Российской армии. Все происходило очень быстро, вот только что на поле мрачными рядами стояли бронированные корпуса устаревших самоходок, гаубиц и БМП, миг – и панораму мишенного поля закрыл огонь и дым. Для большего эффекта в каждый корпус мишени положили ветошь, пропитанную соляркой – и сейчас она загорелась… – Получаем данные… Поражение шестьдесят два процента, господа. То есть – шестьдесят два процента от наличной техники противника было выведено из строя одним ударом одного бомбардировщика. – Но и бомбардировщик скорее всего был бы сбит, господа! – заметил кто-то – Да, но кто же пошлет стратега на неподавленную ПВО, причем одиночную машину? – с ходу возразили представители САК. – Господа, получается что армия может быть уничтожена таким вот ударом? – Да бросьте. Это тепличные условия. – А в чем они тепличные? Здесь были системы ПВО, и расчеты знали о предстоящем налете. Ты уверен, что в жизни они не продрыхнут за пультами, пока не станет поздно? – У североамериканцев и такой ПВО нет, весь континент голый*****. – Надо делать бронированные кабины для расчетов ПВО. Если выбьют операторов – нехорошо-с… – Увеличат заряд только и всего. – И все равно надо делать. Оператора ПВО не один год готовить. Включили свет, споря и даже переругиваясь, отцы командиры потянулись на воздух. На губах цесаревича играла легкая полуулыбка – он увидел все что он хотел, и подтверждение тому, о чем они говорили в клубе молодых офицеров – было налицо. Армию надо было перестраивать полностью. Старая схема: дивизия-полк-батальон-рота – е годилась ни к черту. Бригадная система была не лучше. Нужно было кардинально менять (ломать) самое святое что было в любой армии – командную вертикаль. Представьте себе малые, рассредоточенные на местности группы бойцов. Каждая из них заброшена в стратегический тыл противника с определенной задачей. Их могут разделять сотни километров – но при этом они смогут обмениваться информацией и выполнять поставленные им задачи. Наступает армия. Большая. Сколько темп продвижения механизированной дивизии? Ну, возьмем двести километров в сутки, по России больше и не получится. Если брать Японию с ее планами на Сибирь – там, учитывая характер местности, дай Бог если километров сорок в сутки сделаешь. Наступают они – да вот проблема: в стратегическом тылу одна за другой взрываются электростанции, заводы, плотины, крупные железнодорожные станции. Возможно при этом используются ядерные фугасы. В оперативном тылу – неизвестные, быстро перемещающиеся группы совершают налеты на штабы, склады горючего и боеприпасы, выводят из строя транспортные средства. У каждого государства есть болевые точки. В континентальной Японии например, это реки и плотины на них – страшно подумать, какие наводнения будут, если их взорвать. Это линии электропередач – их невозможно надежно прикрыть от диверсий. Вот и надо – не давать генеральных сражений, не надо гробить людей и технику. Нужно бить по болевым точкам противника, сорвать наступление еще до его начала за счет действий разведки и спецназа. Если сорвать не получилось, и наступление все же началось – основные усилия следует приложить к тому, чтобы дезорганизовать как оперативный, так и стратегический тыл противника, сорвать подвоз всех видов припасов группировке вторжения и за счет этого "победить не побеждая". Ни одна группировка вторжения не сможет наступать без боеприпасов и горючего. В этом свете особое значение приобретает авиация – как средство ударов по целям в оперативном и стратегическом тылу. Особое значение приобретают артиллерия и ракетные войска. Особое значение приобретает флот – если начнется вторжение с другого материка, он сможет изолировать группировку вторжения и изолировать саму страну, которая ее послала, а также нанести по ней удары возмездия. Флот может задушить любую страну, особенно ту которая зависит от мировой торговли по воде – в тисках блокады. Догадываетесь, о каких странах идет речь? Вот-вот. Армия – нужна для войны, флот нужен – чтобы война не состоялась. Но и сухопутные войска нельзя полностью сбрасывать со счетов, это – костяк армии. Просто нужно насыщать их современными средствами связи разведки и управления. По-видимому, менять структуру – остро нужны командиры, способные быстро формировать группировки, необходимые для выполнения конкретной задачи, с использованием разных родов войск – и умело управлять ими в бою. Временная сводная оперативная группа – вот альфа и омега новой армии! Современный офицер должен уметь и получить данные о противнике, и спланировать операцию, и выдвинуть мотострелков, и организовать прикрытие ПВО и организовать нанесение ракетных, артиллерийских или бомбовых ударов в поддержку наступления, и организовать зачистку и удержание захваченной местности. Ближе всего к идеалу современного офицера десантники – их учат действовать в отрыве от основных сил противника и полагаться только на себя самого во всем. Значит, десант должен стать кузницей сержантского и офицерского состава для армии, а всю армию нужно постепенно подтягивать к требованиям десанта. У десанта же есть интересная, только для него разработанная техника – а ведь сейчас зачастую скорость и точность важнее мощности. Кто быстрее доставит в нужную точку группировку войск с техникой – тот зачастую и победил! Командир в такой вот сводной группе – в основном сам себе хозяин, у него есть зона ответственности, в ней он действует самостоятельно. Время, время, время! Пока ты запросишь инструкции у штаба – противник разгадает твои намерения, обнаружит твои силы и нанесет удар первым! Времени на штабную работу больше нет, полевой командир, командир ВСОГ должен быть достаточно компетентным, чтобы самому получить разведданные, самому принять правильное решение и самому его реализовать, немедленно, не теряя темпа, опережая противника! Полководцы будущих войн, среди которых было много дворян, но были и простые, но талантливые офицеры учились воевать. Клуб молодых офицеров не был, как то видели некоторые иностранные спецслужбы, площадкой для подготовки государственного переворота. Какой смысл, если во главе – наследник престола. Самое главное – что при смене Государя на троне – происходили перемены и в жизни вместе с новым и молодым императором к власти приходили молодые, по новому смотрящие на мир люди. Это не давало критически важным государственным структурам, таким например как военное министерство и Генеральный штаб – погрязнуть в косности и превратиться в убежище для генералов, смакующих битвы минувших дней и как черт ладана боявшихся всего нового. И клуб молодых офицеров не был единственной структурой, которой возглавлял наследник, существовали точно такие же и в экономической и в научной сферах. Так обеспечивалась передача власти, так обеспечивалось развитие страны. Выйдя, все неосознанно, пусть к тому и не было команды, выстроились в некое подобие строя. Ждали слова наследника… – Господа, я удовлетворен увиденным… – Цесаревич немного помолчал, прежде чем продолжить – ни одна страна не может существовать, если не смотрит в будущее, если упивается прошлыми победами и нынешним величием. Будущее – вот истинный эликсир жизни Империи. Будущее – это то, что спасает нас от небытия. Я рад, что повстречал столько людей, которые думают о будущем Империи, стремятся в него. Пусть спотыкаются – путь в будущее не лишен ухабов. Я прошу все конструкторские бюро, все частные товарищества и казенные заводы, продукция которых была продемонстрирована, войти с прошением на Высочайшее имя, где изложить свои планы на будущее, а также трудности, которые имеются в их реализации. От себя… от себя могу сказать, что к этим проектам будет проявлено самое пристальное внимание. Отдельную благодарность хочу выразить за отличную организацию смотра офицерам и нижним чинам полигона. Вы поработали на славу. Молодцы. Подождав, пока прогремит положенное в этом случае троекратное "Ура", цесаревич бросил еще одну фразу. Все ее тогда восприняли несерьезно – но будущее показало, что она была более чем серьезной. – Возможно господа, скоро мы увидим все показанное в настоящем бою. Тогда на эти слова, брошенные как бы мимоходом никто не обратил внимания. Но получилось так, что все это и в самом деле придется применить в бою. И очень скоро… 16 июня 2002 года Виленский военный округ, сектор "Ченстохов" Пункт временной дислокации. Задав с самого утра своим ухорезам заданий на день – прежде всего по подготовке и освоению матчасти, сотник Велехов уединился в своем модуле, дождался пока там никого не останется. Достал рабочую карту сектора, несколько разноцветных карандашей, ластик. Хоть Велехов и не учился в военном училище, хоть он и специализировался на диверсионной, а не контрдиверсионной деятельности – все равно в шестой командировке более-менее планировать операции научишься, ежели жить хочешь. Итак – есть сектор. Большой, со сложным рельефом местности, по многих местах граница для техники вообще непроходима – это, кстати, сделано специально, дабы затруднить "заклятым друзьям" возможное развертывание. Зато это очень на руку контрабандистам, которые тащат через границу чего не попадя. Ситуация в секторе на данный момент коренным образом изменилась – вместо разрозненных и слабо подготовленных групп противника – то есть контрабандистов – теперь тут замечены силы крупные – до роты – и хорошо подготовленные. Оснащенные специальным оружием и прошедшие специальную подготовку. Наблюдается непонятная концентрация специальных сил – под видом укрепления границы и охоты на сербов – по ту сторону границы, тоже в пограничной зоне. Ставящиеся перед этими группами задачи неизвестны – но они явно есть и наверняка серьезные. Перед группами такого уровня несерьезных задач не ставят. Поставлена задача – пресечь просачивание хорошо подготовленных разведывательно-диверсионных групп противника… Дополнительная информация – в зоне проведения операции население сочувствует диверсантам, за редким исключением ненавидит власть, само занимается контрабандой или оказывает помощь контрабандистам. Есть серьезные основания полагать, что и у казаков, либо среди прикомандированных лиц есть внедренный информатор, предупреждающий контрабандистов и прочих заинтересованных лиц о готовящихся операциях в пограничной зоне. А это накладывает ограничения – получается, что об операции должен знать предельно ограниченный круг лиц. Информатором может оказаться любой. Сотник отложил карандаш, задумался. Эмилия Кристич… Майор таможенного корпуса. Из четырех раз, когда они с ней ходили на реализации, три – пустышки! В то время как без нее к первому же селению вышли – и пожалуйте, грузовик спирта с верхом. Потом казаки еще так сходили – опять две тонны спирта и сигареты, сотня больших коробок. Сотнику стало казаться, что так в любое польское село на границе войди тихо – и возьмешь спирт и контрабандистов. Почему же тогда не берут? Возможно, потому что существуют вот такие майоры пограничной службы… Но все равно – как не было сильно желание объявить Кристич предателем и успокоиться на этом – Велехов такому желанию не поддался. За руку Кристич не поймали, доказательства косвенные можно слишком рано успокоиться – и заплатить жизнями за свое спокойствие… Проблемы будут и с выдвижением. За всеми постами патрулями местами дислокации казаков постоянно следят. Следят пацаны, которым ничего не сделаешь. Каждый выехавший патруль передают "с рук на руки", любой водитель, увидевший на дороге временный казачий блокпост наберет номер и сообщит о нем куда следует. Инфраструктуру контрабандисты построили здесь просто удивительную. Этот бы талант, как говорится – да на что-то полезное… Так… Теперь по границе. Если бы ему довелось рвать нитку – где бы он сам это сделал. Интересно, интересно… Поработав полчаса с картой, сотник отметил только в своем секторе ответственности восемь "лазов", то есть мест, где можно тайно пересечь границу. Мины там было ставить нельзя, а датчики уже ставили – либо снимают, либо обходят. Да и мины, наверное, тоже обошли бы. Кроме того – в том секторе, где ставили датчики, операторы чуть не сошли с ума от ложных срабатываний. В лесу было немало зверья, здесь на границе запрещена была охота, браконьерствовать тоже было чревато – вот зверье и размножалось… Восемь лазов – это много, перекрыть можно за один раз только два. Схема такая – группы сербов выдвигаются к лазам исключительно как наблюдатели. Их задача – отследить проход группы и сообщить дальше. Маневренная группа находится дальше, в глубине территории – и по сигналу выдвигается на заранее обозначенные позиции. Рискованно – но иначе никак. И две группы создать тоже нельзя – элементарно не хватит людей. Не хватит людей даже на одну группу – их всего четверо, привлекать посторонних – значит раскрыть операцию. Тут можно не то, что пустышку потянуть – тут можно в контрзасаду угодить. Дальше – скрытно выдвинувшаяся (как скрытно выдвинуть два бронетранспортера это другой вопрос) огневая группа – два бронетранспортера, способные действовать в ночное время и до отделения, а возможно даже и больше – бойцов. Все – как можно лучше вооруженные пулемет можно дать каждому бойцу, благо они есть – чтобы создать максимальную плотность огня. Их задача – по сигналу выдвинуться наперерез обнаруженной группе и уничтожить ее сосредоточенным огнем, в то время как их задача, маневренной группы и подошедших сербов – не дать обнаруженным диверсантам отойти к границе, отрезать им путь назад. Самая большая проблема в этом – маневренная группа. Четыре человека даже с тяжелым вооружение – это не мало, это просто ничто. Даже если они, к примеру возьмут тяжелый пулемет – их обойдут и подавят. Если десять человек будет в группе диверсантов – справятся они четверо, а если сорок? Сорок… Хорошо. Пусть даже сорок. А на что у нас бронетранспортер? КПВТ разнесет и сорок человек. Итак – четыре человека с задачей исключительно тормознуть прорвавшуюся банду, заставить ее залечь и оставаться на месте до прибытия БТР. Как прибывает БТР – он становится основным огневым средством с его тепловизорной системой наведения. Стоп! Как отличить своих от чужих? Это важно, если в бэтр посадить неопытного наводчика… да если даже и опытного, как он отличит своих от чужих ночью? Ночью идет бой, у прорвавшейся банды опять могут быть Шмели и наводчик, понятное дело, будет стремиться подавить все огневые точки, пока его самого не поджарили. Врежет и поминай, как звали. В армии существуют фонари, работающие в разных режимах, со светофильтрами. Здесь… скорее всего нет таких, казаками они не нужны. Дьявол… Придется давать целеуказание. Это рискованно – по стреляющему трассерами наводчику вмажут сразу и изо всех стволов – но другого выхода нет… Господи… А если попробовать… лазерной указкой. Армейским лазерным целеуказателем, а если и его не найдется – тогда обычной строительным лазерным дальномером. Если бэтр армейского образца – значит должен быть режим наведения по целеуказателю. Слишком много времени прошло со времен действительной, тогда такого и в помине не было, это сейчас любой солдатик может управляемую бомбу наводить. А казаки подобные проблемы решают другими методами, техника у них попроще… Еще нужна резервная группа. В идеале – вообще вертолет огневой поддержки, но его вряд ли дадут. Мобильный резерв, бодрствующий на ближайшей заставе или блоке и готовый по условному сигналу сорваться на помощь. Казаков двадцать и пара машин с пулеметами, простых, потому что больше бэтров нету. Если дело плохо пойдет – то и это помощь… Примерно набросав план операции – только в своем блокноте, и спрятав блокнот в карман, сотник Велехов вышел из модуля. Больше чем он сейчас сделал все равно не сделаешь, кое на что потребуется благословение командования получить – а сейчас самое время узнать как дела обстоят с новой матчастью. Все свободные от нарядов казаки – как дети малые право слово – собрались на импровизированном стрельбище, человек десять. Петров, как человек понимающий в технике и в вооружении что-то делал с выставленным на огневую позицию КОРДом без станка, чуть дальше на сошках стояла Кобра. Еще дальше в самом краю стояли два новых "Выстрела", пулеметные башенки со спарками пулеметов смотрелись на них грозно и непривычно. – Шаманишь? – сотник остановился около Петрова – Да вот думаю… – обычным спокойным тоном ответил он – если на КОРД вот эту беду установить, выдержит или нет? – А в наставлении что гутарят? – На КОРД – ничего не указано, прицел новый совсем. На прицел – пишут, что на винтовку калибра пять линий устанавливать можно. Но это же пулемет. Сотник примерно прикинул. – Угробим – голову снимут. Установим на автомат или пулемет, можно будет дать целеуказание. На КОРД обычный ночник поставим, нечего рисковать. А с Коброй что? – Пока не отстреливал. – Вот и отстреляй. Она нам зараз нужна будет. – Есть… Сотник пошел дальше, к сгрудившимся у бэтров казаков – Шо сгуртовались? Али дел ни у кого нету?! Через полминуты остались только те, кто входил в его группу. – Певцов! – Я! – Соображай, хорунжий. Чем меньше народа знает о новой технике – тем лучше. А ты сюда целую толпу привел. Отстреливали? – Так точно. – Оба? – Так точно. Решив проверить сам, сотник открыл боковой люк – здесь он намного лучше, чем в стандартном БТР особенно старых моделей, залез внутрь. И впрямь – условия почти райские, у наводчика – почти что кресло, подпружиненное. Не то, что раньше. А боевой модуль то тут совсем новый. Если раньше на бэтре – пулеметы наводились вручную, башня крутилась тоже вручную, а стрелок сидел на чем-то типа широкого ремня – то теперь – электропривод башни, стабилизатор вооружения в двух плоскостях… И прицельный комплекс – не прицел а именно прицельный комплекс. Если раньше прицел был дневным – обычная оптика с двумя шкалами под КПВТ и под ПКТ – то теперь этот прицел оставили, но только для экстренных случаев. А рядом поставили комбинированный прицельный комплекс, работающий как в дневном режиме, так и в термовизионном. С термовизорами сотник имел дело на Восточных территориях и знал на что они способны. На пятилинейной винтовке – можно пробить стену, за которой прячется стрелок, и поразить его, его силуэт, размытый, словно белое привидение на фоне темной стены – отлично виден. От такого прицела не спрячешься нигде. По чему же они пристреливались? Ага… В качестве цели использовали банки с горячей водой. Термооптический прицел – это вообще уникальная штука, работает одинаково и днем и ночью, потому что тепло – оно и есть тепло. Ночью, когда в целом снижается температура воздуха, и нет нагреваемых солнцем поверхностей он работает конечно же лучше… Вспомнив, как наводится башня в десантном транспортере, Велехов подвел перекрестье прицела – тут перед наводчиком был экран, на который выводились данные с прицельного комплекса и тут же давался баллистический расчет. На глазок, как раньше стрелять уже не было нужды… Подведя прицельную марку к светлому пятну, сотник вдавил кнопку электроспуска. Для непривычного человека, стрельба из КПВТ – это нечто особенное. Недаром, этот пулемет, пули которого пробивают любую стену, некоторые считают малокалиберной пушкой. Светлое пятно брызнуло, рассыпалось осколками. Переключившись на ПКТ, сотник дал короткую очередь, особо даже не целясь, просто чтобы проверить механизм пулемета. Работало как часы… – Загоните в мехпарк и накройте брезентом. От чужих глаз. Чебак, как загонишь машины – ко мне в модуль. – Есть! Озадачив подчиненных на ближайшие полчаса, сотник подошел к хорунжему Петрову, как раз поднимающемуся со стрелкового мата. – Как? – Ну его на х… – хорунжий выразился непечатно – лучше уж я со своей. Куда такая моща? В лесу дистанций нет, с этой от километра надо работать. Или по легкой бронетехнике. – Осталось чего? – Два. Сотник залег на мат – снайпером он не был, но Кобра и не была снайперской винтовкой в традиционном понимании. Скорее это было высокоточное оружие поддержки мелких диверсионных групп. Например, для стрельбы по стоящим на аэродроме самолетам. Патрон рубль или два стоит, а самолет сколько? Пока охрана чухнет… Или для войны в урбанизированной или лесистой местности. Таскать такое вот чудо – удовольствие ниже среднего, но если есть автомобиль или лошадь… Сотник не раз видел, как такими винтовками доставали снайперов и стрелков исламистов, засевших в помещении и укрывшихся толстыми бетонными или кирпичными стенами. Выстрел – и готово. Несмотря не немалые габариты, винтовка была удобной, ее специально сделали так, что любой стрелок обученный работать на КОРДе мог и работать на ней. Автоматизированный прицельный комплекс был уже выставлен на нужную дальность, в качестве мишеней служили толстенные чурбаки, которые потом раскалывали и ими топили походную кухню. Кухня была простая, на огне. Отдача при таком чудовищном калибре оказалась вполне сносной – как у охотничьего ружья. Кобра оснащалась большим дульным тормозом и специальным компенсатором отдачи, что позволяло стрелять из нее чуть ли не с рук. Изображение в прицеле на долю секунды смазалось, толстенный липовый чурбак брызнул осколками. – Добра справа… – подытожил сотник, поднимаясь – зело добра справа… Одну к нам в машину положи, еще одну в бэтр. – Казаки и так гутарят – мы приехать не успели… – Так и пусть гутарят! Мы приехать не успели… Мы приехать не успели, у нас результат – на роту, считай, при том, что нас тут четверо. Пусть гутарят… Чебак ждал у модуля, почему то мрачный как туча – Загнал? – Так точно. – Брезентом закрыл? – Так точно. – Ну, тогда поехали… – Куда, господин сотник? – Куда, куда… Тащить кобылу из пруда! К сербам поедем! Чебак помрачнел еще больше, но направился к машине… – А ты как думал?! – продолжал подначивать Велехов – как женихаться, да по самоволкам бегать – так герой! А как перед отцом отвечать – так тебя и нету! Спортил девку, вот теперь и отвечай… Чихнул, заводясь, двигатель машины. – Ты с машиной то осторожнее, двигатель не запори! – Господин сотник… Петр Михеевич… – Я уж сорок с лишком лет Петр Михеевич. К ней в самоволки бегал? – К ней! Я люблю ее, правда, и она меня тоже… Я уже отцу отписал, чтобы приехал, чтобы зараз руки ее просить, как положено. Велехов рассмеялся, хлопнул своего незадачливого подчиненного по плечу со всей своей немалой силы. – Отбой боевой тревоги. Едем детали боевого взаимодействия с четой согласовать. А насчет того что любишь – правду сказал? – Вот вам крест! – Добре. Тогда женись. Как положено, чтобы отец приехал, чтобы по казачьей традиции все было. И смотри у меня… обидишь ее… – Ее обидишь… У сербов было все как обычно – крепостью стоящие дома, КПП на въезде. На сей раз никого знакомых не было, но машину уже знали и поэтому пропустили… Дома у Радована по виду никого не было, очаг в кузне не горел, дыма из трубы не было, во дворе бесновалась собака… – Вук*! Вук! – позвал Чебак, выходя из машины. – Знакомы уже? – поддел сотник – так вот зачем тебе форма сменная понадобилась, разведчик. Старая-то в клочья. Загремела цепь, собака затихла, в калитку выглянула Драганка. – Доброго здравия рус… – начала она и осеклась, увидев Чебака. И по тому, какой взгляд она на него бросила, сотнику стало понятно, что и в самом деле свадьба – не за горами, и мешать этим двоим – грех… – Отец дома? – спросил Велехов. – Ойце… отец придет скоро. Он на базар поехал… – Добре. Мы подождем? – Захотите, я сейчас … – Да нет. Я тут побуду… Открыв ведущую в багажник машины дверь – она открывалась вбок – сотник присел, задумался. Мысли одолевали его и мысли тяжкие – с тех пор как он услышал про сербов и про их историю. Как же они живут… Ведь это тяжело так жить. Даже казаки так не живут. Да, они все служат, обязательно служат – но потом каждого есть выбор. Хочешь – землю паши, хочешь – еще как работай, хочешь – в армии оставайся, хочешь – в войско Донское иди. Да, отец с детства сажает сына на коня, а в семь лет нет казачонка, который стрелять не учится… Все это есть, но ведь это мужчины. Это мужская работа. А представить, что какая казачка взяла винтовку и пошла служить… это все равно что мужские штаны надеть. Нечего женщинам в армии делать. Слыхал кстати, сотник про одну такую… в городе набралась – так ее отец прямо на круге – да вожжами. Чтобы дурь из головы выбить. Не женское дело воевать, женщина по хозяйству должна быть. А здесь? Та же Драганка? Она ведь не просто стрелять умеет. Она – снайпер, она и в полевые выходы ходила и людей убивала. Что теперь из нее получится? Что за жена, что за мать? – Что пригорюнился, пан коммандер? Сотник даже вздрогнул. – Да так… Кубыть привиделось чего. Мысли недобрые. – То плохо. – А откуда ты слово это знаешь – пригорюнился? – Богу знамо… У русских слышал. – Слышал, значит… Теперь послухай меня. Ты ведь служил? Карту читать умеешь? – То есть так. – Тогда вот что. Работать придется не одну ночь, потому что мы не знаем – кто когда и как пойдет. Ты сколько человек выделить можешь? Четный воевода подумал – Войков двадцать будет. Сам понимаешь, днем работать, а ночью по лесу шарахаться – не дело. – Не дело. А как вы шарахаетесь? – Так то ж не каждый день. И не такими группами. Войков десять – и добре. На ту сторону большой группой не пройти. – Добро. Значит формируешь две группы. По десять человек в каждой. Смотри на карте. Сотник развернул карту, где он уже прикинул план операции. – Вот лазы – где проще всего пройти через границу с той стороны. С той стороны информация неполная – если знаешь, где находятся лагеря, военные объекты – можешь нанести. Лишним точно не будет. Серб взял протянутый карандаш, покрутил его в пальцах, потом начал наносить по памяти расположение известных ему объектов с той стороны границы. Велехов отметил что и в самом деле служил – информация наносилась армейскими условными обозначениями, очень четко. – Все? – Все не упомнишь, пан коммандер. Сотник "приложился" к карте, к новой информации – чтобы прикинуть, где проще всего пересекать границу – не только проще, но и быстрее всего – от лагерей и военных объектов. Теперь таких лазов было всего одиннадцать. – Все мы враз не перекроем. Сил у нас хватит на один, максимум два коридора. Начнем вот с этих двух, потом пойдем дальше. План такой. Вы перекрываете два соседних коридора – но располагаетесь так, чтобы не быть обнаруженными. Ваша задача – просто оставаться незамеченными и когда пойдет группа – сообщить об этом нам – группе перехвата и группе огневой поддержки и маневра, которые будут в глубине территории. После того, как группа прошла незамеченной – ваша задача объединиться и отсечь пути к отступлению. Не скрою – опасно, тем более что приходится принимать во внимание возможность подхода подкреплений со стороны Австро-Венгрии и удара в спину с целью деблокирования попавшей в засаду группы. Но с нашей стороны – во-первых две бронемашины, причем способных работать и ночью. Во-вторых – при перестрелке время будет играть за нас и против них. Я никогда не буду предупреждать – чтобы не допустить утечки – но сам понимаешь, при перестрелке все поднимутся. Это наша земля, а не их. – Наша то наша… Пан коммандер, а если на арнаутов наткнемся? – Арнаутов? – Ну, контрабандистов. Их так между собой называют. – Мабуть так албанцев раньше называли. – То есть так. А теперь и эти… так друг друга называют, прижилось. Сотник подумал. Раскрывать сам факт засадных действий на границе не хотелось. С другой стороны – и пропускать тоже как то… – Ты первым работаешь – тебе и решать. Хочешь – работай, не хочешь – пропускай. Мы пропустим, но дальше сообщим о проходе, чтобы их дальше взяли. Добро? – Добре. То есть добре… – Да не совсем добре. Верней – совсем не добре. Ты как своих головорезов маскировать собираешься? – Камуфляж. И костюм такой… лохматый. – Не пойдет. У них серьезное оборудование зараз есть, коли плохо обернется – попластают всех. На позиции выходи еще днем и засветло. Машины – свои, я тебе транспорт не дам, чтобы маскировку не нарушать. Отроешь окопы, неглубокие – как получится в общем – и осторожнее с землей, не рассыпай ее, а относи в стороны. Дальше. Возьми с собой воды. Нарви травы, возьми с собой веток – на месте лучше не ломать. Сделаешь что-то типа загородок, набьешь травой и польешь водой. Так, чтобы каждый был в окопе, укрыт этой самой загородкой, с мокрой травой. И еще.. пусть каждый пленкой накроется на всякий случай. – Работы много… – с сомнением проговорил серб – не управимся. – Тогда возьми еще несколько человек – в помощь, если не управишься. Как сделаете – пусть они уходят к нам на позиции, будут в составе маневренной группы. Но сделать – надо если не хочешь, чтобы как в прошлый раз. Серб думал долго. Оно и понятно – за ним, в отличие от того же сотника – не натасканные на боевую работу волки. За ним – местное ополчение, которому еще здесь жить. У каждого сербского четника здесь дети жена, семья – и ему, командиру, если он потеряет своих людей, подставит их под огонь ради непонятно чего – потом жить рядом с ними, с семьями, потерявшими отцов, мужей, кормильцев. Жить рядом с немым укором в глазах, с немыми вопросами – за что, почему? Сербы – не казаки и тем более не русские, их мало и каждый – на счету. Они – все что осталось от некогда большого и сильного южнославянского народа – изгнанники с родной земли, живущие милостью на чужой. Но если ты живешь на чужой земле достаточно долго – она становится твоей, не правда ли? А не защитить родную землю – грех. – Добре – окончательно решил серб – командуй. С нами Бог. Осыпь казалась словно живой. Одно неверное движение – и ты потревожишь камень. Один – но за ним полетит еще один, потом еще и еще. Будет настоящий обвал. А если и не обвал – то шорох даже одного потревоженного камня может привлечь внимание духов. Пуштунов – местных жителей, воинов гор. Воинов, у которых дети в качестве первой игрушки получают кинжал, и которые могут добыть мясо выстрелом из БУРа* метров с восьмисот. И ладно бы, если только БУРа – а если вон там, на склоне затаился пулеметчик, и в руках у него пулемет, который ему любезно предоставили русские, чтобы он с его помощью убил как можно больше бедных Томми? Чтобы выковырять его из-за тех валунов – потребуется миномет, а сам он может остановить продвижение роты на время, пока не кончатся патроны. Хорошо что МакКлюр посоветовал нашить на локти и колени нашивки из толстой и плотной буйволиной кожи. Пусть не по уставу – зато форму не изгваздаешь вконец за два полевых выхода. Камни здесь какие-то своеобразные, очень прочные, на сколах острые – как кварцитовые. Кто-то – возможно Уорхол, возможно МакДональд легонько хлопнул по ноге – вперед. МакКлюр ушел вперед, как самый опытный он разведывал что творится впереди, проверял тропу на отсутствие мин и саперных зарядов. Снова надо ползти… Руку вперед. Закрепиться. Подтянуться, подтянуть ноги. Снова вперед. Рюкзак с аппаратурой Мак ждал впереди, прислонившись к валуну – тут можно было не лежать, а сидеть. – Немного еще – одними губами ответил он на незаданный вопрос – через перевал, и все. – Духи! Все припали к земле, затаились. МакКлюр так и остался сидеть, чтобы не привлекать внимание движением. Валун надежно скрывал его от посторонних глаз. Уорхол пальцами указал, откуда ждать атаки и куда в случае чего стрелять. МакКлюр кивнул, чуть склонившись в сторону. Два ишака, тяжелогруженых, в сопровождении погонщиков поднимались по едва заметной тропе. Если бы они не остановились передохнуть – то вышли бы как раз им навстречу. Погонщиков было пятеро, у каждого было по автомату. Несмотря на смертельную опасность, принц чуть поднял голову… Это были его сверстники. Молодые, усатые, с загорелой до черноты под горным солнцем кожей. На них была типичная для здешних мест одежда – широкие шаровары, безрукавка, чалма. На всех – ботинки, армейские, британские или русские, ботинки – вот что всегда пользовалось спросом у местных, на пару ботинок можно было выменять все что угодно. Они шли, особо ничего не опасаясь, переговариваясь на своем гортанном отрывистом языке. Потом один забежал вперед и начал изображать что-то похожее на танец – к удовольствию и смеху остальных. Один осел заупрямился – и его начали подталкивать тычками и уколами острых палок. Они прошли так близко от пятерки британцев, что до них можно было докинуть камнем. Все – а принц в первую очередь, превратились в соляные столбы, боясь даже дышать. Все знали, что на склонах мало что можно рассмотреть – и поэтому у местных, у жителей гор очень развита реакция на движение. Стоит только пошевелиться – и тебя сразу засекали, иногда с дистанции недоступной винтовочному выстрелу. Смех и говор затихли вдали. Майор приложил палец к губам – тихо! Потом покачал что-то условным, принятым в САС жестом. Они прождали пять минут, потом еще пять. Потом еще. МакКлюр готов был лежать до темноты – но приказ есть приказ и его надо исполнять. Далекий разрыв бросил их на землю, когда они подошли к самому гребню перевала (ползти тут было невозможно, не проползешь). Через несколько секунд раздался еще один. – Миномет. Похоже, Стокса накрыли. Уорхол согласно кивнул… – Левее. Вон там смотри. Левее от ориентира метров на пятьсот и чуть выше. Видишь? – Да… – потрясенно выдохнул принц. У себя, в училище, как то раз он задал вопрос – а зачем нужны авианаводчики? Зачем ползать на пузе, подставляясь под пули? Сейчас, когда любой ударный самолет, тот же Харриер, может нести на себе контейнер с аппаратурой наведения и разведки. Не проще ли использовать связку "разведывательный-ударный" или "разведывательный – три ударных"? Преподавал у них кавалер креста Виктории, подполковник Баркхэм. Суровый, седой старикан, у которого вместо одной ступни – биомеханический протез, и у которого невозможно было получить зачет по его предмету автоматом. Он сурово посмотрел на принца и сказал: молодые люди, вы слишком много полагаетесь на технику и слишком мало – на человека. На свете есть истинные мастера маскировки, они могут упрятать все что угодно, и ты не то, что с нескольких сот километров в час это не увидишь. Иногда ты не увидишь это, даже если будешь стоять прямо на нем! Только человек, опытный и надежный, может точно распознать, что и где находится и дать точную наводку, ибо загадка, загаданная одним человеком, может быть разгадана другим. Не машиной, не автоматом – но человеком. Теперь принц понял его правоту. Вход в пещеру невозможно было бы заметить, если бы не его восьмидесятикратная оптика и опыт сопровождавших его бойцов САС. Кто-то потрудился над маскировкой, только очень опытный и зоркий глаз мог разглядеть прямые линии дверного проема в хаотическом нагромождении камней. – Что там? – База. Или склад – ответил МакКлюр – ты видишь где-нибудь тех, кто прошел тут с ослами? – Нет. – Они там. Они принесли еду. Или что-то еще. Здесь подземные пещеры, они строили веками и тянутся на десятки километров. Их не разрушить. – Но вакуумная… – Я не раз видел, как долбали такие укрепления. Один полковник из Королевских саперов сказал, что не уйдет пока все не разрушит. Он привез взрывчатки, ее было на пару железнодорожных вагонов, если не больше. Но и тогда пещеры устояли – а через несколько месяцев база снова работала. Работай, пока здесь не стало жарко. В стороне от них грохотали взрывы – А Фрезер-Стокс? – Ему сейчас не помочь. Чем быстрее отработаем мы – тем быстрее нас отсюда заберут. Нас и Фрезера-Стокса. Давай! Чуть подрагивающими руками принц начал устанавливать треногу – на склоне она упорно не желала вставать, и пришлось подкладывать камни. Аппарат ждал своего часа в рюкзаке – нечто среднее между видеокамерой и подзорной трубой. – Готово! Уорхол молча протянул ему гарнитуру связи. – Кинжал, я Переменный, Кинжал, я Переменный, выйдите на связь! – Переменный, я Кинжал, слышу вас хорошо. Докладывайте. – Кинжал, я Переменный, вышли на точку зеро, наличие объекта подтверждаем. Горный объект, сильно укрепленный, с замаскированным входом. Сил ПВО не наблюдаю, повторяю – сил ПВО не наблюдаю. Дополнительная информация – Переменный-два подвергается атакам обезьян, ему срочно нужна помощь, как понял, прием. – Переменный, вас понял! Направляю ударную группу, и группу эвакуации, на подходе обозначите себя по схеме два, как поняли? – Понял, схема два, как там насчет поддержки? – Поддержка будет после прохода ударной группы, после прохода ударной группы. – Вас понял. РВП ударной группы? – Шесть – семь минут. – Вас понял, ждем. Конец связи. МакКлюр положил руку на руку принца, который уже собирался включить систему лазерного прицеливания, отрицательно покачал головой – Сэр? – Никогда не торопись включать это. Есть датчики облучения цели лазером, ты должен об этом знать. Включай в самую последнюю минуту, когда заслышишь бомбардировщики. – В этих горах – датчики? – Здесь есть русские. А значит – здесь может быть все что угодно. Бомбардировщики были уже близко – горы очень сильно искажают звук, но сейчас они были на самом деле близко. МакДональд одну за другой пустил в сторону цели три ракеты – красную, желтую и опять красную, а принц включил систему лазерного наведения. Невидимый невооруженному глазу лазерный луч замер на двери в бункеры, на одном из фальшивых валунов. Над головами, так низко, что шевельнулись волосы, оглушая свистом реактивных двигателей, пронеслись горбатые**. Опытные летчики, проведшие здесь не один год, перенимали скверные привычки пилотов Буканиров – "грызть землю". Тяги двигателей не хватало, чтобы уходить на большие высоты – поэтому приходилось поступать наоборот, летать низко и быстро, так чтобы зенитчик не поймал тебя в прицел. Перед самой горой пилоты взяли вверх, обострившимся зрением принц увидел, как две огненные стрел сорвались с подвесок и устремились к земле. Миг – и там, куда был нацелен луч лазерного прицела, образовался невидимый за столбами дыма и пыли провал, вскрытый управляемыми ракетами. Следующими были Буканиры – они заходили с юга, со стороны ущелья и виделись сначала черными точками, вырастающими на глазах. Они тоже что-то сбросили, а может быть, принцу просто показалось, что он видел момент сброса. Но как бы то ни было – в следующий момент их накрыла такая взрывная волна, что принц полетел на землю, стремясь схватить разрывающимися легкими хоть толику внезапно исчезнувшего воздуха – а сверху на него упал сбитый взрывной волной прибор наведения, едва не выбив из него сознание… Он не знал, сколько прошло времени, может несколько секунд, а может и полжизни. Там, на том месте где была цель – а это не близко – поднималось большое, грибовидное облако, от одного вида которого становилось тошно. Слева с земли, кашляя и хрипя как старик, начал подниматься МакКлюр, слева застонал Уорхол… – Все целы? – Сэр… – в кровь разбитыми губами проговорил принц – Ублюдки… Мак, ты цел? У МакДональда было в кровь разбито лицо, падая, он приложился об камень. – Кажется… я сломал нос… – Сэр, там… – Это вакуумная бомба. Могли бы предупредить, суки, там же безопасная зона имеется. О, ты там где… О'Доннел отозвался откуда то снизу – Боже, сэр, я лишился всех мозгов. – Ты и без них проживешь… Такова была сила вакуумной бомбы – лучшего средства для уничтожения пещер и укреплений противника. В отличие от обычной бомбы эта сначала выпускала облако горючего газа, а потом поджигала его. Газ заползал во все укрытия, температура взрыва была такова, что выгорал воздух, и те, кто не погиб от взрывной волны погибал от разрыва легких, от тяжелой контузии внутренних органов. – Мак, надо сваливать отсюда… Заработала рация – Переменный, я Кинжал, выйдите на связь. Прошу оценку результатов удара, как поняли? Принц перехватил гарнитуру у МакКлюра, в глазах мутилось. – Кинжал, вы нас чуть не убили, долбанные козлы! – выдал он в трубку. Рация на несколько мгновение замолчала – Переменный, я Кинжал, у вас там все окей? – У нас все окей. Вытаскивайте нас отсюда ко всем чертям, вашу мать! Цель поражена, прямое попадание подтверждаю. Немного пришедшие в себя САСовцы переглянулись – принц быстро становился не мальчиком, но мужем. – Вас понял, поднимаю группу эвакуации. Контрольная точка один. – Есть контрольная точка один, опознаемся по схеме. Принц со злостью шваркнул по рации. – Осторожнее, ваше Высочество. Поздравляем – от лица всех сказал Уорхол – С чем? С тем что нас чуть не размазали по камням: – С тем, что теперь вы один из нас, сэр. – Давайте убираться отсюда – решил МакКлюр – переберемся вон туда, повыше. Оттуда отсигналим. Через двадцать минут их сняли с вершины два вертолета. Визуально оценивать, что осталось в пещерах не стали, чтобы не рисковать. У Фрезера-Стокса, прикрывавшего их высадку, двое оказались убитыми. Вечером, на поминках, принц напился до бесчувствия, вместе с остальными САСовцами несмотря на запрет фельдшера. Он стал "одним из них", солдатом армии Ее Величества, и не из худших. 17 июня 2002 года Нью-Йорк Бардак… Этим и только этим словом можно было описать то, что произошло после десятого сентября, после того проклятого дня, когда Североамериканские соединенные штаты изменились. Бесповоротно… Лейтенант Мантино помнил этот день. Если в Нью-Йорке в этот день была идеальная погода – ни облачка, только синее, чистое небо – то в Вашингтоне тучи были. Но немного. С утра как всегда у детективов прошел брифинг, главное внимание на нем было уделено делу Кана – хитрого сукина сына, адвоката. Он подозревался в убийстве, убийстве из-за денежных разногласий с партнером – и это было очень сложно доказать, потому что адвокаты есть адвокаты. Пришлось прикрепить к группе детективов юрисконсульта из управления полиции, потому что каждый неверный шаг был чреват тем, что дело снимут с рассмотрения в суде из-за порочных доказательств или нарушения прав подозреваемого. Это было бы позором для всего полицейского управления – убийца ушел от ответственности из-за полицейских ошибок при расследовании. После этого свежеиспеченный лейтенант отдела детективов Рикардо Мантино* выехал из офиса – он собирался ехать по делам на Баззард-Пойнт, когда случилось то, что случилось. Первым передал сообщение один из патрульных – ему позвонили из Нью-Йорка родственники и сообщили, что в один из небоскребов врезался самолет. Тогда он, помнится, подумал – что за придурков сажают за штурвал самолета, ведь нарочно так не сделаешь. И продолжил свою поездку. А когда он уже входил в лифт здания на Баззард-Пойнтс, бывших казарм – то по внутренней связи сообщили, что в небоскреб врезался еще один самолет и это – террористический акт. А еще примерно через час неизвестно что (лейтенант был на месте и мог с уверенностью говорить – именно неизвестно что!) врезалось в здание Пентагона, частично обрушив одну из его стен. Так был сыгран первый акт общенациональной трагедии, от которой страна не оправилась до сих пор. И именно поэтому, из-за тех самых дней он входил сейчас в здание одного из небоскребов на Федерал-Плаза, где теперь было его место работы. Расследование он продолжать не стал, послушался отца – да и продолжать не было смысла. Детектив Мюллер просто исчез вместе с его личным делом – как ему удалось выяснить, его перевели чуть ли не в Бразилию. Что делать нью-йоркскому детективу в Бразилии и какого хрена этот перевод прошел через легендарную бюрократию меньше чем за сутки – лейтенант выяснять не стал. Какой смысл? Новым его местом работы был антитеррористический центр – АТЦ (он же АТОГ – антитеррористическая оперативная группа). Его создали за считанные дни после терактов 9/10, включив в него представителей чуть ли не тридцати разных служб и ведомств. Его создание было реакцией правоохранительных органов САСШ на гнев общественности – почти сразу их обвинили в никудышном взаимодействии, позволившем свершиться таким вот террористическим атакам. Это было похоже на то, как домохозяйка включает свет на кухне – и тараканы бросаются в разные стороны. Вот только тапком в этом раз никого не прихлопнуло – никто так и не понес более-менее серьезного наказания за произошедшее. Основной офис АТЦ находился в Нью-Йорке, совсем недалеко от того места где все это случилось, от граунд-зеро**, где по ночам били в небо два мощных световых луча от зенитных прожекторов. Частично такое необычное расположение штаб-квартиры ключевой в борьбе с терроризмом организации было обусловлено близостью к месту, где все это случилось – чтобы все сотрудники АТЦ помнили, кто они и ради чего они работают, от чего охраняют страну. Частично – потому что вариантов было немного, либо Нью-Йорк либо в Вашингтон, а в Вашингтоне хватало штаб-квартир правоохранительных организаций и без этого. Если бы они работали в Вашингтоне – большую часть рабочего времени им приходилось бы отбиваться от назойливого внимания журналистов, сенаторов, конгрессменов, лоббистов, адвокатов и прочего вредного люда, коим Вашингтон просто кишел. Какой-нибудь умник из Конгресса безусловно бы подумал что стоит организовать совместный комитет в Конгрессе по делам терроризма и заставить спецслужбы представлять туда всю информацию на проверку. И АТЦ превратился бы в аналог ЦРУ и ФБР – с раздутым штатом, с людьми, занимающимися непонятно чем, с бумажной работой, которая отнимает большую часть времени, с аппаратом по связям с прессой. Рано или поздно такое превращение все равно произойдет – но чем дальше они от Вашингтона, тем дольше придется этого ждать. На верхние этажи – а АТЦ занимал этажи с двадцать второго по последний, тридцатый ходил специально выделенный лифт, около него стоял дополнительный пост охраны. Все прочие этажи с первого по двадцать первый были заняты различными коммерческими конторами, были и сдаваемые на короткое время офисы, и людей в здании было хоть отбавляй. Лейтенанту Мантино пришла в голову мрачная мысль, что если у кого возникнет светлая идея снять офис этаже на шестнадцатом и натаскать туда взрывчатки – то сделать это будет как нельзя проще. Вон, к примеру, какой-то мексиканец в желтой форме DHL с большой коробкой – что он тащит? Ксерокс новый в один из офисов? Или несколько десятков фунтов ТНТ? А если он анархист? – Сэр? Вместо ответа Мантино предъявил свое новенькое служебное удостоверение. Непривычное – вместо кожаной обложки, с металлической бляхой – пластиковая карточка с магнитной полосой и еще каким-то кодов из разных квадратиков – как ему сказали, здесь сканер со всей нужной для идентификации информацией. – Прошу положить удостоверение сюда, сэр. Тыльной стороной вверх. Устройство, которое было на посту охраны, напоминало то ли промышленную кофеварку для баров, то ли ксерокс. Красный свет там, куда он положил удостоверение, мигнул – и погас. – Проходите, сэр. Лифт был скоростной – приятно, хотя и дух захватывает. Как сказали лейтенанту – его рабочее место располагалось на двадцать третьем этаже. На двадцать третьем длинный коридор перегораживала наспех возведенная перегородка, в которой была дверь. Закрытая, толкнул – не поддалась, зато на него уставилась своим фасеточным глазом новейшая видеокамера. Лейтенант осмотрел дверь и обнаружил прорезь, куда, по видимости следует вставлять карточку. Он вставил ее туда – и аппарат сожрал ее, но дверь открылась. Оказывается карточка проходит сквозь механизм идентификации и выплевывается в такую ванночку на той стороне – прошел дверь, забрал из этой ванночки свое удостоверение. Если система заподозрит неладное – удостоверение она сожрет, но дверь не откроется. Умно – все полицейские перед увольнением или выходом на пенсию заявляли об утере служебных удостоверений. Ксива, удостоверение копа – привычная индульгенция против грехов и грешков и многие просто не представляли себе, как жить без ксивы. А тут так не получится… Рабочее место лейтенанта представляло собой отгороженный легкой пластиковой перегородкой закуток – отвык он уже от такого рабочего места, отвык. У лейтенанта детективов хоть какой-то – но отдельный кабинет. А тут… ладно. Два стула – для себя и для посетителей, новенькие, удобные. Компьютер – плоский, новенький монитор, в полицейских участках всегда были не компьютеры, а старье. Полка для документов, корзины "входящее-исходящее", еще один шкаф – металлический, запирающийся. Лейтенант попытался включить компьютер – он не включился. – Черт! – Привет! Невысокий, улыбающийся блондин средних лет плюхнулся на стул для посетителей. – Добрый день – ответил лейтенант Блондин протянул руку, улыбаясь неизвестно чему. – Джек Мак Дугал. Можно просто Джек. Твой напарник на ближайшее время – ничего, что я на ты? – Рикардо Мантино. Ничего, э… – Проблемы? – Да вот не могу справиться с этим долбаным компьютером. – Я тоже раньше не мог. Потом привык. Смотри сюда. Блондин показал на какую-то прорезь в корпусе – кстати, системный блок стоял прямо на столе, что было очень необычно. Лейтенанту эта прорезь показалась просто вырезом для вентиляции… – Вот сюда вставляй удостоверение. Давай! Тыльной стороной – сюда. Напарник взял удостоверение, вставил в прорезь, ткнул пальцев в кнопку включения. Сразу едва слышно зашумел вентилятор. – Вот так. Это такой хитрый электронный замолк, чтобы кто попало не мог работать на чужих компьютерах. Твое удостоверение – это твой пароль. Вставляешь его – работаешь. Не вставляешь – не работаешь. Есть и компьютеры общего пользования, обычные – но там никакой секретной информации нет. – А если я забуду в замке ключ? – Тогда ты отсюда не выйдешь. При выходе нужно тоже прокатать пропуск. – А если я засуну пропуск в эту чертову дверь – а там какой-нибудь парень успеет его стырить, не дожидаясь пока я выйду? – Этого не может быть. Когда выходишь отсюда – нужно просто прокатать пропуск магнитной полосой – как пластиковую карточку в супермаркете. – Умно… – оценил Мантино – кстати, в прошлом я лейтенант полицейских детективов из Вашингтона. – Понятно. А я – из ФБР, Лос-Анджелесское отделение. – КОИНТЕЛПРО***? – Да, Белая ненависть. Слышал об этом? – Местами. У нас тут такое не слишком распространено. – А у нас, на западном побережье – просто беда. Стена не спасает ни от чего. Лос-Анджелес – это просто пороховой погреб, Сан-Франциско – не лучше. В Техасе местные белые фермеры организовали комитеты бдительности, сами патрулируют местность. У них есть пулеметы. Представляешь – пулеметы! В Ньюпорт Бич командиры кораблей, когда отпускают команды в увольнение, выдают морякам личное оружие. И мы, ФБР – вынуждены разбираться со всем этим дерьмом. Лейтенант Мантино подумал, что может лучше и не разбираться. Североамериканские соединенные штаты всегда славились тем, что как только возникает проблема – граждане решают ее сами, не сильно полагаясь на помощь властей. Вот и тут – вместо того, чтобы открывать КОИНТЕЛПРО– Белая ненависть, может, стоило бы вооружить тех же фермеров за счет государства и попросить их поддерживать порядок на свих землях самостоятельно? Лейтенант сильно подозревал, что в тот самый день, когда пойманного у школы мокроспинника**** с кокаином в кармане не поведут к судье, а расстреляют на месте родители школьников, которым он продавал отраву – преступность и в самих штатах, и в соседней Мексике – сильно пойдет на убыль. Компьютер тем временем включился – вместо заставки на нем вышла такая информация – черные буквы на желтом фоне. – Это что такое? – Это заставка. Каждый день устанавливается уровень террористической опасности, о нем сообщается всем. – А какой минимальный? – Зеленый. – Он на твоей памяти когда-нибудь был? Мак Дугал пожал плечами – Не припомню. Пошли, на брифинг опоздаем. Брифинг проходил на двадцать пятом, в общем зале. Дешевые офисные стулья в большом количестве, несмолкаемый гул голосов, пластиковые стаканчики с кофе – этим топливом полицейских почти у каждого в руках. Лейтенант припоминал такие сборища – они проходили каждый раз, когда объявлялся грабитель банков или того хуже маньяк. Тогда в усилиях по их поимке объединяли силы нескольких ведомств, и проходили такие вот совещания. Насколько мог припомнить лейтенант – пользы от них не было никогда и никакой. Брифинг вел Питер де Соуза, похоже, тоже итальянец, лысоватый, длинный, средних лет, никогда не снимающий черные очки. Доктор философии, специалист по проблемам терроризма – его дернули из СРС руководить центральным офисом. Возможно, временно, возможно и навсегда. Де Соуза в свое время работал в Перу, а это была еще та работенка… – Дамы (дамы тоже были хоть и немного, проклятая эмансипация) и господа, прошу внимания. Прежде всего, уровень опасности на сегодняшний день желтый. Это значит, что ничего экстраординарного на сегодняшний день не происходит, но ухо надо держать востро, впрочем, как и всегда. Я вижу, что в нашей команде появились новые игроки, и это хорошо. Прошу новичков встать и представиться. Представились – в том числе и лейтенант. Как он понял – здесь собрались люди со всех правоохранительных органов страны. Удивило то, что его ранг – лейтенант полиции, шеф детективов – был выше всех, кто представлялся вместе с ним. Когда последний из новичков сел на место, де Соуза подождал несколько секунд, потом высказался – Добро пожаловать на борт господа. Руководители рабочих групп дадут вам задания после брифинга. Предупреждаю всех – к новичкам не цепляться, мы все в одной команде. Для новичков говорю – что двери моего кабинета открыты для вас всегда. Даже если вам требуется узнать точное время – можете зайти ко мне и спросить. Лейтенант отметил, что де Соуза не зря слывет профессионалом. Одной из проблем в американских правоохранительных органах было то, что агенты или детективы слишком долго держали полученную информацию при себе, по тем или иным причинам не делясь ею ни с кем. Это могло закончиться плохо. Если здесь проповедуется принцип "открытых дверей" – это очень, очень хорошо. – Хорошо, господа. Теперь по темам брифинга. Наша текущая работа и планы на будущее. Руководителя группы, к которой приписали лейтенанта, звали Джеймс Збораван. Как узнал лейтенант – Збораван был его коллегой, какое-то время работал в управлении полиции Нью-Йорка, пока не ушел в СРС. Это было хорошо, даже очень хорошо – двое полицейских всегда найдут общий язык. Еще лейтенант узнал, что ему предстоит работать в группе, которая занимается борьбой с русской угрозой. – Итак, господа! – заявил Збораван, когда они собрались на своем этаже (никаких церемоний, просто выставили стулья в проход и уселись) – прежде всего, прошу любить и жаловать. Специальный агент Рикардо Мантино, бывший лейтенант полиции. Лейтенант смотрел на своих коллег – а они смотрели на него. Девятнадцать человек, считая самого Зборавана, двадцатый – получается он сам. Двое женщин. На вид – все толковые, до пенсии никто не дообрабатывает. Непонятно только, почему двадцать человек – против русской угрозы. Какая такая, ко всем чертям угроза. – Специальный агент Мантино, ваш напарник, агент Мак Дугал в течение первой половины дня введет вас в курс дела. Потом подключаетесь к его направлениям работы и работаете, пока я вам не дам другое задание. Это понятно? – Да, сэр. Про себя лейтенант отметил, что его поставили на самую нижнюю ступеньку – специальный агент. Это что – проверка? Или месть, попытка унизить? Ладно… – Теперь по текущим делам. Нолт – ты и твоя группа. Порт. Что там у тебя? – Какого хрена мы занимаемся портами? – шепнул на ухо своему напарнику спецагент Мантино, благоразумно севший подальше от начальства. – PATRIOT Act***** – читал? Прочитай – много интересного вычитаешь. – Мантино, МакДугал – поговорите после брифинга! – заметил перешептывания начальник отдела – Извините, сэр… Брифинг прошел по-деловому и закончился достаточно быстро. Мак Дугал на нем не выступал. После чего кто-то сразу покинул здание, кто-то пошел к себе в каморку – воевать с бумагами. – Прежде всего – лейтенант провел руками по волосам и с сожалением подумал о том что начинает лысеть – здесь есть какие-то политики или что-то в этом роде, что я должен знать. Мак Дугал улыбнулся – Слава Богу нет. Иначе бы половина из нас сидела бы за всей этой дрянью. По умолчанию используется политика для проведения расследований ФБР. Мы все таки работаем в основном внутри страны и проще всего использовать эту политику, тем более что она отработана. Ты ничего не имеешь против? – Да нет… – Она у тебя там, если надо ознакомиться – Мак Дугал показал пальцем на верхние полки, заставленные толстыми томами в дешевых переплетах – если что не понимаешь, непременно спроси меня, еще не хватало вляпаться. – Да, мамочка… – тонким голосом пропищал лейтенант. Немного посмеялись, сбросили напряжение. – Теперь просвети меня, в чем конкретно заключается эта русская угроза и так ли она велика, что на борьбу с ней надо сажать двадцать человек? Агент Мак Дугал скривился – Раз уж нам дали время до полудня, объясню как следует. Угроза эта реальна и делится на несколько основных направлений, по каждому из которых работают группы, в основном в контакте с ФБР. Первая угроза – это священники, у нас эти файлы забиты в программу под кодовым названием "Крест". Запоминай, потом пригодится. Русская православная церковь отчего-то считает нашу благословенную страну находящейся под властью сатаны, наших руководителей – одержимыми дьяволом, а всех североамериканцев – нуждающимися в духовном спасении. Помнишь, что они заявили после 9/10? Лейтенант помнил – потому что по этому поводу был страшный скандал. Русские церковные иерархи подлили масла в огонь, заявив что случившееся – наказанье господне за то, что Североамериканские соединенные штаты отреклись от Бога, живут во грехе, извратили слово Божье и погрязли в ересях. Патриарх Никодим выступил с получасовым обращением, в котором призвал всех североамериканцев покаяться и вернуться к Богу, пока не произошло нечто еще более страшное, пока чаша терпенья Господа окончательно не переполнилась, и не свершился Страшный суд. На следующий день Президент САСШ заявил решительный протест против " – Помню. Ублюдки. – Вот именно. Тут опасность двойная. Русская православная церковь засылает к нам в страну священников – проповедовать и спасать от греха. Формально они ничего не нарушают, а если и нарушают – то нечто незначительное, нам с трудом удается накопать материал на депортацию. Хуже всего то, что они теперь стали эмигрировать как обычные граждане, беженцы от романовской диктатуры. Мы их пускаем, обустраиваем, даем деньги – а они надевают рясу и начинают проповедовать. В ФБР есть программа КОИНТЕЛПРО – Крест, удалось выявить православных среди сотрудников СРС и даже в самом ФБР. А теперь представь, что будет, если, к примеру, сотрудник СРС днем работает против России – а вечером идет в подпольную православную церковь и исповедуется русскому священнику? Короче говоря – мы считаем, что, по крайней мере, часть из этих священников – агенты русской разведки и под прикрытием обращения североамериканцев к Богу здесь русские организуют шпионскую сеть. – Это наша работа? – Нет, у нас другое направление. Подожди, дойдем и до него. Есть направление "Висла", так и называются файлы по нему. Висла – это река, на ней стоит город Варшава. Здесь полно поляков-эмигрантов, это еще со времен Костюшко******. Эти поляки совершенно безумны, как только дело касается "неподлеглости Польши". – Неподлеглости? – лейтенант Мантино с трудом выговорил это слово – Независимости, это они так выражаются. Основная их организация – Польский легион*******, там много кто отметился, в том числе старый козел Подгурский. Проводят какие-то марши, сборища – но это полбеды. Самое хреновое – они собирают здесь деньги на продолжение борьбы и оружие. Все это используется в террористических актах. Русские, естественно тоже не спят. У нас есть некая договоренность с русскими – чтобы на территории САСШ они ничего не творили. Помнишь, в прошлом году взрыв теплохода в Мексиканском заливе. – Что-то припоминаю. – На этом теплоходе – половина груза была оружием собранным здесь Польским легионом и направлявшимся кружным путем в Польшу. Взрыв произошел примерно в тринадцати милях от берега – соображаешь? – Бах… – Вот именно, что – бах. Русские скорее всего заминировали корабль еще в порту, но не нажимали на кнопку до тех пор, пока он не выйдет за пределы двенадцатимильной зоны. Мы установили – по показаниям уцелевших – что они видели вертолет. Видимо там и сидел русский парень, нажавший кнопку. – И что мы с этим дерьмом должны делать? Мак Дугал выругался – Да ничего! Эти польские козлы присосались к республиканцам, в администрации два поляка. Мы просто должны следить за тем, чтобы все было пристойно. – Нормально… Это мы с терроризмом так боремся? – Вот именно. Поработаешь – не то еще увидишь. Третье направление – русские эмигранты. Те, кто бежал от романовского режима. Все файлы по ним начинаются со слова "Корона". Хочу тебя сразу предупредить, чтобы ты не верил всему тому что говорят – даже здесь, в этом здании. Среди этих "борцов за свободу" – полно банальных уголовников, скрывающихся от ответственности благодаря тому, что между нами и Российской империей нет договора об экстрадиции. Стоит только сказать, что дело сфабриковано по политическим мотивам – и тебя принимают с распростертыми объятьями. Потом проблемы начинаются здесь – но это уже проблемы полиции штатов и нашей резидентуры, занимающейся уголовными расследованиями. Район Брайтон-Бич знаешь? – Бывал. – Вот-вот. Иногда меня посещает мысль, что надо всех взять оттуда скопом – и депортировать на родину. Они же хуже итальянцев, у них уважения к закону – ни на грош! Есть, конечно, и политические. Не работают, перебиваются на пособия, зачем только сюда приехали… И, наконец четвертое, то чем занимаемся мы. Вон там, вверху – поисковое окно. Набери там "Мулла" и посмотри что выйдет. Лейтенант набрал. Собственность ФБР Конфиденциально Не для иностранцев Только для сотрудников работающих полный рабочий день КОИНТЕЛПРО-Мулла Настоящий файл содержит информацию, являющуюся конфиденциальной и запрещенной к распространению. Если вы не обладаете допуском формы А4 – предлагаем немедленно покинуть данную директорию. Лицам, разгласившим либо несанкционированно получившим данную информацию, будут предъявляться уголовные обвинения. 1. Федеральное Бюро Расследований, начиная с 1961 года, ведет активную разработку лиц, исповедующих религию "ислам" и эмигрировавших с территорий, принадлежащих Российской Империи с целью предупреждения и пресечения возможной террористической активности и внедрения на территорию САСШ лиц, чьей основной задачей является шпионаж в пользу Российской Империи под прикрытием отправления религиозного культа "ислам". 2. В настоящее время большая часть приверженцев религии "ислам" проживает на территории Российской империи и принадлежащих ей земель, примерно 50 % от общего количества людей, исповедующих религию "ислам". Примерно пятнадцать процентов людей, исповедующих религию "ислам" проживают на территории Священной Римской Империи Германской Нации. Примерно тридцать процентов людей, исповедующих религию "ислам" проживают на территории британской империи, оставшиеся пять процентов проживают на территориях, принадлежащих другим государствам, в том числе Японии (материковые территории) и Североамериканским соединенным штатам (общины в городах). 3. Основными религиозно-культовыми местам для лиц, исповедующих религию "ислам" являются города Мекка и Медина. Большое значение имеют города Казань, Константинополь, Тебриз, Кербела. Существует устойчивая традиция, выражающаяся в том, что каждое лицо, исповедующее религию "ислам" (самоназвание "мусульмане", так далее по тексту) обязано хоть раз в жизни посетить Мекку для отправления там своих религиозных потребностей. Все указанные выше города находятся на территории Российской Империи. 4. На территории Российской Империи все мусульмане находятся под покровительством главы государства – Императора России. Он же объявил себя покровителем городов Мекка и Медина. Основной религиозный центр мусульман находится в Казани, там происходит обучение священнослужителей религии "ислам", так называемых "мулла" в "духовных университетах". Официально, преследование в Российской империи кого-либо по признаку принадлежности к религии "ислам" запрещено законом. 5. На южных территориях, принадлежащих Российской Империи (прежде всего – зона Междуречья, Кавказ) существует вооруженное сопротивление власти Российской Империи. При этом, лица оказывающие сопротивление так же исповедуют религию "ислам" и обвиняют власти и официальных священнослужителей – мулл, в узурпации. Официальное объединение священнослужителей – "Духовное управление" признало лиц, оказывающих сопротивление, преступниками и неоднократно призывало всех мусульман избегать контактов с ними и не оказывать им никакой помощи. 6. На территории Британской Империи существуют значительные очаги сопротивления законным властям. Сопротивление так же возглавляют мусульмане и состоит оно преимущественно из лиц, исповедующих религию "ислам". Указанные лица совершают террористические акты и убивают представителей британской администрации и гражданских лиц. 6. На территории Священной Римской Империи Германской нации, в принадлежащих ей африканских колониальных владениях, существуют значительные очаги сопротивления законным властям. Сопротивление так же возглавляют мусульмане и состоит оно преимущественно из лиц, исповедующих религию "ислам". Указанные лица совершают террористические акты и вооруженные мятежи, убивают преимущественно представителей военных. 7. На территории Североамериканских соединенных штатов в настоящее время религию "ислам" исповедуют от двух до трех миллионов граждан. Установить более точное число не представляется возможным, так как данные лица не склонны к сотрудничеству с властями и скрывают свои религиозные предпочтения. Значительных проявлений исламского экстремизма и терроризма не зафиксировано. Основной организацией, объединяющей мусульман на территории САСШ является фонд "Всемирная Умма" – зарегистрирован в Бруклине, Нью-Йорк, адрес gt;lt;/emphasis Приложения: 1. Список оперативных мероприятий по проекту КОИНТЕЛПРО-мулла на 2000-2005 годы 2. Список агентуры и планы по агентурным разработкам на 2002 год. 3. Список активных ячеек и организаций мусульман. Актуально на 05.2002 г . 4. Список лидеров и активных членов организаций мусульман. Актуально на 05.2002 г . 5. Список оперативного и технического состава, привлеченного к реализации проекта КОИНТЕЛПРО-Мулла. Только работающие полный день. Актуально на 05.2002 г . Просто здорово… – Скажи мне одну вещь… – начал лейтенант. – Скажу. Если смогу… – Почему у нас одни – террористы, а другие – борцы за свободу, при том что делают они то же самое? – Задай вопрос полегче – усмехнулся Мак Дугал. Такие вопросы здесь лучше не задавать, если хочешь продвигаться по служебной лестнице, а не вылететь с должности. Сверху сказали – мы выполняем. – Кто? – Бонсон. Слыхал? – Заместитель директора ФБР? – Он самый. Чарли Бонсон. В его руках – вся контрразведка. Тип еще тот, от него лучше держаться как можно дальше. – Понял. А при чем здесь мы? – А ты как думаешь? Бюро, когда давало людей – спихнуло сюда немало грязной работы. Вот мы и будем выполнять ее. – То есть мы будем следить за этими … мусульманами, сидеть по ночам в машине и слушать, как они молятся в… – Мечеть. Это у них называется мечеть. – В мечетях? – Не совсем. Ты допуск оформил? – Вообще-то да. – Тогда пошли. Мак Дугал привел лейтенанта в свой закуток – побольше размером и получше обставленный. Это был такой же закуток в общем зале, отгороженный легкой перегородкой – но тут стоял еще стол для совещаний и стулья – на двенадцать человек. По размерам это было больше, чем закуток лейтенанта раза в четыре. Сейфов тут было не один, а два и еще тут висел портрет президента Меллона. – Присаживайся – Мак Дугал загремел ключами – именно этим мы сейчас и займемся. Я занимаюсь лично – а ты мне поможешь. На стол хлопнулась переплетенная на переплетной машине папка с пластиковой обложкой. Обложка была красного цвета – секретно. Лейтенант заметил, что в специальном окошечке была табличка с написанным названием темы. Значит – документы СРС, они все свои дела помечают кодовым словом, чтобы потом легче было разбираться. Здесь кодовым названием было "Корова" – значит, компьютер в этом месяце выбирал из списка животных. Названия всегда помечал компьютер, каждый месяц в него загружали список слов по теме – например список названий деревьев, птиц, рыб или сельскохозяйственных животных как в этом случае – и он выбирал названия методом случайной выборки. Такую работу нельзя было доверять человеку, потому что человеческий ум неосознанно "называет" дело – то есть выбирает такое название которое имеет к сути дела хоть какое-то отношение. – Здесь компьютер ошибся. – В чем? – В названии. Оно совпадает. – Корова? – Вторая сура Корана. Коран – это у мусульман то же самое, что и у нас Библия. Коран разделен на главы – суры. Вторая сура называется "Корова". – Чертовски странное название. – Согласен. Тебе нужно купить Коран и читать его. Иначе ты работать нормально не сможешь. Это – другой мир и мы должны знать его. – Всенепременно. Идея купить Коран лейтенанта не обрадовала. – Где его покупать то? – Лавка на десятой стрит, я покажу. А пока… читай. – Здесь допуск А-6. У меня – нет. – У меня есть. Читай, потому как вслепую все равно невозможно работать. Министерство Юстиции Североамериканских соединенных штатов******** Специальная разведывательная служба Совершенно секретно Не для иностранцев Только для сотрудников работающих полный рабочий день Не копировать Вниманию – заместителя директора по разведке – начальника Управления по борьбе с русской угрозой – директора Антитеррористического центра Содержит информацию о действующих агентах Содержит информацию о резидентурах Содержит информацию о планируемых операциях Частично деактивирован Разрешена передача иным службам в рамках программ сотрудничества в деактивированном виде. 1. По данным, полученным из заслуживающих доверия источников, Главное разведывательное управление Генерального штаба Российской Империи в настоящее время проводит серию операций, направленных на дестабилизацию обстановки во всем мире, прежде всего – за счет активизации сил исламского терроризма в других странах, в том числе на территории Британской Империи, Японской Империи и Североамериканских соединенных штатов. Основная цель операции – добиться общей дестабилизации обстановки в кризисных регионах, за счет этого снизить уровень внешнеполитических угроз непосредственно Российской Империи. Также, в качестве дополнительной, рассматривается цель получения новых территориальных приобретений для Российской Империи – прежде всего это Афганистан и Британская Индия. 2. В качестве мер, направленных на реализацию данной стратегии, ГРУ ГШ проводит операцию по тайному усилению военной мощи Персии – государства, находящегося в вассальной зависимости от Российской Империи. С этой целью, gt;lt;/emphasis 3. Руководитель Персии, шахиншах Мохаммед Хоссейни в настоящее время проводит скрытое перевооружением своей армии на современные образцы вооружений, которые поставляются ему в нарушение договора о вассалитете между Персией и Российской Империей. Военные и парамилитарные части Персии в настоящее время достигли численности три четверти миллиона человек и продолжают расти. За период 1998-2002 года в Персию передано: бронетехники – примерно четыре тысячи пятьсот единиц, летательных аппаратов – около двух тысяч единиц, артиллерии – примерно восемь тысяч стволов, небоевой техники – примерно двадцать тысяч единиц. По данным военных экспертов персидское военные и парамилитарные формирования проходят усиленную подготовку под руководством офицеров ГРУ ГШ, при этом – особое внимание уделяется мобильности вновь создаваемой армии Персии. Формируется явно наступательная группировка повышенной мобильности, ориентированная на действия в горной и горно-пустынной местности. Часть вновь подготовленных подразделений перебрасывается на юг страны и концентрируется в южном секторе пограничной зоны между Персией и Афганистаном. Данный сектор границы в отличие от северного легко проходим и в случае внезапного удара персидские части обладают реальной возможностью отсечь Афганистан и за несколько дней выйти к территории Британской Индии, перекрыв все легкопроходимые пути подхода подкреплений с британской стороны. У британцев для переброски подкреплений с бронетехникой остается лишь дорога Пешавар-Джелалабад-Кабул, бутылочное горлышко, которое легко может быть перекрыто налетами авиации. Часть получаемой техники складируется на базах временного хранения с неизвестными целями. 4. По данным, достоверность которых проверить невозможно, в настоящее время в Персии, в нарушение Вашингтонских деклараций о нераспространении проводятся активные работы по созданию оружия массового поражения. Основными объектами, на которых проводятся данные работы, являются gt;lt;/emphasis 5. По оценкам аналитиков Массачусетского технологического института и Ливерморской лаборатории, работы на указанных выше объектах находятся в завершающей фазе. Наличие доступа к современным технологиям обогащения (благодаря контактам с ГРУ ГШ), значительному количеству сырья и практически неограниченным энергомощностям /по обеспеченности электроэнергией на душу населения Персия занимает первое место в мире/ заставляет предполагать, что в распоряжении шахишаха уже имеется одно или несколько примитивных ядерных взрывных устройств мощностью от 25 до 200 килотонн каждое. 6. Ни данные АНБ, ни данные, полученные от разведывательных источников СРС, не подтверждают, что в Персии ведутся сколь-либо серьезные работы по разработке и производству средств доставки ядерного оружия, как региональных, так и межконтинентальных. Это заставляет думать, что разрабатываемые ядерные устройства будут применяться лишь с тактических носителей (истребители-бомбардировщики), либо предназначаются для проведения террористических актов с заблаговременной и скрытной доставкой зарядов к местам подрыва, либо шахиншах планирует использование для запуска объектов, находящихся за пределами Персии, например законсервированного космодрома Аль-Абейд********* в южном Междуречье. ВНИМАНИЕ: Отдел оценки угрозы считает, что использование ядерных взрывных устройств в террористических акциях против Британской Империи или САСШ возможно и является прямой и явной угрозой национальной безопасности Североамериканских соединенных штатов. 7. Анализируя спецификации закупленного режимом Хоссейни оборудования и построенных зданий в gt;lt;/emphasis ВНИМАНИЕ: Отдел оценки угрозы считает, что использование химического и бактериологического оружия в террористических акциях против Британской Империи или САСШ возможно и является прямой и явной угрозой национальной безопасности Североамериканских соединенных штатов. ВЫВОД Исходя из полученной информации, проверенной и подтвержденной с достаточной степенью вероятности следует признать следующие факты. 1. Российская Империя в настоящее время проводит агрессивную политику, направленную на захват и подчинение себе новых территорий, прежде всего принадлежащих Британской Империи. 2. Российская Империя с целью избежать обвинений в запрещенных действиях использует в качестве ширмы вассальный, диктаторский режим Шахиншаха Персидского Хоссейни. 3. Шахиншах Хоссейни в настоящее время проводит комплекс мероприятий по оснащению и перевооружению армии с целью вооруженной агрессии против сопредельных стран. 4. В нарушение Вашингтонских деклараций о нераспространении ядерного оружия, средств его доставки и его компонентов Персия, при прямой поддержке и сотрудничестве Российской Империи Шахиншах Хоссейни тайно производит на территории своей страны ядерное оружие, а также химическое и бактериологическое оружие. 5. Со значительной долей вероятности можно предположить, что данное оружие производится с целью использования его при совершении террористических актов на территории третьих стран, в том числе Североамериканских соединенных штатов. Примечание: NSDD47. – Что такое "Частично деактивирован"? – спросил лейтенант – Как я понимаю – документ полностью переработан. Даты, имена, места встреч – изменены, чтобы снизить угрозу раскрытия информации. Часть информации как видишь и вовсе – замазана, вместо нее – пропуски. Но и того что есть – достаточно для очень серьезных выводов. – А что за примечание? – NSDD47 – сорок седьмая директива Совета национальной безопасности, принятая по этому вопросу. Совершенно секретная, ее нет даже у меня. Но можешь себе представить, что там могли напринимать, если учесть, сколько времени прошло после 9/10. Агент Мантино представил – и ему стало жутко. В Совете национальной безопасности были совершенно неуправляемые люди, каждое его заседание начиналось с еврейской молитвы, об этом знали многие. Времена Рональда Фолсома и "Морального большинства" возвращались во всем их пугающем величии. – А мы что с этим всем делаем? – Мы то… Наша задача – отслеживать структуры исламского подполья, прежде всего шиитского. Ты знаешь кто такие шииты? – Нет. – Весьма скверные люди. Одно из течений ислама. После смерти пророка начались разборки и их вождя грохнули в Кербеле такие же мусульмане, только из другой фракции. Теперь эти шииты – они ненавидят весь мир, в том числе мусульман – не шиитов. Они готовы умереть в любой момент. Черт это готовые террористы – смертники! И у них есть еще несколько милых обычаев. Например, обычай "такия": когда ты говоришь не с шиитом, ты ему лжешь, и в этом не будет греха. Это лживые, подлые и опасные ублюдки, агент Мантино. И нам приходится каждый день иметь с ними дело… Мантино вздохнул. Это дерьмо нравилось ему все меньше и меньше. – С чего начнем? 17 июня 2002 года Виленский военный округ, сектор "Ченстохов" Пограничная зона Дорогу осилит идущий – и это всегда надо помнить. Есть и еще один девиз, которому может следовать любой, кто выбрал в жизни военную стезю. Кто рискует – побеждает, девиз британской САС. Если просто сидеть в пункте дислокации в ожидании нападения, если тупо патрулировать местность по давно оговоренным и проверенным маршрутам – так ты не добьешься ничего. Только смелостью, решительностью, внезапностью действий можно установить контроль над своим сектором и удерживать его. Задуманная сотником Велеховым засада дала результат практически сразу, на третий же день верней – на третью ночь. Но обо всем – по порядку. Самым сложным и опасным на первом этапе операции было вывести все силы, все группы на позиции и при этом не демаскировать, не засветить своих намерений. Неизвестно было – какие отношения связывают местных контрабандистов и шляющихся по лесам хорошо вооруженных неизвестных. Возможно, они предупреждали друг друга обо всем, что видели, возможно, не замечали друг друга – но предполагать надо было худшее. Всегда, в любое время дня можно было заметить проблеск бинокля на одной из крыш поселка или в лесу – за расположеним казаков следили. У каждого пацана, даже самого маленького – телефонная трубка и он знает, куда звонить, если что. Выход двух бронетранспортеров, да еще необычных, с пулеметными башенками в условиях постоянного наблюдения не мог не привлечь внимания – а если броня не вернется дотемна, то это будет означать сигнал тревоги. С этой целью – оба бронетранспортера вывели на буксире и повезли в сторону Варшавы – как сломавшиеся и требующие ремонта. Их отбуксировали на шестьдесят километров – прежде чем сняли с прицепа. Все это время казаки лежали в кузовах, не смея ни охнуть, ни вздохнуть, обложенные коробками с припасами на несколько суток. Потом, в укромном месте, когда уже темнело – бэтры спустили с прицепов и без фар, ориентируясь по ПНВ, проселочными дорогами они двинулись в сторону своей позиции. За ночь им надо было не только ее достичь, не заблудившись в польских полях, холмах и перелесках – но и успеть окопаться, дабы машину не заметили днем. В том, что первой пойдет разведка – они были уверены. За два дня до этого Лагерь объединенных сил Пожаревац, Великая Хорватия Не было больше Великой Сербии. Осталась лишь память о ней. Изломанная временем, вековым угнетением, самой неумолимой историей земля родила в начале двадцатого века страшное чудовище – усташество. Оно родилось как отголосок итальянского фашизма*, но превзошло его по жестокости, хитрости и изощренности. Усташество существовало и до сих пор несмотря на формальный запрет – Национал-прогрессивная партия Австрии была той самой партией, которая обеспечила смену абсолютной монархии в стране на конституционную, и которая за последние семьдесят лет участвовала в каждом из создававшихся правительственных кабинетов, однопартийных или коалиционных. Национал-прогрессисты предлагали простой путь решения сложных проблем: это особенно было привлекательно для молодежи. Убей врага! У национал-прогрессистов были так называемые "охранные структуры", они обеспечивали "по собственной инициативе" порядок в Сербии, верней там где раньше была Сербия, они участвовали в поддержании порядка на черном континенте вместе с войсками Священной Римской Империи, они охраняли лавки и магазины и в самой Австрии. Если не наймешь охрану – лавка может и сгореть, а тебя могут – побить полицейской дубинкой на пороге дома. Существовала и пятая колонна – люди, внедренные в армию и полицию, скрывающие членство в национал-прогрессистах. Наконец – на территории бывшей Сербии были учебные центры – и кто там преподавал, кому там преподавали, что там преподавали – то ведали лишь немногие. Поглавник Павелич умер – но мавзолей его стоял в Загребе, и дело его было живо. Лагерь объединенных сил располагался в благодатной, некогда возделываемой земледельцами долине, окруженный со всех сторон забором и рядами колючей проволоки. Сейчас здесь не росла даже трава, притоптанная к земле тысячами сапог. Развалины деревень и крестьянских построек использовались как тренировочные площадки для отработки боев в пересеченной, урбанизированной местности, с этой же целью здесь возвели остовы нескольких пятиэтажных зданий, образовав своего рода улочку. Преподавателями в лагере были бойцы САС. САС вообще пользовалась спросом на мировом рынке как поставщик инструкторско-преподавательского состава. В метрополии было построено несколько полигонов, где военные из других стран проходили обучение и переподготовку (заодно и вербовку). Иногда инструкторы САС выезжали на место. Как здесь, например. – Итак, рассказываю порядок действий еще раз, если вы не запомнили с одного раза, тупые кретины! Инструктор САС, первый сержант Хьюго Миддс ощерился, глядя на испятнанные синим комбинезоны строя – Тупые кретины! – продолжал издеваться он – даже этого прозвища вы не заслуживаете! При зачистке здания, мать твою, вы должны действовать согласованно! Согласованно – это не значит, что каждый прет вперед, и пытается убить как можно больше врагов – а все работают вместе ради одной и той же цели. И пытаются остаться при этом в живых! В живых, мать вашу! Честное слов, мне хочется снять с вас эти комбинезоны, чтобы вы лучше чувствовали разницу между "живыми" и "мертвыми". Итак – повторный прогон! Командирам штурмгрупп – десять минут на разработку нового плана операции. После чего – реализация! Еще раз повторяю – действуем вместе, помогаем друг другу, сукины вы дети! Исчерпав запас ругательств на целый час, кратко повторив правила боя в городе и зачистки помещений, первый сержант автоматически (это вбивается в подкорку многочисленными тренировками) проверил, какой магазин в его автомате, устало пошел к зданию. Он надеялся, что после того побоища, которое они четверо устроили этим кретинам, они хоть что-то поймут. Учебный процесс был построен несколько по-иному, не так как в Герефорде. Времени на любимые британскими спецназовцами издевательства, типа заставить взвод новобранцев целый день бегать по горам с бревнами на плечах, не было совсем – поэтому, первичный отбор производили сами хорваты, а по прибытии в учебный лагерь новобранцы всего лишь сдавали физический тест на пригодность, жесткий, но единоразовый. Дальше, вся или почти вся работа велась над индивидуальной или групповой стрелковой подготовкой и над навыками ближнего боя в сельской и урбанизированной местности. Британцы понимали, что такие занятия ведутся не просто так и польский по вечерам хорваты зубрят тоже не просто так – но им до местных проблем не было никакого дела. А возможность прогуляться на ту сторону границы и поиграть в игры с казаками одними из старых, извечных противников британцев – была даже почетной. Умению стрелять не научишься, посылая пули в мишень. Даже движущуюся. Для того, чтобы реально научить человека стрелять – мишенью должен быть другой человек. К счастью, в начале восьмидесятых это стало возможно – появился пейнтбол. Они же, в тренировочных целях использовали не пейнтбольное а настоящее оружие. Только патроны были ненастоящие, из специального красящего материала. Били они весьма больно, при попадании по незащищенному участку тела наносили крайне болезненное и опасное (из-за частиц краски попадающих в рану) ранение. Поэтому все они – и инструкторы, и обучаемые, были одеты в маски из прочного пластика, наподобие фехтовальных, и костюмы – такие как в фехтовании, только не белые, а черные. В таких пуля попадая, оставляла синяк. Первый сержант со злорадством подумал, что многие в обучаемом отряде из-за синяков, постоянно обновляемых живут на болеутоляющем. Но есть и такие – их была примерно треть от общего количества – которых бы он взялся учить дальше. Боль – лучший учитель, хочешь избежать боли – не попадай под пули… – Что? – Сейчас полезут – сказал первый сержант и опустил маску – не расслабляться. – Две пары, как и тогда? – Да, верно. Мак, прикрой лестницу. Так и отступай по ней. Мак был пулеметчиком. Его задача была простой – укус и отступление. Не допускать, чтобы противник тебя окружил, сманеврировал. Убил сколько-то – и отступай на следующую позицию. Не вцепляйся намертво. – Сэр! Первый сержант повернулся – Какого черта без маски!!! Появление на стрельбище без маски было самым страшным преступлением, оно каралось расстрелом. Расстрел – это когда на тебя надевали маску, костюм, окружали полукругом – и с двадцати шагом начинали стрелять по мечущейся цели на весь магазин. После расстрела обычно попадали в больницу, на человеке от синяков не оставалось живого места. Но и такие жесткие меры были оправданы. Без маски – пуля может выбить глаз, а в шею – может попасть и насмерть. Хорват-посыльный едва не упал от рыка главного сержанта – но доложить все же доложил. – Сэр, вас мистер Миллс. Телефонирует срочно. – Грегори! – Я, сэр. – Отмена учебного штурма. Разбить учебный отряд на три группы. Провести боевое слаживание. Особое внимание – на подход, они не прикрывают друг друга на подходе. Дайте им спуск по штурмтросам если успеете. – Есть! – Как минимум три часа занятий, Грегори! Эти – только и ждут, чтобы лечь, да палинки глотнуть! – Да, сэр! Мы им устроим! – Вот так… Территория базы в Пожареваце была большой, весь Пожаревац и жил – базой, да каторжной тюрьмой, крупнейшей в Европе. Поэтому, передвигались здесь не пешком – а на небольших, похожих на корыта машинах местного производства, непритязательных и некомфортных – но вертких и довольно быстрых. Точно такая же сейчас ждала их, первый сержант никак не мог запомнить ее название. Лагерь британских советников и инструкторов находился в северном углу базы, он был обнесен колючей проволокой и имел два КП. Хорваты туда иначе как в сопровождении и по спецпропуску не допускались. Опасались не террористов и не шпионов – опасались воров. Когда они попытались "жить общей жизнью" с хорватами – за месяц не осталось ни одного британца, у которого хоть что-нибудь не украли. Дошло до того, что у одного зачем-то украли очки и за новыми пришлось ехать в Загреб. Лютер Миллс был главным военным советником в Австро-Венгрии, сидел он не в Вене, как положено – а в Кракове. Австро-Венгрия вообще вела циничную и двурушническую политику: обычно наличие главного военного советника от какой-то страны означает, что в своей политике эта страна следует в фарватере страны, приставшей советника. В триалистической монархии главных военных советников было целых два: в Кракове сидел британский ГВС, а в Вене – целый генерал рейхсвера, армии Священной римской империи Германской нации. Австро-венгры постоянно делали выбор то в пользу одного, то в пользу другого – но этот выбор никогда не был постоянным. И сейчас Лютер Миллс зачем то телефонировал главному сержанту по линии закрытой связи. Она располагалась в отдельной комнате, и все из нее вышли, давая возможность поговорить тет-а-тет…. – Сэр? Связь, несмотря на закрытый канал была плохой, видимо сказывалась работа мощных русских глушилок в пограничной зоне. Их включали для того что с Австро-Венгрии на Польшу не транслировали передачи бунташского и антиправительственного содержания и еще для того, чтобы контрабандисты по обе стороны границы не могли сноситься по обычным, гражданским рациям, назначая рандеву с товаром в пограничной зоне. – Миддс! У нас тут проблемы. Лютер Миллс был гражданским (несмотря на пост ГВС), официально числился по ведомству Министерства иностранных дел, а на самом деле… Понятно, в общем. – Сэр? – Ватсон сломал ногу. Группа выведена из строя. Первый сержант выругался про себя последними словами. Только этого и не хватало. В принципе при подготовке и тренировках спецназа такое бывает, в Герефорде ломали и руки и ноги, бывали и несчастные случаи с оружием хотя и редко – потому что спецназ тренируется в полную силу. Ватсон был командиром группы, которая сейчас дежурила в пограничной зоне – это была сменная обязанность, и его группа, группа Миддса, через "нитку" уже ходила. Но если Ватсон вышел из строя – заменить его, и сделать вид что ничего не было – нельзя. В группе срабатываются друг с другом годами и если рядового бойца еще можно заменить, то командира… – Сэр? – снова повторил первый сержант, он знал, что это выводит гражданских из себя, доводит до бешенства. – Я хочу, чтобы вы заменили группу Ватсона. Это было против правил. Неписанных – но все же правил. По этим правилам, за время одной ходки, каждая группа должна была только одну смену отдежурить на границе. Дело было не в том, что британцы боялись риска – британцы любили риск, но не хотели накликать беду. Миллс должен был вызвать группу, которая еще не побывала на границе и досрочно завершить дежурство группы Ватсона. Вместо этого он вызывал их, гражданский сукин сын. – Сэр, мы уже отдежурили – Мне нужна опытная боевая группа, Миддс. Это приказ! Вы слышите – приказ! – Да, сэр. Когда мы должны выдвигаться? – Немедленно! Вертолет за вами сейчас вылетит. Бросив трубку на пульт и снова недобро выругавшись, первый сержант вызвал вестовых – нужно сообщить группе ведущей занятия "радостную новость" – о том, что надо идти и паковать свои вещи. Конец второй части |
|
|