"Бермуды" - читать интересную книгу автора (Шевченко Юрон)НелкаНелка появилась на свет в марте 57-го. Она была поздним ребенком. Ее мать не хотела выписываться из роддома - панически боялась мужа, ждавшего сына. Нелкин отец пил неделю и обхватив голову руками, причитал: - Кто же меня, бедного, защитит? Отец Нелки работал машинистом паровоза. Имел рост два метра два сантиметра и вес сто сорок килограммов. Он спал и видел себя с сыном в кабине паровоза. Он - главный, сын - помощник, кочегар не в счет. Паровоз летит сквозь мглу и непогоду, по расписанию. Все их ждут, все им рады. Вот они въезжают на перрон вокзала. Он подает гудок… Как красиво начиналась мечта. Детство Нелки прошло как бы в подполье. Отцу ее лишний раз не показывали. В доме не было кукол, маленькая Нелка игралась плюшевыми мишками. Дома она была незаметной и тихой. Зато на улице преображалась и оттягивалась по полной программе. Дружила Нелка только с мальчиками, играла в их игры: футбол, пекаря, зимой - в хоккей. Бегала по двору с деревянным автоматом. Среди пацанов она была своя. И вместе с ними в драках отстаивали честь своего двора. В пятнадцать лет Нелка со своими близкими дружками Кабаном и Тосом оборудовали в подвале их пятиэтажного дома качалку. И начали качать банки. Там же мальчишки делились своими фирменными ударами и тактикой уличного боя. И только отец изредка напоминал, что она девочка, - напившись, обхватывал голову руками и стонал, глядя на дочь. Нелка по своей конструкции была женщиной-андрогином. У нее были коротко подстриженные светлые волосы. Ровный нос, рот правильной формы, чуть заметный шрам над бровью и честные без признаков жалости серые глаза. У нее был хорошо развит плечевой пояс, мускулистые ноги и чудовищной силы жилистые руки. Закаленная в боях, гибкая как пружина Нелка ничего и никого не боялась. Детство подходило к концу. Были украдены последние абрикосы в чужом саду. Они с друзьями перестали лазить через забор на представления в летний зеленый театр. Перестали любимым трюком доводить до инфаркта кривую Зинку. Проникнув в зрительный зал кинотеатра, из которого выходили зрители предыдущего сеанса, пультом управления давали сигнал киномеханику о начале нового сеанса. Гас свет, начинался новый киносеанс, и двести человек в темноте искали свои места, а бедная Зинка, от ярости стирая до пеньков зубы, проклиная хулиганов, моталась по залу, помогая рассаживать новых зрителей. Они больше не поступали, как раньше, - увидав пьяного велосипедиста, не кричали дружно: «Мужик, смотри - у тебя колесо крутится!» «Где?», - спрашивал тот, наклоняясь посмотреть и, конечно же, падал. Они уже не ходили на смотр художественной самодеятельности школ города и не корчили рож мальчикам из их класса, исполнявшим на сцене песню «Эльбрус - красавец смотрит сквозь тучи…», пока у одного из них от смеха не выскакивала огромная сопля. Детство, собрав свои незамысловатые символы и ценности, уехало в страну под названием Память. Конец детству Нелки положил случай. Родители уговорили ее надеть платье и пойти на юбилей к тетке. Вот они спускаются с третьего этажа и видят - в парадном стоит крупный мужчина и, покачиваясь, мочится на пол. Оскорбленная Нелка деловито вырубила мужика ударом в печень, вытащила из парадного и стала добивать. Мать еле оторвала Нелку от жертвы. Отец стоял как вкопанный с выпученными счастливыми глазами. Больше он никогда не попрекал жену дочкой. Полюбил Нелку всем сердцем и стал тихо дожидаться внуков, а Нелка еще полгода подралась на дискотеках и ушла в большой спорт. Она начала играть в гандбол в знаменитом клубе. Очень быстро став стержнем команды. Ее звездой. Потом - сборная и пошло, и поехало. Нелка объездила полмира. Из городов, где выступал клуб, присылала открытки с видами местных достопримечательностей, сопровождая их сентиментальными текстами с ошибками. Но ни постоянные переезды с меняющимися странами, городами, людьми, ни растущие гонорары не изменили ее. Она осталась прежней Нелкой. Как-то их клуб бился в Дюссельдорфе за кубок чемпионов. Судья нагло подсуживал немкам. Это, наконец, вывело Нелку из себя, и она изо всей силы зарядила мячом в лицо судье. Пока того пробовали откачать, соперницы насели на нее, кричали, судя по выражению их лиц, что-то оскорбительное. - Тетки, не подходите близко, вам уже пора освежить дыхание, - пробовала отшутиться Нелка. Но тут какая-то корова ее толкнула. У Нелки выстрелил рефлекс - удар был точным. Баба начала оседать и, бездыханная, повалилась на пол рядом с судьей. И началось. На нее навалилась вся команда. Нелке помогла только генетическая ненависть к немцам, развязавшим вторую мировую войну, и приличное каратэ. Она, вспомнив Джеки Чана, раскидала их, как детей. Последний страшный удар получил полицейский, пытавшийся схватить ее сзади. Она раздробила ему нижнюю челюсть и выбила два зуба. В результате Нелку депортировали из страны. А международная федерация гандбола оштрафовала клуб и дисквалифицировла ее на год. Эти санкции никак не отразились на жизни Нелки. Она по-прежнему тренировалась, ездила на сборы. В тот год они проходили в Крыму, где заслуженный мастер спорта опять влезла в историю. После встречи и знакомства с новым тренером, Нелка неожиданно вспомнила, что она женщина. Тренер, несмотря на возраст, был бодр и хорош собой. Через день после знакомства Нелка завела его в номер гостиницы и попросила подсуетиться, так как времени до ужина оставалось немного. Тренер испугался, стал объяснять, что он страдает стенокардией и у него уже есть жена, которая вот-вот должна вернуться с базара. Нелка не поверила в искренность сказанного. И чуток потискала тренера, желая ему помочь освободиться от депрессивных мыслей. Но тренер оказался каким-то хлипким и стал громко звать на помощь после того, как Нелка вывихнула ему шейный позвонок. Потом было какое-то собрание, на котором Нелка послала всю спортивную общественность по известному адресу. Собралась за пять минут и уехала навсегда из большого спорта к родной тетке в Севастополь. «Поживу у тети Нины дней десять, а потом пойду работать в школу. Надоели эти спортивные придурки». С тетей Ниной у нее издавна сложились теплые отношения. Севастополь ее успокаивал. Вот и в тот судьбоносный день Нелка сидела в приморском парке, упиваясь покоем и морским бризом, и решала кроссворд. Дело продвигалось очень медленно. «Крупный административный центр на юге Франции, порт. Семь букв», - шептала Нелка, побывавшая в этом городе со своим клубом пять раз. Нелка грызла ручку и, кроме Парижа, не могла вспомнить ни одного французского города. «Марсель», - тихо подсказал рядом сидящий парень. «Подходит», - обрадовалась Нелка. Она снова принялась за кроссворд. - Каких овощей никогда не ел Гай Юлий Цезарь? - растерянно пробормотала звезда гандбола. - Картофеля и помидоров, - не задумываясь, снова ответил сосед. - Картофель подходит, - еще больше обрадовалась Нелка, - Только странно мне, какой нормальный человек не любит картошку фри? Парень удивленно посмотрел на соседку и объяснил: - Картофель попал в Европу через тысячу пятьсот лет после смерти императора. - А вот еще, - с нарастающим любопытством спросила Нелка. - Ищет насекомых и личинок под корой деревьев, поэтому часто слышно, как он стучит в лесу. Сосед с хрустом разгрыз кусок рафинада и равнодушно сказал: «Дятел». Нелка пришла в восторг - за пару минут был решен кроссворд, который она вряд ли бы осилила самостоятельно. Нелка внимательно осмотрела соседа. На другом конце лавочки сидел хлопец неопределенного возраста - от двадцати пяти до пятидесяти лет. Одетый в выцветшую дырявую бомжацкую футболку и такие же шорты. Его сандалии не имели ничего общего с понятием обувь. Видимые фрагменты его тела были абсолютно белыми и густо усыпаны родинками, точками, веснушками и папилломами. Фигура тоже была далека от канонов. Казалось, что под футболкой на талию незнакомца надеты несколько велосипедных шин. Талия подрагивала и качалась от любого воздействия. Таких у них во дворе называли «жиропа». На пузе у хлопца стояла коробка рафинада, уже наполовину пустая. В одной руке он держал стаканчик мороженого в другой - бутылку. Он поглощал свои лакомства в строгой очередности - вначале он бросал в рот три-четыре кусочка сахара, потом кусал мороженое, всё это он запивал сладким «Байкалом». На груди в темном от пота пятне рядом с крошками вафельного стаканчика плавились кристаллы сахара. Было жарко. «Где я уже видала этого типа?» - подумала Нелка, сканируя соседа. Верхняя часть башки была лысая. Лысину тоже украшали какие-то наросты, точки и метки. Лицо окаймляла бородка клинышком. Имелись также усы. На носу незнакомца сидела копеечная роговая оправа, потемневшая от возраста. Оправа была снабжена толстенными стеклами, делала очки похожими на бинокли, а глаза незнакомца - на две темные изюмины, вдавленные в глазницы. - Что? - спросил незнакомец, продолжая грызть рафинад. - Не узнали? - Он снял очки: А так? - Вы такой умный, - неопределенно начала Нелка, - мне кажется, мы уже где-то встречались. - Еще бы, - улыбнулся парень. - Вы моего деда с детства знаете, а я на него очень похож. Вспомните деньги, ну, червонец, например, посмотрите внимательно. Нелка мысленно восстановила в памяти червонец. Вдруг глаза ее округлились, как у персонажей на полотнах Анри Руссо. «Ленин», - прошептала Нелка и, закрыв рот рукой, откинулась на спинку скамейки. Незнакомец самодовольно ухмыльнулся: «Наконец-то, я - его внук». Нелка плохо знала биографию вождя, поэтому сразу поверила сказанному. После пережитого шока Нелка протянула руку внуку Ленина и представилась: «Нелка». Внук пожал руку и ответил: «Толик». Рафинад к этому времени кончился. Хруст и глотки больше не мешали его речи. Остаток дня они провели вместе. Бродили, взявшись за руки, наматывая круги по маршруту - Большая Морская, площадь Ушакова, улица Ленина, площадь Нахимова. Так началась любовь. Зашло солнце, Нелка очнулась и пригласила Толика в ресторан. Толик отнекивался как мог, стесняясь своего скудного бюджета. Но Нелка успокоила кавалера, показав ему свою наличность. Рестораном называлась терраса, отгороженная шнурочком, с видом на Артбухту. Пластмассовая мебель, убогая кухня и полный набор поддельного алкоголя говорили о невысоком классе заведения, но места были только тут. Время подползало к одиннадцати. Звезда гандбола и внук Ленина выпили бутылку настоящего массандровского портвейна (внук хорошо разбирался в продукции крымского винпрома), съели фрукты и оживленно беседовали, глядя друг на друга, ожидая заказанный кофе. Они не могли видеть, как досужие посетители недоумевают, что может связывать высокую, хорошо сложенную, симпатичную, стильно одетую даму с этим пузатым босяком. Но Нелке и Толику всё было по барабану. Наконец, не выдержав, от столика, где сидели три представителя Кавказа, к ним подошел молодой человек. Он улыбнулся, показывая желтые прокуренные зубы, залепленные непережеванным арахисом, произнес с типичным акцентом: - Друг, я хочу танцевать с твоим дэвушка. Во время монолога он положил руку на плечо Нелке. - Моя девушка под магнитофон с посторонними не танцует. А теперь убери руку, пожалуйста. Нелка резко дернула плечем. Представитель Кавказа убрал руку и уже без улыбки предложил Толику выйти за шнурочек. Толик знал, что хачики сейчас размажут его по платану. Но решил не терять достоинства перед новой знакомой. Он встал, вместе с ним поднялась Нелка. С противоположной стороны за ними проследовал еще один представитель всех базаров СНГ. Путь им преградил официант. Он обратился к Толику и Нелке: «Попрошу сначала рассчитаться». - Счас, схожу в туалет и так с тобой рассчитаюсь, всю жизнь будешь помнить, - грозно пообещала Нелка, отодвинув официанта в сторону. Вышли, проследовали к неосвещенной части улицы. Представитель Кавказа произнес: «Баба едет с нами, ты остаешься». Больше ничего он сказать не успел, потому что получил точный удар ногой в скулу. Сегодня у Нелки получалось всё грациозно и изящно. Если бы в этот вечер оценки выставляли монахи монастыря Шаолинь, Нелка получила бы твердую пятерку. Выписала она и второму. Через пару минут на арене показался третий, по-видимому, старший. Увидав членов своего прайда, валявшихся в разных позах, и оценив ситуацию, выставил руки вперед, чуть согнувшись, жалобно запричитал. - Не надо болше бит. Мы можем договориться, - и тут же получил пощечину от Толика, сигарета выскочила у него изо рта и покатилась по тротуару. - Когда разговариваешь с девушкой - сигарету нужно вынимать, понял? - Извины, я заплачу, - оправдывался старшой, с готовностью хлопая себя по карманам. - Вы меня сильно разозлили, быстро сюда три сотни, и чтоб духу вашего здесь больше не было. Понял? Ты меня понял? - улыбнулась Нелка, подходя ближе. - Понял, понял, - испуганно отсчитывал зеленку бригадир. - Кстати, скажи спасибо, что он вас сегодня не тряс, - указала Нелка на Толика, - потому что он обычно отрезает уши, выпивает глаза, а оторванной головой играет в футбол. Третий молча слушал и трясущимися руками грузил дружков в комиссионный «Ауди». Машина сорвалась с места и быстро скрылась за поворотом. - Табриз, почему ты не достал волыну, - укоризненно шлепали разбитыми губами побитые друзья. Табриз остановил машину и обернулся к соотечественникам. - У жирного под мышкой болтался «узи». И вообще, я точно его уже где-то видел. Только вот не припомню, башмаковец он или солнцевский. На другой день, проснувшись утром, Нелка поняла - ее отношения с Толиком зашли довольно далеко. И решила на честно заработанные деньги приодеть его. На это был потрачен целый день. Толику достались кроссовки, новые сандалии, джинсы и рубаха. Вдобавок, Нелка из своих запасов подарила Толику футболку, купленную в свое время в Амстердаме. Неискушенная Нелка, гуляя по столице Нидерландского королевства, забрела в магазинчик для геев и, не обращая внимания на вопросительные взгляды продавцов, накупила сувениров. Одну футболку она подарила своему двухметровому папе, вторая досталась Толику. Футболка была бледно-голубого цвета, на груди белыми нитками шрифтом модерн было вышито слово «pasiv». Толик с благодарностью принял дары, но футболку пообещал носить только дома. - Почему? - обиделась Нелка. - Ты на качество посмотри. Толик, загадочно улыбаясь, объяснил причину. - Конечно, я не должен нарушать семейную традицию, но я на это пойти не могу. - Что ты имеешь в виду? - ничего не понимая, спросила Нелка. Толик, продолжая загадочно улыбаться, объяснил. - Владимир Ильич, мой дедушка, был пидаром, но об этом знают только три человека - сам Ленин, тот, с кем он был, и я. Нелка прошептала: «Да ты шо?» - и опять превратилась в персонаж с полотен Анри Руссо. Нелка всё больше и больше увлекалась Толиком. Вот уже неделю она наслаждалась его интеллектом. Рохлей Толик оказался лишь с виду. Он хорошо закончил школу, ему легко давались науки. Он запросто поступал в институты, университеты и академии СССР. И так же легко их бросал. Остановился на институте народного хозяйства, его и закончил. Работал каким-то инженером в объединении «Атлантика». Любил латиноамериканских писателей и рок-музыку. И это были еще не все его достоинства. А главным недостатком была любовь к сладкому и мучному. Временно они поселились у Нелкиной тети Нины. Та работала проводником на поездах дальнего следования. И сутками не бывала дома. Тетю Нину кроме денег и барахла ничего в жизни не интересовало. Всю квартиру она завесила коврами, заставила картонными ящиками, в которых хранила свою страсть - хрусталь и сервизы. Она не расставляла посуду в серванте. Во-первых, не хватало места, во-вторых, она боялась как бы отдыхающие, которым она сдавала свою квартиру, не забрали что-нибудь на память. На вопрос, зачем ей такое количество посуды, она ответить не могла. Тетя Нина не ожидала в гости ни большой мусульманской семьи, ни цыганского табора. Это была старая привычка собирать приданое для будущей дочери, которая так и не родилась. Возможно, из-за того, что у тети Нины требования к своему будущему мужу росли пропорционально собранному приданому. Сейчас тете Нине стукнул уже пятьдесят третий годок. Она оставалась такой же уютной маленькой искусственной блондинкой. С ярко красным ртом и выразительным бюстом. Что привлекало к ней немало поклонников. Но тетя Нина упрямо ждала своего адмирала в отставке без вредных привычек с пятикомнатной квартирой и дачей, без наследников. Пока же его не было, она копила свои ковры, хрусталь, золото, доллары, и когда ее поезд медленно подходил к перрону вокзала, с любовью смотрела на надпись, сделанную на отвесной стене, каким-то патриотически озабоченым мичманом: «Севастополь - Россия», к которой всегда мысленно добавляла еще одну строчку: «Севастополь - Россия - 20 долларов в сутки». На восьмой день во время завтрака Нелка ударила Толика по руке, которой он полез в сахарницу. С этого началась ее борьба за его человеческий вид. А через десять дней наступил волнующий для Нелки момент знакомства с мамой Толика. Они прибыли в район Камыши, в облезлую пятиэтажку, на первом этаже. Квартира оказалась в таком же состоянии, как и бывшая одежда Толика. Толик, волнуясь, познакомил женщин. Мать тоже была очень похожа на Владимира Ильича. Только с выбритой бородой и отсутствием лысины. Ленинша имела необычные пропорции, ее голова вместо классических восьми раз отмерялась в теле только шесть. Нелка тоже не понравилась Ленинше. Они обе поняли - спокойной жизни пришел конец. Женщины стояли, как на ринге, глядя в глаза друг другу. Пока Толик не скомандовал брек: «Пора пить чай». По версии политкорректных западных интеллектуалов - Ленинша была типичный homo sovetikus. Она обожала советскую родину. Любила тундру, тайгу, пески Каракума, Алтай и священный город Москву - коммунистическую Шамбалу. Еще Ленинша любила советский народ, который при помощи одного энтузиазма построил домны, прорыл каналы, добыл руду за полярным кругом, накопал искусственных морей и поставил на реках гидроэлектростанции. О ГУЛАГе она ничего не знала, как не знала о Катыни, об искусственном голодоморе на Украине, о переселении «плохих» народов в Казахстан и Сибирь. Не знала и знать не желала. Ленинша свято верила в линию партии. И считала, что близкие братские народы, например, латыши и туркмены, навсегда связаны между собой общей историей, русским языком и дружбой, которую цементировала советская культура. Ленинша с тревогой следила за европейским пролетариатом. С американским, канадским, австралийским дело обстояло еще хуже. Она стыдилась за пролетариев Европы: как те могли податься на элементарные буржуазные уловки - пить утром кофе со сливками, пользоваться салфетками, ежедневно принимать душ, следить за ногтями, в отпуск ездить к Средиземному морю на собственных машинах, жить в двухэтажных домах, посещать вернисажи, магазины и рестораны, слушать музыку, после туалета мыть руки. Это шло в разрез с линией партии. Так должны жить только наши потомки, - укоряла Ленинша европейцев. Сама она уважала бедность. Любила очереди. Дефицит продуктов и товаров, коммунальную квартиру с тараканами, тусклую лампочку в засраном туалете, общую кухню, забитую засаленной алюминиевой посудой, и вонищу совместного плотного проживания. И когда ей в 1967 году дали отдельную однокомнатную квартиру, Ленинша долго не могла привыкнуть к жизни без коллектива. А тут еще собственный сын Толик приподнес сюрприз - он присел на западную музыкальную заразу. Заразу звали Но «молодость страны» упорно не хотела слушать про «Неба утреннего стяг в жизни важен первый шаг слышишь реют над страною ветры яростных атак и вновь продолжается бой и сердцу тревожно в груди и Ленин такой молодой и юный октябрь впереди». Толик тоже чхать хотел на беседы, на Пахмутову, на угрозу исключения из комсомола. Аккуратно намекнув, что не держится за эту организацию. И по-прежнему продолжал балдеть от Ленинша вынуждена была смириться. Она вообще не любила музыки, считала ее буржуазной придумкой, отвлекавшей народы от классовой борьбы. Но особенное омерзение у нее вызывал оргaн. Это с его помощью композиторы от Баха до Немана делали пролетариат мягким и сентиментальным. Ленинша противопоставляла ненавистному многоэтажному монстру свою любимую балалайку, три струны которой вызывали у нее сильнейший эмоциональный подъем и ностальгию. Вспоминала она свое короткое детство, прошедшее в условиях палеолита, в какой-то удмуртской деревне. Страшные годы войны. Вспоминала, как быстро освоила основные женские профессии СССР - грузчицы, бетонщицы и каменщицы. Как попала в Крым в конце сороковых поднимать из руин Севастополь. Вспоминала, как работали в три смены, а уставали так, что она до сих пор не понимает, как, когда и каким образом на свет появился Толик. Вспоминала свою первую крупную покупку. В 1961 она обзавелась раскладушкой и зимними вечерами мечтала, лежа на ней, о новых космических полетах, мысленно желая здоровья Юрию Гагарину и Герману Титову, уже побывавшим в космосе и утершим нос американским выскочкам. Кроме мечтаний, заняться было нечем. В бараке, в котором она жила, не было ни света, ни воды. «Ничего, - шептала Ленинша, - потерпим. - Раньше думай о Родине, а потом о себе», - повторяла она слова любимой песни. Хорошо еще родное государство помогло - Толик жил в интернате на всем готовом, и Ленинша видела его только один месяц в году. Зато на стене рядом с отрывным календарем и иллюстрацией из «Огонька» картины В. Перова «Тройка» висело уже четыре грамоты, а на тумбочке стоял трехтомник В. И. Ленина, подаренный ей на юбилей строительного треста. Шли годы, на ее глазах рос, расцветал и хорошел белый город у моря. Она любовалась бетонным изобилием и государственной символикой, украшавшей фасады домов, и гордилась - в этой красоте есть и частичка ее труда. Выйдя на пенсию, Ленинша любила бродить по улицам Севастополя, ставшего ей родным, а возвращаясь домой, с любовью проводила рукой по полному собранию сочинений любимого Ленина. Только однажды она не успела погладить Ильича. Толик снял наушники и сообщил матери: «Распался СССР». - Как это распался? - нервно спросила она, покрываясь холодным потом ужаса. - Так. Распался - и все, - весело подтвердил Толик. - Гонялся за капитализмом, не выдержал и развалился. - Перестань зубоскалить, - строго оборвала Ленинша сына. - Что же теперь будет? - Мы пойдем другим путем, - резвясь, продолжал Толик. - Не смей! - взвизгнула Ленинша. - Никогда не смей повторять эту фразу, она принадлежит Владимиру Ильичу, только ему, слышишь?! Он произнес ее в начале великого пути! - Путь оказался не таким уж великим, - пробурчал Толик. - Семьдесят лет в масштабах вселенной ничтожно малая величина. Но Ленинша его не слышала. Она лежала на диване и страдала. Жизнь проносилась перед глазами. Жизнь была потрачена, чтобы превратить любимый город в неприступную крепость. Ленинша все эти годы вместе с руководством страны готовилась к войне. Были учтены ошибки военных компаний 1854-1855 и 1941-1942 годов. В самых удобных местах в городе расположились объекты военной инфраструктуры. Казармы, доты, командные пункты, склады и т. п. Всё это хозяйство тщательно защищалось бетонными заборами с колючей проволокой, прожекторами, охраной и патрулями. В красивейших живописных бухтах притаились ракетные крейсера, вертолетоносцы, эсминцы, тральщики, катера на подводных крыльях, превратив бухты в стратегические объекты. В гигантском тоннеле - канале, пробитом в Балаклавской скале, ждали сигнала подводные лодки. В городе не было ни одного приличного пляжа, ни приморских гостиниц, где могли бы оставлять свою твердую валюту финны, поляки, латыши и любопытные американские пенсионеры с «Кеноном» на пузе. Город нес свою карму, получая из Москвы за свою верность время от времени подарки - то городской автобус, то жилой дом. Ленинша тяжело переживала распад. Она смотрела на глобус и физически ощущала, как уменьшилась в размерах ее родина. Сидя на кухне у грязного окна, которое она так и ни разу не успела помыть со времен 50-летия Октябрьской революции, страдала по поводу территориальных притязаний Японии. - Ни пяди родной земли! - Ленинша ударила кулаком по подоконнику и убила таркана. В то непростое время Ленинша записалась во всевозможные патриотические кружки и еще более укрепилась в ненависти к Соединенным Штатам. Ненависть вызывало и то, что любой американский товар всегда лучшего качества, чем отечественный. И то, что годовой бюджет России - всего неделя в жизни США, и то, что американки надевают памперсы своим малышам с тридцатых годов. И то, что «Вояжер-2» прислал на Землю хрен знает откуда снимки Нептуна и Тритона. Именно в этот период она обратила внимание на новую восходящую звезду российского политического Олимпа - Владимира Жириновского. Правда, вначале ставшая мнительной Ленинша думала, что он - смена Аркадию Райкину, т. е. пародист, выступавший за деньги. Но разобравшись, что к чему, бросила к его ногам свое сердце и мечтала лично помыть его сапоги в Индийском океане. Прошло несколько лет. Толик и Нелка жили на микроскопической даче тети Нины, которую добрая тетка сдала в аренду племяннице. Они здорово напрягали родню. Неаккуратный Толик оставлял на коврах кофейные пятна и разбил несколько уникальных тарелок и чашек. В свою очередь, Нелку мутило от одной мысли жить со свекровью с ее пыльным Лениным и культурными слоями грязи. Наконец, она не выдержала. Подсчитав свои сбережения и бермудовские проценты, поставила Толика в известность по поводу реорганизации жилья. Стали ждать удобного случая. Он вскоре представился. В Севастопольской гавани бросил якорь американский эсминец. Он прибыл с визитом дружбы и передал в дар украинским ВМС госпиталь. Ленинша немедленно прибыла на площадь Нахимова и провела в пикетах неделю. Она так орала, что не выдержал и лопнул мост, державший почти все зубы. Зубы вместе с лозунгом «Нет НАТО» покинули свое место и, как автоматные гильзы, разлетелись по асфальту. Но это не поколебало Лениншу. Собрав добро, она дожидалась, пока вражеский корабль покинет акваторию Севастопольской бухты, и долго грозила кулаком уходившим в сторону Босфора серому монстру с развевавшимся на корме звездно-полосатым флагом. Ленинша возвратилась домой уставшая и погруженная в свои мысли. Остановившись перед дверью и подняв глаза, увидела отделанную под красное дерево бронированную дверь. «Парадное перепутала», - мелькнуло в голове. В подьезд зашел ее сосед, бывший боцман Анисимович. Он поздоровался и, открывая свою квартиру, спросил: «Что не узнала своей двери? Уже неделю стучат». У Ленинши задрожали ноги. Она нажала кнопку звонка. Дверь открыла Нелка. Ленинша вошла и остановилась, пораженная. Это была не ее квартира. Она не узнала своего жилища. Пропала грязь, копившаяся с шестьдесят седьмого года. Куда-то сгинули тараканы и полное собрание сочинений ее кумира. Со стен исчезли многочисленные грамоты и выцвевшая иллюстрация картины художника Василия Перова. Свет, пропущенный сквозь новые стеклопакеты, освещал испанскую керамику. Бликовал на немецкой сантехнике. Чешские обои и паркетный пол поражали безукоризненностью. По квартире вместе со свежим воздухом кружился аромат новых вещей. Вещи находились тут же. Они начали новую жизнь и выделывались друг перед другом своим дизайном, функциональностью и цветовой гаммой. В коридоре лежали их пустые упаковки. Тут же стоял мешок с советским прошлым Ленинши. Наконец, она пришла в себя. Строго спросила: «Где Ленин?». Нелка достала из мешка с советским прошлым алюминиевую крышку от кастрюли и, глядя на Лениншу своими серыми честными глазами, начала медленно сворачивать крышку в трубку. - ЛЕНИНА БОЛЬШЕ НЕТ! ОН УМЕР! ПРИШЛА ДРУГАЯ ЖИЗНЬ! - четко чеканя каждое слово, ответила Нелка и опустила трубку в карман баевого халата Ленинши. Бывшая крышка жалобно звякнула, встретившись в кармане с зубами. Лениншу пробил озноб. Как в бреду, она повернулась и вышла во двор, повторяя: ЛЕНИНА БОЛЬШЕ НЕТ! ОН УМЕР! ПРИШЛА ДРУГАЯ ЖИЗНЬ! Во дворе она дошла до скамейки, села на нее и умерла. |
||
|