"Рисолинда" - читать интересную книгу автора (Войцеховская Галина Анатольевна)Глава 6.Старый пасечник сидел за столом, тяжко вздыхал. Вытирал рукавом слезящиеся глаза. Хоннор, положив на лавку ноющую от долгой ходьбы ногу, жевал медленно и устало - кусок не лез в глотку. Мелисента вышла из-за занавески, где метались неровные тени светильни, слышались плач и стон. Откатывая рукава, села за стол. Взяла было кусок лепешки, да отложила: - И что же, никто их здесь не видел, не знает - что за люди такие? - Они не заглянули в деревню. Дом Шоннана возле самой дороги. Несколько человек поскакали вперед отряда. Шоннаха их видела - полоскала белье на ручье. Она поторопилась дополоскать, чтобы помочь старой Шоххе принять гостей - кто ж знал, что это за гости... Оставила на мостках корзину с мокрым бельем, а сама побежала по тропе вдоль ручья. Пока добежала до опушки - они уж спешились. Старая Шохха приветствовала их на пороге. Они спрашивали о чем-то, она не знала, мотала головой - Шоннаха видела... Потом рубанули Шохху топором по склоненной маковке. Так она у порога и осталась лежать - мертвая. Они в один миг вынесли, что им в доме понравилось - Шоннан жил достойно, богато. Поделили, в сумы седельные распихали. Полотно в суму не влезало - бросили на землю, саблями порубили... Мед тоже вынесли, брагу, еду, какую нашли. Отряд подошел - все съели тут же, возле мертвой старухи. В каморе медовуху в бочонках нашли - забрали с собой. Уходя, дом подожгли - надобности в том не было никакой, из черной жесточи своей подожгли. Мальца они в доме оставили - он им не нужен был, они и не подумали о нем... Не подумали, что ведь он заживо сгорит. В хлеву скотину перебили... Скотина-то им чем помешала? С собой забрать не могли - так перебили, и все... Они на дорогу только повернули - Шоннаха в дом забежала, сына выхватила из колыбели. Уж на самом пороге была, когда рухнула крыша. Сил моих нет слушать, как она стонет... Помрет ведь, а?... Или не помрет? - смотрел на Мелисенту с тоской и надеждой, моргал красными веками. Она поспешила утешить: - Не помрет, не бойся. Ожоги не сильные - все ж её крыша не привалила, только огнем обдало. Больно, конечно, вот и стонет. Я ей настойку дала, на маковом молочке. Она проспит спокойно всю ночь. Мазь целебная к утру раны-то подсушит, подживит. Ничего,... обойдется,... жива будет твоя дочка. Старый Шошон горестно вздохнул: - И откуда ж напасть такая на нас? Раньше никогда не видано было такого разбоя. Кто такие, откуда пришли? А ежели вернутся? Тогда что? Я парней пятерых послал - молодых, легконогих - устроить заставы вдоль кромки леса. Чтоб хоть загодя предупредили. Сына своего послал... Живого увижу ли? Хоннор вздохнул тяжело: - Разбойникам-то здесь деваться некуда. Дорога упирается в ущелье, моста там теперь нет. За старой винокурней - горы да лес. Они вдоль дороги все сожгли, разграбили. Видно, не думали, что дальше пути нет, и придется возвращаться. А теперь - припасы кончились, еды достать уже негде. Беспременно они вернутся сюда. Шошон покосился на Хоннора: -- А твоя изба-то ближе к винокурне. В сторонке немного, но от дороги просека есть, не минуют. Припасу у тебя, чай, немало. Ты мужик хозяйственный. Может, там возьмут еду, да и пойдут куда-нибудь... в другую сторону. -- Не надейся, старик. К нам трое уже заглянуло, остальные ниже по реке ушли... Избу сожгли... -- А сам-то ты как же? - Отбился... -- А она-то?... Девка-то?... А?... - он мялся, не решаясь спросить страшного, стыдного... Мелисента усмехнулась: -- Они сначала чинно подошли. Спросили, не проходил ли чужой кто, не проплывала ли лодка. Я им объяснила, что тут лодки не плавают, что ниже по реке водопады. Расспросили, кто ещё в здешних местах живет. К столу я их пригласила - щи как раз в печи доспевали, и хозяин вот-вот прийти должен был. Они вроде направились к столу, я чугунок-то вынимать стала, а тут один меня и облапил. Оглянулась - они все ко мне руки тянут. Сопят, толкаются... Ну я чугунок-то кипящий схватила, - Мелисента показала волдыри на ладонях - с разлету щами на них плесканула. И в подпечек прыгнула, в дровяницу. Они от боли ревут, визжат... Потом давай головни из печи в дровяницу кидать. Я из дровяницы в сарай выскочила, там дверка была, чтоб дрова через горницу не носить, в избе не мусорить. Из сарая в ворота - и к лесу бегом. Они из избы через окошко увидали. Бросились следом - злые, обваренные, волками воют. Да тут и Хоннор подоспел - положил всех, дубина у него тяжелая. А изба сгорела... Мы было через лес на винокурню двинулись. Думали, просто разбойники какие напали на нас. Подошли - винокурня горит, на поляне отряд целый, все перепились... Им дальше винокурни не пройти - скалы там, водопады. Значит, дня через три обратно пойдут. -- Что ж не сразу? -- Да мы подумали, что нам времени надо побольше, чтоб убежать. В лесу без еды, без крыши над головой долго не протянешь. Нужно было выбираться к человеческому жилью. Ближе вашей Шоши ничего нет. От винокурни сюда два дня пешего ходу. Хоннор не быстрый ходок, а они на лошадях... Ну, и придержали их дня на три. -- Это как? -- Мелисента им ночью травы какой-то в бочку с крепким хлебным вином подсыпала. Там стояла початая... Они её с самого утра, видно, и допили, раз до сих пор сюда не явились... -- Что ж они - может, помрут? - в глазах старого пасечника вспыхнул лихорадочный огонек. -- Нет, - покачала головой Мелисента - такого у меня ничего нет. Я лечить людей могу, а травить их до смерти у меня нечем. Благодарение Святыням, что хоть те лекарства да настои, что я за лето наготовила - все в летней кухоньке хранились, в стороне от избы. Места здесь на всякое разнотравье богатые, я много чего припасла. Половину хотела там и оставить - нести тяжело. Хоннор не допустил - подобрал все, до последней сухой былинки. Вишь ты - пригодились... -- А чего ж ты им подсыпала? -- Да разного намешала - глистогонного, слабительной горькой соли, и еще траву, которую беременным дают, чтобы потуги были сильнее. Думаю, дня три под кустами маяться будут. Да, вдобавок, после такого поноса в седло сразу не сядешь - задница раздраженная, огнем гореть будет. Может, и еще день-другой никуда не двинутся. Старик рассмеялся: -- Такого я ещё не слыхал. Говоришь, дня три, а то и больше. Что ж, нам времени терять нельзя. Женщин, детей уведем в пещеры, выше по ущелью. Ульи с пчелами сейчас на медосборах, на горных лугах. Скотину на пастбища отгоним. Всякое имущество и хозяйство тоже припрячем... Дома сожгут - запросто... Озлятся, что грабить нечего - и сожгут. Скоро осень, зима - в пещерах в холод не пересидишь. Детвора болеть будет... А не допускать сюда разбойников - боя не избежать. Из нас - какие бойцы? Мы, пасечники, люди мирные, воевать не умеем, оружия у нас нет... Они ещё немного поговорили, и улеглись по полатям - завтра предстоял тяжелый, хлопотный день. Ночью Шошон проснулся оттого, что Мелисента трясла его за плечо: -- Проснись, старик - послушай, что я придумала! - через час Шошон собрался, и, переговорив кое с кем из мужчин, поспешно отправился в горы, на самые далекие луга, в известное ему одному тайное местечко... Вернулся он на следующий день, к вечеру - измученный, больной, опухший до неузнаваемости. Деревня встретила его мертвой тишиной. Лишь ветер гонял по пустым улицам сухую солому. Шошон из последних сил шел к узкому входу в долину. Там кипела работа, сновали люди. Его заметили, побежали навстречу, подхватили старика. Трясущимися руками он вынул из-за пазухи кожаный сверток, протянул Мелисенте... -- Где они? - прохрипел Шошон. -- Мальчишки дежурят вдоль дороги, в заставах, начиная от опушки Липового леса. Это день пути. Первая застава подала сигнал час назад. Значит, завтра утром они будут здесь. -- Все готово? -- Да, теперь уже все. Мы так боялись, что ты не успеешь... -- Только бы ночью не напали... -- Мы завалили вход в долину колючей акацией. Они не пролезут в темноте. С утра растащат ветки, зайдут в долину. За домом Шоннана мы все подготовили, как договорились... Такую встречу эти негодяи никогда не забудут! На закате с последней заставы вернулся Хоннор: -- Идут! Отряд тот самый, что Мелисента угостила зельем на сожженной винокурне. Травки-то на деле не слишком безобидны. Самые жадные, видно, поплатились - пяток лошадей ведут на поводах, без всадников. Еще несколько человек в седла сесть не могут - тянутся в раскорячку, отклячив зад. Пояски штанов и не завязывают - то и дело присаживаются под придорожные кусты. Один, я видел, так и свалился под очередным кустом. Мелисента нахмурилась: -- От поноса человек слабеет быстро, а тут еще и голод - который день подряд... Нужно будет подобрать того, под кустом - если он ещё жив. Негоже, чтобы человек погиб вот так - как собака бездомная... Молодой пасечник сердито перебил её: -- Я Шоннан. Эти звери зарубили мою мать, дом мой сожгли, все разграбили. Жена лежит обожженная - мук таких врагу не пожелаешь. Сын угорел - едва жив, синий весь. А ты хочешь, чтобы я разбойника, негодяя, виновного в моей беде, спас от собачьей смерти! Да ему и десяти таких смертей будет мало, чтобы искупить все то зло, что он нам причинил! -- Да, Шоннан. Он причинил вам зло, страшное зло... Но его смерть этого зла не искупит - какой бы мучительной она ни была. Никакие его муки не искупят мук твоей жены. Его смерть не вернет жизнь твоей матери. Зло в ответ на зло - это уже два зла... Зло не уничтожается злом, Шоннан. Зло уничтожается только добром! -- Так что же это получается? - вскипел Шоннан - Выходит, я должен беспокоиться о каком-то негодяе и разбойнике? Что он, того и гляди, сдохнет под кустом в нашем лесу? Я должен думать об этом? -- Нет, Шоннан, - девушка упрямо вздернула подбородок - ты должен думать не об этом! Не о том, что под кустом лежит негодяй и разбойник. Ты должен думать о себе - чтоб тебе самому не стать негодяем, бросив умирать в лесу беспомощного, исстрадавшегося человека. Потому что зло, единый лишь раз допущенное в чистую душу - овладеет ею! -- Что с того, если я буду жесток со своим врагом? Я хороший отец и ласковый муж. Почтительным сыном я уже не буду, потому что они убили мою мать - мне больше некому быть сыном... Я имею право ненавидеть и мстить! Это не разрушит моей души... -- Все под солнцем имеет свой путь. Нельзя остановить созревание зерна, или рост плода, или развитие младенца во чреве матери! Так и со злом - стоит его принять один раз, и оно начнет расти и зреть в твоей душе. Ты не можешь остаться чуть-чуть жестоким и немножко подлым, и не породить большего зла - как твоя жена не может остаться немножко беременной, и не родить дитя. Ты не должен допускать зла в себе самом - а об отмщении чужого зла позаботятся Высшие Силы. Шоннану, видимо, хотелось возразить этой пичуге, которая смеет учить его - почтенного, умудренного жизнью человека... Учить чему-то такому, что он не может и не желает принять, против чего протестует весь его жизненный опыт! Шоннану хотелось ответить - сурово и веско, чтобы все вокруг согласно закивали головами, и единодушно признали его правоту - но ответа не находилось. Он досадливо махнул рукой, и поторопился отойти от Мелисенты. Хоннор лежал на ворохе сухой травы у входа в пещеру, а Мелисента растирала барсучьим жиром его колено. Он пыхтел, хрустел зубами, и тихо постанывал, когда горячие ладони дотрагивались до самого больного места. Шошон уселся рядышком, и смотрел на её занятие щелками заплывших глаз. Она улыбнулась старику: -- Досталось тебе, Шошон? Полечить? Старик помотал головой: -- Нет, мы привычны к пчелиному яду. Скоро все пройдет без следа. Я хочу сделать тебе подарок - возьми. - Он протянул девушке скромное бисерное ожерелье - тонкую прочную нить, на которой черные бусины перемежались с коричневыми и желтыми. Мелисента взяла ожерелье, покатала в ладони: -- Похоже на горстку пчел... Пасечник улыбнулся: -- Так и есть. Говорят, что это ожерелье Пчелиной Королевы. Много поколений нашего рода передают его из рук в руки. Да только никому ещё не удавалось разбудить заключенную в нем древнюю Магию... Завтра - особый день. Никогда смерть не была так близко к нам. Если дело дойдет до настоящего боя - я умру первым, потому что я старейшина рода, и должен буду повести людей на гибель. Род Пчелиной Королевы исчезнет и тогда некому будет хранить ожерелье... Если же твоя хитрость сумеет спасти нас - ожерелье твое по праву. Чем же иначе сможем мы тебя отблагодарить за спасение стольких жизней? -- Я не жду благодарности... -- Неуместная скромность так же предосудительна, как и неуместное бахвальство. Жизни своих родичей я ценю дорого. Ты не можешь сказать, что это пустяк, не стоящий благодарности. -- Ты прав, Шошон. Спасибо тебе за драгоценный подарок. Старый пасечник взял ожерелье с её ладони: -- Давай, я надену его тебе. Мелисента откинула капюшон, склонилась к старику. Тот вдруг замер с поднятыми руками. Потом торопливо застегнул ожерелье, заговорил дрожащим голосом: -- Благодарение Святыням за то, что мне позволено лицезреть... - Мелисента торопливо закрыла ему ладошкой рот. -- Спасибо, Шошон. Не нужно больше ничего говорить... Старый пасечник, кланяясь, попятился из пещеры. Хоннор изумленно смотрел ему вослед: -- Что это с ним? Про что это он? Кого лицезреть? Мелисента рассмеялась: -- Не бери в голову, Хоннор. Пойдем-ка лучше спать - завтра будет тяжелый день. |
|
|