"Плаванье великой черепахи" - читать интересную книгу автора (Демченко Оксана)

Глава 4 ХРАМ РАВНОВЕСИЯ

Леди Аэри сидела на полу кареты, подбрасывая в печурку по одному угольку. Тепла хватало и без добавок угля, но так легче и удобнее думать. За два с половиной десятка дней удалось сделать немало. Да что там, прежде ни разу ни у одного настройщика душ не получался столь интересный расклад.

Гласень после очистки сознания от наслоений юношеских обид и проблем нереализованности своих талантов раскрылся по-новому. Двигается, и то иначе. Плечи расправил, смотрит прямо, спокойно и уверенно. Слушает охотно и думает вполне по-взрослому. Опять же, помолодел. Смотрится теперь зим на сорок пять – пятьдесят в человеческом счете. А как владеет звуком! Освоил основы баланса и уверенно двигается вперед. Отличный ученик, уже давно работающий осознанно, заинтересованно и без стремления тайком сделать гадость.

Зрец и того приятнее. Бывают такие люди: врожденно крепкие, с убеждениями и даже заблуждениями, вызывающими уважение и трудно поддающимися изменению. Ёрра до сих пор нет-нет да назовет ее отродьем Ролла. Беззлобно, но со значением. Помнит, что ампари – иные и людям не родня. Он, кажется, вполне доволен этим фактом. Своим правом на уникальность – так он видит несхожесть двух рас… Если бы удалось вернуть ему зрение! Не ту жалкую толику, что постепенно восстанавливается, а всё, в его полноте! Как порадовался и раскрылся бы Ёрра. Хотя и сейчас он счастлив. Уже восьмой рассвет колет старый тусклый глаз, некогда лишившийся возможности ощущать прикосновение лучей Адалора. Зрец с детским восторгом твердит часами: вот тень, а здесь свет. Просит гласеня Нагиала встать против света и щурится, разбирая его профиль. И нет ему больше дела до вампиров, чья кровь ощущается весьма отчетливо и близко. Куда интереснее предсказывать погоду и вид на урожай почтительным и благодарным селянам. Сообщать светцам, хороши ли дела дома во время их отсутствия, не болеют ли дети. Оценивать справедливость торговых сделок. То есть быть зрецом в самом точном и полном смысле этого слова.

Леди Аэри подбросила еще один уголек. Улыбнулась, глядя, как он обрастает лепестками огня. Научить душу гореть, а не чадить – великий труд. Удается он в полной мере редко. Слишком редко, особенно применительно к взрослым людям. Сотник – ее гордость. Слегка подправила и притормозила быстроту его решений, опасную случайными ошибками, ведущими к запоздалому раскаянию. Сместила жажду успеха к более достойному стремлению принять власть и воздать за нее разумностью и полезностью правления. Пока характер светца еще в движении, но потенциал есть, и великий. Душевная щедрость, умение смотреть в лицо правде, даже неожиданной и непривычной, мужество, уважение к своим спутникам…

Жаль, все успехи не радуют, не спасают от отчаяния, все плотнее сжимающего сердце. Ее сын, ее Арха в беде. На этом берегу – ну почему? Ведь все давно ушли! И не просто на берегу, а в плену у людей. Она ощутила его боль, осознала близость к смерти и несвободу с первого дня этого кошмара. Свет померк. Не осталось настоящего азарта и желания менять людей. Не осталось сил для работы. Правда, странные охотники сами уже привыкли меняться и взялись помогать ей. А еще уступили карету в полное распоряжение, снабдили теплой одеждой, раздобыли травы, полезные для ампари. Ёрра уговорил избавиться от паразитов и твердо заверил: никакое обращение ей не грозит. Он единственный зрец людей, поскольку второй погиб, это не прошло незамеченным. И он скажет что следует.

Леди согласилась и стала лечиться. Пьет мерзкую, вызывающую острые болевые приступы, ядовитую для людей черную глань. Заедает не менее противным тертым корнем арниса. Печень уже освободилась от заразы. Через пару дней станет гораздо лучше, силы начнут прибывать.

А зачем ей силы? И так ощущает: упрямый Шарим не стал ждать весны, как было велено. Поплыл в море, но разве его одолеть зимой? Спасибо хоть, до сих пор жив. Но, увы, находится на берегу людей и подвержен угрозе. Что ему потребовалось в столице? Ведь туда стремится, если уже не попал в этот человечий капкан из каменных стен и вонючих улочек.

Аэри всхлипнула и легла на пол кареты, не находя более сил верить в хорошее. Зачем она живет? Зачем, если впереди лишь плен и одиночество? Утрата сыновей, которую ни одна мать не осилит. К тому же она так и не знает наверняка, выжила ли дочь. Тойю увезли на побережье в столь беспросветно тяжелом состоянии… Конечно, брат обещал, что присмотрит и позаботится. Но голоса крови обоих молчат, не отзываются. Так бывает, когда ампари угасают. Или когда их мысли не возвращаются на покинутый берег.

Дверца чуть скрипнула, в карету запрыгнул сотник Фарнор. Возмущенно охнул, нагнулся, поднял, силком довел до дивана. Уложил, укутал, отругал:

– Сколько можно донимать себя ужасами! Нас учишь, а сама рассыпаешься. Что на сей раз?

– Неважно. Все хорошо.

– Ты перепутала, слепой у нас зрец, – ехидно отметил сотник. – И тот кое-что разбирает благодаря твоим усилиям. Арина, давай я скомандую привал на пару дней. Отдохнешь, погуляешь. Погода установилась: снежок, солнышко. А в столице слякоть, мне купец знакомый сказал, он как раз оттуда.

– Что еще сказал? – цепко вскинулась Аэри.

– Маэстро при смерти, – криво усмехнулся сотник. – Нельзя тебе в столицу. Зарежут и выпьют тебя как последнее средство продлить агонию.

– Не меня, так его, – тихо отозвалась женщина.

– Значит, про вторую охоту ты знаешь, – заинтересованно отметил сотник. –Я так понимаю, у нас отозвали младшего зреца, этого недоучку с вечно задранным носом, когда заметили что-то странное на побережье, на черном острове Ролла. Ёрра давно сказал: зрец погиб. Но, как я вижу, добился своего. Тот, кого схватили, он тебе не чужой?

– Не чужой, – нехотя кивнула Аэри.

– Что ж, надо надеяться на лучшее, – с нажимом велел сотник. – А карету я останавливаю. Не следует нам спешить. Сейчас отнесу тебя в дом, уложу в тепле и накормлю обедом. Заказывай, что подать? Рыбу или курочку?

– Не хочу есть. – Аэри прикрыла глаза.

– Надо. Это все твои травы, от них тягостно на душе. Пройдет. Я закажу кашу. И позову Ёрру, чтобы он тебя кормил. Пусть тренирует глазомер.

Аэри тихонько, почти не желая того, рассмеялась. Еще бы! В прошлый раз зрец пытался напоить ее медовым взваром. Пришлось выбросить мантию Ёрры и ее платье. Липкое горячее питье было повсюду, карету, и ту сменили. А если вместо меда представить кашу?

Рядом с сотником уже сидел гласень. И использовал, подлец, новообретенный голос. Отрабатывал воздействие на ней, своей наставнице. Утешал и убеждал: обойдется. Адалор милостив.

– Мы зовем его Адар, – возмутилась Аэри. – И в нашей вере он не милостив, а всего лишь разумен.

– Чадо, обратись к свету истиной веры, несущему надежду и исцеление боли ран душевных, – мягко и напевно предложил гласень.

– Дожили, – сварливо пожаловалась самой себе Аэри. – На меня пытаются влиять люди! И ведь не без успеха: надежды не прибыло, а вот боли убавилось. Ваша взяла, буду кушать кашу. Где мы?

– Пустой тракт у самой развилки с летним торговым путем на Брогрим, – отозвался Фарнор без задержки. – Справа Лихие скалы, за ними охотничьи угодья эргрифа. Через час доберемся до…

– Погоди, – заинтересовалась Аэри. – Знаю я это место. Вам было бы полезно посетить тут кое-что. Заседлайте мне коня. Пусть прочие едут и готовят стоянку, мы отлучимся ненадолго.

– Куда? – оживился Фарнор. – Люблю я твои затеи.

– Здесь некогда стоял наш храм равновесия, – задумчиво отметила Аэри. Его не разрушили, кажется. К нему просто нет проезда. Закрыт, опутан сетью убеждения. Неподготовленный человек видит стену камня. Но вот Ёрра… он должен рассмотреть врата. Ему будет полезно их искать, хорошая тренировка для зреца.

– Ты говорила, что у ампари нет храмов, – удивился гласень.

– Нагиал, это особый случай, – живо возразила Аэри. – Сто зим назад мы задали вопрос Адару и Роллу. Для того и нашли место и возвели стены, сориентировав их по сторонам света. Нанесли узор, уложили на весы камни истины. И стали ждать.

– Что за вопрос?

– Будет ли достигнут мир, – усмехнулась Аэри. – Мы спрашивали не столько про людей и себя, сколько про демонов. Хотели узнать, есть ли надежда избавиться от утомительных и полных утрат набегов этих страшных существ.

Во взгляде сотника разгорелось жадное любопытство. О демонах он узнал впервые от Аэри на третий день совместного движения. И с тех пор утратил остатки враждебности к вампирше. Для воина общий враг – лучший повод приложить усилия к налаживанию взаимопонимания со сложным, но все же союзником. О прорывах мирового поля и атаках демонов, их возможностях и типах, тактике борьбы с чудовищами, Фарнор мог слушать непрерывно. Без отдыха и сна. Потому что полагал: скоро война и надо заранее знать нового врага. Гласень пусть убеждает служителей, а людьми эргрифа займется он. Война – страшное и тяжелое время. Но в итоге люди сплотятся и откажутся от многих прежних заблуждений. Сменят предводителей, в конце концов.

Гласень и сотник покинули карету, Аэри быстро переоделась для верховой поездки. И отметила, кряхтя и тяжело устраиваясь в седле, что ей и самой интересно. Боги, по мнению ампари, крайне редко соглашаются отвечать на вопросы смертных. По сути своей такой вопрос – это и есть молитва, посланная высшим от лица всей расы, в едином звучании голосов и душ ее опытнейших лордов.

Зрец нашел проход в скалах довольно быстро, Аэри не пришлось помогать ему в непростом деле, и Ёрра теперь ехал первым, вполне заслуженно гордясь собой. Его способности в присутствии Аэри и при ее наставничестве заметно выросли, это признавал даже гласень. Теперь зрец не только видел явления и обстоятельства дальше и глубже, но и утомлялся гораздо меньше. Вот и сейчас: исполнил сложнейший поиск – и даже не сбилось дыхание. А ведь во время охоты умирал, разбитый усталостью.

– Как вы строили храмы? – спросил Ёрра, и эхо его звучного голоса зашуршало в узком коридоре меж скал.

– Собирали лордов, хранителей равновесия, – отозвалась Аэри. – Для получения ответа на важный вопрос звали всех, их обычно было двенадцать. Искали точку открытости, как мы это называли. Из такого места вопрос уходит вверх и не гаснет, не рассыпается на мелкие случайные мысли, подобные неверному эху. В пределах избранной области находили участок на возвышении, желательно с каменным основанием, защищенный от ветра. Еще много требований, но вряд ли они для вас важны. Затем размечали основание, шлифовали площадку до зеркальной ровности, возводили стены и купол. Внутри устанавливали вопрос.

– Устанавливали? – восхитился гласень.

– Да. Скоро увидите сами. Это похоже на сложные многоярусные весы. На каждом уровне – коромысло с двумя необязательно равными по длине плечами, оканчивающимися ладонями чаш. В чаши укладывались шары. Один из них, отрицание перемен, опускают лорды равновесия. Второй, его противовес, опускают в чашу лорды – настройщики душ.

– И потом? – заинтересовался Фарнор, пока не понимающий даже, как выглядит вопрос.

– Поют, используя всю силу голосов. Шаткое равновесие начинает колебаться, чаши приходят в движение. Тогда храм запечатывают и уходят. Надолго. В общем-то по древнему закону узнать настоящий ответ может лишь один из настройщиков душ, почти забывший о храме и случайно оказавшийся возле него.

– Значит, тебя следует именовать лорда Арина, – предположил Нагиал.

– Леди, так правильнее. Я уложила камень в третий ярус весов. В ту часть вопроса, которая предполагает возможность объединения людей и ампари перед ликом общей угрозы, – вздохнула Аэри.

– И ты немало сделала в этом направлении помимо укладки камня, – с уважением отметил Нагиал. – Скажи, а как мы разберем ответ?

– Это просто, – грустно отозвалась леди. – Сами поймете, когда мы откроем двери храма.

Дальше ехали молча. Солнце то высвечивало скальный коридор, то погружало его во мрак, отрезанное очередным поворотом. Ветерок со свистом обтекал каменные бока, то усиливаясь, то стихая до шепота. И тогда торопливые снежинки удивленно замирали в воздухе и принимались неуверенно крутиться, озираясь и выбирая наилучшее место для посадки…

Нагиал дождался очередного момента тишины и негромко пропел несколько звуков полуденного гимна. Отданные скалам в звучании, они не угасли и породили целый вихрь откликов. Как утверждала Арина, можно обновить свои силы, отдавая от всей души. Гласень помнил совет и сейчас как раз пробовал его воплотить.

– Это мне? – удивилась леди, торопливо снимая перчатки и подставляя ладони странному, многозвучному потоку эха. – Спасибо, очень красиво и удачно. Сам видишь, как изменился цвет силы?

– Не совсем отчетливо, – смутился гласень.

– Это оттого, что ты посылал в сомнении, – улыбнулась Аэри. – Сперва пел полный канон. Затем добавил от себя, так показалось точнее. Канон у вас белый, то есть теоретически белый. Но этот цвет и звук не существуют в природе. Они – слияние иных цветов, их превращение. К нам вернулось ставшее красотой эха лишь то, что ты добавил от себя. Попробуй еще раз. И не обесцвечивай голос.

Нагиал покосился на женщину. Трудно с ней. Иногда до полного непонимания или озлобления. "Попробуй"! Да он и так старался во всю силу. Раскрашивал гимн, забыв о правилах. Хотел ее порадовать, а оказалось – бесцветно!

Аэри придержала коня, догадавшись по тяжелому дыханию гласеня о его переживаниях.

– Твой дар куда больше, чем ты сам позволяешь себе увидеть. Не надо думать о каноне. О силе голоса – тоже не надо. И о том, что ты гласень и тебя учили. Просто закрой глаза и сосредоточься, или наоборот – открой и выбери себе снежинку для наблюдения. Спой мне этот полдень. Не какой-то там чужой, отраженный в канонах и отгоревший сотню зим назад. Свой, этот. Как Ёрра нашел тропу, как мы хотим узнать ответ и как ты пожалел старую вампиршу, у которой болит спина. И что рассердился на меня – тоже.

Нагиал кивнул, прикрыл глаза. Сколько ни твердит ему Арина о свободе звучания, поверить невозможно. Вдруг он оскорбит Адалора или, хуже того, воззовет к Роллу? Ведь канон зачем-то существует! Правда, вампирша ехидно намекала, что весь канон – лишь неполная и плохо переведенная на язык людей часть основ знаний о звуке, присущих ее расе. Прочее либо затерялось, либо осталось непрочитанным. Полная основа как раз и предполагает искусство превращения в звук собственного настроения. И позже, на втором этапе – его изменения. А на третьем – создания… Если поверить Арине до конца, то придется принять и это. Что в ее народе имеются более высокие ступени школы звучания. Именно они дают контроль над людскими массами. Храм же восполняет свою безграмотность особой формой сводов.

Как не верить, если проповеди в семивратном столичном храме куда проще в исполнении и находят больший отклик в душах чад Адалора.

Нагиал так рьяно впился взглядом в снежинку, что та, как ему показалось, вздрогнула и сжалась. Полдень… Настроение у него тревожное, хоть за Ёрру и порадовался от души. Мыслей в голове мало, звучание выйдет коротким и блеклым.

К удивлению гласеня, эхо вернулось богатое и сильно измененное. Леди рассмеялась:

– Вот видишь, когда ты не боишься самого себя и не ищешь за каждым кустом хвост притаившегося Ролла, то можешь и отсылать, и изменять звук, не прилагая ни капли силы. Сегодня я довольна тобой.

– Почему вернулся иной звук?

– Потому что это мы и зовем, в самом общем случае, ответом. Ты полагал, что сомнения твои оправданны, но, судя по звучанию, они ложные. Рассеялись. И вернулась только гордость за Ёрру.

– Не понимаю.

– Но уже делаешь, – отметила Аэри. – Хочешь, я тебе спою полдень и даже добавлю вопрос?

– Что ты спросишь?

– Жив ли он. – Голос Аэри сорвался.

В каменный лабиринт метнулось несколько разрозненных звуков и, к общему удивлению, вернулись сильным многоголосым эхом.

– Ты про одного спрашивала? – усомнился зрец.

– Уже и не знаю. В ответе что-то такое намешано, – нахмурилась Аэри. – Люди, ампари… И еще невесть кто. Никогда не слышала о таких. Знаете, сегодня я больше не рискну задавать вопросы. И запомните, кстати: у нас не принято спрашивать часто. Нехорошо это. Лучше именно отдавать настроение и принимать отклик.


Храм открылся внезапно. Тропа обогнула высокую острую скалу и упала вниз, в ровную чашу каменной долины. Фарнор разочарованно вздохнул. Он ожидал увидеть большое величественное сооружение. С колоннами, узорами, а то и – куда денешься от въевшихся за долгие годы представлений – со здоровенной статуей гнусного Ролла. А здесь что? Невзрачная, в три роста конного, башенка. Круглая, никак не украшенная, серая, с остренькой черепичной крышей… Ни единого окна, ни единой щели. Только ворота, массивные, плотно закрытые.

Расчистить площадку перед ними от каменного крошева, дернины и мусора удалось быстро. Засов предусмотрительный сотник сперва промазал запасенным заранее маслом, затем подергал и пошевелил. Наконец мягко отодвинул, удивляясь тому, как легко скользит и как ладно пригнан этот не работавший сто кип механизм. Дверь открылась тоже без особого усилия.

Аэри подобрала камень, примерилась и разбила им глиняную емкость у стены. Оттуда в желоб потекло масло. Фарнор споро отыскал в вещах кремень, раздул паклю и бросил в желоб.

– Можно входить, – тихо сказала Аэри, глядя в пол. – Только я не знаю, хочу ли прочесть ответ. Вообще-то мы задаем вопрос и затем стараемся сами исправить то, что плохо. Я вот людей учу. Вас.

– Идем. – Ёрра обнял вампиршу за плечи и повел в храм. – Я в такой темноте не вижу ничего. Мне и не страшно. Подумаешь, ответ! Можно еще раз спросить, время-то прошло немалое, все переменилось.

– Не понимаю, – удивилась Аэри, глядя на то, что она описала как многоярусные весы. – Я говорила, что прочесть ответ легко, но я ошибалась…

Нагиал изучал чужой храм заинтересованно. Нагнулся, ощупал полированный каменный пол, покрытый толстым ковром слежавшейся пыли. Разгреб ее, пытаясь рассмотреть рисунок. Подошел к центру единственного помещения храма, изучая углубление, полусферу. Оказалась, в ней находится свободно, без всякой фиксации, вставленная ножка нижнего коромысла. Два шара лежат в ладонях – большой светлый в каменной чаше на коротком плече и малый темный – в лотке на длинном. В коромысле, с некоторым смещением относительно нижней ниши в полу, выбрано новое сферическое углубление. В него упирается очередная ножка, более тонкая, несущая свое коромысло – второй ярус. Над ним – третий, снова со смещением. И как такое может стоять, не падая? Выглядит исключительно шатко, а ведь не шелохнется! Самое невероятное, что все три белые шара сведены в одну линию.

– По-моему, вы сделали все, чтобы не получить положительного ответа, – усмехнулся Нагиал. – Как оно до сих пор не рухнуло…

– Если бы рухнуло, а шары укатились за желоб с маслом, это и считалось бы полным отрицанием, – задумчиво отозвалась Аэри, обходя сооружение в третий раз. – Не понимаю! Они словно приклеенные стоят. Отчетливо указывают на полное и окончательное решение. Тройное. Мы с вами будем жить в мире. Демоны уйдут. И вот – мир станет больше. Это совсем уже невозможно! Мы ведь просто указали нижним ярусом, что скоро намереваемся покинуть Дарлу, что уходим за море, смирились с утратой родины, и это данность. А шар занял положение, означающее новые горизонты. Хотя их нет.

– Угодить упырю нельзя, верное присловье, – прогудел Ёрра. – Что тебя беспокоит? Все удачно, глаже ровного! Но ты кипишь, как варево под крышкой.

– Ответ называется! – расстроилась Аэри. – Я и тогда говорила: ни к чему богов беспокоить. Все равно без пользы… Но здесь и здесь, как я понимаю, содержится намек на внешнюю помощь. Нет, я не могу это толковать. Идемте.

– Не может, а толкует преизрядно, – снова не смолчал Ёрра. – Я тоже рассмотрел. Хорошее место. И стрелочки сходятся на свете Адалора, белом и чистом. Все будет успешно. Поехали, Фарнор. Занятно мы прогулялись.

– Завтра вернусь и зарисую, – пообещал самому себе Нагиал. – Необычно выглядит. Глядишь, еще пригодится Гармониуму.

– Вместе съездим, – как о решенном, коротко подтвердил Фарнор.

Аэри не обратила на слова сотника особого внимания, еще раз пристально всматриваясь в положение камней. Сомневаться в столь удивительном ответе нельзя. Но принять его еще сложнее. Ампари ушли, малочисленные и утомленные войнами, непониманием и предательством. Люди утратили часть знаний и единство, находятся на грани внутреннего конфликта. Демоны вот-вот вернутся в мир, лишенный защиты. Ее сыновья на грани гибели… Где же надежда?

Глубоко в ее усталой душе, как бы леди ни усмиряла и не одергивала себя, всегда жила эта самая надежда. Упрямая и неистребимая, уцелевшая вопреки всему. Теперь, когда ей впервые позволили показаться на свет, – испуганная и бледная, как не знавшее солнца растение.

Всю обратную дорогу Аэри проделала молча. Съела полезную кашу, жидкую и не слишком вкусную. Пожелала хорошо отдохнуть своим спутникам и ушла в отведенную для нее комнату. Просторную, теплую, лучшую. Уже засыпая, леди согласилась с самой собой. Признала, что прятаться в замке Даннар было куда труднее. Убеждать старого грифа в собственной полезности, туманить сознание случайных людей, заподозривших ее природу. Каждый день бояться за сына… Ждать неизбежного: такой вот охоты, которая обязательно придет. Рано или поздно. И станет, кто бы мог предположить, не крушением ее надежд, а началом нового пути.

Утром Аэри проснулась в прекрасном настроении. Боли не донимали, слабость понемногу уходила, с каждым днем давая все полнее ощутить: ей еще не так уж много зим. И впереди, если вдуматься, целый век… Ёрра ворчливо потоптался на пороге комнаты, пользуясь своим правом слепца навещать кого угодно и когда вздумается. Обозвал лентяйкой и велел собираться на прогулку. Снега прибавилось, мир светел, каким не был еще с осени. Даже его старые глаза кое-что разбирают за окном. Спорить Аэри не стала. И даже не спросила, куда уехали сотник и гласень. Они ведь еще вчера собирались повторно навестить храм.

И действительно ускакали задолго до зари.

Теперь эти двое сидели на пороге чужого святилища и задумчиво рассматривали свои не особенно грамотные рисунки.

– На кой тебе эта мазня?

– Пусть будет. А на кой тебе понадобилось меня сопровождать?

– Уж я-то поехал не без дела. Слушай, гласень, как нам быть? Ее ведь уморят в столице. Доберемся мы туда через три дня, если не спешить и не мешкать. И что? Сделаем вид, будто ничего не случилось, попробуем жить по-старому?

– Не получится. – Нагиал свернул рисунки в трубку и скрепил завязочками. – Может, обойти Гармониум и отвезти ее к эргрифу?

– Нет. Для служителей она лишь упырь. А для дворца – еще и очень красивая женщина, беззащитная и находящаяся в плену.

– И то правда. Если бы Серебряный сдох, да простит меня Адалор, я бы рискнул… Но при нем – все безнадежно. Мои шансы быть допущенным в высшую октаву невелики. У него там трое надежных союзников. Опять же, маэстро при смерти.

– Гадать я не люблю. Давай так, – звучно рубанул ладонью по порогу сотник. – Завтра отдыхаем. Потом выезжаем к столице и останавливаемся в одном переходе от ворот. Я сам съезжу и гляну, что там творится: жив ли маэстро, цел ли родич нашей леди. И будем решать.

– Наверное, ты прав, – согласился Нагиал. – Странно мне сидеть тут и бояться за нашу Арину. Вон оно за спиной – подтверждение удачи самых смелых планов. Хоть и не людьми установлено, а я в него верю.

– Ты учись у леди, – усмехнулся Фарнор. – Она каменюку положила, а дела не забросила. От вашей тихой веры блага не прибавится. Копи силы и думай, как станешь втолковывать служителям важное. О союзниках думай. Какие у тебя шансы стать нашим новым маэстро?

– Если исключить Серебряного…

– Лично удавлю, – пообещал сотник совершенно серьезно.

– Тогда я один из трех претендентов. Пожалуй, второй по предпочтениям. Но первого не уважают на юге. Если связаться со знатью и задействовать их возможности…

– Уже лучше думаешь, – похвалил Фарнор. – Поехали, позолоченный. Глядишь, дотянем тебя до золотого.

Нагиал кивнул, еще раз покосился на камни, упрямо не желающие ни качаться, ни падать вопреки всем его представлениям о равновесии. Потому что это иное, не свойственное людям качество – умение добровольно создавать баланс. Брать столько, сколько надо, а не столько, сколько хочется… И отдавать – тоже в соответствии с общими интересами. Глупо сомневаться, ведь леди Арина много раз вливала в него свою кровь. С настоем трав или как-то иначе. Омолаживала и лечила, и теперь сама едва способна ходить. Люди не стали бы так делиться. И прощать. Потеряв и продолжая терять родных, все же искать это самое странное, очень важное общее равновесие.

Если он все же достигнет власти маэстро, пообещал себе Нагиал, то постарается привести храм к новому состоянию. Сделать его прибежищем осознанного знания, а не слепой веры, творящей порой слишком страшные дела. И порождающей не свет, а мрак. Нынешний Гармониум – богатый, владеющий землями и золотом – больше похож на разжиревшее грифство, нежели на духовный оплот людей. Но изменить это можно.

Когда Фарнор и Нагиал вернулись в лагерь, там уже обедали. Леди выглядела отдохнувшей и повеселевшей, она даже затеяла пирожки, чтобы побаловать пожилого сладкоежку Ёрру. Зрец вздыхал, морщился и ругался, отчетливо разбирая подначки светцов. Да, у каждого свои слабости. Он, например, готов простить любое прегрешение чада, обратившегося за помощью духовной, но только после хорошего обеда…

Чада уже маялись на пороге, ломая шапки и торопливым шепотом убеждая родню добавить в корзину с подношениями хоть малый горшочек меда. Зрец – гость для селения небывалый. Тем более такой, настоящий. Не про упырей рассуждающий, а про дела понятные, насущные.

Вот если бы он еще на денек остался да глянул, где колодец копать!

Ёрра жевал пирожок и слепо, но безошибочно созерцал сквозь потолок и крышу белого Адалора. Люди перешептывались: ведь точно глядит на него, ни на волос мимо не отклоняет взора! Уже три раза проверяли, на улицу выбегали.

– Колодец ваш мне нужен столь же мало, как и вам самим, – отметил Ёрра. – Что землю зазря копать… Управляющего грифского, над вашим селением поставленного, предъявите-ка сюда.

Дежурный десяток светцов без лишних слов покинул зал. Ёрру в последнее время слушались беспрекословно. Слепой придвинул поближе горшочек с медом, глубоко погрузил плюшку, утопил пальцем для надежности и стал ждать, пока она пропитается насквозь. Леди достала из печи большой пирог, разрезала на дольки и устроила в середине стола.

– С черницею, – довольно возвестил зрец.

– Все ведает, – охнул один из просителей.

Нагиал устроился на скамье и, выбрав кусок покрупнее, заинтересованно изучил срез, прежде чем откусить в первый раз. Действительно, начинку Ёрра назвал верно. Как принято говорить, сегодня он зрит глубоко: то есть ведает тайное, не испытывая утомления и не ошибаясь. Впрочем, с недавних пор всегда так…

На вкус пирог оказался великолепен. Рецепт Нагиал счел совершенно незнакомым и предположил, выбирая второй кусок, что относится он к кухне ампари. И пусть. Главное – вкусно.

В распахнутую дверь два светца внесли под локти управляющего, еле живого от ужаса, волочащего ноги и беспрестанно охающего. Ёрра вспомнил про плюшку и выудил ее, истекающую горячим медом. Принюхался, улыбнулся, откусил кусочек и снова сунул в горшочек.

– Садись, чадо. Перо очини и пиши.

Делать управляющему ничего не пришлось: светцы и усадили, и перо в руку сунули, и пергамент принесли, расправили. Обеспечили чернильницей, поднесли кружку с взваром трав.

– Так, пиши, – благодушно предложил зрец, обнимая горшочек с медом. – Ворую, мол, нещадно. С малолетства тем промышляю. В Адалора не верую, потому что завещал он людям жить в доброте и согласии, а я не умею и не пробовал даже. Пишешь ли? Вот и правильно, чего стесняться-то… Все мы грешники, а Белый милостив. Далее пиши: у грифа украденное золото храню прикопанным в цветочной гряде перед домом моим. В трех кипках, раздельно.

Управляющий всхлипнул и сжался, с ужасом наблюдая за растущую кляксу и понимая, что этот зрец ужасен. Подкупить его вряд ли получится. Тем более – нечем уже, в общем-то…

Ёрра снова откусил от плюшки и погладил горшочек. Глянул на солнышко, крайне довольный столь сладким и ясным днем.

– Украденное же у селян обращаю в товар и землю. Владею я пастбищами и выкосами, хоть и значатся они за иными людьми. А именно… – Зрец задумался. – Ну что это я говорю? Если я за тебя все сообщу, не будет тебе покаяния и спасения. Далее пиши сам. Чадо, знаешь ли ты, как карает Адалор в посмертии? Я могу поведать. Тебе на пользу пойдет, готовиться-то важно заранее. Ждет он тебя. Не изменишься, так уйдешь еще до весны.

Перо хрустнуло в сведенной судорогой руке. Управляющий снова всхлипнул и уставился на залитый чернилами пергамент. В узоре клякс, видимо, содержалось немало подсказок по поводу деталей предстоящей встречи с Адалором. И ни одна не обещала ничего хорошего.

– Вот видишь, сколь тягостно жить во грехе, – вздохнул Ёрра. – А без оного мог бы и до ста кип дотянуть. Здоровье – оно ведь из уважения произрастает. Как пожелают тебе не болеть, от души, всем сердцем, так и отсрочится твое погребение на денек.

– Все золото сам откопаю и в храм отдам, – сипло выдохнул управляющий.

– Зачем в храм? Другу твоему, служителем туточки состоящему, и самому есть что откопать. Ты напомни ему: горшок зарыт за храмом, у ограды парка. Стар он, как бы памятью не ослаб…

– Тебе, чудодей, до последней медной денежки отдам, – заныл управляющий, норовя сползти с табурета и бить поклоны. Не вышло – светцы удержали.

Ёрра склонил голову, вслушиваясь в причитания и стоны управляющего. Тот окончательно запутался: жить хочется, и жить не бедствуя… Или все же просто выжить, спастись от гнева грифа? Глядишь, примет зрец золото да и успокоится. Уедет, а без него прочим рот заткнуть станет проще.

– Я уеду, – понятливо кивнул Ёрра. – Только не полезно мне золото, мед куда лучше. Не оценю мзды и здоровья тебе не пожелаю. В одном ты прав: откопай, чадо. Откопай и пусти на благое дело. Сыну подбери жену, какая ему по сердцу, а не ту, что за золото высмотрел. Жене шубу купи, сколько можно женщину изводить обманом? Дочке денег выдели, негоже ей мыкаться. Опять же, землицу перемеряй, под выгоны недоданную. Колодец выкопай.

– Найму людишек, – часто закивал управляющий.

– Ты, чадо, слухом ослаб? Выкопай, молвлю, а не найми, – нахмурился зрец. – А далее сам думай, как жить. Худо станет – приходи ко мне, присоветую, что и как… Пока же сгинь, нет у меня более слов для тебя. Темный ты, смотреть не в радость. Не жилец пока что, не жилец.

Управляющий сглотнул и вскочил, опрокинув табурет. Тупо и неразборчиво устремился к выходу, двигаясь практически на ощупь. Потрясенные услышанным и увиденным селяне заспешили внести свои дары, раздумав просить что-либо взамен. Ёрра сердито стукнул кулаком по столу:

– Пошли все! Не надобны мне ваши куры да поросята. Разве что мед… да и то одного горшочка довольно. Куда мне больше-то? А колодец он вам в хорошем месте откопает, вот увидите.

– Красиво чудишь, – улыбнулась Аэри, когда просители покинули зал.

– Упражняюсь я, – хитро прищурился старый зрец. – Ох и попляшут у меня теперь служители столичные, да и грифы заодно… Само собой, недели не пройдет, как опамятуются, устрашатся и отправят меня в дальний храм северный. Того мне и надо. Мед запасу, одну связку продержусь, а потом обратно вызовут.

– Многовато я тебе наговорила полезного, – отметила Аэри. – Превыше маэстро славы не ищешь ли?

– У нынешнего славы нет. – Ёрра невежливо облизал свои сладкие пальцы. – Нового, уж поверь, без зреца не изберут. Помаются недолго, но все ж придут и поклонятся. Я теперь понял: нет в вашей крови настоящей силы. Зазря мне глаза испортили. Все спешим мы, краткостью жизни отговариваемся. А быстрее, чем за четыре-пять десятков кип, не создать истинного прозрения. Домой, на север, съезжу, ученика себе подберу – и займусь помаленьку. Чему-то ты меня ведь научила, и я постараюсь передать.

Аэри улыбнулась, кивнула, села к столу пробовать свой пирог. И подумала, что Ёрра прав. Работа внешнего настройщика с его душой окончена… Теперь зрецу не надо ничего давать, он сам может и готов поделиться. Чем немедленно воспользовался расторопный Фарнор:

– А выезжать в столицу советуешь сегодня или завтра?

– Послезавтра, – неторопливо предложил свой вариант Ёрра и снова потянулся к меду. – Завтра наша леди станет печь новый пирог. Пусть старается, у нее хорошо выходит. А когда еще свидимся, да когда еще угостит… Того не ведаю. Слишком я мал, чтобы о моем будущем прозревать, беспокоя богов.

Нагиал усмехнулся столь забавному самоуничижению, последовавшему за точнейшим описанием состояния и местопребывания казны управляющего. Но спорить не стал. Ему небольшая задержка на пользу. Надо, тут Фарнор прав, крепко подумать о возможных союзниках и врагах в столице. Леди отдала им очень много. Пора помогать ей. Не давать в обиду – это уж как самое малое…

К ночи гласень насчитал дюжину людей, с которыми надо переговорить, и немедленно. Утром он зевал, упрямо хмурился, не желая отвлекаться на сон, и вносил в отдельный список опасных врагов – как своих, так и леди Арины… Список получаися не особенно длинный, но имена в нем стояли такие, что не до сна. Первым, понятное дело, маэстро. Будучи при смерти, он любого вампира замучает, лишь бы хоть разок лишний вздохнуть.

Вторым – Серебряный, бойко торгующий своим влиянием и возможностями Гармониума. Для этого человека кровь вампира – очень дорогая жидкость. Существующая не для пробуждения дара зрецов и внемлецов, а для обращения в золото всего, что под руку попадется.

Третьим, хотя такое расположение забавляло самого Нагиала, он вписал эргрифа. Правитель стар и нуждается в постоянном лечении все тем же средством, добываемым у пленных ампари, кровью.

Далее, чуть в стороне и под вопросом, значился гриф крупной северной территории. Человек властный, неглупый и, увы, готовый расколоть страну надвое по линии Срединного канала, основав собственную державу. Нагиал подозревал, что цена такого страшного решения не беспокоит главу знатного рода. Но полной уверенности не испытывал, поскольку прежде не беседовал с грифом лично.

Когда в общую залу, на завтрак, потянулись светцы, переговариваясь и стуча посудой, Нагиал добрался до девятого имени.

– Арине плохо, – тихо сообщил Фарнор, заглянув без стука.

– Опять ее травы? – расстроился гласень, быстро промакнув чернила, свернув пергамент и убирая во внутренний карман.

– Не уверен. Ёрра с ней. Меня позвал и сказал, что маэстро умирает.

– Значит, не травы, – тяжело вздохнул Нагиал. – Нашел наш Златоголосый, у кого добыть хоть несколько часов жизни… Я-то, грешная душа, полагал, что Серебряный своего пленника не повезет в столицу.

– Сложно рассуждаешь, – нахмурился Фарнор. – Что ловили еще одного вампира на Черном острове, я знаю. Но почему не повезут-то?

– Я думал, что Серебряный отдаст его северянам.

– Ты не знаешь сотника Дифра, – возмутился Фарнор. – Злой он до службы, потому как верует в Адалора всей душой. И до столицы доберется, даже если для этого придется гласеня прирезать. Потому маэстро и отослал его к морю.

– Да, Дифра не знаю, – согласился Нагиал, шагая по коридору. – Он в столице недавно. Ох, глупый я гласень, надо было скакать туда самому, бросив вас. Разговаривать, готовить встречу…

В комнату леди Нагиал вошел без остановки, для приличия стукнув костяшками пальцев по доске резной двери. Ёрра обернулся и молча указал на табурет, затем на кувшин с водой. Леди, одетая для утренней прогулки, лежала на застеленной кровати тихо, не было слышно даже дыхания. Глаза сосредоточенно прикрыты, бледные губы сжаты.

– Арина! – позвал Нагиал.

– Бесполезно, – мрачно молвил Ёрра. – Не слышит и не слушает. Как я понимаю, в столице сейчас ее сын. И дело плохо.

– Что ж ты вчера молчал, зрец? – возмутился Фарнор.

– А я и сегодня полагаю, что обойдется, – упрямо сообщил Ёрра. – И ей говорил, но мы ведь в пророчества не верим. И ответов не желаем знать, и Адалор нам не указ… Что ты сел, упырий недоучка? Работай давай! Ты гласень. Вот и голоси, пока не совладаешь. Нельзя ей так далеко уходить. Отчаиваться тоже нельзя.

Нагиал кивнул, налил в кружку воды, сделал пару глотков, успокаиваясь и освежая голос. Нехотя признался самому себе: каноны придется забыть полностью. Не позволяют они добраться до сознания той, кто столь сильно отличается от обычного человека. Ну и пусть. Подумаешь – каноны.

Гласень прикрыл веки и негромко позвал леди, используя звучание.

Имя, будь оно неладно, не желало произноситься. Не шло оно к этой женщине, не помогало найти в ней отклик. Чужое, пустое и холодное. Неродное. Как он прежде не замечал? И чего он стоит, глухой и недоученный…

Пришлось пробовать снова и снова, упрямо меняя тон и подбирая звуки, как бороздки сложной отмычки. Сколько ушло времени, Нагиал не осознавал. В полумраке прикрытых век не осталось ничего, похожего на время. Он ощущал себя потерянным и опустошенным, лишившимся полноты самосознания. Ар… Да со второго звука – нет правды. Словно спотыкается голос, не хватает ему протяженности и гибкости. Аор… Аир… Хорошо хоть, мягких, тянущихся звуков немного. Аэр…

Нагиал довольно улыбнулся и нащупал кружку, подсунутую предусмотрительным Фарнором. Ощутил, как тот поддерживает под спину и заботливо стирает пот со лба. Аэра… Аэрна? Аэрта? Имен ведь таких нет, так то у людей. И не может быть нового спотыкания, у леди характер особенный, текучий, спокойный.

– Аэри, – довольно шепнул гласень. – Леди Аэри, я сегодня хороший ученик.

– Воистину так, – тихо, едва слышно отозвалась ампари, пытаясь сесть.

Ёрра помог ей, устроил голову леди на своем плече и погладил мягкие красноватые волосы. Аэри тяжело вздохнула, выпила воды и снова уткнулась в мантию Ёрры.

– Давно я потеряла сознание?

– Да, – с дрожью в голосе отозвался Фарнор. – Светцы завтракали, а теперь уж полдничать потянулись.

– Спасибо, что вытащил, – улыбнулась женщина бледными губами, погладив руку Нагиала. – Только я совершенно не понимаю, что там произошло. Ваш маэстро мертв. Мой сын исчез. Совсем исчез! Здоров, чувствует себя хорошо – и не ощущается…

– Почему ты не назвала настоящее имя? – возмутился гласень, желая сменить тему.

– Рано было называть его, – задумчиво молвила Аэри. – Для тебя не имело значения мое имя. А мы свое истинное получаем, лишь повзрослев и став теми, кем суждено. Вчера я радовалась, завершив обучение Ёрры. Твое тоже близится к концу. Найди себе истинное имя, гласень. И ты поймешь, сколь многое изменится для тебя.

Нагиал задумчиво кивнул и вышел, не сказав ни слова. Хорошее дело: найди себе имя! Он первого-то, данного при рождении, не ведает. Храм меняет его для отпрысков знатной крови, чтобы помешать опознать ребенка среди прочих воспитанников. Второе имя, Нагиал, ему дали служители. Ткнули пальцем в середину листка или монетку подбросили – и все, готово.

Гласень не помнил, как добрел до комнаты, как рухнул в кресло. Из задумчивости его грубо и нахально вытряхнул Фарнор. Действительно – вытряхнул. Поднял за ворот мантии и пару раз качнул. Усадил, развернул к столу, на котором исходила паром полная миска густого куриного супа.

– На голодный живот ничего не придумаешь. От бессонницы тем более нет проку. Ешь и ложись. Утром в путь спозаранку, я разбужу. Отдыхай, не труди ум.

Гласень послушно кивнул и взялся за ложку. Вычистил миску до дна, с изрядным аппетитом. Запил сладким киселем. Улегся, не желая спорить и ясно осознавая: он не заснет. Слишком много узнал сегодня нового и важного. Это следует ощутить, обдумать, принять… Прикрыл глаза, желая сосредоточиться…

И открыл их, недовольно щурясь и зевая, потому что неугомонный Фарнор уже снова тряс за плечо и ругался:

– Вставай, соня. Кони заседланы, карета готова. Одного тебя ждем.

– Что вы мне подмешали в кисель? – благодушно поинтересовался гласень.

– Ладонец и еще всякого, что на полках стояло, – отозвался сотник. – Шубу застегни, лучедар ты наш раззяванный. Пояс подвяжи. Шапку вот надень. Готов, вопиющий?

– Вроде бы да. А чего ты обзываешься?

– Так имени не знаю, – подмигнул Фарнор. – Идем, хватит спать, начинай думать.

– Далеко до столицы?

– Верхами за сутки дойти можно, а с каретой завтра к вечеру будем, если не мешкать.

Гласень натянул рукавицы и пошел по коридору, зевая и потягиваясь. Выбрался на крыльцо, кое-как вскарабкался в седло, разминаясь и постепенно веселея. Леди улыбнулась ему, приоткрыв оконце кареты. Ёрра погрозил пальцем и велел "поименоваться без промедления". А как? Не слышится пока ничего. Понять бы, хоть с открытого звука или с закрытого? Мягко или потверже? Поди разбери, каков ты есть…

И как он вообще проповедовал, не имея имени? Точки отсчета, как однажды сказала леди Аэри.

Кто он? На-ги-ал… ужасно и ничуть не близко. Извилисто, как хитрый змеиный след! А… О… У… Р-р-р… Нет, не то. Но-ны…

Светцы отъехали вперед, маскируя под кашель свой смех. Еще бы! Едет по дороге важный взрослый служитель – и агукает, повизгивает, щурится, вздыхает, стонет, всхлипывает, рычит…

Определенно, начало у имени глухое и спокойное. Ф… М… Не то! П…

Гласень прищурился и довольно кивнул. Вроде пошло. Дальше звук тянется, а не рубится сплеча, он уверен. А затем спотыкается. Точнее, находит опору – так приятнее думать. А в конце звук опять открывается? Или нет? Вот морока! По… Пу… Пэ… Па… Получше вроде?

Пэр-пар-пан-пат.

Белый Адалор спешил совершить свой предвесенний путь по небу, еще довольно короткий, не достигающий настоящего летнего зенита. И взирал вниз с интересом, не допуская в синь небес ни единой тучи, способной заслонить путников и лишить удовольствия наблюдать выбор.

Патн-патф-патв…

– Дядя, дай монетку, – жалобно, но весьма ненатурально всхлипнул детский голосок далеко впереди.

Гласень вздрогнул и отвлекся от процесса выбора. Странный голос! И, надо отметить, сегодня он слышит как никогда прежде. Словно изменился и теперь – немножко зрец, особенно в отношении созвучий. Мальчик всхлипывает, но сам-то радуется! А сверх того ищет встречи и высматривает кого-то. И речь людей для него чужая, хотя в собственном произношении нет ни единой ошибки.

Захотелось рассмотреть столь странное создание. Гласень сжал коленями конские бока. Скакун в несколько резвых прыжков достиг линии передовых светцов. Вот и жалобщик. Нормальный ребенок, уроженец севера. Волосы сияют светом Адалора, а глаза полны синью его зимних небес. Звать такого должны красиво и ярко. Орль… Что-то похожее, наверняка.

– Тебе покрасивше или побогаче? – умилился сотник, подъезжая к мальчику и спешиваясь.

– Вот чудеса. – Ребенок сосредоточенно прочесал пальцами пушистые волосы. – Первый раз не говорят: "Пошел вон, форх".

– Почему форх? – возмутился сотник, мрачнея и подозрительно глядя на своих светцов.

– Потому вот, – рассмеялся малыш и щелкнул языком.

Из заснеженной купы кустарника выбрался здоровенный рыжий форх, всплеснул лапками и поклонился светцам с самым серьезным и вежливым видом. Фарнор кивнул, успокаиваясь в отношении воспитания своих людей. Развязал кошель и высыпал на широкую ладонь весело зазвеневшие монетки. Присел и вместе с малышом стал перебирать их, изыскивая самую интересную. И попутно выясняя, как такой милый ребенок очутился посреди леса один, зимой и даже без коня. Замерз ли, проголодался или вовсе, не приведи Белый, обижен кем-то?

Карета по накопившемуся за несколько дней снегу, мелкому, но нарядному, подкатилась без стука. Дверца открылась, выпуская Ёрру. Зрец щурился и с растущим интересом изучал беловолосого пацана.

– Эй, чадо проказливое, – подозрительно нахмурился зрец. – Что-то не пойму я, кем ты доводишься Адалору? Вроде родня… а все ж нездешний.

– Так вы меня в карете покатаете? – оживился мальчик. – Я тогда сразу стану счастливым и все расскажу на радостях. Все как есть!

– Невеликая плата, – предположил Фарнор. – Тебя дорога на столицу устроит?

– Лучше бы за леском взять поправее, к старому сгоревшему замку прокатиться, – нахально предложил пацан. – Красиво там, да и не все сожжено из построек. Для ночевки вам места хватит.

– Я бы не спорил, – сообщил свое мнение Ёрра и нащупал руку светца, готового помочь ему вернуться в карету. – Мальчик интересный. Вижу в нем пользу нашему делу. Забирайся в карету, чадо, нахальством своим с упырем сравнимое.

– Превосходящее, – гордо поправил малыш, пропуская перед собой форха. – Мы оба поедем. Баф обожает все новое. Он никогда еще не грыз таких красивых карет. Дядя, давай внутри монетку окончательно выберем, а?

Синева глаз странного ребенка выглядела такой глубокой и удивительной, а прищур казался столь лукавым, что Фарнор ни на миг не заколебался. Кивнул, отдал повод стражу и шагнул на приступку. Гласень, вздохнув и отказавшись от идеи закончить в один прием выбор имени, тоже покинул седло. Устроился на диване рядом с сотником и стал заинтересованно наблюдать, как пацан вертится, прыгает и ползает, изучая полированное дерево рамы, медь отделки, кожаную обивку, ткань шторок. Дверца захлопнулась, кучер звучно щелкнул кнутом, давая знак к началу движения.

– Я бы назвал тебя Орль, – поделился своим наблюдением гласень.

– Орлис, – кивнул мальчик. – Или Орль, или Лис, или еще, совсем длинно, Орлиссэль.

– А не ждет ли нас на развалинах сгоревшего замка упырь с дубиной? – задумчиво предположил Фарнор. – Смотри какая монетка: это из северного города Брогга. На ней чеканят фигурку ориша. Потому как его мех – основа благополучия края. И в лесах добывают, и выращивают зверька вполне успешно.

– Подаришь? – понадеялся Орлис. Дождался кивка и бережно взял добычу с ладони сотника. – Спасибо. Только ты не угадал. Упырь с дубиной – это глупо. У него нормальный меч. А я вот кинжалом обзавелся, смотри. Хороший. Как домой доберусь, я тебя за монетку отдарю получше, у меня имеется замечательный, старой работы, с мордой жбры… то есть форха на рукояти.

– Ты нас в ловушку везешь, Орль? – заинтересовался гласень.

– Не-а, – возмутился мальчик. – На совещание.

– Куда? – дружно не поняли присутствующие.

– Я за вами слежу уже некоторое время, – охотно пояснил Орлис. – Бегаю я лучше коня, это нетрудно, не удивляйтесь – вы же еле ползете. И я пришел к выводу, что вы нормальные люди. Не обижаете леди Аэри и можете нас выслушать, не делая глупостей. Сведения у нас полезные. И важные. Без них вам будет труднее понять, что за переполох в столице.

Некоторое время в карете молчали решительно все, пытаясь переварить услышанное. И смысл, и тон. Потому что от ребенка в возрасте двенадцати кип ждали совершенно иного!

– Сколько тебе зим? – уточнила Аэри.

– Двадцать. Примерно.

– Он не ампари, – отметила леди с недоумением. – И, полагаю, не человек. Я достаточно хорошо ощущаю родство крови или ее чуждость.

– Я непонятно кто, – напоказ горестно, с надрывом, вздохнул мальчик. – Мама утверждает, что я эльфрит. То есть помесь проказливости эльфа с энергичностью эфрита… Боюсь, легче вам не стало от пояснения. Давайте я расскажу, как умею. Родился я в мире, способном плыть между звездами. И летели мы к вам, потому что наша… как бы сказать-то? Ага: наша зрица ощутила здесь беду. Добрались. И стали спорить, кого спасать. Пока взрослые думали, я сбежал. Встретил целую, как вы говорите, кипу занятных людей и не очень людей: Дифра, его светцов, лорда Арху, Шарима, Фоэра…

Аэри охнула и подалась вперед. Столько знакомых имен, а тем более родных, она никак не ожидала услышать. Ёрра довольно кивнул и нащупал кружку. Догадливый Фарнор плеснул туда взвара из укрепленного на печурке кувшина. Подал мальчику. Тот охотно выпил и стал подробно рассказывать, что именно произошло в столице недавно, буквально вчера…

Описание явления фальшивых богов в главном храме Гармониума привело Ёрру в полный восторг. Зрец долго выспрашивал детали, пока гласень пытался понять, насколько это событие изменило весь расклад сил.

Очевидно, что Серебряного в храме нет и вряд ли он вернется в столицу сколько-то значимым человеком, если вообще вернется. Маэстро не просто мертв – очернен в самом буквальном смысле! По словам Орлиса получается: его мантия покрыта мраком, и удалить иллюзию нельзя никак. Переодевание, и то не помогает.

Фарнор пришел в восторг, узнав, что сотник светцов теперь представляет людей в неведомом мире по имени Ами. И там его слушают с полным вниманием!

– Дифр толковый воин, неглуп и честен, – гордо отметил сотник. – А про демонов он знает?

– Знает.

– Мой Арха спасен, – тихо порадовалась леди. – Здоров и свободен. Как хорошо. Он заделал прорыв?

– Если честно, – чуть помялся Орлис, – полагаю, не совсем. Я еще мал и неопытен, но находился довольно близко от острова. К тому же по рождению я – маг. Неважно пока, что означает это слово. В целом… умею видеть то, что вы зовете полем мира и благодатью Адалора. Они по-прежнему искажены. Остался тонкий, как одна вытянутая из ткани нить, прорез. Заделать его можно. Но даже объединенными силами наших взрослых магов, ваших лордов и гласеней – ненадолго. Демоны стремятся вернуться и получить этот мир. По весне придет их разведка, так я думаю. А в середине лета состоится основной прорыв.

– Слишком скоро, – охнула Аэри. – Мы не успеем ничего подготовить. Ужасно.

– Леди, – задумчиво улыбнулся Фарнор. – Помните ваш храм? Этот странный ребенок – он и есть ответ. Третья сила.

– Нам еще долго ехать, – сообщил Орлис. – Хотите поговорить с Дифром и Архой? Я могу устроить. Я должен дважды в день отсылать домой отчет, но это ужас как скучно, если по полной форме.

Орлис стащил через голову длинную цепочку с жемчужиной и подвесил ее под потолком в середине кареты. Погладил, пробуждая сияние, развернувшееся в просторную сферу.

– Упырем родился, упырем и помрешь! – рявкнул на всю карету голос Дифра, отлично знакомый сотнику Фарнору. – Не желаю так учиться, пусть оно и быстрее, и без вреда. Не пью я кровь. Понял?

Сам возмущенный светец возник в сфере – видимый со спины, от макушки до пояса. В легкой рубашке незнакомого покроя, в свободных штанах. Он сидел за столом и шумел, стирая пот большим полотенцем. Напротив полулежал в кресле Арха, лениво щурясь и чуть усмехаясь. Увидел маму, вскочил и в два движения приблизился вплотную, заняв едва не всю сферу своим, ставшим очень крупным, лицом:

– Аэри-о… каэ…

– Молви внятно, – велел Ёрра, щурясь, пытаясь ткнуть пальцем в сферу и попасть в глаз ампари.

– Мама, у меня все хорошо, – исправился Арха, отодвигаясь, словно палец зреца и правда мог ему повредить. – Я так рад, что Орлис опять не исполняет приказов должным образом! Я вчера очень сильно всем нагрубил, требовал отправить меня назад, в столицу, чтобы поскорее увидеть тебя. Нам не хватало тебя все это время. Сестре Тойе лорды вовсе запретили думать о покинутом береге Дарлы, чтобы она не изливала на тебя свою печаль. Шагра собирался плыть на юг и забрать тебя, но не успел.

Аэри кивнула и промолчала, рассматривая сына. Еще более взрослого и похожего на своего отца, чем три десятка зим назад, когда она отправила Арху за море. Весь род Данга в настоящем воплощении их крови таков. Удивительные, словно из золота выточенные. Высокие, сильные, сияющие. Даже волосы – закатного золота, почти без темных тонов багрянца. "Так похож на отца", – еще раз подумала Аэри, прогоняя нечаянную слезинку.

К столику, там, в неведомом мире яркого золотого солнца и теплого лета, подошли две женщины. Крепкая, более рослая и веселая назвалась Норой. Тонкая, гибкая и задумчивая – Риолой.

– Лисенок, мама не обрадуется твоим проказам. И отчета такой сеанс не заменяет, – предупредила Нора. – Изволь помнить, что пообещал капитану.

– Да, тетя Нора.

– Пока ты настроил канал, прими кое-какие полезные мелочи, – попросила Риола. – Это вифы. Как работают, вам знать не обязательно. Носите, не снимая. Пожалуйста. Вреда от них нет. Просто если попадете в беду, у нас будет больше шансов к вам успеть. Лис, лови!

– Канал придется освободить, Ами уходит в зону тени, – непонятно пояснила она. – Мы пытаемся разобраться с вашими двойными звездами. Хотим глянуть поближе на Ролла.

Ладони Орлиса дрогнули, принимая целый клубок цепочек с подвесками. Арха торопливо помахал маме и прошептал еще несколько слов на родном языке ампари. Сфера стала выцветать и сжиматься, терять плотность. Скоро она исчезла окончательно.

Гласень заинтересованно нагнулся, помог мальчику разобрать перепутавшиеся цепочки. Тонкие, незнакомого плетения, красивые и легкие. Ёрра перехватил первую же распутанную и отделенную от прочих, заскользил пальцами по золотому шнуру.

– Мудрено чересчур. Мы так не сделаем, – отметил он. – Будто без единого шва создано. Играет силой, словно полдень в нем заключен.

– Гномий златень, – совершенно непонятно объяснил Орлис. Понял свою ошибку и виновато поправился: – Это не золото. Это… ну, в общем, сплошная благодать Адалора, выглядящая внешне, как золото. По-вампирьему если, то спрессованная информация о поле мира. Нитка, на одном конце которой вы, а на другом – дежурный маг. Пока беды нет, нить спокойна. А если имеется угроза, натягивается и сообщает об опасности.

– Не поняли ни единого слова, – ответила за всех Аэри. – Но носить будем. Попробуй объяснить еще: что за тень, в которую уходит ваша Ами? Между Роллом и Адалором нет никаких теней, там сплошной день.

– Адалор окажется между нами, пребывающими на Дарле, и моими родичами. Слышать друг друга станет труднее.

– Поняла, – довольно кивнула Аэри. – А зачем ты везешь нас к развалинам сгоревшего замка? Вроде мы все обсудили.

– Тут такое дело… – Орлис покосился на зреца. – Не знаю, как и сказать…

– Зрю, двух упырей он припас в засаде, – весело раскрыл секрет Ёрра. – Замаскировал. Только я достаточно коротко сошелся с Адалором и тайну выведал.

– Да что творится на этом берегу? – возмутилась Аэри. – Ампари ходят где им вздумается…

– Мы никого больше ловить не собираемся, – осознал причину недомолвок Фарнор. – Прикидывали вчера вечером, не устроить ли побег для леди, но она против… Так что вези к упырям. Пусть поговорят, о тайной охране условятся. Мало ли что в столице приключится. Дело предстоит всем нам трудное и рискованное.


Гласень получил свою цепочку, застегнул и расстегнул несколько раз странный замочек. Тонкий и хитрый, но весьма удобный. Надел подарок на шею, спрятал под мантию. Погладил, ощущая приятное тепло. Задумчиво улыбнулся. И как-то сразу разрешил мучительный вопрос, висящий еще с вечера:

– Патрос. Хорошее имя, как вы полагаете, леди?

– Вполне, – отозвалась Аэри. – Не знаю, существует ли такое у людей.

– Да. Хоть и редкое оно, – прогудел Ёрра. – К закату от моих родных мест, в Белых горах так называют детей. Редко, правда. Старое оно, из числа уходящих в забвение.

– Потому что происходит от нашего, – улыбнулась Аэри. – Только у ампари оно с открытым завершением – Пэтра. Считается допустимым для настройщиков душ. В закрытом звучании обретает некую дополнительную стабильность. Я довольна своим учеником. И полагаю, что мои занятия с гласенем Патросом закончены.