"Жена студента" - читать интересную книгу автора (Карвер Реймонд)

Реймонд Карвер Жена студента 

Она уснула на его подушке, пока он читал ей из Рильке, своего любимого поэта. Ему нрави­лось читать вслух, и у него это неплохо получа­лось — голос его становился то тихим и мрачным, то торжественным, то интригующим. Он не отрывал глаз от страницы и останавливался только чтобы взять сигарету с ночного столика. Этот выразитель­ный голос завораживал. Ей мерещились караваны, выходившие из-за высоких городских стен, и боро­датые мужчины в длинных хитонах. Она слушала его и слушала, несколько минут, потом закрыла гла­за и заснула.

А он все читал и читал. Дети уже давным-давно спали, и машины за окном все реже шуршали шина­ми по мокрому асфальту. Через некоторое время он все же закрыл книгу и перевернулся, чтобы выклю­чить лампу. И тут вдруг она открыла глаза, как будто чего-то испугалась, и несколько раз моргнула. Ее веки казались сейчас неестественно темными и опух­шими, взгляд был остекленевшим. Он внимательно на нее посмотрел.

— Ты спишь? — спросил он.

Она кивнула и, вытащив руку из-под одеяла, по­трогала бигуди на голове, все ли на месте. Завтра пятница, — в этот день у нее на приеме все дети от четырех до семи лет из района Вудлоун. Он продол­жал на нее смотреть, приподнявшись на локте, сво­бодной рукой поправляя покрывало. У нее такая гладкая кожа и высокие скулы: как она иногда уверя­ла своих друзей, они достались ей от отца, который был на четверть индейцем.

Затем он услышал:

— Сделай мне, пожалуйста, сэндвич, Майк. Только с маслом и салатом, хорошо?

Он промолчал и не двинулся с места — очень уж хотелось спать. Но, когда он вновь открыл глаза, она не спала, а внимательно на него смотрела.

- Ну и чего ты не спишь? — сказал он — уже очень поздно.

- Я бы поела, — произнесла она. — Почему-то бо­лят руки и ноги, и есть очень хочется.

Он, наигранно застонав, вылез из кровати.

Сделал бутерброд, положил на блюдце.

Она села в кровати и заулыбалась, когда он вошел в спальню. Затем положила под спину подушку и взя­ла блюдце. В этой белой рубашке вид у нее был ка­кой-то больничный.

- Какой мне странный сон приснился.

- Что за сон? — спросил он, ложась на кровать и отворачиваясь. Он какое-то время изучал ночной столик. Потом медленно закрыл глаза.

- Тебе действительно интересно? — спросила она.

- Еще бы.

Она села поудобнее и сняла с губы прилипшую крошку.

- Итак. Это был довольно длинный сон, ну, знаешь, очень запутанный, я правда кое-каких деталей уже не помню. Когда я только проснулась, все помнила, а те­перь уже начала забывать. Майк, а сколько я вообще спала? Хотя это, наверное, не важно. Короче, мы где-то на ночь остались. Не знаю, где были дети, но мы были с тобой вдвоем в каком-то отеле, короче, в каком-то до­ме. Дом этот стоял у озера, я не знаю у какого. Там бы­ла еще одна пара, постарше, они позвали нас покатать­ся на их лодке. — Она засмеялась и нагнулась вперед. — На следующее утро, когда мы все садились в лодку, ока­залось, что там только одно сиденье в носовой части, что-то вроде скамьи, и там могло поместиться не более трех человек. И мы с тобой стали спорить, кто же пожертвует собой и втиснется назад. Ты говорил, что ты туда сядешь, а я, что я. Но в итоге села я. Там было так узко, что ногам было больно, и я боялась, что вода перельется через борт. И тут я проснулась.

- Ну и сон, — пробормотал он, но, засыпая, почув­ствовал, что ему, видимо, нужно было сказать что-то еще. — Помнишь Бонни Тревис? Жену Фреда Тревиса? Она говорила, что видит цветные сны.

Она посмотрела на бутерброд, который держала в руке, и откусила кусок. Прожевав, облизнула губы, по­ставила блюдце на колено и поправила свободной ру­кой подушку. Затем, улыбнувшись, снова улеглась.

— А помнишь те выходные на Тилтон-Ривер, Майк? Когда ты на следующее же утро поймал здоро­венную рыбу? — она положила руку ему на плечо. — Помнишь?

Она все хорошо помнила. Последние несколько лет она почти об этом не вспоминала, только недавно стала снова вспоминать. Они поехали туда через два месяца после того, как поженились. Ночью сидели у костра, арбуз положили в ледяную воду реки, на ужин она жарила дешевые мясные консервы, яйца и фасоль в томатном соусе. А потом, наутро, все то же самое в той же закопченной сковородке, и еще оладушки зате­яла. Оба раза у нее все пригорело, и кофе они сварить не могли, но все равно так хорошо, как тогда, им вме­сте никогда не было. Она даже помнила, что он читал ей той ночью: Элизабет Браунинг и несколько рубай Омара Хайама. Они так укутались ночью, что она едва могла пошевелить ногами — столько было одеял. А на следующее утро он поймал здоровенную форель, и ма­шины останавливались, чтобы посмотреть, как он ее достает из воды.

- Ну, так ты помнишь или нет? — спросила она, поглаживая его по плечу. — Майк?

- Да, помню, — ответил он. Он немого отодвинул­ся от нее к краю кровати и открыл глаза. Но на са­мом деле, ничего он не помнил. Он помнил только учебу: аккуратно зачесанные волосы и полузрелые идеи о жизни и искусстве, и ему было не очень при­ятно об этом вспоминать.

- Это было так давно, Нэн, — сказал он.

— Мы только закончили школу. Ты и в универси­тет тогда еще не поступил, — продолжила она.

Он немного подождал, потом приподнялся на локте, чтобы взглянуть на нее.

— Ты уже доела, Нэн?

Она все сидела в кровати.

Она кивнула и протянула ему пустое блюдце.

- Я свет выключу, — сказал он.

- Как скажешь.

Потом он снова лег под одеяло и начал разводить ноги в стороны, пока не коснулся ее стопы. И боль­ше не двигался, пытаясь расслабиться.

- Майк, ты уже спишь?

- Нет, — отозвался он. — Не сплю.

— Пожалуйста, не засыпай раньше меня, — тихо попросила она, — не хочу одна засыпать.

Он ничего не ответил, только немножко к ней по­додвинулся. Она обняла его одной рукой за шею, а другую положила ему на грудь, и он слегка сжал ее пальцы. Но вскоре он убрал свою руку под одеяло и вздохнул.

— Майк, потри мне, пожалуйста, ноги — болят ужасно.

- Боже, — сказал он мягко. — Я ведь почти уснул.

- Знаешь, я хочу, чтобы ты потер мне ноги и пого­ворил со мной, у меня и плечи болят, но ноги — про­сто невыносимо.

Он перевернулся и начал растирать ей ноги, по­том вдруг уснул, не убрав руку с ее бедра.

- Майк?

- Что, Нэн? Скажи, что?

- Я хочу, чтобы ты меня всю погладил, — сказала она, перевернувшись на спину. — Сегодня и ноги и руки болят.

Она согнула ноги в коленях, чтобы получилась горка из одеяла.

Он на мгновение открыл глаза, потом снова за­крыл их:

- Что, все еще растешь?

- О, да еще как! — сказала она, ерзая под одеялом, довольная, что сумела его разговорить.

- Когда мне было лет десять, я была точно такого же роста, как сейчас. О, видел бы ты меня тогда! Я так быстро росла, что у меня постоянно болели ноги и руки. А у тебя так было?

- Что было?

- Разве ты никогда не чувствовал, что растешь?

— Я уже не помню, — ответил он.

Наконец он приподнялся, зажег спичку и посмот­рел на часы. Перевернул подушку на другую сторону, что была прохладней, и снова лег.

Она сказала:

- Ну что ты спишь, Майк! Я так хочу поговорить.

- Давай поговорим, — сказал он, не шелохнув­шись.

- Просто обними меня и дождись, пока я засну. У ме­ня никак не получается.

Он повернулся к ней и обнял ее за плечо, она по­вернулась набок, лицом к стене.

— Майк?

Он дотронулся ногами до ее ступней.

- Почему ты никогда ни о чем не рассказываешь, что тебе нравится, что не нравится?

- Даже и не знаю, о чем бы рассказать, — ответил он. — Лучше ты расскажи, если хочешь.

— Только обещай, что ты потом тоже. Обещаешь?

Он снова коснулся ее ступни в знак согласия.

— Ладно... — сказала она удовлетворенно и пере­вернулась на спину. — Я люблю вкусную еду, стейки, запеченную в углях картошку, ну, всякое такое. Люб­лю хорошие книги и журналы, люблю ездить ночью в поездах, и люблю летать на самолетах. — Она за­молчала. — Я, естественно, не по порядку перечис­ляю, ну, что самое любимое, а что не так уж. Тут при­шлось бы сначала подумать. Но я очень люблю ле­тать на самолетах. Когда самолет взлетает, у меня такое чувство, что что бы ни случилось, все закон­чится хорошо. — Она положила свою ногу на его. — Мне нравится долго не спать, а потом, на следующее утро, лежать в постели до полудня. Мне бы хоте­лось, чтоб мы так чаще делали. Я люблю заниматься сексом. Я бы хотела, чтобы ты меня гладил, и не только тогда, когда я об этом прошу. Мне нравится ходить в кино и пить пиво с друзьями после фильма. Мне приятно, что у меня есть друзья. Мне очень нра­вится Дженни Хендрикс. Я бы хотела иногда потан­цевать, хотя бы раз в неделю. Мне бы хотелось но­сить только красивую одежду. Мне бы хотелось поку­пать детям хорошие вещи именно тогда, когда они им нужны и не ждать, пока появятся лишние деньги. Лауре, например, нужно что-нибудь новенькое к Пасхе. И мне хотелось бы купить Гэри детский пид­жачок. Он уже достаточно большой. Я бы хотела, чтобы и ты купил новый костюм. Тебе он даже сей­час нужнее, чем ему. И я бы хотела, чтобы у нас с то­бой был настоящий дом, чтоб мы не переезжали каждый год с места на место. Этого мне бы хотелось больше всего, — сказала она. — Мне бы хотелось, что­бы мы с тобой прожили хорошую и честную жизнь, и чтоб нам не приходилось волноваться по поводу денег и разных там счетов. Ты совсем спишь.

- Нет, не сплю, — возразил он.

- Больше ничего в голову не приходит. Давай, те­перь твоя очередь, рассказывай, чего бы хотелось тебе.

- Не знаю, много чего, — пробормотал он.

- Ну, давай рассказывай. Мы же разговариваем.

- Я хочу, чтоб ты оставила меня, наконец, в по­кое, Нэн, — он перелег на свою половину кровати и повернулся на бок, свесив руку. Она тоже поверну­лась на бок и прижалась к его спине.

- Майк!

- Боже ты мой! Ладно, погоди немного, дай мне потянуться, сейчас я проснусь.

- Через какое-то время она спросила:

— Майк, ты что, спишь?

- Она осторожно потрясла его за плечо, но никако­го ответа не последовало. Она лежала рядом, пытаясь заснуть. Сначала она лежала очень тихо, не ше­велясь, плотнее к нему прижавшись, стараясь мед­ленно и равномерно дышать. Но уснуть никак не уда­валось.

Она старалась не вслушиваться в его дыхание, но у нее не получалось. Каждый раз, когда он выдыхал, из носа его слышался странный звук. Она старалась дышать с ним в унисон. Но это не помогло. Мешал этот странный звук. И в груди его что-то посвисты­вало. Она отвернулась, теперь они лежали спина к спине, она протянула руку и осторожно прикосну­лась пальцами к холодной стенке. Одеяло у ног за­дралось, и каждый раз, когда она шевелила ступня­ми, то чувствовала, как тянет холодком. Она услы­шала, как двое их соседей поднимаются вверх по лестнице в квартиру. Один басисто засмеялся, по­том открыл дверь. Потом кто-то передвинул стул. Она снова перевернулась в кровати. В квартире на­против спустили воду в туалете. И еще раз. Она сно­ва перевернулась, теперь на спину, попыталась рас­слабиться. Ей вспомнилась статья, которую она как-то прочитала в журнале: если удастся расслабить все мускулы, то сон придет наверняка. Она глубоко вдохнула, закрыла глаза, и лежала, не двигаясь, вы­тянув руки по бокам. Она попыталась расслабиться, представляя, что ее ноги лежат в чем-то мягком. Пе­ревернулась на живот. Закрыла глаза, открыла. По­смотрела на свои чуть согнутые пальцы, лежащие на простыне у самых губ. Подняла один палец вверх и снова опустила. Большим пальцем дотронулась до ободка обручального кольца. Опять легла на бок, по­том снова на спину. Ей вдруг стало страшно, и в ка­кой-то момент она даже начала молиться, совсем от­чаявшись заснуть.

- Господи, прошу тебя, помоги мне заснуть.

Она закрыла глаза.

— Майк... — позвала она шепотом. Никакого ответа.

Она услышала, как в другой комнате кто-то из де­тей перевернулся в кровати и задел локтем стену. Она стала вслушиваться, но больше никаких зву­ков не последовало. Приложила руку к левой груди и почувствовала, как бьется сердце. Она легла на живот и заплакала, уткнувшись в простыню. Какое-то время она рыдала. Затем перелезла через спин­ку кровати.

Пошла в ванную умыться. Почистила зубы, посмо­трелась в зеркало. Проходя по гостиной, повернула вентиль отопления. Потом села за кухонный стол, спрятав ноги под ночной рубашкой. Снова поплака­ла. Из лежавшей на столе пачки вынула сигарету и прикурила. Чуть погодя она вернулась в спальню и взяла халат.

Потом пошла посмотреть, как там дети. Накрыла сына одеялом — оно сползло. Затем прошла в гости­ную, уселась в кресло. Начала листать журнал, по­пробовала читать. Потом стала разглядывать фото­графии и снова попробовала читать. Время от вре­мени мимо дома проезжала машина, тогда она поднимала глаза и смотрела в окно. Когда проезжала машина, она каждый раз еще долго прислушивалась и только потом снова принималась за журнал. Око­ло кресла на столике лежала целая стопка этих жур­налов. Она пролистала их все.


Когда начало светать, она встала с кресла. Подо­шла к окну. Небо над горами, без единого облачка, постепенно светлело. Деревья и дома с двухэтажны­ми апартаментами обретали форму, проступая из ночных сумерек. Небо все светлело, свет стремительно разливался над горами. Если не считать тех ночей, когда ей приходилось не спать из-за детей (а они действительно не в счет, так как она все равно в окно не выглядывала, потому что носилась между детской и кухней), она всего несколько раз видела восход солнца, да и то еще когда была ребенком. Но ни один не был похож на сегодняшний. Ни на одной картинке, ни в одной книге, нигде она не видела та­кого ужасного восхода солнца.

Она еще немного постояла, потом подошла к две­ри, повернула ручку замка и вышла на крыльцо. За­пахнула халат до самого горла. Воздух был влажный и очень холодный. Постепенно все вокруг обретало необыкновенную четкость. Взгляд ее жадно вбирал каждую деталь и в конце концов остановился на красном сигнальном фонаре радио вспышки, мигаю­щем на вершине горы.

***

Она прошла по полутемной квартире назад в спаль­ню. Он лежал, свернувшись в клубок, все простыни и одеяла сбились в кучу, голова под подушкой. Спал он беспокойно: обе руки были простерты в ее сторону, челюсти крепко сжаты. Пока она смотрела на него, спальню залил яркий свет, и прямо у нее на глазах се­рые от сумрака простыни засияли белизной.

Она облизала пересохшие губы и опустилась на колени, положив ладони на спинку кровати.

— Господи, — прошептала она. — Господи, ты ведь нам всем поможешь, правда?