"Смертельный розыгрыш" - читать интересную книгу автора (Блейк Николас)

12. РАЗГНЕВАННЫЙ МАГНАТ

В последующие дни Дженни была единственной моей поддержкой и опорой. Потрясенный смертью Веры, я чувствовал себя глубоким стариком, надломленным и ни на что не способным. Все эти происшествия, омрачавшие нашу жизнь в Нетерплаше, казались теперь совершенно незначительными, но стало ясно, что они неминуемо вели к гибели Веры, я должен был это предвидеть и спасти ее. В ту ночь, когда мы с Дженни, невероятно измученные, легли спать, она шепнула мне:

— Ты был немного влюблен в нее, дорогой?

— Да.

Она задала свой вопрос с большой нежностью, без всякой задней мысли, и, не расспрашивая о моих чувствах, добавила:

— Если ты захочешь рассказать мне об этом…

— Захочу. И расскажу. Но не сейчас. Я никогда бы… у тебя не было никаких причин опасаться ее.

Невольно в моем голосе прозвучали горькие нотки. Это был как будто отголосок того сарказма, с которым Сэм сказал мне, когда мы наконец вышли из шатра:

— Пойду позвоню в свое агентство. Удивительный сюжет. Необыкновенно эффектный. Будь проклят гад, который ее убил!

Полицейский надолго задержал нас в шатре: он записывал фамилии и адреса всех присутствующих. Когда к нему прибыло подкрепление, со всех, кто заходил в комнату, где размещался комитет, сняли предварительные показания; исключение было сделано лишь для Элвина: он выглядел таким потрясенным и больным, что ему разрешили, в сопровождении эскорта, вернуться в «Пайдал».

Все это происходило как в тумане, как в страшном сне. Ясно было только одно: в какой-то миг преступник подменил чехольчик с духами чехольчиком с синильной кислотой. Невозможно даже предположить, чтобы это проделал старый Элвин: слишком велика была опасность немедленного разоблачения. И все же Вера погибла от его руки, и полиция могла не утруждать себя поисками другого убийцы.

С того времени я перестал вести дневник, который до сих пор лежал в основе моего повествования, поэтому возможны нарушения дальнейшей последовательности событий.

Деревни в стороне от больших дорог обычно не бывают шумными, но в эти несколько дней Нетерплаш как будто затаил дыхание — такая неестественная там стояла тишина. Убийство Веры было слишком большой сенсацией, чтобы служить темой сплетен, и произошло оно при обстоятельствах столь гротескно-причудливых, что у местных сплетников не оказалось достаточного простора для вымыслов. Главные споры, как я понял, шли вокруг того, можно ли хоронить индианку на христианском кладбище. Расследование по делу об убийстве вели инспектор и сержант из Скотленд-Ярда, сразу же вызванные нашим старшим констеблем; к этому расследованию деревня относилась с обычным своим недоверием и фатализмом; во всяком случае, все предположения, которые мне довелось слышать в таверне, отличались неправдоподобием. Элвина открыто не обвиняли; Фред Киндерсли объяснял это популярностью сквайра среди деревенских жителей, особенно пожилых, и их нежеланием пинать упавшего; почти все они были убеждены в виновности Элвина, но дружно ополчались против чужаков, которые позволяли себе говорить об этом.

Но горше всего мне было видеть, как быстро улетучивается память о Вере. Над ее головой будто сомкнулись бушующие волны, бесследно поглотив это еще недавно полное жизни, загадочное и обреченное существо. Она прожила в деревне не год и не два, но лишь немногие из нас знали ее достаточно хорошо, для всех прочих она так и осталась темноволосой женщиной в сари, которая иногда разгуливала вокруг Замка, мифом, не имеющим никакого отношения к их повседневной жизни, именем в сенсационном газетном сообщении. Никто даже не сожалел, что при ее жизни не познакомился с ней поближе, не постарался сделать так, чтобы она не чувствовала себя чужой.

На другой день после похорон — Веру все же погребли на церковном кладбище, и это дало повод некоторым приверженцам строгой обрядности намекать, что ее муж сделал крупный взнос в церковные фонды,— я был приглашен в Замок.

Меня провели в библиотеку и попросили обождать несколько минут. Полки в библиотеке большей частью были заставлены старыми, в кожаных переплетах, книгами, очевидно, купленными у Картов. Какая у него страшная хватка!— размышлял я. Он прибрал к рукам всю деревенскую землю, а теперь еще и пустырь, где размещалась школа верховой езды. Неужели после всего, что случилось, он останется один в этом великолепном, но похожем на пустую скорлупу доме? А дом и впрямь был пустой скорлупой, в нем даже не жила душа покойной. Я, по крайней мере, этого не чувствовал.

Уголок дорсетского луга — вот и все, что будет отныне напоминать мне о Вере. А в этом безмолвном доме, где пахнет паркетным воском, розами и деньгами, ее больше нет.

Роналд вошел бодрым шагом, лицо у него было исхудалое — нет, уточнил я про себя, оно выглядит так, словно лишилось кожи. Глаза горели лихорадочным блеском. Я с трудом выдавил несколько фраз соболезнования — как жаль, что я чувствую к нему мало симпатии, даже как будто сомневаюсь в его реальности. Потом нерешительно спросил, собирается ли он остаться в деревне.

— Еще бы! Им меня отсюда не вытурить!— воскликнул он и поспешил укрыться за своими привычными клише.— Разумеется, эти места всегда будут будить у меня печальные воспоминания, но, несмотря ни на что, я не должен поддаваться отчаянию, должен продолжать жить.

— Но ведь никто не пытается, как вы выражаетесь, Роналд, вытурить вас.

— Они всячески третировали бедную Веру. Охотно брали у меня деньги и оскорбляли покровительственным отношением. А потом убили ее. Меня просто тошнит от этих живых ископаемых — местных аристократических семеек. Проклятые снобы!

Наконец-то из-под панциря выглянула живая человеческая душа.

— Но, Роналд, у вас нет оснований утверждать, что Веру убили из чисто снобистских побуждений?

На его лице мелькнула полуулыбка-полугримаса.

— Нет, конечно. Не так буквально. Но если бы они вели себя по отношению к ней чуть-чуть приветливее, этого никогда не случилось бы.

Я посмотрел на него с изумлением.

— Прежде всего, она бы так не скучала. Разумеется, мне не следовало оставлять ее одну — это моя вина.

— Вы хотите сказать?…

— Что она впуталась в неприглядную историю. Связалась с одним человеком. А он решил отделаться от нее.— Роналд проницательно посмотрел на меня.— Я знаю, о чем вы думаете. Неверную жену убивает обычно муж, а не любовник.

— Да, так.

— Но если она угрожает благополучию своего любовника?

На какое-то довольно неприятное мгновение мне показалось, что Роналд подозревает, будто Вера была моей любовницей.

— У вас есть какие-нибудь доказательства?— несмело поинтересовался я.

— Оставьте, Джон. Вы помните, какое грязное письмо я получил?

— Это не очень-то надежное доказательство.

— Нет дыма без огня. И я знаю в этой деревне лишь одного мужчину, который не дает прохода женщинам.

— Возможно, вы и правы. Но каким, скажите, образом она могла угрожать его благополучию?

— Он прекрасно понимал: если вся эта история получит огласку, я вышвырну его из своей деревни.

— Полагаю, речь идет о Берти Карте?

— О ком же еще!

— И как же вы «вышвырнете» его из деревни?

— А деньги на что?— ответил Роналд, и я лишний раз убедился в его беспощадности.— Я сдал Элвину «Пайдал» за чисто символическую плату. Могу вам, строго по секрету, признаться, что после того как Элвин покаялся в своем дурацком розыгрыше, я поставил ему условие: либо он отправит своего братца куда-нибудь подальше, либо я подниму плату и выставлю их обоих. Я уже веду переговоры о покупке земли, где размещается манеж Берти.

— Хотя у вас не было еще никаких достоверных доказательств относительно жены и Берти?

Роналд отвел глаза в сторону.

— Значит, его благополучие уже находилось под угрозой, зачем же ему убивать ее?— не унимался я.

— Может, она ему надоела… Может, порвала с ним, совсем недавно. В последнее время я несколько раз перехватывал ее взгляд: она смотрела на меня со странной робостью, словно хотела в чем-то признаться.— Роналд соображал туговато, но в проницательности ему нельзя было отказать.

— Неужели вы всерьез думаете, будто Берти мог совершить такое фантастическое убийство?

— Если не он, то кто же?

— Понятия не имею,— в сердцах обронил я.— Я ведь даже не знаю еще всех фактов.

Роналд снова перешел на деловой тон.

— Да, вы правы. Мое упущение. Сейчас я позову Чарли Максвелла. Он знает все досконально; оказывается, они близкие приятели с этим инспектором из Скотленд-Ярда, вместе тянули лямку.

Пока мы дожидались Максвелла, я вдруг подумал, что если Роналд и в самом деле убийца, ему очень повезло: сыщик, состоящий у него на службе, хорошо знаком с полицейскими, которые ведут расследование. Но так ли это на самом деле?

Появился Чарли Максвелл — при черном галстуке, с таким выражением лица, какое, вероятно, бывает у немого на похоронах. Будь бедная Вера жива, она не преминула бы от души посмеяться над ним. Роналд велел ему доложить о ходе следствия — таким тоном председатель обращается к членам подкомитета. Резюмирую изложенные им факты.

В качестве яда использовалась синильная кислота. Вера вдохнула смертельную дозу ее паров. К тому же она страдала «сердечной недостаточностью», чего я не знал и что наряду с сильным отравлением привело к летальному исходу.

Мысль опрыснуть Веру духами принадлежала Элвину, который принес чехольчик и резиновую грушу. И он тоже отравился ядовитыми испарениями. В этот розыгрыш, насколько известно полиции, посвящены были лишь трое: он, Вера и Роналд. Естественно предположить, что Элвин поделился секретом со своим братом, но тот категорически это отрицает, а сам Элвин не помнит, говорил он что-нибудь или нет.

Сразу же после убийства Элвина обыскали, в его кармане обнаружили большой флакон духов «Арпеж», где не хватало как раз той порции, которую он отлил в чехольчик. Этот флакон он намеревался преподнести Вере после раздачи призов.

Чехольчик с духами был найден позднее рядом с помещением для жюри. На нем оказались лишь отпечатки пальцев Элвина. Смертоносный чехольчик ничем не отличался от своего двойника.

Элвин показал, что чехольчик с духами он принес в своей старой сумке, а сумку повесил на крючок. Подменить чехольчик можно было в любое время, но сделать это мог только человек, посвященный в тайну.

И Роналд и Элвин много раз входили в комнату для жюри и выходили из нее. Берти показал, что он был там лишь однажды: перед тем как начать речь, Элвин попросил его принести чехольчик из своей сумки.

Полиции еще не удалось установить, где взяли яд.

— Что вы об этом думаете?— спросил Чарли Максвелл, изложив все известные ему факты.

— Здесь есть одно трудно объяснимое обстоятельство,— ответил я.— Затеял розыгрыш с духами Элвин, он отлично знал, что будет в центре всеобщего внимания, но почему-то забыл прихватить с собой чехольчик с духами, когда все они поднялись на помост.

— Жарьте дальше, сэр!— с воодушевлением вскричал Чарли, забыв о разыгрываемой им роли немого на похоронах.— То же самое, точь-в-точь, говорит и инспектор.

— А как это объясняет Элвин?— спросил Роналд.

— Говорит, что это просто выскочило у него из головы.

— Не очень убедительное оправдание,— заметил Роналд.

— Не могу с вами согласиться. У кого не бывает провалов в памяти. А Элвин — рассеянный старый чудак. И все же трудно допустить, чтобы убийца забыл взять орудие убийства.

— Простейшая хитрость. Для отвода глаз,— нетерпеливо фыркнул Роналд.

— А по-моему, это свидетельство его невиновности.

— Какие еще соображения, мистер Уотерсон?

— Прежде всего необходимо удостовериться, не знал ли кто-нибудь о задуманном розыгрыше. Элвин мог проболтаться брату, у него просто недержание речи. И Вера могла проговориться.

— И я мог проговориться,— вставил Роналд.— Но вот не проговорился же.

— Вполне вероятно, что убийца постарался посвятить в эту тайну как можно больше людей. Чтобы все они оказались под подозрением.

— Его не устраивало соотношение два к одному, так, что ли?— сказал Чарли.

Роналд не сводил с меня глаз.

— А отпечатки пальцев?— спросил я.

— На чехольчике с духами — отпечатки пальцев Элвина, на том, что с ядом,— его и Берти. Это не позволяет сделать окончательных выводов. Отпечатки пальцев можно легко стереть носовым платком. Что-нибудь еще, сэр?

— Да, самое главное. Вы говорите, что розыгрыш с духами придумал Элвин. Это действительно так, Роналд?

— Я же сказал,— запальчиво произнес Роналд: он явно оборонялся.

— Меня удивляет, что вы с Верой согласились.

— Ах, вот оно что. Но ведь мне… но ведь нам и в голову не могло прийти, что… кто-то… воспользуется этим для…

— Я не о том. Это была такая детская затея. Нелепая. Бьющая на дешевый эффект. Не скажу прямо, вульгарного пошиба, но все же унизительная и очень уж странная. Не могу понять, почему вы с Верой согласились.

Роналд сидел неподвижно, обуреваемый гневом, причин которого я не мог постичь.

— Не скрою, сначала мы немного сомневались, но…— И вдруг его прорвало.— Меня возмущает ваше высокомерие. Да кто вы, собственно, такой, чтобы указывать, что для меня унизительно! Вы, видимо, думаете, что если я разговариваю с вами, понизив голос…

— Не кричите на меня, Роналд. Я не из тех, кого можно взять на испуг.

— Джентльмены, джентльмены,— принялся увещевать нас Чарли Максвелл.

— Вы же признались, что у вас были сомнения,— продолжал я, с новой болью ощущая весь ужас понесенной утраты.— У вас могло быть лишь две причины согласиться на эту затею. Причина первая: вы терпеть не можете Элвина и были бы рады прилюдно выставить его глупцом.

Я замолчал.

— Причина вторая?— Роналд смотрел на меня ледяным взглядом.

— Она очевидна.

— Вы хотите сказать, что он принудил меня к этому с помощью шантажа? В ваши годы следовало бы рассуждать более здраво.

До сих пор я даже не задумывался о возможности шантажа. Но тут я понял, что Элвин, конечно, мог шантажировать Веру, но никак не ее мужа.

— Нет,— сказал я,— но полиция может предположить, что вы дали согласие на этот нелепый розыгрыш в каких-то своих интересах.

— Осторожнее на поворотах,— предостерег меня Чарли.— Не зарывайтесь. Это довольно смелое предположение…

— Заткни пасть, Чарли,— оборвал его Роналд, давая выход природной грубости.— Думайте что хотите,— продолжал он, повернувшись ко мне.— Плевать я хотел на ваши гнусные инсинуации.— Он тут же овладел собой.— Извините, старина, мне не следовало так говорить. Но меня взбесил ваш намек, будто… Вы даже не знаете, как сильно я любил жену.

Его слова не убедили меня: мне никогда не доводилось встречать таких безразличных друг к другу супругов.

— Но ведь я не обвиняю вас, Роналд. Только прикидываю, к каким выводам может прийти полиция, особенно если принять во внимание то, о чем мы говорили перед приходом мистера Максвелла.

Грубое, похожее на кусок окорока лицо Максвелла засветилось любопытством. Какие, интересно, отношения между ним и его патроном? В какой стае он сейчас охотится? Никто из нас не пожелал удовлетворить его любопытство, и он сказал:

— Все это не по существу дела, джентльмены. Как только инспектор установит, откуда похищен яд,— он прищелкнул пальцами,— считайте, преступник у нас в руках.

Роналд смотрел на стеклянную дверь — ту самую, сквозь которую я еще так недавно видел Веру: она прошла мимо с черепашкой в руках, держа эту черепашку как жертвоприношение. И вот она сама — кем и с какой целью?— принесена в жертву перед толпой равнодушных зевак.

— В этом-то вся загвоздка.— Роналд отвел глаза в сторону.— Вы же знаете, Чарли, что на моем алфертонском заводе используют для производственных нужд чистую синильную кислоту.

— Синильную кислоту? Нет, я этого не знал, мистер Пейстон.

— Соединяя ее с металлическим основанием, они вырабатывают цианистый калий, употребляемый при гальванопокрытии.

— Понятно. Тут и впрямь есть закавыка.— Забавно было наблюдать, как неуклюже пытается Чарли скрыть свое беспокойство.— Надеюсь, вы сообщили об этом инспектору?

— Он меня не спрашивал,— ворчливо ответил Роналд.

— И все же вам стоило бы сообщить ему.

— Но вы должны знать все это: в прошлом году я посылал вас в Алфертон.

— Вы посылали меня расследовать частые случаи хищения, а не изучать химические процессы, сэр,— вежливо возразил Чарли.

— Вы у нас человек прямой, бьете в одну точку. И вдруг в памяти у меня забрезжило смутное воспоминание.

— «Синильная кислота — легколетучее вещество». Когда я повторил эту фразу вслух, Роналд рассеянно кивнул.

— В незакрытом или неплотно закрытом чехольчике она должна была быстро испариться.

— И что отсюда следует?— Роналд весь обратился во внимание, но я не стал высказывать свою мысль, пока не обдумаю все, что из нее вытекает.

— Не знаю еще. Я просто вспомнил,— ответил я.

— Ну, наш мистер Уотерсон смотрит в самый корень,— заметил Чарли Максвелл.— В небольшой урне в шатре нашли пустой медицинский пузырек: установлено, что там хранилась синильная кислота.

До сих пор Чарли представлялся мне комическим персонажем, но, когда он с такой легкостью прочитал мои мысли, он сразу вырос в моих глазах. Убийца, очевидно, перелил яд из плотно закупоренного пузырька в металлический чехольчик перед самым преступлением.

Вспоминая теперь эту минуту, я чувствую, что держал в руках ключ к разгадке всей тайны. Но мое внимание отвлек Роналд Пейстон.

— Чего бы мне ни стоило, я все равно добьюсь, чтобы этого негодяя вздернули. Если бы я мог потолковать с ним минут десять наедине, он бы сам запросился на тот свет.

Эти слова походили на реплику из дешевой мелодрамы, но холодный гнев в голосе Роналда придал им неотразимую убедительность.

— Сперва надо ухватить его за шкирку,— весело сказал Чарли, разряжая напряжение.

— Уж мы-то знаем, кто это сделал, Чарли! Остается лишь доказать это, вот и все.

— И кто же?— спросил я.

— А что тут мудреного? Вы сами видели, кто это сделал. Элвин Карт, кто же еще? Один или на пару со своим братцем.

По дороге домой я полушутя обдумывал, не в сговоре ли Роналд и Максвелл. Вначале я отмел эту мысль. Конечно, Роналд мог раздобыть яд и подменить чехольчик. Он даже мог разослать анонимки. Но подозревать, что он устроил и остальные розыгрыши, которые требовали большой физической ловкости, невозможно. Может быть, Чарли Максвелл? Но он приехал на другой день после поджога стогов, точнее сказать, объявился уже впоследствии. Впрочем, даже если предположить, что он прятался где-то поблизости, я не допускал и мысли, что Роналд нанял этого дюжего мужчину ради нескольких дурацких розыгрышей.

На вопрос, способен ли Роналд на убийство, я мысленно ответил: да, способен. Но зачем ему было убивать Веру? Чтобы покарать ее за измену? Это слишком уж в духе трагедии семнадцатого века. Как-то не верилось, чтобы его чувства к ней могли достичь такой губительной силы. Его врагами были Карты, а не Вера.

Но положим, Максвелл тут ни при чем. Неужели Роналд задумал это дьявольское дело лишь ради мести одному из Картов или обоим сразу? Неужели он воспользовался розыгрышами, чтобы погубить Элвина? Я почувствовал, что зашел в тупик. Если, конечно, Роналд не маньяк, хладнокровно убивающий свои жертвы, невозможно представить себе, что он убил Веру для того, чтобы отправить на виселицу Элвина или Берти.

Я уже стоял возле своей калитки. Я отпер ее в приятном предвкушении ужина с Дженни и моими милыми детьми, как вдруг кто-то невидимый шепнул мне на ухо слово «легколетучая». Я задвинул засов изнутри, прислонился к калитке и уставился невидящими глазами на оплетенный плющом белый фасад нашего чудесного дома. В калейдоскопе моих мыслей сложился совершенно новый узор.

Роналд, несомненно, не хотел смерти своей жены. Он знал, какое летучее вещество — синильная кислота. Он-то и мог совершить подмену, предполагая, что, прежде чем выйти на помост, Элвин, как и другие члены жюри, воткнет смертоносный чехольчик себе в петлицу. Затем он, Роналд, произнесет свою вступительную речь. Вторым выступит Элвин. У него будет больше чем достаточно времени надышаться испарениями, он так и не успеет опрыскать Веру духами «Арпеж». А следствие придет к выводу, что Элвин сам подменил чехольчик, чтобы отравить Веру, но, не зная свойств синильной кислоты, попался в собственную ловушку.

Какой-то миг мне казалось: вот она, великолепная разгадка! Затем я вернулся на исходные позиции. Роналд должен был видеть, что Элвин не сразу воткнул чехольчик в петлицу. Стало быть, он знал, что тот может остаться жив, пока не нажмет резиновую грушу. Но даже не пытался удержать его. Мог, но не хотел предотвратить убийство жены.

Итак, бедная Вера была обречена на заклание?

Мой внутренний монолог прервала Дженни.

— Тебя ждет инспектор,— крикнула она.