Реймонд Карвер На расстоянии

Она приехала в Милан на Рождество и хочет знать, что было, когда она была маленькая. И так всякий раз, когда они видятся, что случается не очень часто.

— Расскажи, — говорит она. — Расскажи, что тогда было.

Она отпивает глоток стреги, ждет, пристально на него смотрит.

Спокойная, стройная, привлекательная девушка, прирожденная воительница.

— Это было давно. Двадцать лет прошло, - гово­рит он.

Они сидят в его квартире на виа Фаброни возле парка Касине.

— Ты же все помнишь. Давай, рассказывай.

— Что ты хочешь услышать? Что тебе рассказать? Случилась одна история, когда ты была совсем ма­лышкой. Она и тебя касается. Правда, совсем чуть-чуть.

— Расскажи, — требует она. — Только сперва налей нам еще, чтобы не пришлось потом прерываться на середине.

Он приносит из кухни напитки, устраивается в кресле и начинает.

— Они и сами были совсем детьми, но пожени­лись, очень уж были друг в друга влюблены, тот во­семнадцатилетний паренек и его семнадцатилетняя подружка. А вскоре у них родилась дочка.

Малышка появилась в конце ноября, во время сильных морозов, которые пришлись как раз на окончание сезона охоты на водоплавающую дичь в их краях. Понимаешь, парень любил охоту, в том-то все и дело.

Парнишка и его девушка, вернее, уже муж и жена, отец и мать, жили в трехкомнатной квартире под ка­бинетом зубного врача. Каждый вечер они убирали кабинет — в счет платы за квартиру. Летом они зани­мались газоном и цветами, а зимой парень расчищал дорожки от снега и посыпал тротуар солью. Детиш­ки, как я сказал, безумно друг друга любили. К тому же, они строили большие планы и безудержно меч­тали. Постоянно говорили о том, что сделают и где побывают.

Он встает с кресла и долго смотрит в окно на че­репичные крыши и на густо падающий снег в пред­вечернем свете.

— Дальше, — говорит она.

— Парень и девушка спали в спальне, а кроватку малышки они поставили в гостиной. Ей было три недели и она только-только начала спать по но­чам.

Как-то в субботу вечером, закончив уборку, парень зашел в личный кабинет зубного врача, уселся, положив ноги на стол, и позвонил Карлу Сазерленду, ста­рому другу отца, они вместе охотились и рыбачили.

— Карл, — сказал он, когда тот взял трубку, — я стал отцом. У нас девочка.

— Поздравляю, сынок, — сказал Карл. — Как жена?

— Хорошо. И с малышкой тоже все хорошо. У нас у всех все хорошо.

— Вот и славно, — сказал Карл. — Рад это слышать. Передай жене мои наилучшие пожелания. Если зво­нишь насчет охоты, вот я тебе что скажу. Гусей про­сто тучи. По-моему, я никогда столько не видел, а я уже не первый год охочусь. Сегодня добыл пять. Двух утром и трех днем. Утром поеду опять, если хо­чешь, поедем вместе.

— Хочу, — говорит парень. — Я потому и звоню.

— Тогда подъезжай к половине шестого. Патронов бери побольше. На пристрелку тоже понадобятся. Тогда до завтра.

Парню нравился этот человек. Он был другом от­ца, который к тому времени уже умер. После смерти отца, может быть, чтобы как-то восполнить потерю, парнишка и Карл Сазерленд стали вместе охотиться. Сазерленд был худой, лысоватый, жил один и не лю­бил болтать. Иногда парнишке в его компании было неловко, он думал, что что-то не то сказал или сде­лал, он не привык общаться с людьми, которые так подолгу молчат. А когда Карл заговаривал, то часто настаивал на своем, а парень с ним не соглашался. Но была в отцове друге какая-то основательность, и лес он знал хорошо — и парня это восхищало.

Он повесил трубку и спустился домой, рассказать обо всем девушке. Она смотрела, как он достает ве­щи. Охотничью куртку, патронташ, ботинки, носки, шапку, шерстяное белье, ружье.

— Когда вернешься? — спросила она тогда.

— Часов в двенадцать. А может в пять или в шесть. Это поздно?

— Нормально. Мы справимся. А ты поезжай, раз­вейся. Ты заслужил. Может, завтра вечером нарядим Кэтрин и сходим в гости к Салли.

— Да, мысль неплохая, — сказал он. — Давай обсу­дим.

Салли была сестрой девушки. Старше ее, на де­сять лет. Парнишка был в нее немного влюблен, он и в Бетси, другую сестру жены, был немножко влюб­лен. Он говаривал:

— Не будь мы женаты, я бы приударил за Салли.

— А Бетси? — спросила как-то девушка. — Как ни обидно, она красивее, чем мы с Салли. Как насчет Бетси?

— И за Бетси тоже, — засмеялся парень. — Правда, не так, как за Салли. Есть в Салли что-то такое, что берет за живое. Нет, я бы, наверное, предпочел Сал­ли, если бы пришлось выбирать.

— Но кого ты любишь по-настоящему? — спросила девушка. — Кого ты любишь больше всех на свете? Кто твоя жена?

— Ты, — сказал парень.

— И мы всегда будем друг друга любить? — спроси­ла девушка. Он видел, что ей безумно нравится этот разговор.

— Всегда. И всегда будем вместе. Мы с тобой, как канадские гуси, — сказал он, это сравнение сразу же пришло ему на ум, поскольку гуси в те дни частенько занимали его мысли. — Они выбирают себе пару только раз в жизни. Выбирают, пока еще молодые, и навсегда остаются вместе. Если один умрет или еще что, второй так и будет жить один, может, даже оста­нется в стае, но будет сам по себе, все гуси вокруг се­мейные, а он будет один.

— Как грустно, — сказала девушка. — Так, наверное, еще грустнее, когда один, но живешь в стае, легче уж когда сам по себе.

— Грустно, — согласился парень. — Но это закон природы.

— Ты когда-нибудь из них убивал? — спросила де­вушка. — Ну, ты понимаешь, да?

Он кивнул.

— Раза два-три случалось, подстрелишь гуся, а по­том видишь, как от стаи отделяется другой и начина­ет кружить и звать того, который лежит на земле.

— Ты его тогда тоже убивал? — обеспокоенно спро­сила она.

— Если получалось. Иногда промахивался.

— И тебя это не тревожило?

— Ни разу, — ответил он. — Когда охотишься, об этом как-то не думаешь. Понимаешь, мне нравится все, что связано с гусями. Нравится просто смот­реть на них, когда не охочусь. Но жизнь полна вся­ких противоречий. Нельзя все время о них думать.

После обеда он включил котел и помог искупать малышку. В который раз ему показалось чудом, что дочка похожа и на него — глаза и рот, и на жену — но­сик и подбородок. Он припудрил крохотное тельце присыпкой, потом попудрил между пальчиками рук и ног. Посмотрел, как жена надевает на малышку подгузник и пижамку.

Он вылил воду из ванночки в поддон душевой каби­ны и вышел на улицу, чтобы подняться потом наверх. Было холодно и облачно. Изо рта у него вырывался пар. Трава, вернее, то, что от нее осталось, была похо­жа на холст и казалась в свете фонаря жесткой и се­рой. Вдоль дорожки лежали сугробы. Мимо проехала машина, он услышал, как хрустит под колесами песок. Он позволил себе помечтать о том, что будет завтра, о том, как будут кружить над ним гуси, и как ружье бу­дет ударять от отдачи в плечо.

Потом он запер дверь и спустился вниз.

Они попробовали читать в постели, но оба усну­ли, сперва она уронила журнал на стеганое одеяло. У него тоже слипались глаза, но он заставил себя под­няться, проверил будильник и выключил лампу.

Проснулся он от плача малышки. В гостиной го­рел свет. Девушка, стоя возле кроватки, укачивала малышку на руках. Через несколько минут она уло­жила ее, погасила свет и вернулась в спальню.

Было два часа ночи, и парень снова заснул.

Его опять разбудил плач. На этот раз девушка не проснулась. Прерывистый плач длился довольно долго, потом, наконец, прекратился. Парнишка, прислушиваясь, начал дремать.

Когда он снова открыл глаза, в гостиной горел свет. Он сел и включил лампу.

— Не знаю, что случилось, — она ходила по комна­те с дочкой на руках. — Я ее переодела и еще покор­мила. А она все плачет и плачет. Я так устала, боюсь, вдруг я ее уроню.

— Иди ложись, — сказал парень. — Давай ее мне.

Он встал и забрал у нее малышку, а она пошла на­зад в спальню.

— Просто покачай ее несколько минут, — сказала девушка уже из спальни. — Может, заснет.

Парень сел на диван и стал качать дочку на коле­нях, пока у той не закрылись глаза. У него тоже нача­ли слипаться глаза. Он осторожно поднялся и уло­жил ее в кроватку.

Было без четверти четыре, и он мог поспать еще сорок пять минут. Он юркнул в постель.

Но минуты через три снова раздался плач. На этот раз они оба встали, и парень выругался.

— Ты что? — возмутилась девушка. — А если она за­болела или мало ли что еще? Может, не надо было ее купать.

Парень взял дочку на руки. Она засучила ножками и затихла.

— Видишь? — сказал парень. — По-моему, все с ней в порядке.

— Откуда ты знаешь? — проворчала девушка. — Дай ее сюда. Я знаю, ей что-то нужно, только не знаю, что.

Несколько минут малышка не плакала, и девуш­ка снова ее уложила. Парень и девушка смотрели на нее, а потом, когда она опять начала плакать, посмотрели друг на друга. Девушка снова взяла дочь на руки.

— Моя маленькая, — сказала она, и глаза ее напол­нились слезами.

— У нее, наверное, животик болит, — предполо­жил парень.

Девушка не ответила. Она качала дочурку на ру­ках, не обращая на мужа внимания.

Он подождал еще немного, а потом отправился в кухню и поставил воду, чтобы сварить кофе. Натя­нул шерстяное белье, застегнулся. Потом стал ис­кать одежду.

— Что ты там делаешь? — спросила девушка.

— Собираюсь на охоту, — сказал он.

— По-моему, тебе не стоит уходить. Может быть, позже, днем, если все обойдется. Но сейчас какая может быть охота.... Я не хочу оставаться одна, она так плачет.

— Карл на меня рассчитывает, — ответил парень. — Мы договорились.

— А мне плевать, что договорились. И на Карла то­же. Я его совсем не знаю. Я просто не хочу, чтобы ты уходил. По-моему, ты даже думать об этом не дол­жен, когда у нас такое творится.

— Ты же видела Карла, вы знакомы. Что значит, ты его не знаешь?

— Не в этом дело, нечего цепляться к словам. Де­ло в том, что я не хочу, чтобы меня бросили одну с больным ребенком.

— Погоди, ты не понимаешь...

— Нет, это ты не понимаешь. — Я твоя жена. Это твоя дочь. Она заболела, или что-то еще не так. По­смотри на нее. Почему она плачет? Ты не можешь бросить нас из-за какой-то охоты.

— Не устраивай истерику, — сказал он.

— Ты же можешь охотиться, когда угодно. С ребен­ком что-то не так, а ты хочешь нас бросить ради этой своей охоты.

Она заплакала. Положила малышку обратно в кро­ватку, но та снова начала кричать. Девушка спешно вытерла глаза рукавом ночной рубашки и снова взя­ла ее на руки.

Парень медленно зашнуровал ботинки, надел ру­башку, свитер и куртку. В кухне засвистел чайник.

— Тебе придется выбрать, — сказала девушка. — Карл или мы. Я серьезно, выбирай.

— Ты что? — опешил парень.

— Что слышал. Хочешь, чтобы у тебя была семья, выбирай.

Они молча смотрели друг на друга. Потом парень взял охотничье снаряжение и пошел наверх. Через ка­кое-то время включил двигатель машины, обошел ее, с подчеркнутым старанием счистил со стекол лед.

За ночь похолодало, но небо расчистилось, и ста­ли видны звезды. Они мерцали над его головой. Си­дя за рулем, парень смотрел на звезды и поражался тому, как они далеко.

Над крыльцом Карла горел свет, его фургон был припаркован на дорожке, двигатель работал на хо­лостом ходу. Когда парень остановился, у обочи­ны, Карл вышел из машины. Ну а парень уже все для себя решил.

— Может, поставишь машину во дворе? — спросил Карл, когда парень подошел ближе. — Я готов, толь­ко свет погашу. Как-то нехорошо получилось, — до­бавил он. — Я думал, ты проспал, и только что вам звонил. Твоя жена сказала, ты уехал. Нехорошо по­лучилось.

— Да ладно, ничего, — сказал парень, стараясь ос­торожнее выбирать слова. Он слегка потоптался и поднял воротник. Сунул руки в карманы куртки.

— Она не спала, Карл. Мы оба не спали. Похоже, с малышкой что-то не так. Не знаю. Все плачет и пла­чет. Я, наверное, не смогу поехать, Карл, в другой раз.

— Ты бы мог просто позвонить, сынок, — сказал Карл. — И все. Не надо было приезжать, так бы и ска­зал. Подумаешь, охота: хочешь — едешь, не хочешь — нет. Это неважно. Будешь кофе?

— Я лучше поеду.

— Ну, тогда, наверное, и мне пора. — Карл посмот­рел на парнишку.

Тот стоял на крыльце и молчал.

— Прояснилось, — сказал Карл. — Думаю, сегодня особого толка не будет. Ты, судя по всему, не пропус­тишь ничего уж такого.

Парень кивнул.

— Увидимся, Карл.

— Пока, — ответил Карл. — Эй, и не слушай нико­го. Ты — счастливчик, серьезно говорю.

Парень завел машину и подождал. Посмотрел, как Карл прошелся по дому и погасил везде свет. Потом тронулся с места и выехал на дорогу.

В гостиной горел свет, но девушка спала в спальне, а рядом с ней на кровати лежала спящая малышка.

Парнишка снял ботинки, брюки и рубашку, изо всех сил стараясь не шуметь. В одних носках и шер­стяном белье он сел на диван и прочел утреннюю га­зету.

Вскоре за окном стало светать. Девушка и малыш­ка все спали. Парень подождал еще, а потом пошел на кухню и начал жарить бекон.

А через несколько минут она вышла в своем хала­тике и молча обняла его.

— Эй, смотри, халат загорится, — сказал парень.

Она прижималась к нему, но и плиты тоже каса­лась.

— Прости за то, что было ночью, — попросила она. — Не знаю, что на меня нашло. Не знаю, зачем я тако­го наговорила.

— Ничего страшного. Погоди, дай бекон пере­верну.

— Я не хотела срываться, — сказала она. — Ужасно получилось.

— Это я виноват, — возразил он. — Как Кэтрин?

— Хорошо. Не пойму, что с ней было. Ты уехал, я ее еще раз переодела, и она успокоилась. Совсем успокоилась и сразу заснула. Не знаю, что с ней бы­ло. Не сердись на нас.

Парень засмеялся.

— Я на вас не сержусь. Не болтай ерунду. Осторож­но, сковородка горячая.

— Ты садись, а я займусь завтраком. Как думаешь, вафли к бекону подойдут?

— Еще как, — сказал он. — Умираю, хочу есть.

Она выложила бекон из сковородки, сделала тесто для вафель. Он сел за стол, теперь на душе у него бы­ло спокойно, он смотрел, как она хлопочет.

Она вышла, чтобы закрыть дверь в спальню. В гос­тиной поставила пластинку, которую они оба лю­били.

— Не хотелось бы опять кое-кого разбудить.

— Это точно, — засмеялся парень.

Она поставила перед ним тарелку с беконом, яич­ницей и вафлей. Поставила тарелку для себя.

— Готово.

— Выглядит здорово, — сказал он. Намазал вафлю маслом и полил сиропом. Но только начал резать, опрокинул тарелку себе на колени.

— Нет, ну надо же! — он выскочил из-за стола.

Девушка взглянула на него, увидела выражение его лица. И засмеялась.

— Ты бы видел себя сейчас, — пробормотала она сквозь смех.

Он посмотрел на свою измазанную сиропом ни­жнюю рубашку, на кусочки вафли, бекона и яични­цы, прилипшие к сиропу, — и тоже засмеялся.

— Я умирал с голоду, — он сокрушенно покачал го­ловой.

— Умирал, — отозвалась она со смехом.

Он отлепил от себя рубашку, снял ее и бросил под дверь ванной. Потом раскрыл объятия, и девушка прильнула к нему.

— Давай больше не будем ругаться, — сказала она. — Незачем, правда?

— Это точно, — ответил он.

— Больше не будем ругаться, — повторила она. Парень ответил:

— Не будем, — и поцеловал ее.Он встает и снова наполняет бокалы.

— Вот, — говорит он. — Собственно, это вся исто­рия. Ну да, ничего особенного.

— Неправда, — возражает она. — Мне было очень даже интересно, если хочешь знать. И что? То есть что было дальше?

Он пожимает плечами и отходит с бокалом к окну. Стемнело, но снег все идет.

— Все меняется, — говорит он. — Не знаю, как именно это происходит. Но все меняется, независи­мо от того, замечаешь ли ты это, хочешь ты этого или нет.

— Да, — соглашается она, — все так, только...

И не заканчивает фразу.

Больше она об этом не заговаривает. Он смотрит на ее отражение в окне и видит, как она разглядыва­ет свои ногти. Потом поднимает голову. Весело ос­ведомляется, собирается он, в конце концов, пока­зывать ей город, или нет.

Он говорит:

— Обувайся и пойдем.

Но сам продолжает стоять у окна, вспоминая ту жизнь. Они смеялись. Прижались друг к другу и сме­ялись до слез, а все остальное — холод, и то, куда он должен был уйти в этом холоде, — их не касалось, по крайней мере, в тот момент.