Реймонд Карвер Жар

Карлайлу приходилось нелегко. И вот так все лето, с начала июня, когда от него ушла жена. Но пока не нужно было отправляться в школу, к ученикам, Карлайл обходился без няни. Сам забо­тился о детях и днем, и ночью.

— Мама, — говорил он им, — уехала в далекое путе­шествие.

Первой няней, которую он пригласил, была Дебби, девятнадцатилетняя толстуха. Она из большой семьи, и дети ее просто обожают, уверяла она. В качестве ре­комендации назвала несколько имен и накарябала их на листке карандашом. Карлайл сложил бумажку с именами и сунул ее в карман рубашки. На следующий день ему нужно было встречаться со своим новым классом, и он сказал Дебби, что утром она может при­ступить к работе. Она ответила: «Хорошо».

Карлайл понимал, что в его жизни наступил но­вый этап. Эйлин уехала, когда Карлайл возился с годовой отчетностью. Она сказала, что собирается в Южную Калифорнию, чтобы, наконец, пожить для себя. Поехала она с Ричардом Хупсом, одним из кол­лег Карлайла. Хуле был преподавателем актерского мастерства и еще учил детей выдувать всякие стек­лянные штуки; он, по всей видимости, вовремя упра­вился с отчетностью, собрал вещи и тут же отбыл из города вместе с Эйлин. И теперь, когда это долгое и мучительное лето почти закончилось и снова долж­ны были начаться занятия в школе, Карлайл, нако­нец, вынужден был срочно искать няню для детей. Первые попытки не принесли успеха. Полный ре­шимости найти кого-нибудь — хоть кого-то, — он и нанял Дебби.

Сначала он был рад, что девушка откликнулась на его приглашение. И полностью доверил ей дом и де­тей, как какой-нибудь близкой родственнице. Поэто­му ему оставалось винить лишь самого себя за собст­венную беспечность, когда в первую же неделю, вер­нувшись из школы раньше обычного, он обнаружил около дома машину с двумя огромными, из фланели, игральными костями, болтавшимися под зеркалом заднего обзора. И с изумлением увидел во дворе детей в перепачканных одежках, они играли с псом, таким огромным, что он запросто мог бы откусить им руки. Кит, его сын, уже доревелся до икоты, дочка Сара то­же начала плакать, увидев, как он выходит из маши­ны. Оба сидели на траве, и пес лизал им руки и лица. Он зарычал на Карлайла, но немного посторонился, когда тот подошел к детям. Карлайл поднял с земли сначала Кита, потом Сару и, зажав их под мышками, направился к входной двери. В доме играл проигры­ватель, так громко, что дрожали окна.

В гостиной за кофейным столиком сидели трое подростков, при,виде Карлайла они тут же вскочили на ноги. На столике стояли бутылки с пивом, а в пе­пельнице тлело несколько сигарет. Из колонок нес­ся надрывный голос Рода Стюарта. Вся комната бы­ла наполнена сигаретным дымом и звуками музыки. Толстушка Дебби с еще одним подростком устрои­лась на диване. Кофточка на ней была расстегнута, ноги поджаты, в руках сигарета. Девица с тупым не­доумением уставилась на вошедшего в гостиную Карлайла. Оба тут же спрыгнули с дивана.

— Мистер Карлайл, подождите, — затараторила Дебби. — Я сейчас все объясню...

— Ничего не надо объяснять, — перебил ее Кар­лайл. — Выметайтесь отсюда все. Выметайтесь, пока я сам вас не вышвырнул.

И он еще крепче прижал к себе детей.

— Вы мне должны за четыре дня, — напомнила Деб­би, пытаясь застегнуть кофточку, забыв про сигарету, зажатую у нее между пальцами. Пока она возилась с пуговицами, пепел сыпался на пол. — Про сегодняш­ний день, уж ладно, забудем, — за сегодня вы мне ниче­го не должны. Поймите, мистер Карлайл, это совсем не то, что вы подумали. Они просто зашли послушать пластинку.

— Я так и понял, Дебби, — он опустил детей на ко­вер, но они прижались к его ногам, оглядывая сбо­рище в гостиной. Дебби посмотрела на Кита и Сару и медленно покачала головой, как будто в первый раз их видела.

— Убирайтесь отсюда, черт возьми! — закричал Карлайл. — Немедленно. Пошли вон. Все до единого.

Он пересек комнату и распахнул входную дверь. Парни, впрочем, не очень торопились уходить. Они забрали свое пиво и медленно потянулись к выходу. Род Стюарт продолжал надрываться. Один из пар­ней заявил:

— Это моя пластинка.

— Забирай, — ответил Карлайл и резко шагнул впе­ред — но остановился.

— Эй, не трогайте меня. Вот только трогать меня не надо, — сказал парень. Потом подошел к проиг­рывателю, поднял рычажок и снял пластинку, не вы­ключая вертушку.

У Карлайла дрожали руки:

— Если ваша машина не исчезнет отсюда через мину­ту — через минуту, слышите? — я вызываю полицию.

От злости у него закружилась голова, накатила сла­бость, перед глазами замельтешили темные пятна.

— Эй, да уходим мы уже, уходим, — сказал парень.

Они стали по одному выходить из дома. Дебби на пороге споткнулась и, слегка покачиваясь, пошла к машине. Потом Карлайл увидел, что она останови­лась и закрыла лицо руками. Так она стояла где-то с минуту, пока один из ребят не окликнул ее и не под­толкнул. Тогда она опустила руки и забралась в ма­шину.

— Папочка сейчас найдет вам чистую одежду, — Карлайл пытался говорить ровным голосом. — При­мем ванну, оденемся в чистое и поедем кушать пиц­цу. Вы же хотите пиццы?

— А где Дебби? — спросила Сара.

— Она от нас ушла, — ответил Карлайл.

Вечером, уложив детей спать, Карлайл позвонил Кэрол, они познакомились в школе, месяц назад. Он рассказал ей про этот кошмар.

— Дети во дворе, одни огромной собакой. Псина здоровая, как волк. А эта сидит в доме с оравой сво­их дружков. Врубили на полную Рода Стюарта и от­тягиваются там, а мои дети на улице — играют с чу­жой собакой.

Он прижал пальцы к виску и все время тер его, по­ка говорил.

— Боже мой! — ужаснулась Кэрол, — бедняжка. Я так тебе сочувствую.

Голос ее звучал немного приглушенно. Он сразу представил, как она в своей обычной манере прижи­мает трубку подбородком, он помнил эту ее привыч­ку, которая его слегка раздражала.

Может, ей приехать? Она приедет. Она считает, что так будет лучше. Сейчас только позвонит няне и сразу поедет к нему. Она настаивает. Не надо стес­няться, каждому порою нужна поддержка.

Кэрол была секретарем директора в школе, где Карлайл преподавал рисование. Она была разведе­на и жила со своим десятилетним невротиком сы­ном, которого папаша назвал Доджем, в честь своей машины.

— Нет, пожалуй, не стоит, — сказал Карлайл. — Но все равно спасибо. Спасибо, Кэрол. Дети, конечно, уже легли, но понимаешь, мне сегодня хочется по­быть одному.

Второй раз она предлагать не стала.

— Дорогой, я так тебе сочувствую. И понимаю, что тебе сейчас ни до кого. Я уважаю твои чувства. Увидимся завтра в школе.

Он понял, что она ждет от него еще каких-то слов.

— Недели не прошло, и снова надо искать няню, — сказал он. — Я так с ума сойду.

— Солнышко, не расстраивайся, — ответила она. — Что-то обязательно подвернется. На выходных я по­могу тебе найти подходящего человека. Все будет нормально, вот увидишь.

— Еще раз спасибо, что поддержала в трудную ми­нуту. Ты просто чудо.

— Спокойной ночи, Карлайл.

Уже повесив трубку, он пожалел, что не смог ска­зать чего-нибудь более нормального. Так он еще ни с кем не разговаривал. Нет, у них не было никакого романа, ничего такого, но она ему нравилась. Она знала, как ему было сейчас тяжело, и ничего от него не требовала.

Когда Эйлин уехала в Калифорнию, Карлайл пер­вый месяц проводил каждую свободную минуту с де­тьми. Просто глаз с них не спускал, наверное, из-за потрясения от случившегося. И другими женщина­ми тоже не интересовался, и думал, что вряд ли во­обще теперь заинтересуется. Как будто в трауре хо­дил. Все дни и ночи только с детьми. Готовил им еду — самому-то есть не хотелось — стирал и гладил их вещички, возил за город, где они собирали цветы и ели сэндвичи, завернутые в вощеную бумагу. Он при­водил их в супермаркет и позволял выбирать все, что они захотят. Они часто куда-нибудь ходили: то в парк, то в библиотеку, то в зоопарк. В зоопарк брали с собой хлеб — кормить уток. А ночью, уложив детей в кровать, Карлайл читал им Эзопа, Ганса Христиа­на Андерсена или братьев Гримм.

— А когда вернется мама? — спрашивал иногда кто-то из них посреди сказки.

— Скоро, — отвечал он. — На днях. Слушайте даль­ше.

Он дочитывал сказку, целовал их и выключал свет.

И пока они спали, он бродил из комнаты в комна­ту со стаканом в руке, убеждая себя, что, да, конеч­но, Эйлин рано или поздно обязательно вернется. Потом вдруг кричал:

— Не хочу тебя больше видеть. Никогда тебя не прощу, сучка чокнутая!

А через минуту начинал умолять:

— Вернись, солнышко, прошу тебя. Я тебя люблю, ты нужна мне. И дети тоже по тебе скучают.

Иногда он засыпал прямо перед телевизором, а когда просыпался, обнаруживал, что тот все еще ра­ботает, а все программы давно кончились.

В то время он думал, что другие женщины вряд ли скоро его заинтересуют, а может, и вообще не заин­тересуют. Ночью, сидя перед телевизором и отло­жив в сторону книгу или журнал, он часто думал об Эйлин, вспоминал ее милый смех, ее руку, поглажи­вающую его шею, там где болело. В такие моменты он был готов заплакать. Но напоминал себе: «Ты да­леко не первый, с кем такое случилось».

А потом случился этот скандал с Дебби. Вот как все это было. Немного отправившись от потрясения и боли после отъезда жены, Карлайл позвонил в агентство по трудоустройству, рассказал о своей си­туации и требованиях к няне. Там все записали и по­обещали, что скоро с ним свяжутся.

— Желающих возиться с домашним хозяйством да еще сидеть с детьми не так много, — посетовали они, — но мы обязательно кого-нибудь найдем.

За несколько дней до начала занятий, Карлайл снова позвонил в агентство, где ему сказали, что за­втра утром обязательно кого-нибудь пришлют.

«Кто-нибудь» оказался женщиной тридцати пяти лет с волосатыми ручищами и в стоптанных башма­ках. Она пожала Карлайлу руку и молча его выслуша­ла, не задав ни единого вопроса о детях — даже не спросила, как их зовут. А когда он провел ее в комна­ту, где играли дети, она с минуту просто тупо пялилась на них. Потом, наконец, улыбнулась, и Карлайл заме­тил, что у нее не хватает зуба. Сара бросила каранда­ши, подошла к отцу и взяла его за руку, не сводя глаз с незнакомой тетки. Кит тоже оглядел ее и снова занялся раскрашиванием. Карлайл поблагодарил женщину за то, что она любезно уделила им столько времени, и сказал, что свяжется с ней позже.

И тем же вечером он увидел объявление на доске в супермаркете — кто-то предлагал свои услуги в ка­честве няни, «все детали — при личном разговоре». Карлайл позвонил по этому номеру и попал на тол­стушку Дебби.

Летом Эйлин иногда присылала детям открытки, письма, фотографии и собственные рисунки пером, сделанные уже в Калифорнии. Еще она писала Кар­лайлу долгие путаные письма, в которых просила его понять сложившуюся ситуацию — сложившуюся ситуацию, это же надо! — но твердила, что счастлива. Счастлива. «Как будто, — думал Карлайл, — важнее счастья в жизни ничего нет». Она писала, что если он действительно ее любил, как сам говорил, и она ему верила, — она его, конечно, тоже любила, — то он сможет ее понять и принять то, что случилось. Она как-то раз написала: «Истинную связь ничто не разорвет». Карлайл не знал, имела ли она в виду их отношения или свою новую жизнь в Калифорнии. Ему не нравилось слово «связь» — разве оно выража­ло их чувства? Как будто о сообществе каком-то гово­рила. Совсем, видно, рехнулась. Он еще раз перечи­тал эту фразу и скомкал листок.

Но через несколько часов вытащил письмо из му­сорного ведра и положил его в шкаф, на полку, где он хранил все ее письма и открытки. В одном из кон­вертов была фотография: Эйлин в купальнике и в большой мягкой шляпе. Там же лежал ее рисунок — на плотном листе бумаги карандашом была изобра­жена женщина в легком платьице, сидящая на бере­гу реки. Она опустила плечи и закрыла лицо руками.

Карлайл предположил, что этим рисунком Эйлин давала понять, как она переживает из-за их «ситуа­ции». В колледже она занималась рисованием и, не­смотря на замужество, говорила, что намеревается и дальше развивать свой талант. Карлайл тогда отве­тил, что иного даже и не мыслит, что это ее долг пе­ред собой, долг перед ними обоими. В те дни они любили друг друга. Это он точно знал. Он не мог представить себе, что полюбит кого-нибудь так, как любил ее. И Эйлин тоже любила его. И вот, после восьми лет их совместной жизни, она удрала от не­го. Как она выражалась в своем письме, «решила ри­скнуть» .

Поговорив с Кэрол, Карлайл заглянул в комнату к детям — те спали. Потом он пошел на кухню и налил себе выпить. Собрался было позвонить Эйлин, рас­сказать ей про все эти поиски подходящей няни, но решил, что все-таки не стоит. Нет, конечно, у него был ее новый адрес и телефон, но за все время он позвонил ей всего один раз, а писем вообще не пи­сал. Удерживало недоумение от всей этой ситуации, и чувство гнева и унижения. Однажды, в начале ле­та, он, переборов себя, все же рискнул. Трубку снял Ричард Хупс.

— Привет, Карлайл, — так и сказал, как будто они до сих пор оставались друзьями. Потом, будто что-то вспомнив, добавил:

— Сейчас, подожди минутку.

К телефону подошла Эйлин.

— Карлайл, как ты? Как дети? — спросила она. — Расскажи, как у тебя дела.

Он ответил, что с детьми все хорошо. Но прежде, чем успел сказать что-то еще, она его перебила:

— Что с ними все хорошо, я знаю. Ты-то как?

Потом Эйлин начала рассказывать, что впервые за долгое время обрела гармонию с собой. Затем ста­ла рассуждать о его гармонии и карме. Она уже изу­чала его карму. Та должна вскоре улучшиться, гово­рила она. Карлайл слушал все это, не веря собствен­ным ушам, потом сказал:

— Эйлин, мне пора идти.

И повесил трубку. Примерно через минуту теле­фон снова зазвонил, но Карлайл не стал отвечать. Когда звонки прекратились, он снял трубку и поло­жил ее рядом с телефоном.

Уже собираясь лечь, он захотел снова поговорить с ней, но побоялся набрать ее номер. Да, он все еще ску­чал по ней, ему так хотелось поделиться своими про­блемами, снова услышать ее прежний голос — милый и спокойный, без тех маниакальных ноток, которые появились у нее в последние несколько месяцев. Но, если бы он сейчас позвонил, к телефону мог бы по­дойти Ричард Хуле, а снова услышать его голос Кар­лайлу точно не хотелось. Они с Ричардом были колле­гами целых три года и, как думал Карлайл, почти дру­зьями. По крайней мере, он обедал с ним на работе за одним столом и говорил с ним о Теннеси Уильямсе и фотографиях Анселя Адамса. Но даже если бы на зво­нок ответила Эйлин, она могла бы снова пуститься в рассуждения насчет его кармы.

Пока он, зажав стакан в руке, пытался вспомнить, что он чувствовал, когда был женат и ему было с кем поговорить по душам, снова раздался звонок. Кар­лайл поднес к уху слегка потрескивающую трубку, уже наверняка зная, что это Эйлин.

— Я как раз о тебе думал, — сказал он, тут же пожа­лев о своих словах.

— Ага, я так и знала, Карлайл. Я тоже о тебе как раз думала.-Поэтому, собственно, и позвонила.

Карлайл тяжко вздохнул. Нет, она точно рехну­лась, уже никаких сомнений. Эйлин тем временем продолжала:

— А теперь слушай. Я решила с тобой поговорить, потому что знаю, дела у тебя сейчас не ахти. Не спрашивай, откуда я это знаю, прости, знаю и все тут. Я вот о чем: тебе ведь нужна приличная домра­ботница и няня? Имей в виду, что такой человек жи­вет почти по соседству с тобой! Нет, возможно, ты уже кого-нибудь нашел — хорошо, если так. Если на­шел — не надо ничего менять. Но если вдруг у тебя проблемы, есть на примете одна женщина — она раньше работала у матери Ричарда. Я сказала Ричар­ду, что найти подходящего человека будет сложно, и он занялся этим вплотную. И угадай, что он сделал. Ты меня слушаешь? Он позвонил своей матери. Та женщина, о которой я говорю, раньше у нее работа­ла. Зовут ее миссис Вебстер. Ну, она приглядывала за домом матери Ричарда, пока туда не приехала его тетка с дочерью. Представь себе, Ричард взял у ма­тери телефон этой миссис Вебстер и сегодня с ней поговорил. Миссис Вебстер тебе сегодня позвонит. Ну, или, может, утром. Короче говоря, если нужно, она готова предложить свои услуги. Я подумала, вдруг тебя это заинтересует. Сейчас у тебя, воз­можно, все в порядке, то есть, я надеюсь, что все в порядке, но вдруг она тебе все-таки когда-нибудь понадобится. Ну ты понимаешь, о чем я. Если не прямо сейчас, то потом. А как дети? Что они сей­час делают?

— С детьми все в порядке, Эйлин. Они уже спят, — ответил он. Может, стоит ей рассказать о том, что они каждый вечер плачут перед сном. Или о том, что за последние две недели ни разу о ней даже не спросили. Но он решил промолчать.

— Я пыталась раньше дозвониться, но у тебя было занято. Я еще сказала Ричарду, уж не с подружкой ли ты болтаешь, — Эйлин усмехнулась. — Старайся ду­мать о хорошем, голос у тебя какой-то грустный.

— Мне пора идти, Эйлин, — он уже собирался пре­кратить разговор и отвел трубку от уха, но она все не умолкала:

— Передай Киту и Саре, что я их люблю. Скажи, что скоро пришлю им свои новые картинки. Ска­жешь, договорились. Не хочу, чтобы они забывали, что их мама художник. Может, пока и не великий ху­дожник, конечно, но какая разница. Художник же все-таки. Для меня очень важно, чтобы они об этом не забыли.

— Я им передам, — пообещал Карлайл.

— Тебе привет от Ричарда.

Карлайл ничего не ответил, только мысленно по­вторил это слово — привет. Интересно, что это он вдруг? Вслух же произнес:

— Спасибо, что позвонила. И что поговорила с той женщиной.

— С миссис Вебстер!

— Да-да. Мне, пожалуй, пора закругляться — не хо­чу переводить твои деньги.

— Подумаешь, деньги, — Эйлин засмеялась. — Не более, чем средство товарообмена. Есть куда более важные вещи — впрочем, ты и сам это знаешь.

Карлайл вытянул перед собой трубку и посмотрел на это устройство, из которого доносился голос Эйлин.

— Карлайл, у тебя скоро все наладится. Я даже не сомневаюсь. Ты, может, думаешь, что я с ума сошла, — сказала она, — но все же помни об этом.

«О чем помнить? — в замешательстве подумал Кар­лайл, — наверное, что-то не расслышал». Он снова поднес трубку поближе:

— Спасибо за звонок, Эйлин.

— Надо чаще общаться, — сказала она. — Нам нель­зя прерывать связь. Мне кажется, худшее уже позади — для нас обоих. Я ведь тоже страдала. Но мы примем все, что уготовано для нас в этой жизни и в результа­те станем только сильнее.

— Спокойной ночи, — сказал он и повесил трубку. Потом посмотрел на телефон. Подождал. Нового звонка не последовало. Но через час телефон все-та­ки зазвонил. Карлайл поднял трубку.

— Мистер Карлайл, — раздался немолодой голос. — Вы меня не знаете, это миссис Джим Вебстер. Меня попросили с вами связаться.

— Да-да, миссис Вебстер, — он тут же припомнил, что Эйлин о ней говорила. — Миссис Вебстер, не могли бы вы прийти ко мне завтра с утра? Пораньше — скажем, часов в семь.

— Могу, конечно, — ответила пожилая женщина. — В семь часов? Дайте мне свой адрес.

— Надеюсь, я смогу на вас рассчитывать, — сказал Карлайл.

— Вы вполне можете на меня рассчитывать, — за­верила она.

— Вы себе не представляете, как для меня это важ­но, — сказал он.

— Можете не волноваться, — ответила старушка.

На следующее утро, когда прозвонил будильник, Карлайлу не хотелось открывать глаза. Он пытался досмотреть свой сон. Ему снилась какая-то ферма. Неподалеку от нее шумел водопад. И кто-то, он не знал, кто это был, шел по дороге и что-то нес. Мо­жет быть, корзину для пикника. Никакого беспокой­ства во сне он не ощущал — наоборот, чувство умиро­творенности.

Наконец, он повернулся в постели и нащупал кнопку на будильнике. Дребезжанье прекратилось. Он еще немного полежал, потом встал, надел тапоч­ки и пошел на кухню готовить кофе.

Он побрился, оделся и сел за стол выпить чашечку кофе и выкурить сигарету. Дети еще не встали. Минут через пять он собирался поставить на стол коробку хлопьев, достать тарелки с ложками и позвать детей завтракать. Он не очень-то верил, что женщина, кото­рая ему вчера звонила, действительно объявится. Карлайл решил подождать до пяти минут восьмого, потом позвонить на работу, взять отгул и всеми прав­дами и неправдами постараться найти кого-нибудь на­дежного. Он поднес ко рту чашку с кофе.

В это время с улицы донесся какой-то грохот. По­ставив чашку на стол, Карлайл встал и выглянул в ок­но. К его дому, трясясь, — видимо, барахлил мотор, — подруливал грузовичок. Карлайл вышел на улицу и помахал рукой. Помахав ему в ответ, из машины вы­шла пожилая женщина. Водитель наклонился и ис­чез под приборной панелью, мотор еще раз чихнул и, наконец, затих.

— Мистер Карлайл? — спросила старушка, медлен­но подходя к нему с огромной сумкой.

— Миссис Вебстер, — сказал он. — Проходите в дом. А это ваш муж? Пригласите и его тоже, я как раз сварил кофе.

— Не беспокойтесь, — ответила она. — У него с со­бой термос.

Карлайл в ответ пожал плечами. Придержал ей дверь, она вошла в дом, и они пожали друг другу ру­ки. Миссис Вебстер улыбнулась, а Карлайл ей кив­нул. Потом они прошли на кухню.

— Значит, я начинаю работать уже сегодня? — спросила она.

— Давайте я разбужу детей, — сказал он. — Хочу, чтобы вы познакомились до того, как я уйду в школу.

— Да, хорошо бы, — ответила она, оглядела кухню и поставила сумку на стол у раковины.

— Зря я их еще не разбудил, — сказал он. — Подо­ждите немного.

Через несколько минут он вернулся на кухню с де­тьми и познакомил с ними новую няню. Они еще не успели снять пижамы. Кит выглядел довольно бод­рым, а Сара все еще терла глаза.

— Это Кит, — сказал Карлайл. — А ее зовут Сара.

Он взял девочку за руку и повернулся к миссис Вебстер.

— Понимаете, нам нужен по-настоящему надеж­ный человек. Это для них очень важно.

Миссис Вебстер подошла к детям. Застегнула верхнюю пуговицу на пижаме Кита, поправила у Са­ры выбившуюся прядь. Детей это нисколько не ис­пугало.

— Не волнуйтесь, ребятки, — сказала она им. — Ми­стер Карлайл, все будет в порядке. Мы отлично пола­дим, нам только нужен денек-другой, чтобы получше друг друга узнать. Раз уж я остаюсь, подайте, пожа­луйста, мистеру Вебстеру знак, что он может ехать. Просто помашите ему рукой в окно, — сказала она и снова занялась детьми.

Карлайл подошел к эркеру и отдернул занавеску. Мистер Вебстер сидел за рулем своего пикапа и ждал сигнала, попивая из термоса чай. Карлайл мах­нул ему, тот помахал в ответ свободной рукой. По­том опустил стекло, вылил недопитый чай и снова скрылся под приборной доской. Карлайл предста­вил, как мистер Вебстер вручную соединяет какие-то провода. Через минуту грузовик, весь дребезжа, завелся, и отъехал от дома.

— Миссис Вебстер, — сказал Карлайл, отворачива­ясь от окна, — я рад, что вы теперь с нами.

— Взаимно, мистер Карлайл, — отозвалась она. — Идите по своим делам, а то опоздаете. Ни о чем не беспокойтесь. У нас все будет хорошо, правда, дет­ки?

Дети кивнули ей. Кит одной рукой вцепился в подол ее платья, грызя на другой ногти.

— Спасибо вам, — сказал Карлайл. — Это действи­тельно для меня громадное облегчение.

Карлайл потряс головой и усмехнулся. Целуя де­тей на прощанье, он почувствовал, как грудь его наполняет радость. Потом сказал миссис Вебстер, в какое время ждать его с работы, надел пиджак, еще раз попрощался и вышел из дома. Он чувствовал, что тот груз, который так давил на него все эти ме­сяцы, похоже, стал немного легче. По дороге в шко­лу он слушал по радио музыку.

На первом уроке, это была история искусств, он демонстрировал классу слайды с картинами неизве­стных византийских мастеров и долго и терпеливо излагал основную идею произведения и нюансы, от­дельные детали. Карлайл особо подчеркивал эмоци­ональную силу и гармоничность работ. Он так долго описывал общество, в котором жили эти мастера, что некоторые ученики уже начали нарочно шар­кать по полу подошвами и шумно покашливать. В ре­зультате, успели пройти только треть от запланиро­ванного. Карлайл все еще продолжал говорить, ког­да раздался звонок на перемену.

На следующем занятии, уроке рисования акваре­лью, на него снизошло необыкновенное спокойст­вие и вдохновение.

— Да, да, вот так, — говорил он, следя за движени­ями их кисточек;. — Прикасайтесь к бумаге нежнее, будто легкое дуновение ветерка. Слабым касанием. Вот так, видите? — говорил он и сам чувствовал, буд­то находится на пороге какого-то открытия. — Глав­ное — это намек, — продолжал он, легонько направ­ляя кисточку Сью Колвин. — Надо упорно трудиться, тогда даже ошибки покажутся зрителю гармоничны­ми, понимаешь?

Во время обеденного перерыва, стоя в очереди в учительской столовой, он заметил Кэрол. Она как раз расплачивалась за еду. Дождавшись своего зака­за, Карлайл нагнал ее, взял под локоть и подвел к не­занятому столику возле окна.

— Боже, Карлайл, — сказала она, когда они усе­лись. Поднесла к губам стакан чая со льдом и покрас­нела. — Ты видел, как на нас посмотрела миссис Сторр? Да что с тобой такое? Все же узнают. — Она немного отпила и поставила стакан на стол.

— К черту миссис Сторр, — ответил Каралайл. — Знаешь что, милая? Я чувствую себя превосходно. Господи, просто в миллион раз лучше, чем вчера.

— Что же произошло? — спросила она. — Карлайл, расскажи мне. — Она сдвинула мисочку с фруктами к краю подноса и посыпала спагетти сыром. Но есть не стала — ждала ответа Карлайла. — Так что же слу­чилось?

Он рассказал ей про миссис Вебстер. Даже про мистера Вебстера вспомнил. Про то, как он замыкал руками голые провода, чтобы завести машину. Рас­сказывая это, Карлайл уплетал тапиоку. Потом пере­ключился на хлеб с чесноком. Наконец, сам того не заметив, выпил чай Кэрол.

— Ты совсем рехнулся, Карлайл, — сказала она, кивком показывая на его спагетти, к которым он так и не притронулся.

Он помотал головой.

— Господи, Кэрол. О господи, ты бы знала, как мне сейчас хорошо. За все это лето я ни разу не чувство­вал себя так замечательно. — И добавил чуть тише. — Приезжай сегодня ко мне, ладно?

Он протянул руку и коснулся под столом ее колен­ки. Она снова покраснела. Он опасливо огляделся, никто не обращал на них внимания. Она быстро кивнула и коснулась под столом его руки.

Вернувшись вечером с работы, Карлайл обнару­жил, что в доме необыкновенная чистота и порядок, а Кит и Сара — сама опрятность. Они стояли на ку­хонных стульях и помогали миссис Вебстер лепить имбирные пряники. Сара была аккуратно причеса­на, на волосах заколка.

— Папочка! — радостно завопили дети, увидев его.

— Кит, Сара, — строго произнес он. — Миссис Веб­стер, я... — Но она не дала ему закончить.

— Мы хорошо провели день, мистер Карлайл, — быстро сказала она, вытирая пальцы о старый фар­тук. Этот фартук с синими мельницами раньше но­сила Эйлин. — Такие милые детки. Они просто со­кровища, настоящие сокровища.

— Даже не знаю, что и сказать, — Карлайл стоял возле раковины и смотрел, как Сара раскатывает те­сто. Пахло специями. Потом он снял пальто и сел за стол. Ослабил узел на галстуке.

— Сегодня мы только знакомились, — объяснила миссис Вебстер. — А на завтра у нас уже есть планы. Наверное, пойдем прогуляемся по парку, тем более, что погода стоит замечательная.

— Отличная мысль, — согласился Карлайл. — Очень хорошо. Все просто прекрасно, миссис Вебстер.

— Сейчас поставлю пряники в духовку, и как раз должен подъехать мистер Вебстер. Вы же сказали, что я работаю до четырех часов? Вот я в четыре и попросила его приехать.

Карлайл кивнул, абсолютно счастливый.

— Вам сегодня звонили, — сказала миссис Вебстер, ставя грязную посуду в раковину. — Звонила миссис Карлайл.

— Миссис Карлайл, — повторил он, слушая, что она скажет дальше.

— Да. Я представилась, но она, похоже, совсем не удивилась, что я здесь. И еще она немного поговори­ла с детьми.

Карлайл взглянул на Кита и Сару, но они были за­няты тем, что аккуратно выкладывали пряники на противень, и не обращали на отца никакого внима­ния.

Миссис Вебстер продолжала:

— Она просила вам кое-что передать. Я, конечно, это записала, но, думаю, могу сказать по памяти: «Передайте ему — вам передать то есть, — чему быть, тому не миновать». Так вроде. Она сказала, что вы поймете.

Карлайл в изумлении уставился на нее. На улице уже тарахтел грузовичок мистера Вебстера.

— А вот и мистер Вебстер, — сказала она, снимая фартук.

Карлайл кивнул.

— Значит, завтра в семь часов? — спросила она.

— Конечно. И еще раз спасибо вам.

Карлайл выкупал детей и одел их в пижамы. По­том послушал, как они молятся, почитал им книж­ку перед сном, подоткнул одеяла и выключил свет. Было уже почти девять. Он налил себе выпить и немного посмотрел телевизор, пока не подъехала Кэрол.

Часов в десять, когда они уже были в постели, вдруг зазвонил телефон. Карлайл выругался, но брать трубку не стал. Аппарат продолжал звонить.

— Может, это что-то важное, — сказала Кэрол, са­дясь на постели. — Вдруг это моя няня — я оставила ей этот номер.

— Это моя жена, — ответил Карлайл. — Я уверен. Она совсем из ума выжила. Просто сбрендила. Не буду я ей отвечать.

— Все равно мне скоро уже уходить, — сказала Кэ­рол, прикасаясь к его лицу. — Все было великолепно, милый.

Была середина осеннего семестра. Миссис Веб­стер работала у Карлайла уже почти шесть недель. За это время его жизнь успела несколько изменить­ся. Во-первых, он почти примирился с тем фактом, что Эйлин ушла от него и, насколько он понимал, не собирается возвращаться. Он больше не тешил себя мыслью, что она одумается. И только иногда ночью, если рядом не было Кэрол, он мучился из-за того, что никак не может окончательно разлюбить Эйлин и спрашивал себя, почему все вышло именно так. Но в целом и он, и дети, окруженные заботой миссис Вебстер, были счастливы. Она даже специально ра­зогревала в духовке обед, как раз к его возвращению с работы. Он подходил к двери и сразу чувствовал, что пахнет чем-то вкусным, а войдя на кухню, видел, что Кит и Сара помогают накрывать на стол. Иногда он просил миссис Вебстер поработать в субботу. Она соглашалась, но только чтобы прийти не рань­ше полудня. В субботу утром, говорила она, у них с мистером Вебстером есть свои дела. Тогда Кэрол ос­тавляла Доджа цод присмотром миссис Вебстер вме­сте с детьми Карлайла, и они вдвоем ехали обедать в загородный ресторан. Карлайлу казалось, что жизнь как будто начинается заново. От Эйлин ничего не было слышно уже шесть недель, со времени того са­мого последнего звонка, но несмотря на это Кар­лайл обнаружил, что теперь может думать о ней без злобы или вдруг подступивших слез.

В школе они как раз заканчивали с классом период Средневековья и должны были приступить к готике. До Ренессанса было еще далеко — он начнется уже по­сле рождественских каникул. И тут Карлайл заболел. Вечером он почувствовал, что сдавило грудь и начала болеть голова. Ломило суставы. При ходьбе голова кружилась, и боль становилась все сильнее. В воскре­сенье он проснулся совсем разбитым. Подумал, не по­звонить ли миссис Вебстер, попросить ее, чтобы она куда-нибудь сводила детей. Карлайлу было приятно, что они носят ему в постель сок и газировку с сиро­пом, но сам он о них заботиться не мог. На следующее утро он еле дошел до телефона, позвонил и сказал, что заболел. Назвал свое имя, номер школы, специ­альность, описал симптомы своей болезни. Потом по­рекомендовал в качестве замены Мела Фишера. Фи­шер занимался тем, что по шестнадцать часов в сутки, три-четыре дня в неделю писал маслом абстрактные картины, но не продавал их, и даже никому не показы­вал. Они с Карлайлом были друзьями.

— Возьмите Мела Фишера, — сказал Карлайл жен­щине на том конце провода. — Фишера, — повторил он шепотом.

Он снова вернулся в постель, накрылся одеялом и уснул. Сквозь сон он слышал, как к дому, тарахтя, подъезжает пикап, как чихает мотор, и машина оста­навливается. Потом за дверью его спальни раздался голос миссис Вебстер:

— Мистер Карлайл?

— Да, миссис Вебстер, — собственный голос пока­зался ему чужим. Он добавил, не открывая глаз:

— Я болею. Уже позвонил в школу. Я хочу сегодня отлежаться.

— Понимаю. Можете не волноваться, — сказала она. — Я обо всем позабочусь.

Он закрыл глаза, все еще находясь между явью и сном. Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Он прислушался. С кухни донесся приглушенный мужской голос и звук отодвигаемого стула. Потом он услышал голоса детей. Прошло еще некоторое время — сколько точно, он не знал, — и миссис Веб­стер снова подошла к его двери.

— Мистер Карлайл, может, позвать вам доктора?

— Нет, не беспокойтесь, — сказал он. — Я просто подхватил сильную простуду. Правда, все тело горит. Наверное, на мне слишком много одеял. И в доме слишком жарко. Может, вы выключите отопление?

И он почувствовал, что снова проваливается в сон.

Еще через какое-то время он услышал в гостиной голоса миссис Вебстер и детей. Интересно, они только пришли или, наоборот, собираются уходить? Может, уже настал следующий день?

Он опять уснул. Разбудил его звук открывшейся двери. Около его постели появилась миссис Веб­стер. Она приложила руку к его лбу.

— Вы весь горите, — сказала она. — У вас жар.

— Все будет нормально, — сказал Карлайл. — Мне просто нужно еще поспать. Вы не выключите отопление? И, пожалуйста, если вас не затруднит, принесите аспирину. У меня ужасно болит голова.

Миссис Вебстер вышла из комнаты. Но дверь ос­талась открытой. Карлайл слышал, как работает те­левизор.

— Сделай потише, Джим, — услышал он ее голос, и громкость сразу убавили. Карлайл снова заснул.

Но спал он не больше минуты, потому что мис­сис Вебстер опять вернулась в его комнату с подно­сом. Она присела к нему на кровать. Он припод­нялся, пытаясь сесть. Она подложила ему под спи­ну подушку.

— Вот, проглотите, — она протянула ему таблетки.

— И запейте. — Подала ему стакан с соком. — Еще я принесла вам «Крим ов уит»[1], съешьте обязательно. Вам будет гораздо лучше.

Он принял аспирин и запил его соком. Кивнул. Но потом закрыл глаза. Его снова клонило в сон.

— Мистер Карлайл, — позвала она. Он приоткрыл глаза.

— Я не сплю, — сказал он. — Извините.

Он немного выпрямился на кровати.

— Просто температура очень высокая. Кстати, ко­торый час? Уже есть половина девятого?

— Сейчас примерно половина десятого, — ответи­ла она.

— Половина десятого, — повторил он.

— А теперь я покормлю вас кашей. Открывайте рот и кушайте. Всего шесть ложек. Так-так, первая ложечка. Откройте рот пошире, — сказала она. — Вот съешьте, и вам сразу полегчает. Потом поспите. Сейчас доедим — и сразу спать.

Он послушно ел кашу с ложки, потом попросил еще сока. Выпив сок, он снова лег и, уже засыпая, почувст­вовал, как его накрывают еще одним одеялом.

В следующий раз он проснулся уже после полудня. Он понял, что уже наступил день по слабому свету, пробивавшемуся через окно. Он вытянул руку и ото­двинул занавеску. Небо было затянуто облаками; за ними едва виднелось неяркое зимнее солнце. Он медленно поднялся с постели, нашел тапочки и ха­лат. Пошел в ванную и поглядел на себя в зеркало. Потом умылся и выпил еще аспирину. Вытер лицо полотенцем и пошел в гостиную.

В столовой на обеденном столе была расстелена газета: миссис Вебстер лепила с детьми фигурки из глины. Некоторые фигурки уже были готовы — у них были длинные шеи и глаза навыкате, и напоминали они то ли жирафов, то ли динозавров. Увидев, что Карлайл подошел к столу, миссис Вебстер оторва­лась от работы.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

Он уселся в гостиной на диван. Оттуда было очень удобно рассматривать стол, за которым сидели мис­сис Вебстер и дети.

— Мне уже лучше, спасибо. Намного лучше, — ска­зал он. — Голова еще болит, и жар никак не спадет до конца. — Он приложил ко лбу тыльную сторону ладо­ни. — Но мне уже лучше. Да, гораздо. Спасибо вам за помощь — сегодня утром.

— Может, вам еще что-нибудь нужно? — спросила миссис Вебстер. — Принести вам еще соку или чаю? Кофе, полагаю, тоже не повредит, но все же чай по­лезнее. А лучше всего выпить соку.

— Нет, нет, спасибо, — сказал он. — Я хочу просто немного здесь посидеть. Приятно наконец выбрать­ся из постели. Я чувствую лишь небольшую сла­бость, только и всего. Кстати, миссис Вебстер...

Она выжидательно посмотрела на него.

— Мне показалось, сегодня утром заезжал мистер Вебстер? Я, разумеется, не против. Жаль только, что не удалось его увидеть.

— Да, заезжал, — сказала она. — Он тоже хотел с ва­ми познакомиться. Я провела его в дом. Ему просто не повезло, он выбрал не то утро, ну понимаете, как раз, когда вы заболели. Я хотела вам кое-что расска­зать о наших с мистером Вебстером планах, но поду­мала, что это не лучшее для таких разговоров время.

— Что рассказать? — спросил Карлайл встревожен-но, чувствуя, что сердце у него уже сжимается от страха.

Она покачала головой.

** Ничего срочного, — сказала она. — Это подождет.

— Что рассказать? — повторила Сара. — Что рас­сказать?

— Что, что? — подхватил Кит, бросив свое занятие.

— Да угомонитесь вы, — сказала миссис Вебстер, поднимаясь на ноги.

— Миссис Вебстер, миссис Вебстер! — завопил Кит.

— Послушай-ка, молодой человек, — сказала мис­сис Вебстер. — Мне надо поговорить с твоим отцом. Отец сегодня болен. Так что успокойся и иди дальше лепить своих зверушек. А то, смотри, сестра тебя об­гонит.

Сказав это, она из столовой направилась в гости­ную, и тут зазвонил телефон. Карлайл перегнулся через стол и поднял трубку.

Он услышал уже знакомое потрескивание на дру­гом конце провода: звонила Эйлин.

— Да, — сказал он. — Что такое?

— Карлайл, — сказала ему жена. — Я знаю, и не спрашивай откуда, что дела у тебя сейчас идут не­важно. Ты болеешь, да? Ричард тоже недавно забо­лел. Это какая-то зараза вокруг гуляет. Так вот, его постоянно тошнит. Он уже неделю не ходил на репе­тиции своей пьесы. Мне пришлось самой идти туда и обсуждать с его помощником детали постановки. Но я тебе не за этим звоню. Расскажи, как ты там?

— Рассказывать нечего, — ответил Карлайл. — Про­сто я заболел. Небольшая простуда. Но мне уже ста­новится лучше.

— Ты все еще ведешь журнал? — спросила она. Во­прос его очень удивил. Несколько лет назад он гово­рил ей, что ведет журнал. Именно журнал, как он сказал тогда, а не дневник — как будто это что-то объ­ясняло. Но ей он его никогда не показывал и не де­лал новых записей уже больше года. Он совершенно про него забыл.

— Я это говорю к тому, — объяснила она, — что ты должен описать в своем журнале все, что с тобой сейчас происходит. Что ты чувствуешь и что дума­ешь. Ну, ты понимаешь, все свои ощущения от этой болезни. Не забывай, что болезнь — сигнал организ­ма о состоянии твоего здоровья. Она о многом мо­жет сказать. Так что веди записи. Понимаешь, о чем я? А когда поправишься, ты сможешь оглянуться на­зад и понять, что это был за сигнал. Перечитай свои записи позже, после болезни. Колетт так делала, когда однажды заболела.

— Кто? — спросил Карлайл. — О ком ты говоришь?

— Колетт, — ответила Эйлин. — Французская пи­сательница. Ты же ее знаешь. У нас дома где-то ле­жала ее книга. «Жижи» или что-то в этом духе. Именно эту книгу я не читала, но сейчас я Колетт читаю постоянно. Я открыла ее для себя благодаря Ричарду. Она написала книжку о том, что думала и чувствовала, пока у нее была лихорадка. Во время болезни у нее была температура сто два градуса[2]. Иногда ниже. А иногда, наверное, и выше поднималась. Но сто два градуса — самая высокая темпе­ратура, которую она тогда зафиксировала, ну, ког­да болела. В общем, важно то, что она описала все это. Попробуй тоже написать о своих ощущениях. Возможно, это окажется полезным, — сказала Эй­лин и, совершенно неожиданно для Карлайла, за­смеялась. — В любом случае, у тебя будет подроб­ное почасовое описание твоей болезни, и ты смо­жешь его потом перечитать. По крайней мере, это время не пройдет зря. Сейчас болезнь для тебя — сплошное неудобство. А надо стараться извлечь из нее хоть какую-то пользу.

Карлайл прижал пальцы к вискам и закрыл глаза. Но она все еще ждала, что он что-нибудь скажет. А что он мог сказать? Ему было совершенно ясно, что она сошла с ума.

— Боже мой, — пробормотал он. — Боже, Эйлин. Я даже не знаю, что тебе на это сказать. В самом деле не знаю. Мне надо идти. Спасибо, что позвонила.

— Не за что, — ответила она. — Нам надо чаще об­щаться. Передавай детям, что я их целую. Скажи, что я их люблю. Ричард, кстати, тоже передает тебе привет. Хотя он сейчас и не встает с кровати.

— Пока, — сказал Карлайл и повесил трубку. По­том закрыл лицо руками. Он почему-то вспомнил, как толстушка Дебби точно так же закрыла лицо, выходя из его дома. Он опустил руки и посмотрел на миссис Вебстер, которая внимательно за ним на­блюдала.

— Надеюсь, это не плохие новости? — спросила она, подвинув стул поближе к дивану, на котором си­дел Карлайл.

Он покачал головой.

— Хорошо, — сказала она. — Это хорошо. Послу­шайте, мистер Карлайл, может, сейчас не самое лучшее время для такого разговора. — Она заглянула в столовую. Дети склонились над столом и были заня­ты лепкой. — Но вы уже немного оправились, а рано или поздно я должна была вам об этом сказать, ведь это касается и вас, и детей. Дело в том, что мы с Джимом стареем. Нам надо что-то менять в жизни. Понимаете, мне сложно об этом говорить, — она по­качала головой.

Карлайл медленно кивнул. Он уже понял, что она говорит о том, что собирается уез­жать. Он вытер рукавом лицо.

— Сын Джима от предыдущего брака, Боб, ему сей­час сорок, вчера позвонил нам и пригласил к себе в Орегон, помочь ему с фермой. Он там норок разво­дит. Джим будет заниматься норками, а я — гото­вить, ходить в магазин, убираться в доме, ну и все в этом духе. Это для нас отличный шанс. По крайней мере, можно будет не беспокоиться о пропитании и крыше над головой, а там — кто знает. В любом слу­чае, нам не придется волноваться о будущем. Ну, вы меня понимаете. Сейчас ведь Джим не работает, — сказала она. — На прошлой неделе ему исполнилось шестьдесят два, и работы у него нет уже давно. Он приезжал к вам сегодня утром, хотел сам сказать, про то, что я собираюсь увольняться. Мы подума­ли — то есть я подумала, — что если со мной будет Джим, мне легче будет вам все рассказать.

Она подождала, что скажет Карлайл, но он мол­чал. Она продолжила:

— Эту неделю я доработаю, ну и на следующей еще могу помочь вам денька два. А потом, поймите пра­вильно, нам в самом деле пора будет уезжать. А вы пожелаете нам счастливого пути. Сами представьте, каково будет ехать до самого Орегона на этой нашей колымаге. Но я все равно буду скучать по детям. Они такие милые.

Карлайл все не отвечал, наступила пауза. Она встала и пересела на диван рядом с ним. Коснулась рукава его халата.

— Мистер Карлайл?

— Я понимаю, — сказал он. — Хочу вам сказать, что вы очень много сделали для меня и для детей. — Го­лова у него болела так, что пришлось зажмурить гла­за. — Ужасная головная боль. Просто сил нет.

Миссис Вебстер приложила ладонь к его лбу.

— У вас все еще небольшой жар, — сообщила она. — Сейчас принесу еще таблетку аспирина. Он собьет температуру. Я же должна вас лечить, — сказала она. — Я все еще ваш доктор.

— Моя жена считает, что я должен написать о том, что чувствую во время болезни, — сказал Карлайл. — Она думает, что описывать свои ощущения при ли­хорадке — отличная идея. А потом перечитать это и понять, о чем сигнализировал мне мой организм. — Он засмеялся. На глаза у него выступили слезы. Он смахнул их тыльной стороной ладони.

— Сейчас я принесу вам аспирину и соку, а потом, наверное, пойду прогуляюсь с детьми. Похоже, гли­на им уже порядком надоела.

Карлайл испугался, что она уйдет в другую комна­ту и оставит его одного. Он хотел с ней поговорить. Он откашлялся.

— Миссис Вебстер, я просто хочу, чтобы знали. Мы с моей женой очень долго любили друг друга, любили больше всего на свете. И детей тоже. Мы ду­мали, то есть мы знали, что проживем всю жизнь вместе. И знали, что сделаем абсолютно все, что мы хотим — сделаем вместе.

Он покачал головой. Самое грустное теперь — что бы с ними ни было, им придется обходиться друг без друга.

— Ну-ну, не переживайте, — сказала миссис Веб­стер, похлопав его по руке.

Он снова выпрямился и продолжал говорить. Через некоторое время в гостиную пришли дети. Миссис Вебстер поймала их взгляд и приложила палец к губам. Карлайл посмотрел на них, не прекращая своего рассказа. «Пусть слушают, — подумал он, — это и их то­же касается». Дети, похоже, поняли, что нельзя шуметь и следует даже изобразить какой-то интерес, поэтому они тихо сели у ног миссис Вебстер. Но потом повали­лись на ковер и начали хихикать. Миссис Вебстер бро­сила на них строгий взгляд, смех прекратился.

Карлайл продолжал говорить. Поначалу голова у него еще болела, и кроме того он чувствовал себя не­ловко, сидя в одной пижаме рядом с этой пожилой женщиной, которая так терпеливо слушала его. Но потом головная боль как будто испарилась. Куда-то ушло и чувство неловкости. Он начал примерно с се­редины, с рождения детей. Потом он вернулся на­зад, к началу истории. Эйлин тогда было восемнад­цать лет, ему — девятнадцать. Влюбленные друг в друга, сгорающие от любви мальчик и девочка.

Он остановился и вытер лоб. Потом облизал губы.

— Продолжайте, — подбодрила его миссис Веб­стер. — Я вас понимаю. Рассказывайте дальше, мис­тер Карлайл. Иногда полезно выговориться. Иногда это просто необходимо. К тому же, я действительно хочу услышать. Вы сами почувствуете себя лучше, когда все расскажете. Со мной тоже такое случалось, почти то же самое, что вы описываете. Любовь, вот что это такое.

Дети заснули прямо на ковре. Кит держал палец во рту. Карлайл все еще говорил, когда раздался стук в дверь и вошед мистер Вебстер. Он приехал за же­ной.

— Присаживайся, Джим, — сказала миссис Веб­стер. — Мы не торопимся. Продолжайте рассказы­вать, мистер Карлайл.

Карлайл кивнул ему, тот кивнул в ответ, потом принес себе из столовой стул. Поставил его рядом с диваном и, вздохнув, сел. Затем снял с головы кепку и с усилием закинул ногу на ногу. Когда Карлайл про­должил рассказ, старик снова опустил ноги на пол. Проснулись дети. Они сели, вертя головами по сто­ронам. Но Карлайл уже сказал все, что хотел, и за­молчал.

— Хорошо. Вы правильно поступили, — сказала миссис Вебстер, когда он закончил. — Вы человек хо­роший. И она тоже — то есть миссис Карлайл. Вы про это не забывайте. Все это пройдет, и дела у вас наладятся.

Она поднялась и сняла фартук. Мистер Вебстер тоже встал, снова надев свою кепку.

Карлайл проводил их до двери и пожал им руки.

— До свидания, — попрощался мистер Вебстер, прикоснувшись к козырьку.

— Удачи вам, — сказал Карлайл.

Миссис Вебстер сказала, что придет завтра, как обычно, с утра пораньше.

— Отлично, — ответил Карлайл, так, как будто они договорились о чем-то действительно важном.

И вот они неторопливо прошли через двор и сели в машину. Джим Вебстер нырнул под приборный щиток. Миссис Вебстер взглянула на Карлайла и махнула ему рукой. Именно тогда Карлайл почувст­вовал, что в его жизни закончился какой-то период. Он как будто прощался с Эйлин и своей прошлой жизнью. Интересно, он когда-нибудь махал ей на прощанье? Должен был, конечно, он даже в этом не сомневался, но вспомнить что-то точно не мог. Однако он понял, что все завершилось, и почувство­вал, что, наконец, может ее отпустить. Он не сомне­вался, что их жизнь была именно такой, как он рас­сказал. Но эта жизнь уже была в прошлом. И его про­шлое — хотя сейчас это казалось невероятным, и он изо всех сил этому сопротивлялся — станет частью его самого, как и все, что произошло с ним в жизни. Когда пикап покатил прочь, Карлайл снова под­нял руку. Пожилые супруги оглянулись на прощание. Потом он опустил руку, повернулся и посмотрел на детей.