"Жизнь Льва Шествоа (По переписке и воспоминаниям современиков) том 1" - читать интересную книгу автора (Баранова-Шестова Наталья)

Глава X Париж 1923–1927

— Болезнь.

— Знакомство с Жюлем де Готье и с Бенжаменом Фонданом.

— Нитшевское общество (Nietzsche-Gesellschaft).

— Статьи о Гуссерле, о Плотине и о Владимире Соловьеве.

Получив в июне 1923 г. французский диплом массажистки, Анна Ел. поехала на курорт Шатель-Гюйон (Chatel- Guyon, Puy-de-Dome) с намерением заняться там медицинским массажем. Вскоре после приезда ей удалось найти работу. С тех пор Анна Ел. уезжала каждое лето на четыре-пять месяцев на этот курорт и создала себе там неплохую практику. Курортный врач, д-р Боман, охотно посылал ей больных, и с ним и его семьей у Шестовых сложились дружеские отношения. Начиная с 1924 г., Шестов каждое лето приезжал в Шатель на 6–8 недель лечиться и отдыхать. За его лечением внимательно следил д-р Бауман. Окончив сезон в середине сентября 1923 г., Анна Ел. поехала в Виши,

Из Понтиньи, где Шестов присутствовал на третьей декаде (23.08-2.09.1923, см. стр.260–263), он вернулся в Париж и оттуда поехал в Виши, где встретился с Анной Ел. Они пробыли там недели три и возвратились в Париж вместе. Уже в августе, перед поездкой в Понтиньи, Шестов чувствовал себя плохо, но в Виши ему стало лучше. После возвращения в Париж он опять почувствовал себя плохо: начались невыносимые боли в бедре. В конце октября ему пришлось лечь в больницу. Об этом он пишет Эйтингону и Фане:

Наконец, вышел из больницы. Сегодня чувствую себя лучше и могу присесть к столу — написать Вам письмо. Исследования в больнице (одна радиография, три рентгеноскопии, анализ крови и т. д. и т. д.) привели врачей к заключению, что органических заболеваний у меня нет. Все сводится к невралгии, которая объясняется более менее приблизительно, как Вы и сами знаете. Конечно, и тому нужно радоваться, что нет ничего, грозящего операцией и т. п. Теперь под наблюдением А.Е. веду гигиенический образ жизни — усиленно питаюсь, хожу по утрам гулять и пр. Нужно надеяться, что больше припадки не повторятся, и зима пройдет спокойно. Вчера говорил по телефону с Миррой Яковлевной [женой Эйтингона]. Поехать к ней еще не отваживаюсь: все-таки порядочное путешествие. М.Я. говорила мне, что беседовала с Вами по телефону и что Вы в прекрасном настроении, что в Берлине не так плохо, как это кажется по газетам. Дай Бог, чтобы так было на самом деле. Обычно ведь когда разговаривают за тысячи верст по телефону, тоже не все рассказывают. Конечно, это я Вам пишу, а М.Я. я ничего не сказал. Вчера тоже, после всяких злоключений, и Ремизовы, наконец, доехали до Парижа. И он тоже, от меня, говорил с М.Я. по телефону и передал Ваш — довольно запоздалый — привет и тоже передает не менее запоздалые письма. В воскресенье М.Я. и Е.Я. [147] собираются к нам. Очень рады будем их видеть. На завтра меня приглашают к Desjardin* у. Там я увижу всех знакомых французов и англичан — может быть, можно будет что-нибудь и для Ремизова там сделать…

Приписка Анны Ел.: Лев Исаакович вернулся из госпиталя. Боли у него еще не прошли, но самочувствие несколько лучше. Постараюсь ему устроить все, что в моих силах: уговорила его утром выходить гулять, а не прямо садиться за книги. (Эйтингону, Париж, 9.11.1923).

Оказывается, Соня уже написала тебе, что я был нездоров. С самого приезда из Висбадена все тянулось. Пришлось поступить в больницу (Ротшильда: там меня даром лечили и отдельную комнату дали). Исследовали всячески, всякие анализы сделали… органических заболеваний не нашли. Сейчас я уже из больницы вышел, буду ездить туда на радиотерапию. Мне теперь лучше и, Бог даст, радиотерапия поможет. (Фане, Париж, 10.11.1923).

***

В «Современных Записках» № 17 [октябрь] 1923 г. вышла статья Ловцкого «Ритм мировых движений (теория относительности Эйнштейна)». По прочтении ее Шестов пишет Ловцким:

Книгу «С.З.» получил. Статья твоя, по-моему, хорошо написана — очень дельно: в таких статьях это самое главное. Не согласен я с тобой в том, что для философии у Эйншт. есть пища. По-моему, если он и вносит большие пертурбации в физику (я все-таки их ясно не представляю себе — верю на слово ему и тем, кто его принял), то в принципиальных вопросах философии — все остается по-старому и в этом гуссерлианцы, конечно, правы. (Ловцким, Париж, 20.11.1923).

В это время Шестов получил письмо от известного писателя Жюля де Готье (JulesdeGaultier) с предложением выпустить какую-нибудь работу Шестова в новом издательстве («LeseditionsdeSiecle»), в котором Готье должен был заведовать философским отделом. Готьепишет:

Je ne connais de vous en dehors de votre nom et de la tres grande reputation qui s'y attache que votre etude de Mercure sur Descartes et Spinoza et votre Pascal de la Nuit de Gethsemani. La premiere de ces deux rencontres avec votre pensee au cours de mes lectures ont suffi pour me reveler un esprit pour qui la philosophie n'est pas un metier mais une angoisse personnelle, un probleme dans lequel est engagee la sensibilete toute entiere. Vous m'apparutes des lors comme un de ceux qui font naitre a un premier contact

le desir secret de relations intellectuelles plus etroites et d'un commerce personnel. Or il s'est trouve que peu de mois apres cette rencontre "les Editions du Siecle" qui viennent de se fonder me demandaient de diriger une collection de "Philosophic" destinee a ne comprendre qu'un petit nombre d'oeuvres choisies, repondant a une certaine direction de pensee dont il m'etait laisse de prendre l'initiative. Et il s'est trouve en meme temps que mon ami Mons. Lambert me faisait part de son intention d'aller vous voir en sorte que je l'ai prie aussitot de vous entretenir de la tres grande satisfaction que j'aurais a vous compter parmi les premiers auteurs de cette collection. II m'a ecrit qu'il avait pu vous dire quelques mots a ce sujet et que vous aviez bien voulu le prier de me donner votre adresse. J*en profite pour vous exprimer a vous meme le desir dont je l'avais prie d'etre l'interprete. Les livres actuellement prevus pour la collection sont des volumes assez courts d'environs deux cents pages. Les conditions offertes par les editeurs dont vous auriez le cas echeant a vous entretenir avec eux sont celles que font actuellement je crois la plupart des maisons d'editions et c'est a ce point de vue un pis aller peut-etre que je vous propose, votre nom pouvant vous faire trouver des conditions d'exception, et plus favorables. Je crois seulement que dirigees par des hommes jeunes, intelligents et actifs les Editions du Siecle s'efforceront de prendre les mesures les plus efficaces en vue d'assurer la diffusion et la vente de leurs livres. Au cas ou ma proposition vous paraitrait acceptable et ou vous auriez quelques ouvrages en preparation je vous saurais gre de vouloir bien m'en informer. Je serai d'ailleurs d'ici quelques semaines a Paris ou je viens d'avoir la chance de trouver a me loger et nous pourrons de vive voix nous entretenir plus longuement de l'objet de cette lettre. (Pardic, CotesdeNord, 22.11.1923).

О Ламбере, упомянутом Готье, Шестов пишет Фане:

Это [тот] самый француз, который начал со мною переписываться, не будучи знаком. Оказывается… [это он дал Жюлю де Готье] «Паскаля» моего, и тот очень заинтересовался моими работами. (Ловцким, Париж, 26.11.1923).

В архиве Шестова сохранилось несколько писем Э.Ламбе- ра к нему.

Вскоре после получения письма Шестов начал вести переговоры с Готье об издании по-французски своих работ и с ним познакомился. «Веду переговоры об издании по- французски "Достоевский и Нитше" и "Толстой и Нитше"», — пишет он Эйтингону 16 января 1924. Готье, который тогда поселился в Булонь-сюр-Сен (19 rueduChalet), шлет приглашение Шестову:

M.Kahan, M.Louis Rougier, Pauteur des paralogismes du ratio- nalisme, Constant Bourquin, M.Fondianu [148], se reuniront chez moi mercredi [27.02], vers 4 heures et demi. Voulez-vous me faire le plaisir de vous joindre a nous. J'espere que nous reussi- rons a resoudre le problem e de la publication de votre livre. [25.02.1924].

Констан Буркен, о котором пишет Готье, был директором издательства «Сьекль» («Siecle»). Через некоторое время (контракт был подписан 6.04.1925) Шестов с ним договорился о французском издании книги «Толстой и Нитше». Книга вышла в 1925 г. (вероятно, в ноябре) под заглавием «L'ideedebienchezTolstoietNietzsche. Philosophieetpredication» с предисловием Готье. Перевод с русского на французский был сделан Таней и Жоржем Батаем (GeorgesBataille, 1897–1962), в будущем известным писателем. В то время он увлекался Нитше и часто бывал у Шестова. Впоследствии он от Шестова отошел. Хотя вначале переговоры велись об издании не только книги «Толстой и Нитше», но и «Достоевский и Нитше», эта последняя в издательстве «Сьекль» не вышла. Дружественные отношения с Готье сохранились у Шестова на всю жизнь; они часто бывали друг у друга.

***

В начале 1924 г. здоровье Шестова несколько улучшилось, о чем он сообщает Эйтингону в двух письмах:

Спешу поделиться с Вами приятной новостью. Оказалось, что предположение пр. Сироткина не оправдалось — и вышло, как предсказывали Вы и А.Е. Вчера вечером мне произвели рентгеноскопию: никаких камней в почках, ни новообразований в кишечнике нет. Только почки и еще что-то опустились, вследствие, как предполагает доктор (Сироткин, хотя и обещал, не пришел), от похудения и истощения. Так что остается только выдержать режим — усиленно питаться и «отдыхать» — и Бог даст, к следующему учебному году силы восстановятся и боли пройдут. Теперь, когда все ушло в прошлое, можно и Ф.И. рассказать: мне все-таки трудно много писем писать, тем более, что сейчас пошли хлопотливые дни…

У Тани сегодня свидание с Люшером, инспектором высших учебных заведений во Франции и членом комиссии S.D.Nat. [Лиги Наций] по поддержке «умственных» работников, где председательствует Бергсон: может быть, он даст ей интересную работу. (16.01.1924).

Я себя лучше чувствую. Был еще раз у Сироткина. Он снова осмотрел меня и пришел к заключению, что это спазматические сокращения. Прописал беладон, и, представьте, беладон оказал очень хорошее действие. Боли стали легче — так что я могу все-таки теперь немного больше работать. Правда — быстро устаю, но, надеюсь, и это пройдет. Выдерживаю, по-прежнему, строго режим — и так решил до лета выдерживать. Авось, после лета, опять силы вернутся. (18.02.1924).

В первом письме Шестов пишет о своих надеждах на встречу Тани с Люшером (Luchaire), где может решиться вопрос о ее работе. Таня летом 1923 г. окончила университет (Licenceeslettres), осенью изучила стенографию и машинопись и в это время искала место. Возможно, что после свидания Люшер дал Тане временную работу. Постоянное место он ей дал в октябре 1924 г., взяв ее секретаршей

(см. стр.312). В ноябре 1925 г. был основан Международный Институт Интеллектуального Сотрудничества (Insti- tutInternationaldeCooperationIntellectuelle), директором которого был назначен Люшер. Он предоставил Тане интересную работу в Институте с самого его основания. Таня работала там пять лет (см. второй том).

О своей работе в начале 1924 года Шестов упоминает в письмах к Ловцким и Эйтингону:

Спасибо вам за поздравления и пожелания. Хорошо будет, если твое, Герман, пожелание сбудется, и моя ближайшая статья выйдет удачной. Я уже начал писать предисловие к «Странств. по душам» — очень важно было бы, чтоб удалось, а удастся ли, не знаю. (Ловцким, 13.02.1924).

Вы спрашиваете, над чем я работаю: написал вчерне все то же предисловие, о котором мы с Вами столько говорили уже. Но с тех пор, как у нас пошли болезни, пришлось работу прервать, т. к. я живу сейчас у сестры, книг у меня с собой нет и т. д. (Эйтингону, 11.03.1924).

В первом письме Шестов пишет о своей «ближайшей статье». Без сомнения, речь идет о работе «Неистовые речи. Об экстазах Плотина». В обоих письмах он говорит о предисловии к книге «Странствования по душам» (заглавие предисловия: «Наука и свободное исследование»). В архиве Шестова сохранилось три рукописи, относящиеся к этим работам (Мс. № 32, № 37, № 40). Даты, поставленные на рукописях, позволили определить ход работы: «Неистовые речи» были написаны вчерне между 25 января и 4 апреля и переписаны набело в мае, а предисловие было написано вчерне сразу после «Неистовых речей» и переписано в декабре. Надо заметить, что о предисловии Шестов упоминает в нескольких письмах 1923 г. возможно, что оно было задумано раньше, чем «Неистовые речи», о которых, кроме как в письме от 13.02.1924, нигде не упоминается.

Статья «Неистовые речи» появилась только через два года в журнале «Версты» № 1 ([июль] 1926, см. стр.332).

Нет сомнения, что, окончив статью, Шестов ее передал «Современным Запискам», что там она пролежала около полутора лет и что именно по поводу этой статьи у Шестова возникли нелады с «Современными Записками», о которых рассказывает М.Вишняк в книге «"Современные Записки". Воспоминания редактора»:

На мое имя, как редактора, выполнявшего секретарские обязанности, пришло за подписью Шестова письмо от 26 января 26 г. — без обращенья, — в котором автор выражал крайнее возмущение, что его статья, вопреки обещанию, вторично отложена: «Вам, очевидно, уже давно хочется выжить [меня] из "Современных Записок". Так или иначе — хотя Вы хозяин, а я работник, — но ведь и в буржуазных государствах работники — свободные люди. И потому — больше сотрудничать в "Современных Записках" я не буду». Я был лично в наилучших отношениях со Львом Исааковичем. Но оставить «инвективу» без ответа я счел невозможным — ниже достоинства своего и «Современных Записок», и, не скрою, ответ мой вызвал сильные нарекания со стороны общих Шестову и мне знакомых. Впрочем, разрыв наших дипломатических отношений затянулся не надолго. Сотрудничество Шестова было прервано не больше, чем на три книги журнала. (Вишняк, стр.127).

Предисловие к книге «Странствования по душам» было опубликовано в парижской ежедневной газете «Последние Новости» 19 и 20 марта 1925 г. под заглавием «Наука и свободное исследование». Книга была составлена из работ Шестова, написанных в 1920–1924 годах, о которых говорилось выше. Ее содержание дано в письме Шестова к Ловцкому от 27 января 1926 г. (см. стр.321). Книгу тогда издать не удалось. Она вышла только через пять лет с добавлением работы «Что такое истина» под заглавием «На весах Иова. Странствования по душам» (см. том II).

В это время Жак Ривьер, директор журнала «НРФ», послал Шестову свою книгу «Etudes». Шестовемупишет:

Vous vous excusez dans l'avant-propos pour avoir reimprime vos etudes jeunes. Mais a mon avis — et je crois que pour cette fois tout le monde sera de mon avis — les lecteurs vous doivent etre tout autrement redevables pour cette reimpres- sion. Peut-etre vous avez raison, je suis meme sur que vous avez raison: on sent dans les etudes la jeunesse. Mais — tant mieux: le charme de jeunesse ne passe pas quoique jeunesse passe. D'autant de plus que dans ces etudes on sent deja votre talent, fin et puissant et cette audace et ce courage de propre opinion, pour lesquelles vous differez des autres confreres. Deja le choix des themes prouve que nous avons dans ce livre a faire a une personne qui veut non seulement ecrire mais qui cherche et qui sait trouver. Vous n'avez pas eu peur d'ecrire Teloge d'Andre Gide pour lequel ses com- patriotes dispensent, comme vous dites, leur admiration avec tant de parcimonie et regret. Vous parler de Claudel, de Mous- sorgski, qui eux aussi — n'etaient pas encore connus il у a 16 ans… Entre les musiciens vous avez elu Cesar Frank et Debussy! Et cet amour pour la litterature et les arts que vous savez deja avec tant d'ingeniosite communiquer a vos lecteurs! En somme un livre qui peut et doit etre dans beaucoup de rapports un exemple pour les ecrivains non seulement jeunes — mais aussi pour ceux qui terminent leur carriere. On lit et on relit votre livre avec enorme plaisir. (17.05.1924).

Ривьер скончался 14.02.1925, меньше чем через год после приведенного письма. Шестов написал о нем теплый некролог, который был напечатан в апреле 1925 г. в номере

«НРФ», посвященном Ривьеру.

***

Весной 1924 г. Эйтингон опять приглашает Шестова погостить у него в Берлине. Анна Ел. и Шестов пишут ему из Парижа:

Лев Исаакович все еще не может избавиться от своих болей, хотя они значительно легче; они мешают ему делать нужное напряжение, чтобы, как он выражается, увидеть

свет, подсмотреть в щелку. Раз, когда он занимался утром, у него был такой момент, что у него всегда вызывает большое общее напряжение нервов и волнение; но боли заставили остановиться, ие работать дальше. (От Анны Ел., 3.04.1924).

Одно время я чувствовал себя настолько плохо, что не решался ехать к Вам, боялся, что буду Вам слишком в тягость. Сейчас чувствую себя лучше и, в конце концов, решил, что авось мне хуже не станет и что можно ехать. Очень рад, что можно будет повидаться с Вами и Миррой Яковлевной, и очень Вам благодарен за Вашу готовность дать мне у себя приют. Пока больше не пишу — приеду, Бог даст, расскажу все наши несложные новости. (От Шестова, 18.05.1924).

У Эйтингонов Шестов прожил июнь и вернулся в Париж около 4 июля. Он заехал к Балаховским, так как Шестовы в это время оказались без квартиры. (Присмотрев лучшую квартиру, они отказались от старой, но новую не получили.) В июле их приютили Балаховские, а после каникул — Лурье; в октябре они нашли новую квартиру. В начале лета Анна Елеазаровна уехала работать в Шатель-Гюйон, где она уже работала в предыдущем году и где ей удалось наладить практику. До самой войны 1940 г. она ездила туда каждое лето на три-четыре месяца, и Шестов, начиная с 1924 г., к ней приезжал на летний отдых, как только он кончал дела в Париже. Шестовы очень полюбили этот уголок центральной Франции. По возвращении из Шателя в Париж Шестов пишет Эйтингону:

Таню застал еще — но на следующее утро она уехала на урок к Высоцким. От А.Е. бодрые письма: у нее есть работа — и она довольна… В Chatelпоеду в среду, т. е. через два дня. У нас здесь проф. обед — нужно и мне принять участие. Зато потом опять 4 недели буду под наблюдением А.Е. «поправляться». Чувствую себя совсем недурно, дорога не утомила. Видно, берлинский са- наториум сказывается. Все утверждают, что вид у меня

прекрасный. А я занимаю всех рассказами о берлинских чудесах «июньского сезона» и все слушают с разинутыми ртами. И ведь есть что рассказывать!.. Ремизова уже видел. Сидит в своей драгоценной квартире — без гроша. Пришлось ему фунты сейчас отдать. Он совершенно оборвался. Но все больше и больше завоевывает симпатии французов. По-видимому, Plonвыпустит «В поле блакитном». С missHarrisonони переводят протопопа Аввакума. Серафима Павловна уже утверждена преподавательницей при InstitutSlave(4000 фр. в год жалованья). Я думаю, что, хотя ближайшие месяцы и будет трудно, но все же, в конце концов, все устроится, насколько такой человек, как он, может устроиться. Всего Вам доброго. Лечитесь и Вы, Мирра Яковлевна, держите в прижим М.Е.: пусть уж он к сентябрю вернется совсем здоровым. Не забывайте и мне писать (в Chatel) — как Вы живете. Еще раз всего доброго и еще раз спасибо за сердечное отношение и за всю заботу, которой Вы меня окружили в Берлине. (6.07.1924).

9 июля Шестов поехал в Шатель. Анна Ел. оттуда пишет Эйтингону о здоровье Шестова:

Я нахожу, что он поправился у вас, хотя боли все продолжаются, никак нельзя от них отделаться. Он с удовольствием вспоминает, как жил у вас, это время было для него моральным отдыхом; также о блинах и варениках рассказывает с удовольствием, особенно после неудачного здешнего обеда. (17.07.1924).

18 июля Наташа успешно сдала последний экзамен для получения диплома инженера парижской Высшей Электротехнической школы. Шестов сообщил об этом событии Гершензону и другим русским друзьям. Гершензон его поздравляет с окончанием «родительского курса»:

И дочка — инженер, разве не хорошо? Все очень хорошо; вы с Анной Ел. кончили заданный вам урок и теперь можете дать себе больше свободы. Я сказал бы даже, что этот момент — вот день окончания курса вашей Наташи — торжественный момент: это и вы кончили курс, другой,

ваш родительский. И вас от души поздравляю. (Москва, 29.07.1924).

«Родительский курс» был нелегким — плата за учение была высокой. В школе в течение девяти месяцев Наташа была перегружена работой. Чтобы ей помочь, ее часто «освобождали» от домашних работ, которые падали на других членов семьи. Хотя у Наташи и были хорошие отметки, но полной уверенности, что она справится с работой, не было. Очень мешали болезни: Шестова (в октябре и ноябре), Наташи, Тани и Анны Ел. (в феврале и марте). Когда диплом был получен, вся семья вздохнула с облегчением.

***

В 1924 году, как и в предыдущем, Шестов был приглашен в Понтиньи (декада «Муза и благодать», 8-18 августа 1924 г.). Он поехал туда из Шателя через Париж и потом вернулся в Шатель. Перед отъездом из Шателя он пишет Эйтингону:

Время бежит — уже не только июнь, а и июль прошел и на Ваше письмо, писанное в Франценсбаде, приходится отвечать в Баварию. Письмо Ваше очень порадовало и меня, и Анну Елеазаровну. Видно, лечение и отдых пошли Вам на пользу. Нужно надеяться, что после месячного пребывания в Баварии — Вы вернетесь в Берлин совсем обновленным. Очевидно, что «отдых необходим» — это одна из тех истин, которые все знают и все забывают, пока она так или иначе о себе сама не напомнит. Хорошо, что Вы вспомнили вовремя — и приняли меры, и что Мирра Яковлевна успела сделать, что нужно. Теперь остается и на будущее время не забывать. У нас тоже все благополучно. Здесь в ChatePeчудесно. Мы живем почти в горах, наш дом — последний в городе, и за ним уже холмы, поля, леса, виноградники. Прогулок сколько угодно и одна лучше другой. Я исходил здесь уже все окрестности и за

один месяц, который я здесь провел, по-видимому, я очень окреп. Боли стали появляться реже, стали не такими назойливыми, я заметно прибавил в весе. Чувствую себя сильнее. Устроены мы хорошо — А.Е. в этом отношении мастерица и умеет подчинить себе даже пансионных хозяек [149]. Все данные за то, что ближайший год будет лучшим, чем предыдущий, тем более, что мои каникулы протянутся еще целых два месяца. Но уже и сейчас я начал немного работать. И опять потянуло меня к Плотину. По-моему, он в некотором отношении самый загадочный из всех когда- либо живших философов, по крайней мере из древних. Из новых ему можно противопоставить разве только Спинозу. И как когда-то со Спинозой, так теперь я не могу расстаться с Плотином, пока не «достранствую» до тех невидных глубин его внутренней истории, о которых в истории философии принято думать, что их не бывает. У него, как и у Спинозы, на поверхность выплывает как раз то, что для него имело меньше всего значения, а то, что для него было то тьрштатор, что он больше всего ценил и искал, об этом он говорит всегда мимоходом, как бы нехотя и к соблазну всех его изучающих, т. к. это находится в противоречии с тем, чему он сам всегда «учил» в своей школе. Конечно, и у других философов чувствуется такое противоречие. Но у Плотина это противоречие между системой, общим построением и отдельными признаниями особенно заметно и кажется мне особенно знаменательным. Каждый раз представляется, что все больше и больше постигаешь смысл этой двойственности и потому хочется еще и еще раз вернуться к нему и его писаниям. И ужасно досадно, что приходится, подчиняясь режиму (хотя и благодатному) отдавать Плотиновским загадкам часы — а все время заботам о лечении. Но, авось, зимой будет иначе. Послезавтра еду, через Париж в Pontigny, где пробуду 8-18 августа. На всякий случай сообщаю Вам свой тамошний адрес: AbbayedePontigny (Yonne).

От Маркана уже больше месяца ничего не получаю. Вероятно, книга [ «DostoiewskiundNietzsche»] уже вышла. Может быть, Вы даже и получили уже экземпляр — я попросил его выслать Вам во Франценсбад. Получил уже и итальянскую корректуру — набрана первая половина «Т. и Н.». Нужно надеяться, что к осени появится и итальянский перевод [150]. (Шатель, 4.08.1925).

Вернувшись из Понтиньи в Шатель, Шестов снова пишет Эйтингону:

Таня еще на уроке, но получила уже от Luchaireпредложение с 1-го октября начать у него работать. Наташа (я, кажется писал Вам, что она из 210 кончила десятой свою школу) еще пока отдыхает — верно, на днях приедет к нам: А.Е. нашла здесь для нее урок. Таковы наши дела. Как видите, жаловаться нельзя. Я даже понемногу работаю — хотя писать еще не решаюсь — только читаю и обдумываю. В Pontignyбыло много любопытного — но в письме этого не расскажешь. Уж подождем, когда увидеться придется. (1.09.1924).

Между прочим, когда я был в Pontigny, пришло письмо от KarlEinstein'а, в котором он мне сообщает, что он сейчас очень близок к издательству Kiepenteuerи что он предлагает мне у этого издателя выпустить одну из своих книг. В Pontignyбыло несколько немцев, между ними Мах Scheellerи Curtius(с Шеллером я, между прочим, очень сошелся: он оказалось — в этом я убедился из беседы с ним — хорошо прочел «Т. и Д.»). Я спросил его о Kiepenteuer'е. Он сказал, что это один из лучших нем. издателей. Тогда я написал Магсап'у — ссылаясь на Шеллера. Но и это не помогло — Маркан до сих пор не дал своего согласия. Т. к. мне хочется быть оптимистом, то я стараюсь думать, что это к лучшему. И в самом деле, если только

в Германии условия изменятся, все вероятия, что и Маркан будет иметь больше возможности печатать и эту возможность использует. Сегодня получил письмо от Гершензона. Он до сих пор жил в санатории под Москвой, теперь едет в Г.(?), под Севастополем. Говорит, что за лето окреп. Я надеюсь, что в Крыму он еще больше окрепнет и что помощь пришла вовремя к нему. Живется им очень нелегко. Все уплотняют — существование постоянно отравлено борьбой за всевозможные мелочи. Вдобавок ко всему жена его руку сломала. Я даже не представляю себе, что с ними было бы, если бы его не поддержали. Мирра Яковлевна может рассчитывать, что на том свете ей много грехов простят за ее хлопоты! И вообще жизнь в России трудна — а для такого человека, как Гершензон, она ужасна. А В.Иванов — уже в Берлине. Очень жаль, что меня там нет: я бы его Вам показал — есть на что посмотреть. А Вы все-таки, Макс Ефимович, не очень уж погружайтесь в работу и не забывайте «режима». Берите пример с меня: я все отдыхаю и лечусь, лечусь и отдыхаю. Все время почти ничего не делал — только изредка в Вашего Dilteyзаглядывал и каждый раз мысленно благодарил Вас: его книги мне очень и очень полезны. Из Chatelпоедем в Vichy. А.Е. могла бы уже уехать, т. к. работа у нее окончилась, но она не хочет меня бросить и пробудет со мной здесь до конца моего лечения, то есть до 20–22.9. (12.09. 1924).

Немецкий издатель Кипентейер, о котором пишет Шестов, его книг не издал. О своем пребывании в Понтиньи Шестов написал довольно кратко. Можно предположить, что, несмотря на несколько интересных встреч, ему там в этом году было не совсем по душе. Впоследствии он туда больше не ездил, вероятно, потому, что у него было чувство, что атмосфера этих собраний была неблагоприятна для высказывания его мыслей. Про Таню, которая с ним поехала, он пишет Фане из Понтиньи: «Таня, конечно, на седьмом небе». Она ездила туда еще несколько раз одна (1927 — см. стр.348; и, возможно, 1925, 1926, 1928).

Как указано в последнем письме, Шестовы поехали 22 сентября в Виши, где уже были Ловцкие, Они вместе остановились на вилле «Роше». Все четверо в Виши «отдыхали и лечились, лечились и отдыхали». Шестов пишет матери:

Получили твое поздравление — спасибо. Поздравляем тебя тоже и с праздником и с новым годом. Бог даст, новый год принесет с собой и новую жизнь, люди забудут о вражде и войне, начнут думать о мире и устраивать мир: тогда всем станет легче… Таня и Наташа уже в Париже, живут пока у Сем. Вл. и приискивают для нас временное помещение. А мы тут — с Фаней и Германом. Фане необходимо полечиться и отдохнуть. И ей очень хорошо, что она здесь с Анной. Анна отлично знает Виши и даст ей полезные советы. Я себя тоже лучше чувствую и, надеюсь, после Виши (я здесь, как и в прошлом году, выдерживаю полный курс лечения) совсем оправлюсь. (2.10.

1924).

16 октября Шестовы поехали в Париж, а Ловцкие — в Берлин. Фаня прямо, чтобы возобновить занятия с Эйтингоном, а Герман через Висбаден, куда он заехал, чтобы перевезти Анну Григорьевну в Берлин. Она туда переехала в начале ноября. В Париже Шестов остановился у Лурье, пока Анна Ел. и Наташа устраивали новую квартиру (41 ruedePAbbeGregoire, Paris6), которую им удалось найти. Шестов туда переехал 1 ноября. Он пишет Фане:

Наконец я уже в своей квартире — до сегодняшнего дня жил у Сем. Вл., а А. и Наташа устраивали квартиру. Таня тоже жила со мной у С.В. — так как целый день она на службе и помогать не могла. Квартира превосходная — в общем лучше старой: гораздо просторнее и в хорошем месте. (1.11.1924).

В то время Таня уже служила, и Наташа, наконец, нашла место. Материальное положение Шестовых несколько улучшилось, но жалованья дочерей были небольшими, и Шестов

не был освобожден от житейских забот. Он пишет матери и Фане о своей жизни:

Поздравляю тебя с днем рождения и желаю тебе здоровья, долголетия и радостных вестей от всех наших. Надеюсь, что этот год будет лучше предыдущих…

У нас тоже, слава Богу, дела поправляются — с 15 декабря и Наташа служит: получает 800 фр. в месяц. Таня получает 700 и у Анны сейчас есть работа. Ей один известный врач, проф. Гужеро, начал посылать больных: уже прислал троих. Так что, Бог даст, и мы станем на ноги. (Матери, 22.12.1924).

У нас все по-старому. Ты напрасно думаешь, что я очень волнуюсь по поводу того, что Анне, Тане и Наташе так много работать приходится. Конечно, веселого в этом ничего нет, но я покоряюсь необходимости. А. не может отказываться от массажей, т. к. и без того у нее бывает, что нет работы. Таня и Наташа тоже не могут уменьшить работу. Но у меня обычно недомогание связывается со своей работой: написал предисловие к «Странствованиям по душам» — и мне стало хуже. Если что-нибудь сделаю — опять хуже. И с этим приходится мириться, т. к. изменить условия невозможно. Но что делать? Не я первый, не я последний. Такие, как Достоевский, Бодлер и Спиноза и т. д. жили в трудных условиях. Нужно смириться, раз изменить нельзя, делать возможное в этих условиях. Огорчаюсь я больше за Маню, Люсю, Мишу — но и тут ничего не сделаешь. (Фане, 29.12.1924).

О том же он пишет сестре Лизе несколько месяцев спустя: Особенно плохо приходится молодежи — работают, чтобы пропитаться, питаются, чтобы работать. (20.07.1925).

***

Как было указано, в немецком издательстве «Маркан» вышли по-немецки две книги Шестова: «Толстой и Нитше» в 1923 г. и «Достоевский и Нитше» в 1924 г. (см. стр.192).

Книги заинтересовали членов немецкого Нитшевского общества (Nietzsche-Gesellschaft). Член президиума д-р Фридрих Вюрцбах в письме от 31 декабря 1924 г. просит Шестова дать статью для подготовляемого первого выпуска ежегодника «Ариадне» («Ariadne: JahrbuchderNietzsche-Gesell- schaft»). Шестов рассказывает Фане об этом письме:

Я вчера получил очень милое письмо из Мюнхена — от Nietzsche-Gesellschaft. Они пишут, что мои книги заинтересовали немцев, что до меня никто еще не рассматривал Нитше в такой перспективе, и просят дать статью для организованного ими имени Нитше журнала. Я им, конечно, отвечаю благодарностью и готовностью сотрудничать. (3.01.1925).

Спасибо за присланную рецензию. Любопытно, что из Nietzsche-Gesellschaftмне пишут почти то же и они утверждают, что никто еще не подходил так к Нитше. Боюсь только, что сперва-то они как будто и довольны, но потом, как во Франции случилось, рассердятся. (11.01. 1925).

Нет сомнения, что Фаня прислала Шестову рецензию Рейнольда Линдермана «Новая литература о Нитше», которая появилась в журнале «Граль». Линдерманпишет:

Die auslandische Nietzsche-Literatur ist natiirlich ein Kapitel fiir sich. Doch diirften zwei bedeutende russische Biicher, die durch ihre Zusammenstellung Nietzsches mit zwei grossen Russen des 19 Jahrhunderts in den eben behandelten Kreis von Nietzsche-Biichern hingehoren, nicht unerwahnt bleiben. Es sind dies die beiden Werke von Leo Schestow "Tolstoi und Nietzsche" und "Dostojewski und Nietzsche", kiirzlich (1923/ 24) in einer vorziiglichen Uebersetzung im Marcan-Verlag zu Koln erschienen und damit im weiteren Sinne der deutschen Nietzsche-Literatur zuzurechnen… Vielleicht konnte nur ein Russe Nietzsche derartig sehen, aber seine psychologischen Tiefblicke geben wertvolle Erganzungen zu unserem deutschen Nietschebilde. ("DerGral", Jan. 1925).

Для ежегодника Шестов послал Вюрцбаху свою работу о Паскале. Вюрцбах также предложил Шестову войти в президиум (Vorstand) Нитшевского общества и стать соиздателем (Mitherausgeber) ежегодника. ВюрцбахобъясняетШестову:

Bei Griindung der Nietzsche-Gesellschaft bestand die Absicht, jedes Land durch eine hierfur geeignete Personlichkeit im Vorstand vertreten zu lassen. So ist bereits Oesterreich durch Hugo von Hofmannsthal und die Schweiz durch den Kunst- historiker Heinrich Wolfflin vertreten und so schlug ich jetzt dem Vorstande vor, das geistige Russland durch Sie, sehr verehter Herr Professor, vertreten zu lassen. Wenn ich sage, das geistige Russland, so meine ich das Russland Do- stojewskis, welches im Augenblick vielleicht nicht besteht, aber sich einmal gestalten wird. Die samtlichen Vorstands- mitglieder gaben mir sofort ihre Zustimmung und so erlaube ich mir heute der Bitte heranzutreten, diese Vorstandsschaft giitigst annehmen zu wollen.

In der festen Hoffnung, dass Sie dieses fiir die Entwick- lung der Nietzscheschen Philosophic wichtige Ehrenamt annehmen werden, bitte ich mir hoflichts mitteilen zu wollen, unter welchem Titel ich Sie in dem jetzt erscheinenden Bericht der Nietzsche-Gesellschaft anfiihren darf. (12.08.1925).

Шестов принял предложение. Работа о Паскале была опубликована под заглавием «DieNachtzuGethemane. PascalsPhilosophic» в первом номере ежегодника, который вышел в 1925 г., вероятно, в августе. Перевод был сделан новым переводчиком Иваном Федоровичем Руофом (HansRuoff), который впоследствии блестяще перевел много работ Шестова. На стр.150 ежегодника дан состав президиума Нитшевского общества: Эрнст Бертрам, Гуго фон Гофмансталь, Томас Манн, Лев Шестов, Генрих Вельфлин, Фридрих Вюрцбах. Те же имена значатся как издатели ежегодника на заглавной странице. Тогда же Руоф перевел пять афоризмов Шестова, взятых из книги «Власть ключей». Они были опубликованы в июне 1925 в «Нейе Меркур».

В это время «Нитше-Гезелыиафт» приняло к изданию по-немецки книгу Шестова «Власть ключей». В письме от 12 октября 1925 г. Вюрцбах сообщает Шестову, что Руоф уже перевел треть книги. Она появилась в Мюнхене в конце марта или начале апреля 1926 г. под заглавием «PotestasClaviumOderdieSchltisselgewalt» в издательстве «Нитше- Гезелыиафт». «Thomas Mann liest gerade mit grosstem Interesse Ihr Buch, — пишетВюрцбахШестову 1 апреля 1926 г. — und sprach kurzlich mit mir dariiber. Ich hoffe, dass er ebenfalls eine Besprehung dariiber machen wird». Две вышеуказанные работы Шестова были изданы в столь короткий срок, несомненно, благодаря Вюрцбаху, который был руководителем (Geschaftsfiihrer) издательства «Нитше- Гезелыиафт». Других работ Шестова это издательство не выпустило, очевидно, потому, что прекратило свою деятельность. Однако связь с Нитшевским обществом и Вюрцбахом не прервалась. Шестов не раз с ним встречался и познакомил его с Эйтингоном, и Вюрцбах приглашал Шестова читать доклады в Обществе (см. второй том).

Вероятно, в этом время Шестов стал членом Кантовского общества. В начале 1925 г. он вел переговоры с журналом «Кант-Штудиен», во главе которого стояли Пауль Мен- цер и Артур Либерт. О своих делах с этим журналом Шестов пишет Фане и Герману:

Пока — маленькое дело. Представьте себе, что, против всякого ожидания, я уже получил ответ из Kant-Studien[151]. Оказалось, что статья о Спинозе понравилась Pr. Menzer'y, но т. к. она была уже напечатана по-французски, то Kant- Studienее печатать не могут, хотя Menzerо ней «ausertsichanerkennenddaruber». Они просят нигде не напечатанную статью, и я хочу им предложить статью о Плотине [ «Неистовые речи»]. Но как быть с переводом? (30.04.1925).

Очень хорошо, что Вальтер обещает перевести мою статью. Нужно только, во избежание недоразумений, выяснить условия. В случае, если Kant-Studienпримет — он получает половину гонорара — если же не примет, я думаю, что все-таки придется ему кое-что заплатить, хотя по 25 марок за лист.

Теперь вот что: я хочу кой-что в статье переменить. Прежде всего — заглавие и эпиграф. Хочу эпиграфом взять стих из книги Иова (VI, 2.3): "WennmandochmeinenUmmutwoge, undmeinLeidendazuaufdieWagelegte! Denn nun ist es schwerer denn Sand am Meer; darum gehen meine Worte irre". И озаглавить «DieirregehendenWorte» («Неистовые речи»). (6.05.1925).

Получил твое, Герман, письмо на имя Liebert'a. Пожалуй, я глупо сделал с заглавием — напугал их. Можно — либо прибавить подзаголовок: «Об экстазах Плотина», либо вообще назвать статью «Об экстазах Плотина». Боюсь только, что Menzerи читать не станет, заглавие оттолкнет…

Очень хорошо, что Liebertдаст тебе возможность написать для Kant-Studienрецензии. Из-за этого стоило начать с ним разговоры. (24.05.1925).

Статья «Неистовые речи» была переведена Вальтером, но «Кант-Штудиен» ее не напечатал. Очевидно, она их «напугала». Журнал опубликовал в № 2/3 за 1926 г. две рецензии Ловцкого о книгах Шестова, изданных по-немецки Марканом. Перевод статьи Шестов передал С.Франку, в то время профессору в Русском Научном Институте в Берлине, для немецкого сборника «Русские философы», который тот подготовлял к печати, но который ему, вероятно, не удалось опубликовать.

В это время Маркан принял еще одну книгу Шестова «Апофеоз беспочвенности», переведенную на немецкий Вальтером. Маркан обещал начать ее печатать в июне или июле 1925 г., но издания не осуществил, ссылаясь на застой в делах. Отрывок из книги «Апофеоз беспочвенности» был опубликован в декабре 1925 г. в журнале «Нейе Рундшау», который издавал тогда С.Фишер (S.Fischer). Вступительную заметку к статье написал редактор журнала Рудольф Кайзер. Шестов пишет Ловцким:

Вы, верно, знаете, что в декабрьской книге NeueRundschauпоявились мои афоризмы из «А.б.». Всего, правда, 4 страницы. Но заплатили мне за них 70 марок. И, главное, я получил письмо от Kayser'a, в котором он просит меня быть постоянным и близким сотрудником журнала и неотлагательно дать ему еще одну статью. Затем, от имени Fischer*а просит начать переговоры об издании моих книг, т. к. на Fischer'aэти 4 страницы из «А.б.» произвели очень большое впечатление. (13.12.1925).

Между прочим, как я уже вам писал, я получил от Kayser'aпредложение войти в круг ближайших сотрудников NeueRundschau, дать в возможно близком будущем статью для NeueRundschauи книгу для Fischer- Verlag'a^ ему предложил для NeueRundschau— статью о Чехове, а для Fischer'a— «Ап. бесп.». Сегодня получил ответ — он отклоняет и то, и другое: Чеховым в Германии, будто бы, не интересуются, а книга афоризмов не годится для начала. Вышло, что начал за здравие, а кончил за упокой. Отвечу ему, но, боюсь, что ничего из этого не выйдет. (21(?).12.1925).

Насколько нам известно, книга «Апофеоз беспочвенности» по-немецки не появилась. Рукопись перевода не сохранилась. Несколько отрывков, кроме вышеуказанного, были опубликованы в журналах «Эуропеише Ревю» (сент.1926 и авг. 1927), «Индивидуалитет» (№ 5/6, 1927) и, вероятно, «Квершнитт» (1926). В скором времени Кайзер возобновил переговоры с Шестовым об издании его работ. Шестов пишет Ловцким:

Я получил от Kayser'aписьмо. Он не уехал из Берлина и, видно, уехать не собирается. Он уже прочел мое предисловие к «Стр. по душам». Оно ему понравилось и он хочет его напечатать, но, т. к. в ближайшнх номерах NeueRundschauмало места, то он просит его сократить.

Я бы ничего не имел [против], но я уверен, что сокращения ослабят статью, а статья ведь необычайно ответственная. Поэтому я ему написал, что, по-моему, лучше подождать.

Затем он спрашивает меня, не подойдут ли для Fischer'a «Стр. по душам» [152], и просит, чтобы я ему об этой книге рассказал. Я ему в общих чертах рассказал и прибавил в конце, что попрошу тебя, Герман, сходить к нему, чтобы ему рассказать подробнее. Созвонись с ним и сходи, пожалуйста. Книга состоит из предисловия и трех частей. Часть первая: «Откровения смерти» — а) преодоление самооче- видностей, Ь) на страшном суде. Часть вторая: «Дерзновения и покорности» — написана в форме афоризмов. Часть третья: «Философия истории» — 1) Сыновья и пасынки времени, 2) Гефсиманская ночь, 3) о Плотине. Вся книга — 400 страниц. Дальнейшие подробности расскажешь уже сам…

Скажи ему… что о Спинозе это не историческое отступление (?) — а мой, особенный (тебе легче ему сказать, чем мне) метод, который у меня заменяет диалектику и только один и может привести к свободному исследованию. (27.01.1926).

И на этот раз переговоры ни к чему не привели. Всё же отвергнутые работы были опубликованы по-немецки. Книга вышла в 1929 г. в изд. «Ламберт-Шнейдер» под заглавием «AufHiobsWaage» (см. второй том), а предисловие появилось в третьем номере 1926 г. трехмесячника «Креатур», одним из редакторов которого был Мартин Бубер (Buber), с которым Шестов познакомился через некоторое время (30 апреля 1928 г., см. второй том).

Осенью 1926 г. Кайзер опять просит Шестова, чтобы он ему дал что-нибудь для его журнала, а в декабре публикует сочувственную рецензию о книге «PotestasclaviumoderdieSchliisselgewalt». Шестов пишет Фане о просьбе Кайзера:

Он хочет, чтобы было коротко и не слишком философское. Я ему хочу предложить из V-roтома («Начала и концы») отрывок под названием «Лебединая песня»… Я напишу Kayser'y, чтобы он прислал к тебе свою переводчицу за книгой. [3(?).JJ.1926].

Переводчица Кэте Розенберг, вероятно, вскоре перевела указанную в письме статью, но вышла она в «Нейе Рундшау» только в марте 1928 г., и то с сокращениями, чем Шестов был сильно возмущен. После этой неудачной публикации Шестов с Кайзером на некоторое время разошелся, но потом помирился. В конце мая 1929 г. вышла книга Шестова «AufHiob'sWaage», и Кайзер, на этот раз без промедления, написал на нее сочувственную рецензию, которая была опубликована в «Нейе Рундшау» в июле 1929 г. В октябре 1930 г. в этом же издании появилась часть афоризмов, опубликованных в «Числах» № 1 (см. второй том), и через два года (апрель 1932) часть афоризмов, опубликованных в «Современных Записках» № 43 (см. второй том). Как видно, предложение Кайзера о «близком сотрудничестве» с «Нейе Рундшау», сделанное в 1925 г., не осуществилось.

В это время были переведены на немецкий, но не опубликованы, еще две книги Шестова: «Шекспир и его критик Брандес» (T.I) и «Начала и концы» (T.V).Неполные рукописи этих переводов находятся в архиве Шестова.

Всеной 1925 г. сестра Шестова Елизавета (Лиза) и ее муж Лев Евсеевич Мандельберг поселились в Палестине (вероятно, в Тель-Авиве). Шестов пишет им:

Получил ваши письма. Слава Богу, что вы, хотя н с трудом и медленно, но как будто устраиваетесь. Может быть, чего-нибудь добьетесь! Во всяком случае — много значит, что морально вы себя хорошо чувствуете. Не знаю только, как дальше будет — сдержит ли Англия свои обещания. Здесь об этом разно думают, и нам очень трудно судить, какое мнение ближе к истине. Конечно, после

советского режима вы вздохнули свободнее. Все то, что ты, Лев, пишешь, мне хорошо памятно. И я с трудом себе представляю, как живут люди в Советской России, даже те, которые, как Бах например, материально очень хорошо устроены. Мне кажется, что, если бы я не уехал, меня бы давно уже на свете не было…

Жаль, что я по-еврейски не знаю. Может быть, если бы знал, меня бы в Палестинский университет тоже пригласили. Правда — не люблю я читать лекции — не мое это дело. Но все-таки, если бы я знал по-еврейскн, и меня пригласили бы хоть на один семестр, я бы с большой радостью поехал посмотреть, что такое происходит в Палестине. Правда, могло случиться, что я знал бы еврейский и все-таки меня не позвали бы. Стоящие во главе сионистского и еврейского вообще движения не очень разбираются в культурной работе, в особенности далека им философия. Но все же была бы надежда…

Пишите и вы подробно обо всем и о своем житье- бытье и о жизни в Палестине вообще. Нас все это очень интересует. (27.08.1925).

В ответ на это письмо Лиза и Лев написали Шестову, что они берутся организовать для него поездку в Палестину.

Шестов в восторге. Он пишет Фане и Мандельбергам:

Сегодня получил письмо от Льва и Лизы. Они предлагают мне приехать к ним на 2 месяца, прочесть курс. Говорят, что слушатели будут платнть и все расходы по путешествию покроются. Сейчас — наиболее благоприятное время для морского путешествия. И в Палестине сейчас жара уже идет к концу н наступает лучшее время года. Я, конечно, в восторге от этого и, как только они действительно устроют так, чтобы мне прислали билет взад и вперед н визу, немедленно поеду. Я все завидовал, что С.Вл. удалось сделать такое путешествие — может, Бог даст, и мне приведется. (Фане, 22.09.1925).

Только что получил ваши письма. Когда я вам писал о поездке в Палестину — это была чистая лирика или по- русски, бессмысленное мечтание. И вдруг оказывается,

что мечтание может превратиться в действительность! Нечего и говорить, что я, если устроится дело, буду в восторге. Для меня тоже первая половина зимы — т. е. до нового года, самое подходящее время. Я начинаю обыкновенно читать в конце ноября, но можно устроить так, что я начну после Рождества, т. е. с 7-го января. За это время я мог бы съездить, прочесть курс и вернуться. Я бы выехал сейчас же, как только получил визу и деньги. Подчеркиваю, деньги, т. к. увы! мои обстоятельства таковы, что я могу поехать только в том случае, когда расходы по путешествию будут оплачены…

Курс я предложил бы такой, в котором соединится и философия и литература. Я бы назвал его «влияние Библии на русскую и европейскую философскую мысль». Из русских я коснулся бы подробно — Чехова, Толстого и Достоевского. Из европейских мыслителей — Декарта, Спинозы, Паскаля и Нитше. Все это в связи с древней и средневековой философией. Я начал бы, как с подготовительного (после вступительной лекции) с Чехова, потом коснулся бы этической проблемы у Толстого и Нитше и т. д. — приблизительно в том же плане, в каком писались мои книги. (Мандельбергам, 22.09.1925).

Трудно вам сказать, как я радуюсь возможности побывать в Палестине и как я благодарен вам за ваши хлопоты. Мне даже начинает казаться, что мое путешествие может иметь более серьезное значение, чем мне представлялось раньше. Но об этом пока говорить преждевременно — об этом потолкуем, когда приеду к вам. Поблагодарите от меня и Бялика за его готовность помочь мне. Мне давно хотелось с ним встретиться н познакомиться, но все не удавалось. Я думаю, что нам с ним будет о чем побеседовать…

Кончаю, т. к. во-первых, надеюсь, что скоро увидимся, а во-вторых, я так волнуюсь (радостно) по поводу возможной поездки, что не могу ни письмо писать, ни вообще что-нибудь делать. У меня сейчас срочная работа, но ничего в голову не идет: в голове Палестина. Еще раз благодарю вас за заботы. Не забудьте и Бялику

передать от меня прнвет и благодарность. Анна шлет вам свой привет. Она в восторге тоже от того, что мои мечты начинают сбываться, и тоже благодарит вас. Дети сейчас на службе, и они тоже радуются за меня. (Ман- дельбергам, 8.10.1925).

Оказалось, что поездку не так легко было организовать, как думали Мандельберги, и пришлось ее отложить. Шестов им пишет:

Неделю тому назад я писал вам, что уже теперь я ехать не могу в Палестину, т. к. до первого января осталось слишком мало времени, а теперь почти одновременно получилось и ваше заказное письмо с бумагой на удеш. проезд и телеграмма. Мне остается только повторить то, что писал: т. е. что, еслн бы я и успел к 1-му декабря выехать, то, т. к. 1-го января мне необходимо быть обратно, то в моем распоряжении было бы всего 3 недели. В Сорбонне же я должен вести курс либо с 15 ноября (я уже начал его) и до Пасхи, либо с начала января — до конца июня. И то это уже большая льгота. Собственно говоря, нужно читать от 15-го ноября до конца июня. На большую льготу я рассчитывать не могу, как я и писал уже с самого начала наших переговоров. Значит — нужно поездку отложить: либо до Пасхи, если на Пасху удобно приехать, лнбо — до следующей осени. Может быть, это н к лучшему. Может быть, к тому времени удастся как-нибудь организовать лекции без того, чтобы пришлось рисковать, как ты пишешь. Ибо риск для меня слишком велик. Даже если будет льготный билет, поездка обойдется не меньше, чем в 60 фунтов — а может выйдет и дороже. Это — 7,800 фр. — сумма огромная. А мне сейчас, как я писал тебе, и без того очень трудно и я не знаю, как сведу концы с концами, т. к. предстоящая перемена квартиры обойдется мне очень дорого. Теперь, когда есть достаточно времени впереди, нужно постараться на этом основании. И без того, чтобы существовать, приходится 2/3 своего времени тратить на заботы о добывании денег. Если бы еще войти в долги — тогда

совсем придется бросить свои занятия. Конечно, очень хочется съездить в Палестину — но это такая дорогая поездка, которую можно предпринять только в том случае, если она будет оплачена. Об этом мы еше, впрочем, успеем списаться. (21.11.1925).

Несмотря на старания Льва и Лизы, поездка не состоялась ни на Пасху, ни следующей осенью. Лишь через одиннадцать лет, в 1936 г. Шестову удалось осуществить свою мечту — поехать в Палестину (см. второй том).

В начале 1925 г. Шестов написал и опубликовал некролог Гершензона и некролог Жака Ривьера. В феврале того же года он начал рабочую тетрадь (Мс. № 53 архива Шестова), куда заносил выписки и наброски (см. второй том).

Других работ в 1925 г. Шестов не написал.

***

Как всегда, Шестов окончил свой курс в Сорбонне перед Пасхой. Сразу после окончания он поехал на несколько недель в Берлин (5 апреля), где остановился у Эйтингона. В Берлине Шестов, конечно, встречался со своими немецкими корреспондентами и издателями, но сведений об этом не сохранилось. Виделся с Ловцкими и матерью и вместе с ними встречал Пасху. Чтобы окупить расходы по поездке, он прочитал две лекции: «Наука и Библия» (23 апреля на открытом собрании русской Религиозно-философской академии) и «Исторический жребий Спинозы» (в Союзе русских евреев).

В устройстве лекций и переговорах с немецкими издателями ему, как всегда, самоотверженно помогали Ловцкие. По приезде в Париж он пишет им: «Большое вам спасибо за все, что вы для меня в Берлине сделали. Пришлось вам для меня побегать, ужасно совестно».

(30.04.1925).

4 июля 1925 г. Шестов прочел доклад «Творчество из ничего (Антон Чехов)» на литературном вечере, организованном в Париже Союзом Молодых Писателей.

Как и в предыдущем году, лето 1925 г. Шестов провел в Шатель-Гюйоне. Там он получил письмо от Димитрия Алексеевича Шаховского (ныне Архиеп. Иоанн) с просьбой дать статью для нового журнала «Благонамеренный», основанного Шаховским. Вышло всего два номера журнала, в январе и апреле 1926 г. Шестов пишет Шаховскому:

Как мне ни грустно это — но, по-видимому, в близком, по крайней мере, будущем, мне не суждено сотрудничать у Вас. Вы хотите непременно статью о русском писателе

и Вы, конечно, правы: у Вашего журнала свои задания, которые Вы стараетесь возможно полнее осуществить. А я сейчас работаю в другой области и вырваться, вернее вырвать время для работы, которая бы подошла Вам, ннкак нельзя. Вы знаете, что при условиях нашего эмигрантского существования — две трети дня уходят на внешние дела и заботы. Оставшихся немногих часов не хватает и в малой степени на то, чтоб выполнить хоть отчасти имеющиеся замыслы. Где уж там думать о статьях adhoc! Еще раз скажу — очень жаль мне, что не мог быть полезен Вам. Вашему журналу я вполне сочувствую

но, что делать: не дано нам…

Может быть, Вам пригодится мой совет?! Хотя Ваш журнал — чисто литературный, но все-таки, я думаю, под литературой Вы разумеете не только изящную словесность. Русская литература — всегда интересовалась философскими проблемами. За последние годы философия из России была изгнана — но за границей, в изгнании она продолжала свою работу. Бердяев, Ильин, Федотов, Лосский, Карсавин и др. все выпускали труды, большей частью на религиозно-фил. тему. По-моему, если бы Ваш журнал дал в одном или двух номерах обозрение того, что сделали в последние годы русские философы — чтобы опыт содействовал его задачам. Я могу Вам, если хотите, рекомендовать и человека, который возьмется за такую задачу. Это сотрудн. «Сов. З.» — Г.JI.Ловцкий. Его адрес: Berlin-Wilmersdorf, Nassauischerst 2. Если эта мысль представляется Вам удачной — напишите ему. (6.09.1925).

Приведенное письмо опубликовано в книге Архиепископа Иоанна Шаховского «Биография юности».

«Две трети дня уходят на внешние дела и заботы», — пишет Шестов Шаховскому. Теперь, как и раньше, Шестов страдает оттого, что так мало времени и сил остается для настоящей работы. И в письмах его к Ловцким и Эйтингону, главным образом, говорится о внешних делах, и это, конечно, отразилось в настоящей книге, основанной в большей части на этих письмах. Много, порой слишком много говорится в ней о житейских делах и мало о самом главном для Шестова.

***

В октябре 1925 г., наконец, вышла по-французски в издательстве «Сьекль» (серия «Collectiondephilosophieintellec- tualiste»)книга «Толстой и Нитше». На нее обратили меньше внимания, чем на книги Шестова, вышедшие по-французски

в 1923 г.

Осенью 1925 г. выяснилось, что Шестовы не могут оставаться на квартире, в которой они жили (41 ruedeГАЬЬёGregoire), и надо было думать о новом устройстве. Найти квартиру в Париже было чрезвычайно трудно, и Шестовы с радостью приняли предложение Балаховских поселиться у них. У Балаховских была большая квартира в восемь комнат (1 ruedePAlboni, Paris16), где они жили с детьми и их семьями. К тому времени их дочь Женя с детьми уехала в Америку, а сын Сережа в Москву (декабрь 1925), куда годом раньше уехала к своим родителям его жена Ира. С родителями остались только сын Жорж и его жена Надя. Освободилось три комнаты, которые Балаховские уступили Шестовым. Соня пишет Фане:

Леля поселяется с нами. Справлюсь ли я с хозяйством? Хватило бы только сил. Большое для меня утешение — это мысль, что о нем будет, если я сумею, большая забота и что, когда А. [Анна] уезжает в мае, он не останется один. Бедный мой Лелечка! Из-за него всегда душа болит. Дал бы мне только Бог силы и разум сделать для него то, что ему нужно. (13.12.1925).

Шестовы переехали к Балаховским в первые дни января 1926 г. и остались у них до весны 1929 г. Шестов пишет матери:

Мы живем у Сони и понемногу устраиваемся. Кажется, и ей, и нам будет хорошо вместе жить. Соня нам отдала три сообщающиеся между собой комнаты: большую, среднюю и маленькую. В большой помещаются Таня и Наташа, в средней — я, а в маленькой Анна. Комнаты хорошие, теплые и светлые, — все выходят на юг и все с балконами. До сих пор у нас такого помещения в Париже не было. Хозяйство у нас общее — это и приятнее, н удобнее и веселее. Анна всячески старается внушить Соне гигиенические свои идеи — посмотрим, удастся лн ей это. Соне важнее всего было бы побольше выходить на прогулки. Но она этого не любнт. А между тем поблизости от нашей квартиры, прямо в двух шагах — превосходные прогулки. Я каждый день два раза — утром и днем выхожу гулять н чувствую, что это очень полезно. А Соня много раз и два дня подряд, даже в хорошую погоду не выходит. А прогулки полезнее всяких лекарств. [Матери, 8(?).01.1926].

К этому времени у Шестова уже создался широкий круг знакомств среди русских, французских и немецких литераторов и философов, с которыми он охотно встречался. После переезда к Балаховским эти встречи участились, отчасти потому, что Шестов мог располагать просторными передними комнатами новой квартиры, что позволяло время от времени устраивать многолюдные приемы, на которых собирались виднейшие представители литературы и философии. Шестовы прожили у Балаховских 1926, 1927, 1928 и начало 1929 г. Эти три года можно считать самым интересным периодом жизни Шестова в эмиграции, хотя и тогда, как и в предыдущие и последующие годы, его очень тяготили хлопоты, связанные с изданием книг, и другие житейские заботы.

Уже в конце января 1926 г. (22-го или 24-го) Шестов устроил два приема — первый по случаю приезда в Париж Макса Шелера, второй — в честь Томаса Манна. ОпервомприемеонпишетФондану:

Demain (jeudi, le 22) il у aura chez moi une petite reunion de philosophes russes et philosophes allemands — Max Scheler sera aussi present. On parlera allemand — M.S. ne comprend pas le fran^ais — mais, je sais que vous comprenez Г allemand. Or, si vous etes libre — venez aussi a 8.30 le soir, vous serez le bienvenu. (21.01.1926).

О втором приеме Томас Манн рассказывает в своей книге «PariserRechenschaft» (стр.73–76), в которой он описал поездку в Париж в январе 1926 г., куда его пригласила французская секция Фонда Карнеги. Подробно Манн рассказывает только о Шестове и его семье и о своем знакомстве с Буниным, с которым он уже раньше переписывался. С кем еще он встретился у Шестова, где собралось много гос- стей, — он не говорит. 26 января Шестов был на банкете, устроенном в честь Томаса Манна в CercleLitteraireInternational(парижское отделение ПЕН-Клуба). (PariserRechenschaft,стр.94).

***

✓

13 февраля 1926 г. (по нов. стилю) Шестову исполнилось шестьдесят лет. По этому случаю появилось несколько статей в газетах (две статьи С.Лурье, статьи Г.Ловцкого, С.Познера, А.Ремизова, П.Рысс). Шестов пишет Мандельбергам:

Спасибо большое, что вспомнили о дне рождения. Здесь газеты (из энциклопедического словаря) узнали, что в этом году мне 60 лет исполнилось, пропечатали, и теперь у меня новое занятие: отвечать на поздравительные письма. (23.02.1926).

В мае Шестов познакомился с Германом Кейзерлингом. Он пишет Ловцким и Эйтингону:

Вчера был у меня гр. Кейзерлинг (он приехал сюда читать доклад). Представь себе, он даже не подозревал, что есть мои книги в нем. переводе. Он только в прошлом году, когда был в Италии, узнал от итальянцев обо мне — ему в Риме «Revelationsdelamort» дали. Если Кейзерлинг ничего не слышал — то другие и подавно. А ведь Кейзерлинг очень заинтересовался мною (когда он приехал в Париж, то первым делом потребовал, чтобы ему устроили свидание со мной и всяких мне комплиментов наговорил) — он ничего не знал о моих немецких переводах! Я, конечно, дал ему «Potestasclavium» и Паскаля. (Ловцким, 10.05.1926).

У меня теперь началась переписка с гр. Кейзерлингом. Мы здесь, в Париже, с ним познакомились, и он предлагает мне приехать в Darmstadt, прочесть лекцию (по-немецки), с тем, что школа мудрости оплатит расходы. Лекции мне читать — не большая охота, но в Германию поехал бы с радостью. От Дармштадта и в Берлин уже недалеко. (Эйтингону, 3.07.1926).

В архиве Шестова сохранилось несколько писем Кейзерлинга того времени. Тема лекции, предложенной Шестовым для «школы мудрости» (SchulederWeischeit), которую Кейзерлинг основал в Дармштадте, не подошла, и Шестов туда не поехал. В 1930 и 1931 гг. Кейзерлинг вновь переписывался с Шестовым по поводу выступления Кейзерлинга в Париже.

***

В начале июля 1926 г. в Париже начал выходить новый журнал «Версты». На обложке значится: «Под редакцией кн. Д.П.Святополк-Мирского, П.П.Сувчинского, С.Я.Эфрона и при ближайшем участии Алексея Ремизова, Марины Цветаевой и Льва Шестова». Фактически «Версты» оказались не журналом, а ежегодником. Всего вышло три номера, между 1926 и 1928 гг. Из редакции ближе всех к Шестову стоял Дмитрий Святополк-Мирский. Он был в это время лектором русской литературы в Лондонском университете и сотрудником передовых французских и английских литературных журналов. В 1926 г. он выпустил на английском языке книгу «Современная русская литература. 1881–1925», которая впоследствии послужила второй частью однотомника «История русской литературы». Три страницы этой работы посвящены Шестову. Мирский жил в Лондоне, но часто бывал в Париже, где он навещал Шестова. «Ближайшее участие» Шестова в «Верстах», вероятно, ограничилось тем, что он дал для первого номера журнала статью «Неистовые речи. По поводу экстазов Плотина» (см. стр.305). В то время, когда журнал создавался, Ремизов иногда рассказывал Шестову о ходе дела:

Журнал будет называться ОРДА. (24.01.1926).

В понедельник на конспиративном заседании окончательно решено. Денег достали. Идут и дальнейшие действия подобные. Готовь рукопись. (9.02.1926).

Поздно вечером нагрянула орда. Я предложил по случаю твоего юбилея назвать журнал ШЕСТОВ. Нет, народ еще робок, ни «Орды», ни «Шестова» не допускают. Называй, говорят, ВЕРСТЫ. ПОЛОСАТЫЕ ВЕРСТЫ. (22.02.1926).

***

О своем знакомстве с Люсьеном Леви-Брюлем, директором «Ревю Филозофик» («Revue Philosophique de la France et de Tetranger»), ШестоврассказалФондану:

Когда я приехал во Францию, русских принимали очень хорошо (коммунисты не были в моде), нас чествовали и т. д. Я был на приеме у Буайе, меня представляли разным людям, представили также Леви-Брюлю. Он тотчас сказал:

Я читал ваши две книги, переведенные на французский язык [153]. Нельзя лучше выразить то, что вы хотели сказать, чем так, как вы это сделали.

И немного погодя:

Но не думайте, что вы меня убедили. И затем:

Чему это может послужить? Я указал правой рукой на небо.

Я думал, что после этого он не захочет, чтобы я сотрудничал в его журнале. (Фондан, стр. 147).

Все же весной 1925 г. Шестов попросил Готье узнать у Леви-Брюля, не примет ли он в свой журнал его статью «Mementomori. По поводу теории познания Эдмунда Гуссерля» (см. стр.148), в которой Шестов критикует феноменологию Гуссерля. Готье пишет Шестову:

J'aiparleaM.Levy-BruhldevotreetudesurHusserl. II paraissait assez dispose a la publier. II у aurait lieu de s'entendre avec lui au sujet de la traduction et vous savez qu'il re^oit le lundi a 11 heures a la Revue Philosophique. II vous connait deja et aura certainement plaisir a vous voir.

[Май (?) 1925].

В понедельник, вероятно, 8 июня, Шестов пошел к Леви- Брюлю говорить о своей статье. Леви-Брюль ее принял. Шестов рассказывает Фондану:

Когда я ему [Леви-Брюлю] рассказал содержание моей статьи о Гуссерле, он несколько ужаснулся; но тотчас же успокоился, когда я ему сказал, что эта статья была напечатана в русском философском журнале, который за-

висел от Московского университета [ «Вопросы философии и психологии», сент./дек. 1917]. (Фондан, стр.148).

Начиная с этой работы, Леви-Брюль постоянно печатал в «Ревю Филозофик» крупные работы Шестова. Шлецер в интервью, данном им для журнала «Ар-Луазир» в 1967 г., вспоминает: «Леви-Брюль открывает перед ним двери "Ревю Филозофик". Вероятно, рационалист Леви-Брюль был совершенным антиподом Шестова, но считал исключительно интересным его вклад. Вот так-то в 1925 г. в статье "MementoMori"…Шестов познакомил Францию с феноменологией Гуссерля». Фондан рассказывает, что однажды Леви-Брюль сказал Беспаловой: «Я совершенно не согласен с Шестовым, но это талантливый человек, и он имеет право высказывать свои мысли». Говоря об этом с Фонданом, Шестов заметил: «Это было прекрасно с его стороны. Такой образ мыслей начинает исчезать на этом свете» (Фондан, стр.33). Записи Фондана создают впечатление, что мысли Шестова были совершенно чужды Леви-Брюлю, да и сам Леви-Брюль говорит в письме от 28 января 1936 г.: «Я далек от позиций Шестова» (см. второй том), но тотчас же прибавляет смягчающую фразу: «…но я им восхищаюсь и симпатия моя к нему огромна»; однако, читая письмо, написанное Леви-Брюлем Шестову 14 июля 1932 г. (см. второй том), и письма Шестова к Ловцким и Лазареву, в которых он описывает свои встречи с Леви-Брюлем (письма от 30.06.1925, 14.09.1925, 27(?).01.1930 — во втором томе), убеждаешься, что они были ближе друг к другу, чем можно предположить при чтении записей Фондана.

По поводу публикации в «Ревю Филозофик» статьи о Гуссерле Шестов пишет Ловцким из Парижа и Лазареву из Шатель-Гюйона:

Я здесь проживу еще дней 10. Задержался я потому, что совершенно неожиданно Levy-Bruhlпринял у меня для

Revue Philosophique статьюоГуссерле. И даже согласился — в виде исключения — заплатить 10 франков за страницу (они платят всего 5 франков), чтоб я мог возместить все расходы по переводу. И был необычайно любезен: и в разговоре, и в присланном письме очень настойчиво подчеркивал, что хочет моего сотрудничества. Теперь Шлецер ее переводит — а я просматриваю. И т. к. статья очень большая, то раньше 10-го июля мы едва ли закончим работу, а 11 — го я поеду в Chatel. (Ловцким,

30.06.1925).

У меня, конечно, тоже всяческое есть — и дурное и хорошее. Не стоит только в письме обо всем этом говорить. Особенно о дурном, которое всегда сводится к тому, что прибавляет озабоченности и мешает работать. Обидно это очень, что нужно думать о квартире, франках, издательстве, переводах, лекциях и т. п. — когда уже жить осталось недолго и когда чувствуешь себя, больше, чем прежде, созревшим для другого дела. Работы накопилось очень много и очень трудной работы, а будет ли возможность зимой заниматься — Бог весть. Из новостей благоприятных — Леви-Брюль принял для Ревю Филозофик мою статью о Гуссерле и принял /…?/ даже весьма пре- любезно. Торопил все время Шлецера с переводом. (Лазареву, 14.09.1925).

Статья появилась в «Ревю Филозофик» в номере 1/2 (январь/ февраль) за 1926 г. под заглавием «MementoMori. A propos de la theorie de la connaissance d'Edmond Husserl». В ответ на статью Шестова страсбургский профессор Жан Геринг (ученик Гуссерля), написал статью, озаглавленную «Subspecieaeternitatis. EineErwiderungaufL.SchestowsArtikel "MementoMori" enthaltendeineKritikderHusserlischenPholosophie», рукопись которой он послал в немецкий журнал «Филозофишер Анцейгер», который издавался в Мюнхене. Прочитав статью, издатель журнала Гельмут Плеснер попросил переводчика Шестова Вальтера, который тоже жил в Мюнхене, узнать у Шестова, не со-

гласится ли он написать ответ на статью Геринга. Шестов согласился. «Я сообщил Плеснеру о Вашей готовности ответить на статью Геринга, — пишет Вальтер Шестову 28.05.1926, — он был очень рад». Плеснер послал Шестову статью Геринга. «Он [Плеснер] просит сообщить Вам, — пишет Вальтер Шестову 3.06.1926, — что он может уделить 1 Уг до 2 листов для Вашей статьи, что он против парадоксальности отнюдь не возражает… и что он очень приветствует Ваше любезное сотрудничество». Шестов написал ответ на возражения Геринга под заглавием «Что такое истина». Он спешил закончить ответ до отъезда на летний отдых (работа завершена 1 июля). Об этих работах Шестов пишет Эйтингону (см. ниже письмо Эйтингону от 19 октября 1926 г., стр.356–357). Ответ Шестова Герингу появился в скором времени по-русски в «Современных Записках» (№ 30, 1927), по-французски в «Ревю Филозофик» (№ 1/2, январь/февраль 1927) и по-немецки, в переводе Вальтера, в «Филозофишер Анцейгер» (№ 1, 1927, вышедший, вероятно, в июле). Статья Геринга о Шестове «Subspecieaeternitatis» появилась по-немецки в том же номере «Филозофишер Анцейгер», что и статья Шестова, а по-французски в журнале «Ревю де л'истуар э де ля филозофи релижьез» (июль/август 1927). Шестов пишет Эйтингону: «Через Геринга разговариваю с Гуссерлем». Можно с уверенностью сказать, что Гуссерль понял, что именно с ним беседует Шестов (об их знакомстве и дружбе см. во втором томе). Благодаря статьям Шестова во Франции заинтересовались Гуссерлем, которого до этого мало знали. Леви-Брюль и Шестов обменялись несколькими письмами по поводу публикации в «Ревю Филозофик» статьи «Что такое истина». В одном из писем Леви-Брюль отмечает:

La Revue Philosophique est heureuse de votre collaboration, et elle s'en fait honneur. Ce que vous voudrez bien lui donner sera toujours bienvenu. (17.07.1926).

Небезынтересноуказать, чтов 1926 г. появиласькнигаГеринга «Phenomenologie et philosophic religieuse», которуюонпослалШестовуснадписью: «А Monsieur le Professeur L.Chestov, hommage respectueux de Pauteur, Strasbourg le 29 sept. 1926».

***

В эти годы Шестов много занимался Плотином. В мае 1924 г. он закончил статью «Неистовые речи» (см. стр.305). В 1925 г. он продолжал работать над Плотином и в октябре начинает тетрадь с заметками о Плотине и выписками из него (рукопись № 34). В феврале 1926 г. он начал писать книгу «Об источниках мистического опыта у Плотина», две первые главы которой были опубликованы 7 марта 1926 г. в берлинской газете «Дни» под заглавием «О добродетелях и звездах». В конце статьи пометка «Париж, 25-го февраля 1926». В архиве Шестова сохранилась черновая рукопись этой книги (манускрипт № 35). Она содержит 19 глав (130 стр.). 19-я глава не закончена. Можно предположить, что по получении рукописи статьи Геринга Шестов прервал писание книги для того, чтобы написать ответ на статью Геринга. В этот ответ вошли элементы из неоконченной книги. По-видимому, Шестов после написания ответа уже продолжал работу над ней. Незаконченная книга и тетрадь с выписками из Плотина представляют ценнейший, еще не исследованный материал для всех, работающих над Шестовым и Плотином. В статье «О добродетелях и звездах» Шестов пишет о Плотине: «Особенно важное и значительное почти всегда так говорится, чтоб быть сказанным и не быть услышанным». Нет сомнения, что в вышеуказанные работы Шестов занес то, что для него у Плотина было «особенно важным и значительным». О своих работах Шестов обыкновенно рассказывает Ловцким и Эй-

тингону в переписке с ними. О книге, посвященной Плотину, он не упоминает ни в одном из сохранившихся писем.

Статья «О добродетелях и звездах» поразила Марину Цветаеву [154]. Она пишет Шестову:

Не пришла вчера, потому что завтра еду. Мне очень грустно уезжать не простившись, — Вы моя самая большая человеческая ценность в Париже — даже если бы Вы не писали книг! Но Вы бы не могли их не писать, Вы бы их все равно — думали. Никогда не забуду Вашей (пло- тиновской) утренней звезды, затемняющей добродетель. До свидания — осенью. Из Вандеи напишу, и буду счастлива увидеть на конверте Ваш особенный, раздельный, безошибочный — нет! — непогрешимый почерк (графический оттиск Вашего гения). (23.04.1926).

Закончив статью «Что такое истина», Шестов поехал в первые дни июля на летний отдых в Шатель-Гюйон. Как и в предыдущие годы, там его уже ждала Анна Ел. Поселились в новом пансионе «Вилла Флоранс», где они будут жить каждое лето до 1929 г. Туда же приехали Ловцкие. 10 августа они поехали в Виши отметить годовщину смерти отца Шестова (Исаак Моисеевич скончался в Берлине 16 августа 1914 г.). Шестов пишет матери:

Как только мы получили твое последнее письмо, мы начали искать здесь синагогу — но не только синагоги, даже евреев здесь не нашли. Тогда мы решили поехать в Виши — и вчера туда отправились. Там нам все удалось устроить как нельзя лучше. Нашлась и синагога, нашлись и очень почтенные евреи, которые пришли составить для нас миньем. Пришел grandRabin(великий раввин — так называется у французов главный раввин) Алжира и привел с собой почтенных евреев из Алжира, потом был писатель Семен Юшкевич и еще разные евреи из разных стран. Все молились, а алжирский великий раввин, после еврейской молитвы, еще прочел по-французски, как здесь водится, молитву об упокоении души. В Виши мы пробыли весь день, а вечером вернулись домой. Кадиш я читал, повторяя слова за Германом. (11.08.1926).

В Шатель Шестов получил письмо от Эйтингона, в котором он описывает любопытную встречу с читателем Шестова:

Auf der Reise nach Wien habe ich im Eisenbahncoupe tibrigens ein Erlebnis gehabt, das auch Sie interessieren diirfte, Lew Isaakowitsch. Ich hatte ein Exemplar Ihrer "Revelations" mit mir und etwas dort nachschlagen wollend, vertiefte ich mich wieder in das Buch. Etwa eine Stunde Oder zwei spater, sprach mich ein mir gegeniibersitzender Herr, dessen interes- santes Gesicht mir beim Betreten des Coupes in Miinchen sofort aufgefallen war, mit den Worten an: "Gestatten Sie, dass ich meinem freudigen Erstaunen daruber Ausdruck gebe, dass Sie dasselbe Buch lesen das ich bei mir habe und dass mich seit einigen Monaten ausnehmendst interessiert!" Auch ich war uber den Zufall erstaunt, 2 Exemplare eines franzosischen Buches von Ihnen in einem Zugabteil in einem Winkel Deutschlands. Fast den ganz Weg bis Wien interpellierte er mich dann liber Sie und Ihre Philosophic. Er war ein Kroate aus Agram (Zagreb), wenn ich ihn richtig verstanden habe, Musikschrift- steller vom Fach, mit Namen ein Herr von Mihalowitsch. Er und eine ihm befreundete Dame, eine Grafin Prascovich, in Agram auch, fanden in einem franzosischen Journal das

Buch erwahnt Oder referiert, liessen sich das Buch kommen und seien von Ihrer Art ganz frappiert. Beide interessierten sich sehr fur russische Litteratur und Philosophic; er bat mich ganz eindringlich Ihnen zu bestellen, dass Sie nun in Agram zwei "gluhendeVerehrer" hatten. (30.08.1926).

***

Весьма вероятно, что, вернувшись из Шателя в Париж, Шестов начал заниматься Владимиром Соловьевым и не возобновил работу над книгой о Плотине, которую он прервал весной (см. стр.337). В 1926/27 учебном году он читал в Сорбонне курс «Владимир Соловьев и религиозная философия».

Осенью 1926 г. редакция «Верст» готовила второй номер журнала, который должен был выйти в 1927 г. В отделе «Материалы» решили напечатать «Апокалипсис нашего времени» В.Розанова. С.Эфрон пишет Шестову:

Повторяю свою просьбу — написать несколько страниц о В.Розанове. Редакционное предисловие к Апокалипсису напишет Сувчинский, Ваша статья будет напечатана не при материалах, а сама по себе. Просьба срочная, ибо номер уже в наборе. Размер статьи — чем сжатее, тем для нас лучше… Точнее: три-четыре-пять страниц. (9.10.[1926]).

Статьи о Розанове Шестов тогда не написал, но, очевидно, много о нем думал. Подготовляя поездку в Берлин, Шестов пишет Ловцким в январе 1927 г., что хотел бы в Берлине прочесть лекции на тему «Антихрист у В л. Соловьева и Апокалипсис Розанова». Неизвестно, сохранил ли Шестов это название для лекций, которые он прочел в Берлине, иди дал им заглавие своего курса в Сорбонне («Владимир Соловьев и религиозная философия»). В статье о Соловьеве, которую он писал в июне 1927 г., он о Розанове не говорит. Только в 1929 г. Шестов написал о нем работу «В.В.Розанов» (см. второй том).

11 ноября 1926 г. Шестов читал доклад «Лебединые песни. (О произведениях Гейне и Ибсена)» в Союзе Молодых Поэтов.

В июле 1926 г. вышла по-французски книга Шестова «Достоевский и Нитше» (см. стр.354). Фондан, которомуШестовпослалкнигу, емупишет:

Cher Grand Ami et maitre, je viens de terminer la lecture de Dostoievsky et Nietzsche; a la place du livre egare par la poste, Schloezer m'en a offert un autre. II est vrai qu'y manque sur la premiere page, votre ecriture. Je ne saurai vous dire la curiosite passionnee que je mets a suivre votre pensee, toute… Vous vous rappelez peut-etre qu'un jour sous le viaduc de Passy, vous m'avez demands quelle etait l'influence la plus profonde que j'avais jusqu'alors eprouvee… De Nietzsche j'aurais du vous parler mais je m'etait deja aper^u, grace a vous que je Tavais mal lu, que j'aimais en lui son eloquence, le professeur /…?/ d'orgie logique, Г artiste aussi — mais rien de [ce] qu'il appelait 1'artiste tragique et que vous mettez a nu si bien. Vous me faites non seulement comprendre Nietzsche, Tolstoi etc. mais aussi des hommes auxquels vous n'avez pas pensee, Rimbaud, Baudelaire. J'ai eu meme un instant Tidee de vous soumettre quelques textes, de vous interesser a Rimbaud p.ex. tant votre pensee me semble de nature a pouvoir eclaircir certains grands mysteres.

Je peux avec vous poser le probleme mais ne рейху aboutir. Je me refuse encore de vous suivre et c'est avec une peur pleine de delices. Ne souriez pas. Je voudrais que cela fut du dilettantisme. Vous meme pensez qu'il faut un malheur pour franchir Г obstacle et je n'ose me le souhaiter. Yviendrais-jetoutseul? (17.01.1927, Фондан, стр.175).

Много лет спустя в своей книге «RencontresavecLeonChestov» («Встречи со Львом Шестовым»), которую он начал писать в 1933 г., Фондан вспоминает о том, как он познакомился с Шестовым (см. также стр.303), как он написал приведенное письмо и какое оно произвело впечатление на Шестова:

Когда весной 1924 г. я встретил Шестова в Париже, у Жюля де Готье, каковы были мое удивление и радость познакомиться с писателем, чья книга («Откровения смерти») глубоко меня потрясла за два года до этого. (Я написал по-румынски пять или шесть статей об этом произведении.) Но по складу моего ума, родственному Малларме, я никогда не задавался вопросом, когда и где жил этот писатель, и никогда не думал о том, что он реально где-то существует. Когда он задал мне общепринятые вопросы, я, вероятно, ответил, повторяя слово в слово то, что он мне сам сказал через многие годы: «Я изучал право, никогда не слушал курса по философии, меня считали и я сам себя считал поэтом и эссеистом…» Когда, через два года, появился французский перевод «Философии трагедии», он любезно прислал мне экземпляр книги. Я написал ему благодарственное письмо. Я ему просто сказал, что его книга поразила меня, как, впрочем, и предыдущие его произведения, но что, помимо этого, она встревожила меня, в чем я осмеливаюсь ему признаться: «Если трагедия, несчастье являются условием для поиска истины, — а именно таково было его исходное положение, — кто тогда добровольно последует за ним, кто посмеет пожелать самому себе трагедии, будь это даже для прекрасных глаз истины». В заключение я написал: «Вы никогда не сможете иметь последователя». Через несколько дней Шестов пригласил меня к себе. У него были гости. Шестов встретил меня так, что я никогда не смогу забыть этого. Он прочел мое письмо друзьям, которые были у него, и сказал мне: «Я так привык, что мне говорят о моем писательском таланте, о моем критическом "даре", о справедливости или спорности моего толкования того или иного, что Ваше письмо меня удивило. Вы не заинтересовались ни моим стилем, ни моим психологическим чутьем, но самой сутью вопроса. Это удивительно…»

Именно с этого дня Шестов заинтересовался мною. Я не помню, когда он разрешил мне приходить к нему, одному (не раньше 1926 г., но до 1929), и когда начались наши беседы, сначала редкие, потом все более и более час-

тые. Прекратила их только смерть Шестова. (Фондан, стр.41–43).

Между Шестовым и Фондан ом, одним из редких людей, услышавших его «вопрос», с этого времени установилась настоящая духовная связь на всю жизнь. Фондан был не только его талантливым учеником, но и близким другом.

В воскресенье 13 февраля 1927 г., в день своего рождения, Шестов устроил у себя прием. «45 человек пришло», — пишет он Ловцким. Среди гостей был Леви- Брюль, с которым у Шестова наладились дружеские отношения.

Закончив курс лекций в Сорбонне, Шестов поехал в Берлин (8.04.1927), где гостил у Эйтингона. В своих воспоминаниях Фондан рассказывает о двух встречах Шестова с Альбертом Эйнштейном в Берлине, не указывая, когда они произошли:

Как-то вечером Шестов оказался за столом соседом Эйнштейна. Он знал Эйнштейна только по имени, мало что зная о математической физике, а Эйнштейн, вероятно, узнал о существовании Шестова только в этот вечер — большой русский философ, друг Гуссерля и т. д. Оказавшись рядом с Шестовым, Эйнштейн попросил его объяснить в нескольких словах, если это возможно, философию Гуссерля.

Но, — ответил Шестов, — этого нельзя сделать в двух словах. Для этого мне нужно, по меньшей мере, час или полтора.

Я не спешу, — сказал Эйнштейн.

С чего же начать? Предположим, что Вы сегодня встретились с Ньютоном, на этом свете или на том, — начал Шестов, — о чем бы Вы с ним заговорили? Об очевидности, о доказательствах, об истине или же скорее о массе света, о кривизне земли и т. п.?

Безусловно, о последнем, — согласился Эйнштейн.

Ну вот, — заметил Шестов, — а философ спросил бы Ньютона, что такое истина, бессмертна ли душа, существует ли Бог. Но Вы, Вы полагаете, что все это вещи известные.

Безусловно.

Так вот, — продолжал Шестов, — эти вещи, которые Вам представляются столь известными, философу вовсе не кажутся таковыми. Он ставит все разрешенные вопросы так, будто они не были разрешены.

Он попытался затем рассказать Эйнштейну об очевидности Гуссерля, коснулся даже той борьбы с очевидностью, которую он начал со знаменитым философом из Фрейбурга, но Эйнштейн уже не следил за его мыслью. Они встретились еще раз, и Эйнштейн попросил Шестова продолжить объяснения. Но он уже не помнил ничего из того, что ему было сказано в первый раз. (Фондан, стр. 108–109).

Мы отнесли описанные встречи с Эйнштейном к апрелю 1927 г., так как Шестов вскользь упоминает об Эйнштейне в письме к жене из Берлина, в апреле 1927 г.: «Мое первое свидание [с Эйнштейном], — пишет Шестов, — было очень удачно». Если наше предположение, что встречи состоялись в апреле 1927 г., справедливо, то Фондан неточен, называя Шестова в своей записи «другом Гуссерля», ибо Шестов и Гуссерль познакомились только в 1928 г.

Вернувшись в Париж (4 мая?) Шестов пишет Герцык о своей поездке и о других делах:

Дорогая Е.К. Ваше письмо пришло сюда, когда меня здесь не было. Я ездил в Берлин — там у меня мать живет. Чтобы вернуть расходы по путешествию, прочел там две лекции «Влад. Соловьев и религиозная философия». Я здесь в течение зимы читал целый курс на эту тему (тоже по-русски в Сорбонне), а в Берлине пришлось рассказать это в сокращенном виде. Вот вам сразу несколько страничек из моей жизни. Я говорю Н.А.Бердяеву «до чего мы с тобой пали — под старость профессорами сделались». Он со мной не соглашается, он даже гордится своим профессорством. Но я — увы! — не могу гордиться. Разве можно профессорствовать о «земле обетованной». Помни-

те в послании к евреям (XI. 8) «верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие; и пошел, не зная куда идет». Об этом только и думать хочется. Хочется идти, и идешь, не зная куда идешь. А когда пытаешься другим рассказать — на тебя смотрят такие недоумевающие и грустные глаза, что язык иной раз прилипает к гортани и начинаешь завидовать В.Соловьеву, с которым только что спорил, и завидуешь именно в том, что он знал, куда идет. А потом опять о том же начинаешь и говорить и писать. Недавно я об этом по-русски напечатал «Неистовые речи» (о Плотине). Нужно ли это кому — не знаю. Недавно встретил я одного молодого француза, который год назад вернулся из Китая. Он рассказал мне, что перевел на китайский язык почти всего Достоевского и что китайцы им зачитывались. А потом еще сообщил мне, что как приложение к Достоевскому выпустил мою книгу: «Lesrevelationsdelamort». И что моя книга мгновенно раскупи- лась и китайцам очень подошла. «Sansdoute, — пояснил он мне, — icionvousadmirebeaucoup, maisicionsetientaTecartdevous», а китайцы так вот, мол, полностью приняли. Так что, как видите, мое место вот где — в Китае, и я, пожалуй, тоже выхожу евразийцем. — Нужно бы вам написать о разных движениях в духовных областях во Франции, Германии. Но я не очень могу следить за всем — времени мало, и силы тратятся на другое. Мне впрочем кажется, что ничего особенно значительного не происходит. Работают много, очень много, но больше заняты практикой, зализывают раны, устраиваются наново. И в этом очень преуспевают. Даже в Германии — ей ведь труднее, чем другим странам. Люди ходят сытые, одетые, обутые — театры, кино, кафе переполнены. Лет через пять о войне, пожалуй, и совсем забудут. (18.05.1927. Герцык, стр.114–116).

В конце мая в изд-ве «Плеяда» вышел «Апофеоз беспочвенности» («Surlesconfinsdelavie»). Об этом и о своей работе над Соловьевым он рассказывает Эйтингону:

Четыре недели подряд каждый день собираюсь написать Вам — и вот только теперь собрался. Не хотелось писать, пока не вышлют Вам «Ап. бесп.». И вот только что пришло письмо из «Плеяды», что книга Вам выслана…

Пишу теперь о Вл. Соловьеве — надеюсь кончить до отъезда. Немного досадно, что приходится об религиозной философии писать в связи с Вл. Соловьевым. Лучше было бы в связи со столкновением Шеллинга и Гегеля. Соловьев, как философ, не слишком уж оригинален — больше повторяет Гегеля и Шеллинга. Может быть, когда я вернусь из Chatel'H, я использую свой материал для другой статьи — уже без Соловьева. (4.06.1927).

В том же письме Шестов рассказывает Эйтингону о встрече кузины Эйтингона с Мариной Цветаевой:

На днях пришла ко мне вечером Ваша кузина, Софья Ильинична [155], очень взволнованная — поговорить о Марине Цветаевой. Она была у нее, видела, как та живет — и хотела узнать от меня, что можно для нее сделать. Сама она не решилась ей предложить денежную помощь и просила меня передать Марине Ивановне 1000 фр. Я, конечно, взялся и, конечно же, когда я приехал к М.И., оказалось, что деньги нужны до зарезу. Я думаю, что теперь уже С.И. не трудно будет и лично с М.И. разговаривать. На днях обе они будут у меня и лично обо всем столкуются. С.И. такая милая и деликатная женщина, М.И., с другой стороны, так тронута ее заботливостью, что, вернее всего, они сразу подружатся. Я очень рад за М.И., что нашелся человек, который за нее готов похлопотать и о ней подумать. А то — все ополчились против нее. (4.06.1927).

Лето (10.06.-10.09.) Шестов провел в Шатель-Гюйоне. Как и в предыдущем году, Шестовы жили в пансионе «Вилла Флоранс». В августе Таня поехала в Швейцарию, в горы. В письмах к родителям она подробно описывает свое путешествие. Ее бодрые письма радовали Шестовых, и Шестов ей отвечает:

Сейчас получили твою открытку. Мама, конечно, вне себя от радости, что ты на MonteRosaвзошла. Я уж ей всячески эту Monteописываю — говорю, что труднее, чем все вершины в Альпах, чем Jungfrau, MontCevrin, чем MontBlanc. Насчет Монблана мама спорит, но, кажется, уступит: очень ей хочется, чтобы ты на самую высокую вершину взобралась. Я, во всяком случае, всем буду говорить, что самое трудное восхождение — это MonteRosa. У нас — ничего особенного. Сезон идет на убыль, и с четверга, верно, у мамы уже меньше работы будет. Я лечение кончил — и со вчерашнего дня отдыхаю. Сегодня мама ведет меня в HotelduPareк одной из своих пациенток, которая мои книжки читала. Мама будет чай пить и танцы смотреть, а я чтобы умные разговоры разговаривал. И досрочно пришлось стричься, надеть черный костюм и т. д.

Прислал фотограф мои карточки [156]; мама довольна, но тоже у нас спор вышел. Мне нравится самая благородная, а маме не нравится. Она говорит, что благородства у меня в лице нет, что в лучшем случае, можно ум заметить — стало быть, нечего и на карточках изображать благородство. (16.08.1927).

Много лет позже Шестов рассказал Фондану, с «прелестным юмором», по выражению Фондана, о том, как он с Анной Ел. посетил даму в «Гранд-Отеле» в Шателе. Весьма возможно, что речь идет о визите, описанном Шестовым в письме к Тане, и что Фондан написал по ошибке GrandHotelвместо HotelduPare.

Примерно восемь лет тому назад мы жили летом, как обычно, в Шатель-Гюйоне. У моей жены там пациенты. Вероятно, Вы знаете — я этого не знал, — что есть журнал, который во Франции читают все, — это «Анналы»

(«LesAnnales»). Однажды во время обеда к нам подходит дама с номером «Анналов» в руках и говорит: «Смотрите, графиня де Ноай пишет о Шестове». Дама уходит, оставляя нам номер «Анналов». Через десять минут появляется другая дама с экземпляром «Анналов». Мне становится жарко. Наконец, записка от третьей дамы, очень важной, которая жила в «Гранд-Отеле». После чтения в «Анналах» статьи о муже г-жи Шестовой ей захотелось познакомиться с самим г-ном Шестовым, и она приглашала нас на ужин. Я в нерешительности, но моя жена уже начинает отдавать приказания, не как жена, конечно, а как врач — дама была ее клиенткой. «Ты пойдешь к парикмахеру, но не к тому грошовому, у которого ты обычно бываешь, а к шикарному, на главной площади». Потом, глядя на мой галстук, она находит, что он нехорош. «Надо купить тебе новый»… Мы расходимся: я иду к шикарному парикмахеру, она — за галстуком. Ей этого не надо говорить, но я должен признаться, что не люблю бесполезных расходов. Зачем платить 10 или 12 фр., если можно обойтись 5-ю! Все парикмахеры одинаковы. Следовательно, иду к моему обычному парикмахеру. Вернувшись в отель, застаю жену в кресле за чтением газеты. Рядом с ней — галстук… Вечером мы были у дамы из «Гранд-Отеля», которая сообщила мне, что графиня де Ноай написала обо мне в «Анналах». Я был очень доволен. (Фондан, стр. 104–106).

Статью, в которой Анн де Ноай пишет о Шестове, найти не удалось.

Из Швейцарии Таня поехала в Понтиньи на собеседование «Романтизм и его глубина» (21–31 августа). Шестов ей туда пишет:

Очень порадовало нас твое письмо — хотя, конечно, мы и вперед знали, что тебе в Pontignyбудет хорошо. Любопытно, что D.H. [DanielHalevy?] скажет о Розанове и как к Розанову в Pontignyотнесутся. Переводить его тебе не легко будет, но зато, если удастся, то это тебе будет большой заслугой. Скажи от меня D.H., чтобы он уж воспользовался случаем и из своего доклада сделал

статью для «N.R.F.» — и может быть, заодно и для какого-нибудь английского журнала. Это было бы очень интересно да и нужно уже. [24(?).08.1927].

Конечно, жаль, что Desjardinустал и DuBosнездоров. Но все же, вероятно, в конце концов, беседы наладились, и тебе не придется жалеть, что ты поехала в Pontigny. Плохо, что в будущем, если Desjardinи DuBosне поправятся, некому им помочь. Но, авось они все же поправятся, а может быть и найдут себе помощников…

Отчего ты о Бердяеве ничего не написала? Как ему понравился Pontignyи как он понтинийцам понравился? (29.08.1927).

Возвращаясь в Париж, Шестов заехал на три дня в Виши повидаться с Ловцкими, которые приехали туда на летний отдых, и прибыл в Париж 13 сентября. Статью о Соловьеве, над которой он работал в июне, Шестов закончил 25 сентября. Она появилась в «Современных Записках» № 34 (первая книга 1928 г.) под заглавием «Умозрение и откровение. Религиозная философия Владимира Соловьева». Через некоторое время статья появилась по-французски («Paris- Palestine», №№ 4–9, 1929) и по немецки («JenaDieTat», №№ 5–6, 1929). Получив статью, редактор журнала Адам Кукхоф пишет Шестову: «IhrAufsatz…hatmichleiden- schaftlichinteressiert…ichliebeihrsehr». (10.01.1929 и 13.05.1929).

В то время, когда Шестов кончал статью о Соловьеве, он написал длинное письмо своему другу А.М.Лазареву, который тогда жил в Реймсе:

О том, что Вы пишете по поводу моих книг, правда, было бы целесообразнее потолковать при личном свидании, чем переписываться. Но несколько слов сказать можно. Вы пишете, что не понимаете моих книг. И мне приходит в голову, что, пожалуй, ведь так оно и должно быть. Понять можно Пифагорову теорему, менделеевскую периодическую систему, теорию Эйнштейна и даже любое

философское построение. Ибо тут задача сводится к тому, чтоб неизвестное привести к известному. Но когда задача меняется, когда неизвестное хочет отстоять свою независимость и не дается в плен известному — тогда ведь и задача меняется. «Понимание» оказывается ненужным, понять неизвестное тогда равносильно тому, чтоб потерять его. Я полагаю, что даже бесспорные научные объяснения в конце концов не приводят все-таки к пониманию. Считается, что мы «понимаем» воду, когда говорим, что вода есть соединение двух газов, взятых в известных количествах. Но разве, в сущности, это есть «понимание»? Вода, как была, так и осталась непонятною. Отчего кислород и водород дают воду, а не воздух или серебро? На этот вопрос никто не даст ответа. Никто тоже не даст ответа на вопрос, почему вода есть не то же, что серебро, или воздух не то, что золото. Ведь глухой может отлично постичь теорию звуковых волн, но он никогда не узнает, что такое звук. Так вот, мне кажется, что каждый раз, когда открывается действительно какое-нибудь неизвестное, все наши попытки «понять» его заранее обречены на бесплодность. Плотин говорит: «оно не нуждается в споре, как если бы оно само не могло себя нести» (Эпиграф в моей статье «Что такое истина»). Как вы это поймете, когда мы под пониманием разумеем именно отыскание опоры, когда, чтоб понять, нам нужно ввести подлежащее пониманию в «связь вещей»? Но, в сущности, всякая вещь, поскольку она существует, рвется прочь из связи. Вода, воздух, золото и т. д. тоже находятся вне связи и, хотя возникают при известных условиях, но в своем возникновении совершенно своеобразны и своевольны. И вот, мне кажется, что, когда Вы говорите, что не понимаете моих книг, это происходит, быть может, потому, что Вы все, мною рассказываемое, хотите тоже ввести в «связь вещей».

Если бы вы от этого отказались или, лучше, когда и посколько Вы от этого отказываетесь и просто слушаете, — вы слышите, как вы видите воздух, серебро или золото, когда вы на них смотрите, а не хотите их получить, как «вывод» из системы Менделеева или атомистическую

теорию. Ни система М., ни атомистическая теория не делают окружающее нас понятным, а только, в лучшем случае, позволяют им распоряжаться. «Понимание» предполагает потому, что «мы думаем только для того, чтобы действовать», чтоб выразиться по Бергсону. Когда же «действовать» не нужно, не нужно и понимать, не нужно искать ни связи вещей, ни всеединства, ни достаточных оснований, ни закономерностей. Наоборот, тогда «свободная внезапность» кажется человеку и нужнее, и милее, и даже истиннее всяких обоснований. (22.09.1927).

Письмо было опубликовано в парижской газете «Русская Мысль» 27 февраля 1969 г.

***

Еще в России Шестов стремился издать полное собрание сочинений. В Петербурге в 1911 г. издательство «Шиповник» издало первые шесть томов (см. стр.113), но из-за политических событий издание не было продолжено. Поселившись в Париже, Шестов после выхода первых работ по-французски начал думать об издании полного французского собрания сочинений. В это время (1922, нач. 1923 г.) Я.С.Шифрин (J.Schiffrine)основал в Париже издательство «Плеяда» («EditionsdelaPleiade») и в 1925 г. обсуждал с Шестовым возможность предпринять французское издание его книг. Шестов пишет Ловцким:

«Плеяды» выпустили целый ряд русских книг в роскошных изданиях («Пик. дама», «Первая любовь», «Вечный муж», рассказы Гоголя) и книги идут очень хорошо. И вот Шифрин, основываясь именно на том, что по-французски вышли мои две книги, утверждает, что теперь издать полное собрание моих сочинений по-франц. имело бы обеспеченный сбыт. К несчастью, денег у него мало, а тут его жена (пианистка Юра Тюнер) заболела, ей делали операцию, и это ему влетело в 30,000 фр. — так что,

пожалуй, из наших переговоров ничего не выйдет. Но знакомство с книжным рынком у него есть, и я думаю, что его соображения правильны. Он и теперь еще уверяет меня, что есть какой-то человек, на которого он рассчитывает, не откажется его поддержать на издание моих сочинений. Правда, я на этого человека не очень рассчитываю. (15.02.1925).

Узнав о намерениях Шифрина и его затруднениях, друзья Шестова задумали основать комитет с целью финансировать издание. Но наладить дело оказалось труднее, чем они думали. В это время Шестов поехал на несколько недель в Берлин (5 апреля). Анна Ел. пишет Эйтингону о комитете:

Лев Исаакович уехал, и я могу Вам написать без его ведома. Для него как морально, так и материально было бы очень важно, чтобы собрание его сочинений вышло по- французски. Для этого издания нужно от 60 ООО — 70 ООО франков; деньги эти вернутся затратившему их, потому что имя Л.И. известно во Франции и его сочинения интересуют очень многих. Познер говорил с Найдичем, тот хотел как будто бы составить общество для издания, но пока из этого ничего не выходит; не могли бы Вы принять участие в этом деле? Вы бы лучше могли объяснить значение Л.И. и почему евреям особенно следовало бы его поддержать. Я потому решилась написать Вам, что вижу, как пропадает работа Л.И. По его собственному выражению «душа работает как никогда» и, может быть, теперь он мог бы дать лучшее из всего им написанного раньше, как плод 30-летней неустанной работы; но силы его, к сожалению, уходят на материальные заботы, а сил мало. Он очень поправился в Chatel; благодаря Вашему авансу, я могла создать ему подходящую обстановку, он лучше чувствовал себя эту зиму, чем прошлую, но почти все его время ушло на переписку, корректуры, поддержку отношений с нужными людьми. А для настоящей работы ему нужна душевная свобода и не такая материально трудная обстановка, в какой мы живем. Хотя мы все работаем, но зарабатываем мало, так что дети и я не можем его

избавить от материальных забот, дать ему возможность отдать последние годы жизни его работе. Я пишу об этом Вам, потому что знаю, как Вы понимаете и цените его труд и, может быть, не захотите, чтобы Л.И. ушел от нас, не давши того, что он еще может дать, самого ценного из всего его труда. Л.И. очень не любит говорить о себе, оттого я решилась сказать за него; об этом письме он ничего не должен знать. (5.04.1925).

Через несколько месяцев все же показалось, что удастся создать комитет для издания книг Шестова. Об этом Шестов пишет жене:

Был в четверг у Пасманика. Если удастся его затея — будет очень хорошо. Пасманик говорит, что Слиозберг переговорит с grandrabbin'oM, который (это мне сам Сл. сказал) в восторге от моих книг, agrandrabbinубедит Ротшильда дать нужные для издания деньги. Шифрин, Беспалова и Слиозберг образуют комитет, который будет заведывать делом. Предполагается выпустить два издания — обыкновенное и роскошное. Обыкновенное издание пойдет на покрытие расходов по переводу и печатанию, а роскошное (1000 фр. за 8 томов) пойдет в мою пользу. Беспалова сказала, что 19 подписчиков у нее уже есть. GrandRabbinнаверное тоже 5 подписчиков (если не больше) найдет, да Эйтингон тоже среди своих, надеюсь, найдет 5 человек. Значит, для начала почти обеспечено двадцать подписчиков. Так как дополнительные расходы по изданию 100 экземпляров роскошных не превысят 5 000 фр., то от первых 20 экземпляров мне может остаться 15 000 фр., а потом еще 80 экземпляров, которые, по мере продажи, будут давать каждый по 900 фр. мне. Всего вероятнее, что за несколько лет остальные 80 экземпляров тоже разойдутся — в Америке, Голландии, Германии, Скандинавских странах. Роскошные издания обычно берут люди, которые не читают книг — а только устраивают библиотеки. Так что если Слиозберг и grandrabbinдостанут нужные деньги, может выйти очень хорошо. К сожалению, grandrabbinв воскресенье едет на три дня в Лондон, и Слиоз- берг на три, четыре дня куда-то уехать должен. Но к концу будущей недели оба вернутся, и я, верно, опять повидаюсь со Слиозбергом. Пасманик ужасно как волнуется и проявляет большую настойчивость. Авось, что и выйдет у него. Тогда — лучше не нужно. Ты сможешь гордиться: великолепно все устроила. Но, конечно, пока денег не достанут, радоваться еще преждевременно. [22(?).06.1925].

Доктор Д.Пасманик, о котором говорится в письме, был, очевидно, уже давно знаком с Шестовым. В 1925 г. он познакомил свою дочь, Рахиль Беспалову, с Шестовым. Беспалова вспоминает о своей первой встрече с Шестовым в письме, которое она написала Анне Ел. после смерти Шестова:

Я никогда не забуду моей первой встречи с Шестовым на ruedeГ AbbeGregoire. Я пришла к нему с моим отцом. Из разговора я запомнила только две или три фразы Льва Исааковича. Уже тогда его речь пробудила во мне нечто, что уже не смогло заснуть… Всегда, когда я его слушаю, его слова меня глубоко волнуют.

С этого времени Рахиль Беспалова сделалась другом семьи Шестовых. Она изучала философию и считала себя ученицей Шестова, преклоняясь перед его мыслью. Через несколько лет она начала выступать в печати (см. второй том).

Кроме С.Слиозберга, который тоже упомянут в письме, дело принял близко к сердцу Семен Владимирович Лурье, который всячески старался привлечь Найдича. Меценатов найти не удалось, несмотря на старания друзей. В конце года Эйтингон решил взятьна себя финансирование французского издания. Первый взнос (50 фунтов) был сделан в январе 1926 г. ив начале февраля Шлецер приступил к переводу книги «Достоевский и Нитше». Она вышла тиражом 3000 экземпляров в июне 1926 г., несколько позже, чем было намечено. О ходе издания и о своих занятиях Шестов ведет переписку с Эйтингоном:

Ich beeile mich, Ihnen etwas mitzuteilen, was ich zu meiner grossen Freude erfahren habe; ich war dessen zwar immer sicher gewesen, aber erst heute habe ich es realisieren konnen: wir haben einen II Anteil fur unsere franzosische Ausgabe Ihrer Werke, weitere 150 Pfund, die sofort oder jedenfalls sobald sie nur notig sind, Schiffrin zur Verfugung gestellt werden konnen. Mein Schwager Matwej Isaakowitsch [Eitingon] hat diesen Anteil ubernommen. Die "Apotheose" und die "Potestas" werden doch nun moglichst gleichzeitig und, vor allem, raschestens erscheinen konnen. (Эйтингон Шестову, 16.09.1926).

Heзнаю, как уж и благодарить Вас за Вашу заботливость. Теперь, когда и Матвей Исаакович войдет участником к нам, дело подвинется много быстрее. Сегодня я был уже у Шиф- рина и сказал ему, что нашлись новые средства. По его расчету, теперь средств хватит, чтобы к концу 1927 г. выпустить четыре тома (считая и Ш-й — уже напечатанный) — т. е. Ill, IV, VII и VIII, т. е. большую, значительно большую часть моих сочинений. Теперь, конечно, я больше колебаться не буду, и мы непосредственно приступим к выпуску «А.б.»… И, т. к., судя по началу, можно рассчитывать, что продажа пойдет хорошо, то, пожалуй, через год или полтора мне удастся так устроиться, как это нужно для того, чтобы успешно работать. И можно будет, наконец, освободиться от постоянных забот и отдаться исключительно своей работе. Когда я думаю об этой возможности и вспоминаю, что всем этим я обязан Вашей дружбе и заботе — я не знаю, как и благодарить Вас. Тем более, что сейчас, больше, чем когда бы то ни было, мне хочется продолжать работать. Возражения д-ра Hering'aна мою статью о Гуссерле показали мне лишний раз, что борьба, которую я начал 25 лет тому назад, есть действительно борьба за то тьрштатоу за самое для нас драгоценное. Сама по себе статья Hering'a, как я Вам, кажется, писал, не представляет из себя ничего особенного. Но она вся пропитана духом Гуссерля — и, через Hering'a, я, конечно, разговариваю с Гуссерлем или, лучше сказать, с «Духом нашего времени». Между прочим,

я изменил заглавие своей статьи о Плотине, которая напечатана в «Верстах». Она по-немецки (в сборнике Франка, который выйдет к январю [1927], вероятно, у ReichFa) уже будет называться: «На весах Иова» [157]. Мне кажется, что это заглавие лучше выражает сущность статьи — и всего того, что занимает меня в последнее время. Есть ли еще такие весы Иова — когда-то ведь были они? И как сделать, чтобы люди убедились в их существовании! И мне хочется думать, что, если я оставшиеся мне годы жизни смогу отдать работе, то, может быть, мы опять увидим то, что, выражаясь языком Платона, видели «блаженные и древние мужи, которые были лучше нас и стояли ближе к Богу»… Одновременно с этим письмом посылаю Вам номер журнала «Версты», где напечатаны вещи Ремизова и моя статья — «На весах Иова» (я надписал новое заглавие, перечеркнув старое). (Шестов Эйтингону, 21.09.1926).

Шлецер уже кончил перевод моей ответной статьи Hering'y(вчера я уже сдал его в «RevuePhilosophique») и теперь приступает к переводу «А. бесп.». Перевод «Д. и Н.» сделан им великолепно: все французы с восторгом говорят об этом. Надеюсь, что и «А. б.» выйдет не хуже. По всей вероятности, он через пять, шесть недель окончит работу и к новому году, либо сейчас после нового года книга выйдет в свет. И тогда немедленно же приступит к переводу «Pot. cl.». Теперь уже задержек не предвидится. Ответ мой Hering'yсдан сейчас и по-немецки, и по- французски, и по-русски в редакции журналов, в ближайших книжках которых он будет напечатан. Вы пишете, что Вас эта статья очень интересует. Я и сам, откровенно сказать, очень волнуюсь ею. Она написана так, что, вероятно, покажется очень вызывающей академическим философам, да, пожалуй, не только академическим. И, т. к. она касается всех четырех основных проблем философии — в ней

я говорю об этике, онтологии, теории познания и теодицее, и говорю еще более открыто, чем говорил раньше — то у меня нет полной уверенности даже, что редактора решатся в своих журналах напечатать ее. Я боюсь, чтоб не повторилась такая же история, какая была с Kant- Studien. Ведь и K.S. мне статью заказали — а потом, когда ознакомились с ее содержанием, печатать отказались. «Весы Иова» кажутся философам ХХ-го столетия верхом нелепости. Пока что еще месяц или полтора — до получения корректуры — я буду находиться в неизвестности. Но все-таки, я не жалею, что написал эту статью — по-русски, во всяком случае, она появится. А, может быть, все-таки и «Phil. Anzeiger» и «RevuePhilos.» ее напечатают. Levy-Briihlв своем последнем письме ко мне говорил, что все, что я ему ни предложу, будет напечатано… [см. стр.336].

О Ремизове Вам Мирра Яковлевна рассказала. Те пять фунтов, которые Мирра Яковлевна оставила мне для него, я решил подержать до конца месяца — я дам ему перед 1-м ноября. У него перед первым числом — он за квартиру помесячно платит — всегда бывает особенно трудно. Опять, верно, скажет «чудом спасаем бываю» и спросит, что такое «спасаем» — причастие или деепричастие!..

Еще раз спасибо Вам большое, дорогой Макс Ефимович, за Вашу дружбу и заботы. Без Вас, конечно, никогда бы не быть франц. изданию моих сочинений. (Шестов Эй- тингону, 19.10.1926).

Шестов рассчитывал, что «Апофеоз беспочвенности» выйдет в январе 1927 г. На самом деле, он вышел в мае. Следующая книга «Власть ключей» появилась только через год (апрель 1928), и книги продавались медленно.

Так что дела издания неважны. Мне ужасно совестно пред Вами, я всячески хлопочу, чтобы исправить дело, но ничего пока не выходит. Знал бы, что так будет — ни за что, конечно, не затеял бы этого издания. (Шестов Эйтин- гону, 14.06.1928).

В 1929 г. продажа не улучшилась, и «Плеяда» других книг не издала. Три уже изданных тома были переданы издательству «Сан Парей» в октябре 1929 г. Шестов пишет Эйтингону:

От Шлецера получил письмо, что он закончил порученный ему «SansРагеП'ем» проспект об издании моих книг, так что в октябре он будет разослан, и французы, наконец, узнают, какие из моих сочинений переведены на их язык и где можно мои книги достать. Если бы «SansPareil'ю» удалось распространить хоть по 500 экземпляров каждой книги за год (Плон за первый год продал 2000, а «Паскаль» даже в 4000 разошелся), то можно было бы в будущем году «На весах Иова» по-французски выпустить. Поживем — увидим. (22.09.1929).

С французским изданием дело окончательно устроилось: Шифрин уже передал книги «SansPareil». Владелец «SansPareil» [ReneHilsum] очень энергичный человек и умеет распространять книги. Кроме того, по-видимому, в отношении французов ко мне произошла какая-то перемена. Шифрин мне рассказал, что на днях пришел к нему AndreGideи в самых сильных словах выражал ему свои «восторги» по поводу моих книг, которые он только теперь прочел. Говорил, что после «встречи» с Нитше — никто не производил на него такого впечатления, какя. В таком же роде говорил он и Шлецеру. Gideимеет огромное влияние во Франции и его поддержка может много помочь. Потом ещеMalraux,который сейчас тоже занял очень выдающееся положение, сказал Шлецеру, что он постарается выпустить в издательстве «Nouv. Rev. Fran?.» избранные места из моих сочинений [158]. Если это удастся и, если притом Gideсогласится дать свое предисловие, то мое положение станет совсем другим, и сбыт книгам будет обеспечен. Ужасно буду рад, если все устроится: мне так совестно перед Вами и М.Ис., что я не умел использовать оказанной Вами поддержки. Но еслиGideи Malrauxне ограничатся словами, то все уладится и, вероятно, не только можно будет довести до конца издание, но и вернуть через года два-три затраченные Вами и М.И. деньги. Не сглазить бы только. (18.10.1929).

После передачи книг «Сан Парей» продажа не улучшилась. В 1936 г. издательство «Сан Парей», в свою очередь, передало оставшиеся книги издательству «Врен» (см. второй том).

Когда начинались переговоры, Шифрин уверял Шестова, что «собрание сочинений… имело бы обеспеченный сбыт», и было условлено, что деньги, внесенные Эйтингоном и его шурином Матвеем Исааковичем, будут возвращены по мере продажи книг. Но этого осуществить не удалось, что доставило Шестову много огорчений.

В тридцатые годы Эмиль и Алина Майриш, владельцы замка Кольпах в Великом княжестве Люксембург, сторонники сближения Франции и Германии и приверженцы «европейской идеи», устраивали в своем замке собеседования, на которые они собирали французских и немецких писателей и деятелей культуры. Из французских писателей здесь бывали Жак Ривьер, Андре Жид, Жюль Ромен, из немецких — Яс- перс, Кейзерлинг, Гретхюизен и многие другие. Шестов также приглашался в Кольпах, но нам не удалось утановить, в каких годах он туда ездил, с кем встречался и на какие темы велись собеседования.

** О собеседованиях Поитиньи и о Дежардеие, который их создал, см. стр.260–261 и приложение).