"Возвращение - смерть" - читать интересную книгу автора (Юрская Елена)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

Сначала я бежала по коридору, потом - по ступенькам, по тротуару, я бежала, опережая трамвай и время, несмотря на свой возраст и отвращение к спорту я преодолела. Обидно, но за мной, кажется, не гнались.

Я перевела дыхание, нечаянно выкурила две сигареты подряд и решила с безумием не бороться. По идее - все должно пройти само. Стечение обстоятельств, все друг друга не поняли. Нужно дать людям время, чтобы они оставили меня в покое. И если не считать Анны Семеновны, то все происшедшее сегодня лишний раз подтверждает мою собственную уникальность и способность попадать в истории, достойные занесения в книгу... Впрочем, не важно в какую книгу

Или разложить по полочкам эту дурацкую ситуацию? Нет! Решительно нет. У меня не хватит ни полочек, ни терпения.

К Чаплинскому я позвоню завтра. Если вообще позвоню. Возможно, что моя старая квартира не так уж плоха по сравнению с последствиями моей будущей шпионской деятельности. Говорят, что Моссад - самая зверская разведка изо всех возможных.

К нежно поющей трубке я подошла без всякого уважения. Наобщалась вдосталь. Жаль, что не отключила телефон.

- Надя, куда ты прячешься? Я пришлю тебе повестку, - жестко сказал Дмитрий Савельевич, мой несостоявшийся жених, с которым теперь мне страшно захотелось перейти на "вы". Но в этом простом вопросе дорога назад, увы, не проложена. Лавры первопроходца побудили меня к решительным действиям.

- Дима, а давай будем назад на "вы" и по имени отчеству. А?

- Начнем все сначала? - усмехнулся он. - Согласен, потому что в вашем нынешнем положении Вам лучше сохранять дистанцию с правоохранительными органами.

- На меня уже поступила ориентировка?

- Пока - анонимка. Вот так, - он вздохнул и сделал паузу для моего скорейшего понимания ситуации.

- Во сколько прибыть на допрос? - спросила я, понимая, что чем раньше, тем лучше, а из академии все равно придется уйти.

- Да глупости все это. Случайное совпадение - так я думаю.

Я не стала вдаваться в подробности своих разногласий по поводу совпадений. Мужчины вообще не верят в женский мыслительный процесс, признавая за ними только способности к слепому интуитивному познанию мира. Но дело пахло керосином и этот аромат вырывался даже из автоматической телефонной связи, за пользование которой я не платила уже целый год. Не до того было...

- Так я думаю. И мы все так думаем. Вскрытие показало возможную передозировку инсулина. А инъекцию она делала себе сама. Скорее всего-небрежность, неосторожность. Так что...

- Порвешь анонимку? - слабо обрадовалась я, хотя радоваться было совершенно нечему. Анну Семеновну я знала не так хорошо, но в её подчеркнутой педантичности успела убедиться. С учетом её последнего разговора с Танечкой - выходила некрасивая картина какого-то истерического самоубийства. Мне надо было прийти на работу в начале семестра. Но - знал бы где упал, соломку бы подстелил. Чтобы не выдавать своих нелегитимных мыслей Диме - телефонному телепату, я положила трубку и надеялась, что он обидится на меня за грубость.

Неосторожное обращение с тонко колющими предметами, повлекшее смерть на рабочем месте. Интересно, у неё есть страховка?

О чем я думаю? О чем? О том, смогла бы я убиться самостоятельно при помощи подручных средств? Например, отравиться лекарствами - набрать пригорошню, запить алкоголем, лечь на диван, укрыться до подбородка, взять книжку и... И умереть на самом интересной месте? Не дочитав? Тогда без книжки... Но без неё на диване делать нечего. А умирать под идиотскую телевизионную программу - надо вообще не иметь никакого вкуса.

Можно петлю - синий язык, бордовое лицо. Эти цвета не шли мне с детства. В них я была похожа на пропойцу-алкоголичку. Так что - без веревки...

Или вот - в ванной со вскрытыми венами. Вода становится розовой, потом - алой. Но горячую дают редко, а сидеть в холодной для красоты - можно простудиться. Стать в итоге опять же синей... А что, если стянуть у Мишина пистолет и красиво всадить себе пулю в грудь? И не попасть?! А потом долго лечиться, бросить пить, курить и есть острое, соленое, сладкое, чтобы от всего уже точно застрелиться, но надежнее - в голову... Какой-то замкнутый круг. Должна признать, что смерть на работе - наиболее эстетический способ уйти из жизни.

Но - не для меня. Я не привыкла огорчать родителей (во всяком случае по мере возможностей), бросать на произвол судьбы детей, и отбирать последний шанс у мужчин, желающих воссоединить со мной свои возможности по ожиданию старости.

Не для меня. Но, похоже, и не для нее. Педантизм Анны Семеновны не состыковывался с небрежностью по отношению к собственному здоровью, а стойкий, вроде даже годами выработанный сарказм - с нелепой, слишком театральной трагедией на уроках.

Только вот зачем она припомнила меня? И что случилось вечером, если я точно была дома - без всякого алиби с отключенным телефоном и с гордостью за хамство, направленное против мирового сионизма?

Ее убили! Как-то хитро, нетрадиционно, может быть даже на расстоянии. Свели с ума и убили. Сделали, например, зомби. Сейчас это модно. Моему внутреннему взору представилась картина подземной фабрики, которая ставит опыты над несчастными женщинами и продает органы за рубеж. Во главе её я ничтоже сумняшеся поставила грязную фигуру Сливятина. В голове в кучу смешались не только кони и люди, но также фармацевтическая промышленность и лозунги, связанные с грядущей революцией.

- Тошкин, её убили, - сказала я в телефонную трубку, едва заслышав обиженный голос моего близкого друга. - Ее убили. Я поняла.

- Надеюсь, не Вы, гражданка Крылова?

- Значит так. Если прокуратура не верит, я сама займусь этим делом. Немедленно. Завтра утром и займусь.

- Галантерейщики и кардинал, - кажется, Тошкин попытался меня оскорбить.

Итак, версия первая, кто шляпку украл, тот и тетку пришил. Где шприц? И почему он пропал? Или меня кто-то защищает, или не вполне понимает как работают наши правоохранительные органы. Если на минуточку отказаться от мании величия, то получается второе... Иметь дело с дилетантом - фи. Хотя в этой ситуации мы выступим на равных...

Версия вторая - наследство. Большое хорошее наследство, о котором она даже не знала. Из личного опыта - за это убивают. Причем, косят прямо без остановки. Не думаю, что проблемы на работе могли так взбодрить Инну Константиновну, что она раздобыла какой-нибудь кагэбэшный яд и впрыснула его несчастной прямо в ампулу... Но проверить надо... Так. Когда у меня все получится, то попрошу улицу переименовать в Бейкер-стрит. А Тошкин, таки быть - пусть описывает мои приключения.

Только, если честно, мне очень страшно. И очень плохо. И я не вижу выхода из этого ужаса, в котором я не капельки не виновата. А завтра у меня свободный день и я буду писать стихи ректору и искать тушь, которая не растечется по моему лицу и сохранит в целости и сохранности ресницы.

- Надя, ты когда собираешься к Чаплинскому? - голос в трубке был смутно знакомым, но каким-то вражеским. Я подавилась языком и аккуратно пискнула.

- Богатым будете. Не узнаю что-то...

- Куда уж больше, - хмыкнули мне в ответ. - Так когда?

- Так не узнаю! И не буду разговаривать с провокаторами..

- Владимир Игнатьевич беспокоит, - недовольно буркнул мой газетный шеф, не желающий вникать в мои посторонние его газете заботы. - После твоей выходки на пресс-конференции мне оборвали телефон. М-да. Но тираж вырос. И хотя это не вполне твоя заслуга...

- Деньги вы мне на это не дадите, - закончила я светлую мысль своего начальника, для которого расставание с долларом было таким тяжким и длительным процессом, что могло сравниться разве что с сериалом "Кошмар на улице вязов". Причем в роли Фредди Крюгера, как обычно - я.

- Какие деньги? Но полосу для эксклюзивного интервью - выделим. На когда? Давай, определяйся быстрее.

Вот за что я люблю своего шефа, так это за умение сохранять лицо. Сохранять и носить в любых обстоятельствах, ну, естественно, не связанных с вышеупомянутым. Ведь ему наверняка позвонили сверху - придавили, попросили и пригрозили. А он - душечка, свет очей. Любитель старого кино. Детей и цирка. Но - не меня. Что выгодно отличает его от многих других.

- Завтра или послезавтра встречусь. Напишу быстро. Так что...

- Лады, - обрадовался Владимир Игнатьевич, возбужденнно ожидая просмотра "Волги-Волги" или какого-нибудь другого столь же сомнительного удовольствия.

Лады, будь они неладны. Нужно обязательно встретиться с мужем Анны Семеновны и намекнуть ему о моем частном расследовании. Может, подкинет денег....

Любое добро, которое не с кулаками, должно быть, по крайней мере, хорошо оплаченным...

А ночью мне так сильно не спалось, что я даже была готова выйти замуж за Диму. Привычка прижиматься к мужской спине и подстраиваться под всегда ровное дыхание пострадавшего супруга оказалась сильнее моего характера и всяких человеческих устремлений.

Если бы он пришел... Или хотя бы позвонил... Маленькая нечаянная мелочь может превратиться в большую несвоевременность. Чтобы заснуть, мне нужно было создать иллюзию присутствия. Мужского присутствия в моем разводном жилище. На этот случай я хранила "Приму", водку и дешевый дезодорант "Бак", обработав вышеупомянутыми ингредиентами вторую подушку (я всегда сплю с двумя - вдруг человеку случится прийти, не открывать же при нем все шкафы), я прижала её к себе и блаженно втянула носом аромат приходящего чувства. Запах подсказывал, что мой нынешний муж-неудачник, алкоголик и прочее. Так зачем он мне нужен.

Дима, Дима... Какие все-таки мужчины дураки... Может быть, позвонить первой? Нет, нихт, ни в коем случае. Я и так нарушила слишком много принципов первоначального накопления ума и достоинства. Нет - если я нужна, то придет, позвонит, найдет, в крайнем случае - подождет, пока я встану с чужой постели.

Потому что в любви никто никому не должен. Не должен?

Анна Семеновна сказала: "Должок". И у меня на коленях, и раньше, на кафедре. И со значением смотрела в никуда. Должок? Проценты? Счетчик? Она связалась с мафией? Тогда ей крупно повезло! У меня там, на самом верху, есть приятель. Уже, естественно, сращенный с государством, обремененный налогами и возможной депутатской неприкосновенностью. Но корни, происхождение, замашки, выстраданные. Я порылась в памяти и обнаружила там набор полезных цифр.

- Аслан, это Надя. Мне нужно точно узнать, работает ли ещё система выбивания долгов, если да, то кто ею занимается и как с этими людьми встретиться, - выпалила я, не давая партнеру не опомниться, ни соврать. Быстрый напор говорильни завораживает так, что некоторые особи начинают так массово бунтовать, или так же массово голосовать. История знает примеры. Так... Впрочем, что это я - до лекции ещё сутки. Надо угомониться.

- Рад тебя слышать в добром здравии, - спокойно проворковал Аслан, несмотря на часы, которые показывали пятнадцатую минуту третьего. - У тебя опять проблемы?

Терпеть не могу, когда меня попрекают! Ненавижу просто. Осталось ещё выяснить, что он подарил мне второе рождение и швырнуть трубку, желательно о собственную белую стену. Но - хочешь быть, умей терпеть.

- Асланчик, давай сразу за долги, а? Долго объяснять.

- Как хочешь, - он усмехнулся и перевел дыхание. Кажется, у него там прервался сексуальный час. - В чистом виде этого понятия уже не существует. Времена дикого капитализма миновали...

- Странно, я как-то не заметила - все мимо меня. Даже такие важные новости. А что сейчас?

- Все цивилизованно и достойно. Долги у предприятий, вопросы решаются через правоохранительные органы. Все прочее - бытовуха и отморозки. Но мы их отстреливаем. Сообщай фамилию, записываю.

Если я и задумалась, то только на полминуты - список кафедры с именами и телефонами лежал прямо на моем столе, к нему оставалось добавить Сливятина, мою бывшую подружку Дуську, предателя Тошкина, Наума Чаплинского, сектанских родственников. И, пока, все.

- Кого записывать? - торопил Аслан. - Кому ты должна? Может, лучше деньгами?

- Со мной уже все в порядке. Значит - за деньги уже не убивают, - я разочарованно выдохнула свой блестящий план.

- Убивают, - успокоил меня Аслан, - но не за деньги частных лиц. Меньше детективов читай. Будешь лучше спать.

- Извини, - буркнула я, понимая, что испортила ему ночь. Целую ночь. Которую Дима испортил мне. И почему я такая несчастная? Может, потому что глупая. Чтобы исправить эту оплошность, я достала с полки "Самопознание" Бердяева и мирно заснула с ним на тридцатой странице.

Утром я позвонила Тошкину на работу и, не застав его на месте, составила список первоочередных дел. Молчание прокуратуры в нашем государстве нельзя расценивать как знак согласия. Ее молчание подкуплено золотом, и иногда проносит большие убытки. Особенно - в человеческом исчислении.

Для прощупывания ближайшего окружения покойной мне нужно было привести себя в порядок. Сделать стрижку и прическу, педикюр, деловой макияж и надеть что-либо поприличнее. Учитывая стесненные финансовые обстоятельства, я решила остановиться на первых двух пунктах, а в случае крайней необходимости, таки занять у Аслана денег, чтобы впоследствии перевести на его счет гонорар за блестяще выполненное расследование.

В парикмахерской было немноголюдно, уютно и подавали кофе, чай и пепельницу - совершенно бесплатно. Это салон для избранных был когда-то открыт на деньги большого друга города и автомата Калашникова, ныне, разумеется, покойного (ибо у нас кто живет хорошо, тот делает это недолго), так вот покойного Гриши Усатого. Портрет оного, кисти нашего местного художника-авангардиста висел прямо над раковинами и блестел натужными и неестественными оттенками желтого и фиолетового. Главный герой был изображен без усов, но с шашкой и во младенческом возрасте. Клиентура умилялась, комментировала:" В нем было столько детского, столько наивного". Возможно, именно поэтому он до последних дней своей славной жизни стрелял из окон своего дома не по консервным банкам, а по несчастным заблудшим котам... Однако пристрастия вождя ничуть не отразились на мастерстве художников волос и лака, которые иногда стажировались в Москве у самой Долорес Кондрашевой.

- Сделаем интим? - ласково спросила меня Людочка, понимающе кивая на свежую газету.

Так, обо мне опять пишут. Это становится навязчивым. Даже неприятным, кто бы мог подумать, что долгожданная слава во-первых выльется в гигантский боевик, а во-вторых, ляжет на мои плечи столь тяжким бременем.

- Хорошо, что ты забежала сегодня, - продолжала ворковать Людочка. Завтра у меня запись с пяти утра. Ну ещё - такое событие

Я перевела дух. Если в этом городе меня кто и любил, то только часть недальновидных мужчин и мои родители. Женщины могли сделать ради меня прическу только по случаю моих похорон. А это вряд ли бы анонсировалось в газете.

- Ну, расскажи, кто приезжает? Леонтьев будет? А пригласительный ты мне не сможешь заказать? - Людочка намыливала мои придирчиво белые волосы и аккуратно массировала кожу. Приливы крови к мозгам подействовали на меня благотворно. Я поняла, что речь идет о краснознаменном празднике - дне рождения ректора. С учетом того, что в нашем пять лет назад созданном заведении учились дети с начальным и незаконченным начальным образованием (что, впрочем, не помешало им купить золотые медали), то интерес Людочки стал вполне понятным.

- Леонтьев? Не знаю. А кто-то от президента точно будет.

- Та, - разочарованно вздохнула Людочка, - он же не поет...

А и правильно, что толку от президента и его команды, если там никто не поет. Зато им хорошо удаются басни, исполненные речитативом...

- Только интима мне не надо. Что-то деловое, серъезное, - попросила я.

- Тоже понимаю, - кивнула Людочка. - Завтра ещё ж и похороны. Слушай, прямо как Олимпиада и Высоцкий. А что хоть за баба была? Тоже мне - не могла позже. Любят же некоторые перетягивать одеяло на себя, - мой мастер осуждающе покивал головой.

Хорошая мысль. Во всяком случае, я буду об этом думать. Надо все-таки умирать аккуратно - не попадая в чужие праздники и юбилеи. Год - он вон какой длинный. В тот момент, когда я совсем - совсем стала похожа на мокрую ненакрашенную курицу, в салон влетел мой ночной собеседник Аслан.

- Надь, - завопил он, не обращая внимание на отсутствие моей небесной красоты. Меня даже передернуло: парикмахерская как нудистская баня, все вместе без разбору, нормальным не участвующим вход сюда должен быть строго-настрого запрещен. А то получается какая-то экскурсионная программа с живыми куклами от мадам Тюссо. Но, видимо, сейчас мой внутренний мир интересовал Аслана куда больше скомканных профессионалкой Людочкой волос.

- Надя, что же ты не сказала, что встречаешься с Чаплинским? Эх, ты! Я тебя вообще обыскался, хорошо - образование помогло...

Наши городские бандиты, прежде чем стать таковыми, не побрезговали получить по диплому. Аслан же пошел дальше - прошел курсы по социологии.

- Мне он тоже нужен. Никакого криминала. Организуй приватную встречу. Можно с тобой, - он подмигнул узким левым глазом и присвистнул.

- А когда тебе надо? - спросила я, понимая, что мое положение безнадежно и бежать в таком виде по улицам просто вредно.

- Чем раньше, тем лучше. Давай сегодня... Завтра ж праздник.

- Тебя тоже пригласили? - спросила я с издевкой.

- Мы такие люди, что нам рады и без приглашения. Так сегодня?...

Мои планы катастрофически рушились, невзирая на потраченные на них время и деньги. Когда-то я вывела себе примету-все, написанное пером, не вырубишь топором. Потому что оседая на бумаге, жизнь становится такой обидчивой, что начинает упорно диктовать свои законы. Однажды, ещё в первом браке, я расписала себе день - по пунктам и подробно. С тех пор вся моя жизнь пошла кувырком... Сто раз я клялась себе не бать растеряхой, не повторять ошибок и ничего не планировать... Но вот... Но вот опять. А, значит, опять кувырком.

- Хорошо, Аслан. Я тебе позвоню, но ничего не обещаю.

Он ушел, уехал. А через час я стала красавицей и загрустила на тему: "Никому ты не нужна". И ни так, и ни этак. Потому что не по хорошем мил, а по милу хорош. И все это сто раз прошли и плюнули. А я нет.

Получается, что когда-то давно во мне треснул внутренний стержень, а, может, разломился надвое. И, если честно, то мне никто-никто не нужен. Разумеется, кроме китайской триады из детей и родителей, жизнь без которой для меня просто потеряет смысл.

Да и здесь я все чаще руководствуюсь принципом целесообразности: Там ей, то есть Аньке лучше, Так им, то есть родителям, спокойнее. Значит, так лучше и спокойнее мне. Обидно, что рожденный летать, о себе, как всегда, скромно, не может летать в простом постсоветском индустриальном центре. Потому что летать ему не с кем. Когда у меня грязные волосы, плохо пахнет изо рта, а колготки порвались на самом видном месте, я чувствую себя гораздо лучше, чем теперь - в роли голливудской кинодивы, которая выбросила душу на помойку.

Но спасая других спасешься сам. Я тяжело рассталась с деньгами, бурно поблагодарила Людочку и помчалась назад - в берлогу, в логово моих новых идей. Крепость под названием "Наум Чаплинский" должна пасть сегодня. Интересно, он любит экспромты?

- Вас беспокоит Крылова, - сказала я уверенно и томно. Он молчал, а я сама с собой торговала дальнейшими фразами "нам надо встретиться" или "что вы от меня хотите" или "зачем вы меня искали". Ни одна из них не подходила ни по смыслу, ни по сути. Мне ведь не надо. Да и ему, пожалуй, тоже.

- Вам от Яши привет, - наконец отозвалась трубка. - Он просил передать, что с Аней все в порядке, она выйдет на связь как обычно, в пятницу.

- Экономят все, - посетовала я.

- Может быть. Но это и правда дорого. Звонить каждый день. Впрочем, я не считаю ваши деньги.

- Потому что считать нечего. Если я буду звонить за бугор, мне отключат телефон, - фраза прозвучала так жалко и оправдательно, что мне даже стало противно. Абсолютно редкий случай - противно от самой себя, красивой и ненаглядной. Получалось, что с первых же фраз я начала просить деньги. Не важно, для города, для Сливятина, или для собственной АТС, которая давно занесла меня в списки злостных неплательщиков. Мой образ великой, принципиальной и чистой явно померк в ушах Чаплинского.

- Ну, приезжайте, - сказал он как-то нехотя, - приезжайте, побеседуем. Поговорим. К пяти вас устроит?

- Лишь бы солнце село, - дернулась было я, напрочь забыв о своем недавнем поражении.

До пяти была уйма времени. И если бы Дима позвонил... Я бы с удовольствием использовала бы его мундир в качестве жилетки и наградила бы его парой-тройкой нежданных, но недюжинных соплей. И на кафедре было глухо - ухали длинные гудки, никто бодро не вскрикивал "Мишин", создавалось впечатление, что все ушли на фронт. И без меня. Неужели я снова не буду участвовать в карнавальном шествии? Хорошо, что хоть к Анне Семеновне не нужен пропуск.

Два часа я делала лицо, превращая искусство в процесс, а мысли о предварительной старости в философию поражения. У кого много времени, тот всегда опаздывает. Зато часто думает, и мозги от этого становятся крепче, даже без йодистой подкормки. Но в этом кое-кому предстояло убедиться при личной встрече.

Такси я решила вызвать оттуда. Поэтому час в общественном транспорте окончательно убедил меня в том, что Сливятин не так уж и плох со своей идеей долгосрочного кредита. Ведь все он не украдет? Что-то останется люди станут чистить зубы, купят хорошие плащи и начнут пить приличные алкогольные напитки. Общественный транспорт превратится в оранжереи. Я могла бы помочь Остапу Бендеру в организации турнира в Нью-Васюках...

- Куда? - спросил меня детина, мало похожий на швейцара.

- У меня встреча, я пресса.

- Покажите удостоверение! - рявкнул он.

И что сказать? Устроены так люди! Владимир Игнатьевич съел бы собственную руку, если бы за это заплатили хоть сколько-нибудь. Разумеется, он и не подумал выписать мне никакого документа. Этак все позарятся. Бумаги не наберешь. Когда я буду богатой и знаменитой, я подарю ему лес... А пока он сказал: "Все равно ты пишешь под псевдонимами. Так что, на каждый пропуск?"

Я мигом достала из сумки паспорт. Охранник зачитался. В основном моим брачным вкладышем. И посмотрел на меня с нескрываемым уважением.

- Да, - сказала я. - И не надо завидовать. Нечему, потому что.

- Подойдите к портье. Там позвонят и предупредят о вашем визите, - он ласково провел по моей одежде миноискателем и разочарованно вздохнул. Больше общих тем для разговора у нас с ним не было. Красота - великая сила. Я уверенно зашагала в холл, миновала приятно ледяного портье и, воспользовавшись лифтом, поднялась на пятый этаж, который в этой гостиничке назывался красивым словом "пентхаус".

Дверь была приоткрыта. Руки мои позолотели от внезапного предчувствия, знакомого мне по кинофильмам: по идее - труп диссидента должен сидеть в кресле с пулей во лбу.

Но, хвала создателю, труп, то есть Чаплинский, курил на крыше-балконе и смотрел на меня, чуть сощурив свои украшенные мешками глаза. Судя по всему, он следил за моим приходом. Сверху - как положено. Я ощутила неловкость. В теле, и в деле, в этом плюшевом,

плохо обставленном номере.

- Значит, Клара Цеханасян, - улыбнулся он. - А знаете, я иногда об этом мечтал. А кто не мечтал отомстить? Согласны?

Он все смотрел на меня. Спокойно, без издевки и мозгового надругательства. В словах не было второго и третьего смысла, я решительно включила диктофон.

- Не надо, - он подошел ближе и слегка дотронулся до моей руки. - Не надо.

И я почему-то послушно выжала кнопку. После позорного разговора у меня напрочь отпало желание нападать. И даже сопротивляться было неохота. Лучше всего у меня получился бы обратный ход. Лифт, портье, охранник, дом. И тяжелый разговор с депутатско - бандитским корпусом. В этом Чаплинском было все, и вроде - ничего не было. Ни роста, ни типажа, ни стандарта, ни игривого кошелька. Просто голодную женщину не стоило звать на пресс-конференцию. Это хамила не я, а колбаса, слишком мелко нарезанная для такого гостеприимного хозяина.

- Аня похожа на вас. Только для нашего государства она слишком независимая космополитка , - он улыбнулся и знаком предложил мне сесть.

- Спасибо, - я выдавила слово, как залежавшуюся пасту из тюбика. Если бы я знала, что все это будет так тяжело... Почему то хотелось плакать. Вот что значит, с утра не выполнять обязательные водные процедуры.

- Давайте сразу о деле. Что от меня требуется? И кому? Знаете, когда я начал вас искать, все так оживились... Так что давайте сразу о деле.

- Долгосрочный кредит и встреча в ресторане, - созналась я.

- В ресторане? Тоже, стало быть, кредит. Скажите, что я согласен обсудить условия, поскольку нахожусь здесь с неофициальным визитом, то не уполномочен что-то решать. Вот так...

Вот так... А знаете, я ведь действительно приехал за головой.

Мне ничего не оставалось, как нервно дернуться и прикрыться руками. Если бы я знала, что и в гостиницу "Дружба" добрались наши кафедральные противники с СГД, то вела бы себя более сдержанно, но ножки кресла неожиданно подломились, и я, полная русалочьего обаяния, оказалась лежащей на местами потертом ковролине. Чаплинский неуклюже подобрался к месту моего падения и осторожно, но крепко поддерживая меня за плечи, поставил на ноги.

Теперь я оказалась в его власти, в его объятиях, в его руках. Это хорошее начало для любовного романа меня несколько покоробило. Мне не приходилось встречать мужчин, которые могли достойно выйти из столь близкого незнакомого стояния. Мне не было страшно, мы были с ним одного роста, и меткого удара моей коленки хватило бы для того, чтобы он на веки вечные забыл о безболезненном пользовании своим детородным органом.

Но он меня поцеловал. Спокойно, но не методично. Потом отодвинул от себя и снова поцеловал. Ему, кажется, нужна была женщина. Старая гвардия в этом вопросе ещё очень и очень сильна. Но он снова поцеловал меня, и мысли как-то глупо разлетелись по всему свету. Маленькие короткие пальцы оказались сильными, а темные глаза требовали иного пространственного обрамления.

- Не надо, - попросила я, пытаясь вписаться в сценарий. А он прижал меня к груди, как дорогую игрушку, и аккуратно погладил по волосам.

Так не ищут любви. Так не соблазняют женщину. Так спасаются. Бегством или стоя, так спасаются от жизни, от одиночества, от несделанного. В этом объятии не было сексуального трепета, эротического напряжения, прочитанная мною "Камасутра" помогала мало. Так не любят. Так плачут. Чужим людям в вагоне поезда. Или на лавочке в парке, или на пляже за преферансом. Я была всего лишь партнером. Но не статистом. А потому разрыдалась бурно, с выходом, взахлеб.

Через полчаса мы были квиты и все ещё стояли, вытирая друг о друга свои пограничные слезы. "Дети разных народов, мы мечтою о мире живем". Лично я бы постояла так еще... Но из приличий отстранилась.

- Незваный гость хуже татарина, - улыбнулась я, чтобы снять неловкость.

- Ну почему? - он все ещё стоял рядом, упорно глядя куда-то сквозь, мимо, и для какого черта я столько просидела в парикмахерской. Мне, право слово, надоело играть в спектакль "Люди и манекены". Я притянула его за уши и поцеловала сама. Все судьи поставили бы мне шесть - ноль за технику и где-то четыре с половиной за артистизм. Мы явно толкли воду в ступе, надеясь на рождение гомункула.

И ещё - он мне нравился. Причем так, как давно и никто. Исходя их моих новых карьерных увлечений я придумала для него фразу - он был экзистенциальный. Между нервозностью и надежностью нельзя строить дом, но можно перекинуть мост.

- А давайте продолжим беседу в ресторане, куда нам там приглашали, сказал он.

- И это вы называете беседой? - я не хотела, чтобы он увиливал и делал вид, что ничего не происходит, даже если это было для него и не важно. Я и сама так умна.

Он засмеялся и показал здоровые, наверное фарфоровые, зубы. Они были большие и белые как у пони. Ими запросто можно было откусить голову или перегрызть шею. Оставалось надеяться, что не мою.

- Дайте мне свою фотографию, - самым что ни на есть деловым голосом попросила я.

А он обиделся - знай наших. Ни в канавах, ни в пентхаусах мы не дадим врагам ни одного шанса.

Из номера мы вышли вместе. Под одобрительные взгляды охраняющей публики, сопровождаемые звонками в места отдаленные и не очень. Надеюсь, что эту ночь Сливятин будет спать с чувством выполненного долга. А там посмотрим. Я с растущим профессиональным интересом разглядывала молчаливого человека, который едва-едва не стал моим любовником. Но все впереди. А может, и позади. Это не имело значения. Просто сегодня что-то треснуло и совпало. А хорошее интервью с Наумом Чаплинским можно продать даже в Нью Йорк таймс.

- Может быть, перейдем на "ты"? - спросил он у меня уже в машине.

- Нет, ни за что, - я покачала головой. На "ты" - это слишком слишком близко .Так близко, что скучно и бесперспективно. Раз в жизни выдалась возможность поиграть во что-то значительно. И неужели я её упущу?...