"Подлинная история королевы Мелисенты Иерусалимской" - читать интересную книгу автора (Хаецкая Елена Владимировна)

27. О том, как мой отец пытался спасти Мелисенту

— Покуда развивались все эти события, латинские клирики в Париже избрали главой своей Церкви кардинала Франции, и все светские владыки направились к новому папе, дабы отстоять торжественную мессу и принести присягу. На конклаве, который должен был состояться сразу вслед за церемонией интронизации, Мелисента намеревалась поднять разговор об унии, с тем, чтобы впоследствии объявить Византию собственностью Иерусалимского государства под эгидой папской власти.

Однако судьба в очередной раз обратилась к Мелисенте своим красным павианьим задом!

Король Франции — чтоб иблис вспучил его кишки! — надумал для поднятия рыцарственного духа устроить в Париже турнир и, естественно, цвет аристократии неудержимо устремился к ристалищу. Конклав не состоялся.

Не подозревая об этом, ее величество королева Иерусалимская под руку с вновь обретенным сыном продвигалась к Парижу.

— Ах, матушка, — говорил между тем юный Балдуин, — хоть я и счастлив обрести вас, но невольно гложет меня печаль по тем временам, когда бродил я по свету нагим, бесприютным и свободным.

— Вы можете вернуться в прежнее состояние, дитя мое, — предложила Мелисента. — Если пожелаете, конечно.

— Нет, матушка, я решился. Я сделал выбор и останусь с вами.

Мелисента вздохнула и ничего не ответила. Мыслями она устремилась к расходам, которые предстояли ей в связи с необходимостью дать сыну надлежащее образование и обучить его манерам, ибо он и держался, и выглядел как сущий бродяга.

— Коли вы решились участвовать в делах государственных, дитя мое, — сказала она наконец, — то я найму вам в Париже опытного учителя, дабы он придал вам надлежащий блеск. Только учтите: при огранке камень обтачивают и полируют; иной раз это больно.

— Как будет угодно матушке, — отвечал Балдуин, изнемогая от добродетели.

В Париже королеву как громом поразила весть о несвоевременном празднестве, которое отодвинуло выполнение ее планов и почти разрушило столь тщательно продуманную интригу. Вне себя от ярости, она безмолвно поливала короля Франции и папу Римского отборными проклятиями. При этом по губам королевы порхала легкая любезная улыбка.

— Матушка, — обратился к ней Балдуин, — дозвольте испробовать силы на ристалище.

Он потряс своим боевым копьем, которые называл варварским именем «Лулу».

— Ступайте, дитя, но будьте осторожны.

И королева встала так, чтобы не сводить с Балдуина глаз.

В этот момент к ней с поклоном приблизился безупречный рыцарь Джауфре. «Чтоб ты провалился!» — с досадой подумала ее величество; вслух же произнесла совсем иное:

— Я счастлива видеть вас, друг мой. Скажите, удалось ли вам соединиться с той, которую вы полюбили?

— Увы! — ответствовал трубадур со вздохом. — Я узнал, что отец графини пропал без вести на Востоке тому уж десять лет назад. О, если бы я только мог отыскать его, дать ей счастье вновь приникнуть к отцовской груди!

Наблюдательность была, как уже говорилось, главнейшим оружием Мелисенты. Во время одного из своих неофициальных визитов в Дамаск она кое-что видела и сейчас это воспоминание чрезвычайно кстати пришло ей на ум.

Неотрывно следя за Балдуином (тот сидел на траве, скрестив ноги и обхватив Лулу обеими руками, и жадно наблюдал за поединками), Мелисента сказала Джауфре:

— Вашей беде можно помочь, друг мой. Один мой… гм… шпион видел в Дамаске раба-христианина. По словам сарацин, этот раб живет там очень давно, лет десять. С него даже сняли цепи. Но он до сих пор носит крест и плащ крестоносца, впрочем, совсем обветшавший. Возможно, это и есть граф Триполитанский.

С сияющими глазами Джауфре склонился перед королевой, после чего поспешил к ристалищу и, выйдя на поединок, во всеуслышание посвятил свою победу королеве Иерусалимской.

Увы! Все это прошло мимо внимания Мелисенты, ибо в толпе зрителей она вдруг заметила моего отца, переодетого торговцем. Уединившись, они погрузились в чрезвычайно важную беседу.

Начал мой отец. Он говорил с Мелисентой напрямик, пренебрегая вежливостью, ибо времени было мало, а сказать требовалось многое. К тому же подобная варварская прямота в обычае у франков.

— Ты не боишься, что тебя зарежут? — спросил мой отец Мелисенту.

— Боюсь, — тотчас же ответила она. — Я боюсь этого все время, каждое мгновение.

— Мне было бы жаль, — задумчиво проговорил мой отец. — Есть у меня опасение, что твоя смерть послужит предлогом для развязывания новой войны на Востоке. Крестовый поход в качестве мести за королеву Иерусалима, так сказать.

Мелисента молчала, понимая, что отец мой прав. Вообще же, насколько я могу судить, королева Иерусалима и эмир Дамаска действовали на диво слаженно и успешно, коль скоро объединялись против общего врага. Другое дело, что уничтожив этого врага совместными усилиями, они снова оказывались лицом к лицу.

Желая положить предел этой вражде, по большей части вынужденной, мой отец вдруг сказал:

— А что, если нам всех надуть и заключить христианско-мусульманский брак?

Следует здесь заметить, что идея объединения Востока не по религиозному, а по политическому признаку была одной из оригинальнейших идей моего отца. Впоследствии он гениально воплотил ее, объявив Западу крестовый джихад.

Королева Мелисента, как всякая женщина, обладавшая меньшей широтой ума, на предложение моего отца отвечала так:

— Боюсь, господин мой, это невозможно.

— Почему? — спросил мой отец. — Мы оба верим в Единого Бога, Творца, о котором возвестили Иса и Мухаммед, великие пророки.

— Иисус — не пророк, — сказала Мелисента, — Иисус — Бог.

И эти слова положили между моим отцом и Иерусалимской королевой непреодолимую пропасть.