"Серебряный леопард" - читать интересную книгу автора (Мейсон Ф. Ван Вик)

Глава 13 НА РИСТАЛИЩЕ

День обещал быть ясным. Еще за полчаса до восхода солнца в коридоре, ведшем в плохо обставленную комнатушку, где отдыхал бывший граф из Арендела, послышались осторожные шаги. Англо-норманн лежал, растянувшись на соломенном тюфяке, подложив руки под голову. Широко раскрытыми глазами он уставился в потолок, словно разглядывая грубо обтесанные балки перекрытия. Быть может, это был его последний рассвет. А может, сегодня он сделает первый важный шаг к восстановлению богатств семьи де Монтгомери…

В каморку вошел молодой сэр Робер, вооруженный с головы до ног.

– Завидное хладнокровие, – сказал он, глянув на Эдмунда. – Будь я проклят, если бы смог уснуть перед встречей с Диким Вепрем на ристалище.

Эдмунд высвободил ноги, отбросив покрывало из волчьих шкур, и встал. Его нижняя полотняная рубашка отяжелела от испарины.

Вслед за Робером появился Герт Ордуэй. Он принес деревянную чашу с горячим супом и большой ломоть хлеба. Следом прибыл необычно мрачный сэр Хью. За ним шли два эсквайра, сгибавшиеся под тяжестью данного взаймы оснащения.

Сир желает вам победы, – сообщил сэр Хью, и лицо его прояснилось. – А еще он просил меня сказать, что, если вам удастся избавить нашу местность от этой ломбардской свиньи, он дарует вам Лукано. Владение, конечно, небольшое, но оно известно хорошо укрепленной башней и двумя процветающими деревнями.

– Искренне благодарю достойного и щедрого сира, – ответил Эдмунд и проглотил суп в два приема.

Потом он наклонился и позволил Герту надеть на себя подбитую войлоком кожаную куртку, которую обычно носили под кольчугой. Надел краги, достигавшие колен.

Рейнульф принес одну из лучших кольчуг сэра Хью. Он хотел помочь Эдмунду надеть ее, но Герт не допустил этого.

– Никто, кроме меня, не будет готовить моего лорда к бою, – решительно заявил он и взялся за длинную, до колен, кольчугу, имевшую с обеих сторон разрезы до самых бедер.

Англо-норманн почувствовал себя увереннее со знакомыми ему двадцатью фунтами железа на плечах. Когда же на ногах у него появились подкованные железом башмаки с парой блестящих шпор, он довольно рассмеялся.

– Туже, еще потуже, Герт, – приказывал он, когда на нем закрепляли широкий, покрытый железными бляхами пояс для меча.

– Святой Михаил и святой Олаф помогут вам добиться победы, милорд, – твердил Герт. – Вы уложите этого Дикого Вепря, как вы это сделали с великаном-датчанином на острове Уайт.

Затем сэр Робер подозвал к себе своего эсквайра и взял у него плащ из светло-голубого полотна.

– Это посылает моя сестра и просит, чтобы вы надели его из любезности к ней.

Сосредоточенные, с необычайно серьезными лицами знатные люди Сан-Северино собрались вокруг. Они хотели убедиться, что данная взаймы кольчуга пришлась впору и ее складки не мешают движениям.

– Думается, молодой Ордуэй, ты мог бы подрезать покороче волосы своему господину, – предложил сэр Хью. – При такой длине они будут сбиваться и перегреют ему голову.

– Самое лучшее, если вам удастся покончить с ломбардцем своим мечом, – высказался сэр Тустэн.

– Да, – согласился капитан стражи, – говорят, что в употреблении булавы этот Дрого не имеет себе равных… Не забывайте, милорд, что он одинаково хорошо управляется с оружием любой рукой.

Вскоре группа всадников Сан-Северино в полном боевом облачении выехала из ворот замка. Слышались обычные грубые шутки и предсказания, взрывы громкого смеха. За всем этим с надвратной башни наблюдали возбужденные и взволнованные дамы. Все всадники держали в руках копья, украшенные яркими разноцветными флажками. Все были вооружены длинными нормандскими мечами на изготовку, так как противоборства часто превращались в жестокие всеобщие схватки. Многие воины в остроконечных шлемах с носовыми пластинами не любили боевые топоры. Вместо этого они были вооружены булавами, торчавшими из-за туго перетянутых поясов.

Грозная, немало повидавшая компания медленно продвигалась вниз к лугу для ристаний; не было ни ярких султанов из перьев, ни нарядных лошадиных чепраков, ни богато украшенных плащей на всадниках. Это были несгибаемые воины, всегда готовые к смертному бою.

Сэр Тустэн, поблескивая на утреннем солнце своим единственным глазом, ехал слева от Эдмунда, а сэр Хью – справа.

– Пока ваш противник будет сражаться со щитом в руках, – наставлял Эдмунда ветеран, – не ждите от него больших подвохов. Но как только он отбросит в сторону свое прикрытие и освободит обе руки… будьте настороже!

Известие о предстоящей схватке распространилось быстро и довольно далеко. Вокруг ристалища уже собралась толпа зрителей. Здесь был весь гарнизон замка Сан-Северино, не считая нескольких инвалидов, которых оставили сторожить ворота. И уж конечно все окружение барона Дрого. Немного в стороне стояли загорелые крестьяне и пастухи в шерстяных плащах и круглых островерхих шапках, которые носили в этой местности уже свыше тысячи лет. Съехались и многие местные рыцари и арендаторы их земель со своими дамами, сопровождаемые толпами полуголодных крепостных. Вместе со своими собаками последние покорно брели в пыли, поднятой лошадьми их господ. Сосредоточенный и подтянутый Эдмунд окинул взором луг. С юга подул сильный ветер, затрепетали, захлопали чувствительные к погоде хоругви и флажки. Момент, который следовало бы запомнить. Наконечники копий уже мелькали у обоих входов на ристалище…

Граф Тюржи, изрыгая проклятия всему на свете, все же позволил доставить себя из замка на конных носилках. Вокруг него собралась группа облаченных в броню соратников. Эти люди участвовали вместе с ним во многих битвах.

Вместе с другими знатными дамами Сан-Северино Аликс и Розамунда прошли на башню над воротами. Они хотели хотя бы издали посмотреть на предстоящее единоборство. Полные и яркие губы Розамунды дрогнули, когда она увидела брата, слезавшего с коня у западного входа в ристалище. На фоне зазеленевшей весенней травы его зелено-голубой плащ не так выделялся, как алый, в который был одет Дрого из Четраро.

Незнакомое щемящее чувство нарастало в груди Розамунды. Почему же она, вопреки собственному желанию, чувствовала себя такой встревоженной при виде алого плаща?

Над толпившимися на лугу людьми летали голуби, а чуть в стороне высоко в небо взвился жаворонок и пел от счастья, не обращая внимания на то, что внизу с минуты на минуту должен был начаться жестокий бой…

Эдмунд сохранял спокойствие. Склонив голову, он позволил надеть себе тесную шапку и туго привязать ее холодными промасленными тесемками к шее. Затем Герт передал ему тяжелый шлем с предохранявшей нос пластиной, которая могла сослужить ему хорошую службу.

– Лучше отбросьте ножны, – вполголоса посоветовал сэр Тустэн. – Они тяжелые, а пользы от них в этом деле никакой.

Герт передал своему господину булаву, над которой он так старательно трудился. Ее рукоять была теперь обтянута сыромятной кожей, а через круглое отверстие на конце был пропущен ремень. Широкий крюк, прикованный к булаве, ярко засверкал, когда Эдмунд, напрягая мышцы, несколько раз взмахнул над головой увесистым оружием.

Потный от волнения сэр Хью протянул Эдмунду меч с тяжелыми латунными предохранителями, укрепленными над рукояткой. Хотя он был тяжелее большинства таких мечей, все же ему недоставало не менее трех фунтов до убийственного веса «Головоруба». Лезвие, однако, было крепким и уравновешено металлическим утолщением у хвостовика. Считалось, что в нем содержится ноготь святого Ансельмо.

Полностью оснащенный и вооруженный сэр Эдмунд де Монтгомери обвел взглядом ристалище и отыскал своего врага, также окруженного рыцарями и эсквайрами. Среди них ярко выделялся плащ ломбардца. Можно было хорошо различить каштановые волосы, темную бородку и усы Четраро: тот пока еще не надел подшлемника и шлема.

Стараясь подавить волнение, Эдмунд оглянулся. О как приятно было увидеть знакомые лица вокруг Герта. Генри, Зуберт, Озрик, Ральф… Он увидел всех тех молодых людей, которых знал как оруженосцев и молодых рыцарей. Никогда еще он не испытывал такого тревожного состояния, но все равно, с Божьей помощью, он покажет этим чужеземцам, какой доблестный воин прибыл из Арендела. Ему вспомнились многочисленные подвиги его отца, рыцаря, странствовавшего тогда среди бургундцев, дикого народа, населявшего земли к югу от Нормандии. И все же старому сэру Роджеру никогда не доводилось бывать в более чужеродном окружении, чем то, в котором очутился его сын.

Слава Богу, думал Эдмунд, скоро все начнется. Вероятно, сегодня перед боем не прозвучат фанфары, не будет скрещивания копий и бравого гарцевания коней. Не присутствуют и дамы, размахивающие платками и подбадривающие рыцарей громкими возгласами.

Ристалище, как с удовольствием отметил Эдмунд, неплохое. Оно представляло собой зеленый и ровный квадрат стороной примерно тридцать футов, окруженный забором из свежесрубленных бревен.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить сердцебиение, Эдмунд окинул взором уродливую серую массу замка Сан-Северино. Розамунда и леди Аликс, наверное, наблюдают за ним с башни. О чем же думает Аликс, когда приближается «момент истины»? Эдмунд невольно вытянул меч в направлении отдаленной крепости. Затем торжественно поцеловал крестообразное пересечение его рукоятки и предохранителей.

По сигналу графа Тюржи трубач поднял рог Сан-Северино и оглушительно затрубил. Плохо обученные вьючные лошади шарахнулись в сторону и заржали. Объезженные боевые кони не испугались и словно бы вообще не обратили на громкие звуки рога никакого внимания.

Как только трубные звуки умолкли, окружавшие Эдмунда рыцари поспешно вскочили на коней и схватились за копья, которые держали наготове их эсквайры. Если это единоборство перейдет в общую схватку, они с радостью готовы принять в ней участие.

Многие недели Эдмунд не испытывал такого радостного возбуждения, как в момент, когда отсалютовал графу Тюржи и смело вступил в огороженное пространство. Лазурно-голубой подарок Аликс развевался у его колен. Ремень щита покоился на левом плече.

Но вот раздались пронзительные крики зрителей. Под прикрытием большого, тщательно отполированного щита с рельефным украшением в центре появился барон Дрого из Четраро.

Оснащение ломбардца, как заметил Герт в пылу нетерпеливого ожидания, было сходно с оснащением его господина. Исключение составляла тяжелая кожаная сумка, прикрепленная к поясу барона. Каково ее назначение? Из толпы зрителей неслись крики нетерпеливого ожидания. Расстояние, отделявшее бойцов в алом и голубом, неуклонно сокращалось.

Барон Дрого обнажил меч и издал боевой клич: «Четраро! За Четраро!» Эдмунд прокричал: «Святой Михаил за Монтгомери!» – и начал приближаться к своему противнику. Он был не столь грузным, как его враг, и, вероятно, более свободен в движениях.

Сверкая глазами, ломбардец задержал шаг, чтобы встретить приближавшегося Эдмунда. Затем широко размахнулся мечом. Но прежде чем ломбардец нанес удар, граф ловко закрылся щитом, увернулся от удара и в свою очередь направил удар противнику в лицо, но не достиг желаемого успеха.

Зрители замерли, когда ломбардец, отпрянув назад, нанес Эдмунду ужасный удар. Его клинок глубоко вошел в окованный железом деревянный щит графа. Англо-норманн сделал встречный выпад, и боец в алом, взревев, отступил на шаг: меч его противника надвое рассек его щит.

Все внимание Эдмунда сосредоточилось на сверкающих глазах Четраро и его красном лице. Но Эдмунд недооценил подвижности ломбардца. Тот снова бросился на него.

– Вот тебе… иноземный болван! – Четраро нанес резкий удар мечом, и Эдмунду едва удалось его парировать. Скрежет и звон столкнувшихся клинков громко разнеслись над лугом. Толпа замерла в напряженном ожидании…

Бой продолжался. И вдруг подбитая железом подошва Эдмунда поскользнулась на пучке влажной травы. Он упал на колено. Хозяин алого плаща испустил дикий вопль и ринулся вперед, стремясь воспользоваться преимуществом. Но Эдмунд успел вовремя прикрыться щитом. Ошеломленный происшедшим, испытывая острую боль в плече, он тем не менее поднялся на ноги. Ему удалось уклониться от следующего удара ломбардца. Удача ободрила Эдмунда. Острие его меча сотрясло грудь противника, который уже дышал, как загнанный пес.

Однако ломбардец снова кинулся в атаку, на этот раз нанося горизонтальные удары. Эдмунд, пытаясь отразить их, вновь потерял равновесие. Второй удар пришелся по его щиту, верхний ремень которого сорвался с его руки.

– Брось щит! Освободись от него! – крикнул сэр Тустэн, перекрывая шум толпы.

Очевидно, так и следовало сделать. Поэтому Эдмунд стал медленно отступать по ристалищу, парируя удары и пытаясь сбросить поврежденный щит.

– Стой! – вопил Дикий Вепрь. Пятна похожей на пену слюны покрывали его бороду и обвисшие усы.

Наконец Эдмунду удалось оторваться от него. Схватив меч Хью обеими руками и испустив боевой клич, Эдмунд ринулся в атаку. Обеими руками он обрушил на щит противника такой удар, что ломбардец отлетел назад, а кони вокруг ристалища захрипели, услышав знакомый звон оружия. Отчаянно ругаясь, всадники пытались успокоить лошадей.

К счастью, Дрого не сразу понял, какое преимущество в движениях получил его враг, отбросив щит. Обеими руками было легче размахивать мечом и наносить тяжелые удары.

Зрители из Сан-Северино разразились ликующими криками одобрения, когда Эдмунд, их боец, рассек пополам щит Дикого Вепря. В эту минуту молодой граф услышал клич: «Святой Михаил за Монтгомери!», которым Герт подбадривал хозяина. И Эдмунд почувствовал, что он не одинок, сражаясь в окружении иноземцев.

С яростью, удвоенной уважением к силе и ловкости друг друга, противники кружили по поляне, кидаясь друг на друга, как заводные. Загорелые лица, наблюдавшие за ристалищем, напряглись в ожидании финала.

Тустэн бросил тревожный взгляд на Герта: молодой загорелый саксонец начал заметно бледнеть.

– Моему господину пора брать верх, – волнуясь, бормотал он.

– Терпение, – пытался успокоить его ветеран. – Лучше подскажи своему лорду, чтобы он остерегался неожиданностей.

Оруженосец кивнул, но начал ощупывать тот топор с короткой ручкой, которым мог владеть с убийственной силой.

Измотанный и усталый, как никогда раньше, Эдмунд сражался, применяя все свое умение. Подобное единоборство давно уже должно было закончиться. Один из противников пал бы мертвым. В противном случае он на коленях умолял бы даровать ему жизнь за выкуп. Но бой не кончался. Эдмунд тяжело дышал, пот заливал ему глаза, влажные руки менее крепко сжимали рукоять меча. Ему казалось – ломбардец неутомим. Действительно, его удары все труднее было парировать, тогда как собственные мышцы начали гореть и дрожать мелкой дрожью.

Между тем мертвенно-бледная Аликс кинулась на колени на башне. Она молилась, обещая дорогие приношения святому Михаилу, патрону Эдмунда, если только ее избранник одержит верх. Что касается Розамунды, то, перегнувшись через парапет башни, сжав губы в прямую бескровную полосу, она с глубоким волнением следила за каждым движением фигурок в алом и голубом, передвигавшихся далеко внизу.

– О Боже, смилуйся над ними обоими! – молила она.

Ломбардец наносил удар за ударом быстро и с большой точностью. И Эдмунду требовалось все его умение и ловкость. И вдруг, перекинув меч в левую руку, Дрого ухватился за тяжелую сумку, прикрепленную к поясу.

И если бы не внезапный предостерегающий крик сэра Тустэна, с Эдмундом де Монтгомери было бы покончено…

– Закрой глаза! – закричал Эдмунду одноглазый ветеран, и в ту же секунду у молодого графа, готовившегося к заключительному обмену ударами, свет померк в глазах.

Он поспешно отпрянул в сторону, но несметное количество твердых частиц ударилось о его щеку. Песчинки проникли в глаза, вызывая острую боль и слезы, и, если бы не предупреждение сэра Тустэна, ослепленный Эдмунд стал бы легкой добычей для острого меча ломбардца.

Ярость от коварства бесчестного врага помогла Эдмунду собраться с силами. В то же время горький опыт заставил быть более осмотрительным. Он понимал, что, пока не сможет совершенно четко видеть своего врага, лучше всего запастись терпением и просто парировать удары. Однако его подстерегала еще одна беда: его меч сломался – отлетела половина клинка. Изумлению зрителей из Сан-Северино не было предела. Никто из них еще такого не видел.

Победоносный крик, вырвавшийся из уст Дрого, тотчас же замер. Взревев, как разъяренный бык, его противник нанес Дрого удар зазубренным обрубком своего оружия. Он пришелся на незащищенный участок лица ломбардца. Дрого начал отступать, в то время как Эдмунд продолжал наносить все новые удары своим укороченным оружием. Затем с силой вырвал из рук ломбардца его меч и швырнул его за пределы ристалища.

– Булава, милорд! Возьмите булаву! – завопил Герт.

Воин в алом одеянии, хотя и был ошарашен таким оборотом дела, не сдавался. Напротив, испустив яростный крик, начал делать круги, размахивая булавой, увенчанной пятиконечной головкой.

Сэр Хью и сэр Тустэн обменялись взглядами. Они оба прекрасно понимали, что, если булава одного из сражающихся опустится на шлем другого, она его

расколет и мозги несчастного окажутся на траве. В лучшем случае побежденный навсегда лишится руки, так как плечо и рука его будут раздроблены.

Эдмунд с тоской вспомнил о своем щите. Он знал, что не умеет с такой сноровкой обращаться с булавой, как с мечом или копьем. Поэтому попытался, уворачиваясь, избежать удара увесистой булавы ломбардца.

Под нараставшие выкрики толпы бойцы обменялись первыми страшными ударами. Со стороны северян посыпались язвительные насмешки. Эдмунд остро ощутил, что должен либо быстро победить, либо проиграть. И он пошел на маневр: притворился теряющим силы, отскочил в сторону и начал отступать… Оказавшись позади четрарца, англо-норманн размахнулся и погрузил крюк своей булавы в щель между завязками подшлемника, защищавшего шею противника. Эдмунду удалось опрокинуть врага навзничь. Когда тот попытался подняться, Эдмунд нанес удар по его шлему и снова опрокинул Дрого. Теперь уже ломбардец лежал неподвижно, и только его ноги подергивались, как у быка под топором мясника.

Судорожно глотнув воздух, Эдмунд склонился над грудью врага и занес кинжал над его лицом.

– Убей его, – заклинал Герт. – Убей грязную свинью!

– Убей его! – дружно кричали сан-северинцы, приводя в боевую готовность свое вооружение. Соратники ломбардца тем временем спешно поднимали на плечи свои щиты и плотнее смыкали ряды.

К немалому удивлению Эдмунда, Дрого не потерял сознания. Хотя его налитые кровью глаза и казались неподвижными и невидящими, он все же выдавил из себя:

– Пощади… лорд… даруй мне жизнь.

– Ты… признаешь… ложь? – цедил сквозь зубы Эдмунд. – Будешь… просить у леди извинения.

Темные глаза ломбардца, казалось, готовы были вылезти из орбит при виде занесенного над ним клинка.

– Да, сэр Эдмунд… не убивайте меня. У меня… слишком много грехов… чтобы встретить смерть, – прохрипел он.

Сквозь пелену пота, застилавшую глаза, Эдмунд бросил взгляд туда, где стояли носилки графа Тюржи, охраняемые его сыновьями. На груди Хью пылал крест.

– Тебе будет сохранена жизнь, – пообещал Эдмунд, – но при одном условии.

– Назови его! – Из груди поверженного бойца вырывались булькающие звуки.

– Поклянись предпринять путь во имя Бога и взять на себя обет крестоносцев! – выпалил Эдмунд.

– Как Бог мне судья, я… готов! – прохрипел побежденный рыцарь.

Раскачиваясь от усталости, с гудевшей, как пустой котел, головой, Эдмунд стоял над телом поверженного противника.

Только теперь Эдмунд де Монтгомери заметил, что толпы закованных в железо людей с обеих сторон хлынули на ристалище. Раздались призывные звуки горна, и все собравшиеся подняли головы. Обмениваясь рукопожатием с сэром Хью, Эдмунд увидел, что выражение его лица вдруг изменилось.

– Бог мой! Прибыл Боэмунд фиц Танкред.

Небольшая группа превосходно вооруженных рыцарей подъезжала к ристалищу. Ее приближение в разгар противоборства было просто никем не замечено.

Сэр Робер, скинув шлем, низко поклонился, сидя в седле. Спешенные рыцари и сержанты пали на колени, когда в огражденное пространство въехал массивный всадник в плаще алого и черного бархата. Не говоря уж о торжественном наряде, вновь прибывший с его ярко-рыжими волосами представлял собой очень колоритную фигуру. Подобной бывшему графу Аренделскому еще не доводилось видеть.

– Добро пожаловать в Сан-Северино, милорд герцог! – поспешил приветствовать нового гостя граф Тюржи из-за позолоченных кожаных занавесок носилок. – Трижды добро пожаловать, – продолжал он. – Видит Бог, я не заметил вашего приближения и не был заранее предупрежден о вашем приезде.

Боэмунд, герцог Тарантский, громко рассмеялся, направив своего прекрасного серого коня прямо к носилкам.

– Всемогущий Бог! Тюржи, мой давний соратник, – снисходительно гудел он, – мог ли ты предложить мне лучшую встречу, чем это живописное сражение. Клянусь Богом, это была самая искусная потасовка. Такой я не видел уже очень давно…

Сэр Хью и его брат, покинув коней, поспешили поцеловать широкую, веснушчатую руку герцога.

– Мы всегда готовы смиренно услужить вам, милорд, – громко заверил Робер. – Бога ради простите нам неумышленную неучтивость.

– А почему бы и нет, – прогремел их широкоплечий сюзерен. – Никто из вас не заметил бы и приближения отряда ангелов! Тюржи, – обратился к своему вассалу герцог Тарантский, – пошли немедленно за тем могучим рыцарем, который так доблестно проявил себя в бою.