"И невозможное вожможно" - читать интересную книгу автора (Завьялов Валерий Иванович)

Глава 1

В январе 1942 года поездом Пермь — Москва мы возвращались из эвакуации домой. Нижние места достались нам с пятилетним братом. Одну верхнюю полку заняла мать, другую — красноармеец. Он ехал из госпиталя в свою часть.

На одной из станций началась проверка документов.

— Куда едете?— спросил начальник военного патруля.

— В Загорск,— ответила мать.

— Ваши документы недействительны.

— Но мне их в милиции выдали,— пояснила мать.

— В местной,— последовал ответ.— Москва на военном положении, и въезд туда запрещен.

— Я же до Загорска...

— От Загорска до Москвы рукой подать,— прервал ее проверяющий документы,— да и поезд в Загорске не остановится. Советую сойти в Ярославле или в Александрове.

— Что же мне теперь делать?— растерялась мать.

— Дяденька, не ссаживайте нас!— пришел я ей на помощь. Моя невнятная речь привлекла внимание начальника патруля.

— Сын-то давно болен?— спросил он.

— С рождения...

Еще раз внимательно посмотрев на меня, он что-то сказал сопровождающим его военным и вышел из купе. Те последовали за ним.

По рассказам матери, я заболел, еще не родившись. В шесть лет сделал свои первые шаги. Тогда же появились первые признаки более или менее внятной речи. К каким только врачам не обращались мои родители! Те только беспомощно разводили руками.

А я между тем рос, с каждым годом становился крепче, но следы тяжелой болезни — шаткая походка и дефект речи — сохранились и в тринадцать лет.

В школу меня не отдали, и первым моим учителем был отец. До сих пор помню тот счастливый день, когда он показал мне первые буквы.

Потом со мной стала заниматься наша соседка по квартире, Евгения Павловна Киселева, в прошлом учительница. Она-то и научила меня читать и считать. Но все ее попытки заставить мои непослушные пальцы держать ручку с пером и писать чернилами окончились неудачей. Пришлось пользоваться только карандашом.

Теперь в этом вагоне, после того как военный патруль ушел, я сидел и думал, чем бы помочь матери. Поезд, замедлив ход, поравнялся с небольшой станцией, и я увидел мальчишку, шагавшего по перрону с чемоданом в руке. «А я не могу нести такой чемодан!» — позавидовал я моему счастливому сверстнику.

— Что же теперь с нами будет?— снова послышался тяжелый вздох матери.

— Главное, не робеть!— подал голос с верхней полки наш попутчик.— Езжайте до Александрова. Там у меня родня. Дом большой. Места хватит! Я записку напишу. Привет от меня передадите. Ну а оттуда вызовете телеграммой своих и доберетесь домой. Дом-то ваш где?

— В Звенигороде. А едем в Загорский район. В село Константинове. К бабушке. Отец наш на фронте...— объяснила мать.

— Ясно!— сказал красноармеец, слезая с полки.— Все будет хорошо!— решительно проговорил он и, вынув из кармана блокнот, начал писать записку.

Прошло несколько месяцев, как мы приехали в Константиново. Промелькнуло лето, наступила осень. Ранним сентябрьским утром к школе потянулась приодетая детвора с большими букетами разноцветных георгинов.

Я сидел на завалинке и провожал ребят глазами: «А что, если пойти и мне?! Ведь не выгонят же!..»

Вот и школа. В длинном коридоре остановился и растерянно огляделся. Куда идти? Направо? А может, налево? Прошелся в один конец коридора, в другой и очутился перед приоткрытой дверью второго класса. Там шел урок. Постояв, еще раз огляделся и прильнул к щели: у окна стояла учительница и что-то рассказывала детям. Мне показалось, что она увидела меня. От испуга я даже отпрянул.

Прозвенел звонок, и мне пришлось спрятаться за угол. Минуты через три дверь отворилась. Из класса вышла учительница, окруженная второклассниками. Я двинулся ей навстречу. Она остановилась и спросила;

— Ты что, мальчик? Ждешь кого-нибудь?

— Примите меня в школу!— вместо ответа невнятно произнес я.

Учительница, не разобрав мою речь, внимательно посмотрела на меня.

«Не понимает. Как же ей объяснить?»

— Александра Ивановна! А что он так говорит?.. Почему так чудно ходит?..— посыпались вопросы.

— Идите, ребята, играйте,— спровадила их Александра Ивановна и спросила меня: — Как тебя звать?

— Валерий Завьялов... Все меня сперва не понимают, а потом привыкают... Возьмите меня в школу!..

— В школу, Валерий, принимает директор!— помолчав, ответила учительница.— Сейчас его нет. Пусть вечером мама зайдет к нему.

— А если он н-не при-имет?— с трудом проговорил я.

— Тогда приходи ко мне,— после некоторого колебания решительно сказала она.

Директор школы, темноволосый плечистый мужчина, оглядев меня с ног до головы, перевел взгляд на мать и приглашающим жестом указал ей на стул.

— Слушаю вас!

— Пришла о нем вот поговорить,— кивнула мать на меня,— в школу просится.— И рассказала мою историю.

Директор долго молчал.

— Тяжелый случай,— наконец отозвался он.— А муж на фронте?

— С первых дней добровольцем ушел.

— Трудно вам с больным ребенком!— посочувствовал директор, искоса поглядывая на меня.— Скажу сразу: заниматься в общей школе он не сможет... Да и, откровенно говоря, ни один учитель не согласится учить его... Представьте себе, вызовут его отвечать, дети начнут смеяться. Что получится в классе?..— Директор встал, давая понять, что разговор окончен.

— А Александра Ивановна ведь обещала,— тянул я, но ответа директора не услышал: мать вывела меня из кабинета.

На другой день, никому не сказав, я снова пришел в школу.

Пробравшись на цыпочках в пустой класс, сел за парту. Больше всего мне понравилась блестящая черная доска. Я подошел к ней и начал старательно выводить мелом буквы, да так увлекся, что не заметил, как в класс вошел мальчишка.

— Зачем доску пачкаешь?— набросился он на меня,— Что тебе тут надо?

— Я учиться пришел,— прошептал я.

— Чего-чего?

— Учиться пришел.

— А что ты так непонятно говоришь?

— Болен я.

В класс между тем входили другие ребята. Они с любопытством смотрели на меня.

— Да это же Валерка Завьялов, двоюродный брат Верки Шепановой. Он вчера к Александре Ивановне приходил,— затараторила девчонка с голубым бантом в косе.

Прозвенел звонок, и все заняли свои места. А я стоял посреди класса и не знал, что делать.

Вошла учительница.

— Александра Ивановна, директор не принял,— произнес я, с трудом сдерживая слезы.

Учительница помедлила с ответом, а потом, оглядев класс, сказала:

— Сядь к Сазонову Вите,— указала она парту, где сидел тот самый мальчишка, который первым вошел в класс. Я направился к нему.

— А что это он так чудно ходит?— хихикнул кто-то. Послышался шумок,

— Климкин, встань! Ты что, никогда больных не видел?

Климкин встал, засопел и опустил голову.

— Садись. И чтобы это было в последний раз!..

Дома после ужина мать принялась за шитье, я за уроки, а бабушка занялась домашними делами. Уже смеркалось, когда к нам постучались.

— Здравствуйте, я Максимова, учительница вашего сына.

— Александра Ивановна! Проходите, пожалуйста!— засуетилась мать.— Я сама собиралась к вам зайти, да вот поздно с работы прихожу: фронтовой заказ выполняем!

— Какое имеет значение, кто к кому пришел? Вот мы и познакомились!— ласково ответила учительница.

Они прошли в соседнюю комнату. Дверь была полуприоткрыта, и я услышал рассказ учительницы о том, как я просился в школу.

— Мне так его жалко стало...

Потом голоса стали тише.

— Разве от судьбы уйдешь?— с горечью произнесла мать.

— Уйдем!— уверенно ответила учительница.

— Уж и не знаю, как вас благодарить...— начала было мать, но Александра Ивановна прервала ее:

— Ну зачем вы об этом? Учиться он хочет, а это главное.

— Желания-то у него хоть отбавляй,— вздохнула мать.— Да вот руки и речь...

— Речь и руки нам, правда, мешают,— согласилась учительница,— но попробуем. А где Валерий-то?

— Я здесь, Александра Ивановна!— отозвался я, входя к взрослым.

— Ну-ка покажи свои руки! Видите, как они нас не слушаются,— говорила она, ощупывая их.— Но мы их заставим. Не может быть, чтобы мы с ними не справились… В Загорск съездим на консультацию... К невропатологу... Сегодня пятница... Вот в следующую пятницу после уроков и поедем!..

В Загорской больнице минут сорок ждали приема. И вот нас пригласили в кабинет врача.

Александра Ивановна присела на предложенный ей стул и протянула доктору выписку из истории болезни.

— Что беспокоит сына?— спросил тот, прочитав выписку.

— Это мой ученик,— пояснила Александра Ивановна.— Невнятная речь и скованность движения рук мешают мальчику учиться. Чем можно помочь?

— Думаю, прежде всего лечебная физкультура,— отвечал врач,— неплохо бы, конечно, заняться с логопедом. Но в селе такого специалиста не найти.

— Попробую сама.

Врач с уважением посмотрел на учительницу. Затем, помедлив, достал из шкафа и протянул Александре Ивановне книгу.

— Возьмите. Это пособие для логопедов.

На следующий день после уроков Александра Ивановна велела мне задержаться.

— Будем исправлять речь,— сказала она, когда в классе мы остались одни.— Прежде всего, какие буквы ты не выговариваешь?

— С, Р, Л.

— С Л, пожалуй, и начнем. Первые упражнения такие...

И началась тренировка. От напряжения болели челюсти и язык. Но я не жаловался. Мне очень хотелось, чтобы люди понимали меня.

— Валера, ты не устал?— спрашивала учительница.

— Нет, что вы, Александра Ивановна!

Занятия продолжались. И так ежедневно. А месяца через четыре я читал вслух стихотворение Пушкина «У лукоморья» и вдруг почувствовал, что выговариваю букву Л, которую раньше не мог произнести.

— Александра Ивановна, буква Л получилась!

— Получилась, Валерий!

Глаза ее сияли.

— Давай закрепим. Повторяй: лампа, лапа, ложка...

Я несколько раз произнес эти слова, и опять буква Л получилась.

— Ну, Валерий, с первой победой тебя! Теперь начнем работать над другими буквами.

Среди ночи меня разбудило радио. Послышались позывные Москвы и торжественный голос Левитана:

— Внимание! Говорит Москва! Через несколько минут будет передано важное сообщение!..

Левитан сообщил долгожданную весть. Война окончилась.

— Мама! Баба Нюра! Война кончилась! Мы победили!— Я поднял весь дом на ноги.

Все собрались у репродуктора. Некоторое время сидели неподвижно. По лицу матери текли слезы.

— Дождались!— облегченно вздохнула бабушка,

— Ура! Война кончилась! Скоро папа приедет!— закричал мой младший брат Володька и побежал на улицу.

— Володя, оденься!— крикнула ему вдогонку мать, но его и след простыл. Я тоже, конечно, вышел на„улицу.

Несмотря на ранний час, село проснулось. Люди выходили из домов, шли к центру. Стихийно возник митинг. Потом появилась гармошка, кто-то затянул песню. Ее подхватили, и она поплыла по селу.

А спустя несколько месяцев начали возвращаться домой фронтовики. От отца пришла телеграмма: «Выехал, встречайте». Наконец настал этот долгожданный день, и я увидел отца.

Поставив на землю чемодан и картонную коробку, он обнял мать, а потом нас с братом, и мы пошли к дому. Односельчане приветствовали отца.

В селе его хорошо знали. Здесь он родился и вырос. Двенадцати лет пошел в люди. Октябрь встретил в Москве. Затем приехал в свой Загорский уезд на комсомольскую работу. Люди старшего поколения, листая подшивки местной газеты «Плуг и молот», встречали очерки, рассказы и фельетоны за подписью «Иван Угрюмый». Это был псевдоним отца. Он стоял с повлажневшими глазами, глядя на сельскую улицу, где прошли его детство и юность.

Когда мы пришли домой, отец усадил меня рядом с собой и спросил:

— Ну, сынок, давай подведем итоги нашего соревнования. Я обещал вернуться домой с победой. Свое обещание выполнил. А что ты обещал в письмах?

— Хорошо учиться,— ответил я,— свои обязательства я тоже выполнил.— И показал свой табель с отметками.

— Молодец,— похвалил он и, подмигнув, сказал: — А я тебе что-то привез.— Он распаковал картонную коробку и достал из нее новенькую гармошку.

— Это... Это мне?1

— Тебе!

— Но у меня же руки больные. Как я сумею играть?

— Вот и будешь разрабатывать пальцы.

На другой день отец собирался зайти в школу — познакомиться с моей первой учительницей. Когда я вернулся с занятий, его еще не было дома. Пришел он поздно. Нас с братом отправили спать. Брат уснул сразу. А я сквозь дремоту услышал из-за тонкой перегородки голос матери:

— Вань, ты в школе-то был?

Я насторожился.

— Был, но с Александрой Ивановной повидаться не удалось.

— Что так?

— Уехала к своим избирателям.

— Да, ее в райсовет не зря выбрали, ее у нас любят, со всякой заботой и радостью — всегда к ней.

— Вот и директор тоже очень хорошо о ней отзывается. Оказывается, она еще в двадцать пятом году была делегатом Первого всесоюзного съезда учителей. У них вся семья такая. Муж — секретарь райкома. Жаль расставаться с ней. Работу мне в Звенигороде предлагают. А вот как Валерка там учиться будет? Здесь-то его уже знают, и Александра Ивановна...

— Да, ей мы многим обязаны. Не всякий учитель добровольно такого ребенка в свой класс возьмет. Только ведь и в других школах свои «Александры Ивановны» есть. Конечно, трудно придется ему сначала, а потом привыкнет, он у нас молодец, парень старательный.