"Рубикон" - читать интересную книгу автора (Султан-Гирей Наталья)IVНа устах всего Рима было имя Люция Сергия Катилины. Гуляка, разорившийся патриций, Катилина неожиданно для всех пустился в политику, запугивая Сенат, грозил диктатурой плебса. Правда, одни, посмеиваясь, уверяли, что все это просто неумные забавы молодого бездельника и если Катилина и его дружки и затеяли игру в заговор, то лишь затем, чтоб припугнуть кредиторов и добиться отсрочки платежей. Другие же, наделенные более пылкой фантазией, клялись, что Катилина, не сегодня-завтра встав во главе мятежной черни, растопчет все законы, традиции и обычаи, завещанные квиритам предками-героями, и установит в Риме нечто вроде рабьего царства, к которому стремились и Евн в Сицилии, и Спартак в Риме. Там господа будут прислуживать рабам, а неразумные дети помыкать седобородыми родителями. Но что бы Катилина ни замышлял, покамест он лишь изводил своими непристойными выходками весь Сенат. — Доколе ты, Катилина, будешь истощать терпение наше? — Голос Цицерона гремел под гулкими сводами сенатской курии. Заученно плавным жестом он воздел ладони к небу. Катилина облокотился на спинку передней скамьи и уронил голову на скрещенные руки. Казалось, он спал. Сенаторы, кто с трепетом, кто со злорадством, внимали ораторским громам прославленного ритора. Четырнадцать первых мраморных скамей с широкими спинками, сбегавшие амфитеатром к серебряному Алтарю Победы, занимали исконные отцы отечества — Фабии, Эмилии, Валерии, Корнелии, Сергии, Юнии, Юлии. Тут было много молодежи. Знатные сироты заседали в Сенате по наследственному праву. Позади сидели приписные отцы отечества — богатые всадники и прославленные воины, избранные за личные заслуги. Все сенаторы были равно облачены в белоснежные туники и тоги, окаймленные узкими пурпурными полосами — латиклавами. На ногах красовались алые сапожки с вышитыми отворотами — знак их высокого сана. В курульных креслах по бокам серебряного Алтаря Победы восседали, все в белом, оба консула: коренастый, еще не старый, Люций Бальб и весьма родовитый, щуплый, но бодрящийся старичок Марк Брут — супруг известной красавицы Сервилии. Злые языки рассказывали, что однажды на дружеской пирушке Брут спьяну брякнул: "Когда Республика будет в опасности, я соберу легион из любовников моей жены и своей численностью мы устрашим любое войско!" Среди друзей и поклонников Сервилии называли немало знаменитостей. И ревностный хранитель патрицианских традиции Марк Порций Катон, и надежда плебса Гай Юлий Цезарь приятельски встречались в ее доме. В Сенате же их разделяла непримиримая вражда. Вожди партий сидели на своих обычных местах: Цезарь и Катон — в кругу равных по крови, богач Марк Лициний Красс — среди приписных отцов отечества. Цезарь перешептывался с соседями, играл кистями низко повязанного пояса, точно хотел деланной развязностью подчеркнуть, что считает весь риторический пыл оратора комедией. Цицерон с пафосом перечислял злодеяния Катилины: потеряв стыд и чувство нравственной пристойности, Люций Сергий Катилина, стремясь к своим преступным целям, вступил в тайные переговоры с вождями варварских племен. Обещал им льготы, конечно, за счет народа римского. — Докажи! — крикнул Каска, друг обвиняемого. — Если он не заключил еще дружбы с варварами, то он ищет только случая, чтоб продать им Рим! — патетически воскликнул Цицерон. — Подозрения — не доказательства! — Цезарь взглянул на Красса, ища поддержки, но Богач отвернулся. Человек, промотавший не одно состояние, задолжавший ростовщикам всего Рима, рассчитывать на его поддержку не мог. Председатель призвал к порядку. Катилина по-прежнему не шевелился. Оратор перешел к личности обвиняемого. Вспомнил его нечестность при уплате по векселям, его разрыв с женой, прекрасной и кроткой Аврелией, внезапную смерть его единственного сына, отравленного отцом в угоду мачехе, чудовищную развращенность этого изверга, насилие над весталкой в самом святилище... — Кто обесчестил жрицу, тот легко изнасилует Республику! Катилина стремится отменить долговое право и уничтожить собственность! — Цицерон протянул сжатую в кулак руку с опущенным вниз большим пальцем — характерный жест квиритов, призывающих добить поверженного гладиатора. Катилина внезапно поднялся. Синеватая бледность, вдавленные лысеющие виски и колючий взгляд невольно напоминали больного, затравленного волка. Низко опустив голову, он покинул курию. Вслед неслись крики и улюлюканье. Сенаторы Рима исключили Люция Сергия Катилину из своей среды за недостойное поведение и стремление к тирании. Воздержались трое из шестисот — Каска и Лентул, собутыльники обвиняемого, — по дружбе с ним и Гай Юлий Цезарь — из человеколюбия. Брут все с тем же добродушным видом предложил перейти к текущим делам. Цензор нравов Катон жаловался. — Число расторгаемых браков и детоубийств катастрофически растет. Подкупы, взятки, прелюбодеяния... — Его худое, аскетическое лицо нервно подергивалось. Движения, угловатые и стремительные, напоминали дергунчика. Резкий голос неприятно отдавался в ушах. — Как заботится о чистоте нравов! — шепнул молодой Каска Лентулу. — А дорогу к Брутам не забывает... |
||
|