"Гнездо индюка" - читать интересную книгу автора (Проскурин Вадим Геннадьевич)

3

— Дора! — позвал Рон. — Иди сюда, посмотри, кого я привел!

Из спальни вышла обнаженная блондинка лет двадцати пяти, невысокая, спортивного телосложения, с небольшой грудью.

— Ух ты, какая красивая! — восхитилась блондинка. — Как ее зовут?

— Аленький Цветочек, — представилась самка. Рон недовольно поморщился.

— Ненавижу ваши отвратительные орочьи клички, — сказал он. — Выбери себе нормальное имя, человеческое.

— А ты уверен, что она из наших? — спросила Дора.

— Абсолютно, — кивнул Рон. — Ты бы видела, как она затряслась, когда я ее проверил! Точно полукровка.

— Давай, она будет Алиса, — предложила Дора. — Имя красивое и старому созвучно, путаться не будет.

— Хорошо, — согласился Рон. — Дора, займись подругой, разъясни ей, что к чему, а я вас покину, у меня интервью с «Крыльями Гермеса».

— Пойдем, спальню покажу, — сказала Дора. — А где твои вещи? Аленький Цветочек она же Алиса растерянно пожала плечами.

— Вот скупердяй! — воскликнула Дора. — Ладно, Алиса, не переживай, барахлом обзавестись успеешь. Рон — хозяин хороший, годный. Значит, так. Здесь спальня. Спать будем на этой постели, все вместе, втроем. Эта тумбочка моя, эта твоя. Пока можешь моим барахлом пользоваться. Салфетки, носовые платки, тампоны, полотенце вот это возьми и вот это еще. Что еще… Трусы тебе не понадобятся…

— А если придется в город выйти? — удивилась Алиса.

— Не придется, — покачала головой Дора. — Зак не позволяет. Вдруг тебя завербует кто-нибудь?

— Чего сделает? — не поняла Алиса.

— А, не бери в голову, — отмахнулась Дора. — Зак немного головой тронулся, ему всюду ассасины мерещатся.

— Кто мерещится? — спросила Алиса.

Дора посмотрела на нее с брезгливым сочувствием, покровительственно потрепала по щеке и сказала:

— Дура ты деревенская. Только не обижайся и не расстраивайся, это дело житейское, я тоже такая же была поначалу. А потом втянулась. Короче, так. Наш хозяин Рон — правозащитник. Знаешь, что это такое? Алиса отрицательно помотала головой.

— Правозащитник — это тот, кто пресекает беззакония властей, — объяснила Дора. — Допустим, какой-нибудь чиновник что-то украл или кого-то обидел или, скажем, кого-то изнасиловал незаконно. А какой-то другой человек об этом узнал и рассказал журналистам. В газетах написали про беззаконие, чиновник опозорен, справедливость торж… восторж… короче, все стало хорошо. А тот человек, который сделал, чтобы стало хорошо — это и есть правозашитник. Поняла?

— Не совсем, — ответила Алиса. — Что такое справедливость?

— Гм, — сказала Дора. — Ну, это когда все по справедливости. Ну, не воруют, не обижают без нужды, когда все поровну… Ну, что-то типа того. Короче, справедливость — это хорошо.

— Ага, поняла, — сказала Алиса. — Стало быть, добрый господин Рональд Вильямс…

— Не смей так его называть! — перебила ее Дора. — Злится жутко! Называй его просто Рон, он так любит. Я долго привыкнуть не могла, он сначала просто обижался, а потом лупить начал. Три дня с красной попой ходила, пока не приучилась именовать господина как положено. Он так звереет, когда его добрым господином называешь… так орет… Я тебя отучу пресмыкаться, жаба бестолковая! Я в тебе воспитаю чувство собственного достоинства! Алиса рассмеялась.

— Что, так прямо и говорит? — спросила она. — Чувство собственного достоинства? У рабыни?

— Да, так и говорит, — подтвердила Дора. — Не смешно на самом деле. Это только вначале кажется забавным — откликаться на человеческое имя, обращаться к хозяину без чинов… Даже чувство достоинства какое-то начинает просыпаться… А потом понимаешь, что это просто игра. Очень злая игра на самом деле.

— Представляю… — пробормотала Алиса.

— Ничего ты не представляешь! — заявила Дора. — Зак про твоего хозяина много рассказывал, он у тебя, конечно, отмороженный на всю голову, но с таким жить даже проще. Знаешь свое место, что можно, что нельзя… А с этим… Когда рабыня подчиняется хозяину — это нормально, а когда надо изображать свободную человечиху, которая все равно подчиняется — это извращение какое-то. Очень тяжело.

— Понятно, — сказала Алиса. — А у этого Рона, вообще, с головой все в порядке?

— Нет, конечно! — воскликнула Дора. — Но он неопасный, тихий такой безобидный дурачок. Если его задвиги духовные всерьез не воспринимать, жить с ним даже приятно. В постели не жестокий, временами ласковый. Потенция у него слабая, домогается не каждый день, где-то каждый четвертый день, а то и реже. Ну, теперь-то у него всплеск будет, потому что ты появилась. Слушай, Алиса, а как у тебя с лесбисом? Он ведь потребует наверняка…

— Ненавижу, — поморщилась Алиса. Дора нахмурилась.

— Плохо, — сказала она. — Надо себя заставить. Может, потренируемся, пока его нет? Это на самом деле даже приятно, когда привыкнешь.

— Да иди ты! — воскликнула Алиса. — Не хочу и не буду! Один козел меня уже пытался на это совратить, так я ему чуть яйца не оторвала. Джеральд Смит его звали, урод был редкий.

— Джеральд Смит?! — изумилась Дора. — Вот это да, мир тесен! Это же тот самый чиновник-казнокрад, которого Рон разоблачил!

— Так он еще и казнокрад! — сказала Алиса. — То-то он мне сразу не понравился.

Произнеся эти слова, Алиса кое-что поняла. Джон много раз говорил странные вещи с точно такой же интонацией, с какой она произнесла последнюю фразу, и потом улыбался такой же кривоватой нервной улыбкой. Это такой особый замаскированный сарказм, непонятный никому, кроме того, кто его высказывает. А ведь Джон очень часто говорит с такой интонацией… Как будто исподтишка глумится над всем миром сразу… Впрочем, почему «как будто?»

— Чего задумалась? — спросила Дора. Алиса пожала плечами и ничего не ответила. В гостиной послышался шум.

— Рон идет, — прокомментировала Дора. — Быстро он сегодня интервью провел.

— А интервью — это что такое? — спросила Алиса.

— Слово такое древнее, — ответила Дора. — Это когда что-то кому-то рассказываешь, а потом… Не знаю, если честно.

— Плохо, что не знаешь, — заявил Рон, входя в комнату. — Интервью — это когда что-то рассказываешь не кому попало, а журналистам, одному или нескольким. А потом твой рассказ печатается в газете. Поняла?

— Угу, — сказала Дора и кивнула.

— То-то же, — сказал Рон. — Это… как там тебя…

— Алиса ее теперь зовут, — подсказала Дора.

— Да, точно, Алиса! — вспомнил Рон. — Алиса, а почему ты одетая? Раздевайся, дай я тебя рассмотрю как следует. Алиса сняла рубаху, затем штаны и трусы.

— Фу… — прокомментировала Дора. — Тебя что, правильно раздеваться не учили? Ты сейчас двигаешься, как мифическая кукла-автомат. Ты же самка! Наложница! Не какая-нибудь доярка огородная…

— Огородных доярок не бывает, — перебил ее Рон. — Доярки работают на фермах, а в огородах работают… как они называются-то… Не скотницы, как-то иначе…

Внезапно Алиса ощутила новое, совершенно незнакомое чувство. Она вдруг поняла, как должна себя вести и что делать, чтобы произвести на нового хозяина должное впечатление. Правильно говорила старая Солнце Вниз, в незнакомом обществе как себя поставишь, так тебя и примет. Причем это относится, похоже, не только к обществу орков.

Алиса села на кровать, тяжело вздохнула и сгорбилась. Она смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом, не выражающим ничего, кроме усталости и еще какого-то чувства, которое она не могла описать словами. Да и не нужно было его описывать.

Дора неодобрительно хмыкнула. Рон озадаченно потоптался на месте (Алиса не смотрела на него, но отслеживала перемещения хозяина боковым зрением) и вдруг сел рядом с ней и положил руку на ее обнаженное плечо. Она вздрогнула.

— Что с тобой, милая? — спросил ее Рон.

— Ничего, — ответила Алиса безжизненным тоном.

Рон взял ее голову за подбородок и повернул к себе. Алиса подчинилась его жесту, посмотрела в глаза хозяина и тут же опустила взгляд.

— Что с тобой, Алиса? — повторил Рон. — Что тебя огорчило?

— Извини, Рон, — сказала Алиса. — Я не хочу об этом говорить. Дора сдавленно охнула.

— Это только мои проблемы, — добавила Алиса. — Никому нет до них дела, и кто я, вообще, такая, чтобы тебя озадачивать своими переживаниями? Я просто рабыня. Приказывай, Рон. Рон нахмурился.

— Ты не просто рабыня, — сказал он. — Дора, ты разве ей не рассказала?

— Я только начала, — сказала Дора. — Ты так быстро вернулся…

Алиса подняла глаза, и посмотрела на хозяина в упор. Рон с удивлением обнаружил, что взгляд рабыни перестал быть вялым и безразличным. Теперь в нем читался… гнев?

— Она рассказала мне достаточно, — заявила Алиса. — Я все поняла, Рон, ты любишь воображать, что твои рабыни — человеческие женщины. Заставляешь нас отзываться на человеческие имена, называть тебя просто «Рон», ты делаешь вид, что любишь нас, заботишься о нас… А на самом деле ты через нас свои мечты воплощаешь, чтобы смазливой человечихе приказать и она по твоему приказу в стойку встала! Мы с Дорой для тебя такие же вещи, как любая телка! Знаешь, как это больно? Впрочем, что я говорю, откуда тебе знать… Я когда узнала, что ты к орчанкам относишься по-человечески, начала думать невесть что, сэра Джона уговорила продать меня тебе… Думаешь, легко было солдафона деревянного уговорить, да чтобы он не догадался, что эту мысль я ему подбросила? Я думала, ты по-настоящему добрый! Да, я знаю, я дура, не бывает добрых людей! Но я поверила, понимаешь?! Поверила!! Боги, какая я дура!

Она попыталась всхлипнуть, но не было ни слез, ни соплей, она была абсолютно спокойна и. Она управляла собственным лицом и телом, как кукловод управляет марионеткой, это было так просто и естественно… Наверное, это и есть актерское вдохновение, о котором рассказывал… кто же рассказывал-то… Впрочем, неважно.

— Вот, даже заплакать не получается, — продолжала Алиса. — Потому что дура. Зря ты меня купил, Рон. Я плохая наложница, злая и непослушная. Джеральд Смит меня к смерти приговорил, а Джон Росс от смерти спас. А я его предала. Потому что думала, что ты добрый. Я дура.

В воздухе повеяло ароматом конопли. В поле зрения Алисы появился большой косяк, уже раскуренный.

— На, покури, — сказал Рон.

Она протянула руку, взяла косяк, затянулась, закашлялась, выронила косяк, он упал прямо на ковер…

— Ты что творишь, деревня?! — возмутилась Дора и мгновенно цапнула косяк, пока он не прожег дырку в ковре.

— Не приучена, — констатировал Рон. — Дора, докури. А ты, Алиса, послушай меня. Ты не дура, ты все правильно поняла. Но не до конца. Ты зря говоришь, что я не понимаю твои чувства. Очень хорошо я их понимаю. Да и ты должна понимать, что я понимаю, ты же жила в Идене… слушай! Так ты та самая Аленький Цветочек?!

Алиса мрачно посмотрела на Рона и кивнула. Протянула руку к Доре и сказала:

— Дай, попробую еще раз затянуться. Затянулась. Подумала, не стоит ли закашляться, и решила, что не стоит.

— Ну это вообще! — воскликнул Рон. — Как мир тесен! А это правда, что ты пыталась сэру Джеральду яйца откусить?

— Неправда, — покачала головой Алиса. — Пыталась бы откусить — откусила бы. А я, дура, оторвать пыталась. Рон рассмеялся.

— А за что? — спросил он.

— К лесбису принуждал, — ответила Алиса. — А я это дело с детства ненавижу. Я и обычный-то секс не очень люблю.

— Как это? — удивился Рон. — Ты же наложница профессиональная!

— Ну да, наложница, — подтвердила Алиса. — Ненавижу эту работу. Конечно, кувыркаться в постели куда легче, чем полы драить или батат окучивать, но все равно противно. Потому что я дура. Мне все время чувства какого-то хочется, чтобы не только оргазм, но и… ну, не любовь, конечно, но какое-то чувство… Ну, не знаю, накуриться вместе, чтобы радостно было… нет, не то… Вот у Джона было ко мне чувство, но не такое, он говорил, что я ему как бы пантера, которую он приручил. И он действительно меня приручил, я сначала давала ему из благодарности, что от смерти спас, а потом…

— Фигасе наложница, — прокомментировала Дора. — Давала из благодарности… Это же твоя работа, дура!

— Цыц! — рявкнул на нее Рон. — Животное тупое! Не понимаешь, что умные люди говорят, так молчи.

— Она не человек, — заявила Дора.

— Она-то как раз человек, — сказал Рон. — А ты нет. Пошла прочь, тварь! Дора вышла. Рон набил второй косяк, раскурил, пыхнул.

— Интересно, — сказал он. — Я когда с Дорой начал в эту игру играть, подумал, что она вроде тебя, такая же человеческая женщина с орочьими татуировками. Потом увидел, что ошибся, и подумал, что таких не бывает, даже обоснование придумал. Воспитание, давление среды… А теперь гляжу на тебя, и не знаю, что и думать…

— Не надо ничего думать, — сказала Алиса. — Меня трахать надо, а не думать. Я же наложница. Извини, Рон, это минутная слабость была. Я на самом деле много умею, Джон тебе не врал. И лицом я неплохо владею, и другими мышцами, жестами якобы непроизвольными… Я хорошо играю, ты и не поймешь, что я на самом деле чувствую.

— Может, и не пойму, но знать буду, — сказал Рон. — Глупо получается. Я же только хорошего хотел… Знаешь, как меня достало быть у сэра Джеральда на побегушках? Вы, орки, нам, людям, завидуете, дескать, вы свободные, умные… Иллюзия все это! У тебя все даже честнее, ты свое тело продаешь за еду, а я… Знаешь, сколько я казенных денег растратил? И ладно бы на себя… Мы, простые люди, такие же рабы, по сути, только вкалываем не на плантациях, а в уютных кабинетах. Так вроде хорошо, комфортно, но как вдумаешься, какими гадостями занимаешься… Лучше педерастом в борделе быть, они хотя бы радость людям приносят… А я однажды решил — всё, достаточно! Собрал документы в котомку, и поехал в столицу. Потому что нельзя больше терпеть такой беспредел, должна же быть справедливость хоть какая-то! А если ее и в столице нет, то вообще жить не стоит.

— И как, есть в столице справедливость? — поинтересовалась Алиса.

— Пока еще сам не понял, — сказал Рон. — Что-то похожее тут есть, но иногда мне кажется, что лучше бы его не было. Сэр Джеральд то ли арестован, то ли в бега отправился, слухи противоречивы. Дело о казнокрадстве расследуется, по итогам казнят человек десять, наверное… Но не изменится же ничего! Вместо Джеральда Смита сядет прокуратором какой-нибудь менеджер из дома Тринити, и все будет как раньше. Только тот, кто ворует, будет делиться не с Адамсом, а с Тринити. Как же противно… А это правда, что там эльфийское нашествие было, а у прокуратора войск не нашлось, чтобы его остановить?

— Правда, — кивнула Алиса. — Там настоящий ад был. Разве об этом в газетах не писали? Рон печально хмыкнул и махнул рукой.

— В газетах о таком никогда не пишут, — сказал он. — Если газетам верить, у нас тишь да гладь да божья благодать, счастье и спокойствие. Страшно было, когда эльфы пришли?

— Очень, — поежилась Алиса. — Я до сих пор не понимаю, как Джон нас вывел. Он великий воин, Джон мой. Ну, теперь-то не мой уже… Он на днях мне говорил, что Заку рассказал, как мы из окружения прорывались, а Зак ему не поверил, за хвастуна принял и сбежал, не дослушав. А ведь он правду рассказывал. И про то, как из лука стрелял на полном скаку, и как они с еще одним рыцарем рубились спина к спине, и вал мертвых эльфов перед ними громоздился. И как бежали мы оттуда со всех ног, а он меня не бросил, тянул за руку до последнего… А я его предала… Я думала, ты добрый, умный, сильный, за справедливость сражаешься… А ты такой же, как я, только добрее, и человек, а не орк. Рон присел на корточки перед ней, и заглянул ей в глаза.

— А разве этого мало? — спросил он. — Если каждый человек станет чуть-чуть добрее… Алиса вздохнула.

— Каждый человек добрее не станет, — сказала она. — А без этого мир не изменится. В нем так много зла… Рон погладил ее по коленке. Она дернулась.

— Извини, Рон, — сказала она. — Что-то я расчувствовалась. Давай лучше я лягу или встану как-нибудь… Надо же тебе меня опробовать…

Алиса провела ладонью по лицу сверху вниз, как бы стирая злость и разочарование. И когда она убрала руку, на ее лице появилась профессиональная улыбка наложницы. Неискренняя, но веселая, задорная и в целом привлекательная.

— Не надо, — сказал Рон, вставая. — Ты не наложница, а женщина, и не важно, что нарисовано на твоем лбу. А женщин не опробуют, их приручают. Сэр Джон тебя приручил, значит, и у меня должно получиться. Я, правда, не рыцарь и не великий воин, но…

— Но ты добрый и борешься за правду, — подсказала ему Алиса. — Это тоже многого стоит. Я постараюсь полюбить тебя, Рон. Мне просто нужно время. Много времени это не займет, просто…

— Не торопись, — сказал Рон. — Полежи, отдохни. Я прикажу горничным, чтобы подготовили тебе отдельную спальню.

— Но это же… — растерялась Алиса. — Что люди подумают…

— А мне плевать, что они подумают! — неожиданно резко заявил Рон. — Они и так думают, что я наивный дурак. Да ну их к бесам!

Он вышел в гостиную, хлопнув дверью. Алиса услышала голос Доры, затем звучный шлепок (то ли по заду врезал, то ли оплеуху залепил, непонятно), затем послышалась какая-то неясная возня, которая перешла в характерный ритмичный скрип то ли кресла, то ли кушетки.

Алиса улыбнулась — она знала, о ком сейчас думает Рон. А из нее неплохая лицедейка получилась, не хуже, чем из Джона. Нет, хуже, конечно, но тоже удовлетворительно. Как она ловко устроилась! Когда она вернется к Джону, он будет доволен. Похвалит ее, скажет:

— Аленький Цветочек, милая, ты настоящий ассасин! Я тобой горжусь! А она ему ответит:

— Я не Аленький Цветочек, я Алиса. А он скажет:

— Я горжусь тобой, Алиса. Я люблю тебя.

И она скажет, что любит его, и всё будет прекрасно. Надо только выполнить задание. Она сама не заметила, как заснула.