Вячеслав Маликов Тест на совместимость

Ветер кажется особенно холодным, если нечего есть. Высокая сгорбленная фигура, кутаясь в чёрный потёртый плащ, и пошатываясь от усталости, медленно двигалась по заснеженной улице, оставляя неглубокие резные следы ботинок в первом снеге.

Утро набирает силу. Улица типичного небольшого промышленного города, если не считать того, что на ней нет никаких людей, никакого света не льётся из огромных витрин, мимо не проносятся машины…

Фигура поёжилась от холода и двинулась дальше.

Улица довольно узкая – старый район, почти центр города, некогда бывшего домом для сотен тысяч человек. Теперь же… впрочем, кому какое дело, сколько ещё горожан по подвалам и чердакам осталось в живых?

Пройдя до угла старого кирпичного дома, человек остановился и прислушался. Ветер в разбитых окнах… скрип фонаря… крик ворона… Человек поднял голову вверх, капюшон упал на плечи, открыв небу белую кожу и чёрные смоляные волосы, длинные и спутаные. С монотонного серого неба на лицо падали маленькие колючие снежинки. Серое небо – как в тему…

* * *

– Вилли! – молоденькая девушка, ещё подросток, застенчиво улыбаясь, кидает в него снежком и, довольно взвизгнув, убегает прочь, прячась за дерево…

* * *

Опустив голову, человек поправил капюшон и пошёл дальше.

Улица довольно длинная, две полосы движения в обе стороны… битого развороченного взрывами бетонопластика. В паре метров застыл припорошенный снегом Бьюик Элиси, уткнувшись капотом в погнутый фонарный столб. Рядом на боку примостился Гранд Чероки 2 Турбо. Из разбитого лобового стекла торчит распухшая рука мертвеца.

Изрешечённые осколками кирпичные стены слепо глядят на улицу пустыми глазницами выбитых окон…

Опять остановка. Что-то в последнее время слишком много остановок… Как медленно снежинки падают… Человек протянул руку и поймал в ладонь несколько крошечных посланников безучастных небес…

* * *

– Вилли! Что ты здесь делаешь? Простудишся!

– Но няня…

– Никаких «но»! Марш в дом!

* * *

Человек дёрнулся, словно везапно очнулся. Рядом кто-то плакал. Показалось? Вроде нет… Оглянувшись, он нашёл источник плача – дом справа от дороги. Стараясь шуметь как можно тише, он прошагал в его сторону и, прижавшись к стене, осторожно заглянул внутрь. Дверь в проёме отсутствовала, её обожжённые обломки валялись рядом, успав линолеум пола древесной шелухой. Внутри было сумрачно, всюду были разбросаны посуда и рассыпаны продукты. Холодильное устройство валялось на боку, открыв дверцу, слово свой рот рыба, выброшенная на берег, в бессильной попытке вздохнуть непривычный сухой воздух… Рядом с холодильным устройством в стене зияла ещё одна дыра дверного проёма.

Плачь стал громче. Фигура отделилась от дверного проёма и, стараясь не хрустнуть лапшой или битой чашкой под ботинком, медленно пересекла кухню и вошла в смежное помещение.

– Стой! – перед ним из темноты взметнулась рука с блестнувшим металлом в сжатом кулачке. На полу, прижавшись к дальней стене спиной сидела женщина, вцепивщись одной рукой в лежащую на полу рядом с ней сумочку, а другую руку с пистолетом выставив вперёд.

– Ты кто? – спросила она. Нет, скорее всего она моложе, чем показалось сперва…

– Человек, – ответил первое, что взбрело в голову.

– Это я и так вижу! – дёрнулась женская фигура. – Ты местный? Откуда язык знаешь? Отвечай!

– Не стреляй, – человек сделал шаг вперёд.

– Стой! Или убью! – взвизгнула женщина.

Человек криво улыбнулся и сделал ещё один шаг, потом ещё два. До противоположной стены, где сидела женщина, оставалось не более пяти широких шагов.

– Я сейчас выстрелю! – женщина попыталась встать, но человек метнулся к ней и схватил её руку с пистолетом, вывернув и сдавив запястье. Незнакомка взвыла и вцепилась свободной рукой в лицо, полускрытое капюшоном.

– Дура, твою мать! – человек дёрнул на себя пистолет и толкнул женщину к стене. Она откинулась назад и ударилась головой о пластиковую обшивку весёленькой расцветочки. Из её глаз непроизвольно потекли слёзы…

– Хы…, – человек оскаблился и, стянув свободной рукой капюшон, приблизил своё лицо к лицу замершей женщины. В правой руке у него теперь лежал согретый теплом незнакомки автоматический пистолет системы Волчкова.

– Стреляй, – прошептала она сквозь слёзы. Глаза у неё опухли от слёз и, похоже, недосыпания. Короткие чёрные спутаные волосы обрамляли бледное овальное лицо.

* * *

– Пожалуйста, не надо! – чёрное перекошенное от страха лицо. Человек на коленях заламывает руки, просит…

Пистолет воронёной чёрной стали жадным дулом смотрит на лобную кость этого бедняги.

– Не надо, пожалуйста…

Если посмотреть на пистолет, то его лицо расплывается, уходя из фокуса зрения. А если перевести взгляд на его лицо, то расплывается пистолет… Забавно.

– Пожалуйста, у меня дети… мальчик…

Пистолет радостно дёргается, как гончая на старте, и, заливаясь лаем, плюётся свинцом, обдавая коротким пламенем лицо несчастного человека.

Он падает, заваливаясь набок, разметав при падении руки. За ним по улочке с обеих сторон горят деревянные дома посёлка. Трупы жителей видны повсюду… Прямо на дороге…

Мимо деловито снуют пехотинцы отряда. Вот пробежал коренастый Варг, вот ещё кто-то, в дыму не разобрать… А вот один из новичков тащит за волосы какую-то местную девчёнку… новичок – ему это ещё не приелось…

И постоянно слышны крики «Пожалуйста, не надо!» и, словно ответом на эти слова – жизнерадостный лай пистолетов и штурмовых винтовок.

* * *

– Зачем? – по лицу у него медленно стекает кровь – расцарапала-таки… Ранки саднят, щиплет небритую щёку. Неприятно.

– А…, – она, видимо, уже придумала, зачем её не надо убивать, испугалась своих же мыслей, и опять рванулась вперёд, к нему, протягивая руки:

– Стреляй же, гад!

– Да успокойся ты, – он оттолкнул её обратно к стене.

Женщина… нет, скорее всего, девушка лет 25, остановилась, толкнув спиной и головой стену, словно это её мгновенно успокоило. Посмотрев в сторону в пол, она поправила волосы, заправив непослушные локоны справа за ухо и оставив без внимания левую сторону причёски. А потом, видимо, собравшись с духом, подняла на незнакомого человека взгляд:

– Ты кто?

– Человек, – ответил он. Незнакомка успокоилась, можно встать и убрать новоприобретённый пистолет. Как плохо без оружия… И понимаешь это только тогда, когда вновь заполучаешь его в руки.

– А звать как?

– Майкл.

– А меня зовут Ленда… Если тебе, конечно, интересно, – девушка следила взглядом за уже обыскивающим комнату человеком. Казалось, он совсем забыл про неё.

– Что ты ищешь?

– Еду, – коротко ответил он.

– Здесь есть еда, – подтвердила она. – это кладовая при кухне… была. Правда тут всё перевёрнуто вверх дном…

Человек, что назвал себя Майклом, присел перед грудой мешков посередине комнатки и быстро развязал один из мешков.

– Там крупа и мука…, – подала голос Ленда.

Майкл оставил мешки и оглянулся вокруг. Из комнаты вела только та дверь, через которую он вошёл сюда. Для обороны хорошо, если есть надежда на скорое подкрепление. Но если тебя здесь зажмут в любой иной ситуации – то дело плохо – одна граната и обороне конец. Дурочка.

– Вода здесь есть?

– Да, – быстро подтвердила Ленда и показала рукой в светлый проём:

– Там на кухне пластиковые бутыли с питьевой водой.

Костёр Майкл сложил из обломков деревянной мебели. Жечь его в кладовой не стал, перенёс кострище на кухню – она была и по просторнее, и там ещё была вытяжка – сидеть отплёвываясь и задыхаясь в дыму он не захотел. Вряд ли какой патруль засечёт маленький дымок… Вот спутник может засечь тепловое излучение… да только они на первом этаже, а дом этажей в пять. Значит, сквозь бетон спутник не просветит, а тепловой фон выходящего из трубы дымка – ну что ж, чему быть, того не миновать, авось за помехи примут.

Помешав в висящей над огнём кастрюле содержимое поварёшкой, Майкл откинулся на мешок, изъятый из кладовки, поверх жёсткой оболочки которого был теперь накинут мягкий плед. Ленда сидела рядом, протянув руки к огню и кутаясь в ватное одеяло.

Одежда у неё была плохонькая – лёгкое льняное платье да блузка. Картину довершали изящные сабо на босу ногу, измазаные в грязи и потерявшие былой блеск. Человек с презрительной миной отвернулся к окну.

На улице снег прекратил свой танец, и теперь там стояла полная тишина. Только где-то поскрипывали ставни на ветру, махая разбитыми стёклами вслед ушедшим людям, да мяукала потерянная кошка.

Майкл опять повернул голову в сторону девушки. Из под одеяла торчали худенькие плечи – блузку Ленда сняла, а у платья плечи были открыты. На глянцевой коже трепетали отблески маленького пламени. Ленда сидела, сосредоточенно глядя в огонь и грея озябшие ручки. Сразу видно, не первый день точит в этой дыре, а огня развести то ли духу не хватает, то ли сообразительности. Скорее всего просто ей так было проще – сидеть в углу и лить слёзы, вместо того, чтобы помочь самой себе.

– Ты как сюда попала?

– Что? – она оторвала взгляд от пламени и повернулась к нему, но одеяло сползло с неё, и она опять отвлеклась на то, чтобы укутаться поплотнее в дарящее тепло ватное покрывало.

– Я спрашиваю: как ты сюда попала, да ещё в таком виде?

– Я… Я из съёмочной группы…

– Какой канал? – резко перебил её Майкл.

– Третий, правительственный, – захлопала ресницами девушка, сбитая с толку.

– Значит ты из Республики, – сделал вывод Майкл.

– Ну да, – кивнула Ленда. – А ты?

– Империя, – кратко ответил он.

– Ах! – всплеснула руками Ленда.

– Так как ты сюда попала? На территорию, подконтрольную оккупационным силам Империи, в город, подлежащий уничтожению, да ещё в таком виде?

– Я…

– Отвечай! – человек резко подался вперёд, Ленда отпрянула от его лихорадочно горящих глаз.

– Я репортёр, репортёр с «Канал Три». Ленда Барчова. Или просто Лен, – она с вопросом посмотрела на Майкла, а потом продолжила:

– Меня в составе съёмочной группы направили сюда, в район Ламадиссии, в зону, контролируюмую нашими миротворческими силами, – Майкл на слове «миротворческими» скривился, словно разжевал что-то кислое. – Сперва нас доставили на территорию военно-воздушной базы близ города Рессанна, а потом мы должны были пересечь вашу территорию с транспортным конвоем, который направлялся в Ведуг – ещё один занятый нашими миротворческими силами анклав на юг отсюда. Только…

– Продолжай.

– Только нас расстреляли ваши солдаты! – на её лице опять заблестели слёзы.

– Ещё скажи что мы злые, – Майкл помешал готовящийся суп.

– Ещё и издеваешься! – возмутилась Ленда, вытирая глаза краешком одеяла.

– Нет, просто знаю.

– Чего ты знаешь? Ваши солдаты учиняют такие зверства! Да ты сам поди их совершал!

– Какие ещё зверства? – Майкл повернулся к Ленде.

– Да город вот этот! Куда все люди делись? Куда??? – Ленда с вызовом посмотрела на закутаную в чёрный плащ фигуру.

– Зверства? – опять переспросил Майкл, задумавшись.

– Да. Зверства, что учиняют здесь ваши солдаты. Слышал о Томе-Звере? Говорят, он мучил и убил на глазах у деревни мальчика лет шести. Слышал?

* * *

Три пополудни. Изматывающий день. Все чёрные, грязные, потные. Если вдруг Дьявол решит прогуляться по джунглям и набредёт на нашу тактическую группу, он непременно примет нас за своих чертей, отбывших из ада в самоволку.

В деревню вошли мирно, без боя. Сперва всё прочесали, обыскали. Уже как сорок минут потратили.

– Б**дь, – сержант лениво матерится и сплёвывает дешёвый местный табак на землю.

– Воистину б**дь, – богохульствует замполит. Кстати, у него духовный сан.

– Аминь, – заканчиваю молитву со скорбной рожей.

– Чё тут у нас? – сержант берёт у Варга карту и сверяется с ней. Варг тычет грязным пальцем в точку на карте, обведённую красным маркером:

– Вот эта дыра, сэр!

– Какого х** подполковник послал нас сюда? – сержант не оспаривает приказ, это просто его стиль спрашивать.

– Какие-то проблемы с… местными. Эти выродки говорят, что у них тут в джунглях разбойники шастают. Двоих, мол, уже завалили…

– Эх…, – вздыхает сержант, меланхолично жуя табак. – Щас бы не сворачивали сюдыть – уже были бы на базе Двенадцать-четыре. А чё они сами?

– Так мы у них оружие отобрали. А с вилками против неизвестно кого они боятся.

– Мы с вилками в академии…, – мечтательно начал замполит, но его грёзы прервал сержант, резко и властно подняв руку:

– Умри! Я что-то слышу…

Все замолчали. Действительно, откуда-то из хлева впереди по курсу доносились приглушённые крики, короткие и полные боли. За шумом окружающего леса их было едва слышно. Но сержант на то и сержант…

– Томми, проверь чё за херня…

Том, поправив полимерный шлем со вставленным в него пером ястреба, топает в сторону постройки. Иду за ним следом. Том приоткрывает дверь. Крики становятся громче и приобретают ясность:

– Не надо, не надо, не надо…, – голос детский.

– А, с**а, сопротивляется! – голос повзрослее.

Заходим. Окон нет. В полутьме, пронизанной лучиками света, пробивающимися сквозь щели в бамбуковых стенах, четверо рослых солдат пинают ногами мальчика на земле.

Том, не говоря ни слова, снимает с плеча автомат и стреляет от бедра, поведя стволом слева-направо и обратно. Потом подходит к лежащему мальчику не обращая внимания на трупы солдат из своей группы.

– Чёрт! Твою в душу! – сатанеет он. – Переломано всё, что только можно. Возится с ним никто не станет… Да он и не выживет…

Пацан лишь глухо стонет. Почти потерял сознание. Томми выпрямляется. Глядит на меня, словно что-то решая. Потом передёргивает затвор и стреляет в голову ребёнка.

– Прости, не успел вовремя…

* * *

– Нет. Не слышал о таком.

– Говорят, его за это командир части под расстрел отдал…

* * *

– С**а! Херово. Если прознают репортёры… Томми, – сержант обнимает за плечо Тома и отводит в сторону, но всем слышно, как он говорит:

– А в общем ты прав. Не х** так поступать. Мы, конечно, из «Базух Павалан», но сам подполковник не оценил бы такой шутки. Расстрелял бы этих ублюдков к чёртовой матери. Он такого не любит. Вот просто отрубить голову – это он запросто. Не зря же он носит ожерелье из детских черепов…

Внезапно с другой стороны деревни раздаются выстрелы. Голосят местные. Выбегает местный шаман и орёт по-своему. Ни хера не разобрать.

– Товарищ сержант! – из-за угла вылетает солдат из нового пополнения.

– Там какие-то козлы припёрлись. Вроде не наши.

– Так мочите их! Мне что, персонально каждому разрешение выдать в письменном виде? – ох, и достанется же этому солдатику, если жив после боя останется…

– Томми, бери Майкла, дуйте туда. Салаг надо поддержать. Я буду через минуту.

Несёмся туда, на ходу натыкаемся на местного. Он в испуге замер на дороге. Томми отталкивает его в сторону, тот врезается в стену. На кой чёрт они строят свои хижины так близко друг к другу? Вокруг места – завались. Потом пробегаем мимо какой-то молодой женщины, стоящей в одной юбке перед входом в хижину. Походя отмечаю неплохую грудь, и тут мимо свистят пули. Рефлекторно пригибаемся, не сбавляя шагу. Выпрямляюсь, кошу взгляд вбок, надеясь ещё немного полюбоваться дамой, но она уже лежит на земле без движения. Новая очередь.

– Какого х**? – Томми запинается и падает вперёд. Два шага к нему. Поднимаю его, переворачиваю. Грудь прострелена в трёх местах. На лице – крайнее удивление, глаза открыты, но ничего не видят. Трясу его, перепачкиваясь в липкой красной крови:

– Томми? Томми!!! – ничего вокруг нет, слышу только свой саднящий голос, бьющий по нервам и барабанным перепонкам:

– ТОММИ!!!

* * *

– Бывает.

– Что значит бывает? – снова взрывается девушка. Забыла, наверное, как всего лишь полчаса назад по башке получила. Мда, уже не боится меня, или просто защитная реакция психики?

– Ты вообще понимаешь что говоришь? Мы тут пытаемся мир обустроить, а ваши солдаты только убивают и убивают! Ты сам-то из каких войск будешь? Или ты тоже не из военных?

– Из военных, – человек кивает, соглашаясь. – Бери тарелку, готово.

Горячий суп после двух дней голода – это просто райская пища. Особенно с хлебом, пусть даже в виде галетного печенья. Интересно, а сколько дней не ела эта «демократическая кукла»? Хотя… мне-то какое до этого дело?

– А можно ещё вопрос?

– Валяй, – Майкл лениво помешивает сахар в большой кружке горячего кофе.

– А ты из какой дивизии?

* * *

– Солдатик, ты из каких войск-то будешь?

Отхлебнув из рюмки, бросаешь:

– «Базух Павалан».

Все вскакивают со своих мест. Бармен бледнеет и отступает на шаг назад. Где-то падает опрокинутая неловким движением посуда. Вместе со столиком. В забегаловке нависает напряжённая тишина.

– Ты бы это… уходил бы, – просит жалобным голосом хозяин-бармен. Его можно понять: если тебя разорвут на части в его баре, то наутро от бара оставят воронку в пару метров глубиной. О хозяине и говорить нечего.

Допиваешь остатки виски и кладёшь серебряный дайм на стойку. Встаёшь и проходишь сквозь расступающуюся массу ненавидящих тебя людей. Позади себя слышишь, как падает на деревянный пол твой дайм, смахнутый брезгливой рукой. Чёй-то ботинок вбивает его в пыль.

* * *

– Двадцать шестой. Пехота.

– Значит и ты тоже убивал мирных людей? – Ленда пытается презрительно посмотреть на полулежащую на полу фигуру, а потом, спохватившись, прячет испуганно глаза, наклонив голову и вперив взгляд в свои бёдра.

– Извини, я не хотела…

Майкл ничего не ответил.

– Но ваши солдаты такие звери…

– Солдаты созданы для того, чтобы вести войну. Если бы они сажали деревья, их бы называли садовниками.

– Сумничал, – фыркнула Ленда, отвернувшись к стене. А потом обернулась обратно, видимо, что-то придумав:

– Вот скажи мне, зачем вы оккупировали эту страну?

– А вы?

– А что мы?

– Ваши войска тоже вторглись в страну.

– Ничего подобного! У нас демократический строй. Мы за мир. Мы никого не порабощаем. А наши войска здесь пытаются поддержать мир. Мы стараемся мирным путём урегулировать ту войну, что вы развязали! Наши миротворческие войска охраняют те немногие части страны, что вы уступили в качестве результатов переговоров наших правительств!

– То есть, ваши солдаты только мир поддерживают?

– Да!

* * *

– Как меня задолбала эта страна! – солдат, развалившийся напротив, прихлопнул москита, сидевшего на шее и ненавидяще продолжил:

– Чё мы с ними возимся?

– Такова политика, – пожал плечами сидевший рядом с ним ефрейтор, глотая из стакана местное вино.

– Да пошла она! – обиделся солдат, тоже налегая на вино. Сделав порядобный глоток, он кивнул в нашу сторону:

– Вот им хорошо – они не прикрываются лицемерными фразочками вроде «Мир уставшей стране!», а честно её грабят. А мы?

– За то нас добрыми считают.

– Но убиваем-то мы не меньше? – не сдавался настырный солдат.

– Меньше, – качает головой Томми. Живой ещё, упокой, Господи, его душу.

– Почему? – Уже ефрейтор демократической республики удивляется.

– Потому что у вас территория оккупации меньше.

– А-а-а! – усмехнулись солдаты.

– Ну это смотря как себя там вести, – глубокомысленно встреваю в их беседу.

– Ну да. Вы же из «Базух Павалан»…, – протягивает солдатик демократов. Кажется, он даже немного протрезвел от этих своих слов. Припомнил, видать, чем дивизия славится…

– А у вас, ещё скажи, нет таких подразделений, – не верит Томми.

– Есть, – кивает ефрейтор, доставая сигареты. Предлагает всем, даже нам, хотя мы вроде как потенициальные враги: вот поделим эту третью страну, а что потом?

– Только мы о них стараемся не говорить.

– Почему? – захмелевший Томми изображает искреннее удивление.

– Потому что… Если ты заходишь в небольшой городок, где ещё вчера было полторы сотни жителей, а сегодня ты находишь только пару мародёров… А вокруг нет ни одного нерасчленённого тела…, – ефрейтора передёрнуло. Говорит, видимо, то, что сам лично видел. – И как они только успевают? Откуда столько силы и ненависти?

– С силой ты прав, – опять встреваю я. – Только вместо ненависти в душе лучше держать безразличие…

* * *

– А ты сама была в таких «частях страны», что охраняются вашими?

– Нет, я туда ехала в составе нашей съёмочной группы – я же тебе говорила. Но я обязательно там побываю! Только вот выберусь отсюда…

– Желаю удачи…, – Майкл сделал большой глоток кофе, но обжёгся и закашлялся.

– И ещё! – опять загорелась девушка:

– У ваших солдат много дурацких привычек, обычаев, табу. Даже смешно иногда становится: век-то у нас не каменный, а всё ещё суеверия живы.

– Приведи хоть один пример «дурацкой» привычки.

– Что за дурацкая привычка, к примеру, менять имена на войне? Вроде как для того, чтобы духи убитых не мстили потом после войны тебе и твоим близким. Ведь если они не знают имени, то и человека не найдут. Так что ли?

– Это пошло от дворян.

– А ты таких видел?

* * *

Военно-воздушная база неподалёку от такого свежего и манящего океана. Бетоно-пластиковый плац, пара коробок всё того же бетоно-пластика – административные здания, ангары и казармы, вокруг – джунгли. Жара и духота. Между ранцем и спиной организован филиал Ниагарского водопада. Пот течёт по всему телу. А ведь всего пятнадцать минут как выгрузились из транспортного воздушного судна.

Сразу после выгрузки персонала и техники, их построили на плацу. Перед ними встали три офицера дивизии «Потомата Зивун», один с ожерельем маленьких черепов поверх положенной по уставу военной формы. Эти трое стояли и оценивающе неторопясь изучали истекающее потом пополнение с Большой Земли. Солдаты же украдкой изучали ожерелье из явно настоящих детских черепов. От этой троицы к шеренгам солдат вышла ещё одна колоритная фигура – одетый в индивидуальный бронекостюм вояка, если судить по частично опалённым огнём и битым осколками птичках на плече – полевой сержант.

– Приветствую вас на Земле Боли, недоноски! Меня зовут сержант Ско. Если захотите что-либо мне сказать, следует выполнить два требования. Первое – это обращаться ко мне только так: «товарищ сержант Ско». Второе – при желании что-либо мне сказать, вам следует тщательно это обдумать и заткнуться. Если у вас есть вопросы, напишите об этом своей мамочке. Мне нет дела до ваших вопросов.

Теперь я представлю ваших командиров. Это, – сержант Ско указал на тощего блондина невысокого роста. – майор Витлов. Часть из вас пойдёт на доукомплектацию его группы. Далее – майор Апракс, – сержант уважительно кивнул в сторону второго блондина в офицерской форме. – И, наконец, подполковник Броннеган Беспощадный, – человек с ожерельем из черепов мрачно кивнул. По строю почти явственно пронёсся холодок: этого человека знал каждый в Империи, правда, под другим именем…

* * *

– Не пришлось.

– А у тебя самого имя-то настоящее?

* * *

Сержант продолжал выкрикивать имена, направляя каждого новобранца в ту или иную группу дивизии.

– …Анастасиус Ностар?

– Я! – паренёк выходит на шаг вперёд из шеренги.

– Первая группа «Альфа Прапилон» дивизии «Потомата Зивун»!

– Кларк Прахов!

– Я!

– Первая группа «Альфа Прапилон» дивизии «Потомата Зивун»!

– Кимберли Слоун!

– Я! – вперёд выступает девушка.

– Вторая группа «Чёрваный Баркут» дивизии «Потомата Зивун»!

-… Сиятельный лорд Аннигус Вильям Николай Ханнемей, стоящий по правую руку от трона Диктатора, подающий Ему утреннюю почту, сменяющий батарейку в Его наручных часах, удостоенный Туксонской гряды, Ильских островов и города-милионника Шкупарагада в личное пользование!

– Я! – надо выйти только на один шаг вперёд, смотреть точно перед собой и не дай Бог чем-то выказать хоть тень неуважения к этому сержанту!

Боковым зрением замечаешь, как сержант оборачивается на офицеров и, удостоенный кивком подполковника, возвращается:

– Длинно! Отныне будешь Майклом Правостоящим! Третья группа «Базух Павалан» дивизии «Потомата Зивун»!

– Вале…

* * *

– Настоящее.

– А фамилия какая?

– Правостоящий.

– Смешная, – улыбается. Ей-то что теперь не веселиться? Нашёл, одел, накормил, обогрел. Ставлю всё что есть на то, что она только об этом Бога все эти дни и просила – чтобы ей было тепло, сытно и спокойно. Неважно, какими словами она это высказывала в молитвах… Только мне-то что так от этого тошно? А, плевать, и не такое видывал…

– А… тогда что ты тут делаешь, в городе? – улыбка медленно растаяла на её бледном лице. – Ты ведь если солдат, то тебе надо быть с оружием, среди солдат, выполнять задания?

– Я ушёл из армии, – не оборачиваясь на неё, ответил Майкл.

– Как так… ушёл из армии? – осторожно начала она.

– Ушёл, – согласился он.

– А… дезертир? Теперь ты преступник? Да?

– Вроде как, – вздохнул он, задумавшись.

– Тебя, наверное, ищут?

* * *

– А, мля…, – сержант замахал рукой, стряхивая с неё большого паука. Спенсер криво ухмыльнулся, проходя вперёд. Посёлок стоял в первозданной тишине: всех жителей вырезали ещё полтора месяца назад, но спутник засёк здесь в тепловом диапазоне движение – скопления людей или животных – точнее не скажешь.

– Вот тебе, падла! – под армейским ботинком жирно чавкнул хитиновый панцирь арахнида.

– Гляди, – шёпотом советует Варг, указывая на строение впереди. Отряд присел в тени полуразрушенного дома. В ста метрах во дворике играли дети.

– Чё-ё-ёрт! – это уже истерика, только шёпотом.

– Заткнись! – зло бросает сержант, оборачиваясь к новенькому в отряде. Как его? Николас, что ли? Вроде так.

– Но… мы ведь не будем…, – робко начинает он.

– Будем, – твёрдо и вкрадчиво парирует сержант. – Замполит, бери Майкла, Варга, Кирпича и Атлета. Обойдёте с востока. Проследи за домами – у меня подозрение, что там могут быть секреты. Стреляй без предупреждения, если что. Жертвы мне не нужны. Но постарайся дождаться сигнала.

– Будь сде, – салютует замполит и махает нам.

Осторожно обходим руины по южной оконечности посёлка. Ничего подозрительного не находим.

Внезапно тишину разрывает взрыв гранаты где-то там, где должны пройти сержант и остальные.

– Туда тебя в душу! – замполит прижимает усик микрофона к щеке и нервно спрашивает:

– Чё такое? Приём! Чё… А, мля! – В сердцах срывает микрорацию с уха, и она повисает на проводке:

– Не отвечает! Бегом! – Несёмся в сторону строчащих автоматов, рискуя что-нибудь вывернуть среди битого кирпича и мусора, покрывающих улочки ровным культурным слоем.

– Получайте, бля! – слышим голос сержанта. Выбегаем на площадку между трёх домов. Там, в окружении пяти или шести детских тел стоит сержант, весь в крови, и стреляет по отползающему от него маленькому телу, оставляющему за собой алый след. Не сразу доходит, что это молодая девушка, почти подросток. Вот она вздрагивает от дотянувшихся до неё пуль и замирает, уронив голову в мелкий песок улицы. Из под её тела тянется маленькая ручка – она пыталась прикрыть собой кого-то из детей.

Пока малыш барахтается, сержант подходит к телу девушки и ногой отталкивает его в сторону, переворачивая на спину.

– Эй, командир, а где все? – спрашивает Варг. Действительно, кроме сержанта, из наших, кто с ним был, никого не видно.

– Этот отморозок Николас взорвал гранату, кинув её в нас. Всех убил, тварь, и демаскировал нас. Мы сгрудились перед атакой, ждали вас, а он отошёл и рванул чеку. Сам сдох, но и всех положил. Меня зацепил, тварь. Билл тяжело ранен – он там, за домом, – сержант скороговоркой выдаёт информацию, отпихивает ногой тело худенькой деушки и стреляет в ребёнка.

Чёрт, думаю, а Николас ведь прав… Обхожу за спину замполиту, они столпились около сержанта. Дураки, площадка открытая, как на ладони, кто угодно может пришить из укрытия. Поднимаю автомат и стреляю… Как однажды это сделал Томми… Как сегодня это сделал Николас…

Падают как подкошенные. Не ожидали. Нахожу Билла. Он уже готов. Что ж, одним грехом меньше. Возвращаюсь к сержанту и иже с ним. Меняюсь курткой с Варгом – у нас одинаковая комплекция. Кладу свой медальон в кучу тел и добавляю таймерную гранату. На каждом трупе по пять-семь таких гранат. Ухожу прочь, а за спиной рвёт страшный взрыв. Как тот, что гремел десять минут назад. Если кто что и найдёт, это будет груда запчастей, а не тел.

* * *

– Поди что ищут, – соглашается он.

– А я не знаю, ищет ли меня хоть кто-то… Мне вот даже податься некуда: нашу группу расстреляли… Правда, там, дома, найдётся много людей, которые будут рады моему возвращению. А тебя дома кто-нибудь ждёт?

* * *

Ночной воздух пробивается сквозь искусно припрятаные вентиляционные решётки. Под высоким потолком, расписанным батальными сценами древнего знатного рода, пылают в полном своём хрустальном великолепии огромные люстры. Стены задрапированы бархатом и гобеленами, самому старому из которых – не менее полутора тысяч лет (обновлённый, естественно). Играет тихая приятная музыка, между Высокими гостями неспешно прохаживаются вышколеные слуги с подносами, полными напитков и фруктов.

– Сынок?

– Да, мама? – рядом стоит немолдая пара аристократов в дорогих одеждах. Мама держит отца за сгиб локтя:

– Сынок, сейчас приедет Джулия. Звонил секретарь её отца.

– Спасибо, мама…

* * *

– Нет.

– Это, наверное, плохо, если тебя не ждут?

– Не знаю. Не с чем сравнить.

– А…

– Давай сворачивать огонь. Скоро стемнеет и пламя могут заметить. Не люди, так звери.

– Собаки? – немного испугалась Ленда.

– И они тоже. Давай, переноси всё наверх, я пока тут приберу всё.

Квартиру нужной конструкции Майкл нашёл на третьем этаже – со стальными решётками и крепкими замками. Закрыв девчёнку в одной из комнат и забаррикадировав входную дверь будто случайно упавшим шкафом – дверь была блокирована ровно настолько, чтобы видеть часть корридора, но не мочь войти – вряд ли какой патрульный, случись он тут, решит, что полуоткрытая, но не открывающаяся дверь – суть баррикада, и за ней есть кто живой. Вот будь дверь завалена намертво – тут бы даже гранаты в дело пошли, лишь бы открыть… Так, на всякий случай.

Наутро Майкл приготовил кашу с сухофруктами. Ленда, похоже, опять плакала – глаза были красными, под глазами – круги. Дура, и чего ей неймётся? Спала сегодня на самой настоящей кровати, ела и пила… Не обижали её… Может бросить её здесь? Обуза, самая настоящая…

Отставив ложку, Майкл посмотрел в окно. Ночью начался снегопад и всё ещё продолжался. При почти полном отсутствии ветра снежинки падали огромными комками на мостовую и дома. Проезжую часть, по которой уже никто не ездил несколько недель, покрыло ровным слоем белого и пушистого, но холодного и безжизненного снега.

Чёрт, если сейчас идти, останутся следы. Хотя если снег прибавит силы, эти следы будет засыпать в считанные минуты. Дилемма…

– Бери эту сумку, – Майкл накинул капюшон на голову и поправил складки своего чёрного плаща. Взвалив на плечо объёмный рюкзак, набитый продуктами, он вышел на улицу.

– Эй, подожди меня! – Ленда быстро подватила сумку, в которой отчётливо плеснула вода и бегом вылетела за Майклом в холодное утро.

– Стой! – из-за угла неспешной осторожной поступью вышел пехотинец в полном облачении: пехотная кираса, полный шлем, закрывавший всю голову, увешаный гранатами и магазинами. На путников он глядел сквозь мушку своей штурмовой винтовки, ноги при ходьбе ставил на угад, на ощупь.

Майкл осторожно опустил рюкзак, разрешив ему соскользнуть с плеча в стылый снег.

– Оружие давай! – в снег летит пистолет Волчкова.

– Покажи лицо, ты! – сдвинул рукой капюшон. Погляди на меня, я не местный, черты лица не здешние.

– О, да ты не здешний! – как эти солдаты предсказуемы… Даже расслабился немного:

– Чёрт, а я тебя вроде как знаю! Лорд Аннигус? Я ж тебя на монетах видел! Вот так встреча!

– Бывает…, – Майкл обречённо кивает.

– Чего здесь делаешь? – пехотинец опускает винтовку, но потом вскрикивает:

– А ты кто? – это пехотинец разглядел за спиной Майкла сжавшуюся от страха фигурку девушки, и вновь напрягается:

– Эй, ты, отойди в сторону! – Майкл отходит в сторону, чтобы не заслонять девушку.

– Ленда, – отвечает, прижимая к груди сумку с бутылём питьевой воды.

– Тоже неместная?

– Да, я из Демократи…

– Б**ть, демократка! – пехотинец вскидывает винтовку к груди и нажимает курок.

Говорят, время замедляет свой бег в такие мгновения. Майкл не слышал своего крика «Нет!». Не ощутил он и твердости припорошенного снегом бетоно-пластика улицы под ногами. Не почувствовал он и обжигающей искры, что толкнула его в грудь, выбив облачко крови и маленьких кусочков кожи и ткани одежды…

– Нет! – в ответ вскрикнула Ленда, когда высокая фигура в чёрном плаще метнулась наперерез пуле, и, поймав её и взметнув руками, упала на спину к её ногам.

Схватив пистолет, лежащий в снегу, она выстрелила в пехотинца, опешившего от поступка Сиятельного Лорда. Потом нажала её раз на курок, и ещё раз. Броня пехотинца не была рассчитана на защиту от пистолетных пуль Северной Демократической республики. А зря.

– Майкл! – Ленда села на корточки около тела, под которым расплывалось красное пятно, плавя и крася белый снег. Взяв его голову и положив себе на колени, она вглядывалась в глаза, ярко блестевшие под серым небом. На запылённом небритом лице чётко выделялись с правой стороны щеки три подживших царапины от её ногтей.

– Майкл, только не умирай!

– Не бойся, сейчас сюда нагрянет добрая дюжина солдат. Умереть не дадут, – он попробовал улыбнуться, но закашлялся.

– Не разговаривай, – Ленда прижимала рукой входное отверстие ранения, пытаясь сдержать кровь.

– Не на тебя же пялиться, – снова улыбнулся он.

– Чего ты такой радостный?

– Оказывается, это так приятно – спасти кого-то… и при этом оказаться подстреленным…

– Дурак!

– А я думал, что дурак из нас двоих определённо не я.

– Глупый и дурак! Сейчас тебя брошу тут! – Ленда тоже улыбнулась. По её лицу продолжали течь слёзы…

Ворон, сидящий на краю карниза дома, нависающего над улицей, глянул на странную картину, что разворачивалась внизу, недовольно каркнул и взлетел.

Внизу на заснеженной мостовой, зажатой между домами, уже слегка припорошенные продолжавшим падать снегом, лежали два тела. Около одного тела в пехотной кирасе валялась никому не нужная винтовка. Поодаль на снегу скособочились рюкзак и сумка. Истоптаный снег вокруг включал в себя тёмное багровое пятно неправильной формы, которое продолжало увеличиваться. В центре пятна на снегу лежала фигура молодого мужчины в чёрном плаще. Третья фигурка сидела прямо на выстуженной мостовой и держала голову человека на своих коленях, одной рукой гладя его по волосам, а второй зажимая рану на груди.

Вокруг в звенящий холод улицы, борясь с падающими вниз снежинками, поднимаясь вверх, к безучастному небу, летели обрывки их разговора…

И смех…

26.03.2004.05. – 05.07.2004.01.