"Гордые и свободные" - читать интересную книгу автора (Дейли Джанет)

31

Форт Гибсон,

индейская территория

Конец февраля 1839 г.

Гнедая недовольно мотала головой, все норовя перейти на рысь. Джеду было жалко застоявшуюся лошадь, которой хотелось резво пробежаться по дороге, соединяющей форт Гибсон с фортом Смит. Но торопиться не было необходимости, хотелось как следует рассмотреть палаточный лагерь, раскинувшийся вдоль реки Арканзас. Это был не армейский бивак, а индейский караван, наконец достигший пункта назначения.

Возле Файетвилла караван, с которым следовал Пармели, повернул на запад, к форту Гибсон, а остальные караваны двинулись на юг к форту Смит. Долгий путь закончился два дня назад.

Джед проспал почти сутки – в теплой постели, под сухим одеялом, на тощем армейском матрасе, который все же был значительно мягче, чем холодная жесткая земля. От долгого сна все тело ломило. Он принял горячую ванну, побрился, переоделся в чистый мундир, съел полноценный обед и стал чувствовать себя значительно лучше.

Однако его недавние спутники по-прежнему ночевали в палатках, у костров, питались солониной, переодеться им было не во что. Еще разительней было различие в атмосфере: за завтраком в офицерской столовой все смеялись, шутили, громко говорили; в лагере же индейцев царила тишина.

Когда караван закончил свой мучительный путь, никто из чероки не улыбнулся, никто не вздохнул с облегчением. Выжившие разбрелись по берегу и с безучастным видом стали разбивать свои палатки.

Из куста выпорхнула птица, и гнедая испуганно шарахнулась в сторону. Джед натянул поводья, тихо обругав норовистую лошадь. Лучше бы он взял своего прежнего коня, чем эту драгунскую шалунью, но его конь выбился из сил, пришлось оставить его в конюшне.

Джед направил лошадь в самый центр лагеря. Осталось написать последний рапорт. Лейтенант надеялся, что после двух дней отдыха индейцы воспрянут духом, но повсюду он видел те же лица: напряженные, мрачные, полные отчаяния.

Хотя чему удивляться? Исход закончен, но какой ценой? Сотни людей умерли – сначала в лагерях, потом в пути. Чероки прозвали этот путь «Дорога Слез». Казалось, ветер до сих пор разносит стоны и плач.

Что же ждало индейцев в конце пути? Новые разочарования, новые обиды.

Земля, правда, была хороша: леса, полные дичи, с крепкими высокими деревьями, которые годны и для строительства, и для топлива. В долинах – плодородная почва, на которой хорошо выращивать урожай. В остальном же договор, навязанный индейцам, соблюден не был. Вскоре Джед понял, что народ чероки снова оказался обманут. Возможно, ответственность за это лежала не на армии, но все же лейтенант решил, что внесет в рапорт свои соображения по этому поводу.

Немного в стороне он увидел группу людей и подъехал. Индейцы тут же стали расходиться, осталось лишь с полдюжины слушателей, внимающих светловолосому мужчине в тяжелом плаще и широкополой шляпе. Джед взглянул на книгу, которую держал в руках говоривший, – кажется, это была Библия.

У проповедника было тощее костлявое лицо, однако сразу было видно, что тяготы тысячемильного пути его миновали: теплая одежда, прочная обувь, здоровый цвет лица, упитанный конь, привязанный к соседнему фургону. Должно быть, этот человек переехал сюда раньше, в более благополучные времена. Интересно, кто он – торговец или миссионер? Джед подождал, пока разбредутся последние слушатели, и приблизился к проповеднику.

Незнакомец улыбнулся, взглянул на эполеты офицера и сказал:

– Добрый день, лейтенант.

Джед присмотрелся и увидел, что в руках он держал Библию. Значит, действительно проповедник.

– Здравствуйте, преподобный. Вы ведь священник?

– Да. Преподобный Нэйтан Коул из миссии Дуайт.

– Из миссии Дуайт? Но ведь она расположена на полдороге к форту Смит, не так ли? – спросил Джед. – Издалека же вы приехали.

– Да, путь неблизкий. Но с востока прибывает столько караванов, что я просто не имею права сидеть на месте. Приходится выслушивать столько горестных историй. Люди нуждаются в духовной поддержке.

Джед рассмеялся:

– Прошу прощения, преподобный, я вовсе не хочу сказать дурное о религии, но, по-моему, переселенцы сейчас нуждаются не столько в молитвах, сколько в нормальной, не червивой муке, в свежем мясе, в корме для скотины. Вы только посмотрите, каких коров им выдало правительство! Обещали стадо самой лучшей породы, а вместо этого выдали больных и костлявых коров, которые ни на что не годны. Лучше помолитесь за правительственных чиновников, которые хорошо поживились на несчастных индейцах. Эти люди, которых вы здесь видите, прежде всего нуждаются в теплой одежде, в крыше над головой, в уходе за больными. Если они все это получат, тогда поверят и в Бога, и в Библию. – Джед невесело улыбнулся. – Ну вот, я и сам превратился в проповедника. Прошу извинить.

– Ничего. Ваши упреки вполне справедливы.

– Кто я такой, чтобы вас упрекать? Вы уж занимайтесь своей работой, а я своей. Нужно кое с кем попрощаться.

Он направил коня в тот конец лагеря, где, как ему было известно, разбило свои палатки семейство Гордонов.

Элайза, готовившая обед у костра, прикрыла рукой глаза от солнца, чтобы посмотреть, кто это подъехал. Вид у нее был изможденный, под глазами залегли черные круги, грязные волосы спутаны, одежда в лохмотьях. Джед в своем свежем мундире чувствовал себя рядом с ней неловко.

– Лейтенант Пармели! Вы сбрили бороду? Я вас едва узнала. Садитесь, обогрейтесь. Правда, сегодня не так уж холодно. Нам бы такую погоду, пока мы шли через прерию.

– Это уж точно. – Он спешился и осмотрелся по сторонам. Кроме цветной служанки и ее сына – никого.

– А где остальные?

– Уилл и Кипп отправились за пайком. – Элайза помолчала. – А Темпл утром уехала. Они отправились к отцу Клинка. Он переехал сюда больше года назад и построил дом к северу отсюда, на Гранд-Ривер.

– А почему же вы все туда не поехали?

– Клинок и его отец – сторонники партии переселения. Они ведь подписали договор. Жить у них, даже короткий срок… – Элайза запнулась, подыскивая слова.

Для Уилла Гордона это было бы слишком тяжело – после всех утрат и лишений долгого пути. И это не говоря о ненависти, которую питал к «изменникам» Кипп.

– Ничего хорошего из этого не вышло бы, – сказала она.

Джед помолчал, не зная, о чем с ней говорить. Он приехал сюда ради Темпл, а она, оказывается, покинула лагерь. Уехала – и даже не попрощалась.

– Жаль… Жаль, что я не знал… Я хотел пожелать Темпл счастья и удачи.

– Она знает, что вы желаете ей добра.

– Я и сам сегодня уезжаю. Поплыву пароходом. А перед отъездом хотел со всеми вами попрощаться.

Так-то оно так, но без Темпл ему тут делать было нечего.

– Я передам остальным ваши слова. Уилл расстроится, что вы его не застали. Ведь вы наш друг. Спасибо вам, Джед.

– Удачи вам.

Джед сел на лошадь и отправился в обратную дорогу.

Всю дорогу Джед твердил себе, что так оно и к лучшему. Все кончено. Темпл сделала свой выбор. У него в кармане лежало письмо от Сесилии, написанное еще до Рождества. Джед получил его, приехав в форт. Невеста предлагала устроить свадьбу весной. Почему бы и нет, с мрачной решительностью подумал он.

Элайза положила выстиранную рубашку Уилла на одеяло просушиться и увидела, что рукав разорван. Тяжело вздохнула, рассмотрела прореху. Наверно, можно будет сделать заплату из юбки. Юбка все равно вся в лохмотьях, и носить ее уже нельзя.

– Мисс Элайза, – позвал ее Шадрач.

– Ну что там еще?

Она была раздражена, чувствовала себя бесконечно усталой и одинокой. А ведь Темпл уехала всего несколько часов назад. Времени соскучиться вроде бы не было, но без Темпл стало так пусто и тихо. Без Клинка, без маленького Элиджи, без Дье, без Фиби.

– Всадник едет, – сказал Шадрач.

– Сейчас выйду.

Элайза свернула рубашку и вышла наружу из палатки – должно быть, кто-нибудь приехал к Уиллу. Руки ныли после стирки, все тело болело. Вздохнув, Элайза без всякого интереса взглянула на всадника.

– Здравствуйте, – сказал он. – Вы говорите по-английски?

Элайза, нахмурившись, кивнула. Голос вроде бы знакомый. Или это ей мерещится?

Солнце находилась у всадника за спиной, поэтому лица не было видно. Он спешился и представился:

– Я преподобный Коул из миссии Дуайт.

– Нэйтан! – потрясенно воскликнула она и шагнула вперед. – Нэйтан, это вы?

В просторном пальто миссионер преобразился до неузнаваемости. А где его соломенные волосы? Должно быть, под шляпой.

– Нэйтан Коул, это вы? – повторила она.

– Да. – Он недоуменно прищурился. – Извините, разве мы знакомы? Элайза! – ахнул он.

– Да, это я. Она с трудом подавила приступ нервного смеха. Можно себе представить, как она выглядит: грязные растрепанные волосы, драное платье, плечи прикрыты одеялом, кожа красная, обветренная, круги под глазами, а как тоща – кожа да кости!

– Должно быть, я мало похожа на ту Элайзу, которую вы знавали, и тем не менее это я.

– Но как, почему? – Нэйтан смотрел во все глаза, все никак не мог опомниться. – Что вы здесь делаете? Я был уверен, что вы вернулись в Новую Англию. Какими судьбами?

– Я приехала с Гордонами, – ответила Элайза, чувствуя, что сейчас разревется.

– Через прерию? – недоверчиво спросил Нэйтан.

– Да.

– Но почему? Как?

– Я сказала, что я их кузина. Хотя никто особенно не интересовался, кто я такая. – Элайза заметила, как странно он на нее смотрит, и сочла нужным пояснить: – Я не могла бросить их в беде. Без меня они бы сюда не дошли. Они нуждались во мне. Понимаете?

Голос ее опустился до шепота, по щекам потекли слезы.

Нэйтан ласково обнял ее, она прижалась щекой к его плащу и, глотая слезы, продолжила:

– Маленький Джонни умер еще в лагере. Потом, в дороге, умерли Ксандра и Виктория. Айк, отец Шадрача, тоже…

Она горько плакала по всем тем, кто не добрался сюда. Плакала о страданиях, о загубленном поместье Гордон-Глен, о своей бревенчатой школе, о своих вещах и книгах, которые пришлось бросить. Все осталось в прошлом. В безвозвратном прошлом.

– Какое несчастье, – прошептал Нэйтан.

– Мы всего лишились.

Элайза вытерла слезы.

– Знаете, Нэйтан, я и забыла, как легко и приятно с вами разговаривать. Мне не хватало вас.

– А я… я часто о вас думал.

– Ой, я даже не спросила, как у вас дела, – виновато произнесла Элайза.

– Все в порядке, – махнул рукой Нэйтан.

– Хотите кофе? Я скажу Кэсси, чтобы приготовила. Правда, должна предупредить, что там в основном цикорий.

– Нет, спасибо, – нетерпеливо ответил он. – Элайза, я не могу допустить, чтобы ваш маскарад продолжался. Так жить невозможно. – Он обвел рукой ободранную палатку, костер, всю жалкую обстановку лагеря.

– Едемте со мной в миссию. Наши женщины вам помогут.

– Нет.

– Но это неправильно! Вы совершаете ошибку. Через пару недель я еду в Теннесси. Вы можете поехать со мной.

– Спасибо, Нэйтан, но я никуда отсюда не уеду. Я столько всего вынесла, чтобы сюда добраться.

– Что же вы намерены делать?

В это время Элайза увидела Уилла и Киппа, приближавшихся к палатке.

– Уилл, у нас гость! – крикнула она.

Гордон неуверенно остановился, потом двинулся дальше. Элайза впервые заметила, как ссутулились его плечи, как много седины в его волосах.

– Ты ведь помнишь Нэйтана Коула?

– Да, конечно. Здравствуйте, преподобный.

Уилл протянул священнику руку в драной перчатке.

– Мистер Гордон, – кивнул Нэйтан. – Давненько не виделись.

– Давненько, – согласился Уилл и с нежностью посмотрел на Элайзу. – Мистер Коул, несколько лет назад вы свершили брачный обряд для моей дочери. Могу ли я попросить вас сделать то же самое для нас с Элайзой? – Не обращая внимания на исказившееся лицо Нэйтана, Уилл взглянул на Элайзу. – Ты ведь не возражаешь, дорогая?

Спрашивать было ни к чему.

– Конечно, – ответила она.

Они ни разу не говорили о браке, хотя Элайза понимала, что теперь, после смерти жены, Уилл свободен. Вопрос женитьбы казался незначительным по сравнению с главной задачей – выжить. Элайза верила, что они поговорят о своем будущем потом, когда холод и голод останутся позади. И вот этот день настал.

Бедняжка Нэйтан, для него эта новость грянула как гром среди ясного неба. Но Элайза не думала о чувствах миссионера, хотя его голос, произносивший слова брачного ритуала, время от времени подрагивал.

Так Элайза стала миссис Гордон.