"Я жду вас всегда с интересом (Рассказы)" - читать интересную книгу автора (Голявкин Виктор)Не хотите ли выстрелить из лука?Сижу в новой столовой. Новые жилые дома перед глазами. Реактивные самолеты со свистом проносятся над всем новым. Весь район виден через стеклянную стену. Какое-то новое вино в меню. — Свободно? — Пожалуйста. — Все вокруг новое, — говорит подошедший, садясь за мой стол. Я киваю. — Вилка новая, а вот кончик уже откусили, — говорит он. Я думаю: выпить мне или не выпить. Мой сосед тоже что-то задумался. — Мне поесть, — говорю я официантке. — Пить не будете? — спрашивает официантка. — У вас в меню есть неизвестное мне вино… — Сколько? Опять задумался; черт побери, не могу сразу сказать, сколько мне вина нужно. Может, совсем не нужно. Нет, пожалуй, немного можно. — Вам бутылку принести? — Нет, нет, милая, бутылку мне не нужно… хотя, если товарищ, мой сосед, со мной выпьет, пожалуй, можно… — Разве что по случаю возвращения на родную землю, — соглашается мой сосед. — А я как был на родной земле, так и сижу, но всегда нахожу предлог выпить, — говорю. — Предлоги всегда найдутся, это вы верно подметили, предлог можно всегда найти. — Я просто так выпью, по случаю того, что я здесь сижу, — вот вам и предлог. Поем и выпью. Вот и все. — Как вам вид из окна? — спрашивает. — А вам? — Я был в скандинавских странах, там, между прочим, тоже — кто бы подумал! — вовсю сейчас строят малогабаритные квартирки, потолки низкие, представьте себе… Я представил себе такие же низкие потолки, как у себя в квартире, — ну и что? Меня низкие потолки вообще не трогают, я даже их не замечаю, а столько разговоров об этих потолках… Довольно-таки противное это новое вино… — Низкие потолки ужасно давят, — говорит мой сосед. — Меня не давят, — говорю. — Удивительно, все жалуются, а вы нет. — Нет, нет, — говорю, — меня не давят. Он вздохнул. — Да бросьте вы, — говорю, — обращать внимание на такую мелочь, что вы, все время вверх, что ли, смотрите? Просто непонятно… — Вы меня удивляете, — говорит он. — А вы меня. — У нас с женой была небольшая лоджия… вид, ну прямо на итальянский манер — пилястры, колонны, финтифлюшки разные по всему дому, а здесь дом от дома не отличишь… эта современ-ная архитектура… потолки низкие, однообразие… Между прочим, в Польше, в Варшаве, в новых домах такая же петрушка… нет, нет, зря вы со мной насчет потолков не соглашаетесь… — Отчего же вы тогда из своей лоджии сюда переехали? — Видите ли… как вам сказать… я, может быть, и не переехал бы, так жена настояла. — Больше комнат вам дали или как? — Столько же комнат. — Зачем же тогда переезжать было? — Жена настояла, я же вам объясняю… заставила переехать — раз, говорит, дают, надо брать, делать ей, видите ли, нечего. Будет хвалиться потом знакомым, мол, в новую квартиру переехала, новую мебель купит, как бы жизнь, сами понимаете, обновляется… Сейчас ведь модно в новые квартиры переезжать, такое громадное строительство разворачивается… — Та старая квартира у вас не отдельная была? — Отдельная, что вы, как можно! — Так зачем же вы тогда переезжали, я вас все-таки никак понять не могу, или вы шутите? Давайте-ка лучше выпьем. — Если бы не потолки низкие… — Да плюйте вы на потолки… — Заплюнуть пара пустяков, это вы верно заметили. Помните, в школе такая игра была; кто до потолка доплюнет? — У нас не было такой игры, что-то не помню. — Ну как же, как же! Всем классом, бывало, встанем в ряд и начинаем… Нет, на старой квартире до потолка не доплюнешь, знаете, сколько метров было до потолка? — Сколько? — Сейчас вам скажу… Рев, свист самолетов доносится с аэродрома. Сколько метров до потолка будет в этой столо-вой? Нормальный потолок. Давит он меня или не давит? Ни черта он меня не давит, выпил бы я еще стаканчик этого нового вина за компанию. — Четыре метра десять! Вы можете себе представить? — радостно и неожиданно сообщает мне мой сосед, а я уже забыл, к чему он называет мне эти цифры. — …Четыре метра десять!!! — Двести тысяч восемьсот четыреста двадцать! — отвечаю я. — Вот вы смеетесь, а представьте! Очень нужно мне представлять! Будет он пить еще или не будет? И съел бы я еще. Зачем мне представлять, сравнивать какие-то цифры? Мне захотелось даже сказать ему дружески, на ухо: «Товарищ мой дорогой, милый ты мой товарищ, не давят на меня потолки, понимаешь? Не давят!» Совсем низко летят самолеты, прекрасная картина, лучшего зрелища не придумаешь, отлич-ные самолеты, давай доедай свой шашлык, допивай — и домой! Не надо никакого вина, хватит, вполне достаточно. — …К вашему сведению, это еще не самые высокие потолки, — говорит мой сосед. — А какие самые высокие? — Сейчас я вам скажу… Откуда он знает, какие самые высокие потолки? Сидит, вспоминает, соображает, салфетку взял, подсчитывает, похоже, скандинавской авторучкой… — Да бросьте вы, — говорю, — ни к чему, не так уж важно… — Я вам хотел показать одну любопытную цифру… Опять цифры. Он скомкал салфетку. Что-то у него там с цифрами не получилось. — Если бы мне сказали несколько лет назад, что на этом месте будет такой вид, — сказал он, задумчиво глядя вдаль через стекло, — я бы не поверил. — Да, да, многие места буквально не узнаешь через несколько лет, это верно. Такие переме-ны, колоссальные изменения, темпы сумасшедшие. Я не видел, что было здесь несколько лет назад, но могу представить: была трава, деревья, быть может, болото… может быть, какая-нибудь маленькая деревушка, домики на курьих ножках, речушка, огороды… — А я помню, видел своими глазами: здесь ничего не было. НИЧЕГО! Вы можете себе представить? Земля, и все. Голая земля. Мы молча поглядели сквозь стекло. — М-да… в скандинавских странах сплошь ездят на велосипедах… целые велосипедные стоянки… — сказал он. — Я до сих пор не могу научиться ездить на велосипеде… то есть по тихим улочкам, лесным тропинкам могу, но как на шоссе выеду или на улицу оживленную, сейчас же руль начинает в руках вихлять, особенно если навстречу транспорт. — Недавно я был в Болгарии, вот где вино! Прекрасное вино! Чудесное вино. В прошлом году, будучи в одной заграничной командировке… — А я был в Ташкенте во время землетрясения, — сказал я. — Ну и как? — Как раз эти новые дома, которые вы так ругали, стоят крепко, не шелохнутся. — А мне говорили — старые целы, а новые разрушены. — Неправильно вас информировали. — Кстати, как гостиница? — Представьте себе, вас дожидается. — Я скоро собираюсь в Италию, а там видно будет. Возможно, на обратном пути заскочу к приятелю. Работа дипломата — континенты. Он выпил и сказал: — Жена меня уважает, когда я основательно выпью. — Как вас понять? — Буквально. — Вы шутите? — Нет, это вы шутите. — Как нам тогда поступить, если мы с вами считаем, что оба шутим? — Как поступить? Надо выпить. — Принесите нам, пожалуйста, девушка. — За ваше здоровье, — говорю, — за вашу жену. Он рюмку уже было ко рту поднес, а тут отставил в сторону. Задумался, что-то с ним, в общем, происходит. Тяжело вздыхает, выпивает, заметно веселеет, начинает что-то рассказывать про скандинавские страны. — Я сегодня полдня землю таскал в ведре на восьмой этаж, лифт пока не пустили, — говорю. — Это еще зачем? — Наполнял ящики на балконе, цветы буду сажать. — Так много земли нужно было? — Большой балкон достался, много ящиков. — Между прочим, в скандинавских странах проектируются такие балконы и строятся, и цветы тоже там сажают… кто сажает, кто не сажает, как у нас, в общем. — Тоже, значит, землю таскают? — Таскают, а как же, не будешь таскать — не будет цветов. Кстати, уже зима, какой смысл было вам в это время землю таскать, весной уж… — Случайно получилось, на девятом этаже у меня товарищ живет, прибегает чуть свет, орет: «Земля! Земля!» Как на корабле точь-в-точь после долгого плаванья. Ну, я вскочил с постели: что за земля, где земля, ничего понять не могу. А он: «Быстрей! Хватай ведро! Землю привезли! Потом поздно будет!» — Чего это он? — Бежим, говорит, скорей, а то потом за тридевять земель землю придется таскать; может, верно… Ну я не помылся, не побрился, схватил ведро и вниз по лестнице, как бы вроде зарядки… — Ну и натаскали? — Натаскал. — А цветы, значит, весной? — Цветы весной. — М-да… — Да-а… вот теперь сижу с вами. Зайду, думаю, стаканчик выпью после трудов. — А как вы относитесь к Бакташеву? — спрашивает он ни с того ни с сего. — К кому? — Как вам Бакташев? — Кто это такой? — Поэт, господи! Бакташева не читали? — Не читал. — Ну, знаете… — А что он написал? — Он написал уйму! Массу стихов! Выпьем за него. Мы взяли выпили. — Вы еще съели бы? Быстренько, и уйдем, пить больше не будем, — сказал я. — Почему не будем? — Так возьмем? — Возьмем, возьмем, все возьмем… — Все будет в порядке! — Вы что-то сказали? Вы сказали: все будет в порядке? А что может быть не в порядке? — Пожалуй, вам пить больше не надо. — Нет, буду! Все время буду! И никто меня не остановит! Вам можно, а мне нельзя? Я не люблю спиртное, терпеть не могу! А моей жене, видите ли, не нравится, что я не пью, скучно, го-ворит, со мной в компании, все напиваются, как нормальные люди, а ты один, как балбес, сидишь, глазами зыркаешь, никуда от тебя не скроешься, никуда не отлучишься… поганая, говорит, при-вычка, не может напиться… А зачем?! На меня, говорит, смотреть противно, а сейчас на меня не противно смотреть? Идиотство, форменное идиотство!!! Я теперь каждый день буду напиваться, я ей покажу!.. — Не стоит вам расстраиваться… выпейте стаканчик, и айда, хватит, достаточно тут с вами прохлаждаемся… — Вы скажите мне: ваша жена хвалит вас, когда вы пьете, неужели хвалит? — Напротив… Если переберешь, а поскольку частенько перебираешь… за что же, собственно, хвалить… — Тогда за что меня ругает? Ума не приложу. Хемингуэй, говорит, пил это правда? Мо-жет, он и не так уж пил, а? Все больше на него ссылается, портрет его приколотила на стенку… — Действительно, он выпивал… шампанское, красную икру и «позвоним Капусте», помните? — Читал, читал, жена вслух читала… О Марлен Дитрих идет речь, красивая женщина, актриса и позволяет себя Капустой называть, парадокс! — Так это же по-дружески, любя. — Как то есть по-дружески? Что значит по-дружески? Она же женщина! — Ну и что? — Вы считаете, ничего? — А что? — Нет, вы серьезно? — Вполне. — Тогда, значит, меня плохо воспитывали… Почему меня так плохо воспитывали, вы мне не ответите, а? Не выпить ли нам по этой причине? Он чуть не плакал. Ругал свою жену. И тут же хвалил. Но больше всего он себя ругал. Немно-жечко неприятно было на него смотреть. Но, в общем-то, он не самое плохое впечатление произ-водил. Просто, видно, маленько запутался. — Бросьте, — говорю, — свою жену в таком случае, раз такое дело, детей у вас нет, не так страшно… ничего я больше вам посоветовать не могу. — Как не страшно? По-вашему, не страшно? Бросить ее? Да вы что? Как же так?! — Уходят же другие, если невмоготу, как вам, к примеру… — Знаете что… Проводите меня домой… Я вас прошу… при вас она не посмеет, сделайте такую любезность… я боюсь… произойдет землетрясение… — Вы же говорили, она вас ругала за то, что вы не пьете. Сейчас вы выпили. Выходит, жена вас будет только хвалить. — Вы думаете? — Вы же сами говорили. — Да, да… но я же не с ней выпил… если бы я с ней выпил, нет, я боюсь… — Первый раз вижу человека, чтобы так своей жены боялся. — О! Вы ее не знаете! Нет, вы ее не знаете! Мне любопытно стало, что у него за жена. Зверски он ее боялся. Буквально дрожал от страха. — Не волнуйтесь, — говорю, — не выпить ли нам еще, я вас провожу, вы не волнуйтесь. — Давайте, давайте пить, а потом вы увидите настоящее землетрясение… Мы выпили. Я расплатился. Мороз был крепкий, но мы не замечали. Выпили по кружке подогретого пива в новом крас-ном ларьке на углу. «Мороз и пиво — день чудесный…» вертелось у меня в голове такое дурац-кое сочетание слов. Я взял его под руку. Путаным жестом руки показывал он мне свой дом. Снег скрипел под ногами. Дом его был где-то рядом. — Вот мои окна, — сказал он наконец, когда мы не совсем прямым путем подошли к его дому. Окна светились божественно. Одно окно синевато-голубое, другое сиреневое. Мы поднялись по лестнице. Его шаги становились все более неуверенными, по мере того как мы подходили к его квартире. Он стоял шатаясь, кивая все время на звонок, чтобы звонил я. Я позвонил. Она появилась в дверях, как богиня. Он, как вошел, тут же свалился на диван, — скучновато с его стороны. — До свидания, — сказал я. — Погодите, — сказала она, — вы любите стрелять? — Как то есть? — спросил я. — Из винтовки, из револьвера? — Как вас понять? — Вы стреляете из лука? Мне подарили настоящий индейский лук. Вы видите его? — Она кивнула на мужа. — Недавно он отсутствовал пятнадцать суток… — О да, он мне рассказывал, он всюду побывал, он дипломат… — Вот его дипломатическое положение! На тахте! Нигде он не был, никуда не ездил! Играет дипломата, конструктора, черта лешего, а люди верят. Если бы ему не верили… — А кем он работает? — спросил я. — Артист. Я так и не понял, артист ли он театра или в жизни артист. — Вы не хотите пострелять из лука? — спросила она. — Не хотите ли вы выстрелить из лука в его зад? — Она засмеялась, мотнув головой, и волосы закачались… — Я могу вам принести лук, могу доставить вам такое удовольствие… — Благодарю вас, — сказал я, — у меня такого желания нету. — Как жаль! А у меня есть! — Она снова мотнула головой. — Мне вас жаль! Вы получили бы громадное удовольствие! — Так, значит, он артист… — сказал я. — До свидания! Я хлопнул новой дверью с силой, на какую был только способен. Сошел по новой лестнице. Вышел на новый проспект Космонавтов. Дома-то меня жена ждет, дети, а я болтаюсь… |
|
|