"Холодный ветер, тёплый ветер (сборник)" - читать интересную книгу автора (Брэдбери Рэй)Наказание без преступления[13]— Вы хотите убить свою жену? — спросил темноволосый человек, сидевший за письменным столом. — Да. То есть нет… Не совсем так. Я хотел бы… — Фамилия, имя? — Ее или мои? — Ваши. — Джордж Хилл. — Адрес? — Одиннадцать, Саут Сент-Джеймс, Гленвью. Человек бесстрастно записывал. — Имя вашей жены? — Кэтрин. — Возраст? — Тридцать один. Вопросы сыпались один за другим. Цвет волос, глаз, кожи, любимые духи, какая она на ощупь, размер одежды… — У вас есть ее стереофотоснимок? А пленка с записью голоса? А, я вижу, вы принесли. Хорошо. Теперь… Прошел целый час. Джорджа Хилла уже давно прошиб пот. — Все, — темноволосый человек встал и строго посмотрел на Джорджа. — Вы не передумали? — Нет. — Вы знаете, что это противозаконно? — Да. — И что мы не несем никакой ответственности за возможные последствия? — Ради бога, кончайте скорей! — крикнул Джордж. — Вон уже сколько вы меня держите. Делайте скорее. Человек еле заметно улыбнулся. — На изготовление куклы — копии вашей жены потребуется три часа. А вы пока вздремните — это вас немного успокоит. Третья зеркальная комната слева по коридору свободна. Джордж медленно, как оглушенный, пробрел в зеркальную комнату. Он лег на синюю бархатную кушетку, и давление его тела заставило вращаться зеркала на потолке. Нежный голос запел: "Спи… спи… спи…" — Кэтрин, я не хотел идти сюда. Это ты, ты заставила меня… Господи, я не хочу тут оставаться. Хочу домой… не хочу убивать тебя… — сонно бормотал Джордж. Зеркала бесшумно вращались и сверкали. Он уснул. Он видел во сне, что ему снова сорок один год, он и Кэти бегают по зеленому склону холма, они прилетели на пикник, и их вертолет стоит неподалеку. Ветер развевает золотые волосы Кэти, она смеется. Они с Кэти целуются и держат друг друга за руки и ничего не едят. Они читают стихи; только и делают, что читают стихи. Потом другие картины. Полет, быстрая смена красок. Они летят над Грецией, Италией, Швейцарией — той ясной, долгой осенью 1997 года! Летят и летят без остановок! И вдруг — кошмар, Кэти и Леонард Фелпс, Джордж вскрикнул во сне. Как это случилось? Откуда вдруг взялся Фелпс? Почему он вторгся в их мир? Почему жизнь не может быть простой и доброй? Неужели все это из-за разницы в возрасте? Джорджу под пятьдесят, а Кэти молода, так молода! Почему, почему?.. Эта сцена навсегда осталась в его памяти. Леонард Фелпс и Кэти в парке, за городом. Джордж появился из-за поворота дорожки как раз в тот момент, когда они целовались. Ярость. Драка. Попытка убить Фелпса. А потом еще дни, и еще кошмары.. Джордж проснулся в слезах. — Мистер Хилл, для вас все приготовлено. Неуклюже он поднялся с кушетки. Увидел себя в высоких и неподвижных теперь зеркалах. Да, выглядит он на все пятьдесят. Это была ужасная ошибка. Люди более привлекательные, чем он, брали себе в жены молодых женщин и потом убеждались, что они неизбежно ускользают из их объятий, растворяются, словно кристаллики сахара в воде. Он злобно разглядывал себя. Чуть-чуть толстоват живот. Чуть-чуть толстоват подбородок. Многовато соли с перцем в волосах и мало в теле… Темноволосый человек ввел его в другую комнату. У Джорджа перехватило дыхание. — Но это же комната Кэти! — Фирма старается максимально удовлетворять запросы клиентов. — Ее комната! До мельчайших деталей! Джордж Хилл подписал чек на десять тысяч долларов. Человек взял чек и ушел. В комнате было тихо и тепло. Джордж сел и потрогал пистолет в кармане. Да, куча денег… Но богатые люди могут позволить себе роскошь "очищающего убийства". Насилие без насилия. Смерть без смерти. Ему стало легче. Внезапно он успокоился. Он смотрел на дверь. Наконец-то приближается момент, которого он ждал целых полгода. Сейчас все будет кончено. Через мгновение в комнату войдет прекрасный робот, марионетка, управляемая невидимыми нитями, и… — Здравствуй, Джордж. — Кэти! Он стремительно повернулся. — Кэти! — вырвалось у него. Она стояла в дверях за его спиной. На ней было мягкое как пух зеленое платье, на ногах — золотые плетеные сандалии. Волосы светлыми волнами облегали шею, глаза сияли ясной голубизной. От потрясения он долго не мог выговорить ни слова. Наконец сказал: — Ты прекрасна. — Разве я когда-нибудь была иной? — Дай мне поглядеть на тебя, — сказал он медленно чужим голосом. Он простер к ней руки, неуверенно, как лунатик. Сердце его глухо колотилось. Он двигался тяжело, будто придавленный огромной толщей воды. Он все ходил, ходил вокруг нее, бережно прикасаясь к ее телу. — Ты что, не нагляделся на меня за все эти годы? — И никогда не нагляжусь… — сказал он, и глаза его налились слезами. — О чем ты хотел говорить со мной? — Подожди, пожалуйста, немного подожди. Он сел, внезапно ослабев, на кушетку, прижал дрожащие руки к груди. Зажмурился. — Это просто непостижимо. Это тоже кошмар. Как они сумели сделать тебя? — Нам запрещено говорить об этом. Нарушается иллюзия. — Какое-то колдовство. — Нет, наука. Руки у нее были теплые. Ногти — совершенны, как морские раковины. И нигде ни малейшего изъяна, ни единого шва. Он глядел на нее, и ему вспоминались слова, которые они так часто читали вместе в те счастливые дни: "О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими… Как лента алая губы твои, и уста твои любезны… Два сосца твои как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями… Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе".[14] — Джордж! — Что? — Глаза у него были ледяные. Ему захотелось поцеловать ее. "…Мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана". — Джордж! Оглушительный шум в ушах. Комната перед глазами пошла ходуном. — Да, да, сейчас, одну минуту… — Он затряс головой, чтобы вытряхнуть из нее шум. "О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дочь княжеская! Округление бедер твоих как ожерелье, дело рук искусного художника…" — Как им это удалось? — вскричал он. Так быстро! За девять часов, пока он спал. Как это они — расплавили золото, укрепили тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки, конфетти, драгоценные рубины, жидкое серебро, медные проволочки? А ее волосы? Их спряли металлические насекомые? Нет, наверно, золотисто-желтое пламя залили в форму и дали ему затвердеть… — Если ты будешь говорить об этом, я сейчас же уйду, — сказала она. — Нет-нет, не уходи! — Тогда ближе к делу, — холодно сказала она. — Ты хотел говорить со мной о Леонарде. — Подожди, об этом немного позже. — Нет, сейчас, — настаивала она. В нем уже не было гнева. Все как будто смыло волной, когда он увидел ее. Он чувствовал себя гадким мальчишкой. — Зачем ты пришел ко мне? — спросила она без улыбки. — Прошу тебя… — Нет, отвечай. Если насчет Леонарда, то ты же знаешь, что я люблю его. — Замолчи! — Он зажал уши руками. Она не унималась: — Тебе отлично известно, что я сейчас все время с ним. Я теперь бываю с Леонардом там, где бывали мы с тобой. Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы с ним были там на прошлой неделе. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского. Он облизал пересохшие губы. — Ты не виновата, не виновата! — Он вскочил и схватил ее за руки. — Ты только что появилась на свет, ты — не она. Виновата она, не ты. Ты совсем другая. — Неправда, — сказала женщина. — Я и есть она. Я могу поступать только так, как она. Во мне нет ни грамма того, чего нет в ней. Практически мы с ней одно и то же. — Но ты же не вела себя так, как она. — Я вела себя именно так. Я целовала его. — Ты не могла, ты только что родилась! — Да, но из ее прошлого и из твоей памяти. — Послушай, — умолял он, тряся ее, пытаясь заставить себя слушать, — может быть, можно… Может быть, можно… ну, заплатить больше денег? И увезти тебя отсюда? Мы улетим в Париж, в Стокгольм, куда хочешь! Она рассмеялась. — Куклы не продаются. Их дают только напрокат. — Но у меня есть деньги! — Это уже пробовали, давным-давно. Нельзя. От этого люди сходят с ума. Даже то, что делается, незаконно, ты же знаешь. Мы существуем потому, что власти смотрят на нас сквозь пальцы. — Кэти, я хочу одного — быть с тобой. — Это невозможно — ведь я та же самая Кэти, вся до последней клетки. А потом, мы остерегаемся конкуренции. Кукол не разрешается вывозить из здания фирмы: при вскрытии могут разгадать наши секреты. И хватит об этом. Я же предупреждала тебя: об этом говорить не надо. Уничтожишь иллюзию. Уходя, будешь чувствовать себя неудовлетворенным. Ты ведь заплатил — так делай то, зачем пришел сюда. — Но я не хочу убивать тебя. — Часть твоего существа хочет. Ты просто подавляешь в себе это желание, не даешь ему прорваться. Он вынул пистолет из кармана. — Я старый дурак. Мне не надо было приходить сюда… Ты так прекрасна! — Сегодня вечером я снова встречусь с Леонардом. — Замолчи. — Завтра утром мы улетаем в Париж. — Ты слышала, что я сказал? — А оттуда в Стокгольм. — Она весело рассмеялась и потрепала его по подбородку: — Вот так, мой толстячок. Что-то зашевелилось в нем. Он побледнел. Он ясно понимал, что происходит: скрытый гнев, отвращение, ненависть пульсировали в нем, а тончайшие телепатические паутинки в феноменальном механизме ее головы улавливали эти сигналы смерти. Марионетка! Он сам и управлял ее телом с помощью невидимых нитей. — Пухленький чудачок. А ведь когда-то был красив. — Перестань! — Ты старый, старый, а мне ведь только тридцать один год. Ах, Джордж, как же слеп ты был — работал, а я тем временем опять влюбилась… А Леонард просто прелесть, правда? Он поднял пистолет, не глядя на нее. — Кэти. — "Голова его — чистое золото…" — прошептала она. — Кэти, не надо! — крикнул он. — "…Кудри его волнистые, черные, как ворон… Руки его — золотые кругляки, усаженные топазами!" Откуда у нее эти слова песни песней? Они звучат в его мозгу — как же получается, что она их произносит? — Кэти, не заставляй меня это делать! — "Щеки его — цветник ароматный… — бормотала она, закрыв глаза и неслышно ступая по комнате. — Живот его — как изваяние из слоновой кости… Голени его — мраморные столбы…" — Кэти! — взвизгнул он. — "Уста его — сладость…" Выстрел. — "…Вот кто возлюбленный мой…" Еще выстрел. Она упала. — Кэти, Кэти, Кэти!! Он всадил в нее еще четыре пули. Она лежала и дергалась. Ее бесчувственный рот широко раскрылся, и какой-то механизм, уже зверски изуродованный, заставлял ее повторять вновь и вновь: "Возлюбленный, возлюбленный, возлюбленный…" Джордж Хилл потерял сознание. Он очнулся от прикосновения прохладной влажной ткани к его лбу. — Все кончено, — сказал темноволосый человек. — Кончено? — шепотом переспросил Джордж. Темноволосый кивнул. Джордж бессильно глянул на свои руки. Он помнил, что они были в крови. Он упал на пол, когда потерял сознание, но и сейчас в нем еще жило воспоминание о том, что по его рукам потоком льется настоящая кровь. Сейчас руки его были чисто вымыты. — Мне нужно уйти, — сказал Джордж Хилл. — Если вы чувствуете, что можете… — Вполне. — Он встал. — Уеду в Париж. Начну все сначала. Звонить Кэти и вообще ничего такого делать, наверно, не следует. — Кэти мертва. — Ах да, конечно, я же убил ее! Господи, кровь была совсем как настоящая… — Мы очень гордимся этой деталью. Хилл спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу. Лил дождь. Но ему хотелось часами бродить по городу. Он очистился от гнева и жажды убийства. Воспоминание было так ужасно, что он понимал: ему уже никогда не захочется убить. Даже если настоящая Кэти появилась бы сейчас перед ним, он возблагодарил бы бога и упал, позабыв обо всем на свете, к ее ногам. Но она была мертва. Он сделал, что собирался. Он попрал закон, и никто об этом не узнает. Прохладные капли дождя освежали лицо. Он должен немедленно уехать, пока не прошло это чувство очищения. В конце концов, какой смысл в этих «очистительных» процедурах, если снова браться за старое? Главное назначение кукол в том и заключается, чтобы предупреждать Он остановился у края тротуара и смотрел на проносящиеся мимо машины. Он глубоко вдыхал свежий воздух и ощущал, как постепенно спадает напряжение. — Мистер Хилл? — проговорил голос рядом с ним. — Да. В чем дело? На его руке щелкнули наручники. — Вы арестованы. — Но… — Следуйте за мной. Смит, арестуйте остальных наверху. — Вы не имеете права… — За убийство — имеем. Гром грянул с неба. Без десяти девять вечера. Вот уже десять дней как льет, не переставая, дождь. Он и сейчас поливает стены тюрьмы. Джордж высунул руку через решетку окна, и капли дождя теперь собирались в маленькие лужицы на его дрожащих ладонях. Дверь лязгнула, но он не пошевелился, руки его по-прежнему мокнут под дождем. Адвокат глянул на спину Хилла, стоявшего на стуле у окна, и сказал: — Все кончено. Сегодня ночью вас казнят. — Я не убийца. Это была просто кукла, — сказал Хилл, прислушиваясь к шуму дождя. — Таков закон, и ничего тут не поделаешь. Вы знаете. Других ведь тоже приговорили. Президент компании "Марионетки, инкорпорейтед" умрет в полночь, три его помощника — в час ночи. Ваша очередь — половина второго. — Благодарю, — сказал Хилл. — Вы сделали все, что могли. Видимо, это все-таки было убийство, даже если убил я не живого человека. Намерение было, умысел и план тоже. Не хватало только живой Кэти. — Вы попали в неудачный момент, — сказал адвокат. — Десять лет назад вам бы не вынесли смертного приговора. Через десять лет вас бы тоже не тронули. А сейчас им нужен предметный урок — мальчик для битья. Ажиотаж вокруг кукол принял за последний год просто фантастические размеры. Надо припугнуть публику, и припугнуть всерьез. Иначе бог знает до чего мы можем докатиться. У этой проблемы есть ведь и религиозно-этический аспект: где начинается — или кончается — жизнь, что такое роботы — живые существа или машины? В чем-то они очень близки к живым: они реагируют на внешние импульсы, они даже мыслят. Вы же знаете — два месяца назад был издан закон "о живых роботах". Под действие этого закона вы и подпали. Просто неудачный момент, только и всего… — Правительство поступает правильно, теперь мне стало ясно, — сказал Хилл. — Я рад, что вы понимаете позицию правосудия. — Да. Не могут же они легализовать убийство. Даже такое условное — с применением телепатии, механизмов и воска. С их стороны было бы лицемерием отпустить меня безнаказанным. Я — Мне пора. Может быть, у вас есть какие-нибудь поручения? — Нет, спасибо, мне ничего не нужно. — Прощайте, мистер Хилл. Дверь захлопнулась. Джордж Хилл продолжал стоять на стуле у окна, сплетя мокрые от дождя руки за решеткой. На стене вспыхнула красная лампочка, и голос из репродуктора сказал: — Мистер Хилл, здесь ваша жена. Она просит свидания с вами. Он стиснул решетку руками. "Она мертва", — подумал он. — Мистер Хилл, — снова окликнул его голос. — Она мертва. Я убил ее. — Ваша жена ожидает здесь. Вы хотите ее видеть? — Я видел, как она упала, я застрелил ее, я видел, как она упала мертвая! — Мистер Хилл, вы меня слышите? — Да-да, — закричал он, колотя о стену кулаками. — Слышу! Слышу вас! Она мертва, мертва и пусть оставит меня в покое! Я убил ее, я не хочу ее видеть, она мертва! Пауза. — Хорошо, мистер Хилл, — пробормотал голос. Красный свет погас. В небе вспыхнула молния, озарила его лицо. Он прижался разгоряченной щекой к прутьям решетки и долго стоял так, а дождь лил и лил. Наконец где-то внизу открылась дверь, и из тюремной канцелярии вышли две фигуры в плащах. Они остановились под ярким дуговым фонарем и подняли головы. Это была Кэти. И рядом с ней Леонард Фелпс. — Кэти! Она отвернулась. Мужчина взял ее под руку. Они побежали под черным дождем через дорогу и сели в низкую машину. — Кэти! — Крича, он дергал прутья решетки, колотил кулаками по бетонному подоконнику. — Она жива! Эй, надзиратель! Я видел ее. Она жива! Я не убил ее, меня можно отпустить на свободу! Я никого не убивал, это все шутка, ошибка, я видел, видел ее! Кэти, вернись, скажи им, что ты жива! Кэти! В камеру вбежали надзиратели. — Вы не смеете казнить меня! Я не совершил никакого преступления! Кэти жива, я только сейчас видел ее! — Мы тоже видели ее, сэр. — Тогда освободите меня! Освободите! Этого не может быть, они просто сошли с ума! Он задохнулся и едва не упал. — Суд уже вынес свой приговор, сэр. — Но это несправедливо! Он подпрыгнул и вцепился в решетку, исступленно крича. Машина тронулась с места, она увозила Кэти и Леонарда. Увозила их в Париж, и в Афины, и в Венецию, а весной — в Лондон, летом — в Стокгольм, осенью — в Вену. — Кэти, вернись! Кэти, ты не можешь так со мной поступить! Красные фары машины удалялись, подмигивая сквозь завесу холодного дождя. Надзиратели надвинулись сзади и схватили его, а он все продолжал кричать. |
||
|