Финал

Голосование по импичменту, первоначально намеченное на апрель 1999 года, было затем перенесено на середину мая. Спецкомиссия Государственной Думы, состоявшая в основном из непримиримых оппонентов Ельцина, давно мечтавших возбудить процедуру отрешения президента от должности, предъявила ему следующие обвинения: 1) участие в подписании в 1991 году Беловежских соглашений, закрепивших развал СССР; 2) разгон в 1993 году законно избранного парламента и расстрел Дома Советов; 3) злоупотребление служебным положением, выразившееся в развязывании в 1994 году войны в Чечне; 4) разложение вооруженных сил; 5) геноцид российского народа в результате проведения губительных для него реформ. Почти ни у кого не вызывали сомнений результаты голосования по третьему пункту обвинения, поддержанному даже фракцией «Яблоко». В перспективе Ельцин, чей рейтинг доверия никогда еще не был таким низким, вполне мог лишиться не только политической власти, но и права на неприкосновенность.

В этих условиях, казалось, наиболее разумно было бы начать усиленно обхаживать депутатов и различными способами – вплоть до обещания материальных благ – убеждать их изменить свою позицию. Однако ельцинский клан предпочел пойти вабанк и вступить в открытую схватку с ними. За день до голосования президент произвел третью за последние 14 месяцев замену кабинета министров и под предлогом отсутствия каких-либо серьезных положительных тенденций в экономике отправил в отставку правительство Примакова. В кулуарах чиновники кремлевского аппарата безапелляционно утверждали, что международные финансовые организации намеренно затягивали выдачу новых кредитов России, не желая предоставлять их правительству с участием коммунистов. В действительности произошло заметное снижение инфляции, появились первые признаки экономического подъема, а днем раньше было достигнуто принципиальное соглашение с МВФ. Но Ельцин руководствовался совершенно иными критериями. Открытая борьба двух ветвей власти достигла кульминации, и ни одна из сторон не хотела отступать. Троекратный отказ утвердить предложенную президентом кандидатуру давал главе государства конституционное право распустить Думу, но лишь в том случае, если она не начала процедуру импичмента. Верхняя палата по-прежнему упорно отказывалась принять отставку Скуратова, хотя по настоянию команды Ельцина опального генерального прокурора уже лишили охраны, а его кабинет был опечатан. Против него даже возбудили уголовное дело, однако многие юристы утверждали, что это было сделано с грубейшим нарушением закона. Некоторые всерьез опасались перерастания политического противостояния в силовое с последующей ликвидацией одной из противоборствующих группировок, как и в 1993 году.

Неожиданно конфликт разрешился сам собой. Яростная атака коммунистов и разочаровавшихся в Ельцине представителей демократического лагеря провалилась. Ни по одному из пяти пунктов обвинения не удалось набрать необходимого количества голосов. Члены «семьи» втихомолку посмеивались и благодарили президентскую администрацию, возглавляемую Волошиным, за «умение работать с депутатами». Березовский прямо заявил: «Мы никогда не отдадим вам власть», а тесно связанный с ним Иван Рыбкин отстаивал «право президента на неожиданности». Впервые за последние восемь месяцев Кремль сумел перехватить инициативу в «Большой игре». Оппозиция потерпела серьезное поражение и немедленно принялась сводить счеты с теми из своих сторонников, кто посмел не согласиться с «генеральной линией». Поэтому выдвинутая Ельциным кандидатура была почти единогласно одобрена народными избранниками, опасавшимися, что разгневанный президент, чего доброго, предложит утвердить председателем правительства Чубайса, или свою младшую дочь, а то и вовсе введет чрезвычайное положение и отменит предстоявшие через полгода выборы в нижнюю палату. К тому же новый премьер-министр был им хорошо знаком. Ведь в предыдущем правительстве Сергей Степашин занимал посты первого вице-премьера и министра внутренних дел.

Было не так-то просто найти устраивавшего «семью» преемника Примакова. После провала попытки импичмента позицию депутатского корпуса можно было уже не принимать во внимание. Гораздо сложнее было поставить во главе правительства человека, способного сохранить в стране «гражданский мир». О кандидатуре кого-либо из радикальных демократов не могло быть и речи. Однако решающее значение имело наличие у потенциального кандидата политической воли для совместного с президентской администрацией противодействия формирующемуся предвыборному альянсу между Лужковым и Примаковым. В противовес этому левоцентристскому блоку, лидеры которого в принципе не возражали против союза с коммунистами, предполагалось создать общественно-политическое объединение правоцентристской ориентации, в которое вошли бы также многие представители спецслужб.

Сперва Березовский, выражая пожелание «семейной части» правящей элиты, предложил назначить председателем правительства министра путей сообщения Николая Аксененко, министра курировавшего всю систему железнодорожных магистралей от Сибири на Востоке до Калининграда на Западе, и самого одиозного из российских олигархов связывали несколько лет взаимовыгодного сотрудничества. Стань Аксененко вторым лицом в государстве, его шансы на победу в президентской гонке неизмеримо выросли бы по сравнению с остальными претендентами, а вездесущий бизнесмен, опираясь на кремлевскую администрацию под руководством Волошина, распространил бы свое влияние практически на весь государственный аппарат. Сперва Ельцин одобрил кандидатуру Аксененко и даже известил об этом спикера Думы Геннадия Селезнева, однако изрядно разволновавшийся Чубайс, сам уже превратившийся в олигарха и возглавивший главный энергетический комплекс страны РАО «ЕЭС России», буквально ворвался в кабинет президента и в последнюю минуту сумел переубедить его. Тех, кто вместе с Березовским входил в список самых богатых людей России, никоим образом не устраивал переход высших органов исполнительной власти под его полный контроль. В итоге был достигнут компромисс, и пост премьер-министра предложили занять генералу Сергею Степашину.

Новый ельцинский фаворит со своей несколько полноватой фигурой, бледноватым, интеллигентным лицом с пухлыми щеками и размеренной манерой речи ничем не напоминал бывшего секретаря Совета безопасности и нынешнего губернатора Красноярского края Лебедя — энергичного, агрессивного, говорящего короткими рублеными фразами и не скрывавшего желания стать кем-то вроде российского Пиночета. В 1990 году Степашин был одним из тех, кто стоял у истоков зарождавшейся в противоборстве с союзным КГБ «российской спецслужбы». Позднее Ельцин решил помочь Собчаку и назначил Степашина руководителем органов безопасности Санкт-Петербурга, где он поддерживал хорошие, хотя и не близкие отношения с будущим президентом. Именно Путин в 1997 году после вынужденного ухода в отставку министра юстиции выдвинул на эту должность кандидатуру Степашина. Характерно, что Валентина Ковалева точно так же, как и через несколько лет Юрия Скуратова, засняли скрытой видеокамерой вместе с несколькими обнаженными девицами легкого поведения. По утверждению автора статьи из еженедельника «Совершенно секретно», съемка производилась в сауне, принадлежавшей одной из московских преступных группировок. В марте 1998 года Степашин стал министром внутренних дел. Затем Ельцин существенно расширил полномочия генерала, поручив ему «надзирать» за сферой деятельности Примакова, а когда Степашин заступил на его место, заявил, что отныне основная задача нового премьер-министра – добиться «коренного перелома» при реформировании социально-экономической структуры общества. Одновременно кремлевский лидер поручил ему обеспечить «проведение выборов в строгом соответствии с законом».

С этого момента все предпринимаемые Кремлем шаги были подчинены одной цели: любой ценой добиться победы своего ставленника на президентских выборах 2000 года. Все прекрасно понимали, какая роль отведена Степашину. От него требовалось демонстрировать полную самостоятельность и во всем следовать указаниям «семьи». В молодости премьер-министр закончил военно-политическое училище, служил во внутренних войсках, помимо министерств юстиции и внутренних дел возглавлял такое важное ведомство президентского блока, как Федеральную службу контрразведки, преобразованную позднее в ФСБ, поддерживал хорошие отношения с другими силовиками и потому вполне мог рассчитывать на определенную популярность как среди сотрудников правоохранительных органов, так и в армейских кругах. Вместе с тем, Степашин обладал привлекательным в глазах демократической интеллигенции имиджем. Он держался подчеркнуто скромно и не скрывал приверженности базовым либеральным ценностям. Для того чтобы «семейная группа» остановила выбор именно на нем, председателю правительства следовало лишь доказать свою готовность претворять в жизнь нужные ей политические решения. Во всяком случае, Александр Волошин в одном из интервью прямо заявил: «Тот, кто за год до выборов становится премьер-министром, должен обладать также президентскими амбициями».

Однако Степашину не позволили самостоятельно сформировать кабинет министров и тем самым с самого начала лишили возможности создать собственную команду и попытаться добиться «коренного перелома». Пока Ельцин отдыхал на Черноморском побережье, Татьяна Дьяченко вместе с Юмашевым и Березовским буквально «ломали через колено» Степашина, навязывая ему своих людей. В результате в новом правительстве ключевые посты заняли лоббисты различных финансово-промышленных кланов и естественных монополий. Среди них особенно выделялся привыкший идти напролом министр путей сообщения Аксененко, в ранге первого вице-премьера контролировавший теперь большинство министерств и заодно «присматривавший» за самим Степашиным. Таким образом, он и его покровители получили в свои руки важнейшие рычаги управления экономическими процессами.

Приход в Белый дом новой команды ознаменовался еще одним немаловажным событием. Неожиданно выяснилось, что вслед за Березовским в Кремль уже давно пробрался его «наследный принц», пользующийся там теперь почти неограниченным влиянием. Когда-то тридцатидвухлетний Роман Абрамович был младшим партнером знаменитого олигарха в компании «Сибнефть». Все это время он скупал ее акции, прибегая порой к самым хитроумным уловкам, и в конце концов стал владельцем могущественного нефтяного концерна и в прямом смысле слова «казначеем “семьи”». Новое правительство сразу же приняло решение вновь предоставить «Сибнефти» увеличенную квоту на реализацию иракской нефти. Кое-кто утверждал, что возглавивший министерство внутренних дел бывший начальник московского РУОПа Владимир Рушайло, справедливо снискавший славу «непримиримого борца с мафией», также тесно связан с Березовским. Стремление установить контроль над финансовыми ресурсами, необходимыми для победы в президентской гонке, заставило Кремль добиваться назначения своих ставленников руководителями целого ряда важнейших экономических структур. Генеральным директором «Аэрофлота» в очередной раз был утвержден зять Ельцина Валерий Окулов. Все более набиравшего силу Волошина избрали председателем совета директоров РАО «ЕЭС России» с передачей ему в управление государственного пакета акций. Для смены не устраивавшего их руководства «Транснефти» Волошин и новый министр топлива и энергетики Виктор Калюжный даже направили в офис компании роту ОМОНа.

В начале июля 1999 года завершилась продолжавшаяся более двух месяцев миротворческая миссия Черномырдина на Балканах. В сущности, от него требовалось лишь заставить Милошевича поверить, что у России нет никаких возможностей оказать ему реальную военно-техническую помощь. Правда, на следующий день после подписания соглашения о прекращении военных действий воздушно-десантный батальон из состава дислоцированного в Боснии российского воинского контингента стремительным марш-броском вышел к границам Косово, а затем занял единственный уцелевший военный аэродром в пригороде столицы края Приштины и даже заставил отступить передовую колонну французских войск. Но десантники так и не дождались обещанного подкрепления из-за отказа Румынии, Венгрии и даже Украины предоставить российским военно-транспортным самолетам воздушный коридор. Поэтому в конце концов российским солдатам пришлось передать аэродром войскам НАТО, ежедневно прибывавшим в Косово.

Продолжать переговорный процесс должны были министры иностранных дел и обороны. Черномырдину же в верхах предложили вернуться к более привычному для него амплуа «крепкого хозяйственника». Бывший премьер-министр, прославившийся, помимо всего прочего, афоризмами типа «хотели как лучше, а получилось как всегда», был избран председателем совета директоров своего любимого детища — концерна «Газпром». Его глава Рэм Вяхирев уже давно раздражал Кремль чересчур независимым поведением. Ранее эта корпорация предоставила телекомпании «НТВ» кредит на огромную сумму в валюте под залог определенного количества акций. Теперь от Черномырдина и Вяхирева требовалось использовать этот факт и заставить НТВ снизить раздражающий многих высокопоставленных чиновников критический накал ее передач и занять более прокремлевскую позицию.

Никто не сомневался больше в существовании пресловутой «семьи». Ельцин, обладавший по Конституции почти неограниченной властью, уже давно был «пешкой», а все решения за него принимали «слоны», «кони», «ладьи» и, конечно же, Татьяна Дьяченко, считавшаяся в этой партии самой ценной фигурой — «ферзем». Чем же они руководствовались, когда вплотную занялись поисками наиболее перспективного претендента на верховную власть в стране? Может быть, им нужен был человек, способный осуществить постепенную модернизацию российского общественно-экономического уклада, чтобы таким образом успешно противостоять реваншистским проискам коммунистов? Или же от него требовалось обеспечить интересы узкого круга лиц, глубоко убежденных в том, что их интересы полностью совпадают с интересами государства? Пока этих людей вполне устраивал Степашин, но только до тех пор, пока он выполнял установленные «семьей» правила. Все участники игры понимали, что лишь при таких условиях премьер-министру позволят дойти до финиша. Его предшественники сошли с дистанции вовсе не потому, что спасовали перед экономическими трудностями. Просто в их устранении были заинтересованы различные финансово-промышленные кланы. Вздумай Степашин порвать с «семьей», его немедленно ожидала бы та же участь.

С самого начала было ясно, что у Степашина мало шансов на победу на президентских выборах. Одно время окружение Ельцина всерьез собиралось продлить пребывание Бориса Николаевича на посту президента еще на один срок путем объединения России и Белоруссии, которое наверняка потребовало бы внесения в конституцию соответствующих поправок. Однако Ельцин, потерявший всякий авторитет в глазах российских граждан, совершенно не годился на роль объединителя братских славянских народов. Казалось, он утратил всякое представление о реальности, все чаще раздражался по любому поводу и порой даже напоминал шахматную фигуру, передвигаемую умелой рукой по доске российской политики. Во время официальных визитов в страны дальнего или ближнего зарубежья приближенные ни на шаг не отходили от президента, боясь, что он опять скажет какую-нибудь глупость или просто упадет в обморок. Весной 1999 года у многих создалось ощущение, что на парламентских выборах в конце декабря победит мэр Москвы Лужков, а на президентских летом будущего года — бывший премьер-министр Примаков. Но кремлевская команда считала их своими заклятыми врагами.

Уже в ноябре 1998 года Лужков, опираясь на необычайно разросшийся чиновничий аппарат московской администрации, создал предвыборный блок левоцентристского толка «Отечество», к которому по мере ослабления позиций Кремля и готовности многих членов ельцинского клана к компромису примыкало все больше влиятельных лиц. У Лужкова даже появилась собственная медиа-империя, включавшая в себя телеканал «ТВ-6», газеты «Московский комсомолец» и «Литературная газета». Кроме того, Лужков, как, впрочем, и Явлинский мог полностью рассчитывать на широкую информационную поддержку НТВ. Поэтому мэр спокойно воспринял слухи о готовящейся массированной атаке на него со стороны подконтрольных Березовскому СМИ. Предвыборную кампанию Лужкова финансировали олигархические группировки, находящиеся под покровительством московских властей и распространившие свое влияние на все сферы общественной жизни столицы. Наиболее мощным из них считался концерн «Система» под руководством удивительно похожего на Билла Гейтса Владимира Евтушенкова.

Примаков пока еще не определился и даже не приступил к разработке собственной предвыборной платформы. Но он успел снискать любовь многих россиян подчеркнуто независимой манерой поведения. Его спокойный, деловой стиль управления выгодно отличался от импульсивных «взрывных» действий Ельцина, питавшего непреодолимую склонность к «аппаратным революциям». Многие помнили, как грубо и несправедливо обошелся с Примаковым президент. Бывший премьер-министр представлялся им эдаким «мудрым дедушкой», всегда готовым утешить и дать добрый совет. Одно его присутствие в рядах партии или политического объединения гарантировало приток избирателей. В частности, интерес к нему проявили многие главы субъектов Федерации. Только при поддержке региональных лидеров, сконцентрировавших у себя огромные финансовые и административные ресурсы, можно было выиграть выборы на всех уровнях и добиться сколько-нибудь заметных успехов в области внутренней политики. Выборность губернаторов делала их практически неуязвимыми и позволяла оказывать неприкрытое давление на беспомощную и слабую федеральную власть. Кое-кто из региональных баронов решил даже перехватить инициативу и занялся формированием собственных предвыборных блоков. Немногочисленные либерально настроенные руководители высшего и среднего регионального звена объединились под началом самарского губернатора Константина Титова, объявившего о появлении на российской политической сцене движения «Голос России». Вошедшие в блок «Вся Россия» наиболее амбициозные представители провинциальных элит сплотились вокруг таких политических «тяжеловесов», как президент Татарстана Минтимер Шаймиев и депутат Думы Олег Морозов из группы «Российские регионы».

Определенные перемены произошли также в правой части политического спектра. Несколько разрозненных группировок, возглавляемых демократами «первой волны», попытались объединиться. Но кроме «Демократического выбора» Черномырдина, все остальные движения либеральной ориентации – «Россия молодая» Бориса Немцова, «Общее дело» известной предпринимательницы и депутата Думы Ирины Хакамады, «Новая сила» Сергея Кириенко – существовали только на бумаге. Правда, бывший председатель правительства, получивший годом раньше насмешливое прозвище «Киндерсюрприз» показал, что умеет хорошо держать удар.

Он стоически выдержал обрушившийся на него град обвинений в «сознательном подрыве национальной валюты и нанесении ущерба государственным интересам путем сговора и злоупотребления служебным положением[35] и даже заявил о своей готовности соперничать с Лужковым на декабрьских выборах мэра Москвы. Летом 1999 года Кириенко, Немцов и Хакамада договорились о создании предвыборного альянса под громким названием «Правое дело» Черномырдин, окончательно убедившись, что у «Нашего Дома Россия» нет никаких шансов занять даже третье место, и не желая оказаться в положении политического маргинала, занялся выявлением будущего фаворита парламентских выборов, чтобы затем со спокойной душой примкнуть к нему. «Яблоко» же, как обычно, пустилось в одиночное плавание.

На левом фланге партийно-политической структуры по-прежнему доминировал возглавляемый коммунистами Народно-патриотический союз, как обычно, настаивавший на предании суду членов ельцинского клана, частичной ренационализации стратегически важных отраслей промышленности и «социальной защите населения». Осенью лидер КПРФ Зюганов прибыл с традиционным ежегодным визитом в Германию. Если Гельмут Коль, как правило, избегал встреч с видными российскими оппозиционерами, то «красно-зеленое» правительство, напротив, устроило Зюганову радушный прием. На вопрос, почему коммунистическая партия до сих пор терпит в своих рядах экстремистов и отъявленных антисемитов, Зюганов ответил: «Радуйтесь, что я держу этих людей у себя под контролем! Если я избавлюсь от них, они создадут собственные радикальные партии и тогда многим не поздоровится!». В новом здании Немецкого Общества по изучению внешней политики в Берлине аудитория явно симпатизировала ему. Ведь в своем выступлении Зюганов торжественно обещал «и дальше дрейфовать в сторону социал-демократии».

К концу лета 1999 года все политические движения уже включились в предвыборную борьбу. В погоне за голосами не участвовала только «семья». Попытка Березовского с помощью своего давнего клеврета Александра Лебедя сколотить в противовес блокам Лужкова и Титова «собственную» партию губернаторов поначалу закончилась полным провалом. Кремлевская команда оказалась в крайне затруднительном положении, ибо Степашин мог просто не успеть обойти на повороте главного политического соперника. К кампании по дискредитации столичного градоначальника развернувшейся в принадлежавших Березовскому СМИ, активно подключились также государственный телеканал и проправительственные газеты. Тем временем Березовский, воспользовавшись случаем присоединил к своей медиа-империи промосковский телеканал «ТВ-6», и купил через подставных лиц контрольный пакет акций издательского дома «Коммерсант» и фактически стал владельцем популярной у политической и деловой элиты ежедневной газеты «Коммерсант-дейли», имевшей репутацию солидного независимого издания либеральной ориентации.

«Семья» пришла в ужас, узнав, что эти действия ни к чему не привели, так как Лужкову удалось упрочить позиции «Отечества» за счет новых союзников. Сперва он договорился с Примаковым о стратегическом партнерстве, а затем привлек на свою сторону выражавший интересы высшего слоя провинциальной властной элиты блок «Вся Россия». Таким образом, в его распоряжении оказались финансовые ресурсы республики Татарстан, обладавшей огромными запасами нефти. Лужков мог также рассчитывать на голоса нескольких миллионов мусульман. Наконец, столичному мэру удалось добиться раскола Аграрной партии, входившей в Народно-патриотический союз. В результате сторонники «пролужковского» направления официально заявили о разрыве с консерваторами, сохранившими верность Зюганову. Должностные лица уже не только регионального, но и федерального уровня стремились как можно скорее примкнуть к набиравшему силу новому предвыборному объединению. Губернаторы, главы городских администраций, директора заводов, профсоюзные лидеры и деятели культуры чуть ли не ежедневно выражали готовность поддержать Лужкова и примкнувших к нему президентов и губернаторов. За пять месяцев до выборов в нижнюю палату блок «Отечество/Вся Россия» уже выглядел бесспорным лидером. Многие его руководители не исключали даже завоевания им абсолютного большинства мест в новом парламенте. Во всяком случае, эта тема бурно обсуждалась на заседаниях Политсовета.

В Кремле началась настоящая паника. По просьбе президентской администрации Степашин попытался договориться с лидерами «Всей России» о создании предвыборной коалиции, но встретил резкий отпор. Премьер-министр, по аналогии с персонажем детской телепередачи «Спокойной ночи, малыши» прозванный «Степашкой», так и не сумел выполнить свою основную задачу и помешать формированию сильного оппозиционного движения. «Мы сразу поняли, - признался в марте 2000 года в Берлине один из самых молодых кремлевских чиновников, пресс-секретарь Ельцина Дмитрий Якушкин, - что Степашин из тех, кто уверенно занимает второе место. Но нам нужен был человек, настроенный на победу».

Ельцин уже испробовал несколько способов управления страной. Сперва он попытался взять за образец западную модель и решил опереться на команду единомышленников, загнавших Россию в порочный круг «косметических реформ» и в своем стремлении сделать рыночные процессы необратимыми превративших коммунистическую номенклатуру в частных собственников. В результате в высших эшелонах власти постепенно иссяк реформаторский запал и Ельцин был вынужден согласиться на формирование коммунистического правительства с участием всех политических сил. Во всяком случае, именно к такому выводу пришел руководитель одного из наиболее ведущих московских аналитических центров Вагиф Гусейнов в книге, посвященной социально-политическому анализу ситуации, сложившейся в российских верхах в последние годы «ельцинской эпохи». К лету 1999 года выяснилось, что Степашин также не оправдал возлагавшихся на него надежд. Он совершенно не подходил на роль военного «диктатора в белых перчатках», способного установить в России умеренно-авторитарный режим. Новый премьер-министр даже не успел толком показать, на что он способен в области экономики и внешней политики, когда в июле кремлевская команда принялась лихорадочно готовиться к следующему ходу. Подобно своим предшественникам Степашин оставил после себя груз все тех же нерешенных проблем – огромная задолженность по зарплате, нереформированная налоговая система, ставшая одним из основных источников коррупции, необходимость установления контроля над слабым банковским сектором, неблагоприятный инвестиционный климат, отсутствие механизма банкротства. Несомненной заслугой Степашина являлось улучшение отношений с МВФ и договоренность с Парижским клубом относительно реструктуризации части внешнего долга. Продолжавшийся несколько месяцев непрерывный рост мировых цен на нефть позволил крупным нефтяным компаниям получать прежнюю норму прибыли и, следовательно, принес дополнительные средства в бюджет. Однако в Кремле достаточно равнодушно отнеслись к этим «победным реляциям». «семью» гораздо больше волновала угроза поражения на президентских выборах, нависшая над ее ставленником. Березовский был особенно возмущен неудачной попыткой правительства заменить Рэма Вяхирева, известного своей близостью Лужкову, на более подходящего ельцинскому клану человеком. Премьер-министру так и не удалось добиться ни увольнения главы «Газпрома» акционерами (выяснилось, что это формально невозможно),ни тем более его добровольного ухода в отставку. Непосредственным поводом для смещения Степашина послужили события на Северном Кавказе. Летом 1999 года уже стали привычными ежедневные сообщения о захватах заложников и перестрелках в пограничных с Чечней районах. В конце июля около двух тысяч хорошо вооруженных чеченских боевиков захватили несколько дагестанских горных селений и развернули наступление на один из районных центров. Целью проводимой под лозунгом джихада агрессивной акции было создание на территории этого субъекта Российской Федерации исламского теократического государства с последующим присоединением его к Чечне. Один из наиболее одиозных полевых командиров Шамиль Басаев прямо угрожал отрезать Россию от Каспийского моря.

Кремль требовал от Степашина решительных действий, но премьер-министр медлил. Во время первой Чеченской войны он руководил пришедшей на смену КГБ Федеральной службой контрразведки (в настоящее время ФСБ), и не снимал с себя вины за многочисленные жертвы среди военнослужащих и мирного населения. Особенно мучительными были воспоминания о трагическом инциденте в Буденновске, когда отряду исламистов удалось беспрепятственно миновать множество блок-постов и устроить кровавую бойню в небольшом ставропольском городке. Операция по освобождению заложников, удерживаемых террористами во главе с Басаевым в здании больницы, окончилась полным провалом, и не в последнюю очередь из-за ведомственной неразберихи. Бойцам российских спецподразделений пришлось идти на штурм здания по пристрелянному открытому пространству под непрерывным огнем гранатометов, автоматов и крупноколиберных пулеметов. Тогда Степашин подал в отставку. В свою бытность министром внутренних дел он попал в аналогичную ситуацию. Летом 1998 года ваххабисты взяли под контроль два села в центральной части Дагестана и принялись интенсивно возводить там военные укрепления. Желание избежать кровопролития было так велико, что Степашин даже распорядился отвести подальше подчиненные ему войска. Он искренне полагал, что для мирной нейтрализации чеченского сепаратизма достаточно будет установить на границе «санитарный кордон». В преддверии президентских выборов он также не хотел рисковать и сперва предлагал просто взять бандформирования в плотное кольцо. Однако резко обострившаяся обстановка на всем Северном Кавказе требовала радикального решения проблемы. После отмены результатов выборов политический кризис в Карачаево-Черкессии достиг апогея, и республика оказалась на пороге гражданской войны. Возвращение ингушских беженцев в места их прежнего проживания в Северной Осетии грозило вылиться в новый вооруженный конфликт. Отказ Грузии от военного сотрудничества со странами СНГ и обращение этой бывшей союзной республики к США с просьбой оказать содействие в реформировании вооруженных сил по западному образцу привели к дальнейшему ухудшению ее отношений с Россией. После долгих колебаний Степашин, наконец, приказал начать наступление на позиции «бойцов ислама».

Российский политический бомонд в очередной раз занялся выявлением подлинных причин войны и поисками ответа на вопрос: откуда у боевиков самое современное вооружение? Куплено ли оно на деньги, вырученные от торговли наркотиками и людьми? Финансируют ли их страны исламского мира, стремящиеся распространить свое влияние на заселенную в основном мусульманами часть постсоветского пространства? Ведь на стороне сепаратистов сражалось много наемников из Пакистана, Афганистана и Саудовской Аравии. Не исключено, что конфликт намеренно разжигали государства, чьи региональные и геополитические интересы непосредственно связаны с обнаруженными на дне Каспийского моря богатыми залежами нефти и планами строительства трубопровода для ее перекачки в Турцию. Или же обострение ситуации спровоцировано влиятельными преступными группировками, давно пустившими корни во властных структурах и использовавшими территорию Чечни для нелегального бизнеса? Высказывались даже предположения, что вина за нагнетание напряженности в Северокавказском регионе целиком лежит на неких близких к Кремлю таинственных личностях, якобы они замыслили таким образом создать предлог для введения чрезвычайного положения и отмены выборов. Вторжение чеченцев в Дагестан вновь сделало актуальной проблему сохранения единства Российской Федерации.

После возвращения в конце июля из зоны боевых действий Степашин с горечью констатировал, что после Чечни Россия может потерять и Дагестан. Правда он тут же поспешил добавить, что «не боится взять на себя ответственность», но у Ельцина уже лопнуло терпение. Премьер-министра срочно вызвали в Кремль. В кабинете рядом с президентом сидел первый вице-премьер Аксененко, неизменно представлявший в правительстве интересы Березовского. Вслед за Степашиным в президентский отсек торопливо вошел Владимир Путин, одновременно возглавлявший ФСБ и Совет безопасности постепенно превращающийся в один из высших органов государственной власти. Ельцин коротко сообщил Степашину о его увольнении и, чтобы подсластить пилюлю предложил ему должность секретаря Совета безопасности. Степашин отказался и, пройдя мимо двух охранников, медленно побрел по идеально ровному и чистому кремлевскому двору к ожидавшему его черному бронированному автомобилю, оснащенному системой специальной связи. Кое-кто даже утверждал, что видел у него на глазах слезы. На заседании правительства бывший премьер-министр стоял с застывшим, почерневшим лицом и, казалось, еще не совсем оправился от шока. Тем не менее, он нашел в себе мужество высказать слова признательности в адрес президента: «Борис Николаевич мальчишкой ввел меня в политику. Я ему всю жизнь буду благодарен и навсегда останусь с ним».

9 августа Борис Ельцин назначил исполняющим обязанности председателя правительства человека, о котором почти никто ничего не знал. Из сменившихся за неполных 17 месяцев четырех российских премьер-министров двое были раньше руководителями спецслужб. Не был исключением и их преемник. Известие об очередной кадровой перестановке среди высших должностных лиц России в мире встретили с удивительным равнодушием, хотя Ельцин совершил поистине беспрецедентный поступок, призвав население голосовать за Путина на президентских выборах, предстоявших менее чем через 11 месяцев. Многие россияне были возмущены тем, что глава вроде бы демократического государства вел себя как монарх, готовящийся передать престол наследному принцу. Большинство наблюдателей пришло к выводу, что отныне последним оплотом ельцинского режима являются спецслужбы. Предельно цинично на эту тему высказался Березовский: «В переходный период нам не обойтись без авторитарных мер, необходимых для защиты нашего капитализма. Только так мы сохраним перспективу строительства демократического общества». Олигарх недвусмысленно дал понять соперникам, что им следует вести себя осторожно, так как теперь интересы спецслужб и Кремля полностью совпали. На Западе сперва отнеслись к Путину с пренебрежением. Трудно было выбрать лучший способ скомпрометировать претендента на верховную власть в России, чем призыв голосовать за него, прозвучавший из уст потерявшего всякий авторитет президента. Парламентарии, научившиеся устраивать свои дела, прикрываясь думскими мандатами, не стали рисковать привилегированным положением незадолго до выборов в нижнюю палату. Поэтому Путин без проблем получил необходимое количество голосов. Депутаты сочувственно похлопывали его по плечу. Некоторые даже выражали ему соболезнование. Большинство из них уже переориентировалось на блок Лужкова-Примакова, и представленные Ельциным кандидаты их больше не интересовали. Только несколько аналитиков сочли нужным обратить внимание на неисчерпанные властные и информационные ресурсы, пока еще имевшиеся в распоряжении президентской администрации. Окруженная таинственным ореолом красавица Джахан Пыллаева, занимавшая тогда высокий пост в кремлевском аппарате, с загадочной улыбкой сказала одному из западных визитеров: «Вы даже представить себе не можете, каким популярным вскоре станет Путин».

На неофициальном «круглом столе» экспертов Немецкого Общества по изучению внешней политики, прошедшем в марте 200 года в Берлине, Березовский рассказал, каким кремлевская команда видела вероятного преемника Ельцина: «Наш кандидат должен был быть реформатором и обладать пробивными способностями. Черномырдин был реформатором, но быстро израсходовал свой потенциал. Кириенко был реформатором, но его политические позиции были слишком слабыми. Примаков, безусловно, был очень волевым человеком, но не реформатором. Степашин был реформатором, но воли ему явно не хватало. Нам нужен был человек, сочетающий в себе оба эти качества». Им оказался Владимир Путин – реформатор с железной волей.

Известие о назначении исполняющим обязанности премьер-министра шокировало Путина не меньше, чем Степашина – сообщение о его отставке. Ельцин, правда, еще весной намекнул, что нашел «подходящего кандидата», но имя так и не назвал, иначе, дескать, журналисты его «растерзают». Но вряд ли кто-либо предполагал, что он имел в виду одного из «силовиков». Ведь далеко идущие планы обычно разрабатываются так, что не остается никаких доказательств. Однако дальнейшие действия членов «семьи» отличались такой последовательностью, что не оставалось никаких сомнений в наличии у них четко сформированной стратегии. События последующих месяцев удивительно совпали с планом действий очередного премьер-министра, который был предложен Волошиным в июне 1999 года. Напомним, что тогда ставка делалась на Степашина: «Задача главы правительства – создать политическую ситуацию для «удачного» исхода думских выборов. «Удачным» он будет в том случае, если демократы получат большинство». Руководитель президентской администрации не согласился с теми, кто считал, что кремлевскому кандидату сперва следует добиться значительного улучшения экономической ситуации: «Для серьезного улучшения положения в экономике двух-трех месяцев недостаточно, но мы можем продемонстрировать, что правительство предпринимает хоть какие-то усилия и уже добилось определенных успехов. Это прибавит ему авторитета». Иными словами, все социально-политические и экономические мероприятия правительства Путина должны были подчиняться одной цели – борьбе за электорат. Для этого следовало выбрать какую-либо конкретную проблему, а для создания соответствующей политической ситуации задействовать весь «семейный инструментарий» – президентский аппарат, спецслужбы, средства массовой информации и финансовые кланы.

Поначалу человек, назначенный на такую перспективную должность, держался довольно скованно. Он сразу же заявил, что как офицер обязан выполнить любой приказ. Через несколько дней Путину присвоили звание полковника. Уже первые распоряжения нового председателя правительства наглядно продемонстрировали, что на умы и сердца избирателей было решено воздействовать путем силового решения самой насущной из всех российских проблем. Боевые действия приняли невиданные ранее масштабы. В Дагестан непрерывно перебрасывались дополнительные воинские соединения. Путин выполнил свое обещание. После двух недель ожесточенных боев с применением тяжелой артиллерии и штурмовой авиации армии и внутренним войскам удалось выбить исламистов из захваченных ими горных селений.

По приказу Путина бомбардировкам подверглась также территория Чечни. Характерно, что премьер-министр вольно или невольно взял за образец военную операцию НАТО в Косово. Ракетно-бомбовые удары обрушились на промышленные объекты, нефтеперегонный завод и телецентр. В результате приграничные районы захлестнул поток беженцев. В информационной войне российское руководство также использовало испытанное средство, впервые испробованное натовским пропагандистским аппаратом во время авианалетов на Сербию: какими бы массированными они не были, какое количество сухопутных войск не сосредоточивалось бы на границе с Югославией или, как в случае с Чечней, участвовало в сражениях с сепаратистами, в официальных коммюнике говорилось исключительно о «контртеррористической операции». На брифингах представители пресс-служб Кремля и силовых ведомств неизменно повторяли расхожую, ставшую чуть ли не официальным лозунгом фразу: «Бандитов нужно уничтожить», а многие репортажи из Дагестана были выдержаны в нарочито бодром «патриотическом» стиле.

Но, несмотря на все усилия в начале сентября не было отмечено заметного роста популярности премьер-министра. Согласно опросам общественного мнения за Путина были готовы голосовать только пять процентов электората. Именно такое количество голосов требовалось для прохождения в Думу политической партии или движения, которые Кремлю еще предстояло создать. До полной победы над мятежниками было еще далеко. Более того, в пределы Дагестана с целью освобождения окруженных федеральными войсками сел, более года назад захваченных ваххабистами, вторглось около трех тысяч боевиков. Командованию российского воинского контингента пришлось срочно перегруппировать свои силы и вести боевые действия уже на два фронта. Ко всему прочему внезапно разразились громкие коррупционные скандалы, еще больше скомпрометировавшие президента и его ближайшее окружение. Итальянская газета «Коррьере делла сера» писала, что в обмен на заключение миллионных контрактов на реконструкцию кремлевской резиденции Ельцина глава швейцарской фирмы «Мабитекс» не только передал ему, его дочерям и Бородину огромную сумму в валюте, но и открыл на их имя счета в швейцарских банках и выдал им кредитные карточки. В Москве тут же опровергли все обвинения. Но одновременно в американских газетах появились сообщения о том, что многие высокопоставленные российские чиновники отмыли через счета в нескольких американских и других иностранных банках около 15 миллиардов долларов. Называлось, в частности, такой солидный финансовый институт, как «Бэнк оф Нью-Йорк». По данным российских и западных экспертов, за рубеж ушла также значительная часть кредитных траншей МВФ.

России был причинен невосполнимый ущерб. Хотя приближенные и уверяли Ельцина, что такого рода публикации следует рассматривать только в свете разворачивающейся в США предвыборной кампании, хозяин Кремля предпочел вновь надолго исчезнуть из общественного поля зрения. Попытки таких бывших и настоящих соратников Ельцина, как Кириенко, Черномырдин и Чубайс, сплотивших вокруг себя небольшие, не имевшие никакого политического веса либеральные группировки, образовать совместную «прокремлевскую партию», оказались напрасными. За три месяца до парламентских выборов у Кремля почти не оставалось шансов поднять свой престиж и сформировать избирательное объединение, способное набрать необходимое количество голосов.

Ситуацию еще больше обострили несколько террористических актов, последовавших один за другим. 4 сентября прямо у стен Кремля взрывом разнесло зал детских игровых автоматов в торговом центре на Манежной площади. Затем радиоуправляемая мина была подложена в один из подъездов пятиэтажного дома в гарнизонном городке в Буйнакске (Дагестан). Взрыв унес жизни четырех человек. В основном пострадали семьи офицеров. В ночь на 9 сентября сильнейший взрыв потряс девятиэтажный дом в расположенном на юго-востоке Москвы районе Печатники. Из-под груды развалин спасатели извлекли 93 трупа. Через четыре дня был стерт с лица земли еще один девятиэтажный дом на северо-западе столицы. На этот раз погибли 118 человек. Наконец заряд взрывчатки, эквивалентный 1,5 тоннам тротила и заложенный в машину, стоявшую возле одного из домов города Волгодонска Ростовской области, лишил жизни 17 человек. Первые известия о массовой гибели ни в чем не повинных людей заставили власти принять необходимые меры. В подъездах были организованы ночные дежурства, а работникам коммунальных служб и участковым приказали тщательно проверить чердаки и подвалы. Первоначальная версия о взрыве сетевого газа была сразу же отвергнута. Многие тут же предположили, что теракты совершили чеченские боевики. Первым из официальных лиц на эту тему публично высказался министр внутренних дел Рушайло. Правда, лидеры сепаратистов, еще недавно угрожавшие «актами возмездия» за разрушение чеченских и дагестанских сел, отрицали свою причастность к взрывам в российских городах. Неожиданно ответственность за них взяла на себя никому не известная «Освободительная Армия Дагестана». Появились даже соответствующие листовки, последовали анонимные звонки в агентство «Интерфакс» и редакции нескольких влиятельных газет. Некие личности, не пожелавшие представиться и говорившие с явным кавказским акцентом, утверждали, что взрывы домов – это их ответ на бои в Дагестане и бомбардировки Чечни. Антипатия к «черным кавказцам», давно зревшая у многих русских, вылилась в лютую ненависть к ним, сочетавшуюся с ощущением полного бессилия. Теперь уже почти все население поддерживало призыв властей «уничтожить бандитов». Даже такой принципиальный либерал, как Явлинский, выступая по телевидению, повторил эти слова, а затем в своем думском офисе выразил возмущение позицией Германии: «Ну где же вы, немцы, с вашими соболезнованиями?»

Внезапно по столице поползли странные слухи. Сперва их никто не принимал всерьез – уж больно невероятными они казались. Никто из официальных лиц так и не решился высказать вслух такие чудовищные подозрения. Через несколько дней после террористических актов в Буйнакске, Москве и Волгодонске жители одного из домов в Рязани заметили нескольких человек, затаскивающих в подвал мешки. В милиции задержанные предъявили удостоверения сотрудников ФСБ, а наличие в мешках взрывчатки, смешанной с сахаром – намерением «проверить бдительность людей». К сожалению, следственные органы так и не смогли представить убедительные доказательства того, что взрывы в российских городах – дело рук именно чеченских террористов[36]. Правда, было задержано несколько подозреваемых, но об их дальнейшей судьбе ничего и не известно. После избрания Путина президентом данный вопрос утратил всякую актуальность для Запада, пожелавшего открыть новую страницу в истории своих сложных отношений с Россией.

Как простые граждане, так и известные политические деятели после этих трагических инцидентов поняли, кто их общий враг. Уже никто больше не вспоминал о громких коррупционных скандалах. Проблема нарастания негативных тенденций в экономике также отошла на второй план. Теперь большинство россиян главным образом волновала неспособность государства защитить их. Путин получил карт-бланш на применение в Чечне самых жестких методов. Армия могла быть абсолютно уверена в том, что любые ее действия в рамках «контртеррористической операции» будут одобрены населением. Фотографии и кадры с изображением взорванных домов и изуродованных тел должны были убедить Запад в необходимости принятия российскими властями самых решительных мер, а сведения о финансировании саудовским миллионером и международным террористом № 1 Усамой бен Ладеном чеченских сепаратистов внушить американскому политическому истеблишменту мысль о том, что у США и России есть общий интерес в разрешении чеченской проблемы. 11 октября Путин предъявил Масхадову ультиматум с требованием немедленно выдать организаторов террористических актов а после его отклонения приказал начать планомерно бомбить Грозный.

Готовность Путина в столь трудный для России час взять на себя всю ответственность всего за несколько дней сделала его самым популярным политиком. Этому способствовали также произнесенные им на заседании кабинета министров и пресс-конференции несколько резких, запоминающихся фраз: «Хватит распускать слюни и сопли», «Сжав зубы – задушить гадину на корню» и «Нужно будет, мы их и в сортире замочим». До сих пор как в России, так и за рубежом не пришли к единому выводу относительно того, было такое изменение «политической ситуации» заранее спланировано или оно произошло совершенно спонтанно. Согласно Волошину, премьер-министр продемонстрировал тогда качества, необходимые будущему лидеру России, а именно: решительность, умение отстаивать национальные интересы, способность обеспечить безопасность простых людей и усилить федеральный центр. Вскоре он уже стал неким символом «сильного государства», о котором мечтало большинство россиян, и которое было практически полностью уничтожено Борисом Ельциным. Неожиданно выяснилось, что желание Путина и кремлевской команды «получить вменяемую, отнюдь не левую Думу» близко к осуществлению. А ведь еще совсем недавно они не имели практически никаких шансов на успех на предстоящих парламентских выборах. Однако конфликт в Чечне дал им возможность повлиять на настроения электората.

Буквально за ночь Путин стал серьезным претендентом на высший государственный пост. Березовский как сумасшедший носился по коридорам президентской администрации и убеждал чиновников в необходимости создания на волне популярности премьер-министра новой «партии власти». В середине сентября – всего лишь за три месяца до дня голосования – Березовский и его люди приступили к формированию предвыборного альянса. Они умело использовали современные избирательные технологии и, в первую очередь, сосредоточили усилия на привлечении региональных ресурсов. Сперва сотрудники президентского аппарата заставили 39 региональных баронов подписать обращение к властям и населению под характерным заголовком «За чистые и честные выборы». Затем удивленным главам субъектов Федерации сообщили, что они тем самым заложили краеугольный камень в создание нового общественно-политического движения! В него вошли в основном руководители депрессивных регионов, в свое время отказавшиеся присоединиться к блоку Лужкова-Примакова и теперь рассчитывавшие получить от Путина новые финансовые инъекции.