Глава 10. Союзный договор

17 октября 1991 года Б. Н. Ельцин, выступая на Всероссийском съезде судей, успокаивал взволнованных юристов: «Россия никогда не выступит инициатором развала Союза». Всем хотелось в это верить, но, увы, — заявление президента РСФСР было лишь очередным обещанием «лечь на рельсы», очередным обманом доверившейся ему страны. До встречи трех в Беловежской пуще оставалось менее полутора месяцев, тайная подготовка к ней велась уже давно, претензии на правопреемство РСФСР по отношению к Советскому Союзу соратники Бориса Николаевича заявляли уже в десятый раз. Развязка неотвратимо приближалась, но лживые уверения в верности идее совместного обновления и сбережения СССР продолжали звучать. Во всяком случае, в России.

Последнее уточнение считаю необходимым потому, что для некоторых союзных республик эта тема была закрыта более двух лет назад, еще в середине 1989 года. В том году 28 июля закон о суверенитете своей республики принимает парламент Латвии. 25 сентября объявил незаконным присоединение к СССР Верховный Совет Литвы. 19 ноября следует, на мой взгляд, еще более важный шаг — парламент Грузии вводит право «вето» республики на союзные законы, а через три месяца денонсирует Союзный договор 1922 года. В декабре 1989 года XX съезд компартии Литвы провозглашает ее независимость от КПСС, а в марте следующего, 1990 года Верховный Совет республики отменил действие Конституции СССР на литовской территории.

Весь мир с тревогой ждет, а что же сделают Москва, Центр в ответ на все эти вызовы, как прореагирует «империя» на односторонние действия прибалтов и грузин. Реакция следует, но только в виде назидания — 15 марта 1990 года 3-й Съезд народных депутатов СССР квалифицирует попытки Литвы выйти из Союза ССР как незаконные и приостанавливает решения ее парламента до того момента, как будет установлен законный порядок такого выхода. О решении парламентов других республик речи почему-то нет. Литва не обращает внимания на эти уговоры, поведение ее руководства становится все более вызывающим.

Международное общественное мнение обеспокоено настолько, что два крупнейших политика Европы, понимая, чем это все может закончиться, пытаются дипломатично урезонить Литву и 26 апреля 1990 года направляют Председателю Верховного Совета Литвы В. В. Ландсбергису такое письмо:

«Господин Председатель,

Мы выражаем нашу озабоченность в связи с изменением положения в Литве.

Мы хотим, чтобы Вы об этом знали.

Литовский народ недвусмысленно продемонстрировал готовность воспользоваться своим правом на суверенитет.

За это его нельзя упрекать.

Но история породила сложную ситуацию, сложившуюся из многочисленных связей политического, юридического, экономического характера. Поиск выхода из нее потребует времени и терпения и должен идти классическими путями диалога.

Поэтому мы хотим скорейшего начала переговоров между советскими властями и Вами, с тем чтобы найти приемлемое для всех сторон решение нынешнего кризиса.

Вероятно, было бы целесообразно для обеспечения открытия этих переговоров приостановить на время действие решений, принятых вашим парламентом, которые никак не утратят своего значения, поскольку опираются на общепризнанный принцип: принцип самоопределения народов.

Мы приветствуем Вас, господин Председатель, и выражаем наши чувства симпатии, а также наши наилучшие пожелания вашим соотечественникам.

Франсуа Миттеран,

Гельмут Коль».

Намек, как говорится, более чем прозрачный: прекращайте дергать за хвост тигра, который и в более безобидных ситуациях размалывал в своих зубах то Венгрию, то Чехословакию; стоит Горбачеву двинуть к вам одну левую ногу — и о свободной Литве придется надолго забыть. Но, опьяненный своей смелостью, Ландсбергис не внял советам. И оказался прав — руководство СССР ничего и никуда своевременно не двинуло. Посмотрев на такое развитие событий, 4 мая 1990 года о восстановлении своей независимости заявила Латвия.

Можно с полной определенностью утверждать, что союзное руководство не было готово к такому решительному движению республик к самостоятельности. Хваленый КГБ СССР, десятилетиями приучавший нас бояться собственной тени, как оказалось, не имел систематизированной информации о глубинных процессах в той же Прибалтике. После почти полувекового пребывания Литвы, Латвии, Эстонии в составе СССР, при наличии в этих республиках многочисленного русского населения наши спецслужбы не имели там не только сколько-нибудь надежной опоры, но даже пресловутых «агентов влияния». Информация, предоставляемая руководству страны, как правило, носила отрывочный, персонифицированный характер, представляла все происходящее как происки отдельных «националистов», «сепаратистов», «антисоветчиков». Как покажут последующие события в Вильнюсе и Риге, у КГБ СССР вообще не было продуманных планов действий в случае чрезвычайных ситуаций. Все сводилось к попыткам взять на испуг.

Иными словами, ситуацию в Прибалтике и в Закавказье союзный Центр не предвидел, его охранные структуры оказались «на высоте» мелких стукачей, инициатива была утрачена, остановить процесс разбегания республик «классическими путями диалога» было уже невозможно, а масштабные силовые акции никак не вписывались в политику перестройки.

И все-таки это были еще только цветочки. Центр просмотрел и то, что было у него буквально под носом, на глазах, не заметил, как на российском горизонте формируется небывалый смерч, который опрокинет не только советский строй, но и многовековые приобретения великих российских князей и монархов.

Когда сегодня вспоминаешь о событиях 1990 года, не покидает ощущение, что люди, кому судьбой было предназначено тогда возглавлять СССР, не принимали происходящее всерьез. Как и в случае с Прибалтикой, Центр не сделал никаких шагов, чтобы перехватить у Ельцина инициативу, упредить его действия. Да, 15 марта 1990 года М. С. Горбачев был избран президентом СССР. Да, он встретился с депутатами-коммунистами, участниками 1-го Съезда народных депутатов РСФСР, кстати, составлявшими абсолютное большинство на этом съезде. Да, он выступил перед голосованием, когда избирали Председателя Верховного Совета РСФСР. Но — и все! Всех других советских и партийных вождей как будто не было, не существовало тогда в природе!

Попытки же самого Горбачева следует признать крайне неудачными. Его встреча с российскими депутатами — я на ней тоже присутствовал — прошла так, как проходят научные конгрессы: поговорили — и каждый остался при своем мнении. Его речь перед голосованием принесла, как об этом уже многие писали, совершенно обратный эффект. Она не убавила, а прибавила голосов за Ельцина.

Может быть, самым необъяснимым было то, что Кремль не смог выставить Б. Н. Ельцину реального конкурента на этом голосовании. Такого человека просто не оказалось! Воротников, Власов, Полозков — это были фигуры вчерашнего дня. Депутат Цой — полная неизвестность. С Руцким никто не работал и не объяснялся. Вспомнили о Н. И. Рыжкове, но поздно: он не избирался в народные депутаты РСФСР и, следовательно, не мог выдвигаться руководителем парламента республики. Все шло через пень-колоду.

На мой взгляд, все это в значительной степени определялось тем, что параллельно шел еще один процесс борьбы за власть. За власть, которая считалась — и тогда еще была — самой главной, самой престижной и могучей, — за власть над партией. Под кремлевскими коврами разворачивалась невидимая миру настоящая война за создание Коммунистической партии РСФСР. Инициировали и вели эту войну самые ярые противники политики Горбачева. Для них Ельцин, который потом небрежно смахнет их с исторической сцены, представлялся меньшим злом, чем президент СССР. Они воспринимали Ельцина как своего в значительно большей степени, чем Горбачева, в борьбе против которого были способны объединиться хоть с чертом, что и продемонстрирует И. К. Полозков на 3-м Съезде народных депутатов РСФСР. Рассчитывая опрокинуть наметившиеся демократические реформы, самая консервативная и реакционная часть КПСС настойчиво требовала «уравнять» Россию с другими республиками, ибо только она не имеет своей компартии. Если сопоставить партийное и государственное строительство, то придется признать: лидеры российской компартии первыми сделали в своей сфере то, что потом сделает в своей Ельцин. 19 июня 1990 года Российская партийная конференция состоялась, Компартия РСФСР была учреждена. Только в президиуме этой конференции вместе с М. С. Горбачевым, Н. И. Рыжковым уже восседал Председатель Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцин. И пусть это покажется парадоксальным, но я убежден, что своим избранием он обязан не столько агитационной деятельности сторонников, сколько антигорбачевским усилиям консерваторов из родной КПСС.

Но это будет позже. А пока М. С. Горбачев, выступив на Съезде российских народных депутатов, отправляется с официальным визитом в Канаду и США. 30 мая 1990 года там он и узнал, что теперь будет иметь дело с новым Председателем Верховного Совета РСФСР.

Горбачев не смог скрыть раздражения, когда в Канаде получил известие об избрании Ельцина. Но только в этом и выразилась его тревога. Вернувшись из поездки, он выступает с пространным докладом о результатах визита на заседании Верховного Совета СССР, приковывает внимание страны к проведенным переговорам. Как всегда в таких случаях, послушать его выступление пришло все руководство СССР. Все выражают удовлетворение поступательным развитием отношений с США, все спокойны. А в это время на Съезде народных депутатов РСФСР готовятся к голосованию за Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, идет невероятная по интенсивности обработка участников Съезда.

12 июня 1990 года М. С. Горбачев созывает в Кремле Совет Федерации, в составе которого тогда были главы союзных и автономных республик. А. И. Лукьянов, Н. И. Рыжков, мы с Р. Н. Нишановым тоже всегда участвовали в таких заседаниях. Предполагалось рассмотреть вопрос о национально-государственном устройстве СССР.

Заседание было назначено на 14 часов. А в полдень пришла информация: 1-й Съезд народных депутатов РСФСР принял декларацию о суверенитете. Законы России были провозглашены главенствующими над законами СССР.

Б. Н. Ельцин опоздал к открытию съезда на 2–3 минуты, впрочем, это был его несколько наивный, но обычный прием — заставить всех подождать. Но Горбачев ждать не стал, открыл заседание. Едва появился Ельцин, Горбачев начал его упрекать: что вы делаете, какая еще декларация, от кого хотите стать независимыми… До сих пор помню прищур глаз и тонкую улыбку Ельцина. Он спокойно дождался, когда Горбачев остановится, и как-то лениво, словно речь шла о пустяках, проронил всего два слова:

— Депутаты проголосовали…

Чего, дескать, сотрясать воздух теперь, когда решение принято. Депутаты проголосовали — что вы с этим можете сделать? Тем не менее он не возражал против решения Совета Федерации, наоборот, активно поддержал это решение: безотлагательно приступить к разработке нового Союзного договора. С этого момента события понеслись вскачь, а политика Б. Н. Ельцина по вопросам национально-государственного устройства СССР и России приобрела своеобразное двойное измерение: заявлять одно, делать другое.

И опять российские коммунисты, точнее — инициативная группа, ратующая за создание Компартии РСФСР, вольно или невольно играют на его поле. По сути дела, они не дают Горбачеву заняться серьезным анализом новой ситуации. Вместо этого ему приходится готовить выступление на открывающейся 19 июня 1990 года Российской партконференции. Спешка и нервозность сказываются и здесь — речь получается сумбурной, неубедительной. Горбачев, вынужденный переступить через себя — он два года яростно сопротивлялся созданию КП РСФСР, — призывает новую партию стать опорой КПСС и выражает надежду, что она послужит укреплению российского суверенитета.

Но конференция не принимает протянутую ей пальмовую ветвь, вся дискуссия идет по линии критики генсека КПСС, президента СССР. Это была всецело антигорбачевская конференция.

Пока идет эта внутрипартийная разборка, 1-й Съезд российских народных депутатов продолжает работу. 21 июня он принимает постановление «О средствах массовой информации на территории РСФСР», которым предусматривается создание республиканской сети СМИ. Россия начинает обретать собственный политический инструментарий. Именно это постановление позволит в недалеком будущем М. Н. Полторанину организовать по всей России сотни и сотни новых газет, а главное — Российское телевидение, которое сразу же станет настоящей школой новой тележурналистики, чего, к сожалению, нельзя сказать о нем сегодня. Ориентация всех новых СМИ однозначна — за новую Россию, за Ельцина, против Центра и Горбачева. Они становятся, как назвал одну из своих статей в «Известиях» Валерий Выжутович, «рёвтребуналом», беспощадно громящим любую попытку не только замолвить слово за историю СССР и Президента СССР, но и просто призвать к благоразумию.

На следующий день, 22 июня 1990 года, 1-й Съезд народных депутатов РСФСР закрывался. Он проработал больше месяца, с 16 мая по 22 июня, как непрерывно идущий митинг, на котором все участники, вне зависимости от их подготовки, вдруг стали большими политиками и с энтузиазмом творили историю, направляемые твердой рукой к неведомой им цели. В непрекращающихся криках, беготне, совещаниях, голосованиях за документы, юридический смысл которых они не успевали рассмотреть, депутаты измотались, устали и с нетерпением ожидали завершения бесконечного съезда. В последний день им и был представлен на утверждение проект постановления, которое я считаю даже более важным, чем декларация о суверенитете, хотя оно могло быть выработано и принято только на ее основе.

Вот как описывает историю рождения этого документа В. Б. Исаков, тогда Председатель Совета Республики Верховного Совета РСФСР: «Съезд шел к концу. В один из последних дней меня вновь вызвал Ельцин и вручил несколько густо написанных листков: «Вот написал ночью. Надо успеть принять». Это был написанный лично им проект постановления «О разграничении функций управления организациями на территории РСФСР». С трудом разбирая ломаный почерк, я переписал проект на машинке, исправив в нем неточности терминологии и явные погрешности стиля.

С первого взгляда было видно, что проект носил конфронтационный характер. Совет Министров РСФСР выводился из подчинения союзного правительства и передавался в ведение Съезда народных депутатов, Верховного Совета РСФСР. Тем самым рушилась единая вертикаль исполнительной власти. В юрисдикции Союза ССР оставлялись лишь девять министерств и ведомств — все остальные переводились в ведение России. МВД РСФСР переподчинялся Совету Министров РСФСР. Учреждались российская банковская и таможенная системы. Совету Министров РСФСР предлагалось заключить прямые договоры с союзными республиками и иностранными государствами, оформить в договорном порядке с правительством СССР отношения по управлению союзной собственностью, осуществлению функций союзных ведомств на территории РСФСР…

Куда ведет этот шаг?.. Подзаголовок постановления — «Основа нового Союзного договора» — успокаивал…

Постановление было вынесено на голосование в последний день работы… Уставшие от заседаний депутаты поверили на слово: все будет нормально».[24]

Похоже, что так же подумало и союзное руководство. Во всяком случае, мне не известно, чтобы этот документ обсуждался в самых «верхах» или что по нему отрабатывались какие-то меры противодействия. Все были сосредоточены на декларации, о ней говорили, ее критиковали. А вот колоссальный практический шаг по ее реализации явно недооценивали. С позиций сегодняшнего дня и неполитик сразу же расценит это постановление как признак того, что Б. Н. Ельцин открыто стал на тропу войны с союзным Центром, и никакой Союзный договор на таких условиях заключен быть не может.

Делая вид, что ничего особенного не происходит, Центр, тем временем, настойчиво разворачивал работу над новым Союзным договором. Шли активные консультации, проверка разных сил на «крепость», обсуждались концепции. От России в этих консультациях участвовал обычно Р. И. Хасбулатов, озвучивавший жесткий подход РСФСР: разграничение полномочий в экономике, обороне, безопасности, в решении политических вопросов. При этом он уверял всех, что спешить некуда, что надо сначала создать Федеративный договор для России, а затем уж и Союзный. Позиция была понятна, казалась вполне оправданной, если не принимать во внимание два обстоятельства, делавшие заключение Федеративного договора почти невыполнимой задачей.

Во-первых, Верховный Совет СССР, стремясь «надавить» на союзные республики, и прежде всего на Россию, по поручению Съезда народных депутатов спешно готовил закон об изменении статуса автономий — они становились просто республиками, то есть приравнивались к союзным, следовательно, могли входить в состав СССР самостоятельно. Автономии, безусловно, об этом знали и торопили нас с законом.

Во-вторых, как раз в дни консультаций по Союзному договору, 6 августа 1990 года Б. Н. Ельцин изрек свое знаменитое: «Возьмите себе столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Ход, направленный против союзного Центра, оказался ходом против Российской Федерации. «Суверенитеты» пошли наперегонки: Северная Осетия, Карелия, Коми, Татарстан, Удмуртия, Якутия, Калмыкия, Марий-Эл, Чувашия и даже автономные округа — Чукотский, Ямало-Ненецкий, Горно-Алтайский. Все это — только за три месяца: август, сентябрь и октябрь 1990 года.[25] Только в 1992 году российскому руководству удастся вовлечь республики в федеративный договор, весьма своеобразный и «мягкий», хотя оно объявляло даже конкурс на лучший проект Федеративного договора РСФСР, что, впрочем, тоже было типично популистской акцией.

Иными словами, позиция России по Союзному договору была не самой продуктивной. А тут еще начали поступать заявления от некоторых украинских депутатов о том, что Украина вообще не допустит его заключения. Три Прибалтийские республики объявили, что они не будут участвовать в подготовке этого договора, так как он их не касается. Молдова собралась чуть ли не объединиться с Румынией и т. д.

Однако безрезультатными проводимые консультации считать нельзя. На мой взгляд, именно они предопределили важнейшее заявление 2-го Съезда народных депутатов РСФСР (работал с 27 ноября по 15 декабря 1990 года), который специальным постановлением подтвердил «решимость РСФСР быть полноправным субъектом обновленного Союза ССР на основе нового Союзного договора». Затем следует — и тоже под влиянием этих консультаций — решение 2-го Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1990 года о проведении 17 марта 1991 года референдума по вопросу о сохранении Союза ССР.

Но следуют ответы и другой стороны. 21 октября 1990 года официально учреждается движение «Демократическая Россия», в котором лидирующие позиции принадлежат противникам сохранения Советского Союза. Буквально с начала нового 1991 года разворачиваются события в Прибалтике. У Верховного Совета СССР информации о них — ноль. Ельцин реагирует мгновенно: летит в Таллинн, подписывает там договор о межгосударственных отношениях РСФСР и Латвии, заявляет, что Россия готова строить отношения с республиками Прибалтики как с иностранными государствами, обращается к военнослужащим с призывом не допустить насилия над народом. 21 января 1991 года он открывает очередную (третью) сессию Верховного Совета РСФСР неожиданным предложением подготовить вместо Союзного договора некое соглашение четырех республик — РСФСР, Украины, Белоруссии и Казахстана, которым провозгласить Союз Суверенных Государств. Почти одновременно он пытается застраховаться от критики со стороны Центра и других республик и 8 января подписывает с Горбачевым «Соглашение на 1991 год по стабилизации социально-экономического положения в стране». Вскоре он сам и обслуживающая его «Демократическая Россия» взорвут это соглашение, но пока еще приходится лавировать.

Только где-то в середине февраля нам удается высадить на подмосковную дачу «Морозовка» «десант» полномочных представителей союзных и автономных республик для коллективной работы над текстом Союзного договора. Р. Н. Нишанов наведывается туда регулярно — ему поручено Верховным Советом СССР и президентом координировать эту работу. Я успеваю заехать в «Морозовку» только один раз, на обсуждение первого варианта 28 февраля. К 1 марта мы получаем протокол по итогам этого обсуждения. Текст проекта договора пестрит альтернативными вариантами формулировок его статей. Но хорошо уже то, что он завизирован представителями РСФСР, Украинской ССР, Казахской ССР, Республики Кыргызстан, Таджикской ССР, Туркменской ССР, почти всех бывших автономных: Абхазии, Башкирии, Бурятии, Дагестана, Кабардино-Балкарии, Калмыкии, Карелии, Коми, Марий-Эл, Мордовии, Северной Осетии, Татарстана, Тувы, Удмуртии, Чечено-Ингушетии, Чувашии, Якутии-Саха. Почему-то нет подписей от Кара-Калпакии. Представители Азербайджана присутствовали при подписании. Армения, Молдова, Грузия и, конечно, три Прибалтийские республики участия не принимали. Приложено чуть ли не десять особых мнений, но текст вполне кондиционный. Основа есть, можно работать дальше.

Главные вопросы в этом тексте — именно они станут предметом ожесточенных споров и будут постоянно изменяться — о том, какое государство мы хотим получить в результате, как распределим собственность, как будем собирать налоги, какое правительство сформируем. Предпосылкой всех формулировок является запись: «Каждая республика — участник Договора — является суверенным государством».

Итак, какой Союз? Сошлись на том, что «Союз ССР — суверенное федеративное демократическое государство…» Но записали и то, что республики являются «полноправными членами международного сообщества. Они вправе устанавливать непосредственные отношения с иностранными государствами…» Собственность республик — земля, недра и другие природные ресурсы на их территориях, а также государственное имущество, за исключением той его части, которая на договорной основе закрепляется за Союзом. И наконец, налоги: «Республики самостоятельно устанавливают налоги и сборы, определяют свой бюджет». Союзные налоги пока допускаются, но только по согласованию с республиками, в размерах, необходимых для осуществления полномочий Союза. Верховенство законов СССР признается только в пределах отведенных ему республиками полномочий. Главным руководящим органом страны должен стать Совет Федерации, в который входят президент СССР, вице-президент СССР, высшие должностные лица республик, образовавших Союз. Официальный язык Союза — русский.

Таковой была «печка», от которой начались последующие «танцы».

Были затем промежуточные варианты, и к концу мая рассылается еще один официальный проект Союзного договора. Здесь уже расшифровано, что СССР — это Союз Советских Суверенных Республик. Земля, недра, природные ресурсы, растительный и животный мир являются достоянием народов, проживающих на соответствующей территории. Союзу отводится собственность, необходимая «для осуществления полномочий, возложенных на союзные органы власти и управления». Очень жестко записано право государств, образующих Союз, на доли в золотом, алмазном и валютном фондах Союза. Налоги и сборы — только по соглашению с республиками с учетом показателей их социально-экономического развития, что означает: налоги и отчисления в союзной бюджет согласовать никогда не удастся. Полномочия Совета Федерации многократно расширены. Все остальные изменения носят формальный характер.

Текст опять многократно обсуждается, редактируется и в аппарате президента СССР, и в республиках. 4 июня — новый вариант. Положение «Союз Советских Суверенных Республик (СССР) — суверенное федеративное демократическое государство» сохраняется, вроде бы окончательно договорились по этому пункту. По собственности как будто тоже. По налогам более удачная формулировка: «Для финансирования государственного бюджета Союза и других расходов, связанных с реализацией его полномочий, устанавливаются союзные налоги и сборы в размерах, определяемых по согласованию с республиками, а также их долевые отчисления на общественные программы». Но совсем исчезла статья о Совете Федерации! И новое положение в статье об официальном языке. Теперь она записана так: «Республики самостоятельно определяют свой государственный язык (языки).

Официальным языком Союза участники Договора признают русский язык».

Наконец 18 июня 1991 года в Верховный Совет СССР поступил следующий документ:

Верховному Совету СССР

Направляю на ваше рассмотрение проект «Договора о Союзе Суверенных Государств», детально и неоднократно рассмотренный, измененный и уточненный полномочными представителями республик, Советом Федерации и Подготовительным комитетом, образованным четвертым Съездом народных депутатов СССР.

По некоторым статьям проекта, в основном поддержанным, высказаны замечания, подлежащие дальнейшему согласованию.

Просьба обсудить проект в июне этого года.

М. Горбачев.

Это был тот самый проект, который нам предстояло обсудить не только в парламенте, но и на широкой встрече в Ново-Огареве 23 июля 1991 года, который будет готов к подписанию 20 августа и против которого выступят участники государственного переворота 19 августа. Но вот вопрос: а если бы не выступили, был бы подписан этот согласованный проект Союзного договора?

Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, что же происходило в стране в тот период, пока мы читали и анализировали многочисленные проекты Союзного договора, как развивались отношения Центра и Российского руководства.

Основные события в СССР за время наиболее «плотной» работы над соглашением о Союзе Суверенных Государств — это, конечно же шахтерские забастовки, акции небывалого размаха и новой, политической, окраски. Бастуют во Львове, в Ростове-на-Дону, в Туле, в Кузбассе, в Донбассе, устраивают голодовки в Москве. Требования: зарплату на мировой уровень, пенсионные льготы для всех, кто спускается под землю, президента СССР и союзное правительство в отставку, обеспечить радикальные и подлинно демократические преобразования в стране. Группа российских депутатов всячески раскручивает забастовочное движение, загоняя Горбачева в угол. С другой стороны, из рядов родной КПСС несется злорадное: вот до чего довел страну! Готовится апрельский Пленум ЦК КПСС, уже известно, что там будет предпринята решительная попытка сместить Горбачева с поста Генерального секретаря. Если забастовки явно направлены на срыв референдума, то партийная интрига — против перестроечных реформ.

Не удается ни та ни другая попытка. Референдум 17 марта 1991 года приносит воодушевляющий успех. Вопрос, вынесенный на него, был чрезвычайно усложненным: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» — но люди поняли, о чем речь. Поэтому, хотя препятствий для волеизъявления граждан было создано немало, 80 процентов в целом по Советскому Союзу приняли участие в голосовании, 76,4 процента из них высказались за сохранение Союза ССР (по России — 71,3 процента). Предприняв ряд тактических шагов, речь о которых пойдет ниже, Горбачев срывает попытку «бунта» на пленуме.

28 марта открывается 3-й Съезд народных депутатов РСФСР. Учреждается пост президента РСФСР, и Б. Н. Ельцин еще до выборов получает от Съезда сверхпрезидентские полномочия. Через день после начала съезда Россия и 11 других союзных республик подписывают с президентом СССР «Соглашение Союза ССР и республик по вопросам реформы розничных цен и социальной защиты населения» (от РСФСР подписал Р. И. Хасбулатов). Вроде бы все согласовано, никто не возражает, что реформа розничных цен необходима, премьер-министр СССР В. С. Павлов уже дважды обращался с этими предложениями в Верховный Совет СССР, обсуждались они и в республиканских парламентах. Можно только порадоваться, что соглашение достигнуто.

Но борьба продолжается, принимая все более острые и порой просто неприличные формы. 10 апреля следует очередной удар. «Демократическая Россия», контролируемая окружением Ельцина, выступает с заявлением, которое я привожу полностью как пример того нового стиля, который стал утверждаться в нашей политике в начале 90-х годов и получил весьма широкое распространение сегодня.

Держи вора!

Граждане России!

Второго апреля 1991 года совершен грабеж, крупнейший за все советские годы. Ограблена ВАША семья, похищены ВАШИ трудовые сбережения. Так называемой реформой цен правительство Павлова в один день понизило свою задолженность народу на сотни миллиардов рублей. У вас были сбережения — теперь семье из четырех человек будет не хватать 300–450 рублей в месяц. Как теперь прожить рядовому гражданину? На этот вопрос премьер не считает нужным отвечать. Пресловутая компенсация — жалкая дымовая завеса для выворачивания карманов: плеснули ковшиком — черпают ведром! Весь народ, каждую трудовую семью делают заложником прогнившей государственной экономики! В который раз многострадальный люд России вынуждают из своих скудных доходов выкупать банкротов партократии.

Второе апреля — день похорон Горбачева как государственного деятеля. Он много раз клятвенно заверял, что не допустит нового ограбления. «Предложения на этот счет будут вынесены на всестороннее обсуждение народа», — обещал он нам в 1988 году.

«Советские люди должны быть уверены, что без них такие решения приниматься не будут», — внушал он нам в 1989 году. Единожды солгавший, кто тебе поверит? А здесь ложь многократная, ложь как способ общения с людьми. У кого и оставались крупицы веры в доброго Президента, те второго апреля расстались с этой верой.

Народ обманут, разгневан — и этот праведный гнев партийная номенклатура хочет пустить по ложному следу. Причина, мол, в рынке. Виноваты, дескать, демократы. Источник беды — в «Демократической России», в Российском парламенте, в Ельцине… И снова — ложь! Утроенные цены на хлеб, масло, мясо не помогут ни колхозу, ни фермеру. Демократическое движение прямо заявило, что рост цен сам по себе не добавит товаров, но уровень жизни резко понизит. В России появятся десятки миллионов нищих. Отказавшись платить долги народу, грабительский Центр кричит, показывая на парламент Ельцина: «Держи вора!» Мы утверждаем: за новое ограбление народа несет полную ответственность правительство Горбачева — Павлова. Покрытие дефицита вздутыми ценами — последняя соломинка, за которую хватается тонущая партократия. Мертвый хватает живого: ради содержания КГБ, роскошных госдач и потайных привилегий Центр отнимает кусок хлеба у ветерана, чашку молока у ребенка.

Хватит быть добренькими в мире за счет своих сограждан! Нет — поддержке военно-промышленного комплекса за счет народа!

Хватит спасать убыточные колхозы и совхозы — надо спасать народ! Не допустим голода на Российской земле! Долой политику народного ограбления! Дайте людям самим заработать на жизнь, народу — самому накормить себя!

Не может быть веры правительству, отнимающему хлеб. Требуем правительства народного доверия!

Заявление координационного совета движения «Демократическая Россия».

Еще через десять дней подает голос оплот консерватизма в Верховном Совете СССР — депутатская группа «Союз». Наименовав себя «Всесоюзным депутатским объединением», она собрала 21 апреля съезд и в стиле приведенного выше заявления «Демократической России» потребовала срочного созыва внеочередного съезда народных депутатов СССР, отчета на нем президента СССР и введения в стране чрезвычайного положения. Звучали и предложения дать поручение Генеральной прокуратуре СССР подготовить обвинительное заключение на инициаторов перестройки. Что касается нового Союзного договора, то, по мнению участников этого сборища, он совсем не нужен, так как хорош и старый.

Вот как характеризовал эти действия в своих «Записках президента» Б. Н. Ельцин, который тоже успел в этот период отмежеваться от позиции и политики Горбачева и выступить за его немедленную отставку: «…Консерваторы в Верховном Совете, которым руководил хитроумный Лукьянов, в правительстве, в ЦК КПСС, в силовых структурах имели четко сформулированную радикальную идеологию. Идеологию «национального спасения». Кризис в экономике, национальные конфликты на Кавказе они использовали в своих интересах, шаг за шагом разрабатывая модель чрезвычайного положения, а по сути — схему будущего государственного переворота.

В этой ситуации маневрировать между правыми и левыми было уже невозможно.

Горбачев стоял перед ужасной необходимостью выбора».[26]

Напомню еще раз, что все это происходит на фоне сотрясающих страну шахтерских забастовок. Экономический кризис усугубляется не только простоями шахт, но и тем, что союзное правительство вынуждено платить многомиллионные штрафы за срыв шахтерами договоров поставки. Ельцин, конечно, обходит вниманием это обстоятельство. С плохо скрытым сожалением он замечает: «Загнанный в угол различными политическими силами, он (Горбачев. — Авт.) выдвинул идею нового Союзного договора. И сумел выиграть время».[27]

Речь здесь идет, собственно, не о новом Союзном договоре, а о значительных уступках, которые президент СССР согласился сделать в этом документе, касающихся, разумеется, в первую очередь ослабления Центра и усиления республик. 23 апреля Горбачев собрал в Ново-Огареве руководителей девяти республик и убедил их подписать «Совместное заявление о безотлагательных мерах по стабилизации обстановки в стране и преодолению кризиса», известное как документ «9+1». Подписи под ним поставили Горбачев, Ельцин, премьер-министр Украины В. Фокин, Председатель Совета Министров Белоруссии В. Кебич, И. Каримов, Н. Назарбаев, А. Муталибов (Азербайджан), А. Акаев, К. Махкамов (Таджикистан), С. Ниязов. Время действительно было выиграно, но не только время. С этим заявлением М. С. Горбачев приехал на апрельский Пленум ЦК КПСС и в ответ на критику резко поставил вопрос о доверии ему. Пленум пошумел, А. И. Вольский организовал сбор подписей в поддержку генсека, этим все и кончилось. Выступить против Горбачева, поддержанного республиками, члены ЦК КПСС не рискнули.

Тогда же в Ново-Огареве был подписан еще один впечатляющий документ. Обратимся снова к «Запискам президента»: «В Ново-Огареве я подписал соглашение о моратории на политические забастовки. После этого (29 апреля. — Авт.) я вылетел в Кузбасс, предложив шахтерам прекратить забастовки.

Шахтеры спустились в забой».[28]

Борис Николаевич в наивном упоении своим могуществом, очевидно, не сознает, что этим пассажем раскрывает всю «тайну» шахтерских забастовок, признает, что забастовки были инспирированы, что шахтеров нагло и цинично использовала маленькая группка политиканов, сыгравшая на их объективных трудностях и политической инфантильности.

Возможно, кому-то покажется, что это замечание обидно для шахтеров. Но что было, то было. Когда Б. Н. Ельцин на первомайской демонстрации в Кемерово прямо на трибуне подписал распоряжение о переводе шахт Кузбасса в российскую юрисдикцию, это было встречено сотнями тысяч людей с бурным восторгом. Спросим сегодня: какое значение имел этот перевод? Что принесла российская юрисдикция? Никакого значения и ничего не принесла шахтерам! Но многое принесла Ельцину. Именно он стал победителем на шахтерских стачках. 3 мая пресса уже характеризует его как спасителя Отечества, как подлинно народного лидера. С этого момента чиновничество, пока еще выжидавшее, чья возьмет, начинает открыто отворачиваться от Горбачева и преданно смотреть на Ельцина. Исход борьбы предрешен.

Почувствовали это и члены Верховного Совета СССР. Обсуждение проекта Союзного договора, направленного М. С. Горбачевым в парламент, как отмечалось выше, 18 июня с просьбой в июне же и обсудить его, выливается в открытое противостояние группы «Союз» и демократического крыла Верховного Совета. Текст договора почти не обсуждается, речь идет о развале страны, об игнорировании итогов референдума, об отступничестве от социализма, о предательстве и т. п. Тем не менее удалось принять постановление, в основном одобряющее проект, хотя и с большими замечаниями и рекомендацией доработать.

Но этому предшествуют несколько событий, которые в корне меняют обстановку. 7 июня Украина установила свою юрисдикцию над всеми предприятиями на ее территории. 24 мая 4-й Съезд народных депутатов РСФСР принимает поправку к Конституции республики и переводит в юрисдикцию РСФСР… Москву! 17 июня премьер-министр СССР В. С. Павлов делает в Верховном Совете СССР доклад о политическом и экономическом состоянии страны, заканчивая его требованием предоставить правительству чрезвычайные полномочия (как я уже писал, М. С. Горбачев об этом в известность не был поставлен). И наконец, 19 июля на 5-м внеочередном Съезде народных депутатов РСФСР проходит пышная инаугурация первого президента России Б. Н. Ельцина. Ситуация явно идет вразнос.

В этих экстремальных условиях М. С. Горбачев проявляет потрясающую волю. Все замечания парламентов получены, обобщены. 23 июля он собирает руководителей практически всех республик, как союзных, так и автономных, в Ново-Огареве.

Я не участвовал в повседневной работе над проектом Союзного договора и не ездил до этого в Ново-Огарево. Но 23-го предполагалось окончательно согласовать документ, обсудить все спорные позиции, и Лукьянов, сославшись на Горбачева, сказал, что мне надо быть. Прибыло туда и почти все остальное союзное руководство — Павлов, Лукьянов, Нишанов, Язов, А. А. Бессмертных — министр иностранных дел СССР, В. П. Щербаков — председатель Конфедерации профсоюзов СССР. За отдельным столом, чуть в стороне и сзади председателя, сидел В. И. Болдин, как всегда нахмуренный и молчаливый. Я поздоровался со всеми приехавшими на заседание, незнакомых тут не было, и сел к небольшому столику у окна. С другой стороны на этот столик выкладывал свои бумаги академик В. Н. Кудрявцев — один из крупнейших наших юристов.

Спорных вопросов было немало, но главными оказались все те же: собственность, Верховный Совет, Конституционный суд, бюджет и налоги, членство в Союзе. Особенно последние два. Рабочим текстом служил документ, представленный президентом СССР в союзный парламент 17 июня. Он включал преамбулу, главы «Основные принципы», «Устройство Союза» (11 статей), «Органы Союза» (8 статей) и «Заключительные положения» (7 статей).

Преамбулу и «Основные принципы» прошли быстро, внесена была только маленькая редакционная поправка. На первой же статье главы «Устройство Союза» застряли прочно и надолго, главным образом на третьей части этой статьи. В проекте она была сформулирована так: «Отношения между государствами, одно из которых входит в состав другого, регулируются договором между ними и конституцией государства, в которое оно входит».

Понятно, что, в первую очередь, это положение затрагивало бывшие автономии — они входили в состав союзных республик, конституции которых и становились для них главенствующими. Автономии были с этим категорически не согласны, у них ведь имелись и свои конституции. Масштаб вопроса станет ясным, если вспомнить, что СССР включал в себя 53 национально-государственных образования, то есть 53 государства со своими гербами, флагами, правительствами и, конечно, конституциями. Автономные республики, понаблюдав за время перестройки за действиями союзных, решительно выступали за то, чтобы все межреспубликанские споры и проблемы регулировались Конституцией СССР. Союзные республики столь же решительно возражали. По несколько раз выступают В. Г. Ардзинба (Абхазия), М. Ш. Шаймиев (Татарстан), М. Г. Рахимов (Башкирия), М. Е. Николаев (Якутия-Саха), Д. Г. Завгаев (Чечено-Ингушетия). Им возражают А. Т. Асатиани (Грузия не желала участвовать в подписании договора, но представителя своего прислала), Б. Н. Ельцин. Президенты Казахстана и Узбекистана Н. А. Назарбаев и И. А. Каримов, всегда определенно выступавшие за Союзный договор, пытаются найти примиряющую всех формулировку, тоже выступают неоднократно. В конце концов В. Г. Ардзинба не выдерживает и обращается с громкой просьбой принять хоть какую-то формулу и двигаться дальше. Прошло уже несколько часов.

Наконец, записываем, выделяя особую позицию России, в которую входят 16 автономий: «Отношения между государствами, одно из которых входит в состав другого, регулируются договорами между ними, Конституцией государства, в которое оно входит, и Конституцией СССР. В РСФСР — федеративным или иным договором, Конституцией СССР». Ельцин соглашается, не замечая, очевидно, что куда-то исчезла Конституция РСФСР. Но все уже слишком устали от этого вопроса, чтобы обращать внимание российского президента на явное упущение.

Переходим к другому, столь же высокому и коварному барьеру. Статья 9 — «Союзные налоги и сборы». Суть спора: будет ли Союз иметь право собирать федеральный налог непосредственно или же все налоги будет взимать республика и выделит Центру определенную часть собранных сумм. М. С. Горбачев отстаивал первую позицию, Б. Н. Ельцин скалой стоял на второй. Назарбаев и Каримов здесь активно поддерживали Горбачева: возглавляя дотационные республики, они могли надеяться на дальнейшую финансовую поддержку только в том случае, если у Центра будут деньги. И. Плющ, представлявший Украину, подыгрывал президенту России. Спорили около трех часов, дважды Горбачев объявлял перерыв, чтобы подумать. Потом Назарбаев с Ельциным уединились и предложили решение, с которым согласились все: единые союзные налоги устанавливались, но «в фиксированных процентных ставках, определяемых по согласованию с республиками, на основе представленных Союзом статей расходов. Контроль за расходами союзного бюджета осуществляется участниками договора». Ясно, что победила республиканская позиция, но хоть какие-то гарантии союзному бюджету были записаны.

Остальные спорные пункты прошли и уточнили очень быстро. Да и то — время шло к полуночи.

Президент СССР, держа в руках доработанный текст Союзного договора, медленно пошел вдоль стола, за которым сидели участники совещания:

— Ну а как подписывать будем?

А. И. Лукьянов встал и предложил провести процедуру подписания «важнейшего документа в жизни страны» только на Съезде народных депутатов СССР. Против такого предложения трудно было возражать, и все как-то неловко молчали. Молчал и Горбачев.

Я вспомнил только что завершившуюся сессию Верховного Совета СССР, обсуждавшую проект Союзного договора, представил себе, что может произойти на съезде, и дернулся встать. Михаил Сергеевич заметил это, подошел поближе.

— Нам не удастся подписать договор на съезде, — несколько громче, чем следовало, сказал я. — Нам просто не дадут открыть съезд. А если дадут, то сразу превратят его в судилище над президентом — вы же знаете, что заявляет группа «Союз». Если же этого не пройдет, то развернется обсуждение проекта договора, и он будет так раскритикован, что потеряет в глазах общественности всякое значение. Надо подписывать его в каком-то другом, лучше рабочем порядке.

Президент подумал.

— Давайте подумаем, еще раз проработаем этот вопрос, — сказал он после паузы. — А сейчас приглашаю всех к столу. Мы работали целый день, перекусим немного.

Все встали. Назарбаев подошел и дружески пихнул меня в бок.

Спустились на первый этаж, в столовую. И только здесь поняли, что многомесячная работа завершена, и даже поздравили друг друга. По правую руку от Горбачева сел Ельцин, слева — Лукьянов. Президент распорядился подать напитки, официанты принесли водку и коньяк, мы подняли бокалы за окончание исторического (вот где лучше всего подходит горбачевское «судьбоносного») дела. За столом царила атмосфера согласия, все выглядели довольными и счастливыми, а Горбачев — больше всех. Уже за полночь мы отправились по домам. Помню, что шел очень сильный дождь, охрана сопровождала нас к машинам под зонтами, почти все вспоминали о народной примете: дождь — к богатству и урожаю.

Затем несколько дней проект еще выверялся юристами, но никаких изменений в него внесено не было. Кроме одного. В статье 5 «Сфера ведения Союза ССР», в части, касающейся вопросов безопасности, к словам «координация деятельности органов безопасности республик» председатель КГБ СССР В. А. Крючков добавил два слова: «руководство и…» Стало звучать: «руководство и координация…» Крючков сам согласовал эту поправку с руководителями республик, о чем в тексте договора была сделана специальная запись-сноска. В начале августа проект Союзного договора под шапкой «Согласовано 23 июля 1991 г.» был разослан по всем республикам для представления в парламенты.

Не знаю, как было в других республиках, но в РСФСР сразу начались некоторые странности. Сначала чуть не две недели текст в российском парламенте не появляется. Только десятого числа Б. Н. Ельцин направляет туда документ.

Верховный Совет РСФСР

В соответствии с постановлением Верховного Совета РСФСР от 5 июля 1991 года № 1548-1 представляю проект Договора о Союзе Суверенных Государств, который будет открыт для подписания 20 августа 1991 г.

Б. Ельцин

10 августа 1991 г.

Документ поступает в Верховный Совет России 12 августа. В это время большинство депутатов на каникулах, сессии не проводятся. В отпуске и Р. И. Хасбулатов. На хозяйстве — заместитель председателя Верховного Совета Б. Н. Исаев. Вместе с председателем палаты Совет республики В. Б. Исаковым они посылают телеграмму Хасбулатову. Ответ: размножить документ, раздать депутатам, больше ничего не предпринимать. Депутаты начинают возмущаться, некоторые срочно возвращаются из отпусков.

Назревает скандал. 15 августа Ельцин направляет в Верховный Совет еще одно письмо, в котором объясняет, что доработанный проект соответствует интересам Российской Федерации. Депутаты тем не менее не успокаиваются. Всех оскорбляет то, что договор одобряется и подписывается в обход парламента, по единоличному решению Ельцина.[29]

Параллельно развивается другой информационный процесс. 8 августа, еще до представления проекта договора в парламент, «Независимая газета» публикует обращение к президенту России:

«Широко объявлено, что 20 августа Вы собираетесь от имени России подписать новый Союзный договор, призванный на необозримо длительный срок предопределить судьбу народов нашей страны. Между тем текст договора в той редакции, в которой он будет подписан, неизвестен населению России. Прежний же текст, готовившийся в тайне и не подвергнутый до сих пор сколь-нибудь обстоятельному обсуждению ни в печати, ни на сессии Верховного Совета, неудовлетворителен. Он заключает в себе много неясностей, недомолвок и противоречий, недопустимых в документе, требующем абсолютно однозначного толкования…

Мы считаем, что, не познакомив с окончательной редакцией население Российской Федерации и не представив ему убедительного ответа на все эти вопросы, Президент РСФСР не может подписывать Союзный договор. Более того, никто не вправе на десятилетия вперед решать судьбу народов, не получив их ясно выраженного согласия на это. Кардинальные условия, на которых Россия готова будет вступить в новый Союз, должны быть, по нашему мнению, вынесены на всероссийский референдум.

Ю. Афанасьев, Л. Тимофеев, Л. Баткин,

В. Иванова, Ю. Буртин, В. Библер, Е. Боннэр».

Позвольте, скажет читатель, но ведь референдум уже был и народы России весьма ясно высказались по поводу Союза. Но, на мой взгляд, более интересны другие моменты. Во-первых, текст договора еще не опубликован и даже не представлен в парламент, а уже если не отвергается, то ставится под сомнение. Во-вторых, к президенту России обращаются люди, многим из которых для этого вовсе не требуются услуги прессы, — они имеют прямой доступ «к телу».

15 августа текст договора публикуется в печати. 17-го к президенту обращается уже группа народных депутатов:

«Мы ознакомились с представленным 10 августа Президентом РСФСР проектом Договора о Союзе Суверенных Государств. Считаем, что его нельзя подписывать 20 августа…

Перед подписанием и вступлением в силу договор должен быть одобрен высшим органом государственной власти — Съездом народных депутатов РСФСР…

Е. Басин, Е. Лахова, С. Филатов,

О. Качанов и др.»[30]

Перед Ельциным маячит призрак ситуации Горбачева — двусторонняя ловушка. С одной стороны, непримиримая общественность, с другой — осмелевшие депутаты из числа самых близких к нему. Впереди два сценария: либо отмахнуться от всех и подписать договор, либо занять позицию: я-то «за», я-то готов, но против общественности и народных депутатов пойти не могу…

Уверен, что Борис Ельцин избрал бы второй сценарий. Но 19 августа путч избавил его от необходимости делать выбор. И Ельцин использовал подаренную ему судьбой и группой политических авантюристов ситуацию на всю тысячу процентов.