"Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 3. Князь Велизарий." - читать интересную книгу автора (Грейвз Роберт)КНЯЗЬ ВЕЛИЗАРИЙ (Роман)ГЛАВА 1 Детство ВелизарияКогда Велизарию было семь лет, его мать-вдова заявила, что пришло время ему покинуть отчий дом и отправиться в школу в Адрианополе, городе, расположенном в нескольких милях от их имения, где за ним будет присматривать ее брат Выдающийся Модест. Она заставила его поклясться на Евангелии, потому что мать Велизария была православной христианкой, что он не нарушит клятву, данную при крещении от его имени крестными, которые к тому времени уже умерли. Велизарий ей поклялся отречься от бренного мира, плоти и Дьявола. Я, автор этой греческой книги, человек весьма незначительный, просто слуга в доме. Но я почти всю жизнь прислуживал Антонине, жене Велизария, и вы должны верить тому, что я написал. Позвольте мне упомянуть мнение моей госпожи Антонины по поводу клятвы, произнесенной в детстве Велизарием в Чермене. Она считает, что нельзя связывать малых детей духовными клятвами, подобными той, что дал Велизарий, в особенности, если они до этого еще не посещали школу и не имели никакого опыта общения с мужчинами, женщинами и священниками. Она сказала, что это противоречит законам Природы, и это равносильно тому, что ребенка подвергают телесным ограничениям. Ну например, заставляют мальчика постоянно таскать с собой деревянное полено, не позволяют ему поворачивать голову в стороны, а только двигать глазами или наклониться всем туловищем. Конечно, в таком положении очень неудобно двигаться, но это не идет в сравнение с торжественной клятвой — отречься от бренного мира, плоти и Дьявола, которую дает юноша благородного происхождения, готовясь к службе Его Священному Величеству Императору Восточных Римлян, правящему в Константинополе.[1] Потому что, когда мальчик вырастет, ему могут представиться соблазны и он нарушит клятву, а сердце его будет постоянно терзать угрызения совести, и тогда он потеряет уверенность в себе. А может случиться и так: клятва будет нарушена, но от этого он не станет страдать, потому что мир, плоть и Дьявол покажутся ему весьма соблазнительными, и поэтому ему будет легко нарушить любую клятву. Но Велизарий был удивительным ребенком, он вырос и чудесным человеком, и у него не возникло в этом смысле никаких сложностей. Если бы ему пришлось, как предсказывала моя госпожа, к примеру, никогда не поворачивать голову, он держался бы так, что его осанка становилась бы все более благородной. А если бы ему пришлось постоянно таскать с собой бревно, то он доказал бы всем, что это самый обыкновенный и нужный для него предмет — оружие, или стул, или подушка, и подражая ему, молодые люди начали бы таскать с собой обрубки бревен, украшенные драгоценностями или резные. И можно сказать, что его пример не стал бы более глупым, чем обычаи и нравы молодых модников, соперничающих партий на ипподроме. И многие другие моды, которые возникали, а потом исчезли в том сложном и противоречивом веке, — мода на бороды, одежды, клятвы, игрушки, запахи, азартные игры, эротические пристрастия, правила любви телесной, религиозные споры, сладости, кинжалы и реликвии. Велизарий так же невинно дал опасную клятву, как в свое время это сделал молодой Тезей из Афин, который поклялся перед матерью-вдовой отомстить за смерть отца ужасному Минотавру из Лабиринта, пожиравшему людей.[2] Сохранил ли Велизарий верность клятве вы сможете судить сами, прочитав эту книгу. Но если читатель — христианин аскетического склада, то хочу заверить его, что Велизарий мыслил по-другому, его мало интересовали догмы. Став главой семейства, он запретил любые религиозные диспуты в доме, полагая, что они мало что дают для души и нарушают мир в семействе. Сначала к этому выводу пришла моя госпожа Антонина, а потом Велизарий разделил ее мнение. Он объяснял это даже епископам и аббатам, когда они появлялись у него дома. Это была первая из трех присяг, которые принял Велизарий. Вторую он дал императору — прежнему императору Анастасию.[3] Велизарий родился в годы его правления; потом он также присягнул двум преемникам Анастасия. Третью присягу он дал моей госпоже Антонине, беря ее в жены. Эти замечания послужат предисловием к нижеследующей работе. Я пишу воспоминания, будучи уже очень старым в Константинополе, в 571 году, после Рождества Христова, то есть в 1306 году с основания Рима. Велизарий родился в 500 году, и его мать посчитала это плохой приметой. Она слыхала, что Дьявол будет править на земле тысячу лет, а после этого человечество наконец сможет освободиться от влияния его сил. Мать Велизария говорила, что год рождения ее единственного сына оказался в самом центре длинной черной ночи, разделяющей первый день славы от второго. Но я, Евгений-евнух, должен признаться, что считаю все это предрассудком, этому не должны верить умные люди, моя дорогая госпожа Антонина с домочадцами тоже так считает. Юный Велизарий попрощался с матерью и слугами — их у них было двести человек рабов и свободных людей, детей и стариков. Он отправился верхом на чудесном белом пони в Адрианополь, его сопровождали Иоанн, сын управляющего, армянский мальчик — его ровесник, который был его помощником и лейтенантом небольшой армии Велизария, составленной из детей, живущих в поместье. С ними еще ехал Палеолог, учитель-грек, который научил мальчика писать, читать и считать, и два фракийских раба. Палеолог путешествовал без оружия, у рабов были мечи, а Велизарий и Иоанн были вооружены легкими луками и хорошими крепкими стрелами. Мальчики ловко управлялись с луками и умели одинаково хорошо стрелять, сидя на коне и пешими. Армяне — выносливый народ, а в Велизарии текла славянская кровь. Его имя Велизарий — означало Белый Царь. Славяне-язычники жили вдоль Дуная, они слыли хорошими лучниками и наездниками. Семейство его отца поселилось в Чермене сотню лет назад, полностью ассимилировалось и даже достигло второй ступени из трех рангов аристократии… Они ехали по полям, а не по главной дороге из Константинополя в Адрианополь. Несколько раз Велизарий и Иоанн с позволения их наставника прерывали свой путь и охотились на дичь. Велизарию повезло, он подстрелил зайца. Они приготовили себе ужин в харчевне, где остановились на ночь. Это был небольшой заезжий двор, в нем мало кто останавливался, и старой хозяйке приходилось нелегко. Ее мужа недавно прибило огромной ветвью дерева и он умер. И их единственный раб украл лошадь и удрал. У хозяйки осталась девчонка-рабыня, которая плохо справлялась со скотом и виноградом, а сама хозяйка едва управлялась по дому. Путешественники поняли, что в харчевне их никто не накормит, даже зайца им придется готовить самим. Из двух рабов, что ехали с ними, — один сильный и храбрый человек, был носильщиком, но он мало что знал и соображал. Второй раб был совсем молодым, его звали Андреас, он выучился на банщика. Так что никто из них не умел даже разделать зайца. Палеолог послал носильщика за дровами и водой, а Андреасу приказал отчистить песком грязный засаленный стол. Наставник сам разделал и освежевал зайца, и вскоре тот тушился в горшке с лавровым листом, капустой и ячменем. Туда же Палеолог добавил немного соли. Иоанн стал помешивать похлебку ложкой из рога. Велизарий сказал: — У меня есть пакетик черного перца с Цейлона. Матушка послала его в подарок дяде Модесту. Мне нравится этот жгучий перец. От него горит во рту. Я перемелю несколько горошин в маленькой ручной мельнице, которая у меня с собой, и тогда мы сможем приправить нашу похлебку. Мальчик открыл седельную сумку, достал перец и мельницу и начал измельчать горошки перца. Он был еще слишком молод и смолол сразу слишком много. Палеолог, наблюдавший за ним, воскликнул: — Дитя мое, да никак ты для Циклопа перец готовишь. Пока тушился заяц, Палеолог рассказал им историю с Циклопом. Это была легенда о Улиссе, попавшем в пещеру Циклопа, о том как он подпоил Циклопа, раскалил в огне огромный шест и проткнул его раскаленным концом единственный глаз Циклопа. Мальчики и рабы с интересом слушали и смеялись, потому что Палеолог, рассказывая им пьесу Еврипида, очень смешно изображал изумленного и взбешенного Циклопа.[4] Потом они накрыли стол на троих — рабы едят после хозяев — и распили вино из глиняного кувшина, который нашли в кладовой. Раб Андреас охотничьим ножом нарезал хлеба. Наконец, еда была почти готова — зайцу осталось тушиться несколько минут. Палеолог добавил к похлебке несколько ложек вина, поперчил, опустил туда ветку розмарина и немного щавеля, который хозяйка принесла с огорода. Они постоянно пробовали похлебку. На стол поставили четыре сальные свечи, и Андреас должен был следить за тем, чтобы они не коптили. Но в этот счастливый момент у дверей раздался сильный шум, и в комнату ворвались шестеро вооруженных мужчин, азиатских греков, если судить по их разговору, и все пошло вверх дном. Они притащили с собой прилично одетого молодого человека с приятными чертами лица, так связанного веревками, что он не мог сделать ни шага. По внешности он смахивал на ремесленника или торговца. Вожак банды, крепкий парень, тащил пленника на плече, как мешок зерна, и швырнул его в угол у огня, наверно, потому что это место было дальше всего от двери, и молодой человек не смог бы от них убежать. Он был в ужасе и приготовился к скорой смерти. Позже все узнали, что его имя Симеон, и он жил неподалеку. Симеон отправился по поручению горожан и других жителей к крупному землевладельцу по имени Иоанн из Каппадохии с тем, чтобы попытаться получить от него налог на землю или хотя бы часть долга. Этот богач уклонялся от уплаты налогов. Но их округ должен был ежегодно выплачивать много золота в императорскую сокровищницу, а хотя земли Иоанна Каппадохии были оценены гораздо ниже их настоящей стоимости, тем не менее налог на них составлял одну треть общего налога всего округа. Жители этих мест бедствовали из-за плохих урожаев, они так и не смогли оправиться от грабительского нападения болгарских гуннов, к тому же им назначались непосильно высокие налоги на имущество и землю. Правительство передало им в собственность плохие и неплодородные земли, в основном, болота и камни, но оценило их, как прекрасную пахотную землю, так что все жители погрязли в долгах, и им грозило полное разорение, если Иоанн Каппадохия не выплатит свою долю. Но он заартачился, собрал вооруженных людей, в основном жителей собственного поместья, подобных этим шестерым, они оскорбляли и избивали кого не попадя, когда те приходили в замок за деньгами. В моем рассказе будет встречаться множество Иоаннов, кроме Иоанна армянина и Иоанна из Каппадохии. Многие люди после крещения берут имя Иоанн, потому что оно напоминает имя Иоанна Крестителя, или Иоанна Евангелиста. Иногда это имя хозяева дают своим рабам. Оно также часто встречается среди иудеев. Кстати, пошло оно именно от иудеев. Так что нам придется различать этих Иоаннов или по стране, из которой они были родом, или по их прозвищам: Иоанн Ублюдок, Иоанн Эпикуреец и даже Кровавый Иоанн. Зато в моем рассказе фигурирует только один Велизарий, и он так же необычен, как и его имя. Из того, что наболтали люди Иоанна Каппадохии, и из жалоб несчастного Симеона стало ясно, что он отправился с полицейскими в замок Иоанна Каппадохии, чтобы уговорить того выплатить долг или хотя бы часть. Но вооруженная дубинками и мечами охрана напала на него у ворот. Полицейские сразу удрали, а стража забрала Симеона в плен. Потом появился сам Иоанн Каппадохия, проводивший осень в поместье, где он охотился. Он, пошатываясь, подошел к воротам и спросил сержанта охраны: «Кто этот парень?» Все отвесили Иоанну низкий поклон, — который он требовал, чтобы к нему относились с великим уважением. Сержант ему ответил: — Какой-то странный сборщик налогов, с вашего позволения, ваша Милость. Иоанн Каппадохия воскликнул: — Задайте ему отменную трепку, чтобы ни один сборщик налогов больше не появлялся у меня в поместье, покажите ему, где раки зимуют! Сержант и пять стражников связали Симеона, взвалили на коня и уехали, торопясь услужить хозяину замка. В дороге принялись рассуждать, какую же смерть придумать для пленника. Сержант поинтересовался, что думают караульные. Один сказал: — Давайте привяжем к нему камень и утопим в пруду! Но Симеон начал протестовать. — Если мой труп останется в пруду, вода будет отравлена, а это грех великий! В этой смерти нет ничего странного — так рабыни топят щенков. Придумайте что-нибудь другое! Сержант согласился с Симоном, и они поехали дальше. Потом кто-то предложил привязать его к дереву и пронзить стрелами. Симеон опять стал возражать: — Как вы можете богохульствовать, предав простого сборщика налогов такой же смерти, как та, что постигла святого мученика Себастьяна Миланского?[5] Его возражение было признано верным, и они поехали дальше. Третий солдат предложил посадить его на кол, четвертый — содрать живьем кожу, а пятому хотелось закопать Симеона живым в землю. Но каждый раз Симеон находил убедительные возражения и говорил, что их накажет хозяин, если они к нему вернуться и доложат, что смерть Симеона была самой обычной. Сержант долго думал и наконец сказал: — Если ты нам подскажешь, какую смерть ты считаешь странной и необычной, то мы сразу выполним твое пожелание. — Пусть ваш хозяин выплатит свой долг, и тогда я умру от удивления, это будет самая странная смерть! Сержант за наглость дал Симеону по зубам, но никак не мог решить, как же его умертвить. Пошел дождь, и солдаты увидели, что на постоялом дворе мерцает огонек. Они оставили лошадей в конюшне и вошли внутрь, чтобы выпить вина и решить судьбу Симеона. Палеолог услышал, как они упоминали имя своего хозяина, и вспомнил, что у него репутация сварливого и скандального человека, и он сразу решил сделать все, чтобы не разозлить его слуг, и предложил им выпить вина за его счет. Невоспитанный сержант не удостоил его ответом, подошел к чудесно пахнувшему горшку с тушившимся зайцем, повернулся к солдатам и воскликнул: — Парни, нам повезло! Этот старый бородач знал, что мы здесь появимся, и приготовил для нас зайца. Палеолог попытался превратить все в шутку и обратился к сержанту: — Почтеннейший из греков, этого горшка не хватит для десяти взрослых мужчин и двух мальчиков, один из которых благородного происхождения. Но если вы и еще кто-то один пожелаете к нам присоединиться… Сержант быстро ему ответил: — Наглый старик, тебе прекрасно известно, что это не твой заяц. Вы его украли у моего хозяина Иоанна. Более того, когда мы его съедим, тебе придется заплатить мне штраф за кражу зайца. Отдашь десять монет или все, что найдется у тебя в кошельке. Что касается твоего дворянчика, он нам станет прислуживать. Братцы, охраняйте дверь и разоружите этих рабов! Палеолог понял, что лучше не сопротивляться, и приказал Андреасу и носильщику отдать оружие. Они повиновались. Армянин Иоанн и Велизарий, которому очень хотелось отведать зайчатинки, сильно разозлились, но смолчали. Велизарию вспомнилась легенда о Циклопе, и он решил напоить разбойников, чтобы когда начнется свара, у них было преимущество над солдатами. Он начал вежливо им прислуживать, наливал чистое вино, не разбавляя его водой, и постоянно приговаривал: — Пейте, господа. Это — хорошее вино, и вам не придется за него платить. Суп был очень острым, люди Каппадахии выпили вина гораздо больше, чем следовало. Они пили тосты за Велизария, называя его Ганимедом и желали его поцеловать, но мальчику удавалось избежать их ласк.[6] Потом один из солдат отправился на кухню, поймал там девушку-рабыню и начал срывать с нее платье, но она вырвалась и удрала из дома в сад, и спряталась там в кустах. Бандит вернулся на кухню. Люди из Каппадохии начали, подвыпив, обсуждать религиозные доктрины — это была болезнь века. Думаете, что когда собираются фермеры, они обсуждают виды на урожай или своих домашних животных, а солдаты — сражения, проститутки наряды, различные мази и благовония и свои успехи у мужчин?.. Ничего подобного! Стоило собраться двум-трем человекам в таверне, казармах, борделе или где-либо еще, как они принимались обсуждать, делая вид, что во всем прекрасно разбираются, сложные аспекты христианской доктрины. На диспутах различных христианских церквей непременно рассматривали сущность Бога, самый спорный пункт богословских рассуждений. Вот и эти пьяницы начали богохульствовать, пытаясь прийти к важному выводу в отношении Святой Троицы. В особенности, в отношении Бога-Сына. Все солдаты Каппадохии были православными христианами и им очень хотелось, чтобы Палеолог принял участие в их споре. Он не стал этого делать, потому что на самом деле он поддерживал их сторону. Но Симеон был монофизитом.[7] Монофизиты были сектой, обладавшей властью в Египте и Антиохии, и во время последних двух императоров принесшей много горя империи. Император в Константинополе должен был выбрать между Римским Папой, признанным преемником апостола Петра, и Египтом, от которого Константинополь зависел в поставках зерна — заклеймить еретическую секту или признать. Некоторые императоры держались одного мнения, другие — иного. Кое-кто из них пытался прийти к компромиссу. Довольно часто происходили разрушительные стычки и войны, церковь раздирали скандалы по этому поводу. В то время, о котором я пишу, наметился раскол между Церковью Востока и Западной Церковью. Правящий император Анастасий склонялся в пользу монофизитов, и Симеон, чтобы позлить захвативших его слуг Иоанна Каппадохии, проявлял лояльность к императору и подчеркивал свою веру в монофизитизм. Симеон мог переспорить любого из них, хотя они орали хором. И поэтому бандиты обратились к Палеологу, к ученому мужу, чтобы он от их имени поддержал ортодоксальную точку зрения. Он с удовольствием это сделал. Иоанн Армянин тем временем по просьбе Велизария постоянно подливал им вино, пока они внимательно прислушивались к спору. Палеолог цитировал слова Папы Льва. Я, правда, позабыл точный смысл, но мне кажется, что он говорил, что сын не является лишь только Богом, как это утверждают ненормальные акваниты.[8] Он также не является всего лишь человеком, как считают безбожники-плотиниане.[9] Ему свойственны черты человека и Божества, если следовать тексту «Я и Мой Отец едины» и еще одной строке «Мой Отец более велик, чем я». Сын уступает отцу именно из-за человеческих черт, но в отношении Божественной Натуры Сын равен Отцу. Люди из Каппадохии встретили одобрительными возгласами слова Палеолога. Они стучали чашами по столу, не замечая, что Велизарий под столом связывал их ноги крепкой веревкой. Он все сделал очень хитро, связал их не слишком туго, так, чтобы они могли свободно двигать ногами, но если попытаются встать из-за стола, то все сразу попадают. Концы веревки Велизарий связал вместе. Симеон начал смеяться над Палеологом и заявил, что отрицать разные фальшивые доктрины, это еще не значит доказать правильность защищаемой точки зрения, и что даже Папа Римский не обладает правом окончательно определять христианские законы. Он еще добавил, что Папа из политических соображений может делать и говорить опасные слова, способные навредить Богу и Императору. Симеон также сказал, что природа Сына не может разделяться на две части, как человек ударом топора разделяет полено на две половинки. Деяния и страдания Сына были смесью человеческих и Божественных черт, но, взятые вместе, принадлежали Богочеловеку. Сын шагал по водам Галилеи, это было деяние, осуществленное плотью, но преступающее законы плоти. До сих пор мое повествование шло очень гладко, но далее начнутся противоречия. Сначала я расскажу все, что произошло потом и что я услышал от одного человека из Адрианополя спустя много лет после случившегося. Он сказал, что слышал эту историю от старшего сына Симеона. Как рассказывал мне этот человек, Симеон закончил спор следующими словами: «Но Папа Лев заявил: „Ardescat in foco ferrum, sunt vincula wea solvenda, Mox etiam pugionibus et pipere pugnaudum est Tace!“» — Люди Каппадохии, как вы можете так сильно грешить? Сержант сделал вид, что понимает латынь и воскликнул: — Благословенный Папа Лев сказал все правильно. Каждое его слово верно, и ты проспорил. Они даже не догадывались, что Симеон попросил Велизария нагреть вертел на углях, перерезать веревки и быть готовым к битве с помощью кинжалов и перца. Другую версию я слышал от Андреаса несколько лет назад, он сказал, что именно Велизарий произнес предложение на латыни, сделав вид, что он возражает Симеону: «Ardescitin foco berrum manibus fivis promnguum Vincula solwam. Max etaim pusiombus et pipere pugnabitur…» И как говорил Андреас, неграмотные бандиты стали восхвалять мальчика, крепкого защитника настоящей веры. Но слова Велизария были обращены к Симеону, он ему сказал, что вертел уже раскалился и что он порвет веревки, и начнется в ней драться с кинжалами и перцем. Мне кажется, Андреас, как это обычно делают пожилые люди, преувеличил отвагу Велизария, который впоследствии прославился военными талантами. Так апостол Матфей узнал из старых рассказов, что младенец Иисус однажды оживил мертвого воробья.[10] Он записал этот рассказ и приводил еще примеры подобных преувеличений, когда будто бы младенец Иисус разговаривал, будучи в материнском чреве, даже отчитывал своего отчима Иосифа.[11] Но я знал Андреаса как верного человека и сам слушал его рассказ. Также нельзя утверждать, что мальчик не мог разговаривать на хорошей латыни — римской латыни, ибо это был родной язык его матери. Ее отец был римским сенатором, покинувшим Италию со всем семейством еще пятьдесят лет назад. Это случилось, когда король вандалов Гейзерих грабил храмы и дома богачей Рима.[12] И семейство деда Велизария отправилось спасаться от опасности в восточную часть Римской империи. Никто из членов семьи не забыл латыни. В семилетнем возрасте Велизарий мог говорить на трех языках: фракийском наречии, на латыни (на ней с ним объяснялись мать и капеллан) и на греческом, который был официальным языком в Восточной империи. Правда, он не очень свободно изъяснялся на греческом. Не имеет значения, кто командовал во время драки, могу вам рассказать, как развертывались события. Прежде всего, Велизарий незаметно разрезал веревки, связывающие Симеона, своим кинжалом. Солдаты из Каппадохии ничего не заметили — они кончили есть, но продолжали пить, сидя за столом. Потом он знаком показал Иоанну Армянину, чтобы тот был наготове, а сам взял горсть молотого перца, подошел к столу и швырнул жгучий порошок солдатам в лицо, ослепив всех шестерых. Симеон вскочил и с ревом начал размахивать раскаленным докрасна вертелом, а Андреас и носильщик быстро схватили отобранное у них оружие, стоявшее мирно в углу. Бандиты из Каппадохии ревели, как разъяренные быки, от боли и бессильной злобы. Им было плохо от выпитого вина. Они были связаны веревкой и ослепли от жгучего перца, кроме того, не переставая чихали. Симеон сильно ударил двоих бандитов по головам раскаленным вертелом. Палеолог не принимал, видимо, участия в потасовке, но четверо бандитов не могли противостоять пятерым нападавшим. Из-под них вытянули табуреты, и они начали барахтаться на полу, а мальчики и рабы стояли над их головами, обнажив мечи и нацелив на них кинжалы. Симеон принес из конюшни кожаные ремни упряжи и связал бандитов. Он изготавливал седла на продажу и умел вязать всякие сложные узлы. Связывая их, он приговаривал как бы от лица монофизитов: — Сэр, попытайтесь освободиться от этого логического положения. Или добавлял: — Этот текст крепко связывает вашу совесть, не так ли? Бандиты начали жаловаться. — Ради Христа, добрые люди, дайте нам тряпицу и воды, иначе мы ослепнем от огненного порошка. Но Симеон громким голосом начал петь гимн Серафимов. Он исполнял его в монофизитском стиле (нередко из-за этого происходили скандалы, драки и кровопролитие во многих христианских церквах). Когда все бандиты были крепко связаны, Симеон заявил, что Христос приказал ему простить врагов, и начал осторожно промывать им воспаленные глаза, приговаривая: — Во имя единосущного Христа! Бандиты его благодарили. Узнав у Велизария, что тот заранее спланировал нападение, Симеон повернулся к Палеологу и сказал: — Мне казалось, что произошло чудо, и меня почему-то это не очень сильно изумило. Мне кажется, я был похож на пророка Валаама, когда тот вдруг услышал, как его осел поминает Господа.[13] Потому что такие вещи иногда происходят во имя Господа нашего, и человек не должен удивляться чуду — что осел начинает разговаривать или что хлебами, которыми можно накормить лишь двенадцать человек, оказывается возможным накормить пять тысяч человек, и после остается еще много.[14] Хотя обычно ослы только орут, и люди умирают от голода, когда у них кончается хлеб. — В одном случае Бог являет нам необычные чудеса, а в другом — природа подчиняется выбранному Богом пути и поведению для людей и животных. Но меня все равно поражают подобные чудеса, какие свершились сегодня, ведь природа действует без всякой помощи или подсказки. Если этот мальчик доживет до зрелых лет, он станет первоклассным полководцем, потому что у него есть шесть необходимых качеств военачальника: терпение, мужество, изобретательность, он умеет контролировать силы, сочетает разное оружие во время атаки и хорошо рассчитывает время решающего удара. Уж я-то в этом разбираюсь, потому что участвовал в персидских войнах и видел хороших и плохих военачальников. Палеолог ответил ему: — Но если к вышеперечисленным качествам не прибавится скромность, то он не станет никем. Это было мудрое замечание относительно седьмого качества хорошего полководца. Бандиты слопали зайца и большую часть хлеба. Но в седельных сумах оставались сухари и немного колбасы, поэтому Велизарий и его друзья утолили голод. Они решили, что оставаться на постоялом дворе опасно, потому что могут послать за помощью к Иоанну. Они привязали бандитов к лошадям, связали лошадей по две, их повели Симеон и рабы Велизария. Когда началась драка, старуха убежала из дома, а вернувшись увидела, что строптивых бандитов укротили, чему она очень обрадовалась. Она, видно, решила, что это все было сделано ради нее. Палеолог щедро заплатил ей за вино. Велизарий ехал впереди вместе с Палеологом, а Иоанн Армянин замыкал процессию. На рассвете они отдохнули в лесу, где один из бандитов умер от раны в голове. Другие бандиты, не переставая, ругались и проклинали всех и вся, но освободиться и не пытались. Днем они доехали до Адрианополя без всяких приключений, и так Симеон передал пленных судье. Жители города были поражены, увидев живого Симеона — полицейские сообщили, что его взяли в плен. Бандитов поместили в тюрьму и держали там до тех пор, пока Иоанн Каппадохия не выкупил их. Их нельзя было обвинить в убийстве, а только в том, что они украли тушеного зайца. Было неясно, намеревались ли они выполнить приказ Иоанна и убить Симеона. Иоанн прислал гонца с вестью, что он вполне удовлетворен тем, что Симеона, который нарушил границы частной территории, схватили и связали, ничего другого он и не собирался с ним делать. Судья не стал ни в чем обвинять Иоанна, потому что боялся разозлить крупных землевладельцев. Он прекрасно понимал, что Иоанн никогда не позволит наказать его слуг. Но обвинение было не совсем простым, и тогда порешили слуг Иоанна освободить, а Иоанн потихоньку заплатил половину долга, в двести фунтов золота, что составляло более четырнадцати тысяч золотых монет. Таким образом, честь Иоанна была сохранена, а жители города спаслись от разорения. Иоанн Каппадохиец отличался злобным, агрессивным нравом еще в юные годы, а позже стал командиром императорской гвардии и генералом, и причинил Велизарию множество бед. Велизарий, Иоанн Армянин, Палеолог и их рабы отправились к дому дядюшки Велизария Модеста. Дорогу указал им Симеон, знавший достопочтенного Модеста. Дом располагался за городом, возле ручья, в котором водилась форель, и вокруг росло множество деревьев. Велизарий, наконец, предстал перед дядюшкой. Он был высоким, худым и мирным человеком, любившим литературу. Мальчик отдал ему остатки перца. Модест приветствовал Велизария, Иоанна Армянина и Палеолога. Они стали разговаривать на латыни, и Модест, услышав историю сражения, заметил: — Хорошо, племянник, молодец! Ты все обдумал заранее, как это сделал бы настоящий римлянин! Например, Марий, Метеллус и Муммиус. Но в твоей латыни проскальзывает множество варварских словечек и выражений, и ты их произносишь хрипя, как будто африканский носорог хрюкает. Эти звуки раздражают мои уши. Следует от них избавиться, научиться элегантному языку Цицерона и Цезаря. Мой друг Мальтус, в чью школу ты отправишься, к счастью, ученый муж, обладающий хорошим вкусом. Он тебе объяснит разницу между хорошей латынью благородных язычников и грубой латынью неграмотных монахов. Если пышную речь Модеста перевести на обычный и всем понятный язык, именно так все звучало. Но Модест никогда не изъяснялся просто. Он всегда старался употреблять литературные аллюзии, парадоксы, метафоры или все это вместе. Поэтому Велизарий его с трудом понимал. Я не стану повторять литературные изыски, срывавшиеся с его губ, потому что смысл его слов от этого не менялся. Дело в том, что греческий язык очень гибок, и на нем легко употреблять метафоры, и он хорошо передает юмор, но что касается латыни, то здесь следует быть более осторожным. Как говорится в одной пословице: «Звучит фальцет мужчины, подражающего женщинам». Школа Мальтуса располагалась в центре Адрианополя. Она не напоминала монашескую школу, где давалось ограниченное образование и учеников держали на хлебе и воде Святого Писания. Хлеб очень хорош, тоже самое можно сказать о воде. Но недостаток питания, к которому привычен заключенный или бедный крестьянин, может породить духовный голод учеников. Они легко прослеживают генеалогическое древо еврейского царя Давида до Потопа, а потом и дальше до самого Адама, не сделав ни одной ошибки, и могут повторить целые главы Апостольских Посланий святого Павла и воспроизводить их свободно, будто это поэмы. Но в некоторых аспектах они совершенно необразованны. Когда я был со своей госпожой Антониной в Равенне в Италии, я встретил епископа, который хлопал ушами при упоминании Энея, героя Трои, и того, как он предал королеву Дидону из Карфагена.[15] Бог меня простит, потому что я не считаю себя ученым человеком. Я — просто слуга, и мое образование состояло в том, что я прислушивался к разговорам ученых людей. Но мне стало неудобно, когда невежество епископа было обнаружено явно. Он вообще не понял, о чем говорила моя госпожа. — Эней? — повторил он. — Эней? Я очень хорошо знаю все тексты Апостолов, но могу вас уверить, сестра во Христе, что там вы не найдете об этом упоминания и даже в подробных комментариях не говорится о том, что Школа Мальтуса находилась под императорским надзором и там, конечно, изучали Святое Писание. Но это делалось в рамках обычной программы — ведь хлеб и воду дают даже на изысканных пирах. Но главным образом там обращали внимание на латинскую и греческую литературу и выбирали для изучения хороших авторов. Их тексты учили точно и красиво выражать свои мысли. Кроме того, они давали обширные знания истории, географии и иностранных обычаев. Я слышал мнение, что солдатам образование ни к чему. Так считали потому, что самые энергичные варварские народы — франки, где почти все мужчины воины вообще презирают учение. Но поговорка «Учение портит солдат», по моему мнению, относится к простым солдатам, а не к офицерам. Насколько мне известно, ни у одного народа нет способного и умелого, но неграмотного полководца. Когда командующему не хватает знаний, он об этом сильно сожалеет. Велизарий позже рассказывал своим друзьям, что книга, где содержались сведения о долгой войне между Афинами и Спартой, и описание сражений в Персии, сделанное Ксенофонтом (эти обе книги изучались в школе Мальтуса), научило его принципам войны, дали ему больше, чем то, что он получил в военной академии в Константинополе.[17] В военной академии его обучали тактике и строю, использованию осадных машин, военной точности и пунктуальности, и обязанностям командиров. Но там обращали мало внимания на ведение войны как на искусство. Юноши изучали там стратегию и использование политики для достижения военных целей. Велизарий весьма отличался умением вызывать к себе уважение, любовь и беспрекословное подчинение солдат, и умением делать хороших воинов из самых обычных и даже неподходящих для воинской службы людей. Велизарий с уважением относился к стратегии, а потому и к географии, в зрелости тратил огромные деньги на покупку точных карт. У него в армии был профессиональный картограф, египтянин, с которым он не расставался. Велизарий нередко говорил, что обучение в школе Мальтуса риторике и математике и также гражданским законам ему в жизни очень пригодилось. Правительственные чиновники, которые разбираются в данных предметах, охотно смеются над малограмотными командирами, чьими единственными достоинствами являются храбрость, умение сидеть в седле и искусство владеть мечом, луком или копьем. Велизарий доказал, что не является варваром, невзирая на его подвиги в сражениях. Иногда ему самому приходилось сражаться с оружием в руках, потому что, бывало, солдаты проявляли малодушие, или у него оказывалось слишком мало бойцов. Он часто сам проверял ведение бухгалтерии, и если в записях встречались неточности и разночтения, Велизарий сурово взыскивал за них. Что касается знания законов и судебных процедур, а также прав различных классов граждан, его было нелегко провести и профессиональным юристам. Он также владел риторикой, мог понятно объяснить суть дела, и его было нелегко сбить встречными вопросами и возражениями. За это он был благодарен Мальтусу, который обращал мало внимания на цветистость сравнений и метафор в речи. Он говорил, что несколько хорошо вооруженных слов, построенных в определенном порядке, всегда одержат победу над словами, стоящими в неорганизованной кучке, если даже они очень эмоциональны и полны энтузиазма. В первый день в школе Велизарий не пришел в семь часов утра, как было положено, а явился днем во время перемены, когда мальчики завтракали в школьном дворе. Это были ученики, жившие далеко от школы, и они не могли во время перерыва сбегать поесть домой. В Адрианополе в отличие от Константинополя, Рима, Афин и крупных городов Малой Азии, мальчики не приходили в школу в сопровождении наставника и раба, несшего его книги. И поэтому остальные мальчики решили, что Велизарий избалованный сынок богатых родителей — ведь он пришел вместе с Палеологом, несколько позади шел Иоанн Армянин, а далее следовал Андреас с книгами. Один рослый ученик, по имени Улиарис указал на Палеолога и воскликнул: — Скажите мне, парни, это дед привел в школу внуков, чтобы они учили здесь «а», «бе», «ве» или все наоборот? Ребята окружили Велизария, не переставая жевать хлеб, фрукты и яйца, сваренные вкрутую, и один из стоявших позади бросил в Улиариса фигу, чтобы подразнить его. От жары фига размокла и скисла, и ее, конечно, грешно было не швырнуть в кого-либо. Но мальчик промахнулся, и плод растекся по плечу Палеолога, на котором была чистая одежда из прекрасной шерстяной ткани. Все начали громко хохотать. Велизарий прорвался сквозь плотную толпу ребят и подхватил большой округлый камень, который ребята гоняли по двору. Прежде чем мальчик, швырнувший фигу, понял в чем дело, Велизарий крепко стукнул его по голове камнем, тот упал без памяти. Велизарий, молча и не выпуская из рук камня, вернулся к наставнику. Палеолог задрожал от испуга, что остальные мальчики решат отомстить за товарища. И действительно, ребята начали наступать, что-то выкрикивая и размахивая руками. Велизарий не стал извиняться, а ограничился словами: — Если кто-то из вас посмеет оскорбить этого старика, моего наставника, я изобью его. Он проявил смелость, и мальчикам вместе с Улиарисом это понравилось. Улиарис спросил его: — Парень, ты какого цвета фракцию поддерживаешь? Мы все — Синие. Ты ударил мальчишку Руфинуса. Он — лидер Зеленых. Ребята ожидали, что Велизарий скажет, что он за Синих. Этого требовало чувство самосохранения и кроме того, он подходил для их партии. Велизарий рос вдали от крупных городов, он никогда не слышал о соперничестве Синих и Зеленых в гонках колесниц.[18] Это было так же странно, как если бы он не слышал об апостолах Петре и Павле. Во всех частях Римской империи люди постоянно обсуждали обе фракции, и они существовали уже давно. О них знали со времен правления императора Тиберия, современника Иисуса Христа.[19] Велизарий сказал Улиарису: — Я принадлежу к Белым, а это мой лейтенант, — и он показал на Иоанна Армянина. Велизарий дома использовал вымпел белого цвета для своего войска. Он это делал, чтобы цвет штандарта соответствовал его имени, и его войско называлось «Белая Гвардия». Мальчики удивились и попробовали ему объяснить, что надо принадлежать либо к Синим, либо в Зеленым, иначе его будут считать перебежчиком. Правда, на ипподроме существовали сначала Красная и Белая фракции. Они представляли цвета лета и зимы, зеленый цвет означал весну, а синий — осень. Но сейчас в соревнованиях колесниц участвовали по две колесницы против двух, а не четыре против всех остальных, поэтому Красные и Белые прекратили существование как независимые фракции и присоединились к Зеленым и Синим. Велизарий понял, что сказал глупость, но решил не отступать. — Если в этой школе еще нет фракции Белых, то я и Иоанн Армянин положим ей начало, — продолжил Велизарий. Синие и Зеленые, разозлившись, стали объяснять Велизарию, что по общепринятым правилам нельзя использовать для драки на школьном дворе камни, ножи или другое опасное оружие, а драться следует только руками и ногами, еще, правда, можно швырять в противника снег или грязь. Велизарий начал над ними смеяться и заявил: — И вы еще посмели называть меня неженкой? Все с громкими криками стали приближаться к Велизарию и Иоанну Армянину. Но в этом момент Андреас бросил сумку с книгами и поспешил им на помощь. А Палеолог тоже отправился за помощью. Вскоре появился помощник директора и прекратил свару, заставив Руфинуса помириться с Велизарием. Руфинус к тому времени уже очнулся и заявил, что уважает Велизария за то, что тот не позволяет обижать своего наставника. Он сказал Велизарию: — Если ты и твой друг захотите вступить в фракцию Зеленых, мы будем вам рады. Улиарис завопил: — Нет, пусть они присоединяться к нам. Мы первые им предложили… Это ни на что не было похоже: лидеры разных партий пытались привлечь на свою сторону новичка! Вступить в их партию можно было после долгих мольб и даже подкупа, новичку приходилось долго ждать, пока его соглашались принять. Велизарий поблагодарил Руфинуса, но повторил, что он принадлежит Белым и тоже самое относится к Иоанну Армянину. Руфинус рассмеялся. Он не обиделся и сказал Велизарию: — Если твоей огромной Белой армии понадобится помощь в борьбе с Синими, ты знаешь к кому обратиться за помощью. Все понемногу успокоились, а когда мальчики узнали, что Велизарию и Иоанну Армянину довелось вести «перечную» борьбу против бандитов из Каппадохии, и среди тех были взрослые мужчины, они зауважали новичков. Улиарис и Руфинус стали друзьями Велизария, и иногда вместе участвовали в какой-нибудь игре, например в «снежном сражении» под командованием Велизария, когда все сражались против учеников монастырской школы, расположенной неподалеку. Родители учеников монастырской школы предназначали своих чад к жизни в монастыре. В монастырской стене был пролом и через него тайком выходили мальчишки с дубинками в руках, как это делали египетские монахи в Синайской пустыне. Они подстерегали учеников школы Мальтуса, когда те возвращались на занятия после перерыва на завтрак. Ребята из монастырской школы жестоко избивали чужаков. Как-то в снежный день Велизарий вместе с Иоанном Армянином и Улиарисом сыграли роль приманки, заманив множество монастырских в засаду — в лесной двор, принадлежавший отцу Руфинуса. Синие и Зеленые на этот случай заключили перемирие и почти погребли монастырских парней в снегу, а потом взяли в плен двадцать учеников в заперли их в помещении для борьбы в школьном дворе. К сожалению, Улиариса взяли в плен рядом с проломом в стене. Среди тех, кто в тот день сражался вместе с Велизарием, был небольшой отряд «союзников», состоящий из пяти слуг, которые носили книги для своих господ. Среди них были Андреас, а еще так называемые «сервиторы». Они не были школьниками, им разрешалось сидеть на задних скамейках и получать бесплатное образование. За это они должны были выполнять кое-какие дела — чистить школьные туалеты, подметать классы после занятий и разносить по классам чернила, соскребать воск с использованных дощечек для письма, а зимой разжигать печи, от которых под полом проходили трубы для отопления классных комнат. Обычные школьники посматривали на «сервиторов» сверху вниз, но Велизарий им обещал, что если они станут хорошо сражаться, то он постарается изменить их положение к лучшему. Велизарий стал командовать «союзниками», и они бегом отправились к монастырю, к задней калитке за кухней. Именно здесь в это время собирались бедные люди всех возрастов, чтобы получить миску бесплатного супа с черствым хлебом. Велизарий с остальными ребятами тоже последовали туда, сделав вид, что они нищие. Потом обошли кухню и прошли через монашеский огород. Никого не встретив, они дошли до школы. Там они увидели связанного по рукам и ногам Улиариса. Он сидел в сарае, и голова его была окровавлена. Мальчика никто не охранял, потому что враги собрались у пролома в стене и думали о том, как им освободить своих друзей. Улиарис предложил атаковать их с тыла, но Велизарий посчитал это предложение неразумным, потому что удирать отсюда трудно. И кроме того, мальчики могли позвать на помощь монахов и мирских братьев. Велизарий считал, что им лучше побыстрее убраться той же дорогой, какой они сюда пришли. Они так и сделали, захватив с собой в качестве добычи яблоки, орехи, медовые булочки и кексы со специями, забрав все это из мешков, висевших в сарае. Шла масленая неделя, и мальчикам в монастырской школе разрешалось полакомиться перед Великим Постом. Ребята из отряда Велизария с победной песней вернулись к себе в школу и честно поделили добычу между всеми учениками. А мальчикам, не пожелавшим принимать участие в их экспедиции, Велизарий не позволил ничего давать. Среди этих ребят был некий Апион, самый усердный ученик в школе, он затаил обиду. Что касается двадцати пленников, то по приказу Мальтуса их отпустили, но аббат наложил на них наказание. Когда Велизарий возмужал, у него умерла мать. К тому времени он стал сильным широкоплечим парнем. У него были благородные черты лица, черные вьющиеся и густые волосы, приятная улыбка и заразительный смех. По высоким скулам можно было понять, что в нем течет славянская кровь. Учителя им гордились, потому что он занимался с удовольствием, а соученики уважали за успехи и храбрость в борьбе и игре в мяч. Велизарий был хорошим пловцом. Кроме того, он собрал небольшой отряд из старших ребят и подарил им невысоких коренастых лошадей из собственного поместья — у них не было денег, чтобы купить себе этих выносливых лошадей. Они часто тренировались в парке его дядюшки, занимались стрельбой из лука и метанием копья, мишенью служили мешки соломы, свисавшие с ветвей дуба. Они участвовали в турнирах, используя оружие с тупым острием, и даже устраивали потешные морские бои на лодках на реке Хебрус, которая текла позади Адрианополя. Таким образом, они приобрели воинский опыт еще до того, как отправились в военную школу в Константинополе. Никто из них не хотел поступать на гражданскую службу. Некоторые из юношей, купеческие сыновья и те, кто должен был согласно существующему закону заняться ремеслом отцов, вынуждены были выкупить позволение на то, чтобы стать воинами. |
||
|