"Сцены из лагероной жизни" - читать интересную книгу автора (Стовбчатый Павел Андреевич)Три дня бывают разнымиПосле приличного хипиша (бойни между группировками) и последующего усмирения хозяин зоны — подполковник Терехин выступает в клубе перед заключенными: — За беспорядки, хулиганство и причинение материального ущерба возбуждаются уголовные дела на… четырнадцать человек. Двадцать семь человек водворены в ПКТ и ШИЗО, семь человек будут вскоре отправлены на тюремный режим. Все получат не меньше трех лет ТЗ… Спокойным, ровным голосом он объясняет собранным зекам, чем кончаются бунты в зоне… Все давно слышали это и втихаря болтают между собой. Петя Ширинкин, двадцатилетний шустрый парень из города Чусовой, сидит на четвертой скамейке и нервозно разминает в руках папироску. Через трое суток он должен быть на свободе, и ему, конечно, не сидится на месте. «Скорей бы кончил да кино дал посмотреть», — думает Петя, рассеянно слушая речуху. Хозяин наконец заканчивает, встает из-за стола и поворачивается лицом к замполиту… В это самое время Петя быстро прикуривает папироску, пригнувшись вниз, и прячет её меж колен. — Встать! Ну-ка быстро встать, осужденный! — заметил нарушителя лейтенант Маслов. Хозяин недоуменно поворачивается в сторону кричащего лейтенанта, смотрит. Тот спрыгивает со сцены и через мгновение гордо поднимает над головой еще дымящуюся папиросу. — Тебе чё, звезду дадут за это? — тихо произносит Петя и зло смотрит на Маслова. — Мне ж три дня до свободы, чего ты?.. — Подойди сюда! — приказывает хозяин. — Ну, угорел наш Петруха, — шепчет кто-то вослед Пете. — Да пошли они! — машет он в ответ и идет. — Где нагрудный знак? Почему в тапочках, а не в сапогах? Что это за брюки на тебе?! — багровеет хозяин. — Да три дня осталось, гражданин подполковник, три дня… — Постричь и водворить в ШИЗО до конца срока, — быстро и нарочито громко бросает Терехин. — Да плевал я на ваши сутки! — огрызается Петя, поняв, что терять уже нечего. — Пятнадцать уже не «вместятся», а три дня я и на одной ноге простою, не боись! — Петя куражится и мстит хозяину как может… Здание штрафного изолятора, камера номер семь, шестнадцать человек. — Постригли, козлы! Чуть-чуть недотянул. — Пете явно жаль своего взращенного, но не спасённого волоса. — Я б этого пидора шелкопёрого вместе со всей свитой, семьей и собакой остриг, посадил бы в клетку на арене Колизея, а Брежнева гидом приставил. Козлы! Через пятнадцать минут Петя уже мирно посапывает, накрывшись на полу курткой. Бешеный стук и грохот буквально подбрасывают его с пола через полтора часа. Тарабанят почти все камеры изолятора и БУРа. Вовчика Ювелира, парнягу и босяка, бросили к «петухам» в хату! «Кумовья» дали указание не переводить ни под каким предлогом в хорошую. Дежурный по ШИЗО ссылается на них и ничего не желает слушать. «Корона не упадёт!» После тщетных попыток добиться чего-либо стуком БУР решает объявить голодовку. В последующие два дня никто, кроме «петухов» и «гашеных», не принимает пищу. Ноль внимания. Прапорщики бряцают ключами и смеются: «Кому пожрать? Сыпем от вольного, налетай!» В ответ раздается ругань и мат. — Надо вскрываться, братва, — предлагает Витя Маркин, — так ничего не добьемся, голый номер. Цинканём по хатам, а там дело каждого, — добавляет он. Все молча соглашаются. Петя молчит, но напряжённо думает… Голодуху он поддержал, но вскрывать вены за несколько часов до свободы?.. — Да ты не вздумай, Петруха! Чего голову ломаешь, — заметил кто-то Петину растерянность. — Голодовка — это одно, а вены — совсем другое. Хватит и нас. Щас с двух рук как жахнем, по колено кровищи будет, зашевелятся гады! Почти вся ночь прошла в разговорах, чифирь и курево еще оставались. Ближе к пяти часам утра пятнадцать человек вскрывают вены. Запах человеческой крови тошняще расползается по камере. Петя сидит в углу и наблюдает за растущими лужицами крови. Через пятнадцать минут все уже лежат на полу с вытянутыми руками. Пора! — Врача! Давай врача в седьмую!!! — Петя изо всех сил тарабанит в дверь. — Тут кровью истекают все, вскрылись, начальник! Давай скорей врача! К камере подходит прапорщик и заглядывает в глазок. — Не ори, через двадцать минут будет подъем, придёт ДПНК, тогда и скажешь. Не помрут, я их не заставлял, а будешь ещё стучать, вытащим и опустим почки. Усёк? — Козёл! Я сегодня освобождаюсь и сразу еду к прокурору области, понял?! — Можешь хоть на Луну лететь, мне до пизды! Смотри, попробуй ещё раз стукнуть!.. — Гады!!! Давай врача, врача давай!!! — тоже начинают стучать в соседних камерах. В пять пятнадцать камера открывается. Густой холодец из крови слегка отражает свет. — Вот он, зачинщик! — указывает на Петю прапорщик. — Тащите его сюда! — тут же приказывает дежурный, и три здоровенных прапорщика бросаются через лежащих на полу людей к Пете. — Он ни при чём, козлы! Что вы от него хотите?! — раздается с пола. Дверь захлопывается. Тяжёлые глухие удары с топотом сапог сотрясают стены. Раздаётся стон и крик… С пробитой головой, переломанным ребром и тремя выбитыми зубами Петя лежит без сознания в коридоре у противоположной стены. — Пусть полежит малость… Начинай подъём, — коротко приказывает дежурный капитан. Клацают замки и двери… — Врач придёт в зону только в семь часов… — Капитан на секунду задумывается: — Поднимите на всякий случай медбрата. Никто из них не сдохнет, не волнуйтесь! Они живучие и умеют резаться до полусмерти… — А этого куда? — кивает прапорщик Вася на Петю. — Пни его маленько, он уже отошел, наверно. В холодную пока закрой, смена придёт, переведёшь… Через четыре часа измазанного в крови, в синяках, с переломом Петю выводят из ШИЗО. До самого барака он молчит и только кивает головой знакомым. В бараке его уже ждут приятели. Выпив стакан крепкого чифиря в кругу близких, Петя достает из пачки папироску, мнет ее, отворачивается от всех и плачет. Слезы сами катятся из его впалых дрожащих глаз, никто не произносит и звука. Всего три дня… 25 декабря 1978 года. ИЖ 389/3, город Кунгур Пермской области, лагерь усиленного режима |
||
|