"Сцены из лагероной жизни" - читать интересную книгу автора (Стовбчатый Павел Андреевич)

Параша

Рано утром на пересыльном пункте начинается оправка. В камерах обычно по пятьдесят—семьдесят человек, половина спит прямо на полу. Полно вшей, клопов, крыс, ужасная духота, постоянно варится чифирь, кадят сигареты и самокрутки. Никто не хочет выносить злодейку-парашу — железный бак в метр высотой и сантиметров семьдесят шириной. Как правило, ее хватает где-то на два дня и — доверху. Все стараются выскочить из камеры первыми, четверо последних обречены нести.

Коля Сытик и Юрий Петрович, два пожилых особиста, недавно переведены на строгий режим, они еще не успели понять «юмор» черного режима; живут понятиями и постановкой особого, где больше правильного, где почти все по жизни и как должно, где зарезать бандита или зарвавшегося хулигана совсем просто. Менты там тоже не исключение, «шелковые»… Необходимым условием является наглость и несправедливость, если это есть, завтра или через месяц вас обязательно прирежут или случайно придавят трактором. Если вовремя не одумаетесь.

— Парашу!.. — Контролер Гена Глист, спекулянт-прапорщик с двадцатилетним стажем работы на одной пересылке, напоминает зазевавшимся особистам о параньке. Он явно прикалывается над бедолагами, соображая, что почем, как настоящий зек.

Коля и Юрий Петрович переглядываются между собой, лихорадочно прикидывая, как быть. «Молодежь ушлая свалила, а выносить так и так надо, потому что до следующего утра не откроют». «Что за козья постановка?! Почему мы?! Надо разобраться с этим, нашли молодых!»

Особисты, безошибочно и не переговариваясь, набрасывают в уме «спектакль», и начинается игра.

Они молча подходят к параше и начинают валять ваньку…

— Ой, да мы не сдвинем её, старшой! — Коля и Юрий Петрович буквально краснеют от натуги, но руки и не думают напрягать.

— Ну сволочь, тя-же-лая… Не-е-е, надо пару человек молодых. Фу! Аж «мотор» прихватило сдуру! — Коля потирает грудь и корчится. — Ой, да она, кажись, привинчена к полу, Петрович! И не приподымешь глянуть, мать твою в так! В натуре, как привинчена! Старшой, её раньше-то выносили или нет?! Может, ты новенький, не в курсе, а?

Глист, понятно, давно «выкупил» разыгрываемую перед ним комедию и выжидает, смотрит, что будет дальше. Наконец ему это надоедает.

— Ну идете или я закрываю дверь? — не глядя на особистов, безразлично бросает он.

— Идём, идём, командир, ты чего! — в голос кричат особисты и летят к двери. Параша уже в четырех метрах от стены, все-таки кое-как они её немного оттащили.

Глист даёт им выскочить, заходит в камеру, опирается спиной о стенку и опрокидывает парашу на пол, успевая при этом отскочить. Дверь быстро закрывается на засов.

Семеро солдат и три овчарки десять минут загоняли в камеру шестьдесят человек, не желавших входить в зловоние. Глист гогочет и с удовольствием щелкает пальцами: «Это вам не у Кати за столом! От параши ещё никто не умирал».

Больше особисты к параше не подходили. Ночь прошла спокойно.

14 сентября 90-го года