"Атака неудачника" - читать интересную книгу автора (Стерхов Андрей)

Глава 3

Обедать я в тот день направился туда, куда всегда хожу, в кабак, принадлежащий старому чародею неясной масти Руслану "Жонглёру" Непейвода. Это заведение так и называется – "У Жонглёра". Просто и без затей. Расположено оно в одном из тихих двориков по улице Чехова. В этом месте настолько удачно переплетаются линии Силы, что здесь никто не может использовать магические чары во вред другому. Да и просто так, безо всяких чар, заехать кому-нибудь по сусалам ни у кого ещё ни разу не вышло. Неудивительно, что миротворческий подвальчик в фаворе у Иных разного рода-племени и посвящённых всяческих цветов.

Порою здесь за соседними столиками, а то и вовсе за одним, можно увидеть вампира-отморозка и матёрого истребителя вампиров, пожирателя теней и дюжего из Дюжины, оборотня, объявленного в розыск, и молотобойца-опера. Где-нибудь в другом месте эти непримиримые антагонисты друг другу глотки бы перегрызли, а в кабаке Жонглёра – ничего, выпивают, закусывают, оттягиваются по полной и мило друг другу улыбаются. Хотя, быть может, и не улыбаются, а скалят зубы. В смысле – щерят пасти. Поди там разбери. Но тем не менее.

Когда я зашёл, в зале было немноголюдно, а если учитывать, что имеющих душу среди посетителей оказалось всего трое, можно сказать, людей было раз два и обчёлся, остальные – нелюди.

Людей я увидел сразу. За столиком напротив лестницы в компании двух неизвестных мне рыжих ведьм тратил законный отгул Борис "Улома" Харитонов. Этот молотобоец, с которым я давно на короткой ноге не рядовой боец, даром что с виду простец. Он – ни много, ни мало – правая рука Серёги Белова. Элита местного Поста. Резерв главкома. Смертельное оружие. Эт сетера. Эт сетера.

Справедливости ради надо сказать, что это он сугубо в боевой работе смертельное оружие, в быту же и общении – милейший человек. И ещё широкой натуры человек. А про то, что надёжный, как опора железнодорожного моста, и говорить не стоит.

Не стоит, но всё-таки скажу.

Выезжали позапрошлой зимой Капканы Фуртадо ставить на Вепря Оттуда, я, от радения себя не помня, в охотничью яму провалился, ногу сломал, да ещё и бок порвал будь здоров, так вот Боря четыре километра меня до вездехода на себе тащил. Утопая по пояс в снегу, между прочим, тащил. Пять ему за это от золотого дракона. Пять и уважуха.

Что касается присутствующих в зале нелюдей, их тоже в тот час было трое.

Возле стойки перешёптывались о чём-то своём кромешном два вампира, с одним из которых, скользким типом из стаи Дикого Урмана, я был шапочно знаком. Столкнулись как-то раз на опасном повороте судеб мы с этим парнем по имени Адлер. Столкнулись, обнюхали друг друга и разбежались в разные стороны. Он мне без надобности оказался, я ему – не по клыкам.

Другого кровососа, лысого толстяка с рыхлым мучнистым лицом, я видел впервые. И особого желания узнать, кто он такой, признаться, не испытывал.

Помимо вампиров был в зале ещё один посетитель, лишённый души, – угрюмого вида бабр-оборотень по прозвищу Битый. Сидел в дальнем углу за истуканом для расплаты с заведением Силой и как обычно топил в вине свои радости-печали, а точнее – поскольку лишены бездушные и того и другого – их слабые тени. В последнее время, как ни зайду, бородатый уже сидит. Ухожу, он всё ещё сидит. Заняться парню явно нечем. Вообще-то, по жизни он вроде как кладоискатель, только давно уже ничего не ищет. Ходят слухи, нашёл лет пятнадцать назад в ночь на Ивана Купала нечто такое, что позволит ему беспробудно квасить всю оставшуюся жизнь. Лет эдак ещё сто, а мало – двести.

Иной раз смотрю на Битого, и думаю, блин, мне бы так. Поднять бы на раз миллионов тридцать всё равно каких денег и навсегда отойти от дел. И ничего опаснее просроченного кефира никогда больше не видеть. И ничего страшнее песен группы "Руки вверх" никогда больше не слышать. Жить, не тужить, охранять без напряга Вещь Без Названия и тихо умереть от скуки. Подумаю так, а потом соображаю, э-э нет, не бывать такому. Ибо золотой дракон я, а это значит: в заднице – пропеллер, в сердце – горячее стремление всегда и во всём утверждать справедливость. До последнего дня не успокоюсь. И нефиг себе врать. Аминь.

Лихо сбежав по убийственно-крутым ступенькам, я махнул Борису и, получив в ответ пламенный салют в виде уставных трезубых вил, двинул – по прямой, как проходной шар в лузу – к отполированной локтями и мордами барной стойке.

Едва завидев меня, местный подавальщик Кеша Крепыш, подсуетился, бросил протирать бокалы и, глупых вопросов не задавая, мигом соорудил две порции "Окровавленной Машки": три части русской водки, одна – фирменная смесь помидорного сока, сливового соуса плюм и соуса чили. Первую порцию я закинул, не отходя от бара, вторую прихватил с собой и, кинув улыбчивому Крепышу "как всегда", пошёл на излюбленное место – за столик у стены, где висит картина в массивной золочёной раме. На этом полотне неумелой кисти хозяина заведения потешного вида бабуин швыряет в воздух стеклянные шары. Завсегдатаи шутят: "Автопортрет". Смех смехом, но некоторое сходство между стариной Непейвода и наряженной в шутовской костюм обезьяной действительно наблюдается. Что есть, то есть. Не отнимешь.

Не успел я толком расположиться, к столику с неподражаемой грацией двуполостного асфальтоукладчика подрулил уже выпивший, а потому любящий весь мир и всех его непутёвых обитателей, молотобоец.

Надо сказать, Молотобойцы в боевые отряды своих Постов набирают ребят не ниже метра девяносто, и чтобы кулак весил не меньше астраханского арбуза, и чтобы сажень в плечах была обязательно косой. Заместитель Белова не исключение, скорее образец. Когда опустил руку мне на плечо, показалось, что на плечо уронили рельс.

Потискав меня по-свойски, Боря, который в тот день по какому-то странному велению загадочной русской души был облачён в безупречно сидящий на нём военно-морском китель, взял мой бокал, осторожно, будто уксусную эссенцию, понюхал содержимое, одобрительно крякнул, поставил на стол и, смущённо посопев, предложил:

– Егор, братишка, тут такое дело… Айда за наш столик.

Демонстративно глянув на часы, я пощёлкал пальцем по стеклу и стал отнекиваться:

– Спасибо, конечно, Боря, за приглашение, но, вообще-то, собрался в темпе отобедать и сразу отвалить. Не обижайся – дела. Сам понимаешь, волка ноги кормят.

– Егор, – стал канючить молотобоец, – сделай одолжение. Девчонки просят.

– Девчонки? – Я покосился на его рыжих девиц. – И чего это из-под меня ведьмы хотят?

– Да ничего не хотят. Ляпнул сдуру, что ты дракон, вот им и приспичило познакомиться. Егор, три минуты. А?

– Знаешь, Боря, как это называется. "По городу слона водили" – вот как это называется.

Боря скорчил умоляющую рожу.

– Ну, Егор, ну, уважь. Я уже пообещал, сказал, что мы с тобой закадыки. Не приведу, решат, трепло. Чего тебе стоит? А?

Больше нужного разыгрывать из себя джульетту я не стал. В конце концов, реально был его должником. Он уже про это и помнить забыл (широкой же души человек), зато я прекрасно помнил. Долги – хочешь ты не хочешь – надо отдавать. А потом, когда это сыщику моего профиля мешали новые знакомства в среде посвящённых? Никогда не мешали. Порою такие концы срастаются, что сроду бы не подумал.

– Только три минуты, – сказал я, прекрасно понимая, что тремя не обойдётся. В один приём хлопнул коктейль, и, уже выбираясь из-за стола, добавил: – А ещё с тебя коньяк.

– Не вопрос, – расплылся в улыбке Боря.

Пока шли к столику, он меня предупредил:

– Моя рыжая.

– Они обе рыжие, – напомнил я.

– Которая совсем рыжая.

– Это как?

– Сними очки.

– Сам знаешь, что случится, когда сниму.

– Музей восковых фигур, – кивнул Боря. Два шага после этого раздумывал, на третий определился: – Короче, братишка, моя та, что с короткой стрижкой. Фирштейн?

– Не парься, – успокоил я его. – Не претендую ни на одну.

На что Боря мудро заметил:

– Ещё не вечер.

Поскольку мы уже подошли, произнёс он эти слова заговорщицким шёпотом. И уже в полный голос представил меня подругам:

– Егор Тугарин, дракон.

Потом показал на одну:

– Ирма.

И на другую:

– Варвара.

Шаркнув ножкой и сообщив дамам, что мне ужас как приятно с ними познакомиться, я предусмотрительно сел напротив той, которую представили Варварой. Именно у этой, лет двадцати на вид, красотки каштановые волосы были собраны в длинный хвост. А Боря сел напротив своей пассии, напротив Ирмы. Эта стриженная девица, внешне чем-то похожая на героиню фильма "Греческая смоковница", казалось на пять-шесть лет старше своей подруги. Но это лишь так казалось, на самом деле была моложе минимум лет на восемьдесят. Я это сразу понял. По глазам понял. У Варвары они много чего повидали и когда-то голубые стали свинцовыми от накопленной стервозности. Опытной ведьме молодухой прикинуться – раз плюнуть, только вот глаза колдовству неподвластны. Зеркало души однако. Звучит банально, но оттого не менее верно. Вот у Ирмы, у той, глаза светились, поскольку душа ещё не покрылась коркой. И искренне восхищаться барышня пока не разучилась.

– Вы, Егор, и вправду дракон? – спросила она, обмирая от восторга.

– Есть такое дело.

– Поверить не могу!

Я слова не сказал, всё сделал молча. Быстро выхватил из ножен висящий на боку у молотобойца кортик (почему-то, кстати, вовсе не морской, а егерский), завернул рукав свитера, сжал несколько раз ладонь в кулак и рубанул по набухшей вене.

Когда первые капли тягучей чёрной крови упали на подставленную салфетку, спросил:

– Теперь веришь?

– Верю-верю-верю, – испуганно захлопала ресницами Ирма. – Да я и без этого верила. Просто… Просто… Просто в голове не укладывается.

– Ничего, уложится, – пообещал Боря и, уверенным движением опытного бражника свернув пробку на бутылке с кедровкой, добавил: – Всё со временем, сестрёнка, уложится. Я прав, Варвара?

– Со временем – обязательно, – ответила та и протянула мне носовой платок. – Держи, дракон. – После чего, не отрывая взгляда от почерневшей салфетки, спросила: – Слушай, а какой ты масти?

– Разбираешься? – поинтересовался я, плотно зажав рану, кровь в которой уже, впрочем, начала свёртываться.

Варвара кивнула:

– Немного.

Я предусмотрительно спрятал в карман окровавленную салфетку и только после этого ответил:

– Золотой я.

– Золотой – это круто, – тоном знатока произнесла Варвара. – Маг, Поэт и Воин – это очень-очень круто. А у нас в Ебурге трутся два серебряных. Был ещё и медный, в районе Синих Камней жил, но один питерский Охотник из клана Брро его ещё при Хрущёве завалил.

– Бывает, – протянул я, а сам подумал, вот почему её не знаю – потому что приезжая. Как, собственно, и я.

– Ты сам-то из каких краёв будешь? – будто прочитав, а может, и действительно прочитав мои мысли, спросила Варвара.

– А с чего ты взяла, что не местный?

– Да так, угадала. Поди, в пещерах Зилантовой горы твоя мамка яйцо отложила?

– Чуть-чуть ты, Варвара, промазала. Не в пещерах Зилан-Тау, Змеиной горы, а в у подножий Сары-Тау, Жёлтой горы.

– Значит, не казанский, а саратовский?

– Получается, – кивнул я. – Только когда я родился, города ещё не было. Давно это было, и с тех пор многое изменилось.

– И родная гора твоя называется нынче Соколовой, – в подтверждение моих слов заметила Варвара.

– Вижу, места знакомы?

– А как же. Там же и Лысая рядом.

– Вот как. Интересно. Случаются, значит, весёлые ночи на Лысой горе?

– Ну да. Не регулярно, но иногда на шабаш выбираюсь.

– Завидую.

Ведьма прищурилась:

– Что, тянет на родину-то?

– Редко, – ответил я предельно честно, после чего признался: – Но сильно.

– А сюда, в Сибирь, какая напасть тебя закинула?

Этот вопрос был вторжением в запретную зону, и я ответил уклончиво:

– Судьба.

Было видно, что ведьму мой ответ устроил не совсем, точнее – совсем не устроил, но славе Силе к тому времени Боря уже наполнил разбросанные по столу рюмки. Само собой разумеется, со свойственной ему щедростью, что означает – с горкой.

– Что отмечаем? – спросил я, принимая стопку.

Молотобоец подмигнул мне и показал на Ирму:

– Вот у этой чудесной, я бы даже сказал прелестной, девушки сегодня Тринадцатый день.

Это означало только то, что означало: двенадцать дней назад барышня по имени Ирма (которую до этого, бьюсь об заклад, звали как-то иначе) прошла обряд первой ступени посвящения и по прошествии отмеренного срока не отказалась от решения стать ведьмой. Проще говоря, прошла точку возврата. После заката ещё могла опрокинуть память, с рассветом лишилась такой возможности. Причём, лишилась навсегда.

Что можно на этот счёт сказать? Только сакраментальное: каждый в своём праве. Или ничего.

– Поздравляю, – кинул я новоявленной ведьме и не столько из интереса, сколько для поддержания светской беседы обратился к старой: – А ты, Варвара, надо понимать, её наставница?

Та замотала головой:

– Нет-нет, я лишь родственница. Дальняя. Прилетала на Ночь Инициации, да вот задержалась. Город ваш – омут.

– Это точно, – согласился я с такой лестной оценкой. – У нас, что не топь, то трясина. – После чего обратился к Боре: – Дай угадаю. Был на Инициации наблюдателем от Поста? Так?

Молотобоец, сумевший накануне совместить полезное с приятным – и порядок на празднике Тёмных отследить, и виновницу торжества закадрить, ничего не сказал, лишь лукаво улыбнулся.

– А наставницей у меня согласилась быть Ирида Витальевна Немоляева, – запоздало пояснила неофитка. – Знаете такую?

Я кивнул:

– Разумеется.

– И что на её счёт скажете?

– Скажу, что повезло тебе, Ирма. Слободская маковница – тётка толковая. Хорошему не научит, но и на плохое не подобьёт.

– А почему это вы её, Егор, маковницей называете?

– На то есть своя причина. Лет сто тому назад занималась отхожим промыслом, пекла медовые лепешки с маком и торговала ими в районе рабочей слободы. Оттого и прозвище такое.

Ирма хотела ещё что-то спросить, но Боря её перебил:

– Братишки-сестрёнки, хорош трепаться, продукт выдыхается. Давай, Змей Тугарин, скажи слово. Пожелай нашей новенькой чего-нибудь такого эдакого.

– Запросто, – легко согласился я. – Вставать не буду, но скажу от души.

– Давай, давай, – подбодрил меня молотобоец и сделал знак, чтобы все умолкли.

Дождавшись полной тишины за столом, я стал выдавать тост на-гора:

– Наша жизнь, Ирма, устроена таким образом, что у каждого из нас обязательно есть два неприятеля. Первый теснит нас сзади, второй преграждает путь. Хотим мы того или не хотим, но нам приходится бороться и с тем, и с этим. И вот что интересно: первый наш неприятель поддерживает нас в борьбе со вторым, поскольку хочет протолкнуть вперёд, а второй, отталкивая нас, помогает бороться с первым.

– И вечный бой, покой нам только снится, – улучив момент, ввернул Боря своё хмельное слово.

Я согласился:

– Точно, Боря, вечный. – Выдержал паузу и, обведя взглядом присутствующих, поднял рюмку над головой. – Так вот, Ирма. Желаю тебе, чтобы однажды ночью, такой ночью, темнее которой никогда до этого не было и никогда после этого не будет, ты сумела сойти с линии этого вечного боя и, став судиёю над своими союзниками-неприятелями, обрела душевный покой. Пью за это.

И потянулся к ней рюмкой.

Ирма охотно со мной чокнулась и пролепетала смущённо:

– Спасибо, Егор.

Когда все выпили до дна за небывалую ночь, молотобоец похлопал меня по плечу:

– Хорошо, братишка, сказал.

– Правда, хорошо, – простодушно поддакнула Ирма, – только я не поняла, что это за противники такие и союзники? Кого вы, Егор, имели в виду?

– По условиям жизни в этой задаче два неизвестных, – зажевав ломоть солёного груздя, процитировал я Земфиру Рамазанову.

Ирма непонимающе пожала плечами и тогда Варвара, глядя на меня с лёгкой укоризной, дескать, чего, дракон, туману-то зазря наводишь, пояснила родственнице:

– Первый наш противник, Ирма, – это добро, а второй – зло. Или наоборот. Так, дракон?

Я кивнул.

– Совершено верно. – Подумал секунду и добавил: – Или наоборот.

А тем временем Боря разлил по новой и – антракт между первой и второй – вражьи происки – предложил вновь выпить. Не просто так, разумеется, а за то, чтобы Ирма благополучно прошла порог аредовых годов. Хотя до этого было ещё о-го-го сколько, все согласились. И не замедлили.

Третий тост, как это и положено, подняли за наставницу, за Ириду Немоляеву. С появлением преемницы распахнулись для старой ведьмы врата загробной страны, теперь, если устанет, сможет упокоиться. Грех за это не выпить.

После третьей рюмки действо за столом на какое-то время приобрело сумбурный характер, Боря зачастил и в течение каких-то двадцати минут мы выпили: за долгий путь из вымершего леса, за мир, за дружбу, за любви глоток, за безусловный двигатель прогресса – свердловский рок. А затем ведьмы ненадолго отлучились в дамскую комнату. Сказали, чтоб подтянуть чулочки, но я так думаю – припудрить носики спорами сатанинского гриба.

Когда вернулись и расселись, я, методично кромсая на куски поданную Крепышом отбивную, обратился к Ирме:

– Скажи, а тебе не страшно?

Та посмотрела на меня с недоумением:

– Нет. А чего мне бояться?

Ну да, подумал я, конечно. Совсем нечего. Ведь жизнь прекрасна, полна весёлых тайн и беззаботных приключений. И никаких тебе дневных опасностей, и никаких тебе ночных кошмаров.

Подцепив вилкой кусок мяса, я рассмотрел его зажаренные бока и пояснил, что имею в виду:

– Не боишься, что изловят и на костре сожгут?

– Кто?

– Люди.

– Шутите?

– Отнюдь.

Она отмахнулась:

– Да ну вас, Егор! Сейчас же не Средние века.

– Как сказать, как сказать, – произнёс я с предельной серьёзностью. – Давно живу, много чего видел, ни могу не заметить: любой век на поверку оказывается средним. А времена – смутными.

– Но сейчас ведь не сжигают, – сказала Ирма предательски дрогнувшим голосом. – Ведь да?

И посмотрела на Варвару.

Та отвела глаза.

– Что ли сжигают? – заволновалась Ирма.

– А ты про то у Бори спроси, – посоветовал я. – Пусть для примера расскажет про недавний случай в Квазулу-Наталь.

Выдал и закинул кусок в рот. И чуть не поперхнулся, потому что молотобоец, сделав "страшные", ударил меня кулаком в бок. Хотел незаметно, но Ирма заметила.

– Боря, про что это говорит дракон?

– Не знаю, детка.

– Ну, Боря-я-я! – потребовала девица тоном избалованной принцессы и даже ножкой топнуа.

– Ну, Егор, ну, удружил, – проворчал молотобоец. – Лучше бы я тебя, зверюгу бессердечного, и не приглашал вовсе.

– Угу, семь раз теперь подумаешь, прежде чем пригласить в следующий раз, – заметил я, проглотив прожёванное. – Знай наперёд: мы, драконы, существа коварные, и у нас всегда в запасе есть парочка подлых вопросов.

А юная ведьма ждала. Сложила губы бантиком, нахмурила бровки и уставилась на молотобойца. Боре ничего не оставалось, как поведать эту грустную историю.

– Квазулу-Наталь, детка, – глядя куда-то вверх и в сторону, начал он, – это такая провинция в Южноафриканской республике. На последней читке приказов нам в части касающейся довели, что месяц назад случилась там нехорошая бяка. Бяка такая: старшеклассники одной из тамошних школ заподозрили двух пожилых тёток в колдовстве, изловили, отдубасили и придали их очистительному огню. Проще говоря, сожгли. Не к столу будет сказано.

– Как сожгли! – ахнула Ирма.

– Ну, как сожгли, – пожал плечами Боря. – Ну, так сожгли. Навалились, связали, отвели на футбольное поле, плеснули из канистры и… И того самого. Одна на месте скончалась, другая в больнице.

– Ужас! – воскликнула Ирма и закрыла ладошкой рот.

– Не ходите, дети, в Африку гулять, – пробормотал я назидательно. – В Африке гориллы, в Африке акулы, в Африке… Короче говоря, царит в чёрной Африке чёрный беспредел.

– А они на самом деле ведьмами были? – поинтересовалась Варвара. При этом голос её дал "петуха". Она смутилась, прокашлялась в кулак и потянулась к пачке сигарет.

– Одна – точно, – ответил Боря. – И самосуд, надо сказать, детишки учинили не без причины. Натворила тётка дел. Ох, и натворила. Лютых духов вызывала и на пацанов науськивала, мстила таким образом за опозоренную внучку. Тамошний Пост это дело прошляпил, вот и вышло всё, как оно вышло. Ну а вторая тётка вроде как не при делах была, просто попала под раздачу.

На некоторое время за столом воцарилась тишина. Нарушила её расстроенная Ирма.

– Но у нас же, – промямлила она, – не Африка. Ведь да?

– Это точно, – поддержал я бедняжку на словах. – Страна у нас, слава Силе, менее ритмичная.

А про себя подумал: и страна у нас менее ритмичная, и Молотобойцы у нас не такие расхлябанные. Случись с тобой, детка, нечто подобное, сжечь бы не позволили, сами бы жало вырвали через одно место. Причём без наркоза. Тот же Боря Сейф и вырвал бы. Даром что всю сегодняшнюю ночь будете друг друга вылизывать.

Молотобоец будто догадался, о чём я думаю, и шмякнул по столу кулаком.

– Давайте не будем о грустном, давайте лучше хряпнем.

И потянулся к новой бутылке.

После выпитой рюмки ведьмам заметно полегчало, а ещё через две напряг за столом и вовсе рассосался. Вскоре изрядно опьяневшей Ирме стало настолько хорошо, что она даже спросила у меня о том, о чём бы на трезвую голову ни в жизнь бы не спросила:

– Егор, а это правда, что с драконом ночь провести, всё равно как с тремя мужиками?

Смутившись, я лишь поправил очки, а Боря хохотнул:

– Слышала звон, не знает, откуда он.

– Их трое, – показывая на меня дымящей сигаретой, пояснила Варвара.

– В каком смысле трое? – непонимающе мотнула чёлкой Ирма.

И пришлось Варваре кое-что ей растолковать.

– Дракон – тварь огромная, – сказала она. – Он не может превратиться в одного человека, он превращается в трёх. Поэтому у Егора есть два… ну типа брата-близнеца, что ли. Так дракон?

– Не брата, а нагона, – поправил я и в тот же миг почувствовал, что Варвара, скинув туфельку с левой ноги, осторожно коснулась моей правой.

Когда женская лодыжка трётся голодной кошкой о твою штанину, надо что-то решать, и решать безотлагательно. Вообще-то, ничего не имел против того, чтобы продолжить знакомство со свердловской ведьмой на заднем сиденье своего болида. Признаться, падок я на хорошеньких ведьм, особенно рыжих. Падок-то падок, но не было у меня в тот день времени на куртуазное веселье, ни часа, ни полчасика. Дело самоубийц звало в дорогу. Бросив взгляд на часы, я напомнил себе, что в ответе за тех, за кого в ответе, и решил: покуда окончательно не засосало, покуда тина ещё по грудь, надо сваливать с этого развесёлого фестиваля. После чего задумался над тем, как это сделать поизящнее.

Сходу ничего путного на ум не приходило, и я уже было собрался, наплевав на этикет, уйти по-английски: через коновязь и кухню. Но тут, слава Силе, мне на помощь пришёл Адлер. Подкрался неслышно (вот в чём вампиры великие мастера, так именно в этом) и прошептал прямо в ухо:

– Есть разговор, дракон.

От неожиданности я вздрогнул, оглянулся и покрутил пальцем у виска:

– Дурак, что ли. Так, между прочим, и заикой сделать можно.

Не сводя с меня мутных, как у дохлой рыбы, глаз, вампир повторил:

– Есть разговор.

– Что за разговор?

Вампир скосился на молотобойца.

– Не здесь.

– Тогда жди под обезьяной.

Адлер тут же отвалил, а я развёл руками, призывая всех присутствующих, войти в моё положение.

– Извините, дамы-господа, но дела. – Слегка поморщился, когда Варвара обиженно пнула меня ногой в колено, и, поднявшись из-за стола, сказал: – Приятно было познакомиться.

– Может, загнуть пиявку? – предложил молотобоец, целясь в спину вампира из указательного пальца.

– Обязательно, Боря, – кивнул я. – Но не здесь и не сейчас.

– А на посошок?

– Нет, Боря, я пас.

– Ну, как знаешь.

Совсем запьяневшая Ирма подергала меня за рукав:

– Егор, Егор, а вы, Егор, покатаете меня, когда… Ну тогда… Когда у вас… крылья будут.

– Покатаю, Ирма, обязательно покатаю, – отбрехался я. – Только купи себе для начала парашют.

Девочка задумалась.

Покуда я так раскланивался, Варвара не будь дурой потянулась к перепачканному чёрной кровью платку. Ишь, ты, размечталась, подумал я и обронил на платок корпускул Силы. Лоскут батиста равно надежда рыжей проныры обрести чуток власти над золотым драконом вспыхнула малиновым пламенем и сгорела в доли секунды. Скатерть при этом не пострадала.

– Ну и ловок же ты, дракон, – усмехнулась Варвара, одёрнув руку.

Я сдержано улыбнулся:

– Потому до сих пор и не чучело.

– Мы ещё увидимся? – спросила она и при этом в её серых глазах промелькнула усмешка. Создавалось впечатление, что она бросает мне некий вызов.

Принимая его, я ответил уклончиво:

– Почему бы, собственно, и нет.

Положил на стол визитку, сделал ручкой и направился к своему столику. И пока шёл, чувствовал жжение в том месте, откуда у драконов растут крылья, а у бывалых сыскарей расходятся ремни портупеи.

Присев напротив вампира, я сначала закурил, и только потом, стараясь не глядеть в сторону Варвары, сказал:

– Выкладывай, чего хотел. Только живо, времени нет.

– Мы тут с корешем поиздержались малёха, – нервно постукивая обгрызенными ногтями по белой скатерти, просипел Адлер, – пора расплатиться, а титей-митей…

Сообразив, к чему он клонит, я огорчил его:

– Чувачок, ты, похоже, обратился не по адресу.

– Сам на двойном подсосе? – удивился вампир.

– Напротив, на двойном форсаже. Но дело не в этом.

– А в чём?

– Откровенно?

– Ну.

– Не нравитесь вы мне, – признался я. – А тем, кто мне не нравится, я не занимаю. Такое уж у меня правило. Извини, если обидел.

– Плевать, – одарил меня гнусной полуулыбкой вампир. – Только это… Я занимать и не собирался. Слышал, ты с кольтом ходишь?

– Допустим. Что с того?

Адлер не ответил, но натянул перчатки из грубой кожи (натурально – вратарские краги) и вынул из внутреннего кармана ветровки футляр, похожий те, в которых дарят обручальные кольца.

– И что это? – поинтересовался я, когда вампир поставил обшитую алым бархатом коробочку на центр стола.

Вновь не проронив ни слова, Адлер откинул крышку и аккуратно вытащил из паза патрон сорок пятого калибра с серебряной пулей.

– Откуда маслина? – опешил я.

– Заговорённая, – ответил он на вопрос, который я не задавал.

– Спрашиваю, откуда?

Вампир и глазом не повёл.

Варианты, конечно, могли быть разные, но самый из них очевидный: ухайдакали и обчистили истребителя-одиночку. По себе знаю, любая Охота – штука обоюдоострая, так что могло случиться. Вполне. Сильно заморачиваться на этот счёт я не стал (окрещу мародёром, ответит – боевой трофей) и попросил назвать цену.

– Пять штук, – выпалил вампир. – Или по курсу – восемьдесят кроулей.

– Однако, – удивлённо хмыкнул я, но торговаться не стал.

– Тут вот ещё что, – сказал Адлер, скомкав протянутую купюру. – У моего кореша ещё есть. Две заводские упаковки. Интересует?

Я уточнил:

– Тоже заговорённые?

– Нет, чистые.

– И у какого это такого кореша?

Адлер показал на трущегося возле стойки дружка:

– Вот у него, у Гурона.

– Его Гуроном погоняют? – удивился я. – Почему так затейливо?

Никак этот парень с грубым шрамом на выбритом черепе не походил на индейца. Ни на гурона, ни на могиканина, ни на чероки, ни тем более на ирокеза.

– Так это, – стягивая с рук перчатки, криво усмехнулся Адлер. – Пользует кровь только первой группы, потому и Гурон.

– Я пожал плечами:

– Не вижу связи.

– У всех индейцев первая группа, – пояснил вампир. – Поголовно.

– Да неужели?

– Точно. И у эскимосов ещё. Ну, так что, дракон, берёшь товар?

– Денег хотите или Силы? – спросил я.

– Тут это… – Вампир замялся. – Нам бы твои Зёрна Света. Одна банка против одной упаковки. А за две – две.

– Про Зёрна забудь, – осадил я его.

– Чего так?

– Говорю же: не нравитесь вы мне.

– Ладно, забей. Тогда вот. – Он вытащил из кармана и протянул мне кастет. – Ты это… Закатай в него две тысячи кроулей.

Я повертел пустой артефакт в руках. Ничего особенного в нём не было, обычная кустарная поделка с одним широким отверстием для пальцев и грубо приваренными к боевой части роликами от подшипника. Правда, на одной стороне кто-то шибко умный нанёс несколько древних рун. Но настолько коряво нанёс, что толком и не понять какие. Одну только и разобрал, ту, что обозначает "семя".

– А влезет две тысячи? – засомневался я.

– Раньше влезало, – уверил вампир.

– Слово какое?

– Набир.

– Как своим сделать?

– Просто на руку надеть.

– Хорошо, допустим. Товар у вас с собой?

– Нашёл дураков.

– Тогда где и когда?

– Лодочную станцию за Ухашовским мостом знаешь?

– Само собой.

– Вот там. Сегодня. В полночь.

Я проворчал для порядка:

– Чего так поздно-то?

– Детское время, – хищно улыбнулся Адлер в ответ.

Больше ничего не сказал, спрятал клыки, поднялся и двинул к стойке.

Пока он шёл, я смотрел на него и думал, до чего же омерзительны бывают иные существа. И дело даже не в том, что вампир. Что с того, что вампир? Ну да, у всех рождённых по воле слепого случая на границе Пределов и Запредельного душа отделена от тела и оттого всякая мораль чужда им, но ведь некоторые из них умудряются жить, соблюдая приличия. Взять, к примеру, приятеля моего, Афанасия Воронцова. Тоже ведь вампир, а на поверку – человечнее иного человека. Отнимет другой раз у бедолаги какого-нибудь чуток Силы через кровушку, но не убивает. Нет. Мало того, ещё и облегчение донору устраивает, принимая на себя часть его мирских страданий. Всё потому что понятия блюдет, и инстинкты свои держит в узде. А дикие не держат. Дикие им потакают. И откликается им на такое ауканье всеобщим презрением. Впрочем, им общественное порицание до одного места. Дикие ведь.

О Воронцове я вспомнил очень кстати, имелся у меня к нему один животрепещущий вопрос. Не как к вампиру, разумеется, а как к следователю по особо важным делам городской прокуратуры. И я тут же, пока из головы не вылетело, набрал его рабочий номер. Получилось удачно.

– Воронцов на проводе, – сразу отозвался вампир.

– Привет, майор.

– Тугарин?

– В точку.

– Как сам?

– Да ничего так. Ты?

Он вздохнул.

– Лучше и не спрашивай. В запарке. Переводят в Следственный комитет, ношусь как бобик, дела подбиваю.

– Сочувствую.

– Терпеть ненавижу все эти реорганизации. Веришь, Егор, штук двадцать их на моей памяти было, и не одна толку не принесла. – Воронцов ещё раз горько вздохнул, помолчал секунду и спросил: – Чего звонишь? Думаю, не о житье-бытье расспросить?

– Угадал, майор. Тема есть.

– Объявляй. Только в темпе.

Сказал он это таким тоном, что я поторопился:

– Двенадцатого на Озёрной дорожно-транспортное приключилось, грузовик женщину сбил. Хочу перетереть с водилой. Пробьёшь, майор? С меня коньяк.

– Зёрна, Егор, Зёрна.

– Можно и Зёрна. Сегодня сделаешь?

– Постараюсь. Это всё?

– Всё.

– Целую.

И бросил трубку.

Действительно в запарке, подумал я. И следом: суета сует – отличная обманка для выжирающей нутро пустоты. Правда, временная и не очень надёжная. Но тут ничего не поделать, коль судьба такая. Тут хоть как-то.

Когда поднимался по ступеням на выход, оглянулся на Варвару. Она этого ждала, и, послав воздушный поцелуй, опалила мне чёлку. Стерва рыжая. Будь мы в другом месте, чего похуже бы учудила. Точно-точно. Да и то, что сделала было не слишком приятно. Но я не обиделся. Дракон на женщину? Никогда. Пропел под нос "Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю", прижал кулак к уху – звони, и, пропустив в дверях чьего-то горбатого хомма, вышел вон.