"Рассказы.Том 6" - читать интересную книгу автора (Платонов Андрей Платонович)ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Стал быть мракГрунт был тверд на этой звезде. Воздух жидок и ветра не примечалось. Народа было не видно — скуден был, должно, и худосочен. Все было не по-людски и не по-мужицки. Земля стоит испаханная, почва — бордовая, как барская попона, жидкостей нету, тварей тоже незаметно. — Ну и свет! Какой делал его светодавче! — сказал Иван. — Не похвалю. Тут и вша не плодится! — Оглядим, — проговорил осовевший, задумавшийся инженер, — у всякой поверхности должен быть смысл. — Оно так! Одначе, скорбь тут и жуть. Никто не шарахнется и не пробрюзжит. Надо отсюдова подаваться. Тут нам не жительствовать. Пошли. Бордовая почва очертенела — чернозему ни комка не было. Шли долгую продолжительность. Глядь, движется к ним какой-то алахарь. Одежи на нем нет, головы тоже не наблюдается, так, одна хилая ползучая мочь и в ней воздыхание. — Остановись! — крикнул Иван. — Кто такой будешь и что это за место на небе? И вдруг, весьма вразумительно, по-русски, по-большевицки, движущееся вещество изрекло из глубин своих: — Тут, товарищи, рай. Место это Пашенкино называется. — Отчего же ты такой чудной? Драный весь, на обормота похож, и как ты заявился сюда? — С земли мы родом, а тут превратившись… Там на земле давно чудеса делаются. Великие люди в тишине делами занимаются. И по одному пропадают с земли на своих машинах. Так мы тут очутились. А один наш так и пропал в вышине. А мы тут рай учредили. — Это што за место — рай? Является ли он следствием экономических предпосылок? — Рай — это блаженство. Питание и совокупление, равновесие всех сил. — Веди нас в рай, — сказал Иван, — дай опомниться. Как в таком незавидном месте рай учрежден, на бордовом грунте… Пошли. Невелик был путь и одинаков по всей поверхности своей. И засияли странникам вдруг в высоте четыре каланчи из бордовой глины. И послышалось оттуда благоуханное смиренное пение. — Это кто завыл? — спросил Иван. — Это поют расцветающие души, обреченные на любовь, на совокупление с присными себе и на смерть. — Везде эта любовь, — сказал Иван, — и на земле и на небе. Не нашел еще я себе места, где бы не любили, а думали и истребляли бы любовь по-волчьи. И чтобы песнь была у таких людей одна — война с любовью… Любовь и любовью. Когда ты, язва людская, молью будешь изъедена. Сука голодная… Ну, а кого же вы любите? — Все зримое, — ответило живое вещество, колебаясь и влачась по поверхности почвы. — А чего ж вы зрите? — Мы не зрим, а чуем всю теплую плоть, влекомую стихиями Вселенной, и к ней касаемся объятиями и исходим душою. — А что такое душа твоя? — Лишняя тревожная сила, которую надо излить на другого, чтобы стать спокойным и счастливым. Душа — это горе… В нашем раю души истребляются и потому тут рай. — Чудодейственно. А ну, покажи рай самый. Вошли в каланчу одну. Стояли торцом такие же живые скудости и скулили. — А вы все были людьми прежде? — Это Иван спрашивает. — Людьми, а как же? — ответила тварь. — До чего ж вы дошли? Неужели ж вам хорошо тут? — Отлично. Покойно и благопристойно. — Да брось ты, чучел! Вы плодитесь, аль нет? — Мы бессмертны. — А еще кто есть на этой планете? — Дальше в пустынях есть кто-то. Но они к нам не приходят, и мы к ним, потому что мы в раю. Иван потрогал райское существо — жидко и хлебло. Дай, думает, я ему шарахну разик, все одно звезду зря гнетут. Какой тут рай, если б тут жили злобствующие, я б их уважал, а то мразь блаженная. И Иван дернул существо кулаком по сердцевине. Тварь вдруг тихо выговорила: — Мне не больно, потому что я люблю и нахожусь в раю. Меня облекает Вселенная всем светлым покровом своим и сторожит мою душу… Я только исчезнуть могу сам из любви к тебе, раз ты хочешь того… — А ну исчезни! — обрадовался Иван. Существо вдруг и на самом деле исчезло неведомо как и куда. Пошли дальше. Нашли еще четыре пары таких существ и сказали, чтоб они тоже исчезли. Они исчезли тоже. — Теперь просторно! — сказал Иван. — Пойдем, поблукаем. Может, найдем что посущественней… Как они каланчи себе эти огородили… Необходимо человеку за звезды приняться. Загадили их тут вконец. А с земли глядишь — высоко, свет чистый, полет правильный. А тут уж успели рай учредить… Шли долго по миру планеты. Питались глиной бордовой, испражнялись сухим пометом. Болезнетворно. Пришли на великую гору. Глядят наверх — спускается к ним оттуда пожилая личность — человек, сам голый, и заметок никаких нет, не то мужик, не то баба. — Опять скот какой-нибудь, — подумал Иван. А инженер думает без слов. Ученый человек. Подошел человек поглядеть — не поглядел и пошел прочь дальше в пустыню, где незакатное солнце мигало и должно быть тухло. Иван и инженер оглянулись на человека прошедшего и на замигавшее солнце. Человек остановился, а солнце вдруг потухло. И далеко на небе что-то зарычало, расступилось и ухнуло в голосистой последней тоске. Стал быть мрак. |
||
|