"Мятежный дух" - читать интересную книгу автора (Хенди Барб, Хенди Дж. С.)

ГЛАВА 6

Винн тихонько ахнула, миновав шерстяную занавеску и шагнув внутрь дуба размерами с небольшой дом.

Мох, который рос снаружи, вливался в жилище, покрывая пол, хотя Винн казалось непостижимым, как вдали от солнечных лучей он мог сохранять сочный желтовато-зеленый цвет. Ствол дуба изнутри представлял собой просторную округлую комнату с естественно изогнутыми дверными проемами и стенами. Стены комнаты, как и само дерево снаружи, были покрыты корой, но кое-где проступала обнаженная древесина. Не то чтобы кора в этих местах была содрана, скорее, дерево выросло таким образом, но тем не менее жило и процветало. Темно-желтые арки с занавесями вели в другие помещения. По левой стене вилась лестница, уводя в верхние комнаты.

Лавки вдоль противоположной стены были завалены шафранного цвета подушками, которые игла вышивальщицы украсила светло-желтыми цветочными узорами. Сквозь один арочный проем Винн разглядела комнату поменьше, где прямо на моховом ковре лежали пышные тюфяки. На тюфяках в уютном беспорядке были разбросаны мягкие подушки и зеленые шерстяные одеяла.

Винн легонько провела кончиками пальцев по стене, покрытой корой, и тут вошел Оша.

После того, что произошло на общинной лужайке, Винн больше не была уверена, что ему можно доверять. При виде черепов он выхватил стилеты, но не для того, чтобы вступиться за тех, кого поклялся защищать.

Магьер рывком отдернула занавеску и огляделась по сторонам. Убранство древесного жилища ее явно не интересовало. Она настороженно высматривала возможные опасности и, быть может, другие выходы наружу. Наконец черноволосая женщина шагнула в дом и придержала занавеску.

Вошел Лисил, все так же прижимая к груди сверток с черепами, а за ним появился Малец, который осмотрел жилище почти с таким же видом, что и Магьер. Сгэйль нес под мышкой шкатулку, в котором хранились черепа. Другой рукой он придерживал завернутые в Лисилов плащ клинки. Последним вошел дед Сгэйля. Но и после этого в комнате не стало тесно.

Оша воззрился на сверток в руках Лисила. Сделал глубокий вдох, на секунду задержал дыхание — и шумно выдохнул.

— Какое счастье, что ты говоришь на нашем языке, — обратился он к Винн. — Когда я увидел это… эти… и услышал, что сказала Энниш…

Он говорил, не глядя на Винн. Девушка поняла, что молодому эльфу совестно за очередное нарушение обета защиты. Что ж, и поделом.

Сгэйль бережно поставил сундучок в дальней части комнаты.

— Мне не следовало так торопиться с выводами, — прибавил Оша.

Винн ничего не ответила. Сгэйль уложил рядом с сундучком завернутые в плащ клинки и устремил суровый взгляд на Ошу.

— День выдался долгий, — сказал он, — а путь нам предстоит еще дольше. Сейчас ты можешь поесть и отдохнуть.

Учтивый тон не скрывал его неудовольствия. Энниш с самого начала представляла собой угрозу, но вот от Оши Винн такого не ожидала.

Оша глянул на нее снизу вверх, казалось, хотел еще что-то сказать, но вместо этого торопливо направился к выходу. На ходу он почтительно кивнул деду Сгэйля — и вышел.

Магьер тут же набросилась на Сгэйля:

— Ты дал слово, что нам ничего не грозит, и где оно, твое слово?

— Прошу тебя, — вмешался дед Сгэйля, — присядь и отдохни. Будьте как дома, здесь вас никто не потревожит.

Говорил он по-белашкийски превосходно, хоть и с сильным эльфийским акцентом. Винн, надеясь предотвратить продолжение ссоры, тотчас вмешалась в разговор.

— Ты не анмаглахк, — сказала она, обращаясь к пожилому эльфу. — Как же так вышло, что ты знаешь белашкийский?

— Он ваятель, — объяснил Сгэйль, — а по большей части целитель. И еще старейшина клана. Он дважды побывал с караванами судов в прибрежных людских государствах. К тому же он оказывает услуги самым отдаленным поселениям, в том числе и Криджеахэ, где живут анмаглахки. Я сам научил его белашкийскому языку — по его же просьбе.

Он отступил на шаг и торжественно протянул руку.

— Знакомьтесь — Глеаннеохкантва. Мой дедушка.

Винн мысленно перевела это длинное имя — «Отдыхающий на лужайке». Даже она затруднилась бы правильно произнести это имя и сейчас сомневалась, стоит ли пытаться. Один раз Лисилу уже случилось нанести тяжкое оскорбление нечаянной обмолвкой.

— Глеанн? — неуверенно произнесла она.

Россыпь коричневых точек в янтарных глазах старого эльфа придавала им странное очарование. Тонкие морщинки вокруг рта отчего-то напомнили Винн мудрую сову. В отличие от Сгэйля и его сотоварищей, Глеанн не избегал смотреть на Винн. Взгляд у него был прямой и суровый.

Уголки его губ чуть заметно дрогнули. Затем он прижал руку к сердцу и склонил голову, но тут же, повернувшись к Сгэйлю, приподнял густую бровь:

— Что ты натворил?

Сгэйль заерзал, как мальчишка, пойманный на озорстве.

— Мне надо сообщить о нашем продвижении. Может, ты попросишь Леанальхам принести нашим гостям еды?

Едва он это выговорил, как занавеска на входе резко распахнулась. В дом буквально ворвалась хорошенькая девушка и с порога, задыхаясь, выпалила по-эльфийски:

— Дедушка?… Ой, дядя! Что случилось? Говорят, ты привел…

Она осеклась, так стремительно втянула в себя воздух, что чуть им не поперхнулась, и попятилась к стене у входа. Ее испуганный взгляд остановился на Магьер.

Винн прикинула, что девушке примерно лет шестнадцать, что по людским меркам, что по эльфийским, — в раннем возрасте развитие у обеих рас шло практически одинаково. Волосы у Леанальхам были довольно темные, можно сказать, темно-русые — редкое явление среди светловолосых эльфов. Ее большие глаза…

Винн моргнула и пригляделась внимательнее.

Большие глаза Леанальхам не были привычного янтарного цвета — скорее топазовые, с чуть заметным зеленым отливом.

На висках у нее были заплетены две тонкие косы, остальные волосы отброшены за спину. Присмотревшись, можно было увидеть, что кончики ушей у нее не такие заостренные, как у прочих эльфов, хотя и острее, чем у Лисила.

Винн перевела взгляд на Лисила. Кроме него, она полукровок не встречала и даже не слышала об их существовании. И тем не менее она точно знала, что эта девушка — не чистокровный эльф.

Сгэйль заключил Леанальхам в объятия, привлек к себе и что-то прошептал на ухо. Винн и представить не могла, что сдержанный и замкнутый командир анмаглахков способен проявлять такие теплые чувства.

— Все в порядке, Леанальхам, — сказал Глеанн по-белашкийски — из чего следовало, что и девушка владеет этим языком. — Твой двоюродный брат привел к ужину нежданных гостей.

Винн осторожно шагнула к девушке.

— Меня зовут Винн… и я рада с тобой познакомиться.

Леанальхам опасливо, одним глазком выглянула из-за плеча Сгэйля. Взгляд ее метнулся от Винн к Магьер, ненадолго задержался на Мальце и остановился на Лисиле. Полуэльф повернулся к ней.

— Лисил, — представился он, затем, кивком указав на Магьер, назвал ее имя.

Леанальхам все еще держалась настороженно, хотя выдвинулась из-за плеча Сгэйля, чтобы как следует, обоими глазами рассмотреть диковинных гостей. Сгэйль мягко отстранил ее и направился к выходу.

— Я вернусь. Пожалуйста, позаботься о гостях. — Он помолчал и вновь перешел на эльфийский. — Приготовь им ванну и найди, во что им переодеться, а их одежду постирай. От них с каждым днем пахнет все хуже.

Пахнет? У Винн отвисла челюсть. Хорошо, хоть Лисил и Магьер не поняли этих слов. Все они уже больше месяца не мылись и не стирали одежду. Сгэйль ушел, и воцарилось неловкое молчание.

— Сначала ужин, — объявил по-белашкийски Глеанн, — а уж потом купание. Леанальхам, ступай к общинной печи, погляди, что там осталось. Постарайся принести рыбы или мяса для маджай-хи. Я подберу для наших гостей чистую одежду.

Малец, услыхав про еду, одобрительно гавкнул.

— Что еще за купание? — осведомился Лисил.

Сгэйль едва сдерживался, чтобы не побежать. Выйдя из селения в лес, он перешел на рысь. И всеми силами старался упорядочить свои мысли, вернуть им прежнюю размеренность и ясность, но в голове, вопреки его воле, царил хаос.

Отыскав молодую сосну, Сгэйль опустился на колени. Дождался, пока выровняется дыхание, и вынул из-под плаща продолговатый овальный брусок словодрева. Потянулся к стволу сосны, бережно сжимая словодрево… и тут же остановился, опустил руку.

Надо переждать еще минутку.

Сгэйль терпеть не мог сожалеть о том, что сделано. Этому чувству не было места в жизни того, кто поклялся служить своему народу. Но ведь никому раньше и не поручали провести по эльфийским землям людей.

Сгэйлю необходимо было узнать, как поведут себя эльфы при виде чужаков, прежде чем привести Лиишила в Криджеахэ… к Аойшенис-Ахарэ, Вельмидревнему Отче.

Слухи расходятся быстро, и он решил, что поступить так будет лучше, чем без всякого предупреждения появиться в Криджеахэ с двумя людьми и полукровкой. И к тому же Сгэйль эгоистично хотел, чтобы Леанальхам увидела Лисила, узнала, что не у нее одной в этом мире смешанная кровь. Хоть ненадолго она перестанет чувствовать себя одинокой среди своих сородичей.

Сгэйль думал, что родной клан отнесется к его миссии с уважением и безоговорочно поддержит его, даже в этом неслыханном деле. Он — анмаглахк. Никто и никогда не сомневался в безупречности его касты. И служба его прибавляет чести и славы родному клану.

Гордыня… Как незрелый, неопытный новичок, едва принятый в касту, Сгэйль позволил гордыне — и сентиментальным чувствам — затуманить его разум. Ему следовало обойти родные места стороной и не приводить Лиишила в селение клана.

Он не должен был рисковать своей миссией ради личных целей. И однако же всякий раз, когда Сгэйль сталкивался с полукровкой, все запутывалось, как тогда, в городе Бела, в тот момент, когда он целился из лука в ничего не подозревающего Лисила. Как может мыслящее существо быть таким клубком противоречий?

Убийца, сын предательницы, оторванный от своего народа… по собственной воле разделяющий ложе с человеческой женщиной.

Лиишил, внук Эйллеан, который рисковал жизнью, чтобы вернуть останки Эйллеан ее народу.

И как же все-таки он преодолел Изломанный кряж и добрался до этих мест?

Сгэйль не стал об этом расспрашивать, хоть его и мучило любопытство. Куда важнее было добиться доверия Лиишила… а Лиишил показал, что доверяет ему, когда добровольно отдал свое оружие.

Меньше всего Сгэйль хотел бы добиваться подчинения силой. Ценой ссоры между Лиишилом и подчиненными Сгэйлю анмаглахками было большое количество крови с обеих сторон, а ведь совсем не этого желал Вельмидревний Отче. И потому Сгэйль дал Лиишилу время лучше узнать его и, быть может, поверить его слову. И тянул до последней минуты, прежде чем попросил Лиишила разоружиться.

Кровопролития не случилось, хотя встреча чужаков с сородичами Сгэйля оказалась куда более рискованным предприятием, чем он представлял. Ему-то казалось, что гнев и страх эльфов вызовут только люди.

Энниш едва все не испортила. И когда Уркарасиферин отказался быть ее наставником, она бежала, сгорая от стыда.

Обнаружение останков Эйллеан — вернее, то, каким образом они были обнаружены, — едва не уничтожило все тайные старания Сгэйля. И без того слабое доверие Лиишила, которое ему удалось завоевать, изрядно подрастратилось.

И еще маджай-хи. Маджай-хи, которому люди дали имя… Быть может, именно он и нашел дорогу через горы.

Один из древних… из первых… сосуд плоти для стихийного духа.

Сгэйль понял это, еще когда, затаившись на крыше, увидел пса в Беле в первый раз. Именно поэтому он не пустил стрелу, которая должна была убить Лиишила.

Восприимчивость к духовному слою мира нечасто встречалась у его соплеменников. Те, кто с рождения обладал этим качеством, как сам Сгэйль, становились ваятелями или творцами. Люди назвали бы их «тавматургами» — нелепое слово для обозначения человеческих магов, которые работали с физическим слоем мира. Когда Сгэйль был еще юнцом, дедушка всячески уговаривал его избрать стезю ваятеля, чей заботливый труд претворял живые деревья в жилища или способствовал исцелению страждущих. Сгэйлю, однако, недоставало столь необходимого для ваятеля терпения; не прельщало его и искусство творцов, которые преобразовывали и насыщали Духом неживую материю — камень, металл, древесину. Сердце его откликнулось на иной, более великий зов.

Он стал анмаглахком.

Способность к восприятию Духа у него не угасла, как это часто случалось с теми, кто не прошел обучение. Эта способность жила в нем до сих пор. Стоило ему ненадолго замереть и сосредоточиться — и он мог ощутить силу Духа, присутствующую в деревьях и цветах. Сила эта, заключенная в теле пса, который бежал сейчас рядом с полукровкой, была так велика, что Сгэйль распознал ее без малейших усилий.

Никогда еще ни одного маджай-хи не встречали за пределами эльфийских земель. И ни один маджай-хи не вызывал у Сгэйля такого потрясения, как этот.

Стихийный дух в теле маджай-хи покровительствовал Лиишилу.

Почему — этого Сгэйль не мог постичь, но и отмахнуться не имел права. Такой поступок, безусловно, что-то значил, даже если его мотивы сейчас остаются загадкой для Сгэйльшеллеахе.

Эльф становился все спокойнее, сосредоточеннее.

У его народа было двадцать семь кланов. Эльфы рождались в одном клане, а порой через обет, то есть брак, переходили в другой. И еще были анмаглахки. Будучи не кланом, но кастой защитников народа, они с незапамятных лет следовали за своим основателем. Никто не мог родиться анмаглахком, и далеко не каждый, кто хотел вступить в касту, становился анмаглахком.

Сгэйль всегда твердо знал, где его место. Всегда твердо знал, что будет жить, служа своему народу.

Его дыхание стало глубже, ровнее. Он снова поднял руку, приложил брусок словодрева к стволу сосны и закрыл глаза.

— Отче? — прошептал он и стал ждать.

В его сознании прозвучал голос Вельмидревнего Отче:

Сгэйлыиеллеахэ.

— Я здесь, Отче, в главном селении моего клана. Мы движемся к Криджеахэ.

Лииишл идет с тобой добровольно?

— Да… — Сгэйлю не хотелось, чтобы Вельмидревний Отче узнал о его тревогах. — И с ним двое людей. Он отказался идти без них.

Они ничего не значат.

— Нас тут встретили хуже, чем я ожидал. Никому не пришлось по вкусу появление людей… или даже полукровки. И что только ухудшило дело…

Это не имеет значения. Приведи Лиишила ко мне. Но, пожалуйста, постарайся избегать встреч с нашим народом. Хорошо?

— Да, Отче.

Сгэйль заколебался, гадая, стоит ли рассказать Аойшенис-Ахарэ побольше…

Маленькая женщина понимает каждое их слово. У другой, бледнокожей, странные черные волосы, которые на солнце искрятся, словно раскаленные угли. Лиишил несет с собой останки великой Эйллеан. И с этой троицей путешествует маджай-хи, которому нет подобных, — разве только в стариннейших преданиях, которые сохранились разве что в детских сказках.

— Скоро, Отче, — прошептал Сгэйль.

И снова заколебался. Сомнениями это назвать было нельзя, потому что сомнениям не было места в том, что делал Сгэйль.

— Во тьме и безмолвии, Отче, — прибавил он почтительно.

Затем отнял от ствола брусок словодрева, встал и пошел назад, в селение.

С наступлением сумерек Малец не находил себе места. Ужин в обществе Глеанна и Леанальхам миновал быстро, и пес решил, что эти двое ему симпатичны. Быть может, им даже можно доверять настолько, чтобы оставить своих подопечных на ночь под этим кровом. Леанальхам принесла Мальцу густой похлебки с ломтями жареного кроличьего мяса, и пес дочиста вылизал миску.

Из-за прикрытого занавесками проема в дальнем конце большой комнаты доносился голос Глеанна:

— Нет, это природный горячий источник, который направили по подземным, руслам наши творцы. Перекрыть его нельзя. Когда закончите мыться, поднимите центральный камень на дне ванны. Вода медленно стечет и оросит корни нашего дуба.

— Творцы? — переспросила Магьер с обычной для нее подозрительной ноткой.

Глеанн помедлил немного и ответил:

— Поговорим об этом после того, как вы приведете себя в порядок.

Малец беспокоился, что Магьер может огорчить их необычно дружелюбного хозяина. Он потрусил к проему и просунул морду под шерстяную ткань занавески.

Ему и прежде доводилось видеть купальни. Они были не во всех жилых деревьях. В селении, где родился Малец, горячий источник находился неподалеку, в лесу. Из малины и плетей плюща выпестовали плетеные перегородки и обустроили с полдюжины обособленных комнаток.

Здесь же ванна — или ее подобие — располагалась прямо в земляном полу, покрытом ковром из мха. По краям ее окаймляли черные блестящие камни, тесно прилегавшие друг к другу. Рядом с ванной находилась погруженная в моховой пол металлическая чаша размерами не больше шлема. Края чаши и ванны соединял неглубокий желоб шириной с собачью лапу.

Винн потянула за широкую металлическую затычку на дне чаши. Едва девушка выдернула затычку, чаша стала наполняться водой, над которой курился пар. Поднявшись до краев чаши, вода потекла по желобу в ванну.

— Просто чудо, — блаженно улыбаясь, проговорила Винн.

— Вода может быть чересчур горячей, — предостерег Глеанн. — Добавьте в нее прохладной дождевой воды — мы храним ее вот в этих сосудах.

У дальней стены стояло в ряд несколько емкостей размером с добрую бочку. Но, в отличие от бочки, они были сделаны из цельного, совершенно гладкого дерева и с закругленными краями — никаких реек, скрепленных железными обручами. Казалось, что эти сосуды выточены из цельного куска древесины.

Глеанн жестом указал на груду одежды желтых и коричневых оттенков, которая лежала на лавке.

— Наденьте это, когда закончите мыться, и я покажу вам спальни.

Он направился к выходу, мельком глянул на Мальца и опустил за собой завесу.

Магьер с сомнением обследовала одежду, а Винн между тем сбросила плащ.

— Магьер… что сказал тебе Уркар, прежде чем выпустить?

— Он говорил на древинском наречии, — ответила Магьер. — Сказал, чтобы я перестала вырываться… и что я должна помочь Сгэйлю сладить с Лисилом.

— Уркар говорит по-древински?

— На мой взгляд, даже слишком хорошо, — отозвалась Магьер.

Если вспомнить то, что сейчас творится у нее на родине…

Винн ничего не сказала, но Малец знал, о чем она думает.

В Войнордах два анмаглахка — Бротандуиве и покойный Гройташиа — явились убить Дармута. В Соладране Малец и Винн узнали, что в Древинке разразилась гражданская война. Именно в таком порядке. Магьер опасалась за жизнь своей тетки Беи, которая по-прежнему жила в Древинке. А потому и Магьер, и Винн не могли не думать про эльфа, бегло говорящего по-древински. И Малец тоже.

Но все-таки трудно представить, чтобы Уркар успел побывать в Войнордах и вернуться раньше, чем Малец и его подопечные отыскали дорогу в Край Эльфов. Впрочем, были ведь и другие анмаглахки.

Винн начала было расстегивать пуговицы на старенькой рубахе, но остановилась и, насупившись, глянула на Мальца.

— Убирайся, — приказала она.

Малец, фыркнув, попятился к выходу. После стольких дней совместного путешествия у Винн вряд ли осталось что-то, что она могла бы от него скрывать.

В большой комнате Глеанн собирал тарелки и кубки из отполированного дерева с войлочного коврика, на котором был накрыт ужин. Лисил сидел, привалившись к стене, рядом с сундуком. Свертка с черепами видно не было, — вероятно, Лисил убрал их в сундук. Во время ужина он помалкивал, чувствуя себя неуютно под взглядами, которые украдкой бросала на него Леанальхам. Сейчас девушки нигде видно не было. Малец все еще удивлялся тому, что Лисил не единственный в мире эльф-полукровка.

Занавеска на входе качнулась, в дом вошел Сгэйль. И остановился, глядя на Мальца.

Тот выразительно сморщил верхнюю губу, хотя и старался в этом доме вести себя вежливо, как подобает гостю. И тут Сгэйль удивил его, опустившись перед ним на одно колено.

В глазах эльфа была затаенная печаль.

За прошедшие дни Малец не раз пытался выудить из сознания Сгэйля хоть какие-нибудь воспоминания, но особого успеха не добился. Сгэйль не размышлял подолгу даже о самых недавних событиях, но сейчас внутреннему взору Мальца предстало видение. Как если бы он, Малец, сам стоял, приложив руку к стволу молодой сосенки. Он услышал одно слово: «Отче».

Малец попытался выхватить из этого мимолетного воспоминания подробности разговора, но видение уже погасло.

— Твоим спутникам следует оставаться в доме, — обратился Сгэйль к Мальцу, и понять его речь было гораздо легче, чем тот диалект, на котором говорила Винн. — Ты волен идти, куда пожелаешь, — как и все маджай-хи.

Он поднялся и отдернул входную занавеску. Малец неуверенно оглянулся на Лисила.

— Здесь им ничего не грозит, — сказал Сгэйль.

По правде сказать, Мальцу страстно хотелось выскользнуть из дома, мчаться размашистыми прыжками по лесу своей юности, всеми чувствами принимая его благодатный покой.

— Только недолго, — сказал Лисил.

Малец хотел бы довериться Сгэйлю, но на чистоту его намерений не рассчитывал. Негромко рыкнув, он пробрался мимо анмаглахка, вынырнул наружу и побежал между жилыми деревьями эльфов.

Почти все жители селения уже разошлись по домам, но над общинной печью еще курился тонкий дымок. Издалека с порывом ветра донесся вой. Малец вгляделся в темноту леса, вплотную подступавшего к жилым деревьям.

Он всем сердцем желал мчаться по мягкой земле, ощущая, как на бегу щекотно касаются лап лесные травинки.

Душевные терзания Лисила, гнев и сомнения Магьер и даже мелкие страхи Винн — все это, вместе взятое, порой становилось непосильной ношей. Мальца мучила неопределенность, поскольку он больше не мог видеть, что способно принести им будущее. Если бы только он отбросил свои тревоги и мог ненадолго забыться… но нет, нельзя позволять себе ни единого бездумного порыва. Ведь он остался один.

Где же его сородичи? Почему молчат? Почему хотя бы не укоряют его в том, что он действует вопреки их мнению?

Память о жизни среди стихийных духов с годами изрядно поблекла. А быть может, она никогда и не была полной и достоверной. Смертная плоть, в которую был облечен Малец, просто не могла вместить то беспредельное сознание, которое он разделял со своими сородичами. Впрочем, у жизни во плоти были свои преимущества, — по крайней мере, так считал Малец.

Инстинкт твердил ему, что Вельмидревний Отче смертельно опасен, что Лисила нельзя даже близко подпускать к нему. Но как еще они смогут найти и освободить Нейну?

Лисил ни за что не откажется от этой цели. Да и он, Малец, по правде говоря, — тоже.

Пес прошел между жилыми деревьями — изнутри доносились голоса — и, миновав последнее жилище, остановился на самой опушке леса. Таинственный вой повторился, на сей раз ближе. Между деревьями мелькнула мерцающая тень. Еще одна.

Два маджай-хи выскочили из кустов и при виде Мальца остановились. Шерсть у обоих была цвета стали, глаза прозрачные. Псов можно было счесть близнецами. Один заскулил, а затем оба резво нырнули обратно в подлесок.

Малец инстинктивно шагнул за ними.

Они разговаривают воспоминаниями. Он уловил это еще в ту первую встречу, когда стая кружила вокруг них, явившись на зов серебристого оленя.

Неужели от этого способа общения… сообщения… происходит и его собственная способность играть с чужой памятью? Неужели это наследственность маджай-хи, смешанная с его сутью стихийного духа, дала ему такой дар? Сумеют ли маджай-хи одарить его воспоминаниями, не такими мрачными и тяжкими, как его собственные?

Под косматым древним кедром шевельнулся клочок ночной тьмы, и на Мальца уставилась пара мерцающих глаз.

Из темноты, обретая видимые очертания, шагнул седой вожак стаи. Прочие маджай-хи кружили между деревьями, и среди них мелькнул знакомый белоснежный силуэт. Самка обогнула куст куманики и замерла с приподнятой передней лапой, пристально глядя на Мальца.

Винн сказала, что своей белизной она напоминает лилию. И сейчас легкие золотистые искорки в глазах самки напомнили Мальцу сердцевинку этого цветка.

Самка подошла ближе, потянула носом. Ее запах сплетался с запахами плодородной земли и влажных листьев. Малец замер, ощутив, как ее нос скользит по его щеке, шее, касается шерсти за ухом. Затем она прижалась к нему головой, висок к виску.

В сознании Мальца мелькнул серебристый силуэт, озаренный лунным светом.

Это ее мать… белоснежная самка показала ему облик своей матери.

Малец вспомнил, как бегал по эльфийской лужайке с братьями и сестрами.

И опять перед его мысленным взором промелькнуло видение из чужой памяти. Щенки борются за право забраться на ствол поваленного дерева, и их шубки облеплены хлопьями лишайника, который осыпается на них, увлеченных невсамделишной дракой.

Белоснежная самка увидела его воспоминание и ответила своим.

Беседовать вот так, без малейших усилий, делиться воспоминаниями вместо того, чтобы вылавливать их в чужом сознании… Как будто он обрел дар речи и теперь, после долгих лет в одиноком безмолвии, услышал тех, кто рядом.

Щенком Малец этого не умел. Быть может, просто не успел научиться до того, как его забрала Эйллеан, чтобы отдать маленькому Лисилу. Быть может, это умение приходило вместе со взрослением, как, например, человеческая речь. В памяти Мальца возникли Нейна и ее сын-полукровка, узники в стенах Веньеца.

Белоснежная самка отпрянула. Она не знала ни людских городов, ни человеческого образа жизни, и это видение, похоже, было ей неприятно. Малец тихонько заскулил и лизнул ее в морду.

Она нисколько не возмутилась. Тявкнула на него, развернулась и помчалась в лес. Потом остановилась и оглянулась на него.

И весь мир для Мальца перестал существовать — только мягкая земля под лапами, только пряный запах ее шерсти. Он бросился следом.

Спящий перевернулся на другой бок. Во сне налетевший ветер нещадно бил ему в лицо, сдирал с плеч черный плащ. Спящий летел над скалистыми утесами, покрытыми льдом и снегом.

Никогда еще во сне он не забирался так далеко.

В глубоком ущелье, между каменными клыками двух горных хребтов, стоял замок о шести башнях. Высокие башни были увенчаны коническими шпилями, карнизы у их основания обросли бахромой льда. Спящий хотел пролететь над внешней стеной замка и опуститься во внутреннем дворе, но отказался от этой мысли. Вместо этого он приземлился на хрустящий промороженный снег у ворот замка и тут же провалился по колено, когда наст проломился у него под ногами.

Створки ворот, прихотливое чугунное кружево, смыкались вверху, образуя высокую арку. Металл там и тут был покрыт пятнами ржавчины, но на прочность это не влияло. За воротами виднелась широкая лестница, ведущая к дверям замка, — тоже двустворчатым и сплетенным из чугуна.

На лестнице что-то шевельнулось.

Женщина. Безупречно черные волосы. Вначале спящему показалось, что на ней белое облегающее одеяние, но, когда она сделала первый шаг вниз по лестнице, стало ясно, что она полностью обнажена. Над ее правым плечом возникла и забила крыльями черная тень. И превратилась в ворона, который, шурша оперением, устроился на плече женщины.

Лицо у нее было такое бледное, что казалось прозрачным, и странные глаза…

Видение исчезло.

Спящий стоял в каменном зале, со всех сторон окруженный шкафами с книгами, свитками и связками бумаг. На столе из посеревшего от времени дерева лежало черное перо, а рядом стояла приземистая склянка, наполовину наполненная чернилами.

В дальнем конце зала виднелись еще одни двери, плотно закрытые и заложенные массивным, неподъемным на вид железным засовом.

Мучительный голод, терзавший спящего, исчез бесследно. Его плоть не желала ничего.

Это здесь…

Шепот повелителя его снов донесся сразу со всех сторон, хотя и не видно было громадных колец, покрытых черной чешуей.

Шар… сестра мертвых поведет тебя…

И его вышвырнуло из сна — обратно, в холодный мир яви.

— Нет!

Вельстил открыл глаза и обнаружил, что Чейн сидит на корточках в палатке и неотрывно смотрит ему в лицо.

Сестра мертвых поведет тебя.

Издевательское обещание. Вельстил слышал его слишком часто.

— Что случилось? — спросил Чейн. — Почему ты кричал?

Вельстил сел, ничего не ответив.

Они ехали ночь за ночью, и кони, получавшие все меньше корма, почти обессилели. Вельстил опасался, что скоро им с Чейном придется идти пешком, и хотел выжать из лошадей все до капли, прежде чем они рухнут замертво.

— Укладывай вещи, — сказал он.

Горечь понемногу рассеивалась. Повелитель на этот раз показал ему куда больше, чем обычно, но опять разрозненными обрывками, которые невозможно было соединить в осмысленное целое. Он видел обитательницу крепости, — быть может, одну из древних? И ощутил покой, исходящий от предмета своих желаний.

Там, во сне, голод плоти угас, и на смену ему явилось страстное желание обладать тем, что он так долго искал. Отчего же он, пробудившись, испытал такую горечь?

Сестра мертвых поведет тебя.

Все сходилось на Магьер. Что бы ни показывал Вельстилу повелитель его снов, этого всегда было недостаточно, чтобы определить точное местонахождение его цели… и всякий раз звучало напоминание о том, что ему необходима Магьер. Но она сейчас далеко, опять свернула с нужного пути по наущению Лисила. Но Вельстил снова найдет способ привести ее под свою руку.

Он отбросил со лба черные волосы. Надо верить повелителю, но полагаться и на себя, не жалеть стараний, но и не давать волю эмоциям. Вельстил вышел наружу, а Чейн принялся сворачивать палатку.

— Почему ты кричал? — снова спросил он. — Раньше такого никогда не было.

Вельстил почуял неладное.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты говоришь во сне.

Вельстил смог сохранить бесстрастный вид, не показать тревоги. Как давно это началось, и почему Чейн выбрал для откровений именно эту минуту?

— И что же я говорил во сне?

— Ничего внятного. Но таких криков не было ни разу. — Чейн замялся и переменил тему: — Мне бы хотелось в пути продолжить изучение нуманского.

Он закончил седлать своего отощавшего коня и сел верхом.

Вельстил последовал его примеру.

— На чем мы остановились? Кажется, на прошедшем времени неправильных глаголов?

— Да.

Урок продолжался, но мысли Вельстила постоянно возвращались к закованному в лед замку, к не виданному прежде залу со свитками и к безмерному покою, который он испытал, глядя на заложенные железным брусом двери.

Погруженный в эти мысли, Вельстил вздрогнул, когда в стылом ветре ему почудился бестелесный шепот:

Сестра мертвых поведет тебя.