ГЛАВА ПЕРВАЯ НАКАНУНЕ ВИЗИТА

Каким же образом «коммунист номер один», как называла Н. С. Хрущева американская пресса, стал почетным гостем Америки?

«Кто бы счел возможным еще несколько лет тому назад, что лидера правительства и Коммунистической партии Советского Союза пригласят и будут принимать с королевскими почестями в государстве, которое является цитаделью мирового капитализма, которое последним признало Советский Союз и которое все эти годы возглавляло антикоммунизм?» — спрашивала французская газета «Либерасьон».

Лидер правительства и Коммунистической партии Советского Союза — Н. С. Хрущев.

Цитадель капитализма и антикоммунизма — США.

Некоторые не особенно проницательные иностранные обозреватели склонны связывать начало событий с приездом в Москву американского вице-президента. Но он не был ни машинистом, ни стрелочником, направлявшим экспресс. Для того чтобы понять подлинную сущность происшедшего, надо оглянуться далеко назад, на всю громаду уже отшумевших событий, определявших движение и динамику международной жизни последних десятилетий. Акт приглашения Н. С. Хрущева в США — это не следствие христианской любви к ближнему, а результат необходимости, перед которой была поставлена современная Америка. И необходимость эта не свалилась, как снежный ком с горы.

История международной политики уходит в туман седой древности: по всей вероятности, даже первый пограничный камень или столб был не первым ее деянием. Историю можно изложить пространно и со многими подробностями, но в силу ее грандиозности никогда — всю и во всех подробностях. Однако, как всякая форма человеческой деятельности, международная политика имеет свои эпохи и периоды, свои крутые повороты, на которых старое вылетало в кювет, а новое искало кратчайших и ясных путей к лучшему.

Новая эпоха международной жизни начинается с появления на нашей планете первого социалистического государства — Советского Союза. Великий Октябрь явился поворотным пунктом в развитии всемирной истории, началом новой эры. Это был социальный катаклизм, необратимо сместивший межгосударственные отношения. Это была взрывная волна, пробившая гигантскую брешь в мировой системе капитализма, в ее философии, идеологии, практике, политике и дипломатии. Создался новый полюс магнитного притяжения для умов и душ, родилась мощная сила тяготения, под влиянием которой менялись орбиты движения всех без исключения государств. Одним из результатов новой обстановки было то, что, как бы ни складывались отношения между самими капиталистическими государствами — от показного взаимолобызания в Лиге наций и до войны против гитлеровской Германии, — главное острие западной политики теперь направлялось против Советского Союза и его интересов. Он был как бы высокой вершиной — на нее ориентировался путник, но в нее били и молнии всех гроз.

В первооснове капиталистической политики лежит, мягко выражаясь, экономический эгоизм, подкрашенный суесловием о национальном достоинстве и патриотизме.

Захватить любым способом, взять побольше, а отдать поменьше—вот привычная тактика капиталистических государств. Это и есть корень того древа, на кото-ром столь пышно произрастали международные заговоры, крестовые походы, неравноправные договоры, колониализм, кровавая раскройка и перекройка территориальных владений, поиски «жизненного пространства», маккиавелизм и талейранизм, кайзеры и гитлеры. Капиталистическая дипломатия употребляла слова для маскировки мысли и дела, выдавала грабеж за помощь, политический и экономический капкан — за жертвенник свободы.

В. И. Ленин писал, что «старый мир имеет свою старую дипломатию, которая не может поверить, что можно говорить прямо и открыто».

Появление на международной арене Советского Союза, не ликвидировав, а обострив противоречия между капиталистическими государствами, сблизило их в одном—в ненависти к первой на земле социалистической стране. Они могли расходиться в методах, но не в цели, и теперь каждая первая пуля Запада летела в нашу сторону. Так было не только во времена похода четырнадцати держав-интервентов против еще молодой республики Советов, есть факты поближе. Так, например, затягивая открытие второго фронта в Европе во время общей борьбы с гитлеризмом, некоторые ныне здравствующие деятели Запада прямо делали ставку на истощение не только Германии, но и Советского Союза, чтобы затем продиктовать ему свои условия. Между прочим, эту концепцию «третьего радующегося» развивал и Гарри Трумэн, в то время сенатор США. Теперь он ратует за палочные наказания и капральскую дисциплину в школах, и, кажется, это ему больше подходит по знаниям и таланту.

Но многие политики западных держав родились с одним существенным дефектом: они предпочитали реальности — иллюзии и мыслям — домыслы, пытались двигаться вперед с глазами на затылке. Позорный мюнхенский сговор не спас их от гитлеровского прыжка на Париж. Не сумев откупиться от Гитлера согласием на агрессию против СССР, им пришлось искать союза с Москвой. Циничные расчеты на истощение Советского Союза также оказались писанными вилами на воде. Именно Советский Союз стал решающей силой, сломавшей хребет германскому фашизму. В сроки, которые считались фантастическими, советский народ устранил последствия войны и явил человечеству расцвет экономики, культуры, науки, спутники, лунники, семилетку. Мир капитализма сократился, как шагреневая кожа в романе

Онорэ де Бальзака, а мир социализма возмужал и разросся, охватив треть человечества на огромных просторах Европы и Азии, и расправил плечи для творчества и созидания.

К настоящему времени Советский Союз вместе с другими странами, образующими социалистический лагерь, располагает всем тем, что имеет решающее значение для будущего: высшие в мире темпы экономического развития, самую цельную, самую передовую и действенную, коммунистическую философию и идеологию, самую динамичную и миролюбивую международную политику. Общепризнано, что, создав разветвленную и общедоступную систему образования, Советский Союз становится самой просвещенной страной. А тот факт, что мы ежегодно выпускаем в три раза больше инженеров, чем Соединенные Штаты Америки, гарантирует высшую энергию технического развития.

Мы пришли к этому трудным путем, через револьверный лай и пушечный рев, через все формы противодействия, которые мог изобрести и пустить в дело капиталистический мир, наперекор карканью маловеров, вопреки всем пророчествам буржуазных идеологов и пропагандистов. Ни один государственный корабль не выдерживал столько бурь и штормов в открытом океане, как наш. Но у нас был и есть надежный компас — марксистско-ленинское учение, мудрый рулевой — Коммунистическая партия и бесстрашный, сплоченный единством веры и цели советский народ. Теперь мы идем по курсу, проложенному XXI съездом партии, и в виду коммунистического берега мы сигналим с нашего атомного корабля капиталистическому тихоходу, что мы обгоним его. Волны нашего движения кипят под его бортами.

И это не угроза и не самолюбование. Это просто указание на факт.

Его уже не могут не заметить и не оценить сами капитаны и штурвальные Америки. Генри Кэбот Лодж, сопровождавший Н. С. Хрущева по США в качестве представителя Президента, сказал, что коммунисты — это «люди, которые несут определенные обязательства, которые всесторонне организованы, работают и учатся день и ночь, чтобы обеспечить победу своего дела во всем мире». Спрашивая, найдется ли в Америке такое же количество самоотверженно работающих людей, Генри

Кэбот Лодж пытается тем самым подкинуть топлива в топки своего корабля, поднять пары капитализма для сохранения исторической дистанции.

Что ж, капитализм еще не изработал всей своей энергии, но социалистическая скорость ему не под силу! Американцы уже не заслоняются, как монах иконой, витринами своих магазинов от критики американского образа жизни, они начинают прозревать. Президент США Дуайт Эйзенхауэр сказал недавно: «Для подлинного историка тенденции важнее, чем записанные действия того или иного периода. Изучение событий последнего полувека показывает, что действуют неодолимые силы, порождающие тенденции, которые будут существовать в течение ряда десятилетий и сила которых будет неуклонно нарастать».

Что верно, то верно.

Представляет интерес статья французского журналиста Жака Гаскюэля в бюллетене «Перспектив экономик». Гаскюэль, судя по всему, любит коммунизм не более, чем полосатый кит виды с вершины Эльбруса. Однако, исследуя значение Лунника-2 и американские результаты в области изучения космоса, Гаскюэль высоко оценивает советские достижения и пишет, что «эти подвиги, равно как и технический прогресс в области металлургии, химии и электроники, неопровержимо доказывают превосходство одной системы над другой с точки зрения эффективности. Люди стоят друг друга, материальные богатства и средства, которыми располагают Соединенные Штаты, превышают материальные богатства и средства их конкурентов. Следовательно, все дело именно в системе…» Знаменательно окончание этой статьи: «Соревнование между свободным миром и советским миром будет очень тяжелым. Оно, очевидно, будет становиться все более тяжелым, и можно не сомневаться в том, что если свободный мир не пересмотрит полностью свою экономическую и социальную структуру, не заменит ради всеобщего блага нынешние столкновения согласованием интересов, то нет никаких шансов на то, чтобы победить или даже выжить».

Не станем уточнять, что имеет в виду Гаскюэль, именуя капитализм «свободным миром». Он ясно говорит о мрачных перспективах для мира эксплуатации и социального неравенства. Что значит хотя бы его заявление о необходимости для капиталистического мира пересмотреть полностью «свою экономическую и социальную структуру»?

Это значит перестать быть капитализмом. А чем быть?

Что, в сущности, общего между Джоном Фостером Даллесом и искусственным спутником Земли? На первый взгляд ровно ничего, кроме того разве, что первый спутник, выполнив программу исследований, сгорел, а Даллес, пытавшийся в «холодной войне» выиграть у Советского Союза ферзя за пешку, умер, загнав свою политику в тупик. Но в истории бывают удивительные совмещения.

Орбиты первого советского спутника и американской политики, которую проводил Даллес, пересеклись триумфально для спутника и весьма плачевно для Даллеса. Маркис Чайлдс, американский журналист, в своей книге об Эйзенхауэре писал: «Все возрастающая негибкость политики Даллеса была очевидной… Иногда обиняками, иногда с изумительной откровенностью государственный секретарь выражал свое убеждение в том, что если мы будем крепко держаться за наше «массированное сдерживающее средство» — стратегическую авиацию с ее водородными бомбами, то коммунистическая империя несомненно рухнет под тяжестью своих собственных внутренних противоречий. Поскольку должно прийти время, когда коммунистические руководители уступят, то никакие, даже малейшие, уступки или хотя бы переговоры, подразумевающие уступки с нашей стороны, не нужны».

Начало такой политики относится к тем годам, когда Америка стала особенно любовно нянчить атомную бомбу, рассчитывая на свою долголетнюю атомную монополию. Именно тогда, в атмосфере головокружения от успехов, родилась политика «с позиции силы», был сконструирован дипломатический рефрижератор, из которого на международную арену полетели снежные бури и поползли ледники «холодной войны». Основным инструментом международной политики США стала «дипломатия атомной дубинки». Еще предшественники Даллеса довольно откровенно поговаривали не только о «сдерживании коммунизма» и «отбрасывании коммунизма» в пределы Советского Союза, но и о военном разгроме СССР. В прессе США то и дело публиковались карты с указанием радиусов действия американских бомбардировщиков; эти радиусы упирались в Москву с запада и в Иркутск с востока. Тогда же вышел сенсационный номер ныне покойного журнала «Кольерс», в котором незадачливые американские мальбруки со смакованием подробностей описывали представлявшийся им в мечтах разгром и оккупацию СССР в 1960 году.

Вокруг СССР стала создаваться сеть военных баз.

Родились НАТО и Багдадский пакт.

Капиталистический мир попытался испробовать силу своего оружия в Корее и Вьетнаме.

В Организации Объединенных Наций на полный ход была запущена «машина голосования» и сколочен антисоциалистический, антисоветский блок.

Наиболее воинственные круги США опустили «железный занавес», за которым распоясывался маккартизм; пресса и антикоммунистическая пропаганда сеяли ложь, клевету, дезинформацию в отношении Советского Союза и стран народной демократии. Дело дошло до того, что даже слово «мир» бралось под подозрение и считалось чуть ли не коммунистической агитацией.

Дискриминация закупорила артерии международной торговли.

Некоторые американцы, и отнюдь не из числа лифтеров и уборщиков Капитолия, привлекали господа бога в свидетели того, что США призваны руководить миром. Это не было шуткой за стаканом виски со льдом, и бывший президент США Гарри Трумэн, представляя мир чем-то вроде купленного в рассрочку фордовского автомобиля, уже готовился сесть за руль мирового руководства.

А нам в то время приходилось нелегко. Но, упрямо сжав зубы, советские люди разбирали обломки разбитых бомбами и снарядами зданий, возводили срубы на пепелище, строили новые заводы, бессонными ночами штурмовали тайны атома и рассчитывали космические орбиты, мечтали и творили. У США уже была атомная бомба. У нас была великая цель, вера, единство. У нас был социализм. Родилась мировая социалистическая система.

Что победит?

Победил социализм.

Пришло время — и в Советском Союзе была испытана атомная бомба.

На восемь месяцев раньше, чем в США, у нас была создана водородная бомба.

Вскоре в Советском Союзе была запущена первая в мире межконтинентальная баллистическая ракета.

Вступила в строй первая на земле советская атомная электростанция.

Кое-кто на Западе, привыкнув к стандартам капиталистического мышления, пророчествовал: Советский Союз перехватил у США позицию военной мощи и перейдет к политике диктата. А Советский Союз, руководствуясь идеалами коммунистического гуманизма, возглавил борьбу за мир. Некоторые политические недоросли Запада, понимая в человеколюбии не больше, чем воробей в драгоценностях, приняли это за слабость, самоутешались: значит, у коммунистов не все гладко.

Но нельзя строить небоскреб на фундаменте иллюзий.

4 октября 1957 года взлетел первый советский спутник. Он не только зримо прочертил американский небосвод от Атлантического до Тихого океана, но, хотя и не был для того предназначен, перечеркнул политику «с позиции силы», протер некоторым не в меру воинственным политикам глаза, затуманенные антисоветской пропагандой. «Скоро вечерней или утренней звездой Соединенных Штатов будет красная звезда, сделанная в Москве», — горько иронизировала тогда газета «Нью-Йорк таймс».

Сенатор Джексон назвал запуск спутника «опустошительным ударом по престижу Соединенных Штатов как лидера в научном и техническом мире».

Руководитель американского института физики Эмнер Хатчисон, отметив высокий авторитет, которым пользуются в Советском Союзе учителя и научные работники, заявил: «…молодежь нашей страны надо учить, чтобы сна осознала важность науки, иначе американский образ жизни будет отметен назад».

«Я не знаю ни одного события со времени русской ре-волюции 1917 года, которое настолько изменило бы к худшему безопасность и позиции нашей страны», — сокрушался бывший министр авиации США Финлеттер.

Маркис Чайлдс писал: «Потрясение, которое испытал американский народ, характеризовалось в то время как второй Пирл-Харбор».

Это была первая стадия — стадия уныния и переполоха.

Затем начался анализ.

Он привел к выводам, которые еще более потрясли Америку.

Спутником занялись американские военные. Его запуск подтверждал наличие у Советского Союза межконтинентальной баллистической ракеты и рушил все стратегические концепции, вырабатывавшиеся годами. Карты с радиусами действия авиации потеряли свой прежний смысл. США в случае войны перестали быть неуязвимыми. Система радиолокационных станций и аэродромов для истребителей-перехватчиков, стоившая миллиарды долларов, утрачивала свое значение — ракету не перехватишь и не остановишь. Военные базы и авианосцы становились лишь удобной мишенью. Война в ближайшей перспективе обретала глобальный характер. При термоядерном оружии это сулило катастрофу.

Экономистам спутник открыл глаза на гигантские успехи промышленности и сельского хозяйства Советского Союза. «Мы ощущаем на своем затылке дыхание русских», — писали американские газеты. «Мы должны признать растущие способности Советского Союза в экономической области… — заявлял Президент Эйзенхауэр в послании конгрессу. — Вызов в этой области нельзя игнорировать без самого серьезного риска для нашего образа жизни… Вопрос заключается в том, сумеет ли наша система свободной конкуренции, отстаиваемая нами, успешно принять на международной арене вызов, брошенный советскими лидерами».

Ученые западного мира по достоинству оценили масштабы советского просвещения и научных исследований, оценили и позавидовали их темпам и целеустремленности. Общественность Америки поняла, что ее слишком долго ловили на пропагандистской мякине, и потребовала объективных сведений о Советском Союзе.

Американская пропаганда начала подрываться на собственных минах.

Одновременно на Запад стало все больше проникать сведений об огромных успехах стран народной демократии. Жизнь поставила империалистов перед фактом: социалистический лагерь превратился в мощную мировую систему с процветающей экономикой и динамической политикой.

Симпатии народов Африки и Азии, ставших на путь национального освобождения и самостоятельного экономического развития, все более перемещались в сторону Москвы и лагеря социализма, потому что именно здесь они могли найти взаимопонимание и получить настоящую помощь. К каждому куску хлеба, который просили у него голодающие районы мира, капитализм в качестве обязательного довеска навязывал штык, танк, военную базу. Социализм неизменно исходил из солидарности трудящихся и оказывал бескорыстную помощь.

Пытаясь упаковать обширные районы Азии и Африки в контейнеры агрессивных пактов, привязывая интересы борющихся народов к интересам своей агрессивной политики, империалисты хотели сохранить эти районы как свой резерв. Но великий стрелочник — история — направил события вовсе не по тому пути. Огромные районы Азии и Африки стали не резервом империализма, а все более крепнущей силой на стороне подлинной свободы и мира.

Мечта правящих кругов США посидеть за рулем мирового руководства растаяла — руки, протянутые к нему, повисли в воздухе.

Новые идеи и новые тенденции одерживали историческую победу.

Джон Фостер Даллес, который после Дина Ачесона стал в оглобли политики «с позиции силы», все еще тащил свой воз, но это уже теряло практический смысл, так как для такой политики у Запада вообще и у США в частности не хватало самого существенного — реальной силы. Сам Даллес признавал: ««Политика сдерживания», по существу, не сдержала советский коммунизм. Что она сдержала, так это распространение морального влияния американской нации». Накануне своей смерти даже этот самый фанатичный оруженосец современного империализма начинал мало-помалу понимать, что в международной жизни произошли глубинные сдвиги и многие концепции Запада превратились в мертвые догмы.

В целях воспитания американского патриотизма, который слишком часто становился синонимом национальной исключительности и спеси, пропаганда пользовалась формулой «Мы самые умные, самые сильные, самые богатые». Теперь от этой формулы осталась только одна последняя треть, и то временно.

Даже видные американские журналисты жаловались: «Нам говорили, что эти люди — крестьяне, варвары, способные продвигаться вперед только с помощью украденных секретов, а теперь они первыми сделали гигантский шаг за пределы Земли…» Чувство утраты американского превосходства как нельзя лучше отражалось в призывах: «Мы должны догнать Советский Союз в научном, техническом и технологическом отношении, чтобы доказать жизненность системы свободного предпринимательства». Это означало, что капитализм дрогнул, растерялся, ощутил чувство собственной неполноценности и должен был оправдываться перед лицом передовой мысли человечества. Ему захотелось сменить вывеску, называться «народным капитализмом», «экономическим гуманизмом» и даже, как предлагает издатель американского журнала «Мэгэзин оф Уолл-стрит» Уикофф, ни более, ни менее, как… «социализмом».

Но гроб на дубовых ножках не станет летать от того, что его назовут самолетом.

Американцы впоследствии, после многих неудачных экспериментов, также запустили несколько, правда очень небольших, спутников, но это уже ничего не меняло. Два советских лунника подтвердили, что разрыв не сокращался, а увеличивался.

Таким образом, на рубеже шестидесятых годов нашего столетия произошли великие события, которыми начинается новый этап истории.

Советский Союз, все социалистические страны в результате ошеломляющих успехов в экономике, политике, технике и науке выросли в мировую систему, обладающую не меньшим могуществом, чем вся капиталистическая система, и неизмеримо большей энергией развития. Советская страна первой повела человечество на штурм космоса.

Разговоры о «разгроме коммунизма» и «отбрасывании коммунизма» превратились в чистую утопию, в пустое времяпровождение для филистеров. Лишь насмешливую улыбку могли теперь вызвать басни о «внутренних противоречиях», под бременем которых якобы должен был рухнуть Советский Союз. Война становится анахронизмом, так как капитализм может в ней все потерять, но не может ничего приобрести. Социализму не нужна война. В силу своей природы социализм никогда не собирался и не собирается экспортировать свои идеи на штыках.

Мирное сосуществование государств с различным общественным строем, о котором говорил еще В. И. Ленин, стало единственно возможной формой существования, стало реальным фактом.

Н. С. Хрущев, изумляющий мир своей энергией, кипучей деятельностью и творческим подходом к любой проблеме, не однажды в своих речах обосновывал тезис о возможности и необходимости мирного сосуществования в качестве краеугольного камня современной международной жизни. Глубоко понимая современный мировой процесс, Н. С. Хрущев на посту Председателя Совета Министров СССР и Первого секретаря ЦК КПСС настойчиво проводит ленинский курс на мирное урегулирование спорных и назревших международных вопросов, на мирное сосуществование стран с различным социальным строем, на необходимость и полезность встреч на высшем уровне и совещания в верхах. Миролюбивая советская политика приобрела воистину глобальный масштаб, невиданный международный вес и авторитет, огромную активность и действенность. Она, питаемая миллионами свежих источников, как вешняя вода, ломала слежавшийся лед старых международных отношений.

Предложение об обмене визитами со стороны США подтвердило дальновидность советской внешней политики и было ее крупным успехом. Это было также крупным успехом партийной и государственной деятельности Н. С. Хрущева, в котором Запад увидел политическую прозорливость, энергию и твердость в достижении цели. В этом отношении любопытен опрос общественного мнения в Англии. Там были разосланы анкеты с вопросом: «Кто бы мог возглавить мировое правительство, если бы такое правительство было возможно сформировать?» Большинство опрошенных назвало Н. С. Хрущева.

Разумеется, «мировое правительство» в современных условиях — это утопия, но результаты общественного опроса — политическая реальность, неопровержимое свидетельство популярности главы Советского правительства. Такой же результат был получен и американским институтом Гэллапа, который опросил различных людей по всей стране, каков, по их мнению, Н. С. Хрущев. Как сообщил институт, многие американцы проявили «невольное восхищение» Н. С. Хрущевым, называя его «умным», «проницательным», «уверенным в себе», «общи-ельным», «веселым» и прежде всего «умеющим рекламировать Россию, коммунизм». Вполне естественно, что американцы употребляют привычную для них терминологию, но весьма знаменательно, что усилия американской прессы, долгие годы сочинявшей небылицы о советских руководителях, дали столь неожиданный эффект в общественном мнении.

Общественность всех стран, многомиллионный лагерь сторонников мира, народы социалистических стран уже давно выдвинули такую формулу отношений между социалистическим миром и капиталистическим миром, которая может быть выражена краткой фразой: «Каждый должен сделать шаг навстречу». Поскольку лидеры Запада начинают понимать, что они не могут теперь рассчитывать на политику «с позиции силы», то переговоры на высшем уровне оказались предрешенными.

Но внезапно разбуженный от сладкого сна не сразу осознает действительное положение, пытается натягивать одеяло на голову.

Американская сторона оказалась в двойственном положении. Падение Маккарти и затухание маккартизма — этой политической инквизиции на базе антикоммунизма, крушение даллесовского «жесткого курса», требования со стороны некоторых влиятельных деловых и политических кругов положительных международных акций, поворот американского общественного мнения к идее сосуществования с Советским Союзом, ориентировка на переговоры в верхах, которой все отчетливее придерживалась Англия после поездки Г. Макмиллана в СССР, — все это развязывало Президенту Д. Эйзенхауэру руки для формирования новой политики, отвечающей современному соотношению сил на мировой арене. С другой стороны, внутриамериканские противоречия, маневры влиятельных дельцов из монополий, занятых производством оружия и потому прямо заинтересованных в продолжении «холодной войны», оппозиция боннских реваншистов устилали путь к переговорам лимонными корками, на которых американская политика боялась поскользнуться.

Поэтому для начала был предпочтен путь зондажа.

В Советский Союз участились визиты многочисленных дельцов под видом туристов. Совершили поездку в СССР и такие влиятельные лица, как Эрик Джонстон,

Эдлай Стивенсон, Сайрус Итон, Аверелл Гарриман и Ричард Никсон. Одни, как Сайрус Итон, находили здесь подтверждение своим взглядам и выводам, сделанным раньше; другие, как Аверелл Гарриман, убеждались, что действительность превосходит их старые представления и предположения; третьи, как Ричард Никсон, с огорчением для себя констатировали, что могущество Советского Союза и новое соотношение мировых сил не сон, а явь и, следовательно, пора вылезать из-под одеяла, пора смотреть в лицо действительности.

Президент Эйзенхауэр создал комиссию для исследования реальности и осуществимости советской семилетки. Комиссия, закончив работу, доложила, что семилетка осуществима и что перспектива обогнать Америку для Советского Союза реальна.

Американские газетные комментаторы в последние годы, как мухи на дерьмо, бросались на особенно излюбленную тему — недостатки в советском сельском хозяйстве. Решительные меры, принятые ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущевым, выбили и этот козырь из рук американской пропаганды и лишили оруженосцев «холодной войны» надежд, что советская внутренняя политика завязнет в черноземной борозде.

Первые ласточки культурного обмена — гастроли в США ансамбля под руководством Игоря Моисеева, ансамбля «Березка», балета Большого театра — развеяли в американском народе миф о «принудительном» труде в СССР.

Даже тупейшему из бизнесменов становилось ясно, что такие шедевры мирового искусства могут создаваться только людьми, окрыленными высшей свободой. Выставка в Нью-Йорке показала, что советские люди умеют делать все, что делают американцы, и многое даже совершеннее и лучше.

Совокупность всех этих факторов, от больших до малых, сломала последние рогатки на пути контактов Москва — Вашингтон.

Президент США Дуайт Эйзенхауэр в сложных для него условиях проявил мужество и прозорливость.

Последовало приглашение Н. С. Хрущева в Америку.

Мир встретил это известие вздохом облегчения и надежды. У боссов «холодной войны» защемило под ложечкой: они поняли, что ходят по растрескавшемуся льду, и, чтобы не пойти на дно перед лицом общественного мнения, оказались вынужденными маневрировать.

Даже буржуазная печать признавала, что человечество вступает в пору обнадеживающего поворота, что тучи, затянувшие планету, светлеют, что в международных отношениях подул теплый ветер, который обещает быть устойчивым.

Это был успех, достойно венчавший титаническую и прозорливую работу Коммунистической партии и Советского правительства, это был личный успех каждого нашего рабочего, колхозника, ученого, служащего, деятеля искусства — каждого советского гражданина, вложившего свой честный труд в общее дело.

Это был успех всего социалистического лагеря, каждого борца за мир, каждого прогрессивно мыслящего человека, ибо это была победа разума над неразумием, мира и взаимопонимания — над озлоблением и страхом. Английская пресса писала, что, как советский спутник открыл эру завоевания космоса, так визит Н. С. Хрущева в США, очевидно, откроет эру длительного мира, что будет по достоинству оценено историками будущего. В лице Н. С. Хрущева в Америку летел Советский Союз, советский народ со всеми его героическими подвигами — его спутниками и космическими ракетами, новыми гидростанциями и атомными станциями, новыми заводами и достижениями сельского хозяйства.

С сообщений о визите Н. С. Хрущева в США начинали передачи все радиостанции мира, и комментариями к визиту они их кончали.

Тема визита вышла на первые полосы всех газет всех пяти континентов, оттеснив другие события.

Нервное напряжение в Америке достигло высшего градуса. Пресса и пропаганда состязались в пророчествах и догадках.

Какова будет встреча лицом к лицу с Америкой?

Мир надеялся, гадал, ждал…

Вашингтон — столица Соединенных Штатов Америки— был в те дни эпицентром ожидания и меккой журналистского паломничества.

Мы, советские журналисты, прилетевшие сюда за двое суток до прибытия Н. С. Хрущева, во внешне воскресном спокойствии города уловили его убыстренно бьющийся пульс. Пустынны были широкие, по-европейски зеленые улицы, безлюдны парки, чуть тронутые дыханием душной осени. Но, может быть, впервые в истории чиновничьей жизни Вашингтона непреложные законы «уик-энда» — дня отдыха — оказались нарушенными: сновали машины между каменными громадами министерств, во многих правительственных учреждениях трудились чиновники, готовились к параду войска, разрабатывала свою тактику и стратегию полиция.

Жизнь протекала напряженно и пульс ее бился учащенно.

Многие иностранные журналисты, потерпевшие поражения при штурме переполненных вашингтонских гостиниц, но не сломленные духом, сидели на чемоданах в обширном зале Отдела печати. Одни, имевшие удостоверения, надеялись на протекцию в отелях, другие, прибывшие в порядке самодеятельности и текучки, уповали на протекцию в получении удостоверений.

Уже было известно, что имелось несколько ступеней журналистского счастья. О, как трудно в стране «равных возможностей» получить хотя бы одну из них! Не думайте, что дело решала ступень профессионального мастерства. Нет, здесь действовала ступень социальная, куда более могущественная, чем умение и талант.

Вершиной лестницы журналистской удачи была почти иллюзорная перспектива получить белый круглый жетон — знак принадлежности к корреспондентскому «пулу». Члены «пула» — 21 представитель крупнейших ежедневных газет и мировых телеграфных агентств — получали право следовать в самой непосредственной близости от Н. С. Хрущева, видеть все, что видит он, слышать все, что говорит он.

Не на столь недосягаемой, но все же малодоступной ступени находилась возможность удостоиться синего квадратного жетона с надписью «Пресса». Что давал этот жетон? Право сопутствовать высокому гостю в поездке по стране и пользоваться всеми видами транспорта, предоставленного для его сопровождения: автобусами, самолетами, специальными поездами. Подотряд счастливых обладателей синего жетона насчитывал приблизительно четыреста человек.

Но и для остальных, кто не попал в две предыдущие категории, потеряно было не все — счастье в Вашингтоне многоступенчато, как социальная жизнь. Существовал еще белый квадратный жетон с надписью «Вашингтон только!», открывавший доступ на пункты, предусмотренные программой пребывания Н. С. Хрущева в Вашингтоне. Говорят, что отряд обладателей белого жетона составлял около тысячи человек. Еще примерно двум с половиной тысячам журналистов утешительно обещали, что им будут оказаны такие же виды содействия и помощи на разных этапах визита.

И, наконец, была еще категория журналистов, в арсенале которой оставалось только одно средство — авось да небось.

Сколько журналистов находилось в таком положении, никто не может сказать, их просто не брали на учет. По свидетельству журнала «Лайф», пять тысяч корреспондентов газет, журналов, радио, телевидения, действуя на свой страх и риск, преодолев все трудности, все-таки приняли участие в освещении поездки Н. С. Хрущева.

Рядовые журналистской дивизии волновались, требовали жетоны и пропуска, обменивались слухами и сенсациями и от недостатка более подходящих объектов интервьюировали друг друга.

Интервьюировали нас, интервьюировали и мы.

На странице иллюстрированного журнала, раскрытого нашим американским коллегой, был напечатан алфавит русского языка, в газете — целая статья по-русски.

— Специально для нас? — поинтересовались мы.

— Наоборот… Америка засела за русский язык! — ответили нам.

Это не было очень большим преувеличением.

Наше радио начинает свою работу с передачи уроков гимнастики, американское телевидение — с передачи уроков русского языка. Два года назад только в шестнадцати школах Соединенных Штатов Америки изучался русский язык, да и то по желанию, а в начавшемся учеб-ном году он изучается в четырехстах школах, и притом обязательно.

В витринах магазинов на фоне пестрых обложек журналов, газет с кричащими заголовками, калейдоскопа «бестселлеров» заметны рекламы на русском и английском языках: «Изучайте русский язык лингафонным способом. Купите полный курс уроков русского языка на 12 пластинках». И рядом — комплект самих пластинок. Как известно, продукция, не находящая сбыта, не лежит на американских витринах. Очевидно, пластинки такого рода становятся прибыльным бизнесом.

На витрине на видном месте была выставлена еще одна граммпластинка. Большие портреты Н. С. Хрущева и Д. Эйзенхауэра украшали ее конверт. На одной стороне пластинки были записаны русские и советские песни, на другой — популярные американские мелодии. «Общая почва» — выразительно было выведено на конверте.

Но попытки американцев найти общий язык с русскими выражались не только таким буквальным способом.

В самолете по пути в Вашингтон мы читали советские газеты, где печатались в те дни подборки писем читателей, приветствующих визит Н. С. Хрущева в Америку. Приятно было увидеть аналогичные подборки и в американских газетах.

Вот лишь несколько коротеньких выдержек из писем, помещенных в газете «Ивнинг стар».

Паула Беккер: «Единственный путь к миру на земном шаре лежит через личные и национальные действия в духе мирного сосуществования… Мы должны отдать должное русским за их научные достижения и должны встретить Хрущева с почестями, какие заслуживает лидер могущественной державы».

Филипп Маркус: «Мне кажется, что без контактов между государственными деятелями не может быть достигнут и обеспечен мир на поколения и, наоборот, война будет висеть постоянной угрозой. Я поэтому с большими надеждами смотрю на предстоящий визит Хрущева».

Элмер Кребель: «Господин Президент, встретьтесь, пожалуйста, с Премьером Хрущевым и приложите все усилия, чтобы достигнуть соглашения с Россией, или, если это окажется невозможным сделать за один присест, попрощайтесь со своим гостем дружественным образом, обеспечив возможность дальнейших контактов».

Газета «Вашингтон пост» тоже поместила подборку под общим заголовком «Хор голосов, приветствующих Хрущева».

В одном из писем Ева Терри, жительница Вашингтона, высказывалась за то, чтобы украсить столицу США государственными флагами СССР по случаю прибытия Н. С. Хрущева. В другом письме Герберт Хаджинс признавался: «Я очень рад приезду Хрущева. Надо позаботиться о том, чтобы его пребывание здесь было приятным и радостным».

Конечно, далеко не все письма попадали на страницы газет. Помощник государственного секретаря Э. Бердинг устроил для советских журналистов прием в своей загородной вилле в Вашингтоне. Пили коктейль в саду, знакомились в предвидении совместного пути. Из бесед во время приема мы узнали, что огромный поток писем американцев поступает и в Белый дом, и в государственный департамент. Как отвечали там на эти письма, неизвестно, но у чиновников сильно прибавилось не только работы, но и непривычных забот.

Тысячи писем от простых людей Америки поступили в Советское посольство. Чтобы направлять их туда, американцам, едва оправившимся от маккартизма, требовалось известное мужество. Газета «Нью-Йорк джорнэл энд Америкэн» настойчиво советовала американцам «не вступать в переписку с главой иностранного государства», ссылаясь на закон… 1793 года, запрещавший американцам вести корреспонденцию с иностранными правительствами.

Тем не менее гора писем росла. Советские журналисты тоже решили ознакомиться с ними. От отеля «Статлер», где мы остановились, до Советского посольства недалеко — два квартала по обсаженной деревьями улице. Американцы назвали ее «русской аллеей», хотя, по правде говоря, американские журналисты тоже хаживали к Советскому посольству ради «охоты за новостями»… Письма американцев, которые очень хорошо приоткрывали занавес над их мыслями и чувствами, составляют самостоятельную главу этой книги. Мы приводим здесь лишь одно, характерное, письмо; Софи Мэри Блив из города Уоррен писала Н. С. Хрущеву 13 сентября:

«Прежде всего я хотела бы приветствовать Вас и Вашу семью по случаю предстоящего прибытия в Америку. Только через взаимопонимание, и через одно взаимопонимание, можно будет рассчитывать жить в длительном мире. От Вас после Вашего возвращения к себе на Родину ваши люди лучше узнают об Америке. Моя мать недавно вернулась из поездки в вашу великую страну. Она была главным образом в Москве и Ленинграде. Эта поездка обогатила ее, и то, что она мне рассказала, было очень интересно слушать. Вместо того чтобы читать об этих великих городах, она их видела и сделала для себя из виденного правдивые выводы. Многие вещи, о которых мы прежде читали, оказались неверными в нашем образе мышления. Только при помощи этих визитов американцы и русские будут в состоянии судить о народе другой страны, ее обычаях и прогрессе.

Пусть Ваш визит будет приятным, и пусть в итоге его последует глубокое взаимопонимание между нашими странами».

В одних письмах Н. С. Хрущева приглашали в гости на скромный обед в семье, в других — просили посетить тот или иной город, в третьих — передать привет советскому народу, в четвертых — запретить атомную бомбу. Были письма, авторы которых проявляли знание международных дел; были — наивные, были — написанные со стилистическим блеском и были — с грамматическими ошибками. Но все они свидетельствовали об одном: у тысяч и тысяч американцев открывались глаза.

На страницах газет между тем догорала дискуссия, охватившая все без исключения штаты Америки — от самых западных и свежеиспеченных, вроде Гавай, и до восточных, где «делается политика»: правильно или нет поступил Президент, пригласив Н. С. Хрущева? Ломались перья журналистов, глухо сталкивались мнения партийных лидеров, повизгивала рахитичная эмигрантская печать. Летели, что называется, пух и перья, а время и события шли своим чередом.

Суматошная, спешащая Америка в сентябрьские дни 1959 года как будто затаила дыхание, привстала на носки, чтобы быть свидетельницей «большого дня» в ее жизни. Встречались не просто главы правительств — встречались люди, за которыми стояли страны-гиганты!

В ходе стихийно возникшей общенациональной дискуссии споры велись вокруг того, с какой программой мира должен прийти на беседу с главой Советского правительства Президент США. Было всякое, включая советы, как выманить яблоко за наклейку с бутылки кока-кола. Но преобладала серьезность.

Группа демократов — членов палаты представителей конгресса США в составе 36 человек обратилась к Президенту с призывом разработать идеи о «мире в семидесятом году» и обсудить их с Н. С. Хрущевым. Почему в семидесятом, а не в семьдесят первом? Это осталось неизвестным. Конгрессмены высказались за прекращение ядерных испытаний, сокращение обычных вооружений, помощь слаборазвитым странам и за «экономическую стабильность», подчеркнув важность советско-американского сотрудничества в решении этих проблем. Стабильность больше всего нужна была самой Америке, остальное — всем.

Газета «Кэпитл таймс», выходящая в городе Мэдисон, штат Висконсин, откликнулась редакционным комментарием на опубликованную в сентябрьском номере американского журнала «Форин афферс» статью Н. С. Хрущева «О мирном сосуществовании». В нем подчеркивалась необходимость отказа от политики «отбрасывания коммунизма». «Взаимные визиты Хрущева и Эйзенхауэра кладут начало ломке этого опасного курса прошлого», — писала газета. Три года назад редактора этой газеты за такие мысли уволили бы без выходного пособия; теперь это было модно, это отвечало настроениям читателей.

Предстоящий визит Н. С. Хрущева поляризовал общественное мнение. С одной стороны, страну подтапливали доброжелательными чувствами, с другой — напускали холод и чад. Тут шли в ход заявления различных миллионеров и миллиардеров, конгрессменов и сенаторов, епископов и архиепископов, которые призывали население протестовать против приезда главы Советского правительства. Спел среди этих солистов свою партию и вице-президент США Р. Никсон. В своей речи на конференции американской ассоциации зубных врачей 14 сентября, накануне приезда Н. С. Хрущева, он призывал американский народ не доверять словам главы Советского правительства, оспаривать его заявления, задавать ему вопросы, вступать с ним в споры.

Однако в последние дни перед приездом Н. С. Хрущева голоса сторонников визита окрепли настолько, что сольные партии такого рода стали небезопасны. В газетах все труднее и труднее стало помещать статьи, рассчитанные на подготовку срыва визита, — это не нравилось читателям. Тогда недружелюбие нашло приют в разделе частных объявлений. Если имеешь доллары, легко выражать свои мысли «свободно». Реакционеры покупали газетную площадь под объявление и на месте его, в рамке, печатали антисоветские статьи. Ну, а есть ли какие-либо законы морали, чести, порядочности? Законы есть. По законам американской печати в разделе объявлений можно за счет автора печатать любой бред, включая извещение о конце мира или о том, что луна сделана из голландского сыра и хорошо идет на закуску к коньяку. Правда, чтобы купить место в газете для статьи, американскому рабочему и служащему не хватит двухлетней зарплаты.

Свободно бредить может только толстый кошелек.

Одно из таких объявлений с призывом чуть ли не объявить национальный траур в связи с приездом Н. С. Хрущева опубликовали за своими подписями бывший незадачливый посол США в СССР В. Буллитт, несколько наиболее реакционных сенаторов и членов палаты представителей, фанатик атомной войны физик Э. Теллер, кардинал Кашинг и другие. Они откупили изрядный объявленческий пустырь и упражнялись там, как хотели. Однако газеты решили не портить отношений с общественным мнением и тут же делали поворот влево. Газета «Нью-Йорк таймс» в одном и том же номере напечатала и пасквильное объявление одного реакционного, «комитета» и письмо читателя Нормана Бордмена, подвергающего позиции «комитета» уничтожающей критике. Бордмен писал: «Нужно снять шляпы перед Президентом Эйзенхауэром и Премьером Хрущевым в знак благодарности за те меры, которые они принимают к тому, чтобы мир двигался в здравом направлении».

Как говорят: и волки сыты, и овцы целы!

Вероятно, наш читатель хотел бы знать механизм таких явлений. Что лежит в их основе? Приведем здесь откровения журнала «Нейшн», который раскрыл подоплеку действий компании «Аллен-Брэдли энд компани» в Милуоки, поместившей в ряде газет на месте объявлений под видом рекламы большие статьи с грубыми и глупыми выпадами.

Возможно, писал журнал, что Н. С. Хрущев будет недоумевать, почему компания расходует столь большие суммы денег, чтобы подвергнуть его нападкам. А дело все в том, что компания «Аллен-Брэдли энд компани» выпускает электроаппаратуру и радиоэлектронные детали.

«По оценке торговой печати, — сообщал журнал, — в настоящее время по меньшей мере третья часть деталей, выпускаемых электронной промышленностью, идет правительству в соответствии с военными контрактами. Поэтому «мир и дружба» не тот лозунг, который может понравиться правлению компании «Аллен-Брэдли энд компани», и вряд ли директора этой компании одобрят какие-либо международные визиты, которые могут привести к ослаблению «холодной войны»».

Журнал добавлял, что, хотя компания «Аллен-Брэдли энд компани» пытается утверждать, что ее реклама не имеет своей целью «продать что-либо», а лишь разъясняет «угрозу, представляемую Советским Союзом», в действительности она «старается продать ненависть и страх, поскольку ненависть и страх стимулируют сбыт радиоэлектронных деталей».

Так перед нами в канун визита, как на ладони, предстала одна из «свобод» американской печати — свобода продаваться. В этом отношении нисколько не стоило винить наших американских коллег — босс торговал с боссом!..

Но реклама не делает плохой товар хорошим, а ссора с Советским Союзом уже была плохим товаром — его не брали не только по демпинговым ценам, но и даром. И когда это стало ясно, в действие были введены новые силы.

В субботу вечером католические церкви обратились по радио и телевидению к своей пастве, созывая ее на моление. Никто не скрывал, что сеанс общения с богом задуман на антисоветской подкладке. Однако молитвы пастырей, в отличие от Лунника-2, цели не достигли: в прохладных сумерках жиденькие струйки прихожан вливались в мерцающие двери церквей, а вскоре и вовсе иссякли. Уж больно бил в нос не «божий дух»! Обескураженные представители бога на земле пробормотали свои проповеди не без изрядного смущения и без особой веры в успех. Дальнейшее показало, что американцы предпочли действовать по принципу «бог-то бог, да и сам не будь плох»…

Есть в природе существа, относящиеся к разделу простейших, именуемые анаэробами. Свет для них губителен, свежий воздух страшнее яда. Они служат причиной всякой гнили.

Но опаснее анаэробы политические. Свет политики мира для них губителен, свежий воздух разрядки международной напряженности нетерпим. Они отравляют политическую атмосферу запахом гангренозного распада.

Мы имеем в виду эмигрантское охвостье, организации «перемещенных лиц», тех, кто служил фашизму и убежал от своего народа на необильные заокеанские подачки. Именно они и демонстрировали протест против приезда Н. С. Хрущева. Впервые мы наткнулись на такого политического анаэроба у ограды Белого дома. Он ходил по тротуару в полном одиночестве, гнусавя под нос какие-то псалмы. В руках он нес плакат, укрепленный на тонком прутике. То был очень небольшой плакат: более крупный согнул бы прутик. Палки для плакатов ныне запрещены американской полицией, не желающей при встрече с демонстрантами ощущать их на своей спине. Теперь правила такие: если хочешь демонстрировать, будь ласков, держи картон на вытянутых руках или подцепляй на хилый прутик. На одной из сторон плаката были намалеваны мрачные изречения на ехидной семинарской латыни, на другой — краткая молитва о том, чтобы советская ракета никогда не достигла Луны…

На одной из вашингтонских улиц помещался организационный центр, нечто вроде штаб-квартиры политических анаэробов. У подъезда в знак протеста против визита раздавались прохожим траурные повязки, но прохожие увертывались от повязок, как от гремучей змеи.

Здесь же, у тротуара, стояла легковая автомашина. У нее на крыше, на решетке, где ставят чемоданы, помещалась квадратная призма с плакатами, обращенными на все четыре стороны. На плакатах были начертаны тексты, призывавшие вашингтонцев проявлять «сдержанность» при встрече высокого советского гостя. Тут и формировалась кучка политических проходимцев, которая не раз попадалась нам на глаза в разных городах на протяжении всего маршрута поездки. Как потом нам рассказали, они кочевали из города в город с одними и теми же плакатиками.

На зеленом газоне у памятника американскому президенту Джорджу Вашингтону расставлялись удобные стульчики, суетились, нервно потирая руки, ораторы. Здесь готовился «митинг протеста». Предполагалось, что соберется больше тысячи человек. Но стульчики почти сплошь пустовали. К тому же среди самих руководителей возникли разногласия, и митинг кончился суматохой, во время которой ораторы наскоро прокричали свои призывы к трауру. Их, этих ораторов, легко понять: они бежали от своего народа, от коммунизма на край света, а «коммунист номер один» приезжал сюда в качестве почетного гостя Президента! Естественно, что перетрусившим «перемещенным» чудился звон погребального колокола.

Как показали события, провалилась и эта затея. Зато тысячи американцев с глубочайшим интересом слушали и смотрели биографическую телевизионную передачу о Н. С. Хрущеве.

Антисоветская возня понемногу теряла смысл, превращалась в карикатуру, и немудрено, что все чаще приходилось сторонникам «холодной войны» покидать свои заупокойные амвоны и, не дописав ядовитой строки, взбегать на колокольню, чтобы бухнуть благовест в честь очередного советского достижения. Отставать нельзя: высмеют, сочтут невеждой.

Иные, великие, эпохальные, события оттесняли на задний план маневры сторонников «холодной войны».

История знает случаи, когда люди, пускаясь в далекие путешествия, начиная великие дела, дожидались небесного знамения, счастливого сочетания звезд. Теперь советские люди, штурмующие космос, имеют иные звезды и иные их сочетания, неизменно благоприятствующие нам. Разве не счастливым небесным знамением было натриевое облако запущенной 12 сентября второй советской космической ракеты, известившее, что взят верный курс, что ракета достигнет Луны? Разве не великое небесное знамение — советский вымпел на Луне? Да, под счастливым сочетанием звезд начиналось путешествие за океан Никиты Сергеевича Хрущева!

Наша ракета стремительно неслась по заданному курсу, и последние полчаса ее полета были драматическими получасами всеобщего возбуждения в Америке. Одна из здешних радиостанций передавала сообщения о движении советского лунника через каждые пять минут. Затем через каждые три. И, наконец, диктор стал отсчитывать последние минуты… «До удара советской ракеты о Луну осталось четыре минуты… Три минуты… Две…»

Ракета попала в цель!

Весть о новой великой победе советской науки и техники всколыхнула Соединенные Штаты Америки, о ней кричали на первых страницах заголовки газет, посвятивших этому событию многие полосы: «Русский лунник ударил в Луну», «Красная ракета стреляет по Луне».

Успешный запуск советской ракеты на Луну произвел на американскую общественность колоссальное впечатление.

«Ученые и столицы всего мира, — писала «Нью-Йорк таймс», — аплодируют успехам русских в области космоса, признавая их изумительными».

«Фантастическое достижение» — так известный американский ученый Кейт Гленнан назвал победу советских ученых, инженеров, техников и рабочих, впервые в истории человечества добравшихся до Луны. «Это высшая степень успеха, — сказал он. — Никто не сомневается, что русские далеко опередили все другие народы в развитии техники для завоевания космоса. Было естественным ожидать, что они сделают это раньше Америки».

«Новая русская космическая ракета попала в заданную цель — Луну, и это событие резко приблизило день, когда человек станет хозяином Луны», — писала газета «Вашингтон пост энд Таймс геральд».

Представители научной общественности США горячо поздравляли советских ученых с огромным достижением. Однако к этому примешивалось сожаление: Соединенные Штаты вновь оказались позади в соревновании за завоевание космического пространства.

Председатель сенатской комиссии по делам вооруженных сил Ричард Рассел призывал не предаваться отчаянию перед явным превосходством русских в области ракет. Вывезенный в США из Германии специалист по космическим проблемам Вернер фон Браун, создатель небезызвестной «ФАУ-2», заявил журналистам с горечью, что Россия намного обогнала Соединенные Штаты в отношении космических проектов и никакими деньгами нельзя купить упущенного времени.

— Я убежден в том, что если Россия немедленно остановится, то мы сможем догнать ее через один, два или три года, — заявил фон Браун на пресс-конференции.

Но остановится ли Россия?

Одновременно американская печать делала попытки умалить советский успех, набросить на него тень сомнения, сгладить хотя бы немного то ошеломляющее впечатление, которое произвел Лунник-2 на американцев. Профессор Мичиганского университета Хеддок, специалист по астрономии, заявил: он сомневается в том, что советская ракета достигла Луны.

Можно было бы не вспоминать о профессоре Хеддоке, потому что, вероятно, он сам уже сожалеет о данном сгоряча интервью. Его американские коллеги, конечно, посмеиваются над ним, рассматривая сегодня фотографии невидимой стороны Луны.

Но в те дни недоверие к победе советской науки попытался посеять и вице-президент США Р. Никсон. Когда он прилетел из Вашингтона в Нью-Йорк, к нему кинулись с расспросами журналисты:

— Вы были в России, что Вы скажете о Луне?

Вице-президент напомнил прежде всего, что американцы должны сохранять самообладание. Рано поздравлять Советский Союз! — Никто из нас не знает, что ракета действительно попала на Луну.

— Может быть, Вы не знаете — как? — тонко спросили журналисты.

— Нет, я не знаю — что! — отрезал Никсон.

Так отозвался Никсон о новом чудесном небесном явлении, созданном руками советских людей.

В самом факте подобного отзыва не было, впрочем, ничего оригинального. В истории осмысления и освоения космоса постоянно сталкивались противоположные оценки небесных явлений. Одни, даже стоя в свой смертный час у столба на вязанке хвороста, утверждали, что не Солнце совершает свои кругообороты вокруг Земли, а Земля вращается вокруг Солнца. Другие, бегая вокруг хвороста с факелом, настаивали на том, что Солнце подобным же манером обращается вокруг Земли.

Но, к счастью, история не повторяется во всех своих печальных страницах. Вице-президенту США не удалось организовать аутодафе по поводу очередного великого астрономического достижения. Не прошло и нескольких часов, как дымовая завеса всевозможных сомнений была развеяна окончательно и навсегда. Это сделали сами американские ученые при помощи своих английских коллег.

Когда стало известно о запуске второй нашей ракеты, советские журналисты решили побеседовать с американскими астрономами и специалистами по космонавтике.

Нас отговаривали: сегодня суббота, «уик-энд», вряд ли вы застанете кого-нибудь. Каково же было наше удивление, когда в Главной военно-морской обсерватории США видные американские ученые (они находились на посту!) выразили готовность встретиться с советскими журналистами.

Командор Робинсон — в годы второй мировой войны он командовал крейсером на Тихом океане— принял нас в огромном куполообразном зале обсерватории.

Когда речь зашла о луннике, командор поджал губы:

— Да, конечно, запуск ракеты на Луну — шаг вперед, но вряд ли, однако, эта ракета попадет на Луну.

— Почему?

— Предчувствие астронома, — он многозначительно замолчал.

— Следите ли Вы за советской ракетой? — спросили мы командора.

— Она слишком быстро движется, чтобы мы могли следить за ней, — ответил он и пригласил нас осмотреть научное оборудование обсерватории.

Время шло. Включили телевизор. Передача рекламы нового средства от головной боли была прервана, и мы услышали, что ракета вот-вот достигнет Луны.

— Что же Вы думаете об этом, командор?

— Кто первый — тот и есть первый, — сдержанно сказал Робинсон.

Из обсерватории мы направились к крупнейшему специалисту в области ракетоплавания профессору Хыо Дрейдену, занимающему пост заместителя директора Национального управления США по аэронавтике и исследованию космического пространства. Нет, нам не надо было в этот «уик-энд» звонить ему домой или на дачу: профессор находился на своем рабочем месте. Он быстрыми шагами вышел навстречу, отстранил полицейского, преградившего было дорогу, пригласил нас в свой кабинет, украшенный моделями американских ракет. Хью Дрейден был взволнован и, как показалось, немного растерян.

— Только что, — сказал он, ища что-то на своем большом столе, заваленном бумагами, — только что, — он выпрямился и продолжал торжественно, — я получил сообщение, что ваша ракета достигла Луны. Поздравляю вас!

— Следили ли Вы лично, профессор, за полетом советской ракеты?

— Мы не имели возможности визуально проследить за ее прилунением. Но мы на территории США получали радиосигналы Лунника-2. Мы поддерживали постоянный контакт с профессором Лоуэллом из обсерватории Манчестера, который сообщал нам о каждом «шаге» советской лунной ракеты.

— Он держал связь непосредственно с Вами, профессор?

— Нет, с обсерваторией в Калифорнии. Там наши ученые на основании данных профессора Лоуэлла высчитали траекторию полета ракеты. И вот Лоуэлл, — профессор Дрейден подает нам еще одну телеграмму, — также подтверждает сообщение Ассошиэйтед Пресс. Я счастлив, что могу еще раз поздравить советских ученых.

Через несколько часов Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства заявило, что русская лунная ракета точно дошла до своей цели — она достигла Луны.

Вашингтонский корреспондент газеты «Дейли миррор» писал:

«Когда вице-президент Никсон заявил, что запуск русской ракеты на Луну фактически не доказан, он занимался именно тем, за что как-то критиковал в неофициальном порядке других официальных лиц при Эйзенхауэре, — пытался успокоить.

Фактически все, что говорят русские о полете ракеты на Луну, правильно, и он это знает. Наши ученые с самого начала наблюдали за полетом на Луну и знали, когда ракета достигнет Луны».

Полет лунника и полет «ТУ-114», достижение советской ракетой Луны и приезд в США Н. С. Хрущева стали связывать воедино.

Один из иностранных корреспондентов сказал нам фразу, которую он затем опубликовал в своей газете: «Ваш Хрущев прилетает в Америку так, как никто и никогда не прилетал, — по орбите Лунника-2».

Другая газета писала, что Н. С. Хрущев прибывает в США «захватив с собой в чемодане Луну». А третья, любительница еще более сильных метафор, писала, что Н. С. Хрущев вступает на американскую землю не только как «глава Советского правительства, но и как председатель правительства Луны».

Небезынтересно привести некоторые высказывания прессы; из нее видно, что газеты мира, каждая на свой манер, рассматривали подвиг советских ученых не только в космическом, но также в социальном и политическом измерениях.

Нью-Йорк. Газета «Нью-Йорк геральд трибюн»: «К сожалению, справедливо и то, что этот успешный запуск ракеты на Луну создает осложнения. Ракета, которая может попасть на Луну, доказывает, что другие ракеты могут достичь любой точки земного шара с более смертоносным грузом и с такой же точностью. Космическая кабина с советским вымпелом — это нечто вроде «демонстрации флага», как это делали военно-морские корабли на земных морях».

Лондон. Газета «Дейли телеграф»: «Каково бы ни было, по мнению экспертов, значение второго и более точного запуска ракеты на Луну, этот факт имеет совершенно определенное значение для простых смертных. Хрущев владеет теперь такой ракетной техникой, которая является не только самой могучей, но и надежной».

Газета «Дейли мейл»: «Труднее всего постигнуть умом прилунение русской ракеты. Уму человека, привязанного к земле, трудно понять чудо, которое свершилось. Но путешествие в космос всегда было лишь фантазией. Теперь оно стало уверенностью».

Париж. Газета «Либерасьон»: «Таким образом, СССР заслуживает того, чтобы к нему относились как к серьезному конкуренту, но его нельзя запугать как противника. Разве эти два довода, в равной степени сильные, не должны убедить сторонников «холодной войны» в том, что этот период закончен? Что действительно наступило время для предлагаемых переговоров? Для сосуществования в условиях мирной борьбы, которая покажет, кто лучше обеспечит благосостояние человека».

Милан. Газета «Джорно»: «Американцы вынуждены пересмотреть всю свою политику последних лет. Поездка Хрущева делает этот пересмотр острым, мучительным. Это пересмотр, который, по мнению людей, веривших до сих пор в то, что они идут впереди современного мира, и вдруг внезапно обнаруживших, что их кто-то обогнал в некоторых важных областях, может вызвать серьезный кризис неверия в самих себя… Подлинная цель поездки Хрущева состоит в стремлении к миру. Никто не может не желать мира, и все должны признать, что для того, чтобы его добиться, нужно отказаться от всяких предубеждений, нужно смотреть в лицо действительности».

Таким образом, полет Лунника-2, хотя его совпадение с визитом, как сказал Н. С. Хрущев, было счастливой случайностью, не только вызвал во всем мире восхищение научным подвигом, но и хорошо предшествовал переговорам. Он решительно и бесповоротно сбил спесь с тех политических деятелей и органов прессы, которые, будучи чересчур простуженными «холодной войной», не прочь были поговорить с позиций своего исключительного «величия» хриплым голосом диктата.

Проходя поздно вечером по широкой Пенсильвания-авеню—центральной и самой красивой магистрали американской столицы, — можно было видеть в окнах правительственных учреждений яркие огни. В государственном департаменте далеко за полночь сидели люди, обсуждая и уточняя последние детали программы пребывания Н. С. Хрущева в США. Кое-что просочилось на страницы американской печати.

Большое и малое, великое и смешное сочеталось здесь в самых причудливых переплетениях.

Обсуждалось число залпов правительственного салюта.

Дискутировалась длина и цвет ковровой дорожки, ведущей от самолета к трибуне. По традициям торжественных встреч цвет дорожки должен быть красным. Но было высказано пожелание, чтобы это был все-таки не ярко-алый цвет, а какой-нибудь поглуше, приближающийся к цвету бордо.

Обсуждение того, вывешивать или не вывешивать государственные флаги Советского Союза на зданиях Вашингтона, было особенно щекотливым. Все-таки решили на зданиях флаги не вывешивать, хотя, как отмечали газеты, это полагалось бы сделать, основываясь на прошлых прецедентах, когда в столице без всяких дискуссий вывешивались флаги той державы, откуда прибыл почетный гость.

Государственный флаг Советского Союза был поднят в Вашингтоне в одном месте: над резиденцией Н. С. Хрущева Блэйр-хаузом — домом для гостей Президента США, расположенном наискосок от Белого дома.

Одна из газет высказала предположение, что на это решение повлияли не только политические соображения, но и трудности технологии. Изготовление красных флагов, да еще с серпом и молотом, оказалось для Вашингтона совершенно непривычным делом.

Непредвиденный церемонией запуск советской ракеты, достигшей Луны, вызвал новые, экстренные обсуждения.

Газета «Нью-Йорк уорлд телеграм энд Сан» на первой полосе поместила сообщение корреспондента агентства Юнайтед Пресс Интернейшнл Фокса из Вашингтона, которое начинается так: «Президент Эйзенхауэр и его главные советники сегодня искали средства противодействия новому престижу, который создало эффективное попадание русских в Луну советскому Премьеру Никите Хрущеву для его начинающихся завтра исторических переговоров в Белом доме».

Так стоило ли, спрашивается, спорить о флагах, если полная Луна сияет сегодня над Вашингтоном и герб великой Советской державы как бы оттиснут на ее золотом круглом, как медаль, диске!