"Казино" - читать интересную книгу автора (Андреев Олег)

Глава 10

Он неслышно прошмыгнул в комнату, сбросил полотенце и залез под одеяло. Крепкая попка оказалась затянутой в колготки. Грудь тоже была под надежной защитой каких-то кружев. «Детский сад! – выругался про себя Майдан. – Ты бы еще в шубе спать легла!» Ирина сладко посапывала. Он осторожно обнял ее сзади и проскользнул ладонью в теплое лоно. Она инстинктивно сжалась, но он уже целовал ее в крохотные соски и водил шершавым пальцем по девичьим губам. Она проснулась и сонно проговорила:

– Может, не надо, Олег…

– Надо, зайчик мой. Чего ты? Не бойся. Я очень нежный мальчик.

Колготки и прочие атрибуты полетели на пол. Он осторожно взял ее за теплый мохнатый комочек, и ладонь скользнула между плотно сжатыми ногами. Она затрепыхалась крошечной рыбкой у него в руках. Вошел он с трудом. Она закричала и забилась, как раненая. От неожиданности он почувствовал приближение конца, дернулся пару раз, но не испытал при этом никакого удовольствия, словно все произошло не с ним, а с кем-то из плохого кино… и почувствовал, что все-таки он сильно пьян.

«Как обещало, не обманывая, проникло солнце утром рано…» Майдан явно перебрал вчера, и это родившееся из туманной завесы светило было совсем некстати. Глаза наконец открылись. Рядом никого не было. Он не торопясь откинул одеяло. «Матерь Божия!» Майдан аж вскочил от неожиданности: простыня была в крови. Из ванной донесся какой-то стон. Олег резко спрыгнул с кровати и, выбежав в прихожую, рванул ручку на себя.

Лицо Ирины напоминало припухшую от перманентного пьянства физиономию сорокалетней продавщицы винно-водочного отдела. Она истерично всхлипывала.

– И давно ты здесь расслабляешься? – Майдан был не в духе.

– Я не-не рас-с-слабляюсь, я плачу-у. – Новые потоки едкой соленой влаги полились из глаз.

– Послушай, рыба.

– Я не рыба-а-а! – Она заголосила еще громче.

– Нет, ты рыба. С припухшими губами. Быстро вылезай отсюда, и будем разговаривать на человеческом языке.

Он схватил ее за тонкую шею, покрытую нежным девичьим пушком, открыл холодную воду и стал быстро, по-отцовски, умывать ее расплывшуюся физиономию.

Через четверть часа она уже пила горячий чай и, немного заикаясь, спорила с Майданом:

– Откуда же я з-знала, что он меня подставил. Он же мне все по правде сказал. Он же мне фишки д-дал. Показал, как надо играть. Тебя показал. Он меня не подставил. Откуда же он мог знать, что я и на свои деньги тоже б-буду играть? Господи-и, кой черт меня дернул обменять эти деньги-и! Что я теперь буду делать! – Ирина снова начала всхлипывать.

– Так, Балдафея Ивановна, не разводите мне здесь аквариум. Какие бабки ты обменяла? Что ты расстраиваешься. Сколько их у тебя могло быть-то?

– Двадцать две тысячи рублей. Вся стипендия.

– Ничего себе стипендия! – Вытаращил глаза Майдан.

– Да всего курса стипендия. Я же староста… Господи, что же мне теперь делать?

– Слушай, староста, а зачем ты стала играть полный шанс?

– Что-о? – Она даже перестала плакать.

– Полный шанс. Ну зачем ты стала ставить на «зеро»?

– Как – зачем? Ты же видел, сколько этому дядьке дали денег, который на «зеро» ставил?!

– Улетели гуси у девушки Маруси! Ты что, вчера родилась? Жил я в бедности, умру богатым? Ты где это видела? Фильмов, что ли, насмотрелась американских? Кто же вас плодит, таких дурех? – Майдан был вне себя. – Слушай сюда, чувырла. И запоминай. Казино – это развлечение не для бедных. В казино нельзя выиграть, особенно дуре вроде тебя. Это тебе не жуки-пуки. Персик мой, ты себя в зеркало видела? Ты же чистое создание. Ты же будущий врач. Куда ты попала? Ты хоть поняла вчера? Здесь же люди, у которых жизнь не сложилась, пытаются судьбу обмануть. Тебе что, твоя жизнь не нравится? У тебя хорошая семья. Ты выбрала себе хорошую работу. Тебя любят, тебе доверяют. Ты красивая. В конце концов, ты вообще была непорочной девушкой, до вчерашнего дня. И что? В один момент ты стала оторвой, так как твои родители до сих пор не знают, где ты! Ты стала воровкой, просадив чужие деньги! Пьяницей, потому что похожа на речную селедку! И блядью, переспавшей с первым встречным в каком-то валютном отеле! Скажи! Ты этого хотела?!! – Майдана трясло.

– Нет!!! Я не этого хотела! Я хотела помочь своей клинике, где дети мучаются-а-а… – Она не договорила и снова принялась реветь.

– Запомни, балдафея! Благими намерениями вымощена дорога в ад! Ты меня поняла? – Он был неумолим.

– Да-а-а… – успокоиться Ирина уже не могла.

– Слушай сюда. – Майдан взял ее за плечи, посадил на стул, ладонью вытер заплаканное лицо и членораздельно произнес, глядя прямо в глаза: – Во-первых, ты больше никогда не будешь слушать никаких штымпов вроде хозяина этого казино. Это не люди, это демоны-искусители. Раз. Во-вторых, ты никогда больше не перешагнешь порог ни одного казино на свете. Поняла?

Она утвердительно кивнула головой.

– И три. Здесь две с половиной штуки баксов. – Он положил деньги ей на колени. – Больше я дать не могу. Ты сейчас положишь их в сумку. Позвонишь домой. Умоешься. И отправишься восвояси. Поняла?

От такого неожиданного поворота Ирина совершенно опешила и завороженно уставилась на красивое лицо Майдана, которое абсолютно преобразилось после вдохновенного монолога в защиту нравственности.

– Что ты таращишься на меня, как на Санта-Клауса. Я не герой твоего романа. И деньги эти не на свадебное платье. Это бабки за ночь, персик. А так много не потому, что ты обалденная телка, а потому, что я старый пень и был настолько неаккуратен, что попортил тебе кожицу. Жизнь намного пошлее, чем нам представляется на первый взгляд. Это тебе в-четвертых…

Майдан подошел к окну и закурил. Новый день вступил в свои права. «Вот она – новая жизнь! Только бы она не залетела! Какой же я идиот! Итак, подведем итоги: вчерашние полторы превратились в три – так бы каждый день, – но сегодня осталось всего пятьсот, – подытожил он. – Значит, „снова туда, где море огней“. Скорей бы открылось казино – надо отмаливать грех добродетели…»

Петр Ильич появился ближе к вечеру и, как всегда, начал обход с галереи, откуда все, что внизу и вверху было, как на ладони.

– Кофе должен быть черным, как ночь, горячим, как страсть, и сладким, как любовь. – Козырев отхлебнул глоток. – И вы, молодой человек, по-моему разделяете эту мысль Талейрана. – Он «дал интеллигента», зная от доносителей, что это вызывает уважение у сотрудников, – работая под началом «быдляка», и сам начинаешь чувствовать себя быдлом.

– Честно говоря, варить кофе меня научила моя первая любовь… – Бармен был польщен.

– А меня первая любовь, к сожалению, ничему хорошему не научила… – схохмил в ответ хозяин. – Прошу прощения, не знаю вашего имени. – Козырев старался быть максимально любезным.

– Герман. Осокин. – Он быстро стал рыться под стойкой в поисках своей нагрудной пластиковой карточки. – Я ведь не переодевался, – в смущении оправдывался он. – Только смену сдать пришел, а Толик задерживается…

– К чему этот официоз, Гера. Прости, что я так запросто. Просто заработался, знаешь. Кого сам набирал, всех знаю. Но что-то приходится перекладывать на чужие плечи. Сейчас наверстываю. Осиротели ж мы без Игоря Андреевича-то. Без Телегина, а?! – Козырев пошел в разведку боем.

Еще поднимаясь по лестнице, он заметил в левом баре какое-то шевеление и обрадовался, что сможет переговорить с кем-нибудь из персонала запросто, как бы невзначай. Такое случалось нечасто.

– Я, если откровенно, не особенно осиротел. – Герман оказался простым парнем. – Вы же сами небось видите, как он тут науправлял.

– Да уж, вижу. – Для пущей убедительности Козырев снял очки, протер их носовым платком, и снова надел. – Слушай, Гера, я смотрю, ты опытный малый и в людях разбираешься. Подскажи старику. Мне Катерина на подпись заявление подала от Муравьева, дилера. Об увольнении. Что случилось-то? Хороший парень. Профессионал вроде.

– Да я, Петр Ильич, вообще не понимаю, как они это выдерживают. Да и никогда не понимал, если честно. За баром стоять тоже, конечно, не сахар. Пьяные базары выслушивать. Но я не жалуюсь, я свою работу люблю. А вот за столом рулить, это выше моего понимания. Выпивка-то дармовая… Нажрутся, обычно, к утру лыка уж не вяжут, а все играть да играть… Вчера Димке за третьим столом какой-то хрен из Думы яйца хотел подпалить зажигалкой… А за вторым столом! Эдик как раз был. Так в него какой-то америкос чипсами давай кидаться. Потом ползал собирал, матерился тут все. «Фак» да «фак» – на весь зал. Даже Балуев прибежал, слава богу, урезонил его малость… Позавчера, кажется, Лизе… этой… забыл, новенькая. Высокая, голубоглазая…

– Не суть. И что? – Козырева все это почему-то развеселило.

– Так вот, ей баба какая-то пальцы грозилась откусить. Мол, колесо не так крутишь! Разодетая, как шемаханская царица! Такая сука! Вы уж простите меня, Петр Ильич, – не выдержал Герман.

– Просто собачья площадка какая-то! – расхохотался Козырев.

Просто так, по одному лишь желанию, крупье не становятся. А подобное желание вполне естественно: кому не хочется играючи зарабатывать деньги. И очень немалые, судя по тому, что иная девчонка, откатав шарик в рулетке всего год, может позволить себе купить подержанную иномарку, а то и однокомнатную квартирку. Но «играючи» – это иллюзия. На самом деле труд крупье – это немалая физическая нагрузка и постоянный стресс.

Большую часть смены он проводит на ногах, отлучаясь от стола лишь на несколько получасовых перерывов, за которые можно немного расслабиться в мягком кресле, успеть выпить чашечку кофе и выкурить сигаретку – иные стимуляторы запрещены. Бывают, конечно, более длительные паузы в работе, которые позволяют чуть отдохнуть, но они крайне нежелательны для дилера, ибо означают – нет добра без худа, если можно так переиначить пословицу, – что он от усталости начал совершать ошибки и контролер, отслеживающий работу крупье и поведение игроков, с разрешения пит-босса отправил его прийти в себя, меняя руку, чтоб не нанести ущерба казино. Меняют руку еще и тогда, когда за столом появляется один из постоянных посетителей, хорошо знающий манеру работы крупье и умеющий рассчитывать его действия, например силу броска шарика в рулетке, который может построить на этом свою игру и обыграть казино.

Естественно, крупье должен выглядеть на своем рабочем месте свежим и элегантным, еще лучше, если он или она просто хороши собой – это нравится клиентам. А движения его, то есть жесты и манипуляции с картами, фишками-чипами и шариком рулетки, должны быть плавными, парящими, но быстрыми и хорошо видными всем игрокам – таковы правила. Можно себе представить, как нелегко даются эти плавные парения в конце смены – сколько тысяч их приходится совершить за ночь.

Но куда страшнее психологическая нагрузка. Нужны поистине железные нервы. Клиент в случае проигрыша весь свой гнев и досаду адресует в первую очередь крупье, даже если он и казался лучшим другом за минуту до этого, когда от его парящего движения шарик встал на нужном поле и принес выигрыш. Нужно обладать огромной выдержкой, чтобы безропотно сносить обвинения в ошибке, а то и в нечестности – ведь спорить с игроками нельзя.

Кроме того, необходимо обладать способностями легендарного Вольфа Мессинга, то есть мгновенно перемножать в уме двузначные числа, подсчитывая выигрыши без задержки, раздражающей нетерпеливого счастливца, и без ошибки называть сумму его выигрыша. А таких счастливцев может оказаться за столом сразу несколько.

Опять же нужно знать классические системы игры, которым следуют игроки, и уметь противостоять им, чтоб не разорить родное заведение и не оказаться на улице.

Настоящий дилер должен активно играть против игроков, применяя различные способы, начиная от прицельного катания шарика в рулетке и кончая самой настоящей подтасовкой в карточных играх – такова специфика работы.

Из-за этих сложностей крупье выдерживают всего нескольких лет – потом следует психологический слом вплоть до неврастении и прочих прелестей. А владельцы казино и не держат их на работе дольше. Считается, что за меньший срок – года три-четыре – крупье «прикатывается» к столу и его манера бросания шарика в рулетке или шафлования в картах становится известной постоянным игрокам.

– Жизнь собачья, действительно! – усмехнулся бармен. – Я и говорю, что не знаю, уж как они это выдерживают. Особенно мужики. О! Так Валерка Муравьев тоже ведь пострадал. Третьего дня. Я только на смену заступил. Он на покере стоял. Раздевал какого-то черного, вроде араба. Тот как бешеный давай орать. Я, мол, и тебя, и твою жену, и твоих детей… Ну чтобы не быть грубым, в общем, всех, мол, отымею. Я еще Валерке кофе варил, а он мне говорит: «Я потомственный дворянин и не собираюсь за каждым черномазым дерьмо подъедать». Так и сказал. Психанул, видать. Вот и накатал заяву. Да… Всего и не упомнишь. Каждую ночь какая-нибудь дребедень… – в конец расстроился бармен.

– Не печалься, Гера! Это не они нас имеют, а мы их. Мы их раздеваем, а они «сливают». А чем больше «сливают», тем больше чай! Разве не так? – Козырев расплылся в улыбке.

– Да чего жаловаться! Такая работа! – будто опомнился Герман. – Здесь-то как раз ничего. Я же за баром начинал стоять тоже в казино. В «Эвелине». Небось и не слышали о таком. Дешевка. По три бакса на равные шансы играли. Так вот там пять-шесть истерик за ночь в порядке нормы. А мат-перемат такой, что мозги расплавляются. Здесь другой коленкор. Элита. Почти рай земной. Хотя иногда думаешь: что такое добро? Или зло? – неожиданно расфилософствовался он.

– К добру и злу постыдно равнодушны, Герман. Вот в чем наш бизнес, – заключил Козырев. – А эмоции мы будем дарить женщинам, о'кей? – Он быстро допил давно остывший кофе. – А они пусть дарят нам рецепты таких божественных напитков. Ну отдыхай! Удачи тебе! – Козырев потрепал бармена по плечу и поспешно двинулся на пол-этажа вверх.

Герман с тревогой глядел вслед уходящему боссу, закусив губу, как будто боролся с желанием окликнуть его, чтобы сказать нечто важное.

– Вот! Это по твою душу, сукин сын! – Балуев указал на Козырева пальцем. – Простите, Петр Ильич! Довел он меня!

Рядом с мониторами с ноги на ногу переминался здоровый рыжеволосый дилер.

– О чем базарим, парни?! – Козырев попытался разрядить обстановку. – Закуривай, Алексей Иванович, – протянул он инспектору пачку «Мальборо».

– Спасибо, Петр Ильич, бросил, – отказался старший пит, потирая левую сторону груди. – Ведь я хотел как лучше. По-тихому. Говорю ему вчера – спокойно, между прочим, по-отцовски. Мол, так и так. Пиши заявление, я его передам, а сам вали, чтоб я о тебе не вспоминал больше никогда. Чего тут непонятного?! А он является сегодня! За расчетом!! Вы слышали?! За расчетом!!! Три дня назад его раздели на «блэк-джеке» на десять штук! Позавчера на пятнадцать! А вчера на тридцать пять!! И он что-то втирает мне про несчастливый галстук! Вы слышали, Петр Ильич! – Он ударил себя кулаком в грудь. – Я эти карточные штучки выучил наизусть, когда ходил под стол пешком! Я в третьем казино работаю старшим пит-боссом! А он приходит за расчетом! – Балуев обрушился в кресло с грохотом раненого слона. – Простите старика, Петр Ильич! Не люблю я такой наглости.

– Не тревожьтесь так, Алексей Иванович. Обычная рабочая ситуация. Насколько я понимаю, такими вопросами у нас занимается служба безопасности? – Козырев холодно взглянул на рыжего дилера. – Свяжите меня с Машковым, Алексей Иванович. – Он неспешно протирал очки. – По-моему, тут совершенно не о чем беспокоиться.

– Первый, – донесся по селектору голос начальника службы безопасности.

– Пал Палыч, это Козырев. Слушай, зайди к нам в камеру по-быстрому. И папочку захвати на Боярского Александра Сергеевича, дилера.

Через пару минут Машков вошел в мониторную.

– Незаменимый ты наш! – Козырев поздоровался с ним за руку. – Вручаем тебе Александра Сергеевича. – Он небрежно махнул в сторону безмолвствующего детины. – Будь с ним полюбезнее, пожалуйста, а то грубые аргументы Алексея Ивановича кажутся ему неубедительными. А папочку мне оставь – хочу на досуге полюбопытствовать. О'кей?

Козырев направлялся к лифту. «Нет, так мы долго не протянем! Скорей бы Брейн запускал свою систему – все же гарантия дохода. Хотя и Лизавета работает как хороший механизм…»

– Петр Ильич, к вам просится некто Геннадий Панин, – доложила Катя. – А у меня новая помада, вы заметили? – Она сладко облизнулась.

– Пусть пройдет, Катюша. А помаду не кушай, оставь для своих тинейджеров. Кстати, меня никто не спрашивал из налоговой?

– Нет, Петр Ильич. Никто.

«Слава тебе господи», – Козырев облегченно вздохнул.

На пороге возник Геночка. Выглядел он свежо, с оттенком изящества. Белый свитер и ультрамариновые джинсы прекрасно сидели на его высокой фигуре. В руке он небрежно сжимал дорогой белый плащ.

– Так вот ты где заседаешь, Ильич. Хорошо устроился, – сказал весело Панин и бросил плащ на кожаный диван.

«А такая деталь интересно оживляет интерьер», – мимолетно отметил Козырев.

Рассказ Панина оказался долгим. Козырев сидел в кресле, вытянув ноги, и слушал, не перебивая.

Их дороги разошлись уже несколько лет назад, когда Петр Ильич порвал с кочевой цирковой жизнью и начал свое дело, а Гена, администратор и по совместительству переводчик труппы Барковой, остался при ней. Его путь в администраторы был тернист и извилист. Когда-то он поступил на психофак МГУ, мечтая пробиться потом в какой-нибудь закрытый институт при КГБ с перспективами выезжать за рубеж. Он успешно, но не за счет трудов студенческих, окончил курс и даже остался в аспирантуре. Из аспирантуры Геночка вылетел за пьянство. Драка с одним из доцентов на вечеринке решила его судьбу. Карьера ученого-психолога перестала светить Панину, тем более что за полгода до этого случая умер его отец – доктор философии, работавший при ЦК. Панин остался без тылов. Зато открылись иные горизонты. В конце восьмидесятых в Москве началась повальная мода на оккультизм. Это был Геночкин шанс – он быстро прочел труды Рериха, Блаватской, Штейнера и каких-то доморощенных колдунов и вписался в группу «целителей», где выполнял миссию консультанта по всем вопросам. Панин был человек не настолько глупый, чтобы верить во все эти премудрости, он отдавал себе отчет в том, что почти сто процентов «целителей» – это самозванцы и шарлатаны в лучшем случае. В худшем – врачи-вредители. Но дело приносило солидные доходы. Медицинский кооператив, в котором Геночка работал консультантом, как-то неправильно «вылечил» весьма важную тетку, оказавшуюся женой одного партийного босса. Конторы не стало. Попытки устроиться в ГБ, в отдел, занимавшийся паранормальными явлениями, потерпели фиаско, отдел разогнали, хотя солидный человек с Лубянки обещал там место на все сто.

Далее в течение нескольких лет Геночка подрабатывал частной практикой. Став «целителем», он обрабатывал клиентов, точнее говоря, обирал до последней нитки. Ему верили и обращались даже коммерсанты средней руки. Но потихоньку этот вид бизнеса стал затухать, и Гена метался в поисках, к чему бы прилипнуть. Прилип он в девяностом к Барковой, которой якобы помог избавиться от изжоги с помощью своих сеансов внушения, а на самом деле просто подпаивая ее во время процедур экзотическим тогда «ренни». После смерти знаменитой укротительницы он переключился на выборные технологии, попытался стать «пиарщиком», но конкуренция в этой новой сфере делания денег из сотрясаемого языком воздуха была слишком жестокой, и Геночка не вписался в обойму. Тогда он начал писать «оккультные» статьи и гороскопы для разных мелких газетенок. Работал переводчиком у представителей всевозможных сект. Потом ему повезло – и он пару лет проработал управляющим в гей-клубе. Клуб закрыли после таинственной смерти молодого человека в одной из его задних комнат, в которых обычно уединялись разгоряченные парочки гостей. Тогда он снова вернулся на поприще оздоровления нации, оседлал «гербалайф», «виагру» и даже пытался приторговывать каким-то целебным тибетским серебром. В последние же годы он и вовсе деградировал, публикуя порнографические рассказики в одной газетенке, продаваемой исключительно в запечатанном виде.

– Знаешь, Петька! – вдруг прервался Панин. – Как опытный маг и последователь Кастанеды, могу заверить тебя, что я здесь не случайно. – Он достал из кармана машинку, табак, коробочку с бумагой и неспешно начал скручивать сигарету.

Внезапно оба вздрогнули от пронзительного женского взвизга. Дверь резко открылась. На пороге стояла Катя с остекленевшими глазами – словно уснувшая рыбина.

– Что? – осипшим голосом отозвался Козырев.

– Балуев умер! – Катя уже рыдала, размазывая тушь по щекам.

– Фу! Как ты меня напугала. – Козырев глубоко выдохнул и надел очки. – Успокойся сейчас же. Говори все по порядку.

– Позвонил Машков и сказал, что у Алексея Ивановича удар, что он без сознания и что вызвали «скорую».

– Где он?

– Не знаю, я не спросила. Может, у себя в мониторной? – Катя обладала почти детской способностью как приходить в шок, так и выходить из него почти молниеносно.

– Значит, слушай меня внимательно. Ты сейчас все узнаешь как следует. А я через пять минут освобожусь и подойду к ним туда. О'кей?

Катя исчезла в дверном проеме. Козырев нервно закурил.

– Да, Гена, ты здесь действительно не случайно… – Он вдруг поперхнулся дымом. – Кх-кх… Ты помнишь тот притон в Лялином, куда ты меня затащил после голландских гастролей?

– О чем речь, старик… – Панин мечтательно откинулся на спинку кресла. – Ты никогда не думал, что мы должны благодарить судьбу за то, что она обделила нас таким азартом, какой был у того армянина? Мы же раздели его как младенца! Кстати, по-моему, ты мне обязан своим сегодняшним положением. Не приведи я тебя тогда в то подпольное казино, ты бы не заразился этим делом…

– Никогда я не заражался игрой, – возразил Козырев. – А насчет дела… Ты сам-то играл с тех пор? – Козырев пустил дым кольцами.

– Обижаешь, старик. Я не только играл. Я даже «слил» в Гамбурге весь свой честно нажитый капитал – тысяч этак сто.

– В карты?

– Какие карты, Петя. Колесо удачи! – Панин вновь достал из кармана табак.

– Когда это ты успел? – Петр Ильич искренно удивился.

– Три года назад. Ездил изучать опыт тамошних «голубых» заведений, прикупить кое-что… И попал. Возвращаться не на что было, – вздохнул Гена. – А сколько я книжек тогда перелопатил. У меня мозги вспухли от этих систем. Но когда я, уже без гроша, подбирал на Хеленштрассе подпорченные бананы, у меня вдруг, прости за наглость, открылся третий глаз.

– И что же ты увидел? – не сдержался от иронии Козырев.

– Я увидел, если угодно, что сама рулетка – это колдовство случая.

– А что же делает рулетку страстью, которой подвергается все большее количество людей? – Петра Ильича действительно давно интересовал этот вопрос.

– В чем тайна игры чисел? – Белесые глаза Панина приобрели ярко выраженный голубой оттенок. – Смотри. Крутящийся круг с цифрами. Ничего особенного, но, во-первых, игрок сам наблюдает, как ведется игра. Этого он не может делать, например, при числовом лото. Во-вторых, он собственными глазами видит выигравшие цифры, чего не видит при других играх. Третье – игрок сам решает, сколько и на что он будет ставить – это также в большинстве других игр не предусмотрено. Четвертое: игрок может сразу после того, как выиграл, забрать выигрыш. Это необычно для других игр. Далее, он может надеяться от игры к игре отыграть свой проигрыш, и, наконец, он имеет свободный выбор размера ставки между минимумом и максимумом. Даже тогда, когда у него нет возможности играть по максимуму из-за нехватки денег. Где ты еще встретишь столько завлекательных крючков? К психологическим моментам, о которых я сказал, прибавляется еще и магия чисел. А это уж, простите, не сказки про царя Гороха…

Панина прервал стук в дверь.

– Петр Ильич. Его увезли уже. – Катя, как всегда, что-то жевала. – Пал Палыч говорит, что инфаркт. Я сказала, что вы сейчас будете.

– Буду. И не один. Так он умер или нет?

– Как будто жив… – протянула Катя неуверенно.

Они вышли из лифта.

– Да, Геннадий, пожалуй, это судьба. Ты видишь, как нас закрутила жизнь! Казино, я, ты… – Козырев по-приятельски ткнул Панина в плечо. – Ты же понял. У нас здесь ЧП. Балуев старшим пит-боссом у меня работал. Золотой мужик, но старый уже. Это служба для молодых. Здесь такие нервы – филиал Кащенко. Да и должность, я тебе скажу. С улицы человека не поставишь. А еще мы на днях управляющего лишились – приходится нам с начальником СБ за всем присматривать, а мы ведь не железные… Мысль мою улавливаешь? – Петр Ильич лукаво улыбнулся. – Ты в этом подкован, так что принимай должность. Потянешь?

– Я? Ты серьезно это говоришь, Петр? Конечно! Готов! – возбужденно ответил Панин, не ожидая такого поворота.

– Я тебе помогу для начала. Понимаю, что место не совсем для тебя. Ну поработаешь. Не понравится – уйдешь. Пойдет дело – вырастешь. Ну как?

– Фантастиш! Да ты кудесник, Петро! – Панин расхохотался, обнажив желтоватые зубы.

– Тогда вперед. Я тебя познакомлю с товарищами по камере, – сам засмеялся своей двусмысленности Петр Ильич.

– Канапе с ветчиной и манго, харисса, узелки с кускусом, икра из перца с орехами. К шампанскому отлично пойдет, на мой взгляд, – без обычной лучезарной улыбки излагал метрдотель. – Креветки есть с чили. Из острого, пожалуй, все.

– А икра из перца с орехами – это что? – поинтересовался Геночка.

– Красный сладкий перец, грецкие орехи, чеснок, сухарики, оливковое масло, самбал олек или аджика – на ваш вкус. – Миша вопросительно посмотрел на Козырева.

– Михаил, да успокойся ты. Прорвемся. Поправится Алексей Иваныч. Не переживай. Как же мы без него. Давай! Шабли, креветки, хариссу и канапе. Икру будешь? – подмигнул он Панину.

– Только не заморскую, – схохмил тот.

– Севрюжья есть? – сглотнул слюну Козырев.

Метрдотель утвердительно кивнул.

– Кстати, я вас не представил. Михаил Клевало, метрдотель. Наша гордость, – Петр Ильич поднялся и по-отцовски обнял его. – А это, – он указал рукой на Геночку, – наш новый старший пит-босс Геннадий Георгиевич. И больше того, моя правая рука.

Панин удивленно повел бровями.

– Очень приятно. – Миша натянуто улыбнулся.

– Беги, и чтобы мигом. – Козырев уже вернулся за стол. – Ну как тебе наша камера, Геннадий? – Он раскрыл свой серебряный портсигар и закурил.

– Мониторная, что ли? – красивым тонким пальцем Панин чертил на скатерти какие-то иероглифы. – Камера хорошая, да посадить туда некого, судя по всему.

– В каком смысле? – изумился Петр Ильич.

– В камеру, прости за каламбур, надо шулера сажать. Каталу. А все твои психологи только языком молоть горазды.

– Зачем катала? У тебя, что ли, глаз нет?

– Есть. Только резкость не та. Объектив, так сказать, не тот. У настоящего каталы широкоугольная камера, а у меня лишь портретный фотоаппаратик средней руки, выражаясь фигурально. В любом нормальном казино на Западе за мониторами сидят только профессионалы, Петя. – Панин самодовольно затянулся.

– Ну застыдил совсем. Ты что, бывал в их камерах? Мне, честно признаюсь, не доводилось.

– А я вот был, в Гамбурге. Друг у меня там нарисовался… Но это другое.

– А что ты предлагаешь? Где взять каталу-то? Мы же их на пушечный выстрел к штату не подпускаем, – нахмурился Козырев.

– Есть мужичок один. Я его с давних пор еще знаю. С Лялина переулка, между прочим. От дел отошел давно. Но стаж, Петя! Короче, если ты не возражаешь, я его приведу к тебе. А вот и наше шипучее… – Коренастый официант открывал пузатую бутылку. – Петр, а где же дичь? – рассмеялся Панин.

– Отстрел еще не начинался, Гена, – подхватил тот. – За большую охоту?!

Они весело чокнулись.

В зале было душно.

«За кондиционерами, конечно, некому последить». Петр Ильич скривился в усталой ухмылке.

– Слушай, Гена, управляющего нет. Поэтому, как я уже сказал, ты моя правая рука пока, до лучших времен. Возьмешь у Катьки ключ от кабинета главного менеджера. И последишь тут пока по мере сил за всем. Договорились? А я уж тебя копейкой не обижу.

– Погоди, Петро. Взгляни-ка вон на того человека. – Панин указал подбородком на огромный подковообразный стол, за которым сидело несколько игроков. Трое мужчин и женщина. Судя по всему, Геночку привлекла внешность смуглого, стройного господина, ерзавшего на высоком стуле.

– А у тебя, я вижу, интуиция на людей, – отметил Петр Ильич. – Это сынок одного арабского шейха. Сынку, правда, хорошо за тридцать… Но уже недели две здесь играет и даже выиграл пару раз!

Они подошли к столу, чтобы понаблюдать за игрой.

Дилер, черноокая женщина с выщипанными бровями и тщательно зачесанными назад волосами, невозмутимо возвышалась над столом.

Араб недовольно всплеснул красивыми руками в перстнях:

– Чорт возми! Я проиграл, – с характерным акцентом сказал он.

– А я выиграл, – лениво заметил сидящий напротив толстячок, чем-то похожий на бульдога.

– Хорошо. – Араб полез за огромным портмоне. – Теперь мы будэм играт на все дэнги. Десять тысяч. Как, согласэн, господын Санын? – злобно спросил араб.

– А че, давай. Десять так десять, – с улыбкой проговорил толстячок.

Сидящий рядом с ним худощавый спутник, напоминавший чем-то борзую, толкнул его в бок и, наклонившись к подпертому жирной щекой уху, вероятно, выплеснул свои возражения и доводы.

– Не лезь, Петрович. Я счас покажу господину шейху, как Черное море бушует. Ха-ха-ха. Принимаю. Жетонов подайте бывшему депутату Государственной думы! – Он вытащил пачку «зелени», перехваченную резинкой, и положил на стол рядом с собой.

Дилер обменяла их на фишки.

– Вы согласны с условием игры? – спросила она холодно.

Игроки кивнули в ответ.

– В банке десять тысяч условных единиц.

Араб достал карту из колоды, закованной в металлическую подставку. Карта с легкостью заскользила по зеленому сукну. Следующую карту он положил рядом с собой. Третья легла рядом с первой. Затем еще одну для себя. После этого крупье лопаткой быстро приподняла карты, предназначенные для понтера, и стремительно перебросила их сантиметров на двадцать так, что они оказались прямо между пальцев господина Санина. Тот лениво изучил их и так же лениво бросил на стол.

– Восемь! – бесстрастно сказала крупье, но в ее голосе, как показалось Козыреву, все же проскочила нота патриотической радости.

Араб открыл свои карты – две дамы.

– У меня натюрель, а у товарища шейха снова гарем! – захохотал Санин. – Дама на даме. Как же ты их любишь. У нас в России так не принято… – Он продолжал хихикать.

Крупье ловко подвинула выигранный банк поближе к нему.

– Я имею возражений. Ты подыгрывать этот человьек! Прошу менять! – заорал араб и топнул ногой.

Это не понравилось наблюдавшим за игрой зевакам, и шум недовольства несколько охладил взбешенного араба. Крупье держалась достойно, широко улыбаясь, как девушка с мыльной обертки. Санин сгреб в кучу выигранные фишки и снова загоготал.

Они прошли дальше. Панину было весело.

Рядом с пятым столом Козырев неожиданно остановился. Красивый, спортивного вида мужик снял приличный куш на транверсале. Петр Ильич внимательно осмотрел его и присвистнул про себя. «Так это ж поедатель женских сердец. Видать, съел мою докторшу. Что-то не видно ее. Ну и слава Богу». Неожиданно его посетила свежая мысль: «Ну и лох я. Человек, можно сказать, сберег мои деньги, а я его даже не отблагодарил как полагается».

– Слушай, Гена, давай кассовые вопросы оставим на завтра. Тем более что это ведомство моего бухгалтера. Я клиентурой занимаюсь в основном. Придешь с утречка. Познакомишься с ним. Он тебе и объяснит все в лучшем виде, так сказать. А?

– Петя, бухгалтер так бухгалтер. – Панин уже потягивал халявное виски. – О чем мы говорим? Теперь пора по домам?

– Почти. Слушай, я тебя предупреждаю заранее. Пить у нас на рабочем месте не принято. Это негласный закон для всех. О'кей?

– Так я же… – растерялся Панин.

– Понимаю. Но с завтрашнего дня прошу учесть. Прости за резкий тон. Давай. – Козырев протянул ему руку, развернулся и стремительно двинулся в сторону лестницы.

В мониторной компьютер поведал Козыреву, что за пятым столом играет господин Майданский Олег Олегович. Играет постоянно, ровно, по своей системе. Судя по всему, человек с деньгами, но не ясно с какими. Держится особняком. Живет в отеле. Коммерсант.

На экране красовалась крупная фигура Майданского. Козырева заинтересовала его манера игры. «Сдержанная дерзость», – заключил он. Тот ставил на три дюжины разом и обязательно делал небольшую ставку на «зеро». «Страховка от банка? Хорошая мысль. Если повезет, „зеро“ покроет почти все его расходы», – отметил Петр Ильич, продолжая наблюдать за игрой. Судя по количеству скопившихся фишек, он понял, что Майданский чувствует себя уверенно и даже комфортно.

– «Зеро»! Выиграл банк! – провозгласил крупье.

«Ты посмотри! А старина Козырев не потерял еще нюха». Он с тоской глядел в монитор. Внушительная горка фишек поехала в сторону Майданского. «Что ж, удача от него не отлипает, пора знакомиться». Петр Ильич направился вниз.

«…Чай с молоком, торт с крендельком, девка с пупком, я молотком», – подумал про себя Майдан, прихлебывая крепкий «твинингс» со сливками – он никогда не пил спиртного во время игры. А сил уходило много.

«Да, Олег, если б молотком! – поежился он. – Всего третий час за столом, а ты как после ночной смены на шахте „Центральная“». Только что он снял банк и решил прерваться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. «Пусть братишки „сливают“ вместо меня, хозяева будут довольны». Толпа прилипал за пятым столом, следившая за игрой Майдана и убитая наповал тем, какой куш ему удалось отыграть у банка, ринулась к зеленому столу подобно стаду бизонов, мучившихся от жажды вблизи водопоя.

– Простите за назойливость. – Рядом с Майданом возник худой очкастый блондин в сером костюме, слегка попахивающий дорогим виски. – Петр Ильич Козырев. Хозяин предприятия.

– Майданский Олег Олегович, – Майдан протянул крепкую руку, – ловец удачи.

– Хозяин удачи, разрешите вас поправить. Сегодня она у вас в служанках! – Козырев махнул головой в сторону пятого табло.

– Вы на меня не в обиде, я надеюсь, – деланно смутился Майдан.

– Какие обиды, Олег Олегович, я хочу вас премировать.

– Я случайно не участвую в передаче «Новости игорного бизнеса»? – Майдан осмотрелся кругом, как будто в поиске телекамер.

– Участвуете, участвуете. – Козырев оценил его шутку. – Я как раз продюсер и режиссер в одном лице. – Он сделал торжественную паузу. – Как игрок, победивший в финальной игре, вы награждаетесь членской карточкой нашего клуба разбитых сердец, – продолжал веселиться Козырев.

– А по деньгам это сколько, отец? – Майдан скорчил блатную физиономию.

– Если бы вы, паче чаяния, захотели купить ее, вам пришлось бы выложить восемь тысяч условных единиц в твердой валюте, – официально провозгласил Козырев.

– Ну что ж. Дареному коню в зубы, как говорится… – просто сказал Майдан. – Спасибо, Петр Ильич. Я тронут.

– О'кей. Завтра вы намерены нас посетить? – Улыбка не сходила с лица Козырева.

– Разумеется. После такого приема. – В серых глазах Олега промелькнула ирония.

– Олег Олегович, еще один вопрос. Для протокола, так сказать, чтобы не нарушать правил. Ваш род деятельности?

– Торговля лапшой. – Майдан был серьезен, как никогда.

– О'кей. – Петр Ильич не понял юмора и склонил голову в легком поклоне. – Завтра вам вручат официальный документ. Не буду вас задерживать. – Он пожал руку Олегу и направился к выходу.

«Да-а! Такой поц без мыла влезет в любую задницу! – Майдан заказал двойную „Столичной“, поняв, что играть сегодня не будет. – Этот тип всю картину мне испортил. Нет, как он тогда врачиху-то сделал? С моей помощью, между прочим. Это же как на иглу человека посадить! Так и других лохов надеется сделать тоже с моей помощью. Вон их сколько уже понабежало. До чего ж глупый народ! Ну ладно, выпьем за официальное признание! – Олег опрокинул стакан с водкой. – Не оскудеет рука дающего!»

По усталому телу разлилась теплая истома.