Четыре Красно-белые и мертвые, совсем мертвые

Пух, перья и прочая набивка сугробами навалены по всей комнате. Тут же клочья одежды, куски половика, останки бумажных фонариков. Обнаженные провода над стойкой бара время от времени искрят — еще недавно здесь была подсветка. Вообще помещение выглядит так, будто компания плющевых мишек устроила расслабон и в самый разгар веселья кто-то метнул в них ручную гранату. Те, кто выжил, остались без меха.

— Вот это я понимаю, — задыхается Джоди.

Она лежит на кофейном столике, глядя в окно на ночные огни — сверху вниз. На ней ничего нет, если не считать одного рукава от красной кожаной куртки. С головы до пят Джоди перемазана кровью. Следы клыков и царапины на ее теле затягиваются прямо у Томми на глазах.

— Если бы я только знал, — сопит в обе дырки Томми, — я бы давно уже постарался нарастить крайнюю плоть.

Томми, весь в крови, возлежит у противоположной стены на кургане из книг и обломков книжной полки. Тело его все изранено. Из одежды — один носок.

Томми вытаскивает из бедра щепку размером с карандаш и заключает, что зря он проклинал Джоди: быть вампиром вовсе не так плохо. Хоть он и не помнит всего хорошенько, однако такого секса у него в жизни не было, это уж точно. Из книг про вампиров следовало, что им бы только кровушки пососать, это им заменяет все, даже секс. Очередная брехня, вроде того, будто вампиры превращаются в летучих мышей, а текучая вода для них непреодолимое препятствие.

— Ты сама-то была в курсе, что будет? — спрашивает Томми.

— Понятия не имела. — Джоди так и лежит на кофейном столике, словно жертва насилия. Только жертва то и дело посматривает на Томми, улыбается и разговаривает.

— Я думала, мы сперва как следует подкрепимся, а потом завалимся в кино.

Томми запускает в нее окровавленной щепкой.

— Я не про сам секс. Я про то, как все прошло. Ты знала заранее?

— Откуда мне было знать?

— Но ты же провела ночь со своим папиком-вампиром…

Джоди слегка повышает голос:

— Этим я с ним не занималась. Я ночь напролет расспрашивала его о жизни вампиров. Кстати, его зовут Илия.

— Вот ведь как!

— Господи, Томми, кончай скрипеть мозгами. Если слишком много напрягаться, то жизнь сосет, не в кайф, в общем.

Томми возится на своей куче хлама — самое время надуться, но нижняя губа цепляется за клыки. Томми вздрагивает. Если честно, Джоди права. Он всегда чересчур увлекался анализом.

— Извини, — бурчит Томми.

— Живи как живется, — мягко говорит Джоди. — Не старайся разложить все по полочкам, не пытайся всему придумать определение. Просто скажи Let it be, как в песне note 3 .

— Извини, — повторяет Томми. Силясь выкинуть из головы ненужные мысли, он закрывает глаза и прислушивается к ударам сердец — своего и Джодиного.

— Да ладно. А знаешь, с таким сексом жизнь после смерти вполне себе ничего.

Томми ухмыляется с закрытыми глазами:

— Можно и так сказать.

Джоди встает, пересекает комнату и подходит к Томми.

— Вставай. — Она протягивает ему руку. — Только осторожно, у тебя башка почти в стену вошла.

Томми мотает головой. Штукатурка с шелестом сыплется на пол.

— Есть все равно хочется.

Джоди тянет его за руку, и он встает на ноги.

— У меня тоже живот подвело, — жалуется она.

— Плохо дело.

Тут Томми вспоминает, что в нем пульсирует ее кровь, а его кровь пульсирует в Джоди. Следы от ее клыков на плече чешутся, что-то не заживут никак.

Джоди целует место укуса.

— Когда напьешься свежей крови, заживает быстрее.

Желудок у Томми сводит судорогой.

— Ужас, до чего есть хочется.

Джоди увлекает его в спальню, где в углу за корзиной для белья притаился Чет. Только от вампиров не спрячешься.

— Минутку, — говорит Джоди, прошмыгивает в большую комнату и сразу же возвращается.

В руках у нее клочья красной кожаной куртки и разорванные пополам трусики.

— Прости, — извиняется Джоди, — мне как-то неудобно ходить голой перед посторонним.

Томми качает головой:

— Это не посторонний. Это обед.

— Угу. — Джоди умудряется кивать и качать головой одновременно, этакий окровавленный китайский болванчик. — Давай на новенького.

— Я? А где же твоя гипнотическая сила, лишающая животных способности к сопротивлению?

— Сам его лови. Я подожду.

Томми смотрит на нее, на клочья набивки тюфяка, прилипшие к ее белой, заляпанной кровью коже, на перья из лопнувшей подушки, застрявшие у нее в волосах. Он и сам облеплен перьями и еще кошачьей шерстью.

— Знаешь что? Нам бы надо его побрить.

Джоди кивком выражает согласие, не отводя глаз от кота. Гигантского кота.

— Может, сперва примем душ?

— Хорошая мысль. — Томми обнимает Джоди.

— Только душ! Никакого секса!

— А что такое? Запас шампуня иссяк?

— Двери в душ. Они стеклянные.

— Ладно. Но я могу потереть тебе…

— Не надо.

Джоди хватает Томми за руку и тащит в ванную.

Оказалось, нечеловеческая вампирская сила может очень даже пригодиться, когда надо побрить тридцатипятифунтового кота. Парочка фальстартов — пришлось гоняться за вымазанным кремом для бритья животным по всей квартире, — и под руку попалась клейкая лента, очень удобная штука, между прочим. Вот только связанные ею лапы остались небритыми. Когда процедура завершилась, Чет превратился в какую-то недотыкомку в унтах, маленькую, пузатую и большеглазую, — ну просто плод противоестественной любви Голема и домового Додди.

— Пожалуй, всего кота брить не надо. — Томми присаживается на краешек кровати рядом с Джоди. Бритый Чет со связанными лапами лежит перед ними на полу.

— Ну и видок у него.

— Прямо жуть берет, — соглашается Джоди.

— Давай соси ты. А то у тебя раны не затягиваются.

У самой-то Джоди все царапины, засосы и любовные укусы рассосались за милую душу. Если бы не крем для бритья в волосах, она была бы прямо конфетка.

— А как? — недоумевает Томми. — Куда кусать-то, я и не знаю.

— Попробуй за шею, — советует Джоди. — Только сначала нащупай вену языком, а потом кусай.

Голос ее звучит уверенно, но она и сама толком не знает, как браться за дело в данном случае. Просто Джоди обожает обучать Томми основам вампиризма и обожает его воспитывать. Должен же он наконец повзрослеть.

У зрелых людей, не мальчишек, в квартире все в порядке с электричеством и телефоном. Быть наставницей — это так возвышенно и ответственно, особенно после череды юнцов — от металлистов-анархистов до богатеньких мажоров, — которые и без нее знали, как им жить, и для которых она была вроде мебели. Хорошо бы еще во время урока по высасыванию крови из животных обернуться летучей мышью — конечно, если бы Джоди могла. Не так противно было бы. Единственный раз в жизни она совсем уже было собралась полакомиться кровью животных — это когда Томми приволок из китайского квартала двух здоровенных живых черепах, — но толстый панцирь явно было не прокусить, она и пробовать не стала. Томми дал черепахам клички, Скотт и Зельда, но что толку. Сейчас Зельда украшает собой газон в районе Пасифик-Хайтс, а Скотт в виде бронзовой фигуры обретается по соседству со старым вампиром в большой комнате. Фигуру отлили скульпторы-байкеры с первого этажа, что и навело Томми на мысль изготовить из бронзы статую старикашки и Джоди.

— А мы точно все правильно делаем? — интересуется Томми, склонившись над котом.

— То есть ты же сама говорила, что нам следует охотиться только на больных и слабых, у кого аура черная. А у Чета аура розовая и блестящая такая.

— С животными все как-то иначе.

Джоди понятия не имеет, как там дело обстоит со зверушками. Однажды она проглотила мотылька — но тот сам в рот залетел. Джоди осознает вдруг, что зря не расспросила Илию поподробнее — ведь такой случай упустила.

— И потом, ты ведь не собираешься его убивать.

— Ну да, — растерянно произносит Томми и прижимается ртом к шее кота.

— Воф фак?

Не в силах сдержать смех, Джоди отворачивается.

— По-моему, все правильно.

— По вкуфу напоминаеф кфем для бфифья.

— Давай, действуй.

— Лафно.

Томми кусает и почти сразу же издает глухой стон. Ничего от наслаждения в этом стоне нет. Примерно такой же звук получится, если лизнуть железку на морозе. Чет сохраняет странную невозмутимость и даже не пробует сражаться за свои кошачьи права.

Наверное, это и есть дар вампира лишать воли свои жертвы, думает Джоди.

— Хватит с тебя, — произносит она.

Не отрываясь от огромного бритого кота, Томми отрицательно трясет головой.

— Заканчивай. Оставь немножко на потом.

— Не-а, — мычит Томми.

— Прекрати отсасывать у кота, Томми, — проявляет настойчивость Джоди.

— Я не шучу.

Ну, доля-то шутки в ее словах есть.

Но Томми сосет и сосет, тяжело дыша. Кожа у него слегка розовеет.

Джоди озирается вокруг и замечает на тумбочке цветочную вазу.

Она откидывает в сторону цветы и выливает воду на Томми и кота. Никакого эффекта. Кот вздрагивает и снова замирает.

— Ну ладно, — угрожающе произносит Джоди.

В руках у нее керамическая ваза, довольно-таки тяжелая.

Томми как-то приволок ее из своего магазина вместе с цветами, стараясь подлизаться. Он иногда притаскивал домой разные штуковины — из соображений подхалимажа. Разве можно требовать от парня большего — еще ни в чем не провинился, а уже вроде извиняется. Поэтому-то Джоди и ударяет Томми вазой по башке вполсилы и не со всего размаха.

Томми так и подскакивает. Кот издает протяжный вой.

Удивительное дело, но ваза не разбивается.

— Спасибо, — сипит Томми, вытирая с губ кровь.

Полукруглая отметина у него на лбу исчезает на глазах.

— Всегда пожалуйста.

Джоди не отрывает глаз от вазы. Тонкий изысканный фарфор хорош для коллекционера или для чайной церемонии, но для девушки, которой нечем больше нанести удар, керамика незаменима.

— Вкус кошачьего дыхания. — Палец Томми указывает на Чета.

На теле кота быстро затягиваются следы от клыков.

— Так и надо?

Джоди пожимает плечами.

— А какой вкус у кошачьего дыхания?

— Оставь на недельку сковородку с тунцом на солнышке — узнаешь.

Томми, уроженец Среднего Запада, думает, что всем вокруг известен вкус тунца. У Джоди, появившейся на свет в городе Кармель, Калифорния, об этом виде рыбы смутное представление. Она никогда не ела пищу бедняков и престарелых.

— Я — пас, — кривится Джоди.

Она, конечно, голодна, но не до такой же степени. Кошачье дыхание, подумать только! А питаться-то надо! На кровушке Томми долго не протянешь, а охотиться на других людей — будь они хоть трижды больные и слабые — ей противно. Уж такие попадаются гадкие и грязные! Надо все хорошенько обдумать. Какой будет их новая совместная жизнь? Все так быстро меняется, особенно после того, как Томми с приятелями расправились со старым вампиром.

— Надо будет сегодня же вернуть Чета хозяину, — озабоченно говорит Джоди.

— Твои водительские права тебе еще пригодятся. Без них нам не снять новую квартиру.

— Новую квартиру?

— Нам надо переехать, Томми. Я обещала полицейским Ривера и Кавуто, что уеду из города. Они ведь и проверить могут.

Два инспектора из отдела убийств по цепочке из трупов вышли-таки на старого вампира, а тут и до Джоди было рукой подать. Она обязалась уехать и захватить вампира с собой. Конечно, если ей разрешат.

— Как же, как же, — кисло произносит Томми.

— Значит, на работу я уже не вернусь?

Ведь не дурак же, так чего так тормозит?

— Ну почему же. Только учти, что с восходом солнца ты отрубишься. И будешь покойник покойником.

— Да уж, это создает некоторые трудности.

— Особенно если вдруг попадешь под солнечные лучи и сгоришь. Ярким пламенем.

— А разве никаких мер по технике безопасности в должностной инструкции для упырей не предусмотрено? Непорядок.

Джоди только взвизгивает в ответ.

— Да шучу я, — подобострастно скалится Томми.

— Одевайся, кошачье дыхание, — вздыхает Джоди.

— Пока не рассвело, нам кое-что нужно сделать.

Вампир Илия Бен Сапир в большой комнате изо всех сил старается уразуметь, что с ним такое. Его заключили в какой-то сосуд, где и рукой-то не пошевелить. Превращаться в туман тоже без толку — он проверял. Обычно приходится даже прилагать усилия, чтобы никуда не улетучиться, а тут ни щелочки — все герметично до безобразия. Бронза проклятая. До него долетали голоса, но он понял только, что ученица его предала. Это вызывает у него усмешку. Люди неисправимы. Разве можно ставить надежду выше голоса разума? Урок ему.

Пройдет немало дней, пока он проголодается. В неподвижности он может обходиться без крови сколь угодно долго — только бы разум в узилище не пострадал. Илия решает, что по ночам будет превращаться в туман, а днем почивать в качестве мертвеца. Надо только подождать, и время придет (а уж 800 лет существования научили его терпению). Ничего, настанет и его черед.