"Третья сторона" - читать интересную книгу автора (Джеймс Генри)

3

Службу в тот вечер отправлял младший священник, однако утром к кузинам явился мистер Пэттен — и уже с порога провозгласил:

— Его повесили за контрабанду!

Пораженные новостью, кузины застыли на месте: по ним было видно, что из всего перечня правонарушений именно это представлялось им наименее злостным.

— За контрабанду?! — разочарованно переспросила мисс Сьюзен. Насколько же неприятным было осознание того, что их предок оказался всего-навсего заурядным контрабандистом…

— В те времена за контрабанду вешали без разговоров. И как это мне, дураку, сразу в голову не пришло! В наших краях на виселицу попадали в основном контрабандисты. Вам известно, что нынешнее наше благосостояние во многом определено былой дерзновенностью наших нехороших предков? Их промысел реально воплотился в дома нашего Марра. Делом своим они занимались рьяно — ни на что другое им попросту не хватало времени: если они и проламывали ближнему голову, то только по нечаянности, при несчастном случае, когда неловко перебрасывали на сушу бочонки с ромом. Говоря это, я отнюдь не желаю проявить неуважение к вашим родичам, мои дорогие дамы, — подытожил мистер Пэттен. — Полагаю, вам, как и всем жителям Марра, ясно, что наши предки отнюдь не чурались выгодного призвания, они жили им — и жили припеваючи.

Мисс Сьюзен не могла побороть написанных у нее на лице сомнений:

— Дворяне тоже этим не брезговали?

— Как раз благородное сословие особенно этим отличалось.

— Да потому, что дворяне были храбрее всех! — напористо вмешалась мисс Эми. Она выслушала пояснения священника, и щеки ее запылали. — Они не только жили своим призванием, но умирали за него!

— По-вашему, никаких прегрешений за ними нельзя числить? Совершенно с вами согласен, — рассмеялся священник, — хотя и ношу сутану. Вас это, может быть, покоробит, но я скажу больше: благодаря им наше убогое настоящее полнится ощущением деятельного начала, нас овевает дух романтики. Наши предки одаряют нас славными легендами (пускай не самыми громкими) и, — тут священник лукаво прищурился, откровенно пренебрегая требованиями, возложенными на него его духовным саном, — позволяют нам допустить наличие собственных привидений.

Мистер Пэттен выдержал небольшую паузу, словно читал с кафедры проповедь, однако кузины даже не переглянулись. Они замерли недвижно, застигнутые бурей противоречивых чувств.

— В наши добродетельные времена способы добывания денег заметно изощрились, но облагородились мало. Былые промыслы, к сожалению, зачахли, и все же не следует забывать, что едва ли не каждое пенни было заработано в нашем городе путем какой-нибудь изощренной уловки, с риском сломать себе шею, за спинами королевских чиновников. Вы, конечно, шокированы моими речами, да и не каждому я бы в этом признался, однако на многие старые дома и на прочие достопримечательности, свидетельствующие о выказанной некогда доблести, я взираю подчас с неподдельной нежностью — как на реликвии нашего славного героического прошлого… Кто мы теперь такие? А ведь тогда нам сам черт был не брат!

Сьюзен Фраш выслушала эту тираду вдумчиво, стараясь не поддаться энтузиазму священника:

— И что же, мы должны забыть об их испорченности?

— Ни в коем случае! — расхохотался мистер Пэттен. — Дорогая леди, покорнейше благодарю вас за напоминание. Но я, признаться честно, еще более испорчен!

— Что?! Вы решились бы на… такое?

— Убить таможенника? — Мистер Пэттен почесал в затылке.

— Если бы и убили, — неожиданно вторглась мисс Эми, — то исключительно в целях самозащиты. — Она оглядела мисс Сьюзен с видом нескрываемого превосходства. — Я бы, например, не колебалась ни минуты! — добавила она словно про себя.

— А втереть очки налоговой службе вы бы отважились? — проворно обернувшись к ней, с живостью полюбопытствовал священник.

Мисс Эми помедлила с ответом только самую чуточку: желая скрыть непонятную усмешку, она отвернулась к окну и вполголоса уронила:

— Конечно!

Священник встрепенулся и, не на шутку заинтригованный, порывисто схватил мисс Эми за руку:

— О, это же меняет дело! Могу ли я в таком случае сегодня, ровно в полночь, рассчитывать на вашу помощь?

— Мою помощь? В чем?

— Вы должны помочь мне выгрузить на берег свежеизданный томик Таухница.[7]

Мисс Эми, ничтоже сумняшеся, изобразила живейшую заинтересованность в намеченном предприятии, а мисс Сьюзен оставалось только ошеломленно взирать на собеседников так, как будто те ни с того ни с сего взялись разыгрывать перед ней импровизированную шараду.

— Это сопряжено с риском?

— Естественно. Встретимся под скалой — туда причалит люгер[8].

— Потребуется оружие?

— Скорее всего, да. Держите его при себе, только спрячьте надежней. Ваш старый ватерпруф…

— Ватерпруф у меня новый… Я позаимствую у Сьюзен!

Мисс Сьюзен, однако, не осталась вполне безучастной к происходившей беседе:

— Скажите, мистер Пэттен, а могло случиться, что хоть кто-то из злоумышленников взял да и проникся сожалениями о содеянном?

Мистер Пэттен задумался.

— Если товар был конфискован?

— Нет, мог ли преступник (а ведь контрабанда — это, согласитесь, преступление) раскаяться?

— Преступник — из числа тех самых сорвиголов? — насторожился священник. Он так пристально всмотрелся в лицо мисс Сьюзен, что обеим кузинам стало не по себе. У них даже холодок пробежал по спине: уж не заподозрил ли священник истину? Обе, в приливе самоотверженного единодушия, ринулись отражать опасность, причем мисс Сьюзен выказала на редкость поразительное присутствие духа.

— Вернее сказать, преступницы! — кокетливо улыбнулась она. — Целых две. Я и Эми…

— Вы желаете знать, сможете ли искупить свою вину? Это зависит от того, насколько широко распространятся о ней точные сведения — к вящей славе Марра.

— О нет, тайна должна оставаться тайной! — вскричала мисс Эми.

— Что ж, коли так… — Священник нахмурился. — Вообще-то для большей результативности епитимья[9] должна быть принародной, но в виде исключения я предоставляю вам право каяться в своих грехах наедине — вволю, сколько вам заблагорассудится.

— Именно так я и поступлю, — тихо произнесла мисс Сьюзен. Священник тотчас подметил в ее тоне непривычную нотку:

— А вы намерены изобрести какую-то особую разновидность искупления греха?

— Особую разновидность? — переспросила мисс Сьюзен, и по щекам ее разлился румянец. Она бросила беспомощный взгляд на кузину. — Если не кривить душой, долго искать не придется.

Эми пришла кузине на выручку:

— Видите ли, мистер Пэттен, мисс Сьюзен частенько обращается со мной так, что ей самой делается неловко, и потом никакими силами не может заглушить угрызения совести. Но все это сущие пустяки, поверьте, не стоящие ни малейшего внимания… Кстати, если бумаги вам больше не требуются, нельзя ли будет забрать письма обратно?

Священник откланялся, пообещав наутро доставить рукописи.

Кузины были столь единодушны в стремлении сохранить свою тайну, что им не требовалось ни обмениваться мнениями вслух, ни заручаться клятвами: с того самого дня для них сделалось непреложным законом правило, согласно которому собственность — никому, кроме них, не ведомая, — должна принадлежать только им; только они одни будут делить вдвоем радость обладания с изначально свойственной им разумной бережливостью. Обе кузины прониклись сознанием острой необходимости хранить под спудом все попадавшиеся им, как они выражались, «свидетельства»; движимые внутренней решимостью, они всячески старались утвердить право собственности на окружавшие их предметы обстановки, которые могли подвергнуться осмеянию или вызвать подозрение. По их непритязательным выкладкам, нельзя было определенно судить, какую службу сослужит тот или иной почитающийся странным предмет; теперь кузины нередко ощущали себя выигравшей стороной, вспоминая предъявленные душеприказчиками тетушки перечни имущества, которое они поначалу робко полагали несправедливо у них отнятым. Взамен они приобрели нечто далеко превосходившее любые обыденные ценности, нечто недоступное даже самому проницательному взору — не подвластный никакому описанию, незаслуженный приз, обнародование коего могло, весьма вероятно, повлечь за собой устрашающие последствия. Оставшихся одинокими старыми девами кузин сплотила навязчивая, внушавшая трепет мысль о том, что грозящая им опасность (не направленная, к счастью, на подрыв всего их жизненного уклада) со временем, при более близком знакомстве, способна превратиться в источник неописуемого блаженства.

Во всяком случае, такое убеждение укоренилось в их сознании после визита мистера Пэттена; мисс Эми и мисс Сьюзен достигли полного согласия без лишних слов, без неуместных и мало приличествовавших случаю уточнений и оговорок; нашими добрейшими дамами руководило единственно понимание того, что жизнь их получила новое измерение, что они приобщены теперь к важным событиям давнего прошлого и что им разрешены вольности в обращении со временем и пространством, а это ставит их перед необходимостью быть готовыми к любому исходу. При наиболее благоприятном повороте дела где-нибудь в доме обнаружился бы прочно замурованный клад; самой мрачной перспективой представлялось все возрастающее порабощение неизвестностью. К своему немалому удивлению, кузины необычайно легко примирились с открытием, о котором оповестил их мистер Пэттен. Род занятий зачастившего к ним Катберта Фраша уже не казался им предосудительным: по слухам и из прочитанных романов кузины хорошо знали, что в тот живописный век даже разбойники с большой дороги нередко вели себя как подлинные джентльмены; согласно этим канонам, контрабандист по праву принадлежал к аристократической верхушке преступного мира. По прибытии рукописей от священника их, с согласия кузины, вновь забрала к себе мисс Эми; всматриваясь в испещренные неразборчивым почерком листы с выцветшими чернилами, она вновь испытала знакомое уже щемящее чувство растерянности перед странным начертанием мало вязавшихся друг с другом слов, в суть которых ей не дано было проникнуть. Мисс Эми, сложив потрепанные бумаги аккуратной стопкой, благоговейно обернула ее лоскутом старинного травчатого шелка и торжественно, точно это были исторические хартии, законодательные уложения или документы о передаче недвижимости, спрятала в один из секретеров, встроенных в толщу покрытых дубовыми панелями стен. На самом же деле наших очаровательных кузин более всего поддерживало — при всей его иллюзорности — ощущение того, что в доме у них поселился какой-никакой, а все же мужчина. Этот факт исключал их из разряда безмужних особ, занесению в который всякая представительница прекрасного пола противится до последнего, пока не иссякнет даже самая слабая, последняя надежда. А визитер подавал им надежду — пускай лишь воображаемую; провоцируемые фантазией, кузины в конце концов до такой степени взбудоражились, что стали всерьез чувствовать себя скомпрометированными чужим присутствием: утешение находилось только в полнейшей неосведомленности окружающих.

Дело поначалу осложнилось главным образом тем, что после бесед с мистером Пэттеном гость совершенно прекратил свои визиты — и целый месяц не показывался, в результате чего кузины прониклись сознанием того, что повели себя крайне безрассудно и допустили самую вопиющую бестактность. О посетителе они не обмолвились и словом, это верно, однако вплотную приблизились к опасной черте, а главное — слишком уж опрометчиво вытащили на дневной свет прикровенное былое, явили миру давным-давно погребенные горести и язвы. Иногда кузины пускались вдруг блуждать по дому, причем обе предпочитали совершать обход поодиночке, когда одна, по предположению другой, отсутствовала или была чем-то занята; бесшумная тень подолгу задерживалась у дверных проемов, пряталась по углам, медлила в коридорах, припадала к стенам; случались и нежданные столкновения: одна из кузин испуганно вздрагивала, а другая должна была ее успокаивать. О посетителе почти не говорилось, однако мисс Эми как нельзя лучше знала, какого мнения придерживается мисс Сьюзен, — и наоборот; тем более взгляды их на этот счет расходились самым недвусмысленным образом. Чувство потери обе, впрочем, разделяли вполне: неделя тянулась за неделей, а гость так и не появлялся — словно в наказание кузинам за то, что они святотатственно разворошили подернутую сизым пеплом золу в неведомо когда погасшем очаге. Им вдруг со всей очевидностью сделалось понятно: обуревавшая обеих странная и, быть может, смехотворная одержимость прочно удерживает их в плену; они не в состоянии ни к чему приложить руки и обречены на неприкаянное бездействие, пока их открытию не явится новое подтверждение. Чем одарит их Катберт Фраш — преподнесет неприятности или осыплет благодеяниями — загадка, но на данный момент кузины совершенно утратили всякий вкус к жизни. Они сами теперь обратились в призрачных, не знавших покоя скиталиц…

И вот однажды, без какого бы то ни было ощутимого предвестия, ситуация разом переменилась — переменилась внезапно, точно в тишайший пруд швырнули камень. О том, что чаемое событие все-таки произошло, неоспоримо свидетельствовала бледность, заливавшая щеки мисс Сьюзен.

До окончания завтрака мисс Сьюзен сохраняла безмолвие; вернее, мисс Эми не торопила ее с рассказом, хотя по выражению лица кузины, тщательно подавлявшей душевное волнение, могла предположить, в соответствии с узаконенными ими правилами игры, что это только прелюдия к готовившемуся сюрпризу. На самом же деле младшая из кузин, запивая тост чаем, следила за старшей довольно ревниво, едва ли не впервые заподозрив в ней склонность к скрытности и, не исключено, даже попытку утаить случившееся. А случилось то, что уже случалось раньше: ночью вновь явил себя призрак повешенного родича. Тем не менее мисс Эми сумела ознакомиться с подробностями инцидента только в гостиной, куда кузины переместились по завершении завтрака.

— Я сидела в глубоком кресле, у кровати, и взялась было… — Мисс Сьюзен замялась, однако мисс Эми должна была знать всю подноготную, — …взялась было расшнуровывать правый ботинок. Ничего не подозревая, я уже успела наполовину раздеться и завернулась в халат. Потом случайно взглянула в сторону — и вдруг вижу: он там… Там он так и просидел до конца.

— Где?

— В старом кресле с высокой спинкой — ну том самом, что обито ситцем в цветочек, оно стоит у камина.

— И он оставался в нем всю ночь? А ты была в халате? — потрясенно осведомилась мисс Эми, словно не могла поверить собственным ушам. — Почему же ты мигом не забралась в постель?

— В постель? Когда в комнате был мужчина? — изумленно вопросила мисс Сьюзен, а потом с гордостью добавила: — А все же я его не спугнула!

— Потому что вся окоченела от страха?

— Ну разве что чуточку… Ночь прошла без сна, я даже ни на секундочку не задремала. Глаза у меня слипались, но, стоило только их приоткрыть, — он по-прежнему сидел напротив, не меняя позы. Пришлось изо всех сил отгонять сон, прободрствовать до самого утра.

— И досталось же тебе, бедняжке! Ты, поди, с ног валишься от недосыпа.

Мисс Сьюзен в изнеможении подняла глаза к зеркалу:

— Ох, я и вправду выгляжу настоящим страшилищем!

— Да уж, что есть, то есть, — вынуждена была признать добросовестная мисс Эми. Она тоже устремила взор в зеркало и задумчиво проговорила с некоторой сухостью в голосе: — Ну, если дела обстоят таким образом…

Тон мисс Эми, самый решительный, выражал совместную готовность кузин дать суровый отпор новым вылазкам, буде таковые воспоследуют… Но почему, не раз позднее спрашивала она себя, почему неугомонившийся дух истлевшего искателя приключений счел более уместным апеллировать не к кому-нибудь, а к Сьюзен — к ее беспомощной, полной всяческих странностей и причуд, слабохарактерной, безвольной кузине? К ней, и только к ней — к мисс Эми, — настойчиво твердила сама себе младшая из кузин, скитающаяся тень представителя их древнего рода обязана была адресоваться с безграничным доверием. Еще более склоняло ее к этому убеждению то обстоятельство, что Сьюзен, ввиду оказанного ей предпочтения, прониклась смехотворным тщеславием, нелепым самодовольством. Мисс Сьюзен разработала собственную теорию относительно того, что#x301; именно подобает в их фантастическом затруднении, по ее словам, «предпринять», однако мисс Эми с того памятного утра положила за правило, не без легкой мстительности, обходить жгучий вопрос полнейшим молчанием. Бедняжка Сьюзен после бессонной ночи приобрела склонность к загадочной сдержанности, замкнулась в себе, а раз так, то и заводить разговор стало незачем. Мисс Эми, впрочем, населяла нескончаемую паузу воображаемыми картинами тайных сношений кузины с призрачным гостем. Внешне мисс Сьюзен не выказывала, правда, ничего экстраординарного, но сама эта ровность поведения явно проистекала из скрытого чувства ликования, укреплявшего ее волю и возвышавшего над будничной рутиной. Время между тем неумолимо шло, не принося Эми Фраш ни малейшей отрады. Все трепетные переживания присвоила себе, как ей чудилось, ее кузина, более того, Эми начала склоняться к мнению о ней как о черствой эгоистке и отчасти даже как о беззастенчивой втируше, что было бы поистине смешно, если бы положение мисс Эми не вызывало неподдельной жалости. Во взаимоотношениях кузин по-прежнему царила безукоризненная вежливость, однако от былой доверительности не осталось и следа: ее вытеснили натянутая церемонность и демонстративная предупредительность. Мисс Сьюзен сохраняла непроницаемо-отрешенный вид, что, к несчастью, только подчеркивало ее превосходство и лишний раз намекало на двуличие ее натуры. Она прикидывалась, будто и понятия не имеет о тревогах мисс Эми, но пристрастный взор вполне мог усмотреть в подобном невозмутимом спокойствии высокомерное порицание посягательств на установившуюся монополию. Необычайная, просто феноменальная крепость нервов мисс Сьюзен тоже представлялась труднообъяснимой: быть может, немощная престарелая женщина сумела закалить себя только потому, что ужасные потрясения, повторяясь довольно часто, вошли у нее в привычку? Мисс Эми не уставала ломать голову над следующим предположением, таившим в себе множество всевозможнейших домыслов: если первое бодрствование всю ночь напролет не нанесло здоровью Сьюзен непоправимого удара, а позднейшие свидания не сказываются сколько-нибудь заметным отрицательным образом на ее самочувствии, то, значит, эту келейную связь совсем нетрудно поддерживать постоянно и регулярно — как, скажем, тайное знакомство или конфиденциальную переписку? Мисс Эми сама была до глубины души потрясена своими гипотетическими догадками: чем же это не интрига, да еще куда как недостойная?! И подумать только, кто ее затеял — Сьюзен! Зрелище того, как двое провели наедине долгие ночные часы, сидя в креслах друг против друга, преследовало мисс Эми неотступно — и болезненно бередило ее воображение. Сцена эта, прямо сказать, поражала гротескностью, однако заключалось в ней и нечто сурово-величественное. Мисс Эми воспринимала ситуацию двояко, но так оно повелось с самого начала. А хватит ли лично ей, мисс Эми, мужества с честью выдержать возможное испытание? Она без устали задавала себе кучу разных вопросов, пока не пришла в полное изнеможение. Выпавший ей счастливый случай прояснил бы обстановку… Ждать, к счастью, пришлось недолго.