"Искривленное пространство (сборник)" - читать интересную книгу автора (Тесленко Александр)

16

Он сказал, что придет в семь вечера, а пришел в пять. И пожалел, что явился совершенно не вовремя. Зачем видеть то, что тебе известно и так, что чувствуешь каждой клеточкой своего существа. Чувствуешь, но… Когда Антон тронул ручку входной двери и понял, что дверь на замке, ему подумалось: мог бы и погулять, на работе закончить кое-что, наконец посидеть с друзьями или зайти к Гиате… Правда, при воспоминании о Гиате Сухова передернуло.

Нажал кнопку сигнала, предвидя, что это лучше, чем открывать самому. Ключи всегда имел с собой. За дверью тишина. Подождал. Сухов даже подумал, что Вероники, возможно, нет дома. Но не успел он достать ключи, как щелкнул замок.

— Это ты, Антон? Привет! Как хорошо, что вернулся так рано. А мы здесь скучаем.

— С кем это ты скучаешь?

— Иван зашел. Он сумел достать нам рыбок. Просто ужас, какими жестокими растут дети! Не так ли, Антон?

Сухов промолчал, переступил порог.

— У тебя ничего нет вкусненького? — тихо спросила жена. — Даже неловко перед человеком. Хотя бы бутылочка «Колы».

— Обойдется. Привет, Иван. Как жизнь?

— Привет. Хлопотно, но все в порядке. Вот достал новых рыбок. Пришлось побегать, Антон. Но это пустяки. Посмотри, какие красавицы. Тоже натуральные, как и те, что сдохли у тебя.

— С меня причитается! — галантно улыбнулся Сухов, сдерживая себя. Ему не нравилось в Иване все: и лицо, и тембр голоса, и взгляд. Но…

«Сдержанность — залог мудрости. Кто это сказал? Когда-то слышал или читал. Сдержанность…»

— О чем ты говоришь, Антон?! Когда ты лечил меня, не думал же я, чем буду обязан тебе.

«Я лечил его. Действительно. Но я и тогда прекрасно понимал, что лечу вполне здорового человека. Дело в том, что тогда я был рад каждому пациенту, а Иван… Какая противная физиономия. Тонкие усики, как два червяка под носом. Иван, надо отдать ему должное, обеспечил мне успех, иными словами — карьеру. И за это я должен платить сдержанностью? Как хочется сказать что-нибудь дерзкое, даже ударить наотмашь. Или во мне заговорила архаичная ревность? Ведь мы с Вероникой давно уже чужие, и потому мне абсолютно все равно, с кем она… Как там у Сандра? «И теперь никогда не испытать вам волнующего до безумия трепетного желания вновь ощутить таинство самого простого прикосновения. Никогда. Уже никогда. Никакая имитация заботы, интеллигентности, рассудительности не в силах оживить то старое фото, на котором вы стоите красивые и молодые, когда можно было вам поверить и даже доверять тот трепетный огонь, сближавший вас, который вдруг потух…» Что от моей любви осталось? И кому нужна моя ревность?»

— А сейчас ты почему-то говоришь о чем-то причитающемся, Антон, — Иван непринужденно улыбнулся. — Это я твой вечный должник. Ты сделал меня здоровым человеком.

— Пустое, — отмахнулся Сухов.

«Он противен мне, как тот нарисованный маргон… А не маргон ли он?» — кольнула коварная болезненная мысль.

— Ты устал, Антон? Сложные операции?

«Сколько сочувствия в голосе Вероники».

— Сложные, — вяло подтвердил Антон и уселся в кресло напротив аквариума.

— Тебе нравятся новые рыбки? — Вероника положила ему руку на плечо, и Сухов вздрогнул, ему захотелось отстраниться. Но вида не подал.

«Зачем выказывать характер? Они лишь посмеются надо мной в душе. Вероника как-то сказала: «А разве посещения Ивана как-то сказываются на наших с тобой отношениях?» И то верно. У покойников глубокий сон. Лучше сидеть, отдыхая, и вспоминать стихи Сандра. «И пролетают самолеты, далекие серебристые сверчки, а мы, как сказочные гномики, за окнами своих убежищ смеемся, плачем, и вот так как будто незаметно пролетает жизнь гномиков-волшебников… Над нами — самолеты, и небо, и звезды, а уж выше — никого, а над «никем» — снова мы, разводим руки, как крылья…»

— Красивые рыбки. Правда, Антон?

— Да.

— А вот у этой великолепный хвост. Роскошный. Спасибо, Иван. Я… Мы тебе очень признательны.