"Куртизанка" - читать интересную книгу автора (Кэррол Сьюзен)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Дождь безжалостно хлестал по вывеске «Шваль нуар», поскрипывавшей на ветру. Молния высветила нарисованный символ черной лошади, поднявшейся на дыбы, подобно демоническому животному, приготовившемуся умчать своего наездника ко всем чертям. Похоже, большая часть посетителей «Шваль нуар» были завсегдатаями заведения. Гостиница являлась прибежищем для неотесанной публики: бывших моряков, контрабандистов, воров, карманников, проституток. «А сегодня вечером еще и одна ведьма», — мрачно подумал Волк, проходя через пивную. Помещение было переполнено из-за непогоды, воздух сильно пропитался тяжелым запахом немытых тел, влажной одежды и застарелого перегара. Грубые голоса и пьяный смех заглушали хлесткие удары ветра и дождя по грязным окнам.

В кафтане, не прикрывавшем рукавов его рубашки, и переднике, обвязанном вокруг талии, Волк смешался с другой прислугой гостиницы. Но он стойко игнорировал мясистые кулаки, стучавшие по столам с требованием вина. Балансируя подносом, Волк решительно прошел к лестнице, ведущей в палаты этажом выше, стараясь ничем не выдать учащенное биение своего сердца. Не успел он поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как громкий удар грома, казалось, потряс гостиницу до основания. Волк покачнулся от страха и чуть не выронил поднос. Одна из бутылок самого популярного в гостинице бренди покачнулась, угрожая свалиться на ступени и разбиться. Волк поймал ее как раз вовремя.

Поднявшись на верхнюю площадку лестницы, он обратил внимание на мужчину и женщину, слившихся в таких жарких объятиях, что могли легко опрокинуться через перила. Несмотря на свое состояние, Волк не удержался от усмешки, поняв, что Пьер Турнель уже глубоко ушел в работу. Это был товарищ дней его суровых, когда они — два уличных оборванца — крали хлеб у разъяренных пекарей. Пьер превратился в высокого и крепко сложенного молодого человека.

Проскользнув незамеченным мимо Финетты, Волк проследовал в конец коридора, когда очередная вспышка молнии осветила дальнюю дверь. Набравшись смелости, он глубоко вдохнул и легонько постучал по деревянной доске. На его стук сначала послышался угрожающий лай, затем сдавленный голос спросил:

«Кто там?».

Волк бросил быстрый взгляд назад, опасаясь, что шум привлечет внимание служанки Касс, но Пьер игриво вскинул хихикающую распутную девку на плечо и потащил вниз за выпивкой. Волк взялся за ручку двери. Тщательно балансируя подносом на одной руке, он протиснулся в комнату, тихо прикрыв за собою дверь.

Снова послышалось внушающее страх собачье рычание. По крайней мере, он надеялся, что оно было собачьим. Волк прижался спиной к двери, бутылка и стаканы на подносе позванивали в его дрожащих руках. В комнате были темно, помещение освещалось лишь пылающими дровами в камине. Он разглядел силуэт дьявольского животного, готового к прыжку, но на почтительном расстоянии от него, ловящего момент, чтобы перегрызть ему горло. Он не увидел никаких признаков ведьмы, однако ее голос послышался из глубины пляшущих теней у кровати с пологом на четырех столбиках.

— Кто там? — закричала она. — Что вам угодно?

— Я… я… так, здешняя прислуга, госпожа. Всего лишь э… Гийом, к вашим услугам, принес вам самые лучшие закуски из того, что «Шваль нуар» может предложить.

— Я ничего не заказывала.

— Да! Но ваша горничная подумала…

— Проклятая идиотка, — пробормотала ведьма, тем резко позвала: — Финетта!

— Она пошла вниз, госпожа, чтобы посмотреть, прибыл ли ваш господин.

Эти слова пробудили разъяренное шипение в ответ:

— Глупая девка! Я велела ей караулить за дверью и смотреть в оба. Вели ей немедленно вернуться и выкинуть все, что ты притащил.

Ее грубому распоряжению вторил дикий лай большой черной собаки. Волк почувствовал, что успех его миссии повис на волоске.

— Но я принес только сыр и хлеб, госпожа, и коньяк такого изысканного вкуса, что вам покажется, будто вы пьете нектар богов, — заговорил Мартин как можно мягче. — В такую скверную погоду, вам, конечно…

— Пошел вон!

Лай женщины был хуже собачьего. Мастиф подполз на шаг ближе. Волк увидел мрачный отсвет в его глазах, мелькание отраженного света на собачьих клыках, но он упрямо прижимался к двери.

— Подумайте о вашем господине, хозяйка. На улице очень мерзко. Он непременно будет рад пропустить хоть глоток чего-нибудь. Нехорошо не предложить своему милому дружку хоть один глоток горячительного.

Тишина, наступившая после слов Волка, обдала его таким холодом, что он испугался, не зашел ли слишком далеко. Наконец ведьма раздраженно буркнула:

— Ладно, черт с вами. Поставьте поднос, а затем исчезните.

Волк сделал шаг вперед и тут же был остановлен рычанием пса.

— Ой… ваш пес, госпожа! Он чудный, конечно, но у меня только кожа и кости, и, если он вдруг укусит меня, я бы не очень хотел, чтобы он повредил свои зубы.

Фырканье, слабо напоминавшее смех, донеслось с кровати от ведьмы.

— Цербер, ко мне!

Гавкнув на прощание, пес отступил, отойдя к своей хозяйке. Волк глубоко вздохнул, затем понес поднос к маленькому столику около окна.

Краем глаза Волк оценил Кассандру Лассель. Она была моложе и красивее, чем он ожидал. Он не заметил ничего такого, что напоминало бы старую ведьму. Ее шелковое сердоликовое платье оттеняло достоинства гибкой фигуры, низкое декольте открывало ключицы, такие тонкие косточки, что потребовалось бы совсем небольшое усилие, чтобы переломить их. Но любые иллюзии хрупкого создания исчезли, когда она откинула назад тяжелую копну своих волос цвета черного дерева и обнажила лицо, решительное и грозное в своей обольстительной красоте. Ее тонкие пальцы теребили цепь, висевшую на шее, и покачивали медальон из стороны в сторону так, что он мерцал в отблесках пламени в камине.

Эта игра со смертельным амулетом заставила сердце Волка сжаться от дурного предчувствия. Он готов был наброситься на ведьму и сорвать проклятую штуковину с ее шеи, но тогда риск навредить капитану сильно возрос бы.

«Успокойся, Волк. Терпение!» — остановил он себя. Расставляя тарелки и бутылку на столе, он двигался крайне медленно, затягивая время.

Ведьма щелкала ногтями по медальону, ее нога отбивала ритм по полу.

— Что, черт возьми, вы тут копаетесь так долго?

— Все в порядке, госпожа. Я почти закончил.

Игра с металлическим амулетом сводила ему зубы, пока на него не нашло озарение. Ведьма нервничала не меньше его самого. Всем ее безумным честолюбивым планам предстояло осуществиться этой ночью. Ее напряжение могло сделать ее более податливой к искушению. Но оно же могло сделать ее и много опаснее. Тигрицы не станут убирать когти, когда они возбуждены. Ему надо вести себя с Кассандрой с большой осторожностью, но сначала ему приходилось убрать с дороги этого проклятого пса. Мастиф спокойно сидел у ног хозяйки, но настороженные собачьи глаза ни на миг не выпускали Волка из поля зрения. Вытерев вспотевшие ладони о передник, Волк снял салфетку с одной из тарелок, о содержимом которой он не упомянул ведьме.

Блестящая ветка черного винограда. Волк с сомнением посмотрел на ягоды. Довольно умилительное лакомство для искушения такого огромного черного зверя. Волк справедливо полагал, что пес скорее бы предпочел кусок хорошего сырого мяса. Мартину оставалось только молиться, что Габриэль оказалась права, когда посоветовала ему прихватить с собою виноград.

Волк оторвал несколько ягод от ветви винограда и бросил их украдкой в направлении кровати. К его удивлению, мастиф немедленно отреагировал. Высунув язык, он засопел, приблизился к ближайшей к нему виноградинке, съел ее, а затем и другую, и так удалялся все дальше и дальше от ведьмы.

Волк боялся, что звуки, которые издавал пес, жадно всасывающий виноград, насторожат женщину, но Кассандра, казалось, совсем не замечала их. Ее заставил напрячься только звук откупориваемой Волком бутылки коньяка и последующее бульканье жидкости, наливаемой в стакан.

— Что это? Что происходит? — потребовала она разъяснений. — Что ты там делаешь?

— Ничего особенного, госпожа. В такую скверную ночь…

— Прекрати болтать, — взвизгнула она.

— И я не мог не заметить, насколько вы не в своей тарелке, — выпалил Волк. — Какой позор заставлять такую красивую женщину, как вы, ждать. Ни один мужчина, если он нормальный, не вынес бы ожидания вдали от вас. Вероятно, ваш возлюбленный задержался из-за этой ужасной грозы. Может, пока попробуете наш прекрасный коньяк? Только маленький глоток, чтобы помочь вам успокоиться.

— Нет! Я уже сказала вам, что ничего не хочу. — Она сжимала амулет так, что суставы ее пальцев побелели.

Пес перебрался за кровать в поисках укатившейся виноградины. Волк весь дрожал, пока наполнял бокал, но перестал дрожать, когда приблизился к Кассандре. Тошнотворно-сладкий аромат ее странных духов усиливался по мере приближения и почти подавлял волю. Он пьянил, свербел в носу, опутывал разум. Мартин сообразил, что тупо разглядывает ее грудь и тугие соски, просвечивающие под рубиново-красным шелком, и потряс головой, чтобы развеять наваждение.

— Если изволите, госпожа, один глоток не причинит вам вреда, у нас слишком хороший коньяк, чтобы отказываться, — прочистив горло, стал он уговаривать Кассандру. — Такой приятный на вкус, такой мягкий.

— Нет! Убери это от меня. — Она взмахнула рукой и ударила по стакану, опрокинув коньяк на свой рукав.

— Ты, проклятый неуклюжий тупица! — Касс подняла руку, и жидкость закапала с кружева и кончиков ее пальцев. — Дай мне салфетку. Живо!

— Да, госпожа, — пробормотал Волк.

Так что, черт возьми, теперь делать? Лучше уж отдать ей салфетку, прежде чем она прикажет псу разодрать его в клочья за испорченное платье. Схватив салфетку, Волк повернулся и остолбенел. Касс дрожала с головы до ног, но, как он понял, не от ярости. Резко вдыхая упоительный запах коньяка, она поднесла свои влажные руки к лицу и теперь радостно пофыркивала. Ведьма поднесла руку ближе ко рту. Мгновение она колебалась, затем лизнула руку, почмокала языком и стала слизывать капли коньяка. Она глубоко вздохнула. Волк замер в ожидании, чувствуя внутреннюю борьбу, которая шла в душе колдуньи, такую же яростную, как буря, бушующая за окном.

Бормоча извинения за свою неловкость, Волк подошел достаточно близко, чтобы вложить салфетку ей в руку. Касс облизала губы.

— Прекрасный коньяк, — проговорила она. — Как ты там говорил, скверная ночь. Будь любезен, налей мне стаканчик. Всего один…

Габриэль шагала перед окнами своей спальни, ее халат обвивался вокруг лодыжек. Почти весь вечер она металась по комнате, напоминая бабочку моли, пойманную в стеклянную банку. Она бросала нетерпеливые взгляды в направлении конюшни позади дома, надеясь разглядеть вспышку фонаря, означавшую триумфальное возвращение Волка. Но, хотя за окном то и дело вспыхивали молнии, которые освещали землю под окном, пытаться разглядеть что-нибудь сквозь стекла, залитые ночной темнотой и неустанно хлещущим дождем, было бессмысленно.

Волк справится. Он хитер и находчив. Он спас жизнь Реми при куда более плохих обстоятельствах накануне Дня святого Варфоломея. По сравнению с этим задача у Волка на сегодняшний вечер была намного проще: отвлечь служанку, подкупить собаку, напоить Касс, украсть амулет. Что могло пойти не так, как надо?

Слишком многое.

Габриэль вздрогнула от раскатистого грома. Прижав руку к бьющемуся сердцу, она украдкой взглянула на Реми. Николя растянулся на своей половине кровати, облокотившись на руку, и изучал карту. Он как раз угодил под первый бешеный шквал дождя, и теперь его промокшая одежда сохла у огня. Лежа в одних панталонах, Реми был поглощен прокладкой пути для своего короля, забыв про грозу, ничего не ведая об опасности, которая угрожала ему этим вечером. Опасность, заложенная в безобидном на вид амулете, висевшем у него на шее.

Глядя на него, Габриэль хотелось крепко сжать его в объятиях, вернуть те незабываемые мгновения, которые она пережила с ним, когда Реми впервые разбудил в ней подавленную чувственность. После того ужаса, который она узнала, она была неспособна растаять от его ласк, полностью погрузиться в его любовь, потому что ненавистный медальон стоял между ними вместе с тенью ее пагубной лжи. Сколько раз она была готова до конца признаться во всем, рассказать ему правду! Она пообещала Реми покончить с ложью и тут же нарушила свою клятву. Следовало предупредить его об опасности. Они с Волком обсуждали этот вопрос много раз.

«— Я знаю, Реми будет вне себя, когда узнает о Касс, — говорила она. — Но ведь это вопрос жизни и смерти. Мы обязаны рассказать ему о нашем плане, прежде чем приступим к его выполнению, а когда все объясним, конечно, он сочтет нашу затею благоразумной…

— Капитан? Благоразумной? — негодующе прервал Волк. — Сударыня, мы говорим об одном и том же человеке? Не он ли упрямо настаивал на поединке с Дантом даже тогда, когда узнал, что его задумали погубить?

— Реми сделал это ради меня. Он мстил за мою честь.

— О да, и именно этот мотив всегда управляет нашим капитаном, даже ему самому во вред. Он решил бы, что это позор — напоить слепую женщину, загнав в ловушку ее же собственной слабости, даже если она и ведьма. Он пожелает найти какой-нибудь способ вести с нею дело честно и справедливо, хотя и вы, и я знаем, что это невозможно. — Волк передернул плечами. — Это потому, что наш капитан — герой, и именно так герои ведут себя. Вот почему мы не должны ничего ему говорить. Это не задача для героя, это задача по зубам вору и немного негодяю. — Зубы парня блеснули в одной из его злых усмешек. — Миссия, больше подходящая для Волка».

Габриэль вынужденно согласилась с Мартином, но она была достаточно честна по отношению к себе, чтобы признавать, что не только геройство Реми заставляло ее молчать, но и ее собственная позорная трусость. Она прекрасно представляла гнев Реми, который обрушится на нее, как только он узнает правду о медальоне, и то, что она разрешила Волку подвергать себя опасности вместо него, Реми. Если что-нибудь случится с Волком, никто не станет винить Габриэль больше, чем она сама будет винить себя. Она всегда слишком хорошо прятала свои тайны, но никогда раньше не испытывала такой тяжести на сердце.

Девушка виновато вздрогнула, ощутив на себе пристальный взгляд Реми, и увидела вопросительное выражение на его лице, хотя он нежно улыбнулся ей. Ей не удалось улыбнуться в ответ. Пряча лицо, она подошла к камину, чтобы проверить его мокрую одежду, развешанную на стульях, подняла его рубашку и снова повесила ее на место.

Кровать заскрипела — Реми сел.

— Любимая, ты перевешиваешь мою одежду уже не меньше дюжины раз. Я не думаю, что от этого она высохнет быстрее.

— А вдруг, — ответила она, приглаживая рукава рубашки.

— Габриэль, — тихо, но настойчиво позвал Николя, и она больше не могла не смотреть в его сторону. Беспокойство на его лице и огонь в его глазах буквально уничтожили ее. Она почувствовала, как у нее подкосились колени, когда он тихо добавил: — Подойди ко мне.

Она никогда не могла представить себе прежде, что мужчина будет управлять ею одним своим голосом. Голос Николя проникал внутрь и грел так, что она начинала таять. Ей хотелось рвануться к нему через комнату и утонуть в его объятиях. Только ее вина перед ним заставляла ее приближаться к нему неохотными шагами. Как только она оказалась подле него, он схватил ее своей горячей сильной рукой, притянул на кровать подле себя и опрокинул на спину прежде, чем она успела возразить. Впрочем, она и не хотела возражать. Стоило ему наклониться над ней, как она почувствовала нестерпимый жар, исходящий от его упругой груди. Нежным поцелуем, едва касаясь ее губ, он заставил приоткрыть их ему навстречу. Николя провел кончиком языка по ее языку, словно пробовал его на вкус и дразнил, затем прильнул к ней в поцелуе, от которого уплывало сознание, исчезали все мысли, кроме мыслей о нем.

Но медальон был зажат между ними, подобно холодному острию кинжала, нацеленному в сердце Реми. Ей стоило большого труда удержаться от того, чтобы не сорвать эту штуковину. А может быть, Касс блефовала? Что, если она не может чувствовать, носит Реми амулет или нет? Что, если связь между этими двумя медальонами не так сильна на большом расстоянии? Габриэль боялась рисковать. Воспоминания о том, какую боль Касс вызвала у Реми, демонстрируя магическую силу амулета, накрепко врезались в ее память.

Губы Реми с жадностью целовали девушку, но у нее не получалось утонуть в его объятиях, несмотря на охватившее ее желание. Она чувствовала себя Иудой. Задыхаясь, она высвободилась и повернула голову в другую сторону. Николя не отпрянул, но Габриэль физически ощущала всю тяжесть его пристального взгляда.

— Что-то случилось, душа моя? — ласково спросил он.

— Ничего, — покачала она головой.

— Ни-че-го, — передразнил он с кривой усмешкой. — Ты никогда не принадлежала к числу тех женщин, которых я привык считать невозмутимыми особами, но по сравнению с нынешним состоянием твое обычное поведение можно назвать безмятежным.

— Это… из-за грозы. Гроза всегда заставляет меня нервничать.

— Грозы? — Он погладил ее щеку тыльной стороной ладони. — Я боялся, что это моя вина.

— Вина?

— Я тут подумал, что не проявлял к тебе внимания эти несколько дней. Меня полностью поглотил план нашего бегства, и, конечно, я наскучил тебе до умопомрачения.

— Боже, Реми, — выдавила она. — Как можешь ты так думать? Не сомневайся, мне глубоко интересно все, о чем ты думаешь.

— Неужели? Да ты хоть помнишь, о чем я тебе говорил? Я сказал тебе, что нанял шайку головорезов, а ты и бровью не повела!

Кровь прилила к щекам Габриэль.

— Отлично, бандиты могут… могут быть полезны, когда… знаешь, как их найти.

Реми рассмеялся, но продолжал изучать ее, и взгляд его темных глаз был полон невысказанных вопросов и боли. Габриэль не смогла вынести этого. Она вырвалась от него, вскочила с кровати и снова заступила на свою бессменную вахту у окна. Боже, где же этот Волк? Неужели эта ужасная ночь никогда не закончится?

Реми медленно сел на кровати, с тревогой в сердце наблюдая, как Габриэль ускользнула от него. Вспышка молнии осветила ее беспокойное лицо, тонкие красивые пальцы, прижатые к оконному стеклу.

Что она высматривает там, в грозовой ночи? Очевидно, что-то, чего не находила в его обществе.

Это мужчины, как правило, печально известны своим постоянным стремлением к новым завоеваниям. А может ли женщина потерять интерес после одной только ночи? Габриэль имела любовников, и, по крайней мере, двое из них были знатны и гораздо богаче его. Может, она уже сожалеет о случившемся и пересмотрела свое решение отказаться от своих честолюбивых планов? Не поэтому ли она так безразлична к его планам похищения Наварры из Парижа, которое и раньше не одобряла?

«Остановись», — приказал себе Реми, с отвращением отбрасывая душераздирающие сомнения. Габриэль сказала, что никогда не любила ни одного мужчину, кроме него. Она доказала это уже первой ночью их близости. В ту ночь она открылась ему навстречу, доверилась ему.

Встав с кровати, Николя подошел к ней и обнял ее со спины. Габриэль не поддавалась ему какие-то доли секунды, но потом растворилась в его руках, и он прижался губами к ее макушке. Шелковистые пряди ее золотых волос нежно защекотали его подбородок. Пышущее жаром тело нежно и призывно звало из-под шелка ее халата. Но одновременно она все еще оставалась так далеко от него, что это почти сводило его с ума.

Он не должен вести себя как обвинитель, вытягивающий вынужденные признания у свидетеля, но, похоже, он уже не в силах был заставить себя остановиться.

— Габриэль, тебя действительно ничего не тревожит? — выдохнул он прямо ей в ухо.

— Да. Просто… просто…

— Что такое? — переспросил он.

— Я… я волнуюсь за Мартина. Его до сих пор нет, он там один на один с… с такой ужасной грозой.

— За Волка? — От удивления глаза Реми широко раскрылись. Вот уж меньше всего он ожидал, что Габриэль беспокоится за Мартина. — Да он же осторожный парень и знает этот город лучше, чем любой из нас. Я уверен, что он забрался в какую-нибудь гостиницу, пьет себе вино с кем-нибудь из своих старых товарищей и флиртует с какой-нибудь симпатичной девушкой. Я даже обрадовался, когда он отпросился погулять сегодня вечером. Последнее время мальчишка ходит за мной буквально по пятам. Иногда мне кажется, я в уборную не могу сходить, чтобы он не увязался за мной.

Габриэль резко опустила голову, так что завеса ее волос закрыла ее лицо.

— Мы оба боимся за тебя, Реми. У тебя больше врагов, чем ты себе представляешь.

— Спору нет. Но ручаюсь тебе, я все время начеку. — Он повернул ее лицом к себе и откинул волосы с лица. — Ты говоришь мне правду? Тебя действительно волнует только грозящая мне опасность?

Она грустно кивнула. Он шутливо схватил ее за подбородок и наигранно сурово скомандовал:

— Все, прекрати сейчас же! Я способен сам о себе позаботиться. Кроме того, у меня есть твой амулет, который защитит меня. Ты же сама строго-настрого велела мне не снимать его, а на днях заставила пообещать, что я не сниму его ни при каких обстоятельствах. Даже когда моюсь.

Он поднял цепочку и, поддразнивая, покачал медальон на уровне ее глаз, надеясь вызвать у нее улыбку. Вместо этого она побледнела.

— Да, ты всегда держишь свои обещания.

Что она имеет в виду? То, что она не держит? Он ладонями обхватил ее лицо.

— Габриэль, я понимаю, нас по-прежнему окружают козни, ловушки и опасности. От Темной Королевы, от охотников на ведьм, от каждого из католической знати, кто когда-то возненавидел меня. И все же назови меня глупцом, я не могу отделаться от чувства, что, пока мы с тобой остаемся искренними друг с другом, у нас все будет хорошо. Ты уверена, что ничего не хочешь рассказать мне?

— Да. Уверена.

С этими словами она уткнулась лицом в его плечо.

Кассандра Лассель скинула туфли и растянулась на кровати, ее платье при этом задралось, обнажив красивые белые лодыжки и икры ног. Волк с трудом отвел взгляд в сторону, пока наполнял для Касс очередной стакан. Если бы он вдруг засомневался в том, что она ведьма, то теперь был в этом твердо уверен. Ни одна нормальная женщина не смогла бы выпить такое количество коньяка, как она, и оставаться при этом в здравом рассудке. Она уже осушила почти две бутылки и, хотя язык ее начал слегка заплетаться, мыслила еще четко.

Из них двоих ему было много хуже. Пот лил с него ручьем от явного нервного напряжения и духоты в комнате, под мышками темнели огромные пятна пота, на лице застыло озабоченное выражение.

Гроза стихла, но на смену ей пришла тоскливая барабанная дробь дождя. Опрокинув бутылку, Волк вытряхнул последние капли коньяка в стакан. Пес ведьмы свернулся клубком у камина, наблюдая за ним, глаза мастифа были полны жалобного упрека, как будто он знал, что творит Волк с его хозяйкой.

— Не моя вина, друг, — пробормотал Волк. — Твоя хозяйка не оставила мне никакого выбора.

— С кем это ты развариваешь? — поинтересовалась Касс. — Там Бич? Приш-шел, наконец?

— Нет, госпожа. Я только перебросился парой слов с… с Цербером.

— Глу-глупая задница, — донеслось с кровати безумное хихиканье. — Мой п-пес не умеет говорить.

Волк отнес стакан к кровати. Касс с трудом присела, поддерживая себя локтями и свесив ноги сбоку матраца. Было ясно, что маневр стоил ей некоторых усилий. Волк, прищурясь, изучал ее, задавая себе вопрос, решится ли он бросить ее на спину на матрац, прижать подушку к ее лицу и держать ее столько времени, сколько потребуется, чтобы она…

Нет, при первых признаках беды этот проклятый пес оторвет ему голову. От расстройства Волк заскрежетал зубами, но браво произнес:

— Ваш коньяк, госпожа.

Вместо нетерпеливого рывка к стакану, как в первые восемь или девять раз, она выпрямилась и села. Ее длинные черные волосы рассыпались по лицу, приобретшему угрюмое выражение.

— Где… мой Бич? Поч-чему его нет здесь до сих-х пор? Не думаю, что он придет.

— О нет, госпожа, я уверен, он только задерживается.

— Нет. — Касс сумела выпрямиться, села на кровати и медленно повела головой из стороны в сторону, как если бы ее голова стала слишком тяжелой для нее. — Мужчина не пришел. Пре… предал меня. Габриэль тоже. Не на-адо б-было так. 3-знаешь, я ведьма… я ведьма. Предупреждала же я, что случится, если она не станет мне хорошей подругой и не поделится. Теперь ее капитан… заплатит за это.

Сердце Волка тревожно сжалось, пока Касс искала медальон, висевший у нее на шее. Он сватил ее за руку и вставил в руку стакан вместо медальона.

— Вот он. Возьмите еще коньяку и забудьте про капитана Реми. Если мужчина не пришел, он недостоин вас. Пренебрегает такой прекрасной женщиной, как вы. Хам.

Касс сжала губы. Она, похоже, металась между местью и коньяком в ее руке. Коньяк победил. Она выпила глоток и сказала:

— Ты… ты считаешь, я привлекательна?

— Никаких сомнений. Вы столь же красивы, как… как летняя ночь со звездами.

— Идет дождь, — мрачно заметила Касс. — Но не там, где вы.

Волк присел около нее на кровати. Хорошо, что ее странные духи слегка выветрились. Теперь он был способен поддерживать ясность ума и сосредоточил взгляд на медальоне, свисавшем в заманчивой близости. Он снова приказал себе ждать своего часа. Смело обняв ее одной рукой за талию, он поддержал ее стакан, заставляя выпить.

— Другие мужчины пали бы ниц посреди улицы только ради привилегии поцеловать шлейф вашего платья. Вы не должны даже думать больше об этом капитане, — приговаривал он при этом.

Касс опрокинула в глотку остатки коньяка одним большим глотком.

— Прав-вильно. М-м… мерзавец. Брр, я забыла. К ч-черту его.

Она вновь заливисто рассмеялась, и Волк вынудил себя присоединиться к ней. Его взгляд не отпускал амулет, а пальцы подергивались от напряжения. С одним из тех резких перепадов настроения, которые так хорошо знал Волк у пьяных людей, Касс прекратила смеяться, ее глаза наполнились слезами.

— И вовсе не хотела спать с ним. Очень-то он мне нужен. Только ребенка. М-мою маленькую девочку.

Волк начал ласкать ее руку, только чтобы задержать движение. Голос Габриэль прозвучал предостерегающе: «Будь очень внимателен. Не позволяй ей дотрагиваться до твоей ладони. Касс читает по руке, как другие мудрые женщины читают по глазам. Она раскроет все твои тайны, все твои мысли». Волк стал гладить Касс по рукаву ее платья.

— Капитан не единственный мужчина в мире. Вы молодая женщина. У вас масса времени, чтобы найти кого-то в отцы вашему ребенку.

— Нет, — фыркнула Касс. — Время истекает. Нужно сегодня ночью.

Волк едва слышал ее ответ. Сердце его с трепетом забилось, он осторожно захватил пальцами цепочку от медальона. Один хороший рывок, и с этим покончено. Но Касс была не настолько пьяна, чтобы не почувствовать натяжение цепочки, и ее рука рванулась к его запястью. Она, как обручем, сжала свои тонкие пальцы вокруг его запястья, буквально за секунду черты ее лица утратили пьяную расслабленность и на лице появилось странное напряженное выражение.

— А как насчет тебя?

— Как насчет меня? — переспросил Волк, тщетно пытаясь отцепиться.

— Ты какой? Молод? Зрелый? Храбрый?

Ведьма пошарила рукою в воздухе, наткнулась на его грудь, стала похлопывать его и ощупывать. Когда Волк понял ход ее мысли, волосы встали дыбом на его голове.

— Ты сильный, сви-свирепый? Беспощадный? Красивый? Ты что-то говорил прежде, какой ты крепкий и жилистый.

Волк судорожно сглотнул, отдвигаясь подальше от нее.

— Я больше хвастаюсь, это моя беда.

Касс потянулась за ним, ее пальцы возились в районе его живота.

— Как ты… можешь дать мне ребенка, страстное дитя.

— Но я вообще-то одинокий Волк. Из меня получится никудышный папаша.

— Кому ты нужен как отец! От тебя нужно твое чертово семя, похотливый болван.

Не успел он опомниться, как ее рука уже шарила у него между ногами. У Волка перехватило дыхание, и в голове промелькнул вопрос, умеет эта ведьма читать по другим частям тела или только по ладони. Не потому, что там скрывались его тайны. Просто все его естество неизбежно отвечало на ее призыв.

Волк отпихнул ее руку и отпрыгнул от кровати.

— Госпожа… бутылка пуста. Я схожу, принесу еще.

— Не надо больше. С меня хватит.

С тихим стоном она плюхнулась на спину и, перевернувшись, поползла к своей подушке.

«Молю, Господи, сделай так, чтобы она отключилась прямо сейчас, — пылко подумал Волк, — чтобы я смог схватить этот проклятый амулет и убраться отсюда восвояси».

Касс разлеглась на спине, поджав ноги и похотливо раздвинув колени.

— Иди ко мне, — произнесла она, похлопывая по матрацу подле себя.

Волк скорее головой вышиб бы окно, но он боялся, как бы ее путаные мысли не вернулись опять к Реми и отмщению, если он не подчинится. «Не трусь, Волк!» — подбадривал он себя. Не бывать такому, чтобы эта женщина сумела наброситься на него и взять силой. Ведьма или нет, она пьяна в стельку. Корчась от неприязни, он устроился около нее на кровати, сжав собственные колени, чтобы ее пальцы снова неожиданно не пробились к нему.

Касс что-то сжимала в своей руке, но это был не амулет, а маленький пузырек, который она вытащила из-под подушки. Когда она откупорила его, одурманивающий запах вырвался наружу, как джинн из бутылки, и мощный аромат достиг его ноздрей. Он вдохнул хорошую порцию, и, прежде чем успел опомниться, духи затуманили его разум. Касс плеснула ими на свою шею и потом стала буквально поливать себя ими. Она далее втерла немного духов в свои губы, с чувственным вздохом вылили остатки в ложбинку между грудями и стала водить пальцами под корсажем. Волк наблюдал за ее ритмичными поглаживаниями, как загипнотизированный.

Должно быть, у нее красивые груди с дерзко вспенившимися крепкими сосками. Дикое желание овладело Волком. Захотелось сорвать ее платье и убедиться в этом самому… Черт тебя побери! О чем он только думает?! Он приподнялся. Это все ее проклятые духи. Было что-то дьявольски странное в этом вареве, заставляющем туманиться разум. Нет, гораздо хуже. Гораздо хуже дело обстояло с другими частями его тела.

Он попытался сдержать дыхание, сосредоточиться на медальоне. Не на ее круглых налитых грудях, не на влажных, призывно полураскрытых красных губах Касс. Она отбросила пустой пузырек духов на пол.

— Ты все еще там, мой одинокий Волк? Ты готов? — прохрипела Кассандра.

Она нащупала его. Эта ведьма была настолько бледной, что ее прикосновение должно было обдать его холодом. Но даже через ткань своих брюк он чувствовал, как горячи оказались ее руки, когда ее пальцы затрепетали на его бедре. Или это его собственная кровь растекалась кипящими струями по жилам, заставляя все вставать на дыбы, крепнуть и удлиняться настолько, что вызывало сладостную боль?

«Нет, помни, для чего ты пришел сюда. Медальон. Думай о ледяных холодных ливнях, думай о монахинях. Думай… Думай о капитане. Думай о Мири».

Но последнее предостережение стало роковой ошибкой. Лицо Касс поплыло у него на глазах, и внезапно он увидел под собой Мирибель, ее лунные волосы, разбросанные поперек подушки, ее серебристые глаза, взывающие к нему, словно волшебные огни. Волк устремился вниз, лихорадочно накинувшись на ее губы. Как только их губы слились в поцелуе, видение исчезло и он понял, что целует ведьму, и ее язык проник к нему в рот. Но он не сыпал проклятий. Сладкий яд ее губ разрушил последние очаги сопротивления, оставив ему только дикие животные потребности.

Со звериным рыком он упал на нее, разрывая лиф ее платья…

Габриэль лежала, не шелохнувшись, чтобы не потревожить Николя, который уснул, обняв ее за талию. Его кожа была еще влажной после их страстных объятий, но он уже погрузился в спокойный глубокий сон, которому она могла только позавидовать.

Габриэль лежала в изнеможении, но не осмеливалась заснуть. Глаза с трудом боролись со сном, но она несла свое дежурство подле Реми, единственное, на что была сейчас способна, чтобы защитить его. Она держала в кулаке медальон, молясь, чтобы в случае, если Касс претворит в жизнь свои угрозы, на нее, а не на Реми воздействовала разрушительная энергия этого страшного кусочка металла.

Габриэль крепче зажала амулет. Конечно, можно удалить ненавистную вещь с шеи Реми, но она колебалась, все еще не осмеливаясь рисковать, решив подождать возвращения Волка. Однако он почему-то никак не возвращался. Он давно должен был вернуться, если бы все прошло успешно, если ничего плохого с ним не случилось. Страх поднял ее на постели от осторожного стука в дверь спальни, больше похожего на легкое царапанье.

— Мадемуазель! — порывисто прошептали за дверью. Сердце Габриэль так сильно рванулось, что стало больно в груди. Реми пошевелился во сне, когда она потревожила его. Она высвободилась из его объятий и встала с кровати. Реми нахмурился, пробормотал что-то, затем погрузился обратно в сон. Габриэль набросила халат, на цыпочках подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Волк со всклокоченной темноволосой гривой уже ждал ее.

Не произнеся ни слова, Мартин просто поднял руку и показал медальон Касс, повисший на цепочке между его пальцами. Габриэль прижала руку ко рту, чтобы сдержать судорожный вздох облегчения. Ее первым порывом было выхватить проклятый амулет из рук Волка, но полная природа зла у этой вещи не была известна ей. Она осторожно взяла его в руку.

— Уф, Мартин, ты… ты сделал это, — прошептали она. — Ты чудо.

— Да, мадемуазель, — ответил он.

Она ожидала увидеть беззаботную усмешку, его обычное самодовольное важничанье, но он казался до странности подавленным. Чтобы не разбудить Реми, Габриэль выскользнула в гостиную.

— Все прошло гладко? Касс? Как она…

— Отключилась. Пройдет, вероятно, некоторое время, прежде чем она проснется и поймет, что амулет исчез.

— И она тебя не заподозрит? Она не поняла, кто ты?

— Не поняла, — отрезал он.

Опасность миновала. Глаза Габриэль наполнились слезами.

— Ох, Мартин, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя? Отныне я твой должник.

Она импульсивно бросилась обнимать его, но Волк отстранил ее, отступив в тень.

— Нет, мадемуазель. Не… не надо никакой благодарности. Вы должны вернуться к нашему капитану и избавиться от обоих амулетов. Я же пойду спать. Я… я очень устал.

— Конечно. Это была долгая ночь для нас обоих, — растерянно и робко улыбнулась Габриэль. Ей хотелось скорее вернуться к Реми. Она не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не отберет у него эту дьявольскую игрушку. Уже в дверях спальни она обернулась. — Завтра мы поговорим с тобой обо всем более подробно, ты должен рассказать мне, что там произошло.

Волк в ответ только устало поклонился. Прежде чем Габриэль исчезла в своей спальне, ему показалось, что он услышал ее шепот: «Да благословит тебя Господь».

«Неужели это теперь возможно?» — вяло подумал он. Благословить человека, которого прокляли. Они с Габриэль, скорее всего, поговорят завтра, но он никогда не расскажет всего. У этой ночи были тайны, которые Мартин намеревался унести с собою в могилу.

Он спустился вниз по лестнице и покинул большой, погруженный в тишину дом через боковую дверь, которая вела в сад. Поскольку капитан разделил ложе с дамой своего сердца, Волк разместился вместе с конюхом в комнатах над конюшней.

Он плелся по садовой дорожке, не глядя под ноги на бесконечную грязь, загребая листву, все еще мокрую от дождя носками ботинок. Небо над головою очищалось от туч, которые уплывали, как вуаль с красивого лица ночи. Показалась луна, полная и яркая. Но Волк весь дрожал, сжимаясь от ее света. Он потер плечо: кожа зудела в тех местах, где ведьма кусала его в диком порыве сладострастия, спина горела от глубоких следов, проделанных ногтями Касс, сдиравших его кожу.

О боже, что он наделал? Неужели всего несколько дней назад он признался в любви к Мири и тут же предал ее? И не просто с какой-то там другой женщиной, а с ведьмой. Кому нужны какие-то оправдания, что Касс каким-то образом одурманила его и совратила. Он обязан был сопротивляться. Он должен был оказаться сильнее. Даже если бы ему когда-либо удалось завоевать сердце Мири, отныне он ее не достоин.

Он поднял голову, едва осмеливаясь посмотреть на блестящий шар, зависший в небе, такой далекий, такой недоступный. Слезы потекли по щекам Волка, и он мучительно взвыл.

Она была потеряна для него, его прекрасная лунная дама. Потеряна навсегда.

Кассандра Лассель забилась в свое подземелье, как зверь, загнанный в логово. Она понятия не имела, ночь или день был наверху, не знала, сколько времени прошло с той роковой ночи в «Шваль нуар». Ее в висках пульсировала боль, когда она снова и снова вспоминала о пережитом похмелье. Подобного похмелья с ней не случалось еще ни разу в жизни. Но и подобной ненависти она еще не испытывала.

Цербер прижимался к ее ногам, уже в который раз пытаясь уткнуться мордой в ее колени. Касс не реагировала. Он путался в ее юбках и скулил, явно не в силах понять неприветливости хозяйки. Касс ткнула его коленкой в грудь, отгоняя прочь.

— Пошел. Место.

Пес отошел, поскуливая. Было верхом безумия выражать свою неприязнь бессловесному животному, которое и понятия не имело, чем он ее прогневил. Но она уже изошла гневом на еще одно живое существо в своем окружении. Она слышала, как в дальнем углу комнаты приютилась Финетта, которая от ужаса старалась даже дышать бесшумно, чтобы не напоминать Касс о своем существовании. И следовало. Хозяйка чуть ли не с корнями вырывала волосы этой девки, когда таскала ее по полу.

Чудом Касс вообще не убила глупую служанку, избив ее до полусмерти. Она не знала, почему она не сделала этого, возможно, внутренний голос подсказал ей, что она все еще нуждается в Финетте. Хотя и не очень-то она ей помогла, как показала практика. Она подставила Касс, когда та нуждалась в ней больше всего. Так же, как и Цербер. Но не столько это терзало Касс, как то, что она сама себя подставила.

От этой мысли хотелось вырвать свои бесполезные глаза. Хватало того, что она лишена зрения, так зачем же еще было топить свой разум в бутылке, уступая старому демону. И это в самую важную ночь ее жизни, когда она, наконец, делала первый шаг к своему великому предназначению — зачатию дитя, о котором она столько мечтала.

Как она могла повести себя, словно проклятая слабоумная дура? Как она могла поддаться искушению? Конечно, этого бы не случилось, если бы ей не помогли, горько признавала она. Тот слуга с его убедительным голосом, такой усердный в своем внимании, такой велеречивый в своих похвалах, соблазнявший ее запахом коньяка. Только разве не вливал в ее горло. Касс понятия не имела, кто это был, но понимала, что он не был слугой в «Шваль нуар».

Она без труда догадалась, кому он служил. Габриэль Шене. Эгоистичной, коварной, двуличной суке. Без сомнения, она и этот проклятый мужчина хорошо посмеялись над ней, поздравляя себя с тем, как они одержали верх над бедной, слабовольной, слепой женщиной. Касс так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови. Ладно, она им еще покажет, насколько она слаба и беспомощна. Но даже задуманная месть не приносила ей радости, острие ее ненависти было затуплено безмерной тоской. В отчаянии она готова была хныкать, как Финетта, или скулить, как ее пес.

Габриэль, как ты могла так поступить? Касс и не думала делать больно Николя Реми. Она сдержала бы свое слово. Она отдала бы Габриэль медальон. Реми был нужен ей всего на одну ночь. Одну несчастную ночь.

Теперь вместо ребенка от такого мужчины, как прекрасный Бич, какое-то безымянное ничтожество зачало ее малышку. Касс прижала руку к животу, ее странное шестое чувство не оставляло сомнений, что она забеременела. Там уже начал жизнь ее ребенок, а она хотела предпринять шаги, чтобы избавиться от него. Но не могла. Пророчество Нострадамуса было весьма четким. Вчера ночью ей был дан единственный шанс. Теперь придется вложить собственную сталь и темную силу в свою дочь, и тогда станет совсем неважно, кем был ее отец.

Да, но он должен заплатить за содеянное. Этот хитрый жулик, этот одинокий волчонок. Касс разберется, кто он, выследит его, даже если на это уйдет вся ее жизнь. И тогда он будет молить ее о смерти. Смерть станет благословением по сравнению с тем, что его ожидает. Но пока у нее есть кому мстить и без него. Ей не надо искать свою бывшую подругу, женщину, которой она предложила все: свое темное волшебство, свою сестринскую преданность.

Габриэль заслужила наказание за свое предательство, и, к счастью, Касс не придется долго думать над наказанием.